Бакунина Татьяна АлексеевнаРусские вольные каменщики

Т. А. Бакунина

РУССКИЕ ВОЛЬНЫЕ КАМЕНЩИКИ

С О К РА Щ Е Н И Я

Барсков - Барсков Я. Л. - Переписка Московских Масонов

ХVIII века. Петроград 1915.

18 в. - Осмьнадцатый Век, истор. сборн. изд. П. Бартеневым, т. II.

Восст. Декабр. - Восстание Декабристов. Матерьялы, т. VIII. дела следственной комиссии о злоумышленных обществах.

Алфавит Декабристов. Лен. 1925.

Ж. M. H. Пр. 1902 - Семека А. В. - Русские розенкрейцеры и сочинения имп. Екатерины II против масонства.

К. Фен. - Соколовская Т. 0. - Капитул Феникса. Петроград. 1916.

Лонг. - Лонгинов M. H. - Новиков и московские Мартинисты. М. 1867.

Лонг. Сочин. - Лонгинов М. H. - Сочинения, т. I.

Лопух. - Лопухин И. В. - Записки. Лондон. 1860.

Мас., I и II. - Масонство, т.т. I и II, изд. Задруга. М. 1914-15.

Мин. Годы, 1908 - Семевский В. И. - Декабристы-масоны.

Пекар. - Пекарский П. - Дополнения к истории масонства в России XVIII стол. СПБ. 1869.

Пыпин - Пыпин А. Н. - Русское масонство XVIII и пер. черв. XIX в. Петроград. 1916.

Р. Арх., 1864 Р. - Записка И. П. Елагина.

Р. Арх., 1875 - Записка о мартинистах, представленная в 1811 году

графом Ростопчиным вел. кн. Екатерине Павловне.

Рус. Бес., 1856 - Бартенев П. - М. И. Невзоров.

Р. Стар., 1877- Уничтожение масонских лож в 1822 г.

Р. Стар., 1881 - Толки и настроения умов в России по донесениям

высшей полиции в С.-Петербурге с августа 1818 по

1 мая 1819 г.

Р. Стар. 1883 - Записки де-Санглена.

Р. Стар., 1898 - Боровков А. Д. - Автобиографические записки.

Р. Стар., 1900 - Из воспоминаний Михайловского-Данилевского. 1822 г.

Р. Стар., 1907 - Соколовская Т. 0. - Обрядность прежнего русского

масонства.

Семевс., I - Семевский В. И. - Крестьянский вопрос в России, т. I.

Сок. Р. Маc. - Соколовская Т.O. - Русское масонство и его значение в истории общественного движения. СПБ.

Тихонр. IV и V - Летописи русской литературы и древностей, изд. П. Тихонравовым, т.т. IV и V.

Чтения, 1908 - Савва В. И. - Из дневника масона. 1775-76.

Якушкин - Записки И. Д. Якушкина. М. 1926.

История русского масонства давно привлекает внимание исследователей. Богатые архивные матерьялы позволили изучить почти исчерпывающе внешнюю организацию масонства и его ритуальную сторону. Опубликовано большое число документов, сохранилось не мало воспоминаний современников, и, поскольку речь идет о масонстве XVIII и начала XIX века, можно сказать, что его история если не написана, то в достаточной мере подготовлена работами М. Н. Лонгинова, А. Н. Пыпина, П. Пекарского, Т. Соколовской и др. Мало исследованными остаются до сих пор только матерьялы, которые можно было бы почерпнуть из заграничных масонских архивов, и нет еще справочников, которые облегчили бы работу историков русского масонства.

Некоторые мысли о русском масонстве, изложенные в этой книжке, явились в ходе работы по составлению одного из таких справочников - "Словаря русских вольных каменщиков". Он был задуман полнее, чем оказалось возможным его осуществить. В мой первоначальный план входило собрать имена по возможности всех русских вольных каменщиков и тех из иностранцев, которые были членами русских лож или были в связи с этими ложами во время своего пребывания в России. Предположено было начать со времени появления масонства в России, то есть с первой четверти XVIII в. и довести Словарь до конца XIX века. В процессе работы, однако, выяснилось, что Словарь должен быть ограничен первым столетием существования масонства в России, то есть завершиться, приблизительно, временем запрещения его в 1822 году.

Сведений о русских вольных каменщиках позднейшего времени в печатной литературе почти не встречается. И о масонстве вообще можно найти только упоминания; даже в записках лиц, заведомо принадлежавших к ложам, встречаются лишь иносказания или отрицательные оценки масонства. Тем не менее оно продолжало существовать, хотя и не как самостоятельная организация, а в лице отдельных членов иностранных лож, главным образом французских; но, по условиям внутренней жизни масонство не могло проявить настоящую жизненность. Утратив регулярность, оно утратило и свое значение деятельного фактора в культурной жизни страны. Внимание общества было завоевано новыми веяниями и интересами.

В начале XX века, как известно, масонство в России было распространено довольно широко, но приобрело к этому времени, в связи с политическими условиями страны, характер карбонарства. Внутренней связи с прежним русским масонством оно не имело, и рассмотрение его поэтому не было моей задачей. Умолчание о членах лож этого периода было естественным еще и потому, что многие из них живы.

В виду того, что я могла использовать только печатный матерьял, невозможно претендовать на полноту Словаря. Однако число зарегистрированных имен (около 1900) немногим уступает действительному числу русских вольных каменщиков. Это обстоятельство дает мне смелость поделиться своими наблюдениями, не откладывая до того времени, когда Словарь мог бы быть проверен и дополнен по архивным матерьялам.

Интерес такого Словаря, на мой взгляд, состоит в том, что он показывает нам живых людей; им имена дают нам больше, чем статистические таблицы. Наблюдения над этими живыми людьми, над характером и составом масонских лож, работавших не только в столицах, но раскинувшихся по всей России, дают достаточный матерьял для того, чтобы мы могли говорить об этом интересном явлении русской культурной жизни без обобщений, и в то же время не столько о его представителях, вожаках и выдающихся личностях, сколько о масонской массе. Попутно мне приходится касаться некоторых ложных представлений о русском масонстве, которые встречаются у его исследователей.

