Taken: , 1

6. КЕВИН

После обеда я получил «отгул». Дженнифер уснула и, судя по её усталому виду, собиралась проспать до самого ужина. Правда, перед этим мы ещё немного побрыкались в постели – но уже просто так, в качестве разминки; это не шло ни в какое сравнение с тем, что мы вытворяли накануне вечером и рано утром.

Я чувствовал себя пресыщенным и в то же время опустошённым. Среди любимых изречений моего отца есть и такое: слишком много – не к добру. В справедливости этой поговорки я убедился ещё в детстве, когда единолично слопал целую коробку шоколадных конфет; сейчас я испытывал нечто похожее.

Впрочем, не буду кривить душой. Дженнифер нравилась мне больше, чем другие хорошенькие-замужние-голубоглазые-блондинки, которых я встречал на своём пути (за исключением Монгфинд, разумеется); но это вовсе не значило, что я был в восторге от её сексуальной активности. Я искренне надеялся, что она не нимфоманка как таковая, а просто голодная, и со временем её пыл умерится.

Вернувшись в свою каюту, я первым делом проверил все комнаты на предмет присутствия «жучков». В последний раз меня взяли под наблюдение немногим более года назад, когда правление «Итальянских Астролиний» к своему ужасу обнаружило, что некое частное лицо через сеть подставных фирм завладело почти семью процентами акций компании. В результате тщательно проведённого расследования была установлена личность самого крупного, после правительства Италии, акционера – им оказался такой себе Кевин Макартур, человек с загадочным прошлым, несколько таинственным настоящим, но в целом обладающий безупречной репутацией и большим влиянием в определённых кругах. Всех представителей компании, пристававших ко мне с расспросами, я посылал… нет, нет, всего лишь к моим адвокатам. Специально созданная правительственная комиссия не нашла в моих действиях никакого криминала и в конце концов вынуждена была признать, что я владею акциями на вполне законных основаниях. Но поскольку я не предпринимал ни малейших попыток вмешательства в дела компании, руководство оной преисполнилось самых мрачных подозрений и организовало за мной тотальную слежку, в результате которой было потрачено много средств, времени и нервов, а ценность полученной информации равнялась нулю.

Побочным следствием этой истории было появление комплекса неполноценности у группы ведущих инженеров из «Microbugs, Inc.» крупной фирмы по производству электронных приборов слежения, чьими услугами пользовались агенты службы безопасности «Итальянских Астролиний». Когда я приходил домой и обнаруживал, что в моё отсутствие появилась очередная партия «жучков», притаившихся в самых неожиданных местах, то брал обыкновенный пульт дистанционного управления, нажимал любую кнопку, обычно красную, и все миниатюрные телекамеры, микрофоны, записывающие устройства и микропередатчики разом выходили из строя. При этом бытовая электроника ничуть не страдала. У меня похитили не менее десятка таких пультов и, наверное, расщепили их на атомы, пытаясь понять, как они действуют, но, естественно, ничего не обнаружили. И не могли обнаружить – потому что пульты были самые обыкновенные. Когда шпионские страсти поостыли, ко мне обратился глава «Microbugs, Inc.» с предложением заключить взаимовыгодный контракт, но я послал его… нет, не к адвокатам.

«Жучков» в каюте не было. Впрочем, я и не ожидал их найти. Наблюдение за мной уже было снято, к тому же капитан де Марко слыл чрезвычайно щепетильным человеком и не потерпел бы подобного безобразия на своём корабле. Проверку я произвёл на всякий случай, чтобы исключить малейшую возможность риска. То, чем я собирался заняться, было частью моей большой тайны, о существовании которой никто не должен даже заподозрить.

Я запер входную дверь и зажёг наружную табличку «Просьба не беспокоить». Затем прошёл в кабинет и заказал автомату кофе. Получив чашку горячего ароматного напитка, я устроился в кресле за письменным столом перед включённым терминалом. Хотя в моём багаже находился новенький Apple IBM самой последней модели, путешествуя на «Никколо Макиавелли» я предпочитал пользоваться услугами обычного терминала, который предоставлял мне почти неограниченный доступ к свободным ресурсам мощных бортовых компьютеров. Утечки информации я не боялся – вычисления, которые сейчас выполнялись, не были секретными. А что же до возможного присвоения кем-то результатов моего труда, то те немногие, кто мог разобраться в этих результатах и присвоить их, прекрасно знали, что с Кевином Макартуром лучше не заводиться. Чревато-с…

В голографическом кубе стереомонитора симпатичные обезьянки строили друг дружке забавные рожицы. Я щёлкнул по клавиатуре, дезактивируя заставку. Обезьянки мигом убежали в свои электронные джунгли, и я увидел окошко с сообщением:

«Некорректно заданы краевые условия.

Операция прервана».

Это меня не огорчило, поскольку иного я не ожидал. До корректной постановки задачи было ещё далеко, а пока я занимался тем, что шаг за шагом выявлял прорехи в исходных допущениях и постепенно их устранял, медленно, но верно приближаясь к цели. Ведь, как известно, правильно сформулированный вопрос уже содержит в себе ответ; а остальное – дело техники.

