Басов НиколайMиp Вечного Полдня

Николай БАСОВ

Mиp Вечного Полдня

Летопись первая: Проблема выживания

Часть I Mиp Вечного Полдня

Глава 1

Ростик проснулся, потому что солнце жгло глаза. Это было странно, он спал на отцовской "уличной" раскладушке, под любимой семейной вишней, а значит, солнце не могло его осветить. Оно появлялось тут лишь после одиннадцати, а сейчас не могло быть одиннадцать, он это знал наверняка, он не выспался.

Ему необходимо было поспать еще часа два, тем более что сегодня было бы желательно иметь соображающую голову. Потому что предстоял выпускной экзамен по математике, от которого зависело, что он будет делать дальше, куда направит свои стопы, как говаривал отец, обсуждая всевозможные институты и продолжение Ростикова образования.

Он открыл глаза... и скатился с раскладушки, запутавшись в одеяле, которым поверх пледа, под которым он спал, подражая отцу, должно быть, "утеплила" его мама, когда он уже уснул. Она не одобряла, когда кто-то спал во дворе только под пледом, говорила о росе, прохладном воздухе и возможных тарантулах. Все это ерунда, тарантулов у них сроду никто не видел, а прохладный воздух идет только на пользу. Как отцу.

И тогда понял, почему солнце светит сверху на его несчастную голову он проспал. Ростик посмотрел на часы, оказалось, уже половина двенадцатого... Проспал!

Нет, на двенадцати стоит не маленькая, а большая стрелка, а маленькая... Она чуть зашла за шесть часов. Значит, сейчас начало седьмого?

Он поднял голову, посмотрел на солнечный диск, висевший в зените, пробивающий не только реденькие сероватые облачка, но и хитроумно обошедший спасительную вишню, под которой летом он спал сколько себя помнил, с младенчества, а ночевал уже года три, с тех пор, как мама поддалась уговорам отца, что Рост, мол, уже большой.

Итак, часы врали, они остановились, пока он спал, а потом пошли снова и сейчас, почти в полдень, пытаются утешить тем, что он может еще успеть на экзамен. Взвесив такую возможность, Ростик нашел шлепанцы, вырезанные из старых кедов, и пошел в дом. - Мам, мама!

Ему не отвечали. Он дошел до третьей, самой дальней комнаты, где размещалась родительская спальня, и с удивлением уставился на кровать. Итак, мама не убрала за собой постель - определенно, мир сошел с ума!

Ну, с отцом все понятно, он еще месяц назад ушел на какую-то свою "летневку", потому что такая у него работа - он радиоинженер, связист, "маркони" и вообще у них в городе личность легендарная, поскольку один из немногих общался с живыми иностранцами на зимовках. Знает три чужих языка и говорит на них быстрее, чем по-русски. Его не будет почти до Нового года, да и то если его не уговорят остаться на зимовку, то есть на остаток года.

Но вот почему мама проявила такое несовместимое с ней вольнодумство, вернее сказать - распущенность? Она главврач "Скорой помощи", у нее страсть к чистоте и аккуратности - со студенческих времен или даже еще раньше, от воспитания... Что с ней-то произошло?

Ростик нашел крынку молока с куском хлеба, намазанным медом, чтобы хлеб как следует пропитался, как он любит. Значит, она все-таки о нем подумала, когда убегала невесть куда, невесть когда.

Над молоком на стене висели часы. Ростик подошел поближе. Так и есть, четверть седьмого, он не мог опоздать на экзамены, потому что часы эти отец выиграл на собачьих гонках года три назад на Аляске, они заводятся раз в две недели и точность хода у них сравнима с морскими хронометрами. Так говорил отец, а значит, так и есть. В городе, говорил он, могли врать все остальные часы, особенно в головах начальников, но эти - показывали абсолютное астрономическое время.

Но как же тогда быть с солнцем? Значит ли это, что сегодня, второго июня шестьдесят седьмого года, в пятницу, в день его первого и самого важного из выпускных школьного экзамена мир сделался каким-то другим? Отца бы спросить, но он далеко, а установить прямую связь с ним почти невозможно, потому что из их широт до Арктики "досигналить" очень трудно.

Одевшись в свои любимые брезентовые черные "техасы" с заклепками и серую футболку, Ростик торопливо сжевал хлеб, махнул рукой на раскрытые где-то в середине учебники и вышел на улицу.

Их привычная Октябрьская улица уходила одним концом к Парку победы со стадионом, а другим - к центру Боловска, где располагался райком, Дом культуры и памятник вождю. Город был вовсе не так мал, как некоторые думали, в нем имелись филиалы Воронежского университета и Харьковского политеха, обсерватория и куча заводов.

Сейчас улица выглядела странно. И не потому, что их привычная скамейка у калитки, которую отец увековечил из кирпичей на месте старой, деревянной, на которой он когда-то сделал маме предложение, выглядела слишком резко, как на контрастной фотографии. И даже не из-за того, что двухсотлетняя акация, нависшая над скамейкой, самое старое дерево в городе, не дрожала ни единым листом. А потому, что почти все жители улицы вышли к калиткам своих палисад-ничков и слишком негромкими, опасливыми голосами переговаривались, нервно поглядывая в сторону центра. Или вверх, на солнце, которого не могло быть там, где оно находилось.

Здороваясь на ходу, Ростик побежал по улице. Школа - вот где сейчас должны были разрешиться его сомнения. Если экзамены уже начались, значит, врал даже отцовский призовой хронометр, а если нет... Ну, тогда Ростик не знал, что и думать.

Но далеко он пробежать не успел, на углу, разогнавшись под тополями, он врезался в Кима и Любаню, которые торопливо шли в противоположном направлении. Ким, корейская душа, успел выставить руки, а Люба, конечно, взвизгнула, впрочем, не очень, она была выдержанной девушкой. - Ты чего так несешься? - спросил Ким в запале.

- Ким, что происходит? - спросил Ростик одновременно с ним.

- А мы идем к тебе, узнать, что ты думаешь по этому поводу, - пояснила Люба. Все посмотрели вверх. - Значит, у вас то же самое? - спросил Рост.

- Что значит "то же"? Ты думаешь, у нас в саду это выглядит иначе?.. Это во всем городе происходит. И со всеми разом.

Они помолчали, каждый переживал замечание Любани по-своему. Хотя выразить это словами было нелегко.

- Ладно, - решил перейти к конструктиву Ростик. - Экзаменов нет, как я понимаю?

- Для них слишком рано, - пояснил Ким. - Но если эти чудеса со временем не утрясутся, то их, похоже, перенесут.

- Каким же образом они могут утрястись? - как всегда, Любаня сумела задать главный вопрос, то есть такой, после которого все чувствуют себя немного дураками.

- Нужно идти в центр, может, на главной площади у народа есть дельные идеи? - сказал Ким.

- Народа и тут хватает, а дельности не замечается, - ответил Рост, поглядывая на соседей, которые не расходились по домам, словно действительно чего-то ждали.

Вдруг в конце улицы он заметил знакомую долговязую фигуру на велосипеде. Вот это было кстати. Торопливо, чтобы не опоздать, он сунул два пальца в рот и заливисто свистнул. Все обернулись на него. Но главное, велосипед замедлился, качнулся и свернул к ним.

На веле восседал, как всегда изрядно ссутулившись, Георг Пестель, Джордж, Жорка, Георгий - все зависело от того, кто к нему обращался, - с соседней улицы. Впрочем, Ростик всегда звал его просто - Пестелем. Фамилия была такая, что клички были уже не нужны.

Годом ранее Пестель отучился в той же школе, что сейчас кончала и эта троица, провалил в Московском универе, на биофаке, последний экзамен и сейчас готовился ко второй попытке. Через пару-тройку недель он должен был отбыть в престольную"; но пока, как Ростик слышал от Любы, всего лишь уволился из зверосовхоза, где проработал этот год для практики.

Пестель был высоким, за метр девяносто, сутулым очкариком с веснушками, заливавшими его лицо от макушки до подбородка. Макушка его была видна потому, что он стригся исключительно под машинку, оставляя не больше сантиметра волос. Помимо первого разряда по волейболу, Пестель и в остальном был неординарной натурой. Ростик давно хотел сойтись с ним покороче, да как-то не получалось.

- Ты куда? - спросила его Любаня, словно это она свистела. В отличие от Ростика она знала Пестеля давно и хорошо. - Решил прокатиться за город, там что-то видели. - Что? - спросил Ким.

- Не знаю. Приходил знакомый со станции и попросил прокатиться.

- Поехали вместе? - предложил Ростик и посмотрел на Пестеля. Подождешь? Мы быстро.

О том, что Ким или Любаня могут не поддержать его предложения, он даже не подумал. Но они и не собирались.

Через пару минут все снова были в сборе. Все восседали на велах, разумеется, на "Украинах", кроме Любы. У той был дамский немецкий "Спорт" с тремя передачами - отличный аппарат и очень дорогой. Его привезли прямиком из Германии. На этом "Спорте" Любаня обгоняла в городе всех.

Они выкатили с Октябрьской, поднялись на холм, за которым начинались новостройки, спустились с той стороны, где находился вагоноремонтный завод, проскочили хутор Бобы-ри, который был практически рабочей слободой, построенной еще в прошлом веке, и вкатились в рощу грецких орехов. Это была одна из самых северных рощиц таких деревьев, что до всеобщего сведения еще в средней школе довел Пестель.

В стороне от дороги, на поляне, на которой лет десять солдаты местного гарнизона устраивали себе летние лагеря, происходила какая-то возня. Ростик и оглянуться не успел, как они все вчетвером скатили с дороги и подъехали к служивым.

Десяток квартирьеров, присланных сюда, чтобы разбить лагерь, голые по пояс, столпились у умывальников. Перед ними стоял лейтенантик, который растерянно поглядывал на подчиненных, на солнце над головой и на колодец.

Трое ребят вытаскивали из колодца четвертого, обвязанного толстой белой веревкой. Лейтенант спросил: - Ну, что там, Квадратный?

Квадратный, уверенного вида паренек, видать, из старослужащих, с такой мускулатурой, что Ростик только завистливо вздохнул про себя, подтянулся на руках, сел на край колодца и негромко сказал:

- Товарищ лейтенант, нам не показалось... Там действительно никакой воды нет, лишь твердый, как асфальт, пол. Совершенно сухой.

- Как же так? - нахмурился лейтенант. - Вчера еще была вода...

- Этот колодец никогда не пересыхает, - веско произнес Пестель. - Он один из самых глубоких в округе, о нем упомянули даже в прошлом веке, описывая губернию.

Лейтенант сделал сердитое лицо. Он был растерян больше, чем хотел признаться. - Вы кто такие? Что тут делаете? - Мы ехали мимо, - ответила Люба. - Вот и поезжайте... мимо.

- А грубить не стоит, - спокойно сказала Люба и повернула свой вел. Даже если колодец пересох.

Ребята последовали за ней. Оказавшись на дороге, поехали медленнее. Почему-то никому теперь не хотелось торопиться, вдруг там, за ореховой рощей, окажется что-то, чего никто из них не ожидает? Внезапно Пестель произнес:

- Вообще-то еще пару веков назад у нас в городке жил какой-то юродивый, я забыл его имя... Михал, Михась... Нет, не помню. Говорят, у него было пятно на голове, и если хотели обидеть, то звали "Пятнышко". - И что этот юродивый? - спросил Ким. - Он умел предсказывать. Был у него такой дар.

Они молча проехали сотню метров, наконец Люба не выдержала: Дальше-то что?

- Дальше?.. Так вот, он предсказал, что когда-нибудь на наш город обрушится второе солнце, которое сожжет все степи, многие леса, и все станет по-другому. - Что значит второе солнце? - спросил Ростик.

- Может, такое, что будет висеть над головой. А первое будет вставать, как полагается, с востока? - предположил Ким.

- Уже почти семь, - сказала Люба, - и нет никакого первого солнца на горизонте. Спрашивается - где же оно?

Рост автоматически посмотрел туда, где должен был находиться восток. По крайней мере, он там всегда находился. Разумеется, никакого первого солнца видно не было. - Не знаю, - отозвался Ким.

- Второе - возможно, такое, которое отлично от нашего, земного? высказался Пестель.

- Земного? - переспросила Люба. - Что ты имеешь в виду?

Роща кончилась. Они сразу, резко, будто мчались на машине, а не катили на велах, вылетели на простор... И затормозили, потому что дорога кончилась. Ровно, словно ее ножом отрезали, как полоску мягкого теста. И так же в обе стороны от дороги отрезали весь привычный мир. И начиналось там что-то... необычное.

Это была пронизанная редкими стебельками незнакомых растений, потрескавшаяся от жары, странная темно-красная земля.

Ростик вытянул шею и посмотрел вбок, туда, где в сотне метров должны были проходить железнодорожные пути вагоноремонтного завода. Их уровень остался чуть ниже взгорка, где ребята сейчас стояли. Поэтому ему хорошо было видно, что насыпь из щебенки кончалась точно так же, как и дорога. И разумеется, кончались рельсы - отрезанные гигантским аккуратнейшим скальпелем.

Но главное - то, что они видели перед собой, пространство, которое всегда обещало горизонт и привычно короткую перспективу, теперь вообще не имело края, не подразумевало никакой закругленности, покатости Земли. Горизонт исчез, а все стало плоским, ровным, лишь с холмами и взгорьями, протянувшимися в бесконечную даль, которая сменялась новой далью, а та, в свою очередь, следующей. И в этом пространстве было столько всего, что даже голова кружилась, как иногда кружится, если всматриваться в небо.

- Посмотрите, - произнес Пестель и вытянул руку. - Мне кажется, я вижу развалины.

Глава 2

- Что это может быть? - спросила Люба. - Не развалины, а вообще - все?

- Хотел бы и я знать, - буркнул Пестель, вздохнул и повернул руль велосипеда. - Куда теперь? - спросил Ким.

- Есть одно место, - пояснил Пестель, посмотрев на часы. - Правда, они в это время заканчивают работу... Но, может быть, сегодня решили остаться.

Что за место, где кончают работать, едва наступает утро, гадал Ростик, но не очень долго. Стоило впереди мелькнуть куполу, который он привык видеть с самого детства, как у него рассеялись все сомнения. Обсерватория! Аи да Пестель, молодец. А он и не подумал об этом.

А ведь отец водил его сюда мальчишкой, но он посмотрел на какие-то машины, на медлительных людей в синих халатах и больше не интересовался этим заведением. Как оказалось, зря, отца тут любили, и публика, по его словам, собиралась прелюбопытная.

У входа в здание никого видно не было, даже вахтера. Ребята прошли по гулкому коридору, Пестель свернул в узкий, затемненный закуток, в конце которого мелькал сумрачный свет, и они вышли в довольно большую комнату, которая имела всего одно очень узкое окно с матовым стеклом. Тут было прохладно, на полках стояли какие-то приборы, над несколькими столами висели загадочные лампы, но они не горели. - Есть тут кто? - громко спросил Пестель.

- Кто там? - отозвались из глубины, где тень была особенно густой.

Пестель уверенно пошел в ту сторону, он тут наверняка не редкий гость, решил Ростик, почему-то с завистью.

Они вышли к небольшому диванчику, на котором лежала подушка и скомканное армейское одеяло. На кушетке сидел лысый улыбающийся человечек в пестрой, заграничной футболке. Перед человечком стояли еще двое ребят. Одного Ростик знал. Это был Антон Бурскин, чемпион города по тяжелой атлетике, очень накачанный и красивый парень, от которого половина девчонок просто сходила с ума. Поговаривали, что, отслужив армию в спортроте, он пытался поступить в военное училище, но не получил каких-то рекомендаций. Что это были за рекомендации, Ростик не догадывался, отец, прознав про эту историю, нахмурился и покусал нижнюю губу, что было верным признаком крайнего раздражения.

Вторым оказался темноволосый, очень подвижный паренек с цыганскими или кавказскими глазами. Он весело кивнул несколько раз и всем по очереди протянул руку, каждый раз приговаривая: - Эдик Сурданян. Про него, как ни странно, слышал Ким. Он спросил: - Вы тот самый Сурданян, корреспондент "Известки"?

"Известкой" называлась в народе газета "Боловские известия", которую за полную неинтересность прозвали этим малоаппетитным прозвищем. Эдик опять смущенно кивнул, эта привычка была у него укорененной.

- Пестель, проходите... И друзей своих ведите поближе, - предложил улыбающийся лысый человек в футболке. - Я хотел поспать немного, но вот, он развел руками, - пока не удалось. Пестель стал в официальную позу.

- Позвольте познакомить - Иосиф Ким, мой сосед, Люба и Ростислав...

- Вы сын Гринева? - спросил лысый. - Тогда мы знако мы, только вид елись давно.

Ростик вдруг тоже кивнул, протянув руку. Рукопожатие лысого оказалось крепким. После этого Ростик сразу вспомнил, как его зовут.

- Директор обсерватории Борис Мыхалыч Перегуда, -для всех объявил Пестель. Перегуда встал, он не мог сидеть при девушке. - Итак, молодые люди, чем обязан? Ростик прикинул его возраст, пожалуй, чуть старше отца. Или чуть моложе, но выглядит похуже - бледная кожа, воспаленные глаза. Что с нами произошло? - спросил Эдик.

- Где мы оказались? - одновременно с корреспондентом спросила Люба. Перегуда, смешно наклонив голову вбок, вздохнул.

- Правильнее всего будет сказать не где, и даже не что произошло, а как такое оказалось возможно? Понимаете, этому нет никакого объяснения. Мы заступили на дежурство вчера в девять, произвели обычные технические замеры, даже вели наблюдения по плану до полуночи, а потом... При боры стали врать, и большая их часть так и не пришла в себя.

- Например? - спросил Эдик, он уже достал блокнотик в твердой корочке и шариковую ручку, чтобы записывать.

- Например? Ну, что-то происходит со временем. Если судить по числу ударов сердца, а это один из самых точных наших природных хронометров, минута тут длится не 60 секунд, а, так сказать, сто восемь нормальных, земных секунд... - Перегуда стал чуть прямее. - Может быть, это очень смелое утверждение, может... Понимаете, мне пришло в голову, что мы скорее всего уже не на Земле.

И тут Пестель торопливо, часто сбиваясь, рассказал, как они доехали до края дороги, как увидели красную почву и что-то странное вдали. Ростику это оказалось не очень важным, но Перегуда выслушал с интересом.

- Вы знаете, Георгий, - подтвердил он рассказ Пестеля, - вторую половину ночи я просидел за старым оптическим телескопом, только использовал его... Гм, как бы точнее выразиться? В общем, использовал его как подзорную трубу. И выяснил, что над нами теперь ходят определенным, весьма правильным в математическом смысле образом плотные облака, скорее даже туманности, причем по всему здешнему пространству, то закрывая, то открывая новые участки поверхности. - Поверхности? - переспросил Эдик.

- Именно. Это просто поверхность. Она протянулась в немыслимую даль, и я даже подумал... - Что вы подумали? - спросил Ростик немного невежливо.