Масонство, занесенное в Россию, по преданию, Петром Великим, почти одновременно с его возникновением в современной форме на Западе, чрезвычайно быстро привилось и распространилось. Объясняется это тем, что появление масонства в России совпало с пробуждением общества, с первыми исканиями освобождавшейся мысли. Усвоив те этические начала, которые проповедывали вольные каменщики, русское масонство отбросило утопические стремления западно - европейского масонства и превратило орденское учение в популярную нравственную философию, идею которой и стало проводить в жизнь.

Такое быстрое распространение объяснялось, по-видимому, и тем, что в то время, как на Западе масонство было лишь одной из школ нравственной философии, у нас оно было единственной. Некоторую конкуренцию ему составило только вольтерьянство. Но русская почва для масонских идей была благодатнее. В Западной Европе масонство играло роль элементарной школы, через которую проходили и которая оставляла "теплые впечатления", у нас "масонские идеалы, как ни были они отвлеченны и неясны, дольше могли оставаться единственным нравственным руководством и стремлением. Это была особенно популярная форма нравственного воспитания".1) (Пыпин, 259. Такое утверждение особенно ценно потому, что А. Н. Пыпин ко многим сторонам масонства относится совершенно отрицательно.)

Этот взгляд можно подкрепить любопытной выдержкой из книги Рейнбека о конце XVIII века: - "Вы можете, наконец, думать о масонстве, как хотите, часто говорил мне один весьма почтенный человек, когда заходила об этом речь, - но я должен вас уверить, что его нынешняя недеятельность в России есть существенный и весьма чувствительный недостаток для взрослого юноши, - я разумею масонство в настоящем смысле слова. И если любящие отцы и почтенные друзья человечества вводят добронравных сыновей в союз в дружеском кругу, то им все-таки недостает живительного созерцания, которое так необходимо истинному масону. Да, я должен вам откровенно признаться, я очень склонен объяснять этим то отсутствие правил при успехах умственного образования, отсутствие правил, которое составляет такую резкую и общую черту в высших и низших классах в России; нет другого средства, которое бы могло больше действовать на внутреннее развитие, и такое учреждение, как масонство, именно в подобном государстве может сделать в особенности много; различные образованные классы общества уже не имеют теперь никакого центра соединения и остаются друг другу чужды. Что государству недостает масонства, это обнаруживается для внимательного наблюдателя везде в тех вещах, где имеются в виду общеполезные и благотворительные цели и где эти цели не достигаются от холодности, корыстолюбия и невнимательности тех, кому должно быть поручено их исполнение".2) ( Пыпин, 538-39. Эта выписка была приготовлена А. Н. Пыпиным для своей книги, но он не успел найти ей определенного места; она помещена редактором в примечаниях.)

Те же мысли мы находим в записках Михайловского-Данилевского, не смотря на признание, что ревностным масоном он не был и потому ему не для чего брать на себя защиту этой секты. 3) (Р. Стар. 1900, CIII, 634-35.)

Идея "духовного строительства", взаимного нравственного совершенствования и поддержки, распространения начал религиозной терпимости и пр., попав на нетронутую почву, получила особую чистоту в понимании русских вольных каменщиков. И вся их масонская работа, с первых шагов до момента запрещения в 1822 году, освещена "исканием истины", даже когда дело шло лишь о ритуалах, степенях или других тайных познаниях.

Не излагая истории русского масонства, что не может быть задачей краткого очерка, я только намечу путь его развития.

С той поры, как масонство окрепло, т. е. с начала царствования Екатерины II, начинаются искания "истинной системы". Наибольшее распространение получила трехстепенная система масонства, возглавленная Елагиным. Но, почти одновременно с нею, в Россию было занесено семистепенное масонство, называвшееся Циннендорфским. Оно получило также большое распространение, и в 1776 г. глава его, Рейхель, сделал попытку придти к какому-нибудь соглашению с Елагиным. Соглашение это состоялось, но продержалось недолго: в том же году последовал раскол. После этого поиски истины направляются в сторону Швеции, влияние которой продержалось в течение нескольких лет. Затем, с переходом первенства в делах масонских из Петербурга в Москву - снова берет верх немецкое влияние. Оно и преобладало до закрытия лож и разгрома предприятий Новикова. При восстановлении масонства в первые годы царствования Александра первенство снова оказалось за Шведской системой, и все существовавшие ложи объединились под главенством Великой Директориальной Ложи Владимира к Порядку. Но, по мере роста и распространения лож, накапливалось и недовольство многостепенной системой и высшим управлением, и в 1815 году произошел раскол, после чего численное и моральное преимущество перешло к вновь образованному союзу Великой Ложи Астреи, который вернулся к трехстепенному масонству.

Такова схема: искание истины, в данном случае - в системе, подчинение то одному иностранному влиянию, то другому, соединение, затем раскол, опять искания и т. д. Эти поиски истинного масонства выражены в одном из ответов Н. И. Новикова Шешковскому, в котором он передал сказанное ему Рейхелем: "...Но ежели увидишь, что чрез самопознание, строгое исправление самого себя, по стезям христианского нравоучения, в строгом смысле не раздельно ведущее; чужду всяких политических видов и союзов, пьянственных пиршеств, развратности нравов членов его; где говорят о вольности такой между масонами, чтобы не быть покорену страстям и порокам, но владеть оными, такое масонство или уже есть истинное или ведет к сысканию и получению истинного, что истинное масонство есть, что оно весьма малочисленно, что они не стараются нахватывать членов, что они по причине великого в сии времена распространения ложных масонов весьма скрытны и пребывают в тишине: ложные масоны всего этого не любят".4) (Лонг., 076)

Был пройден длинный путь, пока, наконец, сложилось убеждение, что масонский ритуал, говоря словами Феслера, должен быть "только поучительными образами, рассчитанными на благороднейшие чувства людей, образами, через посредство которых познанная разумом сущность масонства делается ближе к сердцу, согревает и одушевляет его".5) (Мас.,I, 109).

