"Крушение звёзд" - читать интересную книгу автора (Банч Кристофер)

Глава 6

Лангнес 4567/Гримальди

— Говорит Контроль Гримальди, — раздался женский голос. — Подсоединитесь к каналу пять-пять-четыре-точка-восемь-семь… Посадку разрешаю. Вы спуститесь вертикально из нынешнего положения, затем пройдете курсом Нан-Одиннадцать, что соответствует на вашей стандартной приборной панели отметке, приблизительно, двадцать два. Это будет два километра. У нас ясная погода, так что у вас будет визуальный контакт с «Полем Джои» в этой точке. В качестве проводника к месту посадки используйте луч Одиннадцать-Тэнг. — После некоторой паузы женщина продолжила: — К вашему сведению, мы — мирная планета и рады вас принять. Если, однако, у вас иные намерения, примите к сведению, что за вами следят различные орудийные системы, которыми нам не хотелось бы пользоваться. Прием.

— Говорит «Большая Берта», — сообщил Лискеард в микрофон. — Мы — только то, чем кажемся… Понял, курс Нан-Одиннадцать два километра, использовать стандартный луч Одиннадцать-Тэнг и визуальную корректировку полета при приземлении на поле. Мониторинговый канал пять-пять-четыре-точка-восемь-семь. Прием.

— Предполагая, что вы знаете, что означает имя вашего корабля, добро пожаловать домой. Контроль Гримальди. Отбой.

Ньянгу, взглянув на Гарвина, мог поклясться, что у того в глазах стоят слезы. Хаут подумал, что в один прекрасный день какое-нибудь место может оказаться домом и для него. И не в первый раз гадал, а есть ли где такое. Но уж, черт побери, не развращенная клоака Росс. 248, на которой он родился!

— Сэр, — доложил Лискеард, — мы тормозим. Не желаете ли совершить благословение?

— Да. Да, извините. — Гарвин взбежал на мостик и взял микрофон: — «Говорит бригадир Янсма. — Он решил начать пользоваться этим званием, прежде чем корабль войдет в систему Гримальди, чтобы успеть приучить к нему личный состав. — С этого момента все вы — гражданские лица. Ради святого Распятия Харриет, не разгуливайте по округе строем или в ногу. Все вы проинструктированы насчет того, кем должны выглядеть… Напоминаю: мы — цирковые артисты более-менее любительского уровня, которым перепало деньжат, и теперь хотим дать миру шанс, принося людям счастье и смех. Между делом любопытствуем, что там стряслось с Конфедерацией. Старайтесь не привлекать внимания этими разговорами. Люди, с которыми мы можем столкнуться, и так будут иметь все основания думать, что вы тормоза неуклюжие, которым явно не терпится найти неприятностей на свою задницу, да побольше. С этого момента жизнь должна стать интереснее».

Он отключил микрофон и посмотрел на Ньянгу, широко ухмыляясь.

— Черт, похоже, будет весело.

Может, Гарвина и обуревали эмоции, но окончательно он не поглупел. Два «аксая», пока чудище не приземлилось, следовали за «Большой Бертой» в радарной тени, после чего зависли прямо над ней. Экипажи нана-ботов ждали команды о немедленном запуске, а в кое-каких скромных отсеках, обычно заблокированных, тридцатипятимиллиметровые орудия приготовились вести огонь снарядами с обедненным ураном. Там же затаились крошечные, всего в метр длиной, легкие в управлении и пригодные для работы по любой цели «сорокопуты».

Ничего похожего на боевые действия не произошло, и Гарвин, как только открылся шлюз, в сопровождении наиболее колоритных спутников, от Бена Дилла до Ньянгу и Моники Лир, спустился по широкому трапу.

Неподалеку от корабля расположились более дюжины флаеров, одни — с эмблемами цирков, другие — без них. Два из них громко выкрикивали названия приславших их гостиниц. Гостей ждали около сорока мужчин и женщин, большинство — такие же возбужденные, как и Гарвин. Лир для себя отметила необычную внешность встречающих. Голые руки троих покрывали сложные татуировки. Один мужчина почти не уступал габаритами Бену Диллу. Одна из женщин щеголяла изрядной бородой, а двое, включая юную журналистку с холокамерой, были лилипутами.

Вперед выступила женщина аристократичной внешности с очень длинными волосами, одетая в нечто кожаное с тиснением и бахромой.

— Мы приветствуем «Большую Берту», — произнесла она официальным тоном. — Надеюсь, вы найдете на Гримальди то, что ищете. Я — Агар-Робертес, и люди присвоили мне звание бригадира, одного из немногих на этой планете. Это древнее слово, которое означает…

— Я знаю, что оно означает, — перебил ее Гарвин. — Я — бригадир Янсма.

Брови женщины взлетели.

— Из тех Янсма?

— Я — Гарвин. Матерью моей была Клайте, отцом Фраанк, дядей Хаарл. До них…

— Стоп, — прервала женщина. — Вы топтали опилки дольше, чем любой из нас.

Гарвин склонил голову.

— Сукин сын, — исхитрился шепнуть Ньянгу Диллу. — Этот ублюдок и впрямь из цирковых!

— Ну и корабль у вас! — Агар-Робертес разглядывала нависшего над ними монстра. — Можно полюбопытствовать, каков объем палубного груза?

— На данный момент невелик, — ответил Гарвин. — Потому-то мы и прилетели на Гримальди. Собираемся построить цирк и, соответственно, подыскать мужчин, женщин, негуманоидов, зверей.

— Ну, стало быть, время снова пришло. — Благоговейный голос Агар-Робертес едва не утонул в гомоне остальных гримальдиан. — Когда безопасно для цирков, безопасно и для всего остального.

Гарвин нахмурился.

— Я хотел бы согласиться с вами. С тех пор как мы покинули родные миры, у нас было несколько стычек. Это заставляет думать, что время еще не настало. По крайней мере, пока.