- Понимаете, есть гипотеза... Хотя нет, об этом еще рано говорить.

- А жизнь тут есть? - спросила Люба. Она нервничала уже поменьше, но все-таки Ростик видел, что ее кулачки плотно сжаты. - Что вы имеете в виду? - удивился Антон.

- Я хочу знать: как мы тут будем жить? Что будем делать, как будем существовать?

- Ну, если мне будет позволено предложить аналогию, я бы сравнил ближайшую нашу перспективу с переселением на дачу, где ведут упрощенное существование, - ответил Перегуда, немного смущенный, потому что изрядно недоговаривал.

И Ростик понял, что астроном будет недоговаривать все время. - Значит, дача? - громко спросил Ростик. - Я не утверждаю, а пытаюсь дать аналогию.

- Может, космическая лаборатория? - спросил Пестель. - Или ковчег? Живые существа, так сказать, каждой твари по паре, и... Он не закончил. Эдик вдруг с энтузиазмом спросил:

- И что же, на Земле, там, где мы жили до сих пор, образовалось пустое место? Перегуда поднял на него глаза, потом потер подбородок.

- Я полагаю, на "нашем", так сказать, месте на Земле пустоты не образовалось, все осталось как было. То есть нет нужды переносить нас, вырезав из определенного пространства. Достаточно просто скопировать, как... подобно тому, как объект отпечатывается на пластинке при фотографировании, понимаете? - Значит, мы негатив? - спросила Люба. Перегуда снова вздохнул. - Если угодно. - А почему звезд не видно? спросил Эдик.

- Об этом нужно думать, отвечать на этот вопрос даже в такой вот приватной беседе пока рано.

- А звезды не могли затемниться тучами? - переспросил Эдик. Перегуда улыбнулся.

- Я слишком долго смотрю на небо, чтобы совсем не заинтересоваться тучами. И могу вполне квалифицированно ответить - то, что закрывает от нас здешнее светило, тучами не является. - А что же это? - прогудел Антон.

- Туманности, - с несколько озадаченным видом ответил директор обсерватории, - способные поглощать свет данного светила, потому что иначе обеспечить суточный цикл в этих условиях почему-то невозможно... Впрочем, отвечать на эти вопросы, как и на многие другие, пока рано.

- Хорошо, допустим, - снова спросил Эдик. - Когда же появятся ответы на все вопросы?

- На все вопросы ответов точно не появится. Этот мир... - Перегуда взлохматил волосы. - Ребята, в самом деле пока рано о чем-либо говорить. Необходимы наблюдения, досто верные данные, наконец, анализ, что требует времени. - Вы говорите, тут очень далеко видно? - вмешалась Люба.

- Вы не поверите, насколько далеко тут можно увидеть окрестности, - с неожиданной горячностью заговорил директор обсерватории. - Я видел холмы на расстоянии тысячи километров, в этой цифре я абсолютно уверен, видел какие-то странные строения...

- Строения? Но вот они, - Эдик кивйул в сторону ребят, - подошли к концу дороги, к самому краю того места с Земли, которое, как вы говорите, было скопировано...

- У меня нет оснований думать, что на всей этой... гм, по верхности из разумных существ оказались только мы с вами, то есть люди. Я полагаю...

Перегуда вдруг умолк и опустил голову. Ростик понял, что теперь его будет трудно разговорить, ученый думал о чем-то в высшей степени серьезном.

- Скажите, как наши читатели еще могут установить, что они оказались не на Земле? - спросил Эдик.

У этого парня или абсолютно пусто в голове, или он потрясающе хладнокровен, подумал Ростик. Впрочем, он сам почему-то поймал себя на мысли, что воспринимает все происходящее достаточно спокойно, словно просто приехал на трамвае не на ту остановку и теперь выясняет, что есть интересного на новом месте.

- По тем приборам, которые есть у них дома, - отозвался Перегуда усталым, даже подавленным голосом. - Например?

- Что-то странное происходит с компасом, - высказался Антон. Перегуда покачал головой.

- Не только. У меня складывается впечатление, что весь приборный парк вышел из повиновения привычным нам за конам природы. Термометры, барометры, ветряки, часы...

- А какой вывод из всего этого можно сделать? - спросил Эдик.

Вот идиот, решил Ростик, но тоже, как и остальные, с интересом повернулся к Перегуде.

- Вывод? Мы должны любой ценой наладить тут матери альную базу для нормального существования города. Нам придется этим заняться, или... Или мы очень скоро погиб нем.

- Это значит, - с непонятным удовлетворением прогудел Антон, - что главным будет умение выживать?

- Полагаю, - нехотя согласился Перегуда, - на ближай шие дни... или годы это составит нашу главную проблему.

Глава 3

Ребята оседлали свои велосипеды и, оглянувшись на Эдика с Антоном, усевшихся в редакционный "уазик", покатили в город. Машина их не обогнала, значит, газетчики отправились выяснять, где проходит линия раздела земного мира и красной почвы.

До города доехали в полном молчании, да и ехали слишком быстро, переговариваться было неудобно. А потом уже и говорить было не нужно. На улицах людей стало еще больше, Ростик с удивлением обнаружил, что очень многие из них неторопливо, но вполне решительно направлялись в центр города. Поэтому, не договариваясь, даже не глядя друг на друга, все четверо покатили туда же.

В центре, на площадке перед памятником Ленину и райкомом людей было столько, что с велосипедов пришлось слезать. Ростик пожалел, что не завез машину домой, без нее было бы удобнее, но делать было нечего. Они проманевриро-вали между группками возбужденных или, наоборот, неестественно спокойных людей и оказались метрах в сорока от того места, где на Первомай или Седьмое ноября устанавливали трибуну для отцов-командиров города и района.

Сейчас прямо на асфальт были выставлены какие-то деревянные тумбы и с одной из них хрипло верещал какой-то тип. Ростик помнил его лицо, потому что на праздники он выкрикивал приветствия колоннам демонстрантов. Кажется, он работал на местном радио, но теперь орать ему приходилось без микрофона, и он изрядно выдохся. Ростик прислушался.

- Вспомним наших отцов и старших братьев! Они встретили войну со спокойной строгостью преданных идеям партии граждан. И нам выпала нелегкая ноша, но мы пройдем через испытание так, что не посрамим! .. Определенно, он работал на радио.

Народ тут стоял не слишком плотно, с велосипедами стало полегче. Сбоку от тумбы, с которой порол привычную чушь митингующий для начальства хрипун, стоял предисполкома Кошеваров и высокий, плечистый человек с чуть рассеянным, но в то же время уверенным взглядом. Люба посмотрела на Ростика. - Пойдем спросим Кошеварова, что они будут делать?

Ростик вспомнил, что Люба с дочерью предисполкома дружила, кажется, лет с десяти, познакомившись еще в музыкальной школе. - И у капитана заодно спросим, - предложил Ким. - Какого капитана? - не понял Пестель.

- Капитана госбезопасности, видишь, они рядом стоят? Кстати, у него фамилия Дондик, а больше я про него ничего не знаю. Кошеваров, увидев Любу, шагнул к ней:

- Любочка, нет совершенно никаких оснований для паники!

- Паники тоже нет, - ответила Люба, несмотря на напряжение, постаравшись улыбнуться.

Ростик только сейчас заметил, что она сегодня утром очень мало улыбалась. Обычно она веселилась, не переставая, да так, что прохожие оборачивались.

- А я думал, ты волнуешься из-за этих мародеров... - сразу устало и нерешительно ответил Кошеваров. - Каких мародеров? - спросил Ким.

- С ними уже разобрались, и довольно жестко, - вмешал ся капитан Дондик. - Практически по законам военного времени.

- Нет, мы не о мародерах хотим спросить, - сказал Пестель чуть смущенно. - Мы другие вопросы хотим задать.

- Ситуация с электричеством действительно непростая, вынужден признать, - отозвался Кошеваров, словно Пестеля волновало именно электричество. - И с водой тоже не все понятно. Но в целом...

- С водой? - растерянно переспросил Ростик. - Так вы что - не были за городом?

- А почему мы должны там быть? - жестковато спросил капитан Дондик.

- Потому что там есть доказательства, что все совсем не просто. И электричеством наши проблемы не ограничиваются, - отозвался Пестель. Вернее, его отсутствием... - Вы знаете наши проблемы? - снова спросил капитан.

- Нет, не будем так обострять вопрос-, - отозвался Кошеваров. В его глазах билось беспокойство. - Главные нашисложности, безусловно, еще не понятны до конца, но мы выясним их и тогда...

- Главные сложности, Илья Самойлович, - отозвался капитан Дондик, - в том, чтобы сохранить спокойствие людей. - Согласен, - тут же отозвался Кошеваров.

Внезапно Люба блеснула глазами так, что Ростик положил руку на ее велосипед, на случай, если она начнет размахивать руками, забыв о "Спорте".

- У вас глаза есть или вы будете отрицать, что... - Она замолчала. Ситуация оказалась такой, что объяснить даже очевидные вещи, как оказалось, весьма непросто.

- Отрицать? - прервал ее Дондик, прищурившись. - Что отрицать? На высоких, азиатских скулах Кима заиграли желваки. - Да хотя бы то, что мы видели. - И что же вы видели? - спросил Кошеваров.

- И кто видел? - спросил Дондик, оглядываясь, словно собирался звать каких-нибудь милиционеров. - Мы все, - сказал Пестель. Дондик мгновение подумал, потом сказал решительно:

- Вот что, ребята, закатывайте свои велосипеды в гараж, там с ними ничего не случится, и пойдемте ко мне, расскажете все по порядку.

Ким оглянулся, будто думал о бегстве. Это было так выразительно, что Ростик даже хмыкнул про себя. В самом-то деле, чего волноваться? Они ничего предосудительного не совершили, а делать из капитана чудовище из-за старых порядков, и тем более после публикации "Ивана Денисовича", явно не стоило.

Сделали, как предложил Дондик. Закатили велы, потом поднялись на второй этаж и перешли по какому-то коридору в кабинет начальника райуправления КГБ. Вместе с капитаном и ребятами, не отставая ни на шаг, топал Кошеваров. На его очень белой коже алели лихорадочные пятна, но он старался держаться.

Наконец, усевшись на стулья вдоль большого, затянутого зеленым сукном стола, перебивая друг друга, стали рассказывать. О поездке за город, о далеких развалинах, которые вполне могли оказаться и не развалинами вовсе, и самое главное - об идее Перегуды про необходимость выживать.

Два или три раза Дондик рассердился, переспросил их весьма напряженным голосом, но было ясно - он злится не на них. Кошеваров несколько раз вскакивал, ходил у стены, вдоль расставленных стульев, и шумно тер сухие, на удивление большие ладони.

Когда рассказ закруглился, Дондик закурил папиросу, поднял голову и твердо посмотрел в глаза каждому из ребят, отчеканил: - О том, что видели и слышали, - молчок.

Это было настолько неожиданно, что Ростик удивленно протянул: - Может, еще подписку о неразглашении дать? Капитан сквозь зубы процедил: - Нужно будет - дадите.

- Но послушайте! .. - воскликнул Кошеваров, но продолжить не сумел, его перебила Люба: - Достаточно велосипеда, чтобы все узнать. Капитан посмотрел на Кошеварова - Запретим. Вдруг Пестель улыбнулся.

- Всем? - Ему никто не ответил. - А как быть с ногами, товарищ капитан? Ведь до края нашей земли можно пешком минут за двадцать дойти. Или даже быстрее.

- Может, разъяснение по радио? - спросил Кошеваров, обращаясь, конечно, к Дондику.

- Тока же нет. Даже микрофоны на площади не сумели к динамке присоединить.

Ростик погладил сукно перед собой, потом сдержанно, пытаясь быть рассудительным, проговорил:

- Товарищ капитан, мы же не враги. И людям придется что-то объяснять. Слухи...

- Разговорчивые больно, - проговорил капитан и стал за куривать вторую папиросу подряд. Внезапно Ростик увидел, как у него дрожат пальцы. Да он просто боится, удивился он про себя.

- А вам нужно быть повежливей, - спокойно-уверенно сказала Люба, она, вероятно, тоже заметила эти дрожащие пальцы капитана. - И смотреть на то, что происходит, своими глазами, а не... заемными.

Внезапно капитан опустил руки на стол и, уже не стесняясь, сжал их в кулаки. Потом поднял голову, обвел всех долгим, прищуренным от дыма взглядом. Поднялся и проговорил: - Ладно, подождите пока.

Он вышел, Кошеваров постоял, перекатываясь с носков на пятки, потом провел ладонью по волосам и тоже ушел. - Может, мы уже арестованы? - нервно спросил Ким.

- За что? - отозвался Пестель.

Ответить ему никто не успел. В комнату вернулся Дондик. Он даже немного запыхался. - Пойдемте-ка, еще раз расскажете, что-видели.

На этот раз идти было не очень далеко. Миновали тамбур, комнату с двумя секретаршами, испуганными светленькими девушками, которые больше смотрели в окно, чем на свои столы, и оказались в огромном, очень красивом кабинете. Ростик и не знал, что такие кабинеты бывают, тут можно было разместить две квартиры, в которой обитало их семейство.

За главным столом восседал, по-другому и не скажешь, секретарь райкома, всем известный по своим длинным и путаным выступлениям с праздничных трибун Савелий Прохорович Борщагов. Еще он был известен в городе тем, что ходатайствовал о переименовании Боловска в Брежневск. Но город сочли слишком маленьким для того, чтобы носить столь славное имя, и отказали. Впрочем, поставки стройматериалов для новостроек и количество автобусов на маршрутах увеличили.

Борщагов был уже изрядно пожилым человеком, с очень круглой головой, с пшеничным чубом, падающим на выпуклый лоб, и маленькими пухленькими руками, глядя на которые каждому становилось ясно - если этот верховодитель "атакующего класса" и занимался когда-либо физическим трудом, это было недолго и очень давно.

Тут уже находился Кошеваров, человек пять незнакомых Ростику людей, вероятно, из партактива, и Наум Макарович Вершигора, главный редактор "Известки". От него-то во время рассказа, который пришлось повторить для присутствующих, ребята и выслушали больше всего вопросов. Впрочем, они не успели на них ответить. Потому что Борщагов стал отдавать распоряжения, которые касались то ли радиоузла, то ли стадиона. Тут Дондик, который и не отходил далеко, взял Кима за локоть и как бы всех разом повел ребят к двери. В приемной с секретаршами он написал какую-то бумажку и вручил ее Пестелю. - По этой записке вам вернут велосипеды. И вернулся в кабинет Борщагова. - Стойте! - звонко, по-девчоночьи сказала Люба. - Да? - капитан обернулся. - А спасибо? Вы забыли сказать...

Капитан нахмурился. Вдруг он виновато развел руками и чуть заметно улыбнулся: - Да, извините. Конечно, спасибо.

Они вышли, получили свои велосипеды и пошли сквозь толпу в сторону дома. Ким восхищенно покрутил головой. - Здорово ты его!

- Он еще не безнадежен, - отозвался Пестель. - Все-таки извинился. Ростик посмотрел на Любу и почувствовал, как от незнакомого беспокойства за эту девчушку у него ёкает сердце. Потом гораздо резче, чем хотел, произнас:

- Главной трудностью в нашем выживании, как ни странно, будут собственные начальники.

- Верно, - с чувством поддержал друга Ким. - Пропади они пропадом.

Глава 4

От всех волнений у Ростика так разыгрался аппетит, что он едва дождался, пока из-за поворота появится дом. Он затащил Кима к себе, и они устроили грандиозную яичницу из двенадцати яиц с колбасой, поджаренным хлебом, помидорами и кучей зеленого укропа. После еды пришли к выводу, что яйца тут не хуже, чем на Земле, а потому можно изучать этот мир с определенным смаком. После обеда, вернее, второго завтрака, снова вышли на улицу, где людей стало поменьше, должно быть, тоже разошлись подкрепиться.

Ким покосился на свой вел, оставленный во дворе Ростикова дома, но тащить его домой не стал, наверное, слишком плотно наелся. Ребята уселись на знаменитой отцовской лавочке, на которую приходили посидеть даже с других улиц. Жара стала невыносимой, асфальт начал плавиться, иногда на нем оставались следы, как в пластилине.

Люба не показывалась. Вероятно, ее заставили что-нибудь делать. А может, и нет. Потому что ее мама, Тамара Ависов-на, как и остальные начальники города, должна была находиться при деле. Шутка ли сказать, она была директором райпищеторга, и под ее ответственностью находились все столовые района. - Района больше нет, - поправил друга Ким. - Интересно, а сколько нас?

- В нашем... - он помолчал, - мире остался только город, Бобыри, где мы уже были. Может, еще Квелищево, Острохатки и Морока. - Значит, это меньше двухсот тысяч человек. - Гораздо меньше. Но зато со всеми ресурсами города. Они помолчали.

- Нет, не со всеми, - отозвался наконец Ростик. - А толь ко с теми, которые тут могут быть использованы. Например, мы жарили яичницу на керосинке, а новостройки, где полно газовых плит... Понимаешь?

- Что же тогда у нас осталось? - Ким тряхнул иссиня-черным чубом. Керосинки и стоящие заводы? - Это ты верно подметил, - согласился Ростик. Пустить какие-нибудь электрогенераторы - проблема. То ли начальники топливо экономят, то ли... Этот вид энергии тут вообще не работает. Другой формы электромагнитное поле, например. Так что заводы стоят. А скоро и керосин достать будет не просто.

Неожиданно захотелось пить. А вот Ким, наоборот, потел. Кожа у него сделалась сверкающей, словно он покрасился перламутровым лаком. - И что теперь будет? - спросил он.

Ответ на этот вопрос так и повис в воздухе. Потому что в конце улицы появился Пестель. Он неторопливо ехал на своем велосипеде, управляя одной рукой.

- Э-гей! - заорали оба приятеля, впрочем, не вставая с лавочки. Уж очень жарко было.

Пестель заметил их, пошатался, потом свернул на Октябрьскую, скатился с пригорка и подкатил к лавочке. Не слезая, притормозил, поставив ногу на оградку вековечной липы. Ростик только теперь понял, что Пестель исчез как-то незаметно. И по всей видимости, пока они жрали яичницу и рассиживались, занимался делом. Потому что в руке у него была картонная коробка из-под обуви. - Что это? - спросил Ростик.

- Оказывается, тут полно всякой живности неизвестных видов. Ким после сытного завтрака не понял. - Что такое?

- Неизвестные насекомые, жужелицы, кузнечики, даже одного мышонка поймал.

С этими словами Пестель расстегнул боковой карман курточки, который у него оказался на "молнии", и в самом деле выволок мышонка размером в половину среднего пальца. - Очень похож, - признал Ростик.

- Положим, раза в три крупнее, если сравнивать с нашей полевкой, но... - Как же ты его поймал? - спросил Ким.