Внешность, различные системы и влияния не нарушали, однако, внутренней общности русского масонства. Любопытно, например, отметить, что три столпа масонства конца XVIII века - Новиков, Шварц и Н. Трубецкой - принадлежали к трем различным оттенкам ордена. Шварц был масоном германского строгого наблюдения, Трубецкой - масоном шведской системы, Новиков - циннендорфцем. Равнодушные к спорам о значении системы, по которой работали, они за нее не стояли, а держались ее лишь как средства общения с масонским миром.6) (Лонг., 145, 173)

Названным трем лицам и их ближайшим друзьям и соработникам мы и обязаны тем, что "русское масонство выделилось из западно-европейского, подчинилось условиям русского общества, сузило свои цели, сделалось выражением того общественного движения, которое до тех пор смутно сознавалось в обществе и которое нашло для себя наконец точку опоры в масонстве".7) (Ж. М. Н. Пр., 1802, II, 397)

В этом смысле отвечали сами московские вольные каменщики герцогу Брауншвейгскому: "В масонстве надо отличать два предмета. Внешность его, то есть степени, обряды и вообще организация - дело чисто условное и должны изменяться, согласуясь с обстоятельствами времени, если желать, чтобы оно приобрело влияние на мнения и истребляло предрассудки. Но сущность масонства не изменяется, и происходит оно от отдаленной древности, особенно в трех первых его степенях".8) (Лонг., 170)

Принимая все это во внимание, я считала бы правильным рассматривать русское масонство XVIII века, как нечто целое, не разбивая его на системы, которые не оказывали большого влияния на его сущность, и не разделяя на два периода, которые могут быть намечены лишь искусственно. Перерыв широкой деятельности вольных каменщиков, обусловленный запрещением лож Екатериной II и молчаливым подтверждением этого запрета при Павле, - следует рассматривать, как явление порядка внешнего, а не внутреннего. Если подходить к вопросу не с целью изучения систем и послушаний, а особо интересуясь личностью и составом деятелей, которые направляли интересы массы вольных каменщиков, то преемственность масонства XIX в. от масонства конца XVIII в. совершенно ясна. Между московским розенкрейцерством последних десятилетий XVIII в. и мистическим направлением Лабзинского кружка устанавливается некоторая внутренняя связь, если мы обратимся к деятелям того и другого, хотя бы к тому же О. А. Поздееву, розенкрейцеру и видному масону Новиковского времени, который при вторичной вспышке масонской деятельности, остается все тем же руководителем-мистиком. А сыновья его и И. П. Тургенева, так же как и сын И. Г. Шварца, отмечены в летописях масонства XIX века.

К любому моменту открытого существования масонства может быть отнесен взгляд кн. H. H. Трубецкого, выраженный им в словах: "...А как масонство есть единое средство, чрез которое мы можем человеков возбуждать к воззрению на самих себя, к почувствованию своей ничтожности и к покорению своей воли, то все силы наши к тому стремиться должны, чтоб средство сие распространить и тем собратий наших из когтей сатанинских исторгнуть..."9) (Барсков, 256)

Но и перешагнув за запрещение 1822 г., сжавшись в тайные кружки, русское масонство сохраняет то же направление: "".Были слова все те же, что и до запрета 1822: о борьбе со злом в мире и в самом себе, о восхождении по таинственной лестнице или о цепи, соединяющей мир земли и тленья с миром духа. На лестнице этой много ступеней, в цепи много звеньев, но главнейшие из них самопознание, покаяние, устройство внутреннего храма, высшее прозрение, у иных ищущий экстаз, у других великое безмолвие созерцания". 10) (К. Фен., 90)

Несомненно, однако, что на основе этого наивного искания истины путем систем и повиновений, русское масонство, под влиянием времени и других обстоятельств, пережило множество направлений и колебаний: от мистики до карбонарства. Отдавая дань времени, в царствование Екатерины основа его деятельности была - просвещение, а во времена Александра I на первый план были выдвинуты социально-политические вопросы.

Именно появление на сцену этих социально-политических вопросов и дало почву для обвинения масонства в том, что оно превратилось в организацию характера политического. Некоторая основательность этого обвинения может быть признана только по отношению ко времени образования тайных обществ и участия в ложах будущих декабристов.

Действительно, часть декабристов, 23 из преданных верховному суду, и 27 из членов тайных обществ и привлеченных к следствию, принимали участие в работах масонских лож. 11) (Мин. Годы, 1908, III, 138-140, 142-153; V-VI, 379-380). Но это ни в какой мере не дает нам права отождествлять, или ставить в зависимость одну от другой, две организации столь различные по духу и стремлениям. Прежде всего, не все члены тайных обществ были расположены в пользу масонской организации. Известно, например, отрицательное отношение к масонским ритуалам и их занесению в тайные общества, декабриста Якушкина. В записках он писал: "Они (то есть вольные каменщики, бывшие одновременно и членами тайного общества) привыкли в ложах разыгрывать бессмыслицу, нисколько этим не смущаясь, и им желалось некоторый порядок масонских лож ввести в Союз Благоденствия."12) (Якушкин, 31).

Были, правда, и такие, как например А. Н. Муравьев, которые прямо признавали на следствии, что они желали скрыть тайное общество под масонским покровом; или такие, как М. Н. Новиков, племянник знаменитого масона, которые считали масонскую ложу местом вербовки для членов Союза Благоденствия.13) (Мин. Годы, 1908, V-VI, 411). Но масса русских вольных каменщиков не была склонна к проведению в ложах линии политического либерализма и радикализма, и стала относиться враждебно к попыткам внесения политики в работы Братства. 14) (Мин. Годы, 1908, V-VI, 389).