— Однако, — возразила Агар-Робертес, — это может стать началом. И вы не испытаете недостатка в перспективных артистах. Мы здесь такого натерпелись, что даже перестали развлекать друг друга. — И совсем тихо добавила: — Некоторым из нас пришлось найти обычную работу.

Народ Гримальди принял камбрийцев радушно. «Большой Берте» отвели место для стоянки на краю поля. «Аксаи» и другие суда огородили для текущего ремонта. А вокруг корабля раскинулся собственно цирк. Установили главный шатер с площадкой для аттракционов перед ним. Другие «шатры» — столовую, клоунскую, заранее изготовленные бытовки — поместили неподалеку.

Многие из экипажа и артистов решили, что могут обойтись без жизни на борту, разве что по необходимости, и перебрались к местным. Пока каждый выходил в свою смену, Гарвина это не особенно волновало. Кроме того, не следовало упускать возможность познакомить камбрийцев с культурой, отличной от той, в которой они родились… Тем более такой необычной, как гримальдианская…

Часть населения, включая старожилов, работала в цирке как монтажниками, чиновниками или программистами, так и артистами различных жанров. Пенсионеры, отпускники, оказавшиеся здесь в ловушке в результате крушения Конфедерации, цирковые фанаты и поселенцы, похоже, выбравшие Гримальди, ткнув наугад пальцем в звездную карту, составляли другую часть.

Все они разделяли общую веру в свободу личности, хотя, как сформулировал один из них: «Твои права заканчиваются у моего носа».

Это казалось нелогичным, но почти все отчаянно тосковали по Конфедерации. Как объяснил Ньянгу один подозрительный тип: «Здорово иметь некоторый закон и порядок. Это упрощает путешествия и защищает тебя от ограбления по пьяни, когда ты обделал дельце и пытаешься выбраться из города с липовыми драгоценностями».

Ньянгу начинал понимать, по чему столько лет скучал Гарвин… Но все еще не имел ни малейшего представления о том, почему Янсма до сих пор в армии. Да, кстати, почему и он сам.

— Что это, во имя всего святого, такое? — Иоситаро с подозрением рассматривал огромную кипу серовато-белого полотна, кожаных креплений, железных колец и тяжелых канатов.

— Это — шатер, — пояснил Гарвин. — Настоящий шапито.

— Который вы используете для чего?

— Мы же, черт возьми, собираемся стать лучшим цирком из всех, что когда-либо… Или, по крайней мере, лучшим из тех, что еще болтаются по этой галактике. Поэтому, когда это возможно, мы выступаем в шапито.

— Почему? У нас есть замечательный корабль, который раскладывается, как одна из этих бумажных фигурок… ори… ири… ну, ты понял. Сасими. Всем тепло и хорошо, удобные проходы к ложам, пулеметным гнездам и партеру.

— Потому что ничто не пахнет цирком больше, чем парусина. И жареный арахис, и воздушная кукуруза, и… и слоновье дерьмо.

— Я непременно передам Язифи, какие твои любимые запахи, — пообещал Ньянгу. — Она будет потрясена и, может быть, запустит новую парфюмерную линию от Миллазин.

Ньянгу не очень-то удавалось сохранять свою обычную надменность.

Вынырнув из-за угла, Маев обнаружила его почти погребенным под массой крохотных человечков, чуть ли не гномов, безупречных копий «нормальных» людей. Карлики что-то кричали о контрактной шкале, а он с блаженным выражением на лице пытался торговаться. Маев на цыпочках прокралась обратно за угол и никогда не рассказывала Иоситаро о том, что видела.

— У нас серьезная проблема. Садись, выпей и выручай.

— Редко услышишь лучшее приглашение. — Ньянгу уселся за стол напротив Гарвина, придвинул к себе бутылку, налил и выпил.

— Ф-фу. Что это? Сточные воды?

— Близко, — ответил Гарвин. — Отработанный спирт после тройной перегонки, которым тешатся наши не сравненные, бесстрашные техники. Попробуй еще — проймет.

— Да уж, — протянул Ньянгу. — Будто грибок какой-то. — Но послушался. — Ну-с, так в чем проблема?

— У каждого цирка должна быть тема, от которой все и пляшут, начиная от красоток на манеже… Ну, от торжественного шествия, которым открывается представление… и до коронного номера. И костюмы должны быть придуманы в соответствии с темой.

— М-м-м.

— Хорошо бы что-нибудь возвышенное и сентиментальное.

— А, тогда все просто. Налей еще, — попросил Иоситаро.

Гарвин повиновался.

— Эта дрянь по мере потребления становится лучше, — признал Ньянгу. — Но мне кажется, все-таки ее лучше гнать по вене, чтобы не травмировать горло. Хочешь тему? Вот тебе тема. Прокатит даже при нашей ужасно секретной миссии. Назовем ее, э-э… «Парад Миров». Можно бить на старую отраву Конфедерации и на то, как мы все по ней скучаем. Одеть людей в какие угодно костюмы. Можно даже порыться, не было ли где-нибудь когда-нибудь нудистских миров… И от этого плясать.

— Знаешь, Ньянгу Иоситаро, порой я подозреваю в тебе гениальность. И даже интеллект.

— Долго ж до тебя доходило.

— Что происходит, шеф? — поинтересовалась у Ньянгу Дарод Монтагна.

Они стояли у высокого забора, начинающегося от одного из корабельных стабилизаторов. Внутри загородки находились Гарвин и Бен Дилл.

— Наш бесстрашный вождь собирается торговаться за медведя.

— За что?

— Это такая разновидность древних зверей… наверное, еще земных, — ответил Ньянгу. — Я поискал эту тварь в словаре. Там говорится, что это милое животное, которое никого не трогает, но, если его раздразнить, разнесет все на хрен, мокрого места не останется. Гарвин такое хочет.

— Зачем? Что они умеют? Или будет номер с поеданием людей?

— Хорошо обученные медведи, как сказал мне Гарвин, способны кататься на велосипеде, танцевать, немного кувыркаться… Почти все, чему можно научить очень глупого человека.