- Представляешь, они не боятся людей. Словно место, где мы оказались, совершенно дикое. А мы раз - и перенеслись. - Зря не сказал, вместе поехали бы

- А стоило. Я видел неизвестного оленя. Он опять же меня не испугался, я подошел к нему шагов на десять. Но потом его спугнула стая каких-то койотов или шакалов... Но они оказались в панцире. Представляете, на лбу и груди - довольно легкие, как я подозреваю, но защищающие жизненные органы пластины. И они им практически не мешают бегать, иначе бы олень не струхнул .. - А ты? - вмешался Ростик. - Что я? - Как удрал от них?

Пестель пожал плечами. Складывалось впечатление, что ему это даже не пришло в голову. - А чем отличаются койоты от шакалов? Глаза Пестеля блеснули.

- Ты можешь считать, что шакалы приручаются, а койоты нет.

- Я предпочитаю собак, - отозвался Ким и был, конечно, совершенно прав.

Ростик посмотрел на небо. Вокруг этого солнца висела какая-то серятина, какой на Земле никогда не бывало. Там если вставало солнышко, то мир окрашивался в свои краски, а небо - в голубизну.

- У собак тут могут быть большие проблемы, - сказал Пестель. - Почему?

Солнце, дневное светило, тут было чужим шаром, который изливал на них и на весь мир жару. Стоило представить себе это, как в сердце, несмотря на сытный завтрак и спокойный, напоенный ароматом акации воздух, закрадывался холодок. Ростик потряс головой, чтобы развеять наваждение, но оно не проходило.

Внезапно на улицу выкатила машина. Только сейчас Ростик понял, что не видел на улицах машин. Это был газетный "уазик". Антон, восседавший за баранкой, притормозил напротив лавочки и вышел. Эдик тоже вышел, вытираясь панамой, наверное, в машине было еще жарче. Он начал говорить, словно они и не расстались у обсерватории.

- На всех предприятиях введено особое положение. Тока пока не будет, но воду подавать смогут, включив насосы на солярке. Два часа утром, два вечером.

- Каких часов? - спросил Ким. - Тут время другое, Перегуда ж сказал...

- Пока приказано считать в сутках двадцать четыре часа, а лишнее время добавят минутами.

- Так сколько же сейчас времени? - спросил Ростик, вспомнив, что по хронометру на стене еще нет полдня. Ему никто не ответил. Тогда Антон сказал:

- А вокруг города установят сплошной периметр. Чтобы не было как на биостанции... - Он запнулся, видимо, не хотел этого говорить, но вырвалось. - И до каких пор? - спросил Ким. - Пока не утрясется.

- Так, может, вообще не утрясется, - ответил Пестель. - Подумайте, как это, - он обвел рукой и улицу, и сизое небо над собой, и неподвижные, словно нарисованные, деревья, - как это может утрястись?

- Ты очень странно рассуждаешь, - сказал Эдик. От волнения акцент у него стал заметнее. - Если началось, то может и кончиться.

- Ничего не кончится, - буркнул Пестель и стал разворачивать велосипед, чтобы ехать домой.

Перед этим он, конечно, забрал у Ростика мышонка. Судьба у того была незавидная, он должен был погибнуть под пре-парационным скальпелем великого любителя и знатока всего живого. Впрочем, подумал Ростик, это неправильно осуждать человека, потому что не смыслишь в его деле.

Внезапно за калитку своего дома вышла Люба. Она оглянулась, заметила ребят, подошла. Ростик с удовольствием посмотрел, как она идет.

- Мама приходила, - сказал она, - объявлены мобилизационные мероприятия.

- Точно знаешь? - спросил Эдик. Иногда его кавказская грамматика не соответствовала природной вежливости.

Люба вытянула из кармашка листок размером с четверть листа. Это было написанное от руки предписание. Ростик подумал - неужели теперь мы никогда не вернемся к цивилизации?

- Тебя, что ли, забирают? - спросил Антон. В голосе его отчетливо зазвучали сварливые нотки. - Маму. Она как директор... В общем, подлежит призыву. - Война? - спросил Ким.

- Говорят, на лагерь солдат тоже было нападение, какие-то огромные богомолы или что-то похожее. - И еще приказано не паниковать, - сказал Эдик. Ким поднялся, возбужденно шмыгнул носом.

- Ты же журналист, давай смотаемся? У вас еще бензин остался? - Нет, не получится. Я должен сдать материал в редакцию.

Он не уточнял, какой материал и зачем он нужен редакции. Но переспрашивать его никто не стал. Ким просто повернулся к Ростику. - Рост, а ты?

- Если тут просиживать, ничего не узнаем. Следовательно, - сказал он, поднимаясь, - нужно ехать.

Больше их никто не поддержал, наверное, еще не обедали, а есть тут почему-то хотелось зверски. Но доехали ребята только до завода. Z6

Дорога тут оказалась перегорожена бревном, уложенным на два деревянных ящика, и стояло несколько солдат с автоматами. Еще несколько солдатиков сидело в стороне, в тени. Всем командовал тот парень, которого утром опускали в колодец, по фамилии Квадратный. Хотя, не исключено, это было прозвище, и довольно точное.

После недолгого препирательства пришлось возвращаться. Проезжая новостройки, они вдруг услышали заливистый голос и, свернув за угол, чуть не врезались в колонну ребят, которыми командовал мрачный темноволосый старшина. Он вел их в окружении пяти солдат с карабинами, словно конвоировал пленных. Сходство еще больше усиливалось молчанием мобилизованных, их понурым видом и штатской, неудобной одеждой. Многие несли за плечами солдатские сидоры, у одного был туристский рюкзак. Ребята освободили им дорогу, потом Ким сказал: - Вот и началась мобилизация.

Но Ростик даже не кивнул. Ему вдруг в голову пришла отменная идея, он даже не мог понять, почему она не появилась раньше.

- Слушай, Ким, а ведь у отца есть аварийный комплект рации в мастерской. - Ну и что?

- Ты что, не понимаешь? Она не требует электричества, ее можно использовать, если кто-то будет просто крутить маховичок. До Кима дошло. Что же ты раньше не сказал?

Они добрались до дома и в спешном порядке отыскали рацию. Она оказалась вполне в норме, маховичок, вращаемый специальной ручкой, зажужжал, вырабатывая необходимый для устройства ток. Потом Ростик натянул большие, обтянутые замшей наушники и покрутил настройку.

Судя по всему, рация работала, и гораздо лучше, чем думал Рост. Но поймать хоть что-то понятное не удалось. Отругав себя за то, что плохо слушал объяснения отца, когда тот пытался научить его ловить станции, различать их и поддерживать с ними контакт, он дал послушать Киму, а когда и тот ничего не понял, ребята нашли проволоку и подсоединились к стационарной антенне, которую отец сделал на крыше их дома. Но и с усиленной антенной они только зря крутили ручку аппарата. В наушниках потрескивало, шелестело, иногда жужжало, иногда Ростику даже казалось, что он ловит звуки какой-то далекой, незнакомой речи, но ничего конкретного не ловилось.

Провозившись несколько часов, даже проголодавшись и снова перекусив, ребята поняли, что если с машиной все было в порядке, значит, никому в зоне досягаемости их антенны не известно не только радио, но и электричество вообще, потому что ни разу они не наткнулись даже на рев несущей.

Когда стрелки часов стали подползать к четырем, приехала усталая мама. Она заставила мальчишек натаскать воды из колодца в бочку и стала возиться на кухне. Ким, опомнившись, засобирался, и хотя Ростик уговаривал его остаться еще немного, все-таки отправился домой.

Тогда они остались вдвоем. Поужинав, сели в саду под вишней. Мама вытянула ноги, за один день они стали какими-то не такими, как Ростик привык, - более толстыми, натруженными. Он присел, попытался помассировать лодыжки, но мама лишь печально улыбнулась. - Не помогает. - А в чем дело-то?

- У стариков сердечные атаки, пришлось ходить по всему городу. Замучилась. - Вдруг она стала очень настороженной, как будто услышала что-то непонятное. - Но вот что странно. Такие перетряски должны вызвать более неблагоприятный клинический фон. А у нас даже спятивших всего-то человек пять оказалось... Складывается впечатление, что всех, в целях безопасности, анестезировали каким-то очень мудрым образом. Никто, по сути, не волнуется, не болеет, даже не очень переживает, что мы тут оказались.

- Не знаю, - вздохнул Ростик. - Может, кто-то и не переживает, а вот разлука...

И лишь потом сообразил, что говорить об этом не следовало. Глаза у мамы стали такими, что он чуть не вздрогнул. Но она не произнесла ни слова.

Они посидели еще немного. Вдруг солнце нахмурилось и погасло. Оказалось, вечера тут практически не было.

Глава 5

Ребята с оружием из мобилизационного участка явились ночью. Они торопились сами и торопили Ростика. Впрочем, когда стало ясно, что он никуда удирать не собирается, они затопали дальше по улице, попросив его поторапливаться. Потом зашли к Киму, Пестелю и даже кому-то из девушек. Колонна формировалась быстро, как будто все только этого и ожидали.

Зато когда народу стало много, вооруженные конвоиры, возникшие по бокам, довольно-таки раздражали. Пестель спросил Ростика:

- Ты не знаешь, зачем они устроили этот маскарад? Не могли призывников вызвать повесткой? Опасаются массового дезертирства в необжитые окружающие просторы? Нам ведь через пару часов, наверное, оружие вручат? Не опасают ся, что мы его не по назначению используем?

Тогда Ростик высказался в том смысле, что повестки скорее всего уже не на чем печатать. Это подействовало, но плохо. Каждый понимал, что начальники решили, так сказать, подстраховаться. То, что это было проделано в форме, оскорбительной для большинства мобилизованных, их не задевало.

Потом началась работа. Поступил приказ окапываться по периметру, тянуть колючую проволоку, строить эшелонированную оборону, выставлять заслоны, разбивать сам город на сектора и квадраты, патрулировать, выставлять посты и наблюдательные пикеты, возводить на передовой долговременные огневые точки и организовывать коммуникации... Это был какой-то ад, люди ели урывками, работали по нескольку суток без сна, без понимая того, что они делают, часто даже не умываясь по нескольку дней, потому что вода стала редкостью. Все колодцы к утру второго дня пребывания Болов-ска в новом положении были взяты под охрану, а на воду ввели карточки.

Потом стало доподлинно известно, что биостанция при зверосовхозе, который стоял дальше всех прочих в единственном близком лесу, была уничтожена полностью. Люди погибли каким-то чудовищным образом, и много оборудования пропало. На Пестеля это произвело тяжелое впечатление. Они уже получили оружие и даже привыкли для сна прикладываться к стенке окопа, не выпуская автомат из рук. Когда Ростик спросил его, знал ли он тех, кого называли в числе убитых, он ответил:

- Если бы ночью не пришли, я бы к утру сам туда поехал. Хотел сверить результаты, попросить кое-что для препарирования... Помнишь, я нес коробку с живностью?

Ростик помнил. Он вообще жизнь до Переноса - так теперь называлось все происшедшее утром второго июня - вспоминал редко и как-то слабо. Помнил только отца, его руки, глаза, улыбку... А то, что произошло после второго июня, ему представлялось в деталях, сочно и выпукло. И хотя от недосыпания в голове установился какой-то постоянный гул, хотя от недоедания и усталости подгибались ноги и дрожали руки, хотя после сна одеревеневшее тело подолгу не могло двигаться без напряжения - он понимал происходящее тут, под этим солнцем, гораздо лучше, словно его сознание подходило для этого места куда лучше, чем на Земле.

Пока строили линию обороны, никого за пределами периметра видно не было, кроме, разумеется, рабочих ближайшего совхоза. Те повели себя странно. Они решили, что как бы то ни было, война там или нет, а нужно косить траву, следить, чтобы на полях наливалось зерно, и что следовало бы испытать на предмет всхожести ту почву, которую по понятной аналогии стали называть красноземом.

Самых рьяных на время арестовывали, но на остальных это не действовало, они так же выезжали работать, как и на Земле. Но вдруг весь этот энтузиазм кончился - стало известно, что бензина и солярки для уборочной все равно не будет. Заговорили, что топливо теперь используется только для насосов, качающих откуда-то воду. И горожанам это было понятно. В районах новостроек, где не было никаких колодцев, а жило более полета тысяч человек, без воды за неделю вспыхнула бы настоящая эпидемия.

По дислокации, которая сложилась как бы сама собой, ребята с Октябрьской и соседних улиц оказались на хуторе Бо-быри. Направление считалось трудным, тут в самом деле раньше других пришлось стрелять. Командиром стал лейтенант Достальский, тот самый, кого Ростик встретил у колодца в первый день. Так уж получилось, что им сначала попробовали затыкать все дырки разом, но потом решили, что лучше будет держать его в Бобырях.

К тому же тут подъездные рельсы с вагоноремонтного завода уходили практически в степь, метров на семьдесят за колючую проволоку. И именно сюда все время кто-то шастал. Сначала это были какие-то зверушки, похожие на кабанов с жесткой щетиной на низких загривках, потом вдруг появились светло-зеленые богомолы под два метра, с крохотными головками, мощными лезвиями на трехсуставчатых лапищах и четырьмя маленькими ручками, растущими прямо из брюха, которыми они могли делать тонкую работу. Эти прогнали кабанов и принялись за дело сами.

Никто толком и разбираться не стал, чего хотели насекомые, потому что сразу пришел приказ бить на поражение, словно люди действительно находились тут на фронте, словно эти богомолы были врагами, словно весь мир за колючкой был враждебен городу.

Патронов расходовали - море. Три или четыре раза приезжали инспекторы, но посмотрев, как тут воюют, отбывали, чувствуя себя подлинными героями. После инспекций подвозили новые боеприпасы.

На их направлении этим заведовал Квадратный. Часто он сам и привозил патронные ящики на телеге. Под предлогом, что нужно дать роздых лошади, он ходил по окопам, осматривался. Парнем он оказался довольно разговорчивым.

В конце июня к ним пришел Антон. Он ушел из газеты и попросился на самый горячий участок. Теперь Ростик, Ким, Пестель и он держались вместе. Сообща ели, стояли на постах, ходили в патрули, работали в нарядах, даже спали, согревая друг друга. Оказалось, что думают они тоже почти одинаково. Хотя лучше всего по этой части получалось, конечно, у Пестеля.

Лейтенант Достальский тоже выделил этих ребят из общей массы. Сначала он придирался к ним, полагая, что это компания обычных "сынков". Но когда выяснилось, что ребята справляются с делом лучше других, размяк и все чаще стал появляться по вечерам у костерка в "их" окопчике. В темноте активность богомолов спадала, стрельба становилась редкой. Устанавливалась относительная тишина и покой, которые каждый использовал как мог. Можно было даже домой сбегать, но Достальский предупредил, что самоволки посчитает дезертирством, а это были уже не игрушки. Как-то в начале июля, когда они пережевывали первый за два дня горячий ужин - давленая картошка с огурцами и тушенкой, - появился лейтенант. Он уселся на краю окопчика, посмотрел в сторону степи и внезапно спросил:

- Интересно, что им нужно? Они толком даже не атакуют... Если бы не приказ, я бы вообще не стрелял.

Пестель, которому, несмотря на худобу, всегда хотелось есть, вытер свой котелок корочкой хлеба, сунул ее в рот и промямлил: - Они пытаются украсть рельсы. Достальский недоверчиво хмыкнул. - Зачем им рельсы?

- Не знаю. Но за последнюю неделю они сообразили, что в открытую им этого не сделать, и стали рыть подкоп. - Тактику сменили? - заинтересовался Антон.

- Я заметил, тактику они сменили еще недели две назад, когда стали трупы уносить, - отозвался лейтенант, закуривая горькую, дешевую папиросу "Север". Ким лениво сказал, поглядывая в небо:

- Трупы они уносили с самого начала, потому что в них застревают наши пули. Лейтенант чуть не поперхнулся дымом. -Что?

- Моя гипотеза звучит так, - сказал Пестель, наконец прожевав свой хлеб. - Тут очень мало металлов, вот они и посылают наименее ценных членов общины...

- Животных, - поправил его Ростик. - Ты забыл прохрюшек, которые раньше всех появились. - Их же богомолы прогнали? - спросил лейтенант.

- Хрюшки принадлежали богомолам, когда они кончились, богомолам пришлось самим ходить.

- Посылают членов общины, - продолжил Пестель, - чтобы добывать из них металл.

Лейтенант поднялся в полный рост и попытался хоть что-нибудь рассмотреть в темноте. Ничего он, конечно, не увидел, но какие-то новые идеи у него в голове определенно завелись. - Значит, чем больше мы стреляем...

- Тем вернее привлекаем их к себе, - подтвердил Ким. - А началось все, безусловно, с их попыток раскрутить рельсы. - Не сразу же они сообразили...

- Похоже, они не знали принципа болта и гайки, - пояснил Пестель. Нам кажется, что это просто, а на самом деле это целый принцип вращательное движение, разъемное соединение, да еще необходимость гаечного ключа, которого у них не было...

- Да, проржавели они там, наверное, будь здоров, - подал голос Антон.

- Но ведь не только рельсы, но и колючая проволока, и часть самих укреплений по периметру сделаны из металла, - гнул свое Достальский. - Что же, эта война вообще никогда не кончится? Мы так и будем?..

Пестель вздохнул, собирая котелки в кучку, чтобы было удобнее нести на мойку.

- Я думаю, дело тут не в металле. А в войне. Мы каким-то образом противопоставили себя здешним зверям. И перевели мирное соседство в вооруженный конфликт. - А как бы ты сделал? - спросил Антон. Собственно, ни для кого, кроме лейтенанта, этот разговор новым не был. С вариациями он повторялся раз в три-четыре дня.

- Нужно не противостоять этому миру, а включиться в него. Попытаться торговать, может быть, даже платить дань.

- Глупо, - отозвался лейтенант и нахмурился. - Мы не знаем, какую дань с нас потребуют. А вдруг?..

- Вот с этого обсуждения мы бы и стали узнавать законы этого мира. А что сейчас - глухая оборона? Потеря всех возможностей развития?.. Сейчас умнеет только наш противник. Мы же деградируем, и чем дальше, тем вернее. Ты, кажется, ведешь пораженческие разговоры? Вдруг Антон так неприлично заржал, что даже Достальский, похоже, смутился. Все-таки Ким не мог не использовать момент:

- Верно, командир. Он спит и видит, как бы ему перебежать к насекомым. Я бы выяснил, нет ли в его сидоре пачки долларов, полученных за предательство. - У него тяга к их красоткам, - вмешался Антон.

- Я тоже за ним наблюдаю... Мне кажется, ему обещали полпроцента от захваченного тут металла, - поддержал приятелей Ростик. - По здешним масштабам это настоящее состояние! Отсмеявшись, стали спокойнее. Пестель опять заговорил:

- А дело серьезнее, чем кажется. Неправильная стратегия приведет нас...

Вдруг слева раздался хлопок, потом в небе с шипением загорелась осветительная ракета. И тут же кто-то завопил простуженным голосом: Тревога! Они атакуют!

Глава 6

В неровном свете ракеты Ростик в самом деле увидел, как по полю двигались огромные, словно колхозные амбары, существа. Тени делали их еще больше. Шагали они не очень быстро, но так внушительно, словно ничто на свете не могло их остановить.