Я сохранил результаты расчётов, чтобы впоследствии проанализировать их, затем отодвинул клавиатуру в сторону, освобождая перед собой стол, и достал из кармана ноутбук. С виду он ничем не отличался от миллиардов своих собратьев этой же модели, да и внутри не имел заметных особенностей – за исключением одного крохотного кристаллика, который весьма странным образом взаимодействовал с кольцом на среднем пальце моей левой руки, вернее, с голубым камнем в этом кольце.

Я включил ноутбук и в ответ на приглашение ввёл своё имя. Походя замечу, что любой другой на моём месте, сколько бы он ни набирал слово «Кевин», неизменно получал бы в ответ: «Неверный пароль». Собственно говоря, мне вовсе не обязательно вводить пароль, но по привычке я всегда это делаю. Это такой же рефлекс, как и щелканье пальцами.

На миниатюрном экране появилось несколько строк. Первая из них гласила:

«Скучаю, люблю, целую. Мама».

Далее:

«Кеви! Меня уже достали автоответчики! Когда-нибудь я придушу Бренду. Привет – от отца, поцелуй – от меня. Дэйра».

А вот и сама тётушка, чьи автоответчики так злят мою дорогую сестрёнку:

«Малыш, где ты спёр тачку?»

Без подписи. Очередная доставалка. Бренда гордится своим остроумием, но, на мой взгляд, её юмор несколько плосковат и весьма специфичен.

Два последние послания отличались от предыдущих своей конкретностью:

«Кевин. Нам нужно поговорить. Обязательно. Мел».

«Шеф. Возникли проблемы. Требуются инструкции. Фил Эндрюс».

Фил Эндрюс был одним из моих агентов и в данный момент выполнял важное задание. Я ожидал получить от него отчёт об успешно проделанной работе, но вместо этого было короткое сообщение, из которого следовало, что дела идут не так гладко, как хотелось бы.

Прежде чем связаться с Эндрюсом, я послал ответ Бренде:

«А тачка нехилая, круто шпарит. Встанет на рога, диаль – помогу укротить. Logoff».

Вдруг на экране начали появляться буквы, которые, казалось, излучали раздражение:

«К чёрту logoff! Даёшь мегабитную шину!»

Я так испугался, что даже выключил ноутбук. Через опосредствованный контакт вычислить местонахождение собеседника практически невозможно, а я, кроме того, прибегал ещё и к дополнительным мерам предосторожности; однако, имея дело с тётушкой Брендой, нельзя быть уверенным ни в чём. И дёрнул же меня чёрт подарить ей этот компьютер! Теперь она ни за что не угомонится, ведь задето её профессиональное самолюбие…

Спустя минуту я снова включил ноутбук и набрал код Фила Эндрюса. Опять же – я мог бы этого не делать, но по привычке сделал. Ответ последовал тотчас:

– Да, слушаю.

– Это я.

– Здравствуйте, шеф, – облегчённо произнёс Эндрюс.

Экран оставался пуст, изображения не было ни у меня, ни у моего собеседника. Со всеми своими агентами (или, если угодно, представителями), включая исполнительного директора корпорации, я общался, главным образом посылая письменные инструкции и получая письменные отчёты, и лишь в исключительных случаях, как этот, разговаривал по комму. Никто из них не знал меня в лицо и понятия не имел, кто я такой. Эндрюс и его сотрудники прибыли на Нью-Алабаму этим же рейсом, но они даже не подозревали, что я летел вместе с ними.

– Сейчас вы можете говорить? – спросил я.

– Да. Хотя не могу ручаться, что мой номер не прослушивается.

– Пустяки, – сказал я. Быть опознанным по голосу я не опасался. – Так что там стряслось? Вы смонтировали станцию?

– Нет, шеф.

– Почему?

– По причине нарушения контракта со стороны клиента. Один из заказчиков оказался неплатежеспособным.

– Кто именно?

– Банк «Купер и сыновья».

– Даже так! – не удержавшись, воскликнул я.

– Простите, что вы сказали?

Я быстро взял себя в руки.

– Я спросил: как же так? Ведь, по моим сведениям, банк Купера – один из столпов ньюалабамской экономики.

– Так оно и было, шеф. Но сейчас это почтенное учреждение переживает не лучший момент в своей истории.

– А поконкретнее?

– Для начала, его ограбили.

Я чуть не брякнул: «Всего-то десять миллионов! Эка безделица!» но, к счастью, вовремя опомнился.

– Каковы масштабы ограбления?

– Сравнительно небольшие. Десять миллионов земных марок наличными и ещё примерно столько же успели растащить компьютерные взломщики. Но последствия этого события оказались для банка катастрофическими.

– Ага! – произнёс я, уже начиная понимать.

– Дело было ночью, – продолжал Эндрюс. – А ночь на Нью-Алабаме для всех ночь, поскольку 95 процентов суши находится в одном полушарии. Грабительница, которая взяла наличные, полностью отключила систему безопасности, и на несколько часов все базы данных банка, даже самые секретные, стали доступными для любого желающего…

– Так это была женщина? – переспросил я, рассудив, что мой интерес будет выглядеть вполне естественно.

– Женщина, – подтвердил Эндрюс. – Мало того, она жена мистера Купера.

– Председателя правления банка?