— А зачем нам такое надо?

— Затем, что, — начал Ньянгу, — цирк просто…

— …не цирк без медведя, — закончила альт Монтагна уже избитой фразой. — Или группы акробатов. Или чего там еще шарахнет в голову отцу-командиру.

— Как бы то ни было, — продолжал Ньянгу, — выяснилось, что в холмах живет придурок, который выращивает настоящих медведей. Агар-Робертес советовала нам купить пару медведей-роботов, но это же не для нашего Гарвина. Ему подавай настоящего. Смотри, это, должно быть, и есть медвежатник.

Заходивший на посадку флаер выглядел так, будто в течение некоторого времени каждую неделю исправно попадал в аварии. В открытом кузове помещалась большая клетка, в которой сидела ужасно большая, ужасно темно-коричневая, ужасно мохнатая животина с ужасно большими когтями и зубами.

— Ё! — воскликнула Дарод. — На него и смотреть-то страшно. Кто-нибудь захватил бластер?

— Гарвин сказал, что дрессировщик сказал, что медведь ласковый, как ребенок.

Зверь в кузове взревел, и прутья клетки отозвались мелодичным пением.

— Какого типа ребенок? — громко поинтересовалась девушка.

— Этого он не говорил.

Флаер приземлился, и оттуда вылез ужасно волосатый мужик. Он приветствовал Гарвина, представился как Иниас и захромал к клетке.

— Это Крошка Дони, — сказал он. — Отродясь не видал малютки сметливей. У меня на ранчо таких еще двое, если вам нужна реальная звездная власть.

— Звездная власть? — Ньянгу подавил смешок.

— Вы говорили, она ласковая. — Гарвин разглядывал рваный шрам на руке дрессировщика.

— То мамаша ейная, — пояснил Иниас. — Дони мне, рази что, ногу изорвала, да и то я сам виноватый. В основном. Давайте я ее выпущу, и вы своими глазами поглядите.

Своими глазами Гарвин поглядел на пару цепей, обмотанных вокруг передних лап Крошки. Иниас открыл клетку. Медведица с рычанием выкатилась оттуда. Встав на дыбы, она порвала обе цепи и бросилась на хозяина, благоразумно нырнувшего под флаер.

Завидев Бена Дилла, Дони поскакала к нему. Дилл последовал за Иниасом. Разобравшись с этими двумя, зверюга переключила внимание на отца-командира. Под флаером места на троих уже не хватало. Поэтому Гарвин, как он позже утверждал, забрался, а на самом деле взлетел, на крышу клетки.

Почувствовав себя хозяйкой положения, Дони, порыкивая, трижды обошла вокруг флаера, обнаружила боковое окошко и старательно его разворотила. Ньянгу ржал, прислонившись к корабельному стабилизатору.

Крошка Дони услышала Иоситаро и с яростным ревом бросилась на забор. Первый раз ее отшвырнуло словно мячик, но затем медведица влезла на него, как по лестнице.

Ньянгу взмыл на гладкий стабилизатор «Большой Берты» так, как будто это тоже была лестница.

Дарод Монтагна юркнула в корабль и захлопнула за собой люк.

В конечном счете, Иниас вылез из-под флаера, нашел еще цепи, и Крошка Дони исчезла из жизни цирка.

Спустя три дня Иоситаро подписал накладную на аренду двух медведей-роботов. И при этом настоял на том, чтобы одного из них обязательно назвали Крошкой Дони.

Его звали Раф Атертон, и Ньянгу готов был поклясться, что это реинкарнация, как минимум, шести генералов и двух диктаторов.

Седовласый; худощавый и суровый с лица дирижер не терпел ни малейших возражений ни от одного из сорока нанятых цирком музыкантов. Голос его, вроде бы негромкий, каким-то образом разносился от одного конца космопорта до другого.

— А теперь вы все внимательно послушаете. Ноты перед вами. Пьеса называется «Мирный марш Конфедерации». Вам следует выучить ее так, чтобы сыграть хоть во сне, в коем состоянии, как я заметил, некоторые из вас уже пребывают. Это одна из самых важных частей представления. «Мирный марш» — это знак беды! Пожар! Пляска ведьм! Большой набат! Катастрофа!!! Когда он исполняется, каждый участник шоу должен напрячься в попытке по мере своих возможностей выполнить задачу. Если мы выступаем в шапито, все животные вместе со всякими придурками должны взбеситься и сорваться с привязи. Таланты бесценны, чего не скажешь о вас, мои сосископалые дамы и господа. Поэтому, когда каждый повысит свое мастерство, вы присоединитесь к труженикам сцены в решении проблемы.

— У меня вопрос, сэр, — осмелился подать голос синтезаторщик. — А что, если мы на корабле и что-то происходит?

— Доигрываете мелодию, затем покидаете корабль. Или следуете приказам бригадира Янсмы.

— А если мы в космосе?

— Да, — призадумался Атертон. — Это довольно сложный вопрос.

Мужчина отпустил трапецию и кувырком преодолел открытое пространство. Женщина в это время дважды лениво перевернулась над сетью. Ловящий вытянул длинные щупальца, поймал обоих, подбросил еще выше, снова поймал, и все снова оказались на карнизе.

— Ладно, — проворчал Бен Дилл. — Полтруппы — люди или хотя бы выглядят таковыми. А к какому виду относятся эти осьминогоподобные типы?

— Они называют себя ра'фелан, — ответил Гарвин. — Директор труппы сказал, их интеллект примерно соответствует человеческому нижнего уровня.

— Как интересно, — манерно протянул Эрик Пенвит. — При наличии полудюжины ног для нажимания на кнопки и отсутствии особого интеллекта нам надо нанять их в качестве пилотов.

— Полегче, — предупредил Бен. — Они умеют говорить?

У ра'феланов были трубчатые тела с попарно свисающими через равные промежутки щупальцами. Из середины тел зловеще выпирали глаза.