Достальский оглядел окопы в обе стороны и помчался назад, выкрикивая команды на ходу. Пестель со вздохом поставил котелки в небольшую нишу позади себя, взялся за автомат.

- Огонь одиночными, по команде! - надрывался командир отделения метрах в пятидесяти от них. Ростик достал отцовский бинокль, который захватил из дома. Это был мощный, дальнозоркий прибор, поэтому смотреть через него с рук было очень трудно - все дрожало. Чтобы что-то разглядеть, требовалось изрядно сосредоточиться. Ростик все время ломал себе голову: как морякам в волнение или даже в шторм удавалось хоть что-то высматривать через эти окуляры?

Ракета погасла прежде, чем он успел что-то понять, но тотчас взлетела следующая, а потом еще одна.

- Кто-то нервничает, - буднично, почти заунывно произнес Пестель. - А ты? - спросил Антон.

Он деловито щелкал скобой автомата, словно радовался, что его придется сейчас опробовать. Пестель не ответил. Рос-тик поставил локти на край, окопа, сразу все стало понятнее.

Это были огромные черепахи на высоких ногах, с бронированными головами и длинным, свисающим почти до земли хвостом. По бокам каждой из них шли богомолы-погонщики. Они укрывались за ногами чудовищ, перебегая следом за каждым движением. От головы черепах в их маленькие лапки тянулись какие-то веревки. Без сомнения, это была узда. Потом что-то мелькнуло...

- Ну, что там? - спросил Антон. Он нашелкался и теперь ждал своей очереди посмотреть в бинокль, дыша Ростику в ухо. - Что-то... непонятное.

В самом деле, сбоку от черепах мелькали какие-то прозрачные силуэты, и было их очень много. Наконец, когда догорела четвертая, кажется, ракета, Ростику удалось поймать в поле зрения такое вот существо... Это были богомолы, с теми же выставленными вперед мощными руками-саблями, с крохотными головками на длинных, хрупких шеях. Но они были прозрачны и почти не оставляли теней. Ростик отдал бинокль Антону. - Мы такого еще не видели, - сказал Ростик.

Когда бинокль завершил круг и все поняли ситуацию, Пестель чуть заволновался. Он вдруг предложил: - Может, лейтенанту доложим? Антон решительно ответил: - Ему сейчас не до нас.

В самом деле, метрах в двухстах, сразу у домов, на взгорок вдруг выкатил "ЗИЛ" с зенитной скорострелкой, укрепленной в кузове. Лейтенант сидел за наводчика.

- Нужно огнеметом, - проговорил Пестель, - иначе они не остановятся.

- А так ли прочны их черепушки? - азартно спросил Антон, он ждал, и не напрасно.

Крупнокалиберный пулемет ударил с грохотом, от которого Ростик даже поежился. Уж очень необычным после хлопков автоматов и карабинов показался этот звук.

- Взвод, слушай мою команду! - снова заорал сержант. - Огонь!

Выстрелы защелкали со всех сторон. Ростик снова поднял бинокль и стал следить, как поднимающая тучу пыли очередь крупнокалиберника настигла одну из черепах и стала обрабатывать ее панцирь. Черепаха раскрыла рот, вероятно, заверещала от боли, но ее было не слышно. Потом она повернулась боком, втянула голову и присела, чуть не раздавив своих погонщиков, но те, не выпуская поводьев, вовремя отбежали.

Остальные черепахи шагали дальше. Ростик пересчитал их. Пять черепах и неизвестное количество богомолов нового вида.

Внезапно в круг его зрения попал один из этих прозрачных. Он крался по земному еще чернозему, но вдруг оказался на более светлом песке. И тут же его силуэт, какое-то время сохраняющий почти графическую четкость, расплылся, голова и лапы стали светлеть, а спустя десять секунд он снова стал почти невидимым даже в свете ракеты. - Они мимикрируют, - проговорил Ростик.

- Кто? - спросил Антон. И вдруг рассвирепел: - Слушай, ты будешь стрелять?

Но Ростик ему даже не ответил. За спиной атакующих существ он увидел совершенно новых насекомых, похожих даже не на богомолов, а на кузнечиков, около метра длиной. Эти кузнецы, не обращая внимания на стрельбу, рылись в песке, а когда падал кто-то из сраженных, они подхватывали его и уносили с поля боя. Добыча металла из раненных стала куда организованнее.

- Опять что-то новое, - произнес Ростик. - Кузнецы с очень большими и яркими глазами. - Дай посмотреть, - попросил Пестель. - А воевать кто будет? - проворчал на этот раз даже Ким. Чтобы его успокоить, Ростик взял автомат и выпулил целый рожок, целясь в слабые тени, остающиеся от мимикрирующих солдат. Когда он взялся за следующий магазин, слева раздались крики и прогремел взрыв гранаты.

Ростик пробежал по окопу в соседнюю ячейку, откуда был лучше виден тот угол, и только тогда понял, что прозрачные, на которых тут не обратили внимания, подошли очень близко. До них осталось метров тридцать, если не меньше. Они бы даже ворвались в окопы, если бы... Если бы не наткнулись на колючую проволоку. Тут они попытались ее сматывать, прямо под убийственным огнем, теряя своих пачками... Ростик вернулся, стало ясно, что главное направление атаки все-таки определяют черепахи. Тем временем, заставляя приседать то одну из них, то другую, Достальский остановил их. Ту, что шагала в центре, даже удалось завалить из бронебойного ружья. Она ворочалась огромной грудой метрах в трехстах перед окопами...

Вдруг бой угас. Из пяти черепах три просто повернулись и убежали, в прямом смысле поджимая хвосты. Ту, которую ранили, богомолы очень хладнокровно прикончили, потом опутали веревками и стали утаскивать, как обычно, в свой тыл. Последней черепахе в последний момент удалось перебить задние ноги. Она ползла на передних, воя писклявым голоском.

К утру совсем успокоилось, кое-кто даже улучил время поспать. Зато едва с той стороны, которую теперь решено было считать востоком, хотя на Земле восток был совсем иной, приползло пятно света, в часть прикатил Борщагов. Он был на своей черной "Волге". Она поурчала холеным мотором у командирской землянки, а потом ее от греха закатили в какой-то сарай.

Борщагов выслушал Достальского, приказал построить батальон и вытянулся перед строем, чтобы проорать благодарность за службу. В этот момент его круглая, лоснящаяся физиономия излучала такой свет, что становилось ясно - он видит себя если не Суворовым, то уж Жуковым точно.

Рядом с ним в капитанской полевой форме, очень спокойно, даже, пожалуй, со скукой, осматривался по сторонам До-ндик. Ростику это не понравилось, но что означало, он еще не знал.

С начальством прибыл и Эдик, этот просто цвел. Когда строй наконец распустили, он заметил ребят, подошел к ним и, с интересом осмотрев, вдруг сказал: - Знаете, я решил, что все нужно зафиксировать. - Что все? - не понял Антон.

- Все это, - журналист обвел рукой поле, с которого кузнечики уже убрали большую часть трупов погибших ночью. - И вас тоже. - Он помолчал, чтобы все прониклись, а потом выпалил: - Я начал писать книгу.

- Книга - это хорошо, - отметил Пестель. - Если она честная, конечно. Но Эдик и не думал обижаться. Вдруг он засуетился. - Ох, что же это, я ведь газеты привез.

- Действительно, что же это ты? - отозвался Ростик. - Давай скорее!

Эдик сбегал к начальственной машине и приволок кипу листков серой бумаги. Они мигом разлетелись по рукам.

Эдик заблуждался, это были не газеты. Это были листовки. Ким вежливо повертел одну из них, потом подошел к Ростику. - Давай махнемся, может, у тебя получше? Ростик пожал плечами, отдал ему свой экземпляр, потом посмотрел на вновь полученный. Те же слова, только набранные в другом порядке.

"И теперь, когда в год пятидесятилетия нашего славного исторического праздника на нас обрушилось временное испытание, нам всем, как одному..."

- У тебя то же самое, - констатировал Пестель, заглянув к нему через плечо.

- М-да, - к ним подошел Антон. - Зато теперь нет сомнения, на что ее использовать. А то надоело - бумаги нет, приходится лопухами пользоваться, они же бывают такими шершавыми... Эдик чуть побледнел и стал прямее. - Я тебя не понимаю.

- Все ты понимаешь, - вмешался Пестель. - Бумаги мало. Лучше бы ее отдали детям в школах, а не тратили на дурацкую пропаганду.

- Но ведь людям нужна информация... - попробовал было Эдик.

- Информация - нужна. Но покажи мне - где тут информация?.. Тут ее нет и в помине.

Внезапно в их окопчик в полном составе явилось начальство. Борщагов бодренько шагал впереди, за ним следовал Достальский, потом все такой же скучающий Дондик, и замыкал шествие шофер, большой мрачный тип с черными бровями на пол-лица. Борщагов глаголил:

- Я полагаю, нужно проложить линию проводов, раз радиоволны тут не действуют. Что хотите говорите, но такой важный участок обороны нельзя оставлять без постоянной связи.

Достальский, кивнув для вежливости, стал рассказывать, что и как происходило ночью. Дондик, заметив ребят, подошел, мельком улыбнувшись. Старые знакомые, вот вы где служите.

Никто ему не ответил. Капитан не смутился, он твердо, уверенно посмотрел каждому в глаза. То, что он там увидел, каким-то образом его устраивало. Тем временем Достальский умолк, вероятно, иссякнув. Тогда Борщагов снова вступил:

- Да, все правильно. Следует держаться и еще раз держаться. Я полагаю...

Внезапно Дондик его прервал, и хотя голос капитана звучал негромко и даже как-то вяло, секретарь райкома мигом сбавил тон. Он и сам стал чуть более усталым, словно постоянная демонстрация энтузиазма была даже для него нешуточной работой.

- Все-таки, Савелий Прохорович, я полагаю, нужна разведка. Нужен выход за периметр. Иначе мы не сумеем вовремя подготовиться к следующим сюрпризам.

Это было продолжение разговора, в котором основные аргументы уже прозвучали. Дондик просто "дожимал" оппонента.

И дожал. Борщагов провел ладонью по лицу, по великолепно выбритым щекам. - Ладно, попробуем. Когда? - Как можно скорее. -Где? - Тут активнее всего, тут и поедем. - Один собираешься или?..

Дондик вдруг сверкнувшими глазами оглядел Ростика и остальных, по порядку. - Вот эти глазастые орлы мне подойдут.

Борщагов словно только сейчас заметил ребят и посмотрел на них удивленно. - Молоды. Может, возьмешь кого повернее?

Но теперь, получив шанс, Дондик не собирался его упускать. Он посмотрел на Достальского в упор. - Как они, лейтенант?

- Вы правы, товарищ капитан, самые глазастые из тех, с кем я тут служу.

Дондик кивнул, словно именно такого ответа и ждал. Потом посмотрел на Борщагова:

- Тогда сделаем так - пригоним БМП, и... Если вы, конечно, не возражаете?

Разумеется, Борщагов не возражал. Ростику показалось, ему было все равно. Он думал о чем-то совсем другом, далеком от реальных проблем и надобностей попавшего в непонятную ситуацию Боловска.

Часть II В Чужом городе

Глава 7

Чернобровый водила, о котором Ростик думал как о персональном шофере Борщагова, оказался и водителем БМП. Машина эта была полностью на ходу и даже снаряжена к походу, наверное, Дондик все подготовил заранее. Осталось только сесть и отправиться в путь.

Но возникла одна трудность - в оборонительных рядах не было сделано ни одного прохода, поэтому пришлось выводить вперед десятка три людей, чтобы они расчистили ограждение. Поэтому только часа за два до полудня все, кто оказался в окопе и попался на глаза Дондику, загрузились в открытую машину.

Когда они въехали в проделанный для них проход, небольшой отряд кузнечиков попытался преградить им путь, но трех гранат хватило, чтобы насекомые отошли. Кроме того, чернобровый с хрустом сбил одного из богомолов, и остальные уже не столь решительно кидались под колеса.

Ехали с ветерком. Блестящие, неизношенные покрышки машины бодро давили красную почву с невысокими растеньицами. Пестель, словно пришпиленный, стоял рядом с кронштейном для пулемета и смотрел по сторонам. Эдик пристроился рядом с ним, представляя, вероятно, себя настоящим фронтовым корреспондентом. Ким и Антон сидели на лавочках, мирно прикемарив.

Ростик попытался было тоже подремать, тем более что покачивания машины очень этому способствовали, но не выдержал и тоже стал смотреть вперед, схватившись за Пестеля. Сначала это показалось делом нелегким - ветер бил в глаза, пыль мешала, да и вообще удержаться на ногах стоило труда. Но потом он привык, и удовольствие от быстрой езды скоро вытеснило даже новизну окружающего ландшафта.

Тем более что лесостепь вокруг оказалась почти привычной, в которой Ростик вырос и прожил всю свою жизнь. Примерно те же рощицы, перебитые полями и луговинами, примерно те же холмы, овражки, речушки и буераки. Только на Земле было меньше странных деревьев и всякой необычной живности.

А тут ее в самом деле хватало. Из-под колес машины то и дело прыскали в разные стороны какие-то существа, от которых даже у далекого от биологии Ростика иной раз глаза лезли на лоб, как, например, от мыши размером с небольшую косулю. Внезапно Пестель сказал: - Ты заметил, насекомых тут нет и в помине?

Верно, богомолов и кузнецов, 'ни прозрачных, ни каких-либо других, тут не было, они скопились только вокруг городского заграждения.

- Знаешь, мне кажется, поверхность тут очень похожа на ту, что была у нас дома, на Земле. - Как это? - не понял Пестель.

- Вот там, - Ростик указал рукой, наклоняясь к другу. чтобы легче было перекричать рев мотора и свист ветра, - дома есть овраг. Мы мальчишками еще с того откоса катались. И тут тоже что-то очень похожее, хотя земля уже красная, не наша. А вон там - озерцо, из него течет ручей. Здесь посуше, но и тут, я заметил, что-то вроде русла наметилось. Пестель кивнул.

- Понимаю, такое впечатление, что схожесть поверхности явилась кодом, который перенес Боловск со всеми обитателями в это... В эту... Он не знал, как закончить.

- Вот только там у нас, - Рост указал на здоровенную низину, железнодорожный вокзал. А тут...

- Там сделали насыпь под рельсы, а раньше тоже было что-то вроде естественного котлована, - пояснил Пестель. - Мне дед рассказывал. Насыпь? Что ж, пожалуй.

Внезапно между ними вклинился Антон. Он вежливо раздвинул их своими тяжелыми плечами, не заметив, что прижал всех троих к бортам машины с силой кузнечного пресса. Впрочем, никто ничего не сказал, смотреть вперед в самом деле было интересно.

Они миновали небольшой взгорок, и из-за его округлого бока появилась рощица с красно-коричневыми, как осенью, круглыми деревьями. В Версале садовники могли позавидовать такой аккуратности.

- Как пудели, - сказал Антон со смехом. - Ну, только красные, конечно. Ассоциация была слишком далекой, Пестель вздохнул. - Жаль, я не ботаник. Ботаники должны быть в универе, - подсказал Ростик.

- Ведущие погибли во время трагедии на станции, а остальные... Как и я - студенты.

Плохо, решил Ростик, очень плохо. Почему-то ему показалось, что они сумеют тут выжить, приспособиться и использовать этот мир себе на пользу, а не во вред, если каталогизируют, опишут, обмыслят его. И сделать это должны были самые умные из них, самые обученные. Потеря навыков мышления, умения накапливать знания должна была обернуться неминуемой катастрофой.

Вдруг они выкатили на огромную проплешину, покрытую мелкими трещинками, совершенно красную, как несвежее мясо. Антон поерзал, все-таки стоять гурьбой было неудобно, но машина пошла по естественному шоссе ровнее, поэтому стало как бы легче. Он спросил: - Ребята, а мы не на Марсе, а? Пестель даже хрюкнул от досады. - Не валяй дурака, там то же Солнце. А тут...

- Да что тут? - Никто Антону не ответил. - И где это - тут?

- Чтобы это понять, нужен Перегуда, - ответил Ростик. - А он не торопится обсуждать свои гипотезы.

- Нет, в нем просто осторожность серьезного ученого говорит, попытался защитить астронома Пестель.

Внезапно Дондик, который до этого мирно сидел на сиденье рядом с водителем, полуобернулся и, перекрикивая шум двигателя, спросил из низкой дверки кабины: - Кто такой Перегуда?

Он все слышал. Для ребят это оказалось открытием, им-то казалось, что они полностью изолированы. Это впечатление создавалось давлением ветра в лицо, свистом ,в ушах, пылью, летевшей в глаза. Ростик пояснил: - Директор обсерватории. Дондик разочарованно покрутил головой. - Он темнит что-то, не говорит того, что думает. Пестель, которому Перегуда определенно нравился, снова вступился:

- Товарищ капитан, он просто не любит говорить о том, в чем не уверен. У него такая школа, такая выучка. Тем более...

Внезапно машина ухнула вниз, потом, резко задрав нос, рванула, как самолет, в серо-бурое небо. Мотор отчаянно взревел, заскрежетал... Сзади, громыхнув металлом, упал чей-то автомат. И машина заглохла. Ее колеса, зашуршав по мелким камешкам, поехали вбок. Потом она встала окончательно. Догазовался, Чернобров? - спросил Дондик.

Ростик все еще не понимал, прозвище это или фамилия. За такие брови в самом деле можно было и фамилию дать.

- Да ерунда, капитан, - ответил водила. - Посмотрю, что с задними колесами, и дальше полетим.

Он хлопнул дверцей и спокойно, будто они остановились на шоссе недалеко от города, вылез из машины.

Пыль, догнав их, стала оседать на гимнастерки, на лица, на борта машины еще плотнее. Ростик огляделся. Накренившись, они стояли на покатом галечном берегу неглубокой речушки. На Земле речки тут не было. Она вообще "выпрыгнула" на них слишком неожиданно, или водила в самом деле чересчур разогнался на красном такыре. Пестель выдернул из захвата свой автомат.

- Я сейчас. - Он подошел к дверце, устроенной сзади, и решительно раскрыл скобочный замок. - Ты куда? - удивился Дондик, оборачиваясь.

- Он правильно делает, - отозвался Антон. - Водилу прикрыть нужно.

Подхватив автомат с пола - оказалось, это он закрепил оружие не вполне надежно, - здоровяк пошел к дверце. Не смог устоять и Ростик.

Сначала земля странно подрагивала под ногами, потом Ростик понял, что это обманчивое впечатление, оставшееся от слишком быстрой езды по пересеченной местности. Через полминуты это прошло.

Пестель тем временем уже спустился к речке. Мелкая и прозрачная, она текла деловито, как на Земле. Пестель наклонился над ней, и отражение солнца от водяных бликов осветило всю его фигуру. Потом он спокойно зачерпнул воду ладонями, посмотрел в нее и вылил себе на лицо. Ростик даже зубами заскрипел, так ему захотелось пить.