Здесь опять будет уместным сослаться на свидетельство Михайловского Данилевского. В его записках есть такие слова: "... мы еще так несведущи в предметах, касающихся до политики, что правительству нельзя опасаться, чтобы беседы и разговоры о них могли сделаться целию масонских лож... скажу откровенно, что в русских масонских ложах я не слыхал никаких других разговоров, кроме о вспоможении бедным, словесности и об искусствах... Не опровергаю однако же чтобы между масонскими ложами не происходило злоупотреблений, но никакое человеческое учреждение не существовало без недостатков".15) (Р. Стар., 1900 СIII, 634-35)

Нет сомнения, что люди занятые политическими вопросами и радикально настроенные, шли в масонские ложи, привлеченные идеями свободы и равенства. Это стремление найти разрешение волнующих их вопросов в стенах масонских лож вполне объяснимо. Масонству, по самому существу его, прогрессивные политические идеи не могли быть чужды. Уважение к человеческому достоинству, устранение перегородок, которые воздвигались между людьми религиозными, государственными и сословными различиями, борьба с религиозной нетерпимостью, - все это естественно согласовалось; мечтами тех, кто стремился к пересозданию государственного строя, к реформе управления. И то, что в ложах сглаживались соблюдаемые во внешней жизни иерархические, служебные и сословные различия давало почву для распространения идеи политического и общественного равенства.

Впрочем тут же приходило и разочарование. Истинное масонство не занималось злобой дня и политическими действиями. Мало того: в его работах был даже элемент консервативности. А духовные искания не всегда могли удовлетворить таких людей, которые жаждали непосредственной деятельности и стремились к немедленному переустройству общества, не дожидаясь его духовного пересоздания. Именно в связи с этим, невидимому, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостол и Никита Муравьев прекратили посещение масонских лож и в 1819-20 г. были исключены. Также и Пестель оставил масонство в 1817 г. и в 1819 был исключен. Другие декабристы, напротив, оставались в ложах вплоть до запрещения масонства, а С. Г. Волконский был даже деятельным и ревностным членом ложи.

Что касается русского масонства конца XVIII в., то в его политической лояльности нельзя сомневаться. Хотя последователи мистицизма и масонства и были заподозрены в политических замыслах, но подозрения эта основаны на чистейшем недоразумении и интриге. Были, возможно, отдельные члены лож, которые пытались втянуть масонство в политическую игру. Но это не может быть отнесено к руководителям масонства и в особенности к наиболее пострадавшим во время разгрома кружка московских масонов. Ни стремление привлечь на свою сторону симпатии наследника Павла Петровича, ни переписка с герцогом Брауншвейгским, ни другие их действия, не имели оттенка политического заговора. Цель была одна - заботы об ордене и распространение между людьми, вместе с полезными знаниями, "братской любви, которой учит истинная религия, заключающаяся в слове Божием..."16) (Лонг., Сочин., I, 236). В "Общих Законах", принятых в ложах, запрещалось даже "говорить о касающихся до религии, законных и государственных делах и распрях под штрафом 5 руб. для бедных".17) (Пекар., 67; из бумаг Микулина).

А Кутузов в письме к Трубецкому писал:

"...вам известно, что истинный свободный каменщик, что истинный христианин, должен быть непримиримым врагом всякого возмущения противу законныя власти и общественного блага. Пусть наши клеветники, окрещая нас различными именами, приписывают собственные их намерения; мы, презирая их, будем стараться пребывать верными и послушными гражданами".18) (Барсков, 200). Письмо это, впрочем, приходится принять с оговоркой: оно могло быть писано в расчете на то, что содержание его, путем перлюстрации, сделается известным императрице. Но, и помимо всякого расчета, письмо соответствовало действительности, И не напрасно И. В. Лопухин во время допроса сказал Прозоровскому: "в обязанностях верного подданного и сына отечества не уступлю я ни вам, ни кому".19) (Лопух., 54).

Историческая действительность, таким образом, не дает никаких оснований для сопоставления моментов развития политической мысли и подъема общества с расцветом масонской деятельности. Первые годы царствования Александра I были временем ослабления стеснительных мер, чем масонство воспользовалось наравне с другими обществами просветительных и политических целей. В этом случае не следует упускать из вида то, что масонство не организация действия (кроме взаимопомощи и благотворительности), а учение. И поскольку оно уходит исключительно в политическую мысль - постольку изменяет своей действительной идеологии.

Русские вольные каменщики были непогрешимы и по отношению к религии и церкви. Отказавшись от догмата, который, по словам масонов-риторов, сковывал и подчинял, и заменив его символом, дававшим простор и свободу мысли, 20) (Мас.,II, 54) они строили свое ученье на основе глубокой религиозности и чистой нравственности. 21) (Лонг., Сочин., I, 249). По обряду Капитула Феникса, рыцарь востока (6-ая степень) обязывался распространять и защищать христианскую веру. При этом Т. Соколовская, автор статьи, которой я в данном случае пользуюсь, обращает внимание на то, что рыцарь востока должен был распространять именно православную веру, тогда как в подлинных актах, заимствованных из Швеции и Германии, не могло быть о ней и речи. 22) (Р. Стар., 1907, т. 132, дек., 716).