— Если к ним вежливо обращаются, — ответил Гарвин.

— Вы, ублюдки, оба такие остроумные нынче, — пожаловался пилот.

— Полагаю, ты их взял, — заключил Пенвит, не обращая внимания на Бена.

Ра'фелан трижды крутанулся туда и обратно на своей трапеции, затем прыгнул прямо вверх по направлению к веревке, натянутой между двумя высокими шестами. Он… или она, или оно, ибо Гарвин так и не разобрался в их системе полов, если таковая вообще существовала, добрался, перебирая щупальцами по веревке, до шеста, зацепил трапецию, сделал один оборот и, закрутив сальто, полетел, кувыркаясь, вниз, в сеть.

— Взял, черт побери, — пылко ответил Гарвин. — Видел бы ты их пару минут назад, когда они швыряли туда-сюда десяток людей, словно бумажные самолетики.

— Думаешь, будь они настоящими моллюсками, стали бы они работать за деньги? — встрял Бен. — Видишь, я дотягиваю до твоего уровня.

— Я не буду повторяться насчет пилотов, — ответил Пенвит. — Разве что я, пожалуй, был слишком щедр по части оценки их интеллектуального развития.

— Вперед, маэстро! — крикнул Гарвин.

Он был неотразим в официальном белоснежном одеянии древних времен, включая высокую белую шляпу, черные сапоги и черный бич.

Атертон поднял палочку, и музыка грянула на весь корабль. Янсма прикоснулся к микрофону на горле.

— Дамы и господа, дети всех возрастов… Добро пожаловать, добро пожаловать, добро пожаловать в Цирк Галактических Восторгов. Вы мои гости на этом представлении. Итак, что у нас первое…

На арену кувырком выкатились полдюжины клоунов и начали всячески нападать на инспектора манежа, пытаясь облить его водой, повалить через вставшего на четвереньки товарища, бросать гнилые овощи. Но ничего у них не вышло, и он бичом прогнал их с арены.

— Пардон, пардон, но есть у нас эти придурки, с которыми никто не может управиться… — Гарвин, прервав треп, понизил голос. — Вот наберем полный штат, и будут у нас коверные, которые станут работать на трибунах. Затем пойдет парад со всевозможными женщинами на лошадях и слонах, если у нас будут слоны, разносчицами сладостей по трибунам, кошками, вылезающими из…

Маэстро, простите, что вынуждаю вас делать это, но нам понадобятся вставки на выход каждого номера.

— Конечно, — надменно ответил Атертон. — Я не кисейная барышня и, во всяком случае, знаю свое дело.

Гарвин, было, нахмурился, но решил промолчать.

— Парад выйдет через задние ворота шатра, или трюма, или амфитеатра — я не имею ни малейшего представления о том, где нам придется выступать, — затем пойдет первый номер. Что это будет, я еще не решил: может, какие-нибудь летуны, может, лилипуты, а может, акробаты. Хотя, по-моему, их у нас недостаточно.

— Земные кошки? — переспросил Гарвин.

— Во время оно, — несколько печально ответил круглощекий, довольно суетливый усатый мужчина. — С тех пор они явно мутировали, и вот венец творения — фантастические кошки доктора Эмтона, которые заставят вас задуматься, являетесь ли вы истинным царем природы, и поразят вас. Чудесное представление для всей семьи.

Янсма скептически разглядывал усевшихся на столе шестерых тощих, но тщательно расчесанных зверей, с абсолютным бесстрастием взиравших на него.

— Тикондерога, насекомое. На картине. Поймай его для… — Эмтон кивком головы указал на Гарвина, но никакого иного движения не сделал.

Одна из кошек внезапно прыгнула со стола к вставленному в рамку холоизображению Язифи, поймала жука, разок надкусила и изящно уронила на колени отцу-командиру.

— Интересно, но для полноценного номера маловато.

— Пирамида, — скомандовал Эмтон, и три кошки сдвинулись вместе, две запрыгнули им на спины, а последняя увенчала фигуру.

— Игра в мяч.

Дрессировщик вынул из кармана маленький красный мячик и бросил зверям. Пирамида рассыпалась, кошки образовали кольцо и начали перекидывать шарик друг другу.

— Хм-м, — произнес Гарвин. — У нас будут проекционные экраны, чтобы публика могла следить за происходящим… Может, что-нибудь с клоунами?

— Клоуны.

Шесть кошек встали на задние лапы, прошлись по столу, затем принялись крутить колесо.

— Боюсь, что нет, — вздохнул Гарвин.

— О! Прекрасно! — Эмтон поднялся. Кошки запрыгнули обратно в два контейнера, в которых он принес их. — Э… один вопрос… Я, э-э, так понял, что участников отборочных соревнований радушно принимают в ваших владениях?

— Конечно, — ответил Гарвин и отметил еле уловимый след отчаяния в облике человека. Наверное, виной тому воображение, но ему показалось, что то же выражение было и у кошек. — Мы с радостью угостим вас. И ваших зверей.

— Что ж… Как бы то ни было, спасибо, что уделили нам время. — Эмтон защелкнул крышки контейнеров.

— Минутку. Могу я задать вам личный вопрос? — Гарвин чувствовал себя полным идиотом.

По лицу Эмтона пробежал холодок, но он ответил:

— Можете.

— Можно поинтересоваться, когда вы в последний раз выходили на манеж?

Взгляд Эмтона затуманился.

— Последний раз мы участвовали в представлении… Так, разъездная шарашка, полная ерунда, просто чтобы не заржаветь… На самом деле это было, ну, почти земной год назад.

Гарвин кивнул.

— Я говорил о клоунах. Есть ли у вас какие-либо возражения против работы с ними?

— Конечно, нет, — с готовностью откликнулся Эмтон.

— Возможно, мне не удалось оценить весь потенциал вашего номера, или, может, вы сумеете использовать какой-то новый материал, — продолжал Гарвин. — Я звякну нашему профессору Ристори, чтобы он встретился с вами на главной палубе, скажем, через полчаса или около того. — И, заметив выражение лица Эмтона, быстро добавил: — Простите, через час. Чтобы вы и ваши артисты успели поесть на камбузе.