- Боец! - заорал Дондик. Потом, осознав, что орать при чины нет, спросил уже потише: - Ты чего? - Так вкусно же, - отозвался Пестель и улыбнулся. Антон тоже вошел в воду до половины пыльных, давно не чищенных сапог. Наклонился, выбрал струйку почище, зачерпнул пилоткой и выпил. Ничего. А мы в окопах пьем черт-те что.

Убедившись, ко всеобщей радости, что выкладывать фашины под колеса не придется, заправившись водой, как только было возможно, двинулись дальше. Снова водила Чернобров летел вперед, не выбирая дороги. Снова ветер бил в глаза, а пыль догоняла сзади. И вся эта новая земля расстилалась перед ними. И жизнь становилась почти такой же ясной, как и прежде, до Переноса. Пестель отчетливо внушал капитану:

- Теперь уже ясно, что богомолы эти собрались только у нашего периметра, не исключено, именно потому, что мы начали с ними войну. Да, теперь это понятно, именно мы начали войну, а не они...

- Ну, ты хватил, - отзывался капитан. - Безопасность прежде всего... Чернобров, сколько мы уже отмахали?

- Километров пятьдесят, я думаю, через полчаса будем на месте. Значит, тут около семидесяти? - Ага. Тогда капитан начальственно отрекомендовал:

- Тогда давай потише. Техпомощи тут нет, если сломаемся, придется пехом...

Полкилометра проехали чуть медленнее. И это вдруг оказалось кстати. Антон сказал: - Как дома.

Вдруг из-за невысокой, торчащей, словно обломанный палец гиганта, скалы выплыли жирафы. Это были именно жирафы, с теми же шеями, теми же пятнами в виде размытых коричневых клякс. Только у них на загривке отчетливо виднелись горбы, и шли они строгим рядом, словно караван. БМП едва не врезалась в них.

Но все же не врезалась, Чернобров успел затормозить, в очередной раз подняв тучу пыли. Подождали, пока недрогнувшие звери прошествуют мимо. Тогда Дондик негромко ответил: - И все-таки не дома. Его поддержал Эдик.

- Да, такого никто и придумать не мог. Где же мы? Как мы тут оказались, зачем все это?

Прямо перед ними, меньше чем в десятке километров, на холмике стоял неизвестный, незнакомый город с крепостными стенами, башнями и крышами, виднеющимися из-за стен. И никто Эдику не ответил.

Глава 8

Подъезжали осторожно, с опаской. И чем ближе, тем яснее становилось Ростику, что стены были не очень высокими, а часть из них и вовсе рассыпалась. Та же печальная участь постигла некоторые башни.

Внезапно Пестель заорал, захлопав по броне кабины, как по крыше грузовика: - Стойте! Водила тут же затормозил, так что колеса заюзили. Потом он спросил: - Что? Где?

- Да не где, а именно что! - таинственно ответил Пестель и, забыв про автомат, выскочил из машины.

Ростик догадался подхватить его оружие и бросился следом.

Тем временем Пестель зашел по колено в какую-то траву, присел, стал растирать стебли, потом подул и то, что осталось на ладони, сунул себе в рот.

- Ты отравишься когда-нибудь, - сказал подошедший Дондик.

- Эксперимент все равно необходим, - беспечно ответил Пестель и пояснил: - Это пшеница, кстати. Мы стоим на поле, окружающем этот город. Только она немного мутированная, или...

- Или всегда была такой, - подтвердил его догадку Ростик. - Вообще, похоже, этот город был перенесен сюда так же, как Боловск. И в своем обычном виде.

- Что в своем виде, как раз неудивительно, - ответил Пестель. Гораздо важнее, что довольно давно. Нам просто повезло. - В чем? - спросил Дондик.

- Мы выясним, какие ошибки не следует совершать, - пояснил Ростик.

Он чувствовал, что с этим капитаном можно договориться, хотя он и из ГБ. Только следовало многое объяснять, чтобы голубопогонник "врубался".

- Гораздо существеннее, если мы сейчас выясним... - Пестель, не договорив, повернулся к машине. - Антон, принеси лопату.

Лопата, как и положено по штату, входила в снаряжение машины. Антон, покряхтывая, с удовольствием поприседал, прежде чем снял лопату с борта и принес ее Пестелю. Тот, не обращая внимания на автомат, который держал Ростик, принялся копать. Спустя пару минут он нагнулся и произнес: - Есть. - Клад? - спросил подошедший Чернобров.

- Лучше. Смотрите, - Пестель опустился на колени, провел пальцем по стенке сделанной ямки, - видите, корни этой пшеницы опускаются ниже плодородного слоя. Он тут вообще - не очень, у нас - раза в три толще.

Ростик оглянулся, да, некоторые части поля выветрились, и обнажился краснозем, на который глаза за месяц боев уже устали смотреть. - Ну и что? - спросил Дондик.

- Это готовый семенной фонд, капитан, вполне приспособившийся к нынешним условиям и режимам. Прямо хоть сейчас собирай и сей. - Потом он смутился, словно сказал какую-то нелепость, хотя никто его на этом не поймал. - Ну, конечно, еще нужно выяснить сезонный ордер, но с этим, я надеюсь, все будет нормально. Эта пшеница многое доказывает. - Понятно, капитан одернул китель. - Поехали дальше.

Но они уже приехали. Пшеничные поля кончились, и началась луговина с невысокой, плотной травой. И почти привычного зеленого цвета. Заметив интерес Ростика, Пестель пояснил: - Кажется, выгон. Город-то средневековый.

- Не могу понять, - сказал Дондик, напряженно вглядываясь в раскрытые ворота, - он покинут или нет?

Это прозвучало как приглашение к дискуссии, капитан и сам это понял быстрее других. Поэтому не стал углубляться, а просто приказал:

- Антон и Чернобров, остаетесь у машины. Остальные - разобраться в колонну по двое. Следить за крышами, прикрывать противоположную сторону улицы. Огонь одиночными на поражение и без команды.

Потом выволок из машины странный матерчатый мешок и извлек из него новенький, блестящий чистым, незапыленным металлом огнемет. Этот аппарат он натянул на себя, подогнал лямки и скомандовал: - Вперед!

В город они вошли осторожно, как в чужой дом. На сознание давило, что это все-таки неземной город, принадлежащий незнакомой цивилизации, может быть, даже более разумной или совершенной, чем человеческая, несмотря на стены и почтенный, средневековый антураж. В конце концов, античная Греция создала превосходную философию, а некоторые из средневековых городов Скандинавии обеспечили более высокое качество жизни своим гражданам, чем имелся в двадцатом веке во многих странах, особенно в иных трущобах.

На площади перед воротами, уже по ту сторону стен, никого не оказалось. Три или четыре дома на углу были разрушены. Ростику показалось, что на камнях остались следы копоти, но ее было немного, и он вполне мог ошибиться.

Потом они пошли по самой широкой улице, вероятно, ведущей к центру. Верхние этажи, совсем как в крепостных городах Земли, были шире, чем нижние. И крыши почти перекрывали небо над головой. Кстати, большинство из них были остроконечными, что придавало отдаленное сходство с Германией или Голландией.

Потом они вышли на площадь, ее пространство давало возможность осмотреться. Ростик поднял голову и увидел, что на самом верху крыш сделаны круглые башенки и из некоторых торчали... Больше всего это, кажется, напоминало баллисты. Да и сами эти башенки выглядели поновее, чем крыши. Пестель вдруг произнес:

- Черепица... Где-то я читал, это свидетельствует, что энергии тут достаточно, но с материалами - беда. Ким неожиданно добавил:

- А вы заметили огневые точки? Словно они ждут атаки сверху. Дондик посмотрел на Ростика. - А ты что скажешь?

Ростик рассмотрел дом с обваленным, словно отрезанным, углом, подумал и неуверенно произнес:

- Тут жили или живут существа как бы двух размеров. Высокие и не очень. Двери, окна, перильца на лестницах - все двух размеров... Не понимаю. - Может, это для детей? - Или у них кладовки такие? - подхватил Эдик.

- Кладовки, в которые взрослым, как в собачью конуру, нужно на коленях заползать? Это слишком. - Так, может, это и есть собачьи конуры? - Конуры с окнами на улицу? Пестель кивнул: - Убедительно. Нужно в дом зайти и все вблизи осмотреть. - Нужно искать библиотеку, - предложил Ростик.

- Почему ты думаешь, что она тут есть? - спросил Дондик. Он, как большинство офицеров, не знал, как обращаться к подчиненным, то ли на "ты", то ли по-уставному. - Цивилизация все-таки. Внезапно Пестель громко произнес:

- И все-таки они погибли потому, что отгородились стеной. Это ждет и нас, если мы...

- Прекратить пораженческие настроения, - негромко, пока увещевательно скомандовал Дондик.

- Это не настроения. Это попытка определить оптимальную линию поведения.

- Мы не за тем приехали, - сказал Ростик, - выводы сможем делать потом. Сейчас главное - наблюдать. Давайте двигаться дальше, в центр города.

Они пошли, Эдик, который довольно беспечно держался впереди, увидел их раньше всех. Он произнес, словно всех призывал разделить его удивление: Стая шестиногих червяков.

Их и в самом деле можно было назвать шестиногими, вот только для червяков они были крупноваты. Некоторые из тех, что ползли впереди, были размерами со здоровую собаку.

Они ползли все разом, их было много, несколько десятков, передние из них шипели. Это очень напоминало какое-то общее слово, вот только вслушиваться Ростик не стал. Он сдернул автомат, но быстрее всех отреагировал Дондик:

- Все назад, - он сделал жест, которым как бы задвинул ребят себе за спину. Потом отстегнул от пояса стальное жало огнемета. - Подождите, попросил Ростик, но было уже поздно. Струя оранжевого пламени ударила в каменные плиты перед рядом толстеньких безволосых шестиножек. Пламя разлилось, передние попытались остановиться, но это у них не получилось, слишком давили задние... И тогда передние, те, кто не успел забраться на тела напирающей сзади толпы, попали в огонь. Три или четыре попытались пробежать сквозь пламя...

Отступив следом за ребятами, капитан сказал, вытирая пот, выступивший от жара горящего керосина:

- Да, плохо получилось. Попытаемся пройти по соседней улице.

Злясь на капитана и на себя, хотя как будто было не за что, Ростик заглянул в проем между домами, где, не найдя себе поддержки, пламя уже почти погасло. То, что он увидел, заставило его воскликнуть: - Смотрите!

В самом деле, посмотреть было на что. Вся стая шестиножек превратилась в копошащуюся груду тел, и все они рвали обугленные тела тех, кто попал в пламя. Получившие свой кусок шестиножки вырывались из кучи и отползали в сторону, чтобы наесться. Прошагав с пол-улицы, Эдик прокомментировал: Дикари.

- Это не совсем правильно, - попытался объяснить его ошибку Пестель. Дикарями мы зовем обычно низкоорганизованные сообщества, но безусловно обладающие всеми признаками разумности. А тут...

Вдруг он замер, раскрыв рот. На стене дома, мимо которого они проходили, был вырезан барельеф, безошибочно изображающий тех же самым шестиножек, только в чем-то вроде одежды. Некоторые в передних конечностях держали какие-то орудия.

- Вот это да! - сказал Ростик, когда все понял. - Значит, не животные, а просто деградировавшие...

- Значит, я?.. - Капитан не договорил. Лицо его стало бледным даже под слоем слипшейся в сплошную корку пыли.

- Похоже, товарищ капитан, вы сожгли десяток братьев по разуму, сказал Эдик. - Эх, жаль, фотоаппарат не взял. Пленки осталось две катушки, я и пожалел, - объяснил он, поглядывая на Ростика так, словно нуждался в сочувствии.

Отряд двинулся дальше, к центру. Чем более ухоженными становились дома, чем больше они напоминали зажиточный район, тем больше среди них встречалось развалин.

А Пестель после совершенного открытия все никак не мог успокоиться. Совет делать выводы позже, а сейчас только наблюдать, был им забыт напрочь.

- И все-таки вот эти шестиножки, похоже, и есть владельцы города. Только теперь они одичали. Да, - он помолчал, - старая гипотеза о возможности не только эволюционного пути, но и деволюции, деградации, упадка, разрушения базовых систем общества...

Дондика это утверждение равнодушным не оставило. Тем более что Пестель, похоже, считал базой не экономику, как Маркс, а что-то другое. Доказательства?

Пестель словно бы только сейчас заметил, что идет вместе с начальством. - Передние ручки - не заметили? Ким спокойно произнес:

- Большая голова. И на некоторых было что-то вроде бус. Может, это вариант одежды? Ростик подумал и добавил:

- И трое пользовались каменными ножами, когда разделывали подпаленные трупы и отбивались от... соотечественников.

Ответить капитан не успел, одна стена, сложенная из огромных известняковых блоков, вдруг рухнула вниз. Оглушительный грохот прокатился, похоже, по всем улочкам. Когда осела пыль, стало ясно, что никто не пострадал, но разговаривать все равно расхотелось. Слишком недвусмысленно было сделано заявление, и потому следовало не болтать, а смотреть в оба.

Тем и занимались, пока не вышли на обширную, украшенную статуями площадь. Тут одно из зданий было покрыто барельефами, смысл которых никому пояснять не нужно было - свитки, какие-то связки дощечек с письменами, большие короба, напоминавшие молитвенные барабаны Тибета... И знаки, множество знаков, образующих странный, несимметричный орнамент.

- Действительно, библиотека, - огласил общее мнение Пестель. - Входим, - приказал Дондик.

Оглядываясь, чтобы не налететь на какую-нибудь неожиданность, люди пересекли площадь и вошли в выбранное здание. Через полчаса они обошли его. Все, что в нем сохранилось, - лишь пустые комнаты и стены. Даже пола, в человеческом понимании, не было. Собравшись в центре крытого внутреннего дворика, у какой-то чаши, вероятно, бывшей некогда фонтанчиком, Пестель задумчиво спросил, ни к кому не обращаясь: - Может, шестиножки сожрали книги?

- Особенно деревянную мебель? - не в такт поинтересовался Эдик.

Но именно его голос отозвался гулким эхом под высокими голыми сводами. Глава 9

- Так, - сказал Дондик, - значит, у них тут не все стоит в открытую. Нужно обыскать здание, особое внимание - на возможные тайники. Всем ходить по двое, визуального контакта не терять.

В этом приказе было не очень много смысла, потому что как раз самому Дондику пары не нашлось. Но, видимо, свои приказы капитан к себе не примерял.

Походив по зданию еще с четверть часа, Ростик пал духом. Именно поэтому лесенку, ведущую вниз, возникшую из незаметной складки стены, почти целиком закрытой как бы случайной колонной, обнаружил Ким. Довольно быстро стало темно, а лестница опускалась все глубже. Ростик сказал:

- Подожди, нужно принести какую-нибудь палку, факел сделаем. Ким махнул рукой. - Ерунда, факел делать не будем. Он вытащил фонарик "жучок" и принялся бодренько вжикать рукояткой. Свет какой-никакой был обеспечен. Можно было продолжать поход. - Откуда он у тебя? - спросил Ростик. - У ребят из второй роты выпросил.

Тайна оказалась не ахти какой, если бы Ростик подумал, он бы и сам додумался.

В пыльной темноте, в прохладе глубокого подвала, вполне удобного для ходьбы, они почувствовали себя более спокойно, чем наверху. Почему так получалось, Ростик не знал. Это не было приступом безумной храбрости, потому что с Кимом происходило то же самое.

Тут определенно ощущалась накопленная веками аура мира и вдумчивого, неторопливого спокойствия. Очевидно, никакое нападение им не грозило... Хотя, конечно, хорошо было бы иметь свой фонарик и крутить лучом, куда самому хочется.

Словно подслушав эту мысль, Ким предложил посветить Ростику, и тот принялся за дело с энтузиазмом. Он и нашел огромную плиту, явно приставленную к-тщательно обработанной стене.

- Ну, вот, - с удовлетворением сказал Ким, - похоже на дверь. - Дверь и есть. Нужно позвать ребят.

Они вернулись, покричали, чтобы было слышнее, Ким даже пару раз выстрелил в стену. Когда сверху показались пыльные встревоженные лица, Ростик их успокоил и привел на место.

Плита понравилась всем. Особенно воодушевился, как ни странно, Эдик. Он даже попробовал было сдвинуть ее своими тонкими, нетренированными ручками, а когда убедился, что никто особенно помогать ему не рвется, заныл:

- Но мы ведь не уйдем отсюда просто так, а? Мы ведь войдем внутрь?

- Ты думаешь, там погребальная камера, набитая инопланетными сокровищами? - спросил Пестель.

- Зачем они нам? - отозвался Эдик. - Я надеюсь, там журналы. Желательно, чтобы с картинками, - хмыкнул Ростик. Выход нашел Дондик. Он вытащил из мешка, в котором носил огнемет, обычную динамитную шашку, выбрал край плиты послабее, поколдовал, всех отогнал, а потом взорвал ее, да так, что где-то даже небольшой камнепад образовался. Они снова подошли к плите. Она оказалась гораздо прочнее, чем думал капитан. Но угол все-таки откололся. Совместными усилиями его оттащили в сторону, и на ребят пахнуло совсем другим по вкусу, гораздо менее пыльным, хотя и более застоявшимся, воздухом. - Кто первый? - спросил Пестель.

Ни с кем не торгуясь, вперед пролез Ким, как самый легкий. Кроме того, у него был фонарик, а это оставалось очень значительным преимуществом. Следом протиснулись остальные.

То, что они увидели, конечно, никакие сокровища не напоминало. В то же время, они нашли истинное богатство.

Это были таблички, великое множество табличек, глиняных или из какого-то белого, напоминавшего гипс, материала. Оказались тут и деревянные трещотки, вроде тех, которые они видели на барельефе у входа, но их осталось немного. Вероятно, на сохранности этого фонда сказывалась главным образом долговечность материала. Внезапно капитан сказал: - Ким, не свети немного.

Ким послушался. Наступила тишина и темнота. Но вдруг - Ростик чуть не закричал - темнота стала рассеиваться, и глаза почему-то стали видеть. Это было странно, потому что в этой темноте не пробивался ни один лучик, но спустя пару минут каждый из людей мог не только ходить, не натыкаясь на бесчисленные ряды с каменными скрижалями, аккуратно сложенными в высокие стопы, но и каким-то образом различать то, что на табличках было нарисовано. Первым почтение к плиткам потерял Эдик. Он попробовал вскарабкаться на ближайший штабель и снять сверху образец. У него ничего не получилось, стопка вдруг закачалась, Эдик чуть не упал.

Затем в углу Пестель нашел длинные каменные столы, где таблички лежали не штабелями, а как бы для чтения или изготовления. Их тут можно было взять в руки, покрутить и рассмотреть.

Письмена на них отдаленно походили на буквы грузинского языка, но иногда напоминали египетские иероглифы, а совсем редко походили на клинопись Шумерской цивилизации.