– Да. Говорят, ей до чёртиков надоел муж, вот она и бежала от него, прихватив деньжата.

– Неужели ей удалось скрыться?

– Она улетела на «Никколо Макьявелли», а об ограблении стало известно уже после того, как корабль ушёл в гиперпространство. Лихая девчонка! – В голосе Эндрюса послышались одобрительные нотки. – Она всё просчитала. Похоже, ей удастся выйти сухой из воды.

– То есть, вы намекаете, что в ближайшее время станция не заработает?

– Боюсь, что так.

– Почему?

– В свете фактов, которые стали известны благодаря вмешательству миссис Купер, нам следует воздержаться от выполнения контракта. Таково моё мнение.

– Всё так серьёзно?

– Увы, очень серьёзно. В ближайшее время банк «Купер и сыновья» прекратит своё существование, а сам мистер Купер окажется на скамье подсудимых и, судя по всему, проведёт остаток своих дней за решёткой.

– По каким обвинениям?

– Их целый букет. Финансовые злоупотребления, сокрытие доходов в особо крупных размерах, подкуп должностных лиц, отмывание «грязных» денег и тому подобное.

– Могу я ознакомиться с фактами?

– Разумеется, сэр, – ответил Эндрюс. – Минуточку.

Через минуточку я получил документальные свидетельства о махинациях банка Купера и принялся изучать их. Эндрюс по ходу давал короткие комментарии, затем подытожил:

– Сами посудите, шеф. Можем ли мы участвовать в проекте, крупнейший частный инвестор которого заведомо неспособен выполнить свои обязательства?

– Не можем, – согласился я. – Что говорит по этому поводу правительство?

– По понятным причинам оно было бы радо замять скандал, но ситуация вышла из-под его контроля. Вчера я имел разговор с министром связи, и в качестве возможного выхода из ситуации он предложил подписать специальный протокол, согласно которому все обязательства «Купера и сыновей» берёт на себя Федеральный банк Нью-Алабамы.

– Ни в коем случае, – ответил я. – Доля государства не должна превышать двадцати процентов. – Я сделал паузу, как будто колеблясь, хотя на самом деле уже принял решение. – И вообще, никаких специальных протоколов. Теперь мы вправе расторгнуть контракт и предъявить иск о выплате неустойки, что, собственно, и сделаем. Когда ближайший рейс на Землю?

– Через сорок часов.

– Значит, времени на сборы достаточно. Сворачивайте работы и возвращайтесь. У вас есть возражения?

– У меня есть свои соображения, – осторожно ответил Эндрюс. – Но, видимо, ваше решение окончательное.

– Так оно и есть, мистер Эндрюс. Возвращайтесь на Землю и ждите дальнейших распоряжений. Удачи вам.

Я прервал связь и, откинувшись на спинку кресла, тихо, но от души рассмеялся. На это было две причины. Во-первых, я думал о том, что Дженнифер даже не подозревает, как жестоко она отомстила мужу. Вот-то она обрадуется, когда узнает! А во-вторых, я испытывал облегчение при мысли о том, что выпутался из весьма щекотливой ситуации. Я не мог бросить Дженнифер на произвол судьбы и, разумеется, взял бы её с собой, оказавшись в положении соучастника преступления. Нет, я не боялся судебного преследования; но было бы нежелательно, чтобы моё имя, пусть и косвенно, было связано с гиперволновыми передающими станциями. Время открывать карты ещё не пришло.

Насмеявшись вволю, я подключил ноутбук к терминалу, предварительно отсоединив последний от общей корабельной сети. Следующий контакт предполагался визуальный, и для этих целей больше подходил голографический стереомонитор, чем миниатюрный двухмерный экранчик.

Затем я прикрыл глаза и сосредоточился, взывая к глубинным силам мироздания. Мои волосы стали золотистыми, лицо округлилось, приобрело женоподобные черты, а на щеках заиграл девичий румянец. Я размежил веки – теперь мои глаза были голубыми. Порывшись в ящике стола, я достал помаду и нанёс её тонким слоем на губы. Посмотрел на себя в зеркальце. Какой ужас! Отлично.

Я пододвинул к себе клавиатуру и набрал код. На сей раз ответа пришлось ждать почти две минуты. Наконец на экране появилось изображение огромного темноволосого мужчины с типично славянскими чертами лица. Он восседал на внушительном, под стать его комплекции, вращающемся кресле, окружённый со всех сторон светящимися мониторами. Это был Антон Стоич, один из лучших биржевых игроков Галактики и самый ловкий из лучших. Увидев меня, он тотчас надавил своей громадной ручищей кнопку, включающую полную звуко-и видеоизоляцию.

– Здорово, Пит, чёртов засранец! – в своей обычной манере поприветствовал меня Антон. – Где ты пропадал, старый педрило?

Я застенчиво улыбнулся:

– Дела, дружок.

Стоич громогласно захохотал:

– Знаю я твои дела! – Он считал меня (вернее, Пита Мердока) «голубым», а я не пытался разубедить его, поскольку это было частью моей игры.

– Как успехи? – спросил я.

– Колоссально! Твоя наводка опять сработала.

– Как всегда, – заметил я.