— Спасибо, — пылко произнес дрессировщик. — Обещаю, вы не пожалеете.

— Уверен, что нет.

Гарвин решил, что Язифь не возражала бы против того, чтобы часть некогда принадлежавших ей денег была потрачена подобным образом. Кроме того, эти твари могут как-нибудь пригодиться.

Клоуны и клоуны наводняли «Большую Берту», пока Янсма не подписал аж тридцать контрактов. Ристори стал директором клоунов, а Ньянгу получил другое задание.

— Хорошо, хорошо, разойдись! — кричал Гарвин. Дрессировщик роботомедведей выглядел сконфуженным, а воздушные гимнасты наверху разошлись по своим стойкам. — Народ, мы пытаемся добиться здесь какого-то подобия ритма. Давайте вернемся назад, к тому моменту, когда медведи только вступают.

— Так гораздо лучше, — сказал Монике Лир ра'фелан. — Было… Были настоящие веревочные сети. Если человек не приземляться правильно… на зад шеи… может пораниться. Ломать ногу. Может отскочить наружу, а ловитора нет. Плохо, очень плохо.

Страховочную сеть образовывали лучи антигравитационных проекторов, установленных вокруг центральной арены шатра и направленных вверх и внутрь. Если кто-то сорвется с трапеции наверху, то падение замедлится, а затем остановится в двух метрах над землей. Преимуществом сети являлось также то, что ее практически не было видно. Из жерл проекторов исходило лишь слабое свечение, так что публика получала дополнительный заряд адреналина, думая, что артисты каждый раз рискуют жизнью, поднимаясь в воздух.

Существо выкатило глаз на Лир.

— Почему ты хочешь освоить «железные челюсти»?

— А почему нет?

Ра'фелан протянул щупальце и опустил веревку с металлическим наконечником.

— Хорошо. Возьми в рот и просто сожми зубы. Держи крепко. Теперь оторвемся от земли. Только немного. Видишь, как легко? Человеческие зубы сильные. Теперь учим, как вертеться, поворачиваться, может… Ты выглядишь как сильная женщина… Толчки и прочее.

Ньянгу смотрел на животных с недоверием. Они смотрели на него с интересом. В том числе гастрономическим. Круглая дюжина зверей, определенных дрессировщиком как львы, тигры, леопарды и пантеры.

— Знаете, я был бы счастливее, гораздо счастливее, если бы между мной и вашими друзьями были прутья клетки, — поделился Ньянгу.

— Беспокоиться совершенно не о чем, — заверил его высокий, статный мужчина с лицом, покрытым шрамами.

Ньянгу припомнил, как однажды, когда они думали, что скоро умрут, Гарвин рассказывал ему, почему он, в конце концов, вступил в Корпус. Цирк, в котором ему довелось работать инспектором манежа, оказался аферой. Местные жители проведали о махинациях и начали бунтовать. Янсма увидел, как кто-то собирается поджечь конюшню, слегка, как он выразился, «поехал крышей» и выпустил больших кошек на толпу.

— Ну да, — с сомнением протянул Иоситаро.

— Дилетантам не понять, какие мои киски послушные, — вздохнул укротитель.

Он щелкнул большим кнутом, и мгновенно внутренность огромного загона, гигантская птичья клетка метров двадцати высотой, превратилась в меховой хаос. Коты рычали, визжали, выпускали когти и скакали с тумбы на тумбу. Дрессировщик палил из старинного пистолета холостыми в воздух и бросал кольца, а звери прыгали сквозь них. Затем снова все замерло.

Укротитель, назвавшийся сэром Дугласом, улыбнулся, и шрам ярко проступил на почти черном лице.

— Понимаете, что я имею в виду?

— Возможно, — ответил Ньянгу. — А… позвольте, откуда у вас этот шрам?

— Малдун… вон тот леопард… Спросонья бывает не в настроении. А я вел себя несколько назойливо. — Он небрежно махнул рукой. — Всякое случается, не так ли?

— Бывает, — согласился Ньянгу, направляясь к двери клетки. — Кстати, а что едят ваши замечательные друзья?

— Мясо, — плотоядно ухмыльнулся сэр Дуглас. — Столько, сколько дадут.

— А они еще не сообразили, что мы тоже мясо?

— Нет, — ответил дрессировщик. — Но они работают над этим вопросом.

Ньянгу заметил, что Гарвин изменил свои привычки. Теперь он дрых весь день, на закате просыпался, перекусывал и всю ночь напролет занимался делами, часто прерываясь, чтобы проверить тот или иной номер. На заре плотно ел, выпивал полбутылки вина и заваливался спать.

Также Ньянгу ловил взгляды, которые Гарвин бросал в сторону Дарод Монтагны. Но пока ничего не случилось. Пока.

Однако Иоситаро вместе с двумя помощниками из Отдела Разведки было чем заняться помимо этого. Тщательно, но как можно более ненавязчиво, они старались выяснить у всех, кто присоединялся к цирку, откуда те прибыли, что знают о крушении и об их личных путешествиях.

Сложность заключалась в том, что цирковые не особенно любят рассказывать о себе. Они неохотно называли места, где бывали раньше, чаще отвечая: «Я работал с Земекисом». Или: «Я от Батлера и Дочери».

Так что пока в добытых Ньянгу сведениях царила неразбериха. Одни планеты и сектора вроде бы приняли решение объявить о своей независимости от Конфедерации. Что сталось с приписанными к ним чиновниками, никто не знал.

Другие миры, похоже, утратили контакт со всеми остальными. Их грузовые составы ушли и не вернулись, заказанные грузы так и не материализовались, гарнизоны так и не сменились и так далее.

Некоторые артисты сообщали похожие истории: кто-то ждал прибытия напарника или родственника, а корабль так и не появился в тамошних небесах, кто-то подписал контракт, но транспорт так и не пришел.