- Так, - огласил это открытие Пестель, - похоже, у них если и не вполне различные языки, то, по крайней мере, различные знаковые системы. И кто из нас окажется Шамполионом? Эдик тоже решил интеллектуально высказаться.

- Да, это завораживает. История исчезнувшей цивилизации! Ростик тоже подал голос:

- Во-первых, не факт, что исчезнувшей. Во-вторых, вот доказательство того, что их было два. - Кого? - из тьмы вынырнул Дондик. - Два вида, которые тут обитали.

Теперь все перестали перебирать таблички и стали смотреть на стену, у которой стояли столы. А посмотреть было на что.

Барельеф, выполненный в сложной, не вполне реалистической, как у майя, системе изображения, показывал два типа существ. Одни были высокими, и, что поражало, - на трех тонких ногах. Они определенно были задрапированы во что-то похожее на тоги, только очень странного вида, словно ее составлял не один кусок ткани, а несколько.

В руках этих существ часто были видны какие-то инструменты. Рассмотрев изображение как следует, Ростик нашел даже место, где трехногие держали в руках уже знакомые всем таблички, что-то смахивающее на римское стило и свитки с большими и широкими планами, которые можно было принять за чертежи. Части этих планов, или чертежей, определенно составляли карты, а вот другие изображали машины. Одна из них даже имела что-то вроде симметричных колес.

А вот с предметами, вроде била, долота или пилы, работали не высокие, а уже известные людям червеобразные. Передние их ручки, как уже раньше заметил Ростик, оказались очень сильными и вполне приспособленными для любой работы. Когда Ростик озвучил свою догадку, Пестель ответил:

- Согласен. Один вид - господа, с идеями, книгами, планами. Они, к тому же, в одежде. Другой... - Червеобразный, - подсказал ему Эдик. - Нет, я хотел сказать - работяги. - Рабы, - подал голос Дондик.

- Это еще нужно доказать. Материальный уровень города, правда, в целом соответствует... - Лучше посмотрите сюда! - позвал друзей Ким.

Он оказался далеко, до него пришлось добираться, аукая для ориентировки. Когда все добрались, Дондик спросил: - Что такое?

Ким завжикал фонариком, и луч его упал на стену, нависающую над центром зала странным, спускающимся сверху уступом, верх которого таял в темноте. На каменной его поверхности висел, как гигантская капля, каменный пустотелый шар. В разных направлениях его пронзали три стрелы, составляя шесть пиков. - Похоже на декартовы трехмерные оси, - сказал Ким. Дондик кивнул, потом огляделся. От света Кима они снова ослепли, бесконечные ряды плиток тонули во мгле.

- Сюда нужно тащить инженеров и, может быть, Рымолова, - сказал капитан. - Пусть объяснит: что тут такое? Эдик вдруг вмешался: - Декана политехнического? Но он ведь был в лагере.

- Знаю, - сказал Дондик. - Но его реабилитировали. Хотя... - А что он сделал? - спросил Ростик.

Он, кажется, знал этого человека - декана политеха. Высокого, худого, сильно наклоняющегося вперед, как бурлак или как Петр на известной репродукции строительства Петербурга. Он всегда казался Ростику чересчур мрачным, должно быть, из-за впалых щек.

- Лет... - Дондик подумал, потом все-таки продолжил: -надцагь назад, он попытался написать общую системологию науки. А это, как вы понимаете, находится в противоречии с классиком, который утверждал, что атом неисчерпаем, как... Ну, и так далее. В общем, нашлись умники, остановили мужика. - Похоже, Рымолов капитану нравился. - Я вот о чем - он умеет мыслить разными дисциплинами. Пусть применит тут свое умение. Ким спросил: - А Борщагов?

- Что Борщагов? - Дондик посмотрел на него подозрительно. - Он что скажет?

Ростик вспомнил, как чуть не через силу они получили разрешение на эту поездку, и сразу понял, что она может оказаться единственной на долгое-долгое время. Об этом же подумал и Дондик. Он сильно потер щеки ладо'нью.

- Ладно, почему-то мне кажется, этот шар нужно срисовать. - Я сделаю, - сказал Ростик. - Только у меня бумаги нет. - А почему ты? - удивился Дондик. Ким пояснил: - Он художку закончил пару лет назад. Его картины даже... Докончить он не успевает. Равно как Ростику не пришлось ничего рисовать. Где-то очень далеко, но недостаточно далеко, чтобы совсем не иметь к ним отношения, что-то грохнуло, да так, что с потолка посыпался песок. Дондик затвердевшим голосом приказал: - Выходим, пока нас тут не замуровали...

Глава 10

Солнце после подземелья показалось ослепительным. Рос-тик поймал себя на мысли, что ему неприятно называть это светило солнцем, но название прижилось, может, потому что никто всерьез не взвешивал другой вариант.

Они даже не сошли толком с места, не выстроились в безопасный порядок следования, как вдруг в глубине одной улицы, под тенью высоких и очень красивых домов, хотя уже несколько подразрушенных, - словно бы специально, с крыши вдруг появились уже известные им шестиногие. Вернее, они не появились, они просто стояли, и люди их увидели. Дондик поднял руку, все взяли оружие на изготовку.

Но на этот раз шестиножки не были расположены атаковать людей, хотя Ростик и в тот раз сомневался, что им следовало применять сильные средства. Червеобразные перетаптывались, иногда пошипывали, словно клубок змей, только, разумеется, жутко растолстевших. Потом все-таки поползли вперед, на площадь. Дондик стал оглядываться, подыскивая путь к отступлению.

Червяков было намного больше, чем в первый раз. Их голые спины отливали крохотными капельками. Ростик был уверен, что это пот - уж очень от них несло приторно-кислым запахом. - Они чего-то ждут? - спросил Ким.

- Может, пока мы уберемся? - подумал вслух Дондик, но оказался не прав.

Внезапно из другой улочки вывалились трое трехногих, изображение которых они видели на барельефе внизу. Вот только камень не сумел передать цвет их... Кожи? Или коры?

Больше всего они напоминали растения. Но на них болталась какая-то одежда, а верх стебля венчала голова. Их лица походили на рыбьи - то же расположение глаз, позволяющих смотреть в оба бока, но не вперед. Еще на их лицах вперед выдавался клюв... Хотя нет, назвать это клювом было нельзя. Он был подвижен, словно жвала у насекомых, хотя и заканчивался загнутым крючком, как у орлов.

Рук у трехногих было тоже три - две небольшие, с левой стороны, и одна, очень мощная, толщиной в треть туловища, справа. Еще на голове, откинутые назад, росли... волосы? Хотя они были толстенькие, как косички у иных африканских племен. Внезапно Пестель произнес:

- Ничего не могу с собой поделать, вынужден высказаться - по виду они здорово похожи на дерево Джошуа. - Что это такое? - спросил Эдик. - Кактусы из Мексиканской пустыни, - пояснил Ростик. - Они тоже умеют ходить?

Похоже, факт передвижения на зеленых ногах сильно повлиял на душевное равновесие журналиста. - Нет, там такого не замечали, - ответил Пестель.

Внезапно толпа червяков, которые уже здорово прогрелись на солнышке, двинула в сторону беглецов. Теперь стало ясно, что эти трое определенно бежали, спасались, потому что следом за ними катилась примерно такая же плотная и шипящая волна шестиножек, как и та, что таилась в засаде на площади.

Зеленые дернулись назад, попытались определить направление бегства, и вдруг стало ясно, что из третьего переулочка, где они еще могли спастись, тоже появились червяки. Засада сработала.

Ростик подумал, что теперь их от поимки могли спасти только люди, но уж очень они непривычно выглядели. И помогать им никто не собирался. Да и неясно: что это было? А вдруг шестиножки ловили каких-нибудь местных конокрадов?

Один из зеленых нес странного вида нарост, похожий на блеклый фиолетовый цветок у левого плеча. Двое остальных резво стали подталкивать цветущую особь за свои спины. Когда она повернулась, почти не изменив ритма движения, лишь как-то сменив порядок шагов своих трех ног, под волосами Ростик вдруг увидел огромный, перламутровый, прикрытый толстыми волосами глаз. Это был именно глаз, огромный, темный, блестящий, как драгоценность, и неподвижный, словно ему и не нужны были веки... И еще Ростик был уверен, что это глаз, потому что из него смотрела душа неизвестного существа. Ростик почувствовал, что сильнее сжимает автомат, и если будет команда, без раздумий попробует спасти именно зеленых, настолько все менял взгляд этого глаза.

- Что их заставило враждовать? Ведь они же общий город построили? спросил Ким. - А сейчас воюют?

- Классовые противоречия? - спросил Дондик, очевидно, не доверяя своим словам.

- Нет воды, мало пищи, мало всего, - высказал предположение Ростик. Внезапно Дондик резко приказал: - Давайте уходить отсюда. Вполне возможно, он не хотел присутствовать при расправе червей над зелеными. А те действительно попались, вопросом оставалось лишь, как скоро их сожрут.

Вдруг на вершине стены того дома, который нависал над главными силами шестиножек, появились еще три трехногих кактуса. Один из них наклонился над краем стены, опасно раскачиваясь, почти повис головой вниз. Потом он выпрямился, склонился наподобие лука, где тетивой стали три его руки, а древком тело, и попытался выпрямиться.

Ростик видел, как напряглись его деревянистые мускулы, как толще и еще более зелеными стали тонкие, но частые жилы под корой... Тогда рядом с ним встали двое других, с кем он держался сообща. Только они уже не смотрели вниз, они просто упирались. Ряд светлых каменных блоков качнулся, потом отделился от стены и, наконец, повалился на червяков.

Эдик, не отрываясь от происходящего и ни к кому особенно не обращаясь, спросил:

- Что делают? Пускают в ход заранее заготовленную ловушку?

- Спасают попавших в беду, - ответил Ростик уверенно. - Это же ясно.

- А силища какая, - заметил Ким. - Неслабые ребята, хоть и зеленые.

- Значит, вы полагаете, они разумны? - спросил Дондик. Ростик ответил с некоторым раздражением:

- Построили город, значит, умеют планировать. И следовательно, по Энгельсу, разумны. Причем, как те, так и другие.

Пыль, поднятая падением камней на головы червяков, улеглась. Раненые пищали, некоторые пытались отползти прочь, но немало осталось и погребенных под каменными блоками. Внезапно Ростик понял, что анатомия шестиножек не позволяла им оценивать все, что происходило наверху, они не видели опасности до тех пор, пока блоки не обрушились им на спины и головы.

Урон засада понесла значительный, но тем свирепее была последующая атака. Три зеленокожих, что попали в беду, попытались отбиться. Они хлестали наступающих руками, пинали их ногами, но червяков было очень много. Они завалили зеленых и...

Перед тем, как совсем уйти с площади, Ростик обернулся. Дело выглядело не так трагично, как он полагал. Одному из зеленых удалось спастись, тому самому, что нес на плече цветок. Каким-то чудом он сумел взобраться по кладке, втыкая пальцы рук и ног в углубления между блоков, и был уже близок к тому, чтобы поймать протянутые вниз руки тех, кто находился наверху...

Вытащив бинокль, Ростик понял, что сражение не далось ему легко. Одну ногу ему почти отгрызли, слева от туловища, где рос цветок, одна рука поменьше была вывернута и определенно не действовала. Но он должен был выжить после всех ранений.

Ростик догнал своих, и, хотя получил сердитый взгляд от Дондика, отчетливо довел до всеобщего сведения: - Тот, с цветком, спасся. Двое друзей его отстояли.

- А почему ты думаешь, что "тот", а не "та"? - с отчетливым ехидством в голосе спросил Пестель. - У меня есть предположение, что цветок как-то равноценен нашей... - он победно оглядел ребят и закончил: - беременности.

- Значит, они спасали... Девушку? - ахнул Эдик, его кавказский акцент на мгновение стал заметнее, чем прежде.

- Слишком вольная трактовка, - попробовал возразить Ростик.

Но на Эдика допущение Пестеля произвело ужасное впечатление. Он даже обернулся, словно что-то еще можно было изменить, вернувшись. Получив заметное удовольствие от произведенного впечатления, Пестель не унялся:

- А вы заметили, что и тех, кто был на крыше, - тоже трое. Может, тут семья тройного вида? Так сказать, троичный порядок воспроизводства?

Эдик даже голову опустил. Это отчасти примирило Ростика с журналистом. Ким проговорил: - Да, всего мало. Вот и война.

- Очень похоже, - согласился с предположением Дондик.

Внезапно Ростик спросил, хотя мгновением раньше не ожидал от себя такого: - А не ждет ли нас то же самое?

Глава 11

Когда они подошли к БМП, Антон пребывал в состоянии возбуждения. Оказалось, он поднимался на крепостную стену и что-то увидел с нее совсем недалеко, за бугорком. Сначала Ростик не мог понять этого всплеска эмоций, но потом вдруг сообразил, что Антон еще не знал, что город вполне обитаем. Пришлось ему рассказать о червяках и зеленокожих. Это умерило Антонов пыл, хотя он продолжал утверждать, что за бугром они найдут такое... Дондику это надоело.

- Во-первых, очень плохо, боец, что вы без разрешения оставили пост, который находился рядом с машиной, а не на стене. А во-вторых, все разговоры можно вести по дороге домой, в Боловск.

- Товарищ капитан, там определенно есть что-то, что нужно как следует рассмотреть, - не унимался Антон. - Что же это?

Антон опустил голову, странно было его видеть в затруднении. Внезапно Пестель спокойно и даже устало проговорил:

- Время еще не позднее, а мы уже обкушались впечатлениями.

- Это разведка, а не экскурсия, боец, - резко повернулся к нему капитан.

И вдруг замер с раскрытым ртом. Пестель молодцевато выпрямился: - Вот именно, товарищ капитан.

Дондик нахмурился. Только сейчас до него дошло, что хитрый Пестель поймал его на слове. Он посмотрел на часы, хотя как он тут ими пользовался - одному ему и было известно. Или это был просто обычный, еще не выветрившийся от старых времен жест, дающий возможность подумать. Когда капитан поднял голову, он уже принял решение. - Хорошо, заскочим за этот... бугор. Только недолго. Они покатили прямо по полю, потому что Чернобров, как он сказал, не нашел дороги. К тому же это сокращало расстояние и, следовательно, расход горючего.

Строение оказалось в самом деле недалеко, километрах в семи от города. И было это... Ростик даже глаза протер от изумления, когда увидел. Это было похоже на большое птичье гнездо, весьма компактно построенное из растений, каменных кубов и плит. Все в целом представляло собой совершенно нелепое зрелище, но, приглядевшись, Ростик готов был признать в этом строении и целесообразность, и даже определенную красоту.

Они остановились на краю сооружения, занимающего не один гектар и теперь, вблизи, походившего на город, только без привычного вида домов. Дондик вышел из машины, постоял перед незримой границей, отделяющей поле и все это странное плетение, и спросил: - Что это может быть?

Антон выглядел сконфуженным. Возможно, поэтому вдруг выдал совершенно гениальную догадку: - Может, товарищ капитан, это завод? - Завод? Но где же тут цеха, аппараты или станки?

Ростик, которому Антон никогда не казался очень догадливым, даже крякнул от изумления. Но Пестель, у которого реакция была побыстрее, уже вмешался.

- А вы бывали на химзаводе, капитан? Может, это и есть один из таких заводов? Что-то вроде нефтеперегонного, который получает определенного вида топливо...

- Топливо? - теперь капитан не выглядел раздраженным. Такой объект стоил любых задержек в пути. - Но зачем оно им? Побывав в городе, мы точно знаем, что там ни на чем не проедешь... - Его нужно рассмотреть поближе, предложил Ростик. Дондик посмотрел на ребят. В глазах его появилось подозрение.

- Только недолго. - Он подумал. - И даже лучше будет, если мы заглянем только в заводоуправление. Все равно в этих кубах и джунглях никто из нас сроду не разберется.

Как ни странно, но строение, которое могло претендовать на звание заводоуправления, они нашли быстро. И было оно вполне привычного вида, даже с калиточкой, закрывающейся на щеколду. По бокам от калитки стояли странные тумбы, на которых можно было присесть при желании, но сейчас тут никого не было. Перед тем как войти в здание, Дондик скомандовал:

- Соблюдать осторожность. Мы знаем, что город живой, и тут могут оказаться... охранники. Это было бы логично. Эдик забурчал. Капитан повернулся к нему. -Что?

- Я сказал, что во время гражданской войны на завод на падать бессмысленно. У них другие методы выяснять отношения.

- С чего ты взял, что драка на улице была признаком гражданской? спросил Пестель.

- А что же это еще, если... Если они убивают даже.... - но закончить Эдик не мог, он понимал, что за упоминание зеленокожей цветущей девушки его поднимут на смех, но отказаться от этого образа был уже не в силах. Ладно, двинулись, - приказал капитан.

Здание оказалось примитивным, в нем было все устроено по принципу ломаной восьмисторонней спирали. В центре оказался зал, набитый уже виденными каменными плиточками. Света тут было достаточно, потому что в крыше были устроены настоящие световые люки, только затянуты они были не стеклом, разумеется, а чем-то зеленым и довольно мягким на вид. Видеть этот сумрачный свет на лицах товарищей было отчего-то неприятно. Но Ростик вспомнил только только установленные в центре Боловска и не работающие после Переноса уличные ртутные лампы, дающие совершенно неестественный свет, и успокоился. У людей со светом тоже случались промашки.

В помещении, когда они огляделись, оказались не только таблички. В середине небольшого подиума стояла какая-то лодка, словно бы рыбина, распухшая от икры в середине. В ней было метров семь длины и почти четыре ширины. Впереди определенно были установлены два кресла, на которых могли бы усидеть двое зеленокожих. Еще одно кресло было сверху, над странного вида котлом из чего-то, что напоминало бы металл, если бы не резалось ножом и не имело прожилок, как дерево. - Что это может быть? - спросил капитан. Разумеется, ему никто не ответил. Это сооружение было машиной, но такого типа и такого назначения, что могло оказаться чем угодно. Единственную догадку высказал, разумеется, Пестель:

- Почему-то кажется, этот аппарат разобран, а не недостроен. Впрочем, не знаю.

- Пожалуй, они бы тут работали, если бы не дрались на улицах, - сказал Ростик. Его голос в гулком пустом зале отозвался более мрачным и громким эхом, чем ему хотелось бы.

Внезапно в темном уголке, у стены, Эдик нашел такой же каменный стол, какой они видели в библиотеке. На нем, кроме изрядного слоя каменных крошек, лежали большие листы, раскатанные из странной серой пульпы. При прикосновении материал издавал звук, который все они уже стали забывать, так шуршала плотная бумага.

На листах оказались рисунки, а не иероглифы или пиктограммы. На нижнем, самом большом и подробном, была изображена та самая лодка, которую нашли на подиуме. Внутри ее котла был нарисован какой-то огонь.

- Или энергия, - пояснил Пестель. - Эти вот искорки совсем необязательно означают дым, хотя снизу виден сборник для золы и даже что-то вроде небольшой трубы.