– Да, как всегда. За последние десять дней курс ньюалабамского доллара подскочил на восемьдесят пунктов. У тебя семь с половиной миллиардов чистой прибыли. Да и я в накладе не остался.

– Не сомневаюсь, дружок. Теперь начинай продавать.

– Что? Ньюалабамские доллары?

– Да. Спусти их в течение недели.

Антон насторожился:

– А что случилось?

– Через неделю, но не раньше, начнётся обвальное падение курса. На некоторых биржах, возможно, их даже снимут с торгов. Воспользуйся этим и снова начинай покупать. Но осторожно, старайся не привлечь к себе внимания.

– И всё-таки, что произошло? Будет на Нью-Алабаме станция гиперсвязи или нет?

– Будет.

– Тогда почему ты предрекаешь обвал?

– Я не предрекаю, а знаю, что это произойдёт.

– Но…

– Всему своё время, Антоша, – слащавым голосом произнёс я. – Разве когда-нибудь я давал тебе кривые наводки?

– Ни единого раза. – Он покачал головой. – Эх, знать бы мне твои источники информации.

– Мои источники информации – это мои, а твой источник – это я.

Стоич вздохнул:

– Вот что я тебе скажу, Пит. Возьмут нас в конце концов за жопу, поставят лицом к стене и поимеют в одно место. Впрочем, тебе не привыкать, но мне-то каково! – Он смачно загоготал, веселясь собственной пошлой шутке.

– Стало быть, ты отказываешься от дальнейшего сотрудничества?

Похоже, Антон ни на шутку испугался такой перспективы. Он даже привстал и протестующе замахал руками.

– Ни в коей мере, дружище, – с жаром произнёс он. – Ни в коей мере. Ты не только растлитель малолетних мальчиков, но и совратитель взрослых, вполне гетеросексуальных маклеров.

– Рад это слышать, – и я кокетливо подмигнул ему.

Стоича, примерного семьянина, отца троих детей, передёрнуло.

– Ты хищник, Пит, кровопийца. Твои сведения – как наркотик. Я уже прочно сел на иглу, и теперь, когда подолгу не вижу твою мерзкую рожу, у меня начинается ломка.

Я хмыкнул. Весьма своеобразный комплемент – но вполне в духе наших отношений с Антоном Стоичем.

– Вот и ладненько, – произнёс я с довольным видом. – Кстати, ты продолжаешь скупать акции «Итальянских Астролиний»?

– Естественно. Всё идёт как по маслу.

– И никаких подозрений?

– Никаких. Я бы почуял неладное. Ты был прав – этот Макартур оказал нам неоценимую услугу. Рынок до сих пор лихорадит. Все продают, все покупают – в такой неразберихе работать одно удовольствие.

– Значит, договорились?

– Договорились. Я продаю ньюалабамские доллары, а затем жду обвала. Надеюсь, он произойдёт.

– Не сомневайся, – ответил я и, попрощавшись, прервал связь.

С чувством глубокого удовлетворения и с изрядной долей отвращения я вытер с губ помаду и снова поглядел в зеркало. Стоич прав – мерзкая рожа. Педик поганый. Как мне надоела эта игра!

Я вернул свой естественный облик и облегчённо вздохнул. В сущности, Кевин Макартур парень что надо… правда, живёт он во лжи. Много фальши, притворства, лицемерия – сколько так может продолжаться? Последние четырнадцать лет я веду не двойную и даже не тройную жизнь, а N-ную, где N – целочисленная переменная, которая варьируется в довольно широких пределах.

Перед следующим сеансом связи я позволил себе расслабиться. На этот раз мне не нужно притворяться, не нужно играть, а нужно просто быть самим собой. Собой изначальным – тем, кем я есть от рождения. То бишь Кевином из Авалона, сыном Артура и Даны.

Я набрал с клавиатуры имя «Малкольм» и нажал клавишу ввода. Внутри голокуба заклубился густой молочно-белый туман. Это явление поставило бы в тупик любого специалиста по оптоэлектронике. Терминал жалобно заскулил, не в силах понять, что происходит, его процессор тщетно пытался восстановить контроль над вышедшей из повиновения видеосистемой. Чтобы успокоить его, я варварски надавил кнопку сброса. Привычный к таким штучкам ноутбук, воспользовавшись моментом, полностью перехватил управление стереомонитором. После перезагрузки терминал оказался в подчинённом режиме и больше не стал протестовать.

– Это ты, Кевин? – раздался вопрос из тумана.

– Да, я. Во всяком случае, мне так кажется.

– Судя по всему, это ты, – подтвердил мой собеседник. – Подожди, сейчас я перейду в другую комнату. Здесь слишком много народу.

Я подождал. Спустя минуту туман расступился, и я увидел высокого стройного парня с русыми волосами и голубыми глазами. Он был одет в алую с золотом мантию и костюм из тёмно-синего бархата; на его голове красовался щегольской берет с белым пером, а на широком, шитом серебром поясе висела шпага в инкрустированных ножнах.

Его звали Малкольм, короче – Мел, и он был моим двоюродным братом. Даже больше, чем двоюродным, поскольку его мать Бренда приходилась родной сестрой моему отцу, а его отец Колин Лейнстер был сыном брата моей бабушки по материнской линии. Впрочем, в аристократических кругах запутанные родственные связи явление весьма распространённое.