В целом, казалось, не было никакой одномоментной катастрофы, а, скорее, постепенный распад.

У Ньянгу не складывалось какой бы то ни было теории.

— Великие боги на воротах! — воскликнул Дилл. — Да они просто немереные!

— Никто не понимает, насколько слоны велики, пока однажды не подойдет к ним близко, — заметил Гарвин. — Разве не так?

— Откуда нам знать? — откликнулся один из худощавых смуглых людей.

Второй кивнул:

— Мы рядом с нашими друзьями с рождения.

Первый мужчина представился как Сунья Танон, второй — как Фрафас Фанон. У них было шестнадцать слонов, каждого из которых звали по имени, да еще двоих детенышей, не более земного года от роду — Чертенка и Лоти.

— Хотите, мы покажем вам, что умеют наши друзья?

— В этом нет необходимости, — ответил Гарвин. — Я смотрел ролик, присланный вами. Вы — более чем желанные гости.

— Хорошо. — Сунья, как и Фрафас, говорил на всеобщем аккуратно и без акцента, словно был лучше знаком с другим языком. — Кормить наших друзей за счет нашего скромного бюджета сделалось затруднительно.

— Но мы должны предупредить вас, — заметил Фрафас. — Мы ищем одно место, и, если в течение нашего совместного путешествия узнаем, как туда добраться, мы вынуждены будем настаивать на разрешении немедленно оставить труппу.

— Полагаю, это можно устроить, — осторожно произнес Гарвин. — А что это за место?

— Вы когда-нибудь слышали о планете под названием Коанду? — спросил Сунья.

— Нет, — ответил Гарвин. — Хотя это ничего не значит, я ведь не астронавигатор.

Парочка выглядела разочарованной.

— Нам тоже неизвестно ее местоположение, — сказал Фрафас. — Но однажды мы услышали о ней и решили, что должны посвятить жизнь тому, чтобы попасть туда с нашими друзьями.

— Почему это так важно? — спросил Дилл.

— Легенда гласит, — начал Фрафас, — что люди нашей культуры покинули древнюю Землю… вместе со слонами, с которыми они всегда работали, чтобы обрести свой дом на планете, такой же жаркой и покрытой джунглями, как и местность, откуда они пришли. Но там никто не охотился бы на их друзей ради их шкур, бивней или… или просто ради чудовищного удовольствия убить кого-либо больше себя. Рассказывают, что они нашли такой мир и назвали его Коанду. Они осваивали его, стараясь сохранить его в первозданном виде, какой была их родина, пока ее не разорили, и затем отправили экспедиции обратно на Землю, чтобы привезти к ним диких слонов. Потому-то, гласит сказание, слоны столь редки, и встретить их можно разве что в цирках, которые соглашаются работать с нами, да еще кое-где в окрестностях Конфедерации. Таков мир, который мы ищем, как искали до нас наши родители, а до них — их родители.

Дилл собирался, было, ляпнуть очевидное, но вдруг осознал, что он не настолько скотина. Они с Гарвином переглянулись.

— Полагаю, — произнес Гарвин, — вы вели расспросы с момента прибытия на Гримальди?

— Расспрашивали и сверялись со звездными каталогами, — ответил Сунья. — Но безуспешно.

— Все нормально, — влез Дилл, удивив Гарвина и самого себя. — Коанду где-то там… И мы найдем ее или, по крайней мере, выясним, где она находится. Возможно, когда… если… мы доберемся до Центрума, то посмотрим, не сохранились ли исходные записи Конфедерации.

Сунья посмотрел на партнера:

— Видишь? Я знал, что нам повезло, еще когда мы только увидели, как этот корабль спускается с небес.

Янсма и Дилл передали зверей и их погонщиков Лир и направились обратно к кораблю.

— Тебе никто не говорил, что ты сентиментальный олух? — поинтересовался Гарвин.

— А ты, конечно, наоборот? — парировал Бен.

Гарвин и Монтагна наблюдали, как две длинноволосые женщины и длинноволосый мужчина с внушительными усами гарцевали верхом, перекатывались и кувыркались на лошадиных спинах, будто лошади стояли неподвижно, а не текли с плавной грацией, словно молоко, сквозь обручи и вокруг арены.

— Я собираюсь научиться этому, — твердо заявила Монтагна. — Неважно, насколько это трудно.

— Ты справишься, — ляпнул Гарвин. Девушка улыбнулась ему, рефлекторно придвинувшись ближе. Они поймали себя на этом и шагнули в стороны.

Наездник, Руди Квиек, спрыгнув с лошадиной спины, дважды перекувырнулся в воздухе и приземлился перед парочкой.

— Разве мои верные не чудесны?

— Чудесны, — согласился Гарвин. — А в чем хитрость?

Квиек выглядел уязвленным.

— Никаких хитростей. Мои кони, мои верные, принадлежат к особенному, очень редкому семейству, которое выращивают всего несколько ромалэ на изолированных планетах и почти никогда не показывают на публике. И у меня лучшие представители породы. Аттракцион настолько необычный и такой отлаженный, что ваш цирк должен быть просто счастлив подписать с нами контракт. Ведь это удвоит, если не утроит сборы.

— Да, — бесстрастно произнес Гарвин.

— Надеюсь, — вступила Монтагна, — вы не станете возражать, если я попрошу одну из ваших лошадей поднять ногу?

— Ах, — воскликнул Квиек, — дама не только красива, но и умна!

— Да нет, — откликнулась Монтагна. — Мне просто показалось, что я заметила металлический блеск, когда ваш конь запрыгивал на ту стойку.

— И снова «ах», — вздохнул Квиек. — Я должен работать с животными. Вынужден признаться, я несколько облегчил задачу моим бедным лошадкам.

— Чем? — ухмыльнулся Гарвин. — Маленьким антигравом в каждой подкове?

Квиек поклонился.