- Значит, энергия... И куда они ее направляют? - спросил капитан.

- Мне кажется, - Пестель поводил грязным пальцем с обломанным ногтем по чертежу, - вот по этим толстым металлическим, судя по всему, шинам она поступала на вот этичетыре выносных блина, обращенных вниз. И эта штука управлялась поворотами блинов с переднего сиденья. То есть они работают по принципу сопла. - Согласен, - сказал Антон, - причем понятно, почему их два. Одному водиле двигать блинами явно не хватило бы сил.

- Зеленые очень сильны, - вмешался в разговор Эдик, но продолжения тема не получила.

- Так, скручиваем чертежи, и к машине. Нам еще назад скакать, приказал Дондик.

Чертежи захватили с собой. Пожалуй, это было не совсем честно по отношению к тем, кто на этом заводе работал, но это было разумнее всего. Помимо смутного ощущения, что чертежи могли оказаться ключом к немалым странностям этого мира, в нем легко осознавался тип рисунка, который придется использовать при наведении дипломатических отношений с зелеными. Что их придется наводить, Ростик не сомневался ни минуты.

Назад поехали медленнее, должно быть, Чернобров берег мотор или пытался компенсировать лишний расход топлива, вызванный заездом на завод. Хотя, с другой стороны, подумал Ростик, расстояния они толком не знали, поэтому должны были взять горючее с запасом.

На обратной дороге, кажется, только Ким оставался на ногах, все остальные спали.

Перед своей позицией они появились уже после наступившей темноты, когда солнце погасло. Путь им освещали ракетами, и это оказалось делом непростым, потому что из темноты, против своего обыкновения, появились насекомые.

Антон, по привычке, прицелился в самую густую кучу богомолов, но Дондик, бледный, с ввалившимися глазами, что почему-то особенно хорошо было видно в призрачном свете ракет, прокричал, чтобы он не привлекал чрезмерного внимания. Чтобы не произошло ненужной и невыигрышной свалки, он даже вылез из кабины в кузов и стоял рядом с ребятами, держась за скобы.

И все-таки, когда насекомых стало очень уж много, пришлось расчищать себе путь огнеметом. Впрочем, их уже поддерживали - и очень аккуратно ребята из окопов, и все прошло довольно гладко.

Лишь капитан, озабоченно глядя на несколько десятков огоньков от очередей, вдруг проговорил раздраженно:

- Зря шмаляют. Мы и так пробились, а боеприпасы еще понадобятся. Недавно подсчитали - патронов на зиму осталось меньше, чем нужно.

От этой его проговорки по спине у Ростика прошелся холодок. Кому как не ему было знать, что только огнем - днем и ночью - им удавалось сдержать богомолов и всех остальных, которых тут становилось все больше.

Глава 12

Уже когда БМП вкатила на позицию у Бобырей, откуда утромюни и отправлялись к городу каменных таблиц, стало ясно, что бой идет нешуточный. Выпрыгнув из машины, Рос-тик даже замер на несколько мгновений. Стреляли на позициях слева от их сектора, по всей видимости, какая-то заварушка началась справа, у вагоноремонтного завода. Там тоже взлетали ракеты и доносились очереди, а ведь там считалось тихо, туда войска отводили для отдыха.

Когда Дондик осмотрелся, он поманил рукой всех, кто ездил с ним, и неторопливо, но и не особенно дружески, а уже начальственно повел их за собой, в штаб Достальского. Сам лейтенант, с лихорадочными пятнами на щеках, сидел на крыше какого-то дома, повыше, и в бинокль осматривался. Узнав, что к нему явились те, кого выслали к неизвестному городу поутру, он спустился. Входя в комнатку, где расположились ребята, он сказал: - А мы уж думали, вас зажали в клещи и. . - Давят? - с удивлением спросил Антон.

- Еще как. - Достальский подошел к ведру с водой, за черпнул кружкой коричневатой жижи и с жадностью выпил. - Где начальство?

- Я здесь, - из двери показался Дондик. Он, оказывается, писал рапорт или отчет. Ребят, по всей видимости, он не отпускал на случай, если ему придется что-то уточнить. А может, и не только, подумал Ростик. И оказался прав.

- Вам что-нибудь нужно, товарищ капитан? - спросил Достальский. Ростик с удивлением почувствовал, что узел напряжения внутри его, с которым он прожил целый день, отпускает, словно он вернулся домой. - Мне ничего не нужно, - отчеканил Дондик. - А ребята вам еще нужны?

Дондик посмотрел на каждого, с кем сегодня трясся на БМП, потом .ответил: - Думаю, будет лучше, если они еще тут посидят. - Тогда, может, их покормить?

Ни от кого не укрылось, что от последней фразы капитана Достальский занервничал. Дондик это тоже почувствовал. Повел головой из стороны в сторону и согласился. - Можно и покормить.

Ким напрягся, Ростик, как ни странно, тоже. Лишь Антон вытянул ноги и улегся затылком на стену, пытаясь на лавочке сидеть так, словно лежал в мягком, удобном для дремы кресле. Эдик ходил от окна к окну, пытаясь в низкие, по-деревенски маленькие окошки высмотреть, что творится снаружи.

А Ростику и смотреть было не нужно, как и остальным ребятам. Он знал, что снаружи творится что-то несусветное. Такого плотного огня он еще тут не видел, и, при всем том, такого аккуратного. Били только короткими очередями, стреляли даже одиночными, значит, слова Дондика об экономии патроном были доведены до подразделений. В форме приказов, конечно.

Когда кто-то из старичков хозвзвода приволок несколько котелков с горячей кашей, Достальский появился опять. Он сунулся было в комнату, где работал Дондик, но быстро вышел. Потом посмотрел, как ребята лопали, усмехнулся, сел верхом на дряхлый, скрипучий стул и с нескрываемым любопытством спросил: - Ну, что видели?

Ростик облизал ложку, как ни хотелось спать, как ни зудела от песка и пыли кожа, а есть, как оказалось, тоже хотелось. Вместо ответа он спросил: - У вас тут прямо обвал какой-то?

- Прут, как из худого мешка, - кивнул лейтенант. - И не без успеха. То есть? - спросил Пестель, не переставая жевать.

- Они окончательно научились раскручивать гайки и уволокли сразу метров сорок рельсов, что торчали из-за проволоки. Теперь пробуют научиться переносить ограждения. Пестель покрутил головой. - Вот это да.

- Да, - кивнул лейтенант. - Такое впечатление, что они подсмотрели, как мы разносили их для БМП поутру, и теперь... А, ладно. У вас-то что нового?

Внезапно дверь в соседнюю комнату скрипнула, капитан вошел в комнатуху, сел у керосиновой лампы. Покрутил фитиль, но он и так был вывернут до предела. - Так. С Чернобровом я поговорю потом, а пока - с вами.

Лейтенант вежливо, не вставая со стула, отталкиваясь сапогами от пола, отполз чуть в бок, чтобы не закрывать капитану обзор.

- Я бы попросил вас, - Дондик серьезно оглядел лица всех присутствующих, избегая смотреть на лейтенанта, -особенно ни о чем не рассказывать. - Что такое? - удивился Антон. - Почему? - Это приказ, а не просьба, - резко сказал капитан. Ростик мельком взглянул на Кима. Тот чуть набычился, его и без того корейские глаза стали еще уже. Ростик знал это выражение, так бывало перед дракой или перед особенно сложным спором, в общем, когда следовало не отступать. Получив эту поддержку, Ростик почувствовал прилив уверенности.

- Капитан, - сказал он, умышленно укоротив обращение, - вы ведете себя некорректно. - Что? - у Дондика, казалось, даже лицо вытянулось.

- Вы не объясняете свои решения, а мы ведь зависим от них. Да и остальные тоже.

В комнате стояла тишина. Внезапно лейтенант поднялся и вышел. Капитан проводил его долгим, задумчивым взглядом.

- Мне бы тоже очень хотелось спросить, - вступил Пестель, не удержавшись. - Вы что, в самом деле считаете, что умалчиваниями можно что-то изменить?

- Да как вы смеете? - впрочем, голоса капитан не поднимал. Может, это еще предстояло.

- А как вы смеете лгать людям своими умалчиваниями? Своим шушуканьем, своей мышиной возней с информацией, которую должны, слышите - должны знать все? - спросил Антон.

Кажется, его понесло. Ростик и не подозревал, что он так умеет.

- Я не думал, что столкнусь с этой проблемой, - как бы сам себе сказал капитан. - А оказалось, что вы такие же, как все интеллигенты... Да вы знаете, с кем разговариваете?

- Знаем, - даже как-то сварливо ответил Пестель. - Но и вы поймите, это не прихоть - потрепаться в солдатской курилке. Сейчас мы спорим о значении информации. И она имеет жизненное значение. Она затрагивает проблему выжи вания.

- Попросту - будем ли мы жить через пару месяцев или полгода? пояснил Ростик. Он впервые ощутил, что слишком сложные формулировки могут затемнять ситуацию, а не выявлять ее, но как это исправить, пока не знал.

В этом споре вообще слишком многое получилось экспромтом, слишком многое было не продумано. Ростик не сомневался, что позже они найдут более удачные аргументы, но спорить предстояло именно сейчас, а не потом. - А я приказываю молчать. И не поднимать панику.

- Не поднимать? Может, давно пора поднять? Чтобы хотя бы рельсы не оставлять противнику, а свернуть их и затащить в город? - спросил Антон.

Пестель подумал и спокойно, явно стараясь перевести разговор в конструктивное русло, проговорил' - Может, мы бы даже смогли наладить торговлю?

Капитан хлопнул себя ладонью по колену, встал, , походил по комнате. Вдруг Ростик заметил, что он умылся. А они-то сидели, как чушки, даже руки перед едой... Почему-то это задело больше всего. Эта секретность оборачивалась бездушием, словно они уже были арестованы.

- Если бы я знал, что так получится, - сказал капитан, усмехаясь, хотя по его злым глазенкам всем было видно, что ему вовсе не до смеха, - я бы не с вами поехал, а вызвал бы... Да поймите же вы, сведения, которые вы собираетесь распространять, вызовут пораженческие настроения. Ростик сжал кулаки и уверенно отчеканил:

- Если ничего не делать, капитан, нас ждет судьба того города, который погибает, как мы это видели сегодня. Дондик быстро ответил: - Там две... нации, а у нас одна.

- Расы, - поправил капитана Пестель. - Нациями зеленокожих и червеобразных не назовешь. А вообще это даже разные виды.

- И все равно, у нас есть только мы - люди, - продолжил капитан. - Мы не будем воевать друг с другом. Потому что у нас одна нация. Одна.

- Всегда две - дураки и те, кто думает о будущем, - внезапно сказал Ким.

Почему-то именно эта реплика заставили капитана измениться. Он стал каким-то по-змеиному вкрадчивым, злобным, жестким. Ростик почувствовал, что против воли крепче сжимает автомат.

- Вы ведь корейский эмигрант? - спросил Дондик, подходя очень близко к Киму и даже наклоняясь к нему, словно тот не был человеком, а был неодушевленной куклой или сидел в кресле, связанный по рукам и ногам. - И что из этого следует?

Ростик никогда друга таким не видел, Киму было и страшно, но он был и зол необычайно. Казалось, поднеси к нему сейчас спичку, он загорится, как целлулоидная расческа. - Когда вернемся на Землю, то...

- Никогда не вернемся, капитан, - поправил его Пестель. - Я лично в это не верю. Это попросту невозможно. Иначе тут не было бы того города, его бы давно вернули. Как и другие существа, которых мы видим, с которыми даже воюем.

На это замечание капитан никак не отреагировал. Он лишь чуть отодвинулся от Кима. И тот сразу перестал быть похожим на марионетку. Ростик почувствовал, что у него возникла страшная догадка, капитан знал, как сделать марионеткой каждого. И умел этим пользоваться.

- Будьте готовы, вас вызовут для допросов, - сказал Дондик. Антон внезапно широко и вполне искренне улыбнулся.

- Сначала остановите богомолов и научитесь передавать приказы не по проводам. А то ведь срежут и даже спасибо не скажут.

При чем тут провода, никто не знал. Да и сам Антон, похоже, не знал. И все-таки его дурацкое замечание имело смысл, оно показывало - прежний мир рухнул, и ничто никогда не повернет вспять.

Дондик отошел к дальней стене комнаты, уперся о нее спиной, сунул руки в карманы. - Как я погляжу, смелые вы очень.

- Тут фронт, и дальше послать некуда, - спокойно, заражаясь настроением Антона, ответил Ким.

- Есть еще и лагеря, - зло, как бы даже и не совсем сознавая, что он говорит, бросил капитан.

- Были. Были, а не есть, в этих словах заключена огромная разница, проговорил Ким. - И придется потрудиться, чтобы они снова возникли. Пестель подумал и добавил, как всегда, очень рассудительно:

- Я думаю, не удастся.-И вообще, было бы лучше, если бы мы думали, а не собачились между собой.

Ростик встал и широко развел руками, как бы сочувствуя, но одной рукой удерживал автомат за цевье, и жест доброй воли не получился.

- Похоже, капитан, вы потерпели поражение. Может быть, потому что даже не дали нам умыться. Пошли, ребята, разговоров сегодня будет - море. - Он подумал и добавил: - Когда отстреляемся от богомолов.

Часть III Рельсовая война

Глава 13

Через пару недель внезапно, против всех ожиданий, Ростик, как и Ким, Пестель и Антон получили разрешение отправиться по домам. Сначала Ким разволновался, но потом размяк. Отпуск домой в любом случае был все-таки отпуском. До трамвайной остановки они добежали чуть не вприпрыжку. Потом посерьезнели и пошли, сами того не замечая, в ногу, развернутой шеренгой.

Идти были легко, ни машин, ни заграждений не было. Лишь пару раз они замечали сложенные из мешков с песком посты, но они стояли пустыми.

Дома, вот уж повезло, подали воду. Струйка была не толще спички, но это все равно была вода. И пахла она гораздо лучше, чем та, которую они пили в окопах. Ростик тут же наполнил с помощью садового шланга все бочки, и даже хватило напора налить четверть бака в садовом душе, построенном отцом.

Искупавшись и переодевшись во все чистое, он подумал было приготовить себе что-нибудь поесть, но почему-то уснул. Проснулся от того, что кто-то ласково, как в детстве, поцеловал его в лоб. Он открыл глаза, это была, конечно, мама.

Она выглядела осунувшейся, бледной, усталой. У глаз собрались незнакомые морщинки, но глаза сияли все той же победной силой, что и раньше, и она была так же красива, как тогда, когда уходила с отцом в кино или просто пройтись по городу.

За ужином они говорили мало. Она лишь смотрела, как он ест, подперев кулаком щеку, и вздыхала. Лишь убирая пустую тарелку, спросила: - Как там у вас, все живы?

- Да ты что, мам, - с преувеличенным энтузиазмом ответил Ростик, богомолы же стрелять не умеют. Просто пытаются проволоку срезать или рельсы отвинтить...

- Не скажи, - сказала вдруг мама. - К нам стали поступать раненные от выстрелов из каких-то самострелов, что ли... В общем, это стрелы с насаженными вместо острия колючками какого-то растения. Они потрясающе острые, твер дые и дают очень плохой, глубокий разрез. - Нет, мам, у нас такого не было, у нас все спокойно. Она печально улыбнулась. - То-то мы каждый вечер стрельбу слышим.

Она стала собираться в душ, нашла в шкафу свежее полотенце, длинный халат.

- Ну, ведь это мы же стреляем. А они - просто насекомые. Ладно, у нас там - пустяки. У вас-то что? Что в городе слышно?

- Из годных к строевой остались только девушки, - сказала мама. - И еще идут упорные разговоры, что будут рыть рвы, как во время войны.

- Рвы? - тупо спросил Ростик. - Зачем рвы? У них же нет танков, а ров они просто перелезут.

- Сам знаешь, какие у нас начальники, - и мама ушла купаться.

Ростик переоделся в штатское и вышел, чтобы посидеть на лавочке и посмотреть на Октябрьскую. На лавочке уже сидел Ким. В штатском. Он был вымыт, даже блестел, наверное, как и Ростик. И весь светился добродушием. Словно когда-то в детстве, он спросил: - Что делать будем?

У Ростика уже давно, еще с того момента, когда им сообщили об увольнительной, засела одна мысль. Теперь он ее озвучил: - Знаешь, мне хочется сходить в обсерваторию. - Зачем? - удивился Ким.

- Мы ведь так ничего и не знаем - где оказались и поче му? Может, они что-нибудь новенькое выяснили?

Ким посидел, подумал, посмотрел на облака над головой, которые уже скоро должны были погаснуть, и кивнул. - Пошли. Может, на велах?

Подкачав свои несравненные "Украины", друзья поехали знакомой дорогой. У ограды обсерватории их вдруг остановили. Это был обыкновенный пост, вот только стояли на нем девчонки. Все в форме, бледненькие, чумазенькие, с карабинами. Командовала у них довольно пожилая девица, прямо тетка тридцатилетняя, с косой во всю спину, торчащей из-под пилотки, как змея. Она спросила документы.

- Девушка, - растерянно ответил Ким, - у меня не то что документов нет, но даже и фамилия нерусская.

Шутка оказалась неудачной, девица разозлилась, решив, что над ней смеются.

- Всякие сосунки... - начала было она, но вмешался Ростик.

- У нас увольнительная, мы с позиций и правил новых не знаем. О том, что у вас ввели документы, нам просто не сообщили.

- Увольнительная? - переспросила тетка с косой. - Так вы с передовой? А где ваше оружие?

Эх, будь они знакомы, все стало бы проще. Но так получилось, что ни одну из постовых ребята не знали, а выяснять общих знакомых показалось слишком долго. Поэтому Рос-тик просто ответил: - Дома осталось. Зачем оно в городе?

- Подозрительно это, - сказала командир. - Да и молоды вы очень...

Ким, который действительно выглядел чрезвычайно по-мальчишески, еще и из-за своего небольшого росточка, вздумал обидеться.

- На передовую посылать - не молоды, да? А как к друзьям пройти... Ростик толкнул его в бок кулаком, но девица уже все поняла. - Вы в обсерваторию?

- К Перегуде, - добавил Ростик, надеясь, что постовая не станет спрашивать имя-отчество директора, которое он, конечно же, забыл.

- Сейчас спрошу, - веско сказала девица. Она вернулась на пост, выложенный мешками с песком, покрутила ручку полевого телефона, отвернулась от ребят и стала что-то докладывать в трубку. Потом прокричала: - Как ваши фамилии?

Ким назвался за обоих. Ребята уже примирились, что придется поворачивать, как вдруг девица махнула рукой своим подчиненным и звонко крикнула: - Пропустить.

Ростик с Кимом удивились, но проехали. Оставив велосипеды, как и месяца полтора назад, в тот день, когда только-только свершился Перенос, они прошли знакомой дорогой по пустынным коридорам к директору. Как и тогда, Перегуда был в синем халате и у него уже сидели гости. На этот раз они увидели довольно молодого парня, которого, как оказалось, Ким отдаленно знал. На всякий случай он все-таки представился - Грузинов, можно просто Поликарп.