– Привет, Мел, – произнёс я. – С какой стати ты так нарядился?

– По случаю объявления о помолвке. Жаль, что ты не с нами.

– А что за помолвка? – поинтересовался я.

Мел был удивлён:

– Разве Дэйра не оставила тебе сообщения?

– Оставила. Что собирается придушить твою мать.

– Ага. Видно, она сильно расстроилась, опять нарвавшись на твой чёртов автоответчик.

– Похоже, что так, – согласился я. – А чью помолвку вы отмечаете?

– Мою.

– Вот здорово! Наконец-то ты решил остепениться. Поздравляю, Мел, взрослеешь.

Он фыркнул:

– Чья бы корова мычала! Готов поспорить, что в спальне тебя дожидается очередная блондинка.

– Даже если так, – парировал я, – то она одна.

Мел смутился:

– Ну, знаешь…

Он был вроде нашей семейной достопримечательности – этакий придворный плэйбой. Однажды, когда Мелу ещё не исполнилось четырнадцати лет, его матушка решила поцеловать сыночка перед сном, вошла в спальню… и застала своего малыша в обществе двух молоденьких девушек, с которыми он мило развлекался в постельке. Бренда была в шоке, да и Колин не очень-то радовался, когда узнал, что его сын уже мужчина. С тех пор Мел перестал таиться и так загулял, что вскоре переплюнул даже дядюшку Амадиса с его многовековым опытом соблазнения женщин. Признаться, я полагал, что это всерьёз и надолго, а потому был несколько удивлён известием о помолвке.

– И кто же твоя суженая? – спросил я.

Лицо Мела расплылось в улыбке. Я просто обалдел – это было то, что я называл улыбкой влюблённого идиота.

– Она необыкновенная женщина! – восторженно сообщил он.

– Не сомневаюсь. Ведь ей удалось укротить тебя.

Видимо, Мелу надоело стоять перед зеркалом. Он пододвинул стол и уселся на него, свесив ноги.

– Не укротить, а покорить, – уточнил он.

– Тем более. Я сгораю от желания познакомиться с ней.

– А вы знакомы. С самых пелёнок. Ведь она твоя сестра.

– Крошка Ди?! – воскликнул я.

По понятным причинам Мел содрогнулся. Челюсть его на мгновение отвисла.

– Нет, что ты! Такое ещё скажешь… Тоже мне, остряк нашёлся!

Я и сам видел, что пошутил неудачно. Наверное, правы те, кто говорит, что у меня своеобразное чувство юмора. Крошка Ди была, пожалуй, самой красивой из моих сестёр – очень похожа на тётю Бренду, только с рыжими волосами и зелёными глазами, – но, увы, её изящная красота не предназначалась для мужчин. В детстве Мел и Ди были неразлучной парочкой, сверстники даже дразнили их женихом и невестой, впрочем, совершенно напрасно. Наши родители придерживались единодушного мнения, что Мел и Ди оказали друг на друга плохое влияния, правда, расходились в том, кто из них виноват больше – то ли Мел пристрастил Ди к девчонкам, то ли под влиянием Ди Мел стал таким отъявленным бабником. Кстати, Колин и Бренда отстаивали первую версию, а мои отец и мать были приверженцами второй. Лично я считал, что все четверо не правы и дело, скорее, в наследственности, нежели в чьём-то дурном влиянии. Мел – это второй дядя Амадис; а если копнуть глубже в прошлое, то так и просится сравнение с нашим прадедом, королём Эмрисом Пендрагоном, который оставил после себя свыше дюжины внебрачных отпрысков. Что же касается Ди, то и в её случае имеются семейные прецеденты. За примерами далеко ходить не надо: в Солнечном Граде сплетники поговаривают, что в период между своим первым и вторым замужеством Бренда была не прочь прошвырнуться по голубой стороне улицы. При всей моей любви к тётушке я сильно подозревал, что в этих сплетнях есть доля сермяжной правды.

Болезненная реакция Мела на мою сомнительную остроту объяснялась очень просто. Четыре года назад, вконец измученный незаслуженными упрёками родителей, он загорелся идеей «перевоспитать» крошку Ди. Не знаю, как ему удалось уломать её (слово «соблазнить» здесь явно не подходит), но ничего хорошего из этого не получилось. После первой же ночи, проведённой с Мелом, Ди откровенно заявила мне, что она, цитирую, «лишний раз убедилась, что все мужчины – грубые животные»; а Мел, прежде не терпевший ни единого поражения и оттого сверх меры самоуверенный, в одночасье обзавёлся целым букетом комплексов, от которых мучительно избавлялся в течение двух месяцев, ежедневно проводя по сорок минут на мягкой удобной кушетке в кабинете дяди Брендона, по совместительству исполнявшего обязанности нашего семейного психоаналитика.

– Это Алиса? – уже серьёзно спросил я.

Алиса была ещё молоденькой и не блистала красотой, но в ней присутствовало какое-то своеобразное очарование, которое действовало на мужчин почти безотказно. И так же безотказно действовали на неё мужчины. Погуливать она начала с одиннадцати лет (короче, семейка у нас что надо!), и к своим шестнадцати годам уже обладала немалым опытом. Совсем недавно отец с мрачной иронией заметил, что Мел и Алиса – два сапога пара, вот бы им пожениться. Неужто он попал в точку?..