— Вижу, у меня не будет секретов от вас, бригадир. Может, нам стоит переместиться в ваш кабинет, отпробовать ракии, которую мы привезли с собой, и обсудить, каким образом я с моими женами и вы будем вместе работать?

Гарвин кивнул:

— Извини, Дарод, но приглашение на ужин в городе, похоже, отменяется. Мне предстоит изрядно поторговаться сегодня ночью.

— Я не собираюсь садиться на эту зверюгу! — бушевала молодая женщина.

— Но почему, моя темпераментная малышка? — терпеливо поинтересовался крохотный и какой-то истощенный на вид человечек по имени Нокс, цирковой хореограф. — Нам обещали, что они не едят людей.

— Не буду, потому что… потому что у них повсюду волосяные шипы, а я не хочу, чтобы моя попка превратилась в подушечку для булавок!

Моника Лир, стоявшая рядом с Гарвином у выхода из корабля, пробурчала:

— Все они такие. Все эти чертовы три десятка этих чертовых статисток. Они не будут то, они не будут это. Им наплевать на то, что говорится в контракте, у них в комнате слишком жарко, у них в комнате слишком холодно, слишком близко к лошадям, слишком… арррргх! Шеф, умоляю: дайте мне их всех на недельку, и, обещаю, те, которые останутся, перестанут распускать нюни раз и навсегда.

— Ну-ну, — попытался успокоить ее Гарвин, пряча улыбку. — Мы должны делать скидку на артистический темперамент.

— До левой сиськи мне их темперамент! — рыкнула Моника. — Все, что от них требуется, это вертеть своими хорошенькими задницами, улыбаться так, как будто они знают, какое нынче число, и создавать гребаный контраст клоунам.

— О чем и речь.

— Итак, Адель, — Нокс все еще сохранял спокойствие, — мне действительно не хочется на вас давить… Но если вы не примете это назначение, нам придется придумать для вас что-нибудь другое.

— Все, что угодно! — бушевала блондинка. — Все, что угодно, кроме этого!

— Хе… хе… хе… все, что угодно? — неожиданно в поле зрения возник Ристори в длинном черном дождевике и шляпе. — У нас, хо-хо, у нас есть небольшая сценка… — Профессор выставил правую ногу в мешковатой штанине. Затем показалась еще одна правая нога, а первая оказалась муляжом. — Сценка, сценка, — продолжал он, — презабавнейшая. Может, несколько взрослая, несколько взрослая для нашей молодежи. Там мы с тобой женимся, женимся навеки, на вечное блаженство. Я выкатываю тебя на арену в брачной постели и затем, совершив омовение, омывшись, умывшись, с пением забираюсь к тебе в кровать, и мы обнимаемся. Затем ты нечаянно обнаруживаешь, что с нами в постели оказались двое, может, трое моих друзей… лилипутов… которых я пригласил…

— Стоп! — взвизгнула Адель. — Ни слова больше! Ладно, Нокс, я согласна оседлать вашего долбаного слона.

— Видишь, — сказал Гарвин Лир. — Существует несколько способов достать пробку из, гм, бутылки.

Трое мужчин бросали в Ки Фен Тан различные предметы — стулья, маленький столик, а она ловила их и ставила друг на друга. Руки ее при этом сливались в одно расплывчатое пятно. Первый мужчина, Джанг Юань Фонг, подсадил второго, и тот, кувыркаясь, перелетел по воздуху на верхушку пирамиды, легко сохраняя равновесие. Потом очень маленькая девочка, Джиа Йинь Фонг, проковыляла к мужчине и тоже кувырком отправилась на верхушку пирамиды. Тут, откуда ни возьмись, появилась дюжина палок, и она принялась ими жонглировать. Третий мужчина кивнул, и акробаты рассыпались.

— Безусловно, вы более чем подходите, — пробормотал Гарвин сквозь рассеивающийся туман ракийного похмелья.

— Хорошо, — сказал Фонг. — Ибо мы слышали, что вы собираетесь добраться до Центрума, а оттуда моей семье и кузенам будет легко продолжить наше путешествие.

— Куда? — спросил Гарвин. — У нас уже есть несколько попутчиков.

Фонг выглядел печальным.

— Да, я знаю, кого вы имеете в виду, и, боюсь, их планета не более чем мечта, хотя я надеюсь на обратное. Наш путь лежит в совершенно реальное место. Мы возвращаемся на Землю, на нашу родину, которая называется Китай, как вернутся, в конце концов, все китайцы. Мы десятки поколений шатались по галактике, а теперь пришло время вернуться в нашу деревню Тай Шенг и заново отстроить наши души.

Гарвин пожал мужчине руку, гадая, не приходится ли ему родственником оставшийся на Камбре Кен Фонг, а затем отправился обратно в кабинет, дабы потешить себя пивом и поразмыслить над множеством причин… или поводов… по которым его артисты присоединялись к нему.

Труппа была уже почти полностью укомплектована, и репетиции шли дважды в день. Гарвин установил дату отбытия. Страсти накалялись.

Большие кошки рычали на любого, кто приближался к их клеткам, включая своего хозяина, сэра Дугласа. Слоны капризничали, и их трубные вопли разносились по всему кораблю. Акробаты огрызались друг на друга, воздушные гимнасты кусали губы, а униформисты устраивали разборки в темных закоулках корабля.

Лишь некоторые опытные мастера довольно потирали руки. Ведь именно так всегда и происходит, когда программа готова к запуску… И если бы, наоборот, все были довольны и счастливы, они бы знали, что их ждет беда.

Гарвин поднял винтовку, тщательно прицелился и спустил курок. Старинное реактивное ружье крякнуло, а мишень осталась неподвижной.

— Пробуй снова, пробуй снова, не попытаешься еще раз — не выиграешь куколку для своей дамы, — пропел зазывала.

— Твоя проблема, Сопи, в том, — заметил Ньянгу, — что ты считаешь всех остальных слишком тупыми, чтобы произвести элементарный подсчет.