И. П. Тургенев, переводчик книг мистически-религиозного характера, всегда оставался истинно-православным человеком, и масонство не отдаляло его от церкви. 23) (Мас., II, 13-14). И. В. Лопухин, известный защитник духоборцев в начале XIX в., неодобрительно высказался по поводу отметания ими "всякой наружности". Он считал, что "все уставы и обряды церковные спасительны и полезны, ибо в них устроены способы внешними обращениями упражнять самые внешние чувства на вспоможение духу, возбуждать сердце трогательностью совершения служебных обрядов... сообщать о них разительное понятие разуму".24) (Лопух., 139). A митрополит Платон, испытав в вере Н. И. Новикова писал Екатерине: "...молю всещедрого Бога, чтобы не только в словесной пастве, Богом и тобою, Всемилостивейшая Государыня, мне вверенной, но и во всем мире были христиане таковые, каков Новиков".25) (Лонг., 262). Редким исключением был, в этом отношении, Невзоров, который к духовенству относился вполне отрицательно. Это, впрочем, не мешало ему, наблюдая за многими молодыми людьми, навещая их, осведомляться, ходят ли они в церковь, говеют ли, постятся ли и т. д.26) (Мин. Годы, 1908, V-VI, 403; Рус. Бес., 1856, III, 121).

Масонство в России было близко к христианству, при чем христианство воспринималось вольными каменщиками как нравственная система, своего рода внутренняя церковь. Таким образом, глубокого разлада с церковью у русских каменщиков не получалось, чему свидетельствует факт участия священнослужителей в масонских ложах. Известен случай, когда священник исполнял обязанности витии (Феофил, в ложе Умирающего Сфинкса). Здесь кстати будет указать, что мною отмечен только один случай принятия в ложу лица не христианского исповедания. Это - еврей Фогель. По другому дело обстояло на Западе, где масонство было прежде всего антиклерикально и находилось в постоянной оппозиции к церкви.

И вот, идя путем самопознания и нравственного исправления, с глубокой убежденностью и готовностью служить общественному благу, русские вольные каменщики должны были возвыситься над "шаткой и бесцельной толпой образованных русских".27) (Пыпин, 193-194, 196; Лопух., пред. Искандера, VIII). Эти последние не понимали их стремления к соборному труду в деле распространения просвещения; оно казалось им: подозрительным и еретическим. И. В. Лопухин, защищаясь от такого рода обвинений, писал: "Мы, говорят они, разоряемся на наши заведения типографические и прочие, которые по их же словам, хороши, да для чего-то-де делается? Ну, на это последнее можно им, наконец, коротко отвечать с одним, не помню каким, автором: "tes pourquoi ne finiront jamais!". В рассуждении же первого, то я не знаю, для чего они не жалеют и не заботятся больше о тех, которые разоряются, проигрывают, желая обыгрывать, пропивают, проедают и на разные проказы издерживаются. И вдобавок, говорят это такие, которые сами в долгах и разорились. А на каких материях разорились! Я бы не хотел променяться с ними".28) (Барсков, 24-25)

При сравнении русского масонства с западно-европейским останавливает внимание почти полное отсутствие у нас шарлатанства и интриг, тогда как на Западе, особенно в Германии, они прочно переплетались с идейным масонством. Исследователям немецкого масонства нельзя не поставить в упрек подробнейшее изложение похождений Джонсона, барона Гунда, Штарка и др., между тем как они не имеют по существу никакого отношения к истинному масонству и действовали лишь под его прикрытием.29) (См., напр., статью В. Н. Перцева - Немецкое масонство в XVIII в., Мас., I)

Русскому масонству такого рода интриги совершенно не свойственны. Искать причину, по-видимому, бесполезно, и правильнее будет отнестись к этому, как факту. Русское масонство за все время своего существования не знает случая злоупотребления братским доверием, похищения кассы ложи и тому подобных действий. Интрига с Запада заносилась, но не пускала глубоких корней. Увлечение заезжей знаменитостью - Калиостро - прошло быстро и бесследно. Любопытно так же, что только заезжие вольные каменщики и иностранцы, находившиеся на русской службе, оказывались непорядочными, как например известный розенкрейцер барон Шредер и братья Розенберги, исключенные из ложи в 1781 году. Тайная интрига, стремление к наживе посредством использования братского союза, не нашли подходящей почвы в той среде, которая образовывала русские ложи. И даже немецкое розенкрейцерство, занесенное на русскую почву, проявилось лишь одной своей чистой стороной. Не выманиванием денег у простодушных богачей и алхимическим кудесничеством занимались наши розенкрейцеры: они посвящали себя "познанию тайн природы", не извлекая из этого никаких выгод.

В истории русского масонства есть печальный случай другого рода, который был, несомненно, одним из самых темных пятен на всем протяжении его существования. Это - верноподданническое донесение видного масона Кушелева, в котором он указывал, что только его ложа работает по истинной, древней и опробованной правительством масонской системе, предлагал сделать ее Директориальной, с тем, чтобы она "яко матерь всех российских лож или яко верховное начальство и судилище их, управляла оными, по духу древних, истинных масонов"... и начертывал правила, без которых масонские ложи лучше было бы закрыть, так как при нынешнем их положении нельзя ожидать ничего кроме гибельных последствий. Правительство избрало путь более простой: не входя в рассмотрение правильности работы различных лож, оно запретило их все. Честолюбивые планы одного из членов, стремившегося стать во главе русского масонства, послужили, таким образом, на фоне сгустившегося влияния Фотия, последним толчком к совершенному закрытию лож в 1822 году.30) (Р. Стар., 1877, XVIII, 645, 650, 661.).

По другому дело обстояло с карьеризмом. Он, конечно, должен был проникать в русские ложи, но по сравнению с западно - европейским масонством выражен был чрезвычайно слабо. Не было главного условия для его развития - покровительства двора. У нас масонство всегда только терпелось, но никогда не поощрялось. Посвящение не способствовало карьере, а иногда даже мешало. Можно отметить случай, когда именно масонство помешало назначению Фон Визина (1821 г.) на пост губернатора. Александр, при этом отозвался, что "полагает его весьма способным к сей должности, но вместе с тем объявил, что он известен за весьма большого масона, о чем и сожалеет".31) (Сок. Р. Mac, 17.).