Однако Мел отрицательно покачал головой:

– Опять мимо. Это Дэйра.

От неожиданности я икнул. Потом икнул ещё раз. Потом выдвинул ящик стола и демонстративно принялся рыться в нём.

– Что-то ищешь? – осведомился Мел.

– Верёвку и кусок мыла, – ответил я. – Чтобы повеситься.

– Завидно, да?

Я резко задвинул ящик и уставился на Мела. Он не шутил, он спрашивал на полном серьёзе. С ума сойти!

– Чёрт возьми, Мел! Как же тебя угораздило?

Он пожал плечами:

– Сам не знаю. Вернее, сейчас я удивляюсь, что не влюбился в неё раньше.

– Раньше ты называл её тётей.

– Это было давно.

– Она старше тебя.

– Всего лишь на полтора года.

– По времени Авалона. А на самом деле… Послушай, Мел, кому ты мозги пудришь – себе или мне? Когда ты был младенцем, Дэйра частенько меняла тебе пелёнки.

– Тем лучше. Она знает меня, как облупленного, и не ждёт никаких сюрпризов.

– Но ведь вы родственники по обеим линиям.

– Так же, как и Эрик, – парировал Мел. – Он тоже родственник по обеим линиям, да ещё на восемь лет младше меня. Однако в его случае ты не возражал и даже огорчился, когда они разошлись.

Эту карту мне крыть было нечем. Поэтому я пропустил мимо ушей последнее замечание и спросил:

– Как отреагировали на это родители?

Легкомысленное выражение напрочь исчезло с лица Мела. Он мигом посерьёзнел и даже занервничал.

– Здесь что-то нечисто, Кевин, я нутром чую. Мои предки поартачились немного, но только ради проформы. Главным образом, их смущала разница в возрасте. Что же касается твоих, то… В общем, после того как Дэйра поговорила с ними, они вроде бы смирились с неизбежным. Но теперь твоя матушка так смотрит на меня…

– Как?

– Ну, сочувственно, что ли. Понимающе. Как будто всё, наконец, стало на свои места.

– Интересно – что? Ты спрашивал Дэйру об их разговоре?

– Она уклонилась от прямого ответа и тотчас сменила тему. Но ведь я не дурак, Кевин. Пусть Источник для меня закрыт, это ещё не значит, что я безнадёжно глуп.

– У тебя есть какие-то соображения?

– Боюсь, что да.

– Ага, ясно. Поэтому ты обратился ко мне?

Он молча кивнул.

– Хочешь, чтобы я всё выяснил?

Несколько секунд Мел в нерешительности покусывал губы. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Не думаю, что хочу. Просто мне нужно было с кем-то поговорить… А ты всегда понимал меня.

– Да, Мел. Я понимаю тебя.

– Всё равно Колин мой отец. Даже если окажется, что я… что я не его сын.

– Ты его сын, Мел. В любом случае, ты его сын.

– Но кровь…

– Плевать на кровь! Мы чересчур много внимания уделяем крови. Роемся в грязном белье, судачим, кто с кем и когда спал. Противно… И вообще, разве Колин давал тебе повод усомниться, что он твой настоящий отец?

– Нет. Он – нет. Зато мама… Порой она делала странные замечания в мой адрес…

– Какие же?

– Ну, например, что я весь в своего отца. А ведь я совсем не похож на… на отца. По крайней мере, что касается женщин. Но тот, другой, – с ним у меня действительно много общего.

Тот, другой, был Морган Фергюсон. Мы оба недолюбливали его: я – из-за Монгфинд, а Мел – из-за матери. В Авалоне ни для кого не секрет, что в своё время у Бренды был роман с Фергюсоном, но даже самые злые языки признают, что их связь прекратилась ещё до её замужества. Если же подозрения Мела подтвердятся, налицо будет тот редкий случай, когда сплетники ошибались насчёт людей в лучшую сторону.

Правда, мне с трудом в это верилось. Сколько себя помню, Колин и Бренда всегда были образцовой супружеской четой. Иногда я по-доброму завидовал той семейной идиллии, в которой воспитывались Мел и его младший брат Бриан. В моей же семье идиллия была разрушена, когда мне стукнуло десять лет…

– Если это окажется правдой, – произнёс Мел, нарушая тягостное молчание, – ты не возненавидишь меня?

– С какой стати?

– За то, что я сын…

– Для меня ты сын Колина, Мел.

– Да, но в моих жилах, возможно, течёт кровь человека, который причинил тебе боль.

– Прежде всего, я сам причинил себе боль. По собственной глупости, – отрезал я; мне был неприятен такой поворот разговора. – Давай оставим это.

Мел кивнул:

– Извини.

– Ладно уж. Так когда ваша свадьба?

– Семнадцатого.

– Так скоро?!

– Нет, в следующем месяце. Соберётся толпа родственников. Надеюсь, ты тоже будешь?

– Ясное дело. Если, конечно, к тому времени вы не одумаетесь.

– Не одумаемся. Мы просто созданы друг для друга.