Толстый, жизнерадостного вида мужчина попытался сделать разгневанное лицо, у него не получилось, и он остановился на обиженном.

— Как вы могли так обо мне подумать?! — завопил он высоким писклявым голосом.

— Для начала, прицел этого ружья сбит так, что оно не может не стрелять мимо, — ответил Иоситаро.

— Та же история с колесом фортуны, — вступил Гарвин. — Я вижу электромагниты, и как нога зазывалы ударяет по переключателям. А о твоей рулетке, которая едва крутится, и думать не хочется.

— Да, это и впрямь не дело, — согласился Сопи Мидт. — Надо опустить боковые занавески пониже.

— И шар для метания утяжелен, — продолжал Гарвин. — И шесты для колец расположены слишком тесно, чтобы хоть одно могло надеться куда надо.

— А что вы скажете о Джилл-шоу?

— Это вообще не пойдет, — сказал Гарвин. — Во-первых, у нас уже есть свои танцовщицы. Да, я знаю, секс — хорошая статья доходов, но… нам не нужны неприятности.

— У меня не бывает неприятностей, — возразил Мидт. — Мы всегда играем по заранее расписанному сценарию, предварительно убедившись, что копам дано на лапу, так что никаких арестов не будет. Играй по законам общества, может, метр туда-сюда, и никогда, или почти никогда, не попадешь в беду, — ханжески закончил он.

— У тебя действительно проблема, — согласился Гарвин с Ньянгу. — Ты слишком охоч до денег. Но у меня свои трудности. Мне нужен небольшой парк аттракционов перед входом в цирк, а у тебя двенадцать палаток, не считая шоу с девочками, и ты не пытаешься подсунуть мне уродцев, хотя я не возражал бы против одного-двух великанов.

— Знаю, где достать. Будут здесь завтра утром.

— Заткнись на минутку, — прервал его Гарвин. — Как тебе такое предложение: делим не шестьдесят к сорока, как ты предлагал, а семьдесят к тридцати?

— Почему вы хотите надрать сами себя? — Лицо Мидта приобрело подозрительное выражение.

— Потому что мое шоу должно быть чистым… по крайней мере, внешне. Поймешь это — сможешь работать на меня. Мое первое условие: ты зафиксируешь процент, на который будешь надирать публику, так, чтобы он не был совсем уж грабительским. Второе условие: всю дорогу ты имеешь дело только напрямую со мной. Или я брошу и твою жирную задницу, и твою труппу посередь любой заваренной тобой каши. На любой задрипанной планетке, где есть хоть что-нибудь, напоминающее полицию.

— Черт. — Мидт призадумался. — Будь хоть какое-то другое шоу… Не уверен, что я силен по части быть честным.

— Тогда тебе лучше начать учиться этому, — посоветовал Ньянгу. Происходящее его забавляло.

Мидт протянул свою широкую лапу:

— Ладно. Тяжелый торг. Но я принимаю сделку.

— Тогда тебе лучше приступить к работе. Пристрелять несколько ружей и размонтировать свои сложные конструкции, — холодно бросил Гарвин и направился обратно к кораблю.

— Вот теперь у нас полный комплект, — заметил Ньянгу. — Жульнические аттракционы, цыгане, чужаки, слоны и коты-убийцы.

— Я знаю, — счастливым голосом отозвался Гарвин. — Это действительно начинает походить на цирк. И, как ты сказал еще там, на Камбре, никому и в голову не придет, что этот размалеванный шутовской балаган на самом деле — группа героев-разведчиков, затеявших весьма опасную авантюру с неочевидным исходом.

Состоялась генеральная репетиция в костюмах.

Гарвин, несмотря на романтическую жажду дать первое представление в шапито, проявил благоразумие и организовал все в главном трюме «Большой Берты».

Место для представления устраивалось одинаково как внутри корабля, так и вне его: съемные трибуны для зрителей, установленные по периметру прямоугольной зоны, почти в полкилометра длиной. Их количество менялось в зависимости от наплыва публики, так чтобы цирк Янсма никогда не выглядел полупустым.

Дорожка для лошадей тянулась от актерского входа вокруг арен и уходила в проход на другой стороне.

Гарвин, неизменный традиционалист, намеревался ввести три арены, каждая около двадцати пяти метров в диаметре. Они могли раздвигаться дальше или сдвигаться теснее в зависимости, опять же, от числа зрителей. Зрители входили через главный грузовой шлюз, внутренняя переборка которого убиралась. Сверху нависали джунгли из тросов и канатов для воздушных гимнастов, а высоко над ними располагалась задняя часть командной капсулы. Снаружи корабля раскинулась площадка для аттракционов, а у входа в шлюз зазывалы выкрикивали всякую чепуху, приглашая зрителей внутрь.

Гарвин позвал всех желающих. Трибуны наполнились до отказа, и перед главным входом пришлось установить дополнительные сиденья, называемые пастушьими.

Представление началось. Клоуны нападали на расфуфыренного инспектора манежа, и Гарвин прогонял их кнутом, как раз когда воздушные гимнасты, словно атласные облака, раскачиваемые странными чудищами, заполнили небеса.

Там были слоны, еще клоуны, акробаты, большие кошки, даже мелочно-придирчивый человек с настоящими земными кошками, которым клоуны постоянно не давали покоя.

Лошади появились и исчезли. И снова клоуны. И дети начали зевать. И затем был гвоздь программы — трибуны заполнили разносчики сладостей.

— Неплохо, — проворчал Гарвин.

— Совсем неплохо. — Ньянгу рассмеялся. — Полагаю, пора идти на войну.

— Сэр, — произнес Лискеард. — Все подразделения докладывают готовность к взлету. Корпус цел. Данные о проблемах отсутствуют.

— Тогда, мистер Лискеард, — откликнулся Гарвин, — мы открываем гастроль!

Лискеард ухмыльнулся, положил руки на пульт, и «Большая Берта», оторвавшись от Гримальди, заковыляла к звездам.