Лучший пример того, что карьеризм уходил на второй план даже у человека стремившегося в ложу ради знакомства с сильными мира сего - рассказ И. П. Елагина: "Я с самых юных лет моих вступил в так называемое масонство или свободных каменщиков общество, - любопытство и тщеславие, да узнаю таинство, находящееся, как сказывали, между ими, тщеславие, да буду хотя на минуту в равенстве с такими людьми, кои в общежитии знамениты, и чинами и достоинствами и знаками от меня удалены суть, ибо нескромность братьев предварительно все сие мне благовестила. Вошед таким образом в братство, посещал я с удовольствием Ложи: понеже работы в них почитал совершенною игрушкою, для препровождения праздного времени вымышленного... препроводил я многие годы в искании в Ложах и света обетованного и равенства мнимого: но ни того, ни другого ниже какие пользы не нашел, колико ни старался..." Он оставил масонство и только много лет спустя, после разговора с людьми искушенными и влиятельными в масонстве, и упорного чтения, он пришел к убеждению "что масонство по древности своей, по прехождению его от народа в народ, по почтению от всех просвещенных языков, должно заключать в себе нечто превосходное и полезное для рода человеческого"... Новые стремления и чаяния снова привели И. П. Елагина в ложу, где он сделался ревностным вольным

каменщиком, а имя его, вслед затем, было присвоено трехстепенной системе, поборником которой он стал.32) (Р. Арх., 1864, 586-604. ).

Положительный отзыв о масонстве мы находим в записках человека, нравственный облик которого не ясен и который, будучи директором особенной канцелярии министра полиции, вступил в масонство с целью "наблюдать чтобы Ложи соответствовали общей государственной цели - безопасности".33) (Де-Санглен, Р. Стар., 1883, янв., 33; Мин. Годы, 1908, II, 21.). Говорит он так: "Слова: иллюминат, франкмасон обратились, как будто, в брань; но в корне своем, ложи не иное что, как школа духовного развития и возвышения человека. О злоупотреблениях я молчу: где их нет?"

И действительно, злоупотребления единичны и не характерны для русского масонства. Столпы и руководители, так же как и масса вольных каменщиков, те, имена которых редко упоминаются, или вовсе неизвестны -были проникнуты самыми чистыми стремлениями дознания истины, объединения в братский союз, основанный на любви, были заняты "перевоспитанием взрослых человеков", как они сами говорили. 34) (Mac., II, 52-53). Терпимость ко взглядам другого, обязанность иметь "ту религию, в которой все люди согласны",35) (Мин. Годы, 1908, V-VI, 399) привлекала в орден людей разных толков и направлений, различных общественных положений, одинаково штатских и военных.

В книге Т. О. Соколовской, лучшего и беспристрастного знатока русского масонства, которая проделала кропотливую работу изучения архивных документов, дана прекрасная характеристика русских вольных каменщиков: "Имена наших прадедов-масонов дошли до нас далеко не все, но и те, что дошли, считаются не десятками: их многие сотни. Масонские бумаги русских прежних масонов пожелтели от времени. Но они старательно сохранили нам и то, что происходило в ложах, и имена тех, кто присутствовал в ложах; сохранились и протоколы лож, и именные списки членов, и пригласительные на заседания карты, и деловые письма, и дружеские послания.

Длинной цепью протянулись имена масонов: вот они, эти звенья масонской цепи, вот принцы крови, люди княжеского, графского и баронского родов, родовитые дворяне, именитые граждане, люди "подлого состояния", люди при деле и люди без дела, помещики, мещане, общественные деятели, люди науки и искусства, воспитатели ума и воспитатели духа, духовные лица, педагоги, блестящие храбрые воины, люди различных корпораций и различных ремесл, поэты, люди от мира и не от мира сего, люди крепкой воли и светлой души, люди только воли или только души, - силуэты и светлые, легко очерченные, и резкие, черные".36) (Сок. Р. Мас., 154-55). Нельзя лучше обрисовать состав русского масонства, чем это сделано в приведенных словах.

Для суждения о количественном распространении русского масонства на помощь приходят цифры.

Еще в 1792 году московский генерал - губернатор. кн. Прозоровский доносил императрице: "В масонских ложах, как сказывают мне, очень много и за несколько лет собиралось их до 800 человек..."37) (Тихонр., V, 35). Этой цифрой, относящейся, невидимому, только к ложам московского повиновения, сразу разрушается странное утверждение одного из современных нам исследователей русского масонства, который говорит: ".приблизительный подсчет обнаруживает, что их вообще было мало, поразительно мало, не больше, чем декабристов. В частности, московских масонов новиковского круга было всего около тридцати; близко же связанных постоянными отношениями оказывается среди них не более десяти". 38) (H. Пиксанов, Mac., I, 248).

О первых десятилетиях XIX в. сведения совершенно точны. Общее число вольных каменщиков колебалось между 1300 в 1816-18 годах и 1600 членов в 1820-22 годах. 39) (Мин. Годы, 1908, III, 127-128). Значительное число 700-800 и больше - падало на петербургские ложи. Остальное количество распределялось между Москвой, число лож которой не уступало Петербургу, и провинцией. Ложи были во многих городах: Белостоке, Вологде, Киеве, Кишеневе, Кронштадте, Митаве, Нижнем-Новгороде, Полтаве, Рязани, Томске, Феодосии, Одессе, Каменец-Подольске, Симбирске, Ревеле и других городах, главным образом юго-восточной России. Всего, к тому времени насчитывалось 32 ложи. 40) (См. хронол. указатель лож у Пыпина и Р. Стар. 1881, XXXII, 674). Число членов каждой отдельной ложи колебалось от 15 до 150 членов, включая в это число и почетных. Нормальным числом следует считать для ложи того времени 30-40-50 членов.41) (Пыпин, 553-554; 18 в., II, 369; Р. Стар., 1877, XVIII, 661-664).

Не увлекаясь выводом средних цифр, которые не могут быть одинаково характерны для всего взятого мною периода, скажу о том, как изменялся состав лож по мере развития масонства в России.