– И давно вы это поняли?

– На прошлой неделе. – Заметив мою ухмылку, Мел поспешил добавить:

– Только ты не подумай, что это несерьёзно.

– Я так не думаю, – ответил я, хотя думал именно так. – Судя по всему, озарение пришло к вам в постели. Или я ошибаюсь?

Мел опять смутился. При всей своей распущенности он был очень застенчив, что, как ни странно, только способствовало его успеху у женщин.

– Ну… В общем, ты угадал.

– И кто кого соблазнил? Держу пари, что Дэйра тебя.

– В яблочко! – послышался знакомый голос.

Мел посмотрел в сторону и спрыгнул со стола. Секунду спустя в поле моего зрения появилась красивая девушка-шатенка в восхитительном платье из золотой парчи. Её бойкие карие глаза лучились весельем и озорством.

– Привет, Кеви, – весело произнесла она. – Чертовски рада видеть твою мордашку.

– Здравствуй, сестрёнка, – сказал я нежно.

Я любил Дэйру. Впрочем, её любили все – несмотря на то, что порой она бывала невыносима. У неё был потрясающий дар выводить людей из себя, а потом, с помощью одной лишь улыбки, заставлять их забыть обо всех обидах. По натуре своей она была музыкантом, но, к сожалению, в детстве родители проглядели её талант и не позаботились о его развитии. В результате Дэйра умела играть только на одном инструменте – человеческих нервах – и играла упоённо, подчас теряя чувство меры. Мало кто мог выдержать до конца её затяжные сольные концерты, и, может быть, потому три предыдущих брака Дэйры распались в рекордно короткие сроки. Последний её муж, так сказать долгожитель (он протянул почти полтора года), доверительно поведал мне, что в небольших количествах Дэйра – объеденье, но когда её слишком много, начинается изжога. Я бы ещё поспорил с терминологией, но какой смысл придираться к словам, если они достаточно верно отражают суть.

Дэйра подошла к Мелу и прижалась к нему, как кошечка. Он обнял её за талию. Я вынужден был признать, что они хорошо смотрятся вместе. Обычно Дэйра выглядит старше, взрослее, но сейчас она снова приняла облик совсем молоденькой девушки – ещё один признак того, что она влюбилась.

– Несмотря на дурные предчувствия, – с мрачной торжественностью изрёк я, – от всей души поздравляю вас и желаю многих часов счастья. Сестричка, ты каждый раз самая прекрасная невеста в мире.

– Ты неисправим, братец, – сказала Дэйра, впрочем, ничуть не обидевшись. – Всё тот же казарменный отцовский юмор… Кстати, у твоей новой блондинки отвратительный вкус.

Я немного растерялся:

– С чего ты взяла?

– Та помада, что осталась у тебя на губах, выглядит просто ужасно. Грубо и вульгарно.

– Ага. – Я тщательно вытер губы. – Это… это не её помада.

– А чья?

– Моя.

– Что ты с ней делаешь?

– С помадой или с блондинкой?

Дэйра рассмеялась:

– Однако ты шут, Кеви! Что ты делаешь с блондинкой, я как-нибудь сама догадаюсь. Но зачем тебе помада?

– Я ем её. Очень полезно и питательно, кстати. Никакого холестерина.

– А серьёзно?

Я потупился:

– Мне так стыдно, друзья! Вы поймали меня с поличным. Я тайный гомосексуалист. Моя жизнь разбита…

– Прекрати, несносный!

– Хорошо. Это остатки грима. Я играл роль в театре одного актёра. Сюрреалистическая пьеса с элементами гротеска. Называется «Голубая мечта».

– Ключевое слово, как я понимаю, «голубая»?

– Разумеется. Но и «мечта» несёт определённую смысловую нагрузку.

– Ладно, – отозвался Мел, который моментально затосковал, когда мы с Дэйрой начали свою обычную словесную разминку. Он сразу почувствовал себя в нашей компании третьим лишним. – Вы тут поболтайте, а я пойду. Постараюсь отвлечь матушку – она уже спрашивает, где мы запропастились. Пока, Кевин. Надеюсь увидеть тебя на нашей свадьбе.

– Если она состоится.

– Не каркай. Ворон!

Когда Мел вышел, я укоризненно сказал Дэйре:

– Сестричка, тебе не стыдно совращать малолетних?

Она внимательно посмотрела на меня:

– Это шутка, или ты говоришь серьёзно?

– И то, и другое.

– Я люблю его, Кеви.

– Я вижу. И это меня беспокоит. Мне больно, когда ты страдаешь.

– Сейчас я счастлива. С Мелом будет всё по-другому.

– У тебя каждый раз по-другому. И с Эриком было по-другому. А конец всегда один и тот же – твоё разбитое сердце.

Дэйра покачала головой:

– Мел прав. Ты – ворон.

– Зови меня Кассандрой, – сказал я. – Поверь, милая, мне хотелось бы ошибиться. Ведь я желаю тебе только добра.

– Знаю, Кеви. Я тоже люблю тебя. – Она немного помолчала, затем добавила:

– Не беспокойся. С Мелом действительно всё будет иначе. Раньше у меня были сомнения, дурные предчувствия – но сейчас их нет. Кто знает, может быть, я нашла своего принца.

– Дай-то Бог… Кстати, как это получилось?

Дэйра лукаво улыбнулась:

– Всему виной «Дом Периньон». Неделю назад я выпила лишнего и с бухты-барахты заявила Мелу, что уже несколько лет жду не дождусь, когда он соизволит подвалить ко мне с нескромным предложением. Бедняжка прямо-таки обалдел, и мне чуть ли не силой пришлось тащить его в постель. А на следующее утро мы поняли, что просто не можем жить друг без друга.

– Очень романтическая история, – заметил я. – Могу представить, как радовались родители.

– Я их успокоила.

– Но грубо сработала. Теперь Мел полон подозрений. Ты недооценила его проницательность.

– Я недооценила глубину его внутренних сомнений, – возразила Дэйра. – Достаточно было слабого толчка, чтобы его подозрения стали осознанными.

– Так он действительно сын Моргана?

– Да.

Я удручённо вздохнул:

– Рушится ещё один идеал.

– Ты о чём?

– О мнимой верности Бренды.

– Зря ты так думаешь. Она никогда не изменяла Колину.

– А как же Мел?

– Это весьма занимательная история. Бренда забеременела ещё до того, как Колин женился на ней. В то время он тайно боготворил её и мечтал свернуть Моргану шею. А когда выяснилось, что Бренда ждёт ребёнка, Колин воспользовался ситуацией и сделал ей предложение.

– Но ведь Мел родился… Ах, чёрт!

– Сообразил, наконец?

– Да, – кивнул я. – Помню, отец ещё шутил по поводу затянувшегося медового месяца. Сначала Колин и Бренда отправились в длительное свадебное путешествие, а вернувшись, то и дело исчезали на несколько дней, рано уходили спать, поздно просыпались… На самом же деле они уходили в медленный поток времени!

– Вот именно. А где-то через полгода Колин радостно сообщил родственникам, что Бренда на третьем месяце беременности. Уловка стара, как мир, но сработала.

– Однако тебя им провести не удалось.

– Только потому, что я узнала об этом даже раньше, чем Бренда. Мне показался подозрительным её аппетит, и я… я поступила не очень порядочно – но тогда я была нахальным, бесцеремонным подростком.

– Морган не догадывается, что Мел его сын?

– Думаю, что нет. Но наверняка утверждать не стану. Ведь он хитёр, как дьявол.

Я хмыкнул:

– А зачем, собственно, понадобился этот обман?

– Трудный вопрос. Лично я полагаю, что Бренда хотела избежать соблазна.

– Какого соблазна?

– Женить на себе Моргана. Что бы там ни говорили, в то время она была влюблена в него по уши, но всё же ей хватило ума понять, что у их отношений нет будущего. Поэтому Бренда и приняла предложение Колина; а дальнейшее – яркий пример того, как любовь рождается уже в браке.

– Так ты думаешь, что если бы Морган узнал о ребёнке, он бы женился на Бренде?

– Почти уверена в этом. По-своему он любил её и сильно переживал, когда она порвала с ним и решила выйти замуж за Колина.

– Жаль… – невольно вырвалось у меня.

Дэйра с сочувствием посмотрела мне в глаза и грустно усмехнулась.

– Бедный братик. Когда же ты излечишься?

– Не знаю, – ответил я. – Порой мне кажется, что никогда.

– Ты себя истязаешь, Кеви. Твоя фикс-идея насчёт блондинок с голубыми глазами, да ещё непременно замужних…

– Не надо, сестричка! – взмолился я, хотя понимал, что это не поможет. У Дэйры всегда была на подхвате парочка знакомых брюнеток (незамужних, а порой и девственниц), с которыми она пыталась меня свести. В лучшем случае мне приходилось выслушивать хвалебные оды в адрес её новых подруг, а в худшем – целый вечер скучать в обществе какой-нибудь темноволосой красавицы, чтобы затем на прощанье целомудренно поцеловать её в щёчку.

К счастью для меня, в этот самый момент сработала сигнализация.

– Что происходит? – удивилась сестра, озадаченно глядя на красную мигающую надпись между нами: ТРЕВОГА! АТАС!! ХАКЕР!!!

– Это Бренда, – объяснил я. – Снова пытается запеленговать меня. Очевидно, у Мела было на лбу написано, что он разговаривал со мной.

Дэйра пожала плечами:

– Вы как дети, право! Если бы я захотела, то давно бы вычислила, где ты прячешься.

Я чуть было не ляпнул: «Ну-ну, попробуй!» но вовремя прикусил язык. Лучше не испытывать судьбу.

– Ладно, сестрёнка, закругляемся, – сказал я. – Продолжим наш разговор в следующий раз. Передавай привет отцу и маме.

– Хорошо… Да, между прочим, ради чистого интереса. Что ты от нас скрываешь?

Я улыбнулся:

– Мир, населённый исключительно голубоглазыми блондинками. И все, как одна, замужние.

На самом же деле я скрывал бомбу замедленного действия. В один прекрасный день она рванёт, и тогда… Что будет тогда, во многом зависело от меня. Я должен был сделать так, чтобы эта бомба не разнесла в клочья Вселенную.

Taken: , 1