Как я уже упомянула, масонство по преданию было занесено при Петре Великом, при чем, первыми членами и должностными лицами ложи были он сам, Лефорт и Гордон. Таково предание. Очень вероятно, что именно Петр, одновременно с другими новшествами, занес в Россию и масонство. Заимствовав это учение в момент его появления на Западе, Россия таким образом не отстала от Западной Европы, а шла в ногу с ней.

Естественно, что первыми членами ложи на русской почве должны были стать иностранцы, окружавшие Петра; и в тот момент, когда предание становится исторической действительностью, мы видим капитана Джона Филиппса первым гроссмейстером для России, назначенным в 1731 году Великой Лондонской Ложей. Через десять лет его сменяет на этом высоком посту тоже англичанин, генерал русской службы Джемс Кейт. С именем этого последнего связано много масонских песен, бывших в употреблении в столовых ложах, и его имя прославлялось, как основателя масонства в России.

В царствование Елизаветы Петровны масонство начинает проникать уже в чисто русские слои, и в единственном сохранившемся от того времени реестре гранметрам и масонам, мы видим имена Голицыных, Сумарокова, Дашкова, Воронцова и многих других. Из 35 названных лиц - лишь 10 имен принадлежат иностранцам.42) (Тихонр., IV, 51.)

А с того времени, когда масонство начало особенно сильно развиваться, то есть с 1774-75 годов, членами лож оказываются лица всех сословий, званий и профессий, вплоть до купцов и ремесленников. Тогда же гроссмейстерство для России перешло от иностранцев к русскому:

И П. Елагин занял это почетное место.

В XIX веке отмечены случаи посвящения крепостных. Таков например Николай, крепостной лакей П. И. Шварца, и Семен Жуков, слуга обрядоначальника (К. П. Скворцова?) ложи "Умирающего Сфинкса". Последний, при опросе, сказал, что пришел искать света, увидав как благотворно отразилась масонская работа на его господине. Оба они были братьями-служителями.

Для иллюстрации того, каково было соотношение различных классов и профессий в русских ложах, приведу следующую таблицу:

Члены царствовавших домов .................. 6

Придворные чины ........................... 16

Высш. Государств. чиновн. и почетн. должн. лица ......... 32

Сенаторы ................................... 19

Министры .................................. 10

Чиновники .................................. 136

Дипломатические чиновники ................. 21

Служащие по Мин. Нар. Просв, (директора и

смотрители училищ, учителя) ............ 17

Служащие по судебной части ................ 5

Служащие по полицейской части ............ 7

Магистрат Прибалтийского края .............. 9

Военные (на действит. службе и в отставке) 757

Помещики и дворяне ........................ 30

Предводители дворянства (губ. и уездные) .... 19

Торговое сословие .......................... 43

Священнослужители православного исповедания 12 43)

(К этому числу должны быть прибавлены еще три священника, имена которых остались неизвестными: 1) Настоятель церкви Вознесенья в Москве (Р. Арх., 1875, стр. 78); 2) Священник, посвященный в ложе Равенства в 1775 г. (Чтения, 1908, IV, смесь, 4); 3) Священник церкви Рождества Христова в Столесниках, посвященный там же в марте 1776 г. там же, 11).

Священнослужит. др. испов. (преимущ. лютер.) 15

Ученые, педагоги, исследователи (в том числе

1 студент) .............................. 14

Профессора ................................. 36

Врачи ...................................... 45

Писатели, поэты, переводчики ................ 70

Композиторы и музыканты .................. 12

Художники .. .............................. 15

Лица других свободных профессий

(архитекторы, инженеры, адвокаты) .............. 10

Актеры ..................................... 6

Ремесленники ............................... 3

Крепостные ................................ 2

Невыясненных званий ....................... 474

Ссылаясь на цифры, необходимо оговориться: они мало показательны. Распределение по графам сделано было на основании тех биографических данных, часто случайных, которые оказались в печатной литературе. Так, например, почти все члены лож были дворянами и помещиками, также точно, как и большинство из них имело военные чины. Я же отношу к рубрикам "помещики и дворяне" и военные" только тех, о которых не сохранилось никаких других характеризующих их сведений. Очень возможно, что к моменту завершения работы по составлению Словаря, соотношение приводимых цифр изменится, и во всяком случае уменьшится число лиц невыясненных званий.

Точности при составлении такого рода Словаря достигнуть вообще чрезвычайно трудно. Главное затруднение возникает при занесении в список иностранцев. Как установить границу между человеком иностранного происхождения, но корнями вросшего в русскую жизнь, и тем, который лишь живет на русской территории? К этому прибавляется еще невыясненность в самих масонских группировках, и очень часто приходится останавливаться перед невозможностью выяснить, к какому Востоку - русскому или иностранному - принадлежало то или другое лицо. Этот вопрос особенно труден в отношении к вольным каменщикам Польши и Прибалтийского Края. Ложи, находившиеся там, делились между русским и иностранными повиновениями. Изучая их, следовало ограничиться регистрацией имен лишь тех вольных каменщиков, которые находились в повиновении Русского Востока, не касаясь местных и иностранных повиновений. В Царстве Польском, например, масонство было распространено очень сильно и насчитывало в начале XIX века до 5.000 членов. 44) (Мин. Годы, 1908, II, 35). К русскому масонству прямого отношения оно, конечно, иметь не могло. Однако, весьма вероятно, что часть иностранцев, в данном случае поляков, находившихся в зависимости от иностранных Востоков, оказалось все же занесенной в Словарь. В ложах центральной России участие иностранцев довольно значительно. Всех масонов-иностранцев, по приблизительному подсчету, оказывается 357, при чем в это число входят не все лица, носившие иностранные фамилии, а лишь действительно иностранцы, заезжие или находившиеся на русской службе.

Большие затруднения встречаются также и при выяснении причастности к масонству отдельных лиц. Родовитое дворянство вливалось в масонство целыми семьями, при чем в большинстве случаев в упоминаниях о них не указываются не только имена, но и инициалы. Таким образом часто нельзя определить, о ком же из представителей той или иной семьи идет речь.45) (К. Фен., 47; "...Как и в XVIII в., по преимуществу старое, родовитое барство влилось в союз шведских лож и встало у кормила правления - кн. Гагарины, Голицыны, Грузинские, Волконские, Долгорукие, Лобановы-Ростовские, Лопухины, Трубецкие, графы Апраксины, Виельгорские, Потоцкие, Разумовские, Строгановы, Толстые, Тышкевичи, Чернышевы, Шуваловы, и целыми семьями братья Бороздины, Головины, Ланские, Нарышкины, Римские-Корсаковы и мн. др.).

И сверх этих имен, о которых можно высказывать лишь догадки, у меня зарегистрировано около полутораста лиц, о которых не удалось найти никаких прямых доказательств причастности их к масонству, хотя ряд косвенных данных позволяют сделать такое предположение. Из осторожности они не внесены в список.

На этом приходится закончить разбор состава русских лож. Недостаток сведений мешает, например, определить возрастной их состав, что имело бы смысл лишь при учете возраста посвящаемых.

Влияние, выпавшее на долю масонства, кроме указанных выше причин, в значительной степени объясняется участием в Братстве таких выдающихся лиц, которые одним своим именем привлекали громадное число других. Одинаково больших и малых - увлекал свободный путь исканий, без связанности обязательными догматами. Свободное от тех неблагоприятных условий -политической интриги и личной корысти - в которых жило масонство на Западе, русское масонство выиграло в своей внутренней чистоте. Вольные каменщики различались лишь по степени увлечения масонством. Одних привлекала внешность, другие отдавали должное чистоте и высоте самого учения, третьи воспринимали его всей душой и отдавали ему все жизненные помыслы. Цифры нам показывают, что приблизительно четвертая часть всех членов (458) были должностными лицами в ложах. Это число во всяком случае следует рассматривать, как активную часть русских вольных каменщиков.

Скептически настроенные исследователи часто высказывают мнение, будто отдельные члены лож, с сильной волей, пользуясь детской доверчивостью своих братьев, направляли их на ложные пути. Ряд нелестных отзывов связывается с именем Шварца. Он изображен в них как человек, не терпевший противоречий или сомнений, одаренный железной волей и мощной энергией, упорно стремившийся к достижению ему одному известной цели, ради чего употреблял без разбору все средства. 46) (Барсков, LIII-LV).

Но за то другие отзывы, и их большинство, рисуют Шварца человеком большой чистоты, одушевленным высокой идеей. Вся его недолгая жизнь (он умер 33 лет), была посвящена служению науке и обществу. На мой взгляд ошибочно было искать какого-то злого гения, будь то Шварц или кто-нибудь другой, который руководил бы остальными вольными каменщиками. Среди них были люди мысли, для своего времени весьма образованные, и нет решительно никаких оснований предполагать, чтобы все они были обмануты тайными замыслами одного или нескольких лиц и служили их неведомым целям.

Обращает на себя внимание явление другого порядка: это участие в масонстве лиц, с обликом которых не вяжутся представления о духовных исканиях. Таковы, например, шеф жандармов Бенкендорф и министр полиции Балашов. И даже M. M. Сперанский, интересы которого находились в совершенно иной плоскости, представляется явлением странным на фоне масонской работы. Таких непонятных, с моей точки зрения, вольных каменщиков можно наметить довольно большое число. Это была их дань молодости и общему увлечению. Пребывание в масонстве для них было тем же, что и участие в Союзах Спасения и Благоденствия печальной памяти M. H. Муравьева, который за усмирение польского мятежа в 1863 году 47) (Восст. декабр.) получил, одновременно с графским достоинством, прозвище "вешатель". С развитием карьеры и личных житейских интересов, молодое увлечение отодвигалось на второй план, и прежние братские отношения ни в чем не отражались при столкновениях, которые происходили в моменты придворного соперничества и политической борьбы. Характерны в этом смысле взаимоотношения Сперанского и Балашова и еще больше дело декабристов, в числе судей которых оказались Сперанский и Боровков. Последний, впрочем, много способствовал смягчению участи осужденных во время производства следствия и даже отказался от звания члена в Верховном Уголовном Суде, под тем предлогом, что Европа отнесет его назначение к желанию императора "преследовать и настаивать к усугублению наказания виновных".48) (Р. Стар. 1898, XCVI, 331, 351). Он был, также, как и некоторые декабристы, членом ложи "Избранного Михаила".

Один из самых интересных, по психологической сложности, вольных каменщиков, конечно, - О. А. Поздеев. Он был убежденным крепостником, вооружался против какого бы то ни было ограничения крепостного права, довел своих крестьян в 1796 году до волнений, изложил свой взгляд в записке "Мысли противу дарования простому народу так называемой гражданской свободы", и в то же время был одним из главнейших учителей мистиков, одинаково в конце XVIII и начале XIX столетия. 49) (Семевс., I, 363-364).

Перечисление известных лиц, представителей различных направлений и руководителей масонства может занять много страниц. Но специальная литература уже отвела им достаточно внимания. В этом небольшом очерке я хотела обратить внимание на огромную серую массу русских вольных каменщиков, для которой масонство было настоящим светлым лучом, направлявшим их мысль по путям постижения тайны бытия и развития человеческого духа.

Исчерпывающие выводы невозможны без работы в русских архивах. Но и знакомство с печатным матерьялом дает возможность сказать, что в истории русской культуры масонство не было только эпизодом, как это представлялось некоторым историкам, а играло роль очень важного духовного фактора. Принять такое положение, значит - пожелать, чтобы работы по изучению отдельных вопросов русского масонства завершились, наконец, настоящим опытом его полной и беспристрастной истории.