- Поликарп у нас инженер с вагоноремонтного. Но сей час, пожалуй, решает совсем невагоноремонтные задачи, - по-хозяйски заговорил Перегуда. А это, позвольте представить вам, профессор Рымолов, Андрей Арсеньевич.

И Перегуда указал на худого, рано поседевшего человека с узким носом, ясными серыми глазами и тонкими, словно у музыканта, пальцами.

- Ага, вас как-то поминал Дондик, - сказал Ким. - Говорил, вы отсидент за системологию науки не по Марксу.

Рымолов с Перегудой переглянулись. Потом вдруг Рымолов улыбнулся. И у Ростика потеплело на душе, такой мягкой и знакомой показалась ему эта улыбка. Так же улыбался отец.

- А я о вас тоже слышал. Во-первых, хорошо знаю вашего отца, - он повернулся к Ростику, - Гринева. А во-вторых, Дондик в своем отчете упомянул, что вы отказались не распространять информацию о поездке в город зеленокожих и червеобразных. - Так вы его тоже знаете? - спросил Ким.

- Что значит тоже, он осуществляет за мной, так сказать, надзор. Я ведь существую, знаете ли, с поражением в правах... Ну, да это детали.

- Давайте выпьем чаю, - предложил Перегуда. - У меня есть немного еще с Земли, настоящего. И варенье найдется.

За чаем Перегуда и Рымолов принялись расспрашивать ребят о путешествии в город. И задавали вопросы до тех пор, пока, увлекшись, оба служивых не рассказали все, что видели, и даже кое-что из того, что думали по поводу увиденного. Оба ученых слушали внимательно. А Поликарп даже рот раскрыл от изумления. Закончив рассказ и посидев для приличия пару минут в тишине, Ростик в свою очередь спросил: - А тут какие новости? - Что вас интересует? - спросил Перегуда

- Вы определили, где мы оказались? - подался вперед Ким. - И как это произошло? И что нам теперь делать?

- Ого, сколько вопросов? - рассмеялся Рымолов. Потом подумал, допил чай. - Понимаете, мы думаем, считаем, на блюдаем.

- Пока главным образом - наблюдаем, - вмешался Перегуда.

- Да, пожалуй, именно так. Но общей картины еще не представляем себе. И потому, вы уж нас извините, пока об этом ничего сказать не можем. Знаете, преждевременные заявления...

- Понятно, - кивнул Ким и даже чашку отставил со звоном. - Рука Дондика, подписка и все такое. Ученые переглянулись.

- Это не совсем рука Дондика, - сказал Рымолов, который вообще в этой паре был главным. - Просто нам в самом деле нужно как следует пораскинуть мозгами... Вы ведь спрашиваете о выводах, а их пока нет. Или очень мало, настолько мало, что и говорить не о чем.

- Нам бы хоть что-нибудь, - сказал Ростик - Гипотезы, идеи, соображения, факты. Мы ведь вам что-то принесли, почему бы вам не ответить любезностью на нашу, так сказать, вежливость.

- Обрати внимание, Боря, как этот молодой человек аргументирует. У него врожденный дар дипломата, - улыбнулся Рымолов. Потом он повернулся к Ростику. - И все-таки любые разговоры на эту тему, любые ответы на вопросы, ко торые вы нам задаете, пока преждевременны. Правда, у нас есть надежда получить кое-что довольно быстро, но это зависит...

С этими словами довольно церемонный Рымолов указал ладонью на Поликарпа, о котором все, кажется, на время забыли. Вагоноремонтный инженер покраснел лбом, а потом быстро заговорил:

- Дело в том, что у меня есть распоряжение подготовить для полетов над Полдневьем пару самолетов... - Что? - спросил Ким. - Как вы сказали?

- Что сказал? - переспросил Поликарп, у него была очень быстрая речь, и это мешало его понимать. - Полет над чем?

- Полдневьем, - произнес Рымолов. - Вы не замечали? Солнце тут, или то, что заменяет теперь наше родное светило, все время находится над головой, словно мы все время живем в полдень. И никогда - в другое время суток Вот и появилось это словцо - Полдневье, как сокращение от определения - Мир Вечного Полдня. - Он помолчал, потом уже тише добавил: - Это и есть наш новый мир.

- Теперь понятно, - кивнул Ростик. Он еще бы выпил чаю, но стеснялся попросить Зато наложил себе еще одну розетку яблочного варенья и с удовольствием принялся по едать его, разрезая стальной ложечкой полупрозрачные, аккуратные дольки засахаренной "коричной", а потом еще и темноватой твердой "китайки". - Я был бы рад рассказать вам о каких-нибудь наших успехах, - опять зачастил Поликарп, - да только их нет как нет. Когда меня послали на аэродром, я даже не знал, что в этом городке может быть такое...

- Поликарп попал к нам после головного отделения политеха по распределению, - пояснил Рымолов. - Приехал за три дня до Переноса. Поликарп снова покраснел, но уже чуть меньше.

- В общем, оказалось, с военной поры тут осталась не большая площадка и даже функционировал аэроклуб.

Ростик знал об этом аэроклубе. Отец как-то его водил туда, предложил прыгнуть с парашютом, но Ростик забоялся, и отцу пришлось прыгать самому.

- Мы отремонтировали пару самолетов и пытаемся поднять их в воздух. К сожалению, с шестьдесят четвертого аэроклуб снят с централизованного снабжения, нет ни запчастей, ни топлива... С пилотами тоже беда. Есть один старик, но он забывает даже, что летит не в истребителе времен войны, и всем советует выжимать газ до предела, словно вознамерился сжечь всю нефть Полдневья.

- А на чем летаете? - спросил Ким. В голосе его вдруг зазвучали нотки умиления.

- На "ЯКах восемнадцатых". - Поликарп поднялся. - Мне пора, спасибо за чай и за рассказ.

С этими словами он убежал. Как выяснилось, ходил он так же быстро, как и говорил. Ким проследил его уход долгим-долгим взглядом. Может, впервые за все годы, Ростик не понимал, что происходит с другом.

Глава 14

После ухода Поликарпа над столом повисла недолгая пауза. Потом Перегуда поднялся и пошел снова ставить чайник на примус. Ростик с облегчением понял, что их пока не выгоняют. Тем более что Рымолов принялся задумчиво крутить в тонких пальцах чайную ложечку.

Уходить в самом деле не хотелось, потому что они так и не получили того, за чем пришли, и потому что тут было уютно, несмотря на запах керосиновой лампы. Словно в прежние времена, еще до Переноса. Вот с этого Ростик и решил начать.

- Я все пытаюсь понять - что же такое был этот Перенос? Но ни к чему так и не пришел.

Рымолов посмотрел на него, на Кима, улыбнулся. Провел пальцем по столу, разглаживая не очень свежую, но еще вполне пристойную скатерть.

- А мне приходится думать о невероятном количестве самых разных вещей, - сказал он. - Как наладить стирку белья, ведь тут нет мыла. Что делать, когда кончится керосин. Как все-таки сохранить подачу воды в районы многоэта жек, ведь без этого нас ждет эпидемия. - Он задумался, посмотрел на дрожащий огонь лампы. - Скажите, почему вы все-таки отказались давать подписку о неразглашении, когда Дондик вас об этом попросил?

- Он не очень-то и просил, - пробурчал Ким. - Если бы попросил, я бы, может...

- Не в этом дело, - перебил его Ростик. - Он наверняка положил бы результаты этой поездки под сукно, засекретил не только от простых жителей, но и от вас, например. А ведь каждому ясно, что, только обдумывая все хорошенько, мы можем выбраться из создавшейся ситуации.

- Понятно, - кивнул Рымолов. - Хотя должен вам сказать, выбраться отсюда мы не сможем, даже если все начнем думать только на эту тему. Она вообще уже обдумыванием не решается. Но вот выработка наилучшей стратегии, учет реальных опасностей, попытка более полноценного использования ресурсов - это, безусловно, следует обдумывать. - Значит, мы были правы? - спросил Ким.

- А вот и чай, - провозгласил Перегуда, втаскивая шипящий чайник в комнату.

Чаем в ближайшие несколько минут все и занялись. Это было славно, просто великолепно... Или окопы, плохая вода, недосыпание, грязь и глина в котелке заставили изменить отношение ко всему на свете? Ведь еще месяца два назад такое вот чинное сидение за столом скорее в молчании, чем под разговор, показались бы Ростику скучноватым времяпрепровождением.

- Может быть, - Ростик давно думал над этим вопросом, - вы подскажете нам, товарищ профессор, как нам следует настраиваться? К какой стратегии следует быть готовыми?

- Над этой проблемой мы будем думать все вместе и еще не одно десятилетие, если выживем, - спокойно ответил Рымолов. - Но уже сейчас проглядывается единственный вариант - приспосабливаться, стараясь не очень деградировать. Уступать в материальной сфере, но стремиться изо всех сил держаться за имеющийся массив знаний. И как только предоставится случай, рвануться, чтобы не упустить основ ных завоеваний цивилизации - образования и медицины. Если удастся... - он опустил голову, потом все-таки отчетливо произнес: - Еще и демократии. Без'качественно иной структуры управления всей общиной нам, как говорили в лагере, хана.

Ростик не очень понял, о чем идет разговор и какое отношение все эти соображения имеют к его вопросу. Он бы хотел получить более понятный и конкретный ответ, но не решился помешать. Зато Ким спросил:

- А конкретно, что нам сейчас известно? Если мы все по пали в новую ситуацию, какие качества у нас остались?

- Качества? - Перегуда даже хмыкнул, но потом вдруг посерьезнел и стал говорить, словно читал лекцию: - А ни каких. Вот я, в отличие от Андрея Арсеньича, занимаюсь почти чистыми размышлениями над нашей новой теорией мироздания. И могу однозначно признать - даже время тут обладает иными свойствами. Мы должны будем выработать новое деление суток, часов, минут. Должны будем создать новый годичный цикл, новый сезонный режим...

- Ну, кое-что мы все-таки знаем, - сказал Рымолов. - Мы определили, что тут, как и на Земле, день может убывать и прибывать на несколько минут в сутки. Причем это случи лось в день, который мы сейчас собираемся назвать первым Июля. Логично предположить, что...

- А почему не двадцать вторым июня? - спросил Ким. - Так было бы привычней.

- Мы не уверены, что у нас будет возможность довести счет дней в месяце до двадцати двух, - сказал Перегуда. - Пока надеемся, что сумеем оставить двенадцать месяцев в году, но скорее всего они будут по три недели каждый или даже меньше. Понимаете, некоторые данные по ботанике позволяют предположить, что год тут в целом короче, чем на Земле. Но протекает интенсивнее. - Значит, тут и зима будет? - спросил Ростик.

- Обязательно, вот только мы пока не знаем ее физических параметров, но она будет. Собственно, раз нас сюда перенесло, значит, основные наши... качества остаются почти теми же, что и дома. Лишь немного изменены.

- Кстати, о ботанике, - вступил Рымолов. - Вы, по моему, знаете одного парня с довольно интересной фамилией - Пестель. Он еще работал на биостанции, хотел, ка жется, в Москве учиться...

- Мы вместе служим, - сказал Ким. - А до того, как оказались в окопах, дружили.

- Да, мне тоже показалось, что ваши фамилии в справке Дондика стояли вместе. Так вот, все наши биологи и почти все ботаники погибли, как вы знаете. Они были теми, кто в первую очередь пострадал от нападения насекомых. Сейчас идет речь о том, чтобы создать новую биолабораторию, в которую подбирается мало-мальски подходящий состав. Ваш Пестель... Значит, он скоро получит повышение? - спросил Ким. - Повышение?

- По отношению к нашему солдатскому бытию, любая смена жизни может быть только служебным повышением, - сказал Ким.

А Ростик подумал, что его друг почему-то говорит о себе, причем в большей даже степени, чем о Пестеле.

У этой реплики оказалось еще то плохое свойство, что она сломала установившийся мир и дружелюбие за столом. Оба ученых почувствовали себя виноватыми, словно они попросту спрятались за такими пареньками, как Ким и Ростик. Более непосредственный Перегуда попытался даже оправдываться, и тогда неловко стало уже всем.

Прошло совсем немного времени, и Ростик с Кимом поднялись, чтобы уходить. На прощание Перегуда предложил приходить по вечерам, когда темнеет и работать с большим телескопом становится невозможно из-за повисающей над ними завесы, перекрывающей не только солнечный свет, но и возможность наблюдения за соседними территориями.

Проехав полдороги, Ким попал в выбоину, образовавшуюся прямо на асфальте, свосьмерил колесо, и, чтобы не доломать его окончательно, ребятам пришлось дальше топать пешком. Они не разговаривали, пока Ким вдруг не произнес: - Знаешь, самое главное в жизни - делать свое дело. - Это еще понять нужно. - Я вот уже понял, а все равно - никакого облегчения.

- Понял? - удивился Ростик. О себе он такого сказать не мог. Они прошли сотню метров, прежде чем Ким признался: - Я всегда хотел стать авиатором.

- Ты никогда не говорил... И что тебе мешает? У нас всетаки есть... был аэроклуб.

- Я раз пять ходил к врачу, и меня всегда заворачивали. Зрение. Но тут, может быть, где народу не ахти сколько, не станут слишком придираться. А значит... Значит, у меня есть надежда. Завтра же попробую найти этого Поликарпа и спро шу, не нужен ли им человек, который сделает все, что нужно.

Но ничего из этого грандиозного плана не вышло. Когда они свернули на Октябрьскую, Ростик обострившимся за время службы в окопах темновым зрением определил, что впереди кто-то есть. На миг ему стало жаль, что он не захватил с собой автомат. Но он все-таки одернул себя и лишь положил руку на плечо друга, призывая его быть готовым... К чему? Этого он и сам не знал. И все-таки в голове про75

крутились неприятные мысли. Самой скверной была именно размолвка с Дондиком. Сейчас, может быть, наступала расплата?

- Так вот почему нас в увольнительную отпустили, - ахнул Ким. У него, похоже, появились те же подозрения. Но все вышло по-другому. - Вот же они, - раздался голос Пестеля из темноты.

И навстречу Киму с Ростиком шагнул высокий, сутулый паренек в очках, но в форме и с оружием. Он переспросил их по фамилиям.

- А в чем дело? - поинтересовался Ким. Голос его не дро жал, но Ростик знал, что это дается другу немалой ценой.

- Собирайтесь, ребята, - устало и расстроенно сказал оч карик. Прорыв линии обороны у Острохаток. Всех собира ем, потому что...

Он не договорил, но для Ростика этого и не потребовалось. Это не арест, а просто отзыв из увольнения. Неприятно, но... не арест.

- Сейчас переоденемся, оружие подхватим и будем, - от ветил за обоих Ким. Он тоже почувствовал облегчение.

Переодеваясь в еще сырую после недавней стирки форму, объясняя ситуацию маме, Ростик про себя подумал, что они только и успели, что поговорить в обсерватории да выспаться. Но в тот момент, когда он подгонял автоматный ремень к плечу, это показалось ему не таким уж малым отпуском Другим, сказал он себе, и этого не досталось.

Через пять минут они уже топали по улице. Как выяснилось, согласно приказу взвод должен был оказаться на позициях к полуночи. И хотя здесь даже полночь не имела смысла, приказ следовало исполнить.

Это была нелегкая задача, из некоторых домов приходилось вызывать даже девушек. Как же удивился Ким да и остальные окопники, когда выяснилось, что у большинства из них уже была форма, оружие и походные мешки. Правда, до сих пор девушки ходили только в охранение, но теперь, как решили умные дяди из райкома, пришла пора двинуть их на передовую. Глава 15

Острохатки рядом с вагоноремонтным казались сборищем слабеньких, незначительных, хрупких шлюпочек рядом с большим, стальным кораблем. Вот только в корабле этом не было ни стройности, ни красоты. Сплошное нагромождение 76

острых углов, пирамид, трубопроводов, к%ких-то жуткого вида технических строений.

Ростик не знал, откуда у него могла появиться мысль о большом корабле, но чувствовал, что оно верно. Как и корабль, завод было очень просто защищать, он создан был для защиты, тут каждый выступ, каждый темный угол мог стать смертельной ловушкой. Разумеется, при достаточном количестве защитников, а уж этого насекомым хватало.

Он поправил резкость окуляров и увидел, что кузнечики уносят что-то, сплошной, темной цепочкой выстроившись в затылок друг другу. Помимо привычных зеленых богомолов, мимикров и яркоглазых вертлявых кузнечиков, появилась четвертая разновидность - большие, черные, с толстыми волосами на груди, на спине, на ногах, торчащими во все стороны. Они были заметно сильнее других. Эти черные держали в лапах - Ростик сначала не поверил своим глазам, потом все-таки вынужден был смириться с очевидным - огромные, самозарядные самострелы. У них оказалась довольно сложная конструкция, с нешироким, но мощным луком, длинным рычагом взвода, убирающимся в приклад, и автоматической подачей стрелы в конце рывка.

Поразмышляв, Ростик решил, что такую конструкцию черные кузнецы выдумать не могли, да она и не к их телу была приспособлена, а к чему-то больше напоминающему гуманоидное строение. Черным приходилось стрелять, зажав лапой приклад, удерживая двумя другими цевьё и спуская тетиву четвертой, маленькой лапкой, возникающей откуда-то из живота. Более подробно рассмотреть детали в темноте Ростик не мог.

- Кошмар, - сказал Ким, дождавшись своей очереди присмотреться к новому противнику через бинокль. - Столкнулись со стреляющими насекомыми.

Ростик кивнул, теперь он знал, что имела в виду мама, когда сегодня вечером говорила о раненых с колючкой в теле. В бою эти самострелы, да и сами черные кузнецы выглядели вполне серьезной угрозой. Теперь становилось ясно, почему они прорвались у Острохаток и как им удалось перебить защитников завода.

Ростик оглянулся, ребята сидели под невысокой, но затемнявшей их фигуры стеной. Где-то дальше по ряду кто-то курил, огонек самокрутки то разгорался, то гас в темноте. Судя по частоте затяжек, парень или нервничал, или пустил курево по кругу. Впрочем, может, уже и не парень, девиц тут было больше. Так получилось, сказал Дондик, которому было поручено выбить противника с территории завода.

Он вообще оказался еще тем жуком. Едва они прибыли, он безошибочно отобрал всех ветеранов, имевших опыт боев до этой ночи, и выделил каждому почти по взводу новобранцев. Причем не сделал скидки на девчонок. На протесты Ростика и кое-кого еще, что штурмовые группы можно было бы ими и не укомплектовывать, он огрызнулся:

- Вам теперь командовать, так что можете держать их сзади. Но если это скажется на качестве атаки - пеняйте на себя, поджарю огнем с тыла.

За первой линией он в самом деле держал своих, гэбэшных солдатиков. Сытых, отлично вооруженных и экипированных. Их было всего чуть больше десятка, но Ким все равно зло процедил, глядя на голубопогонников: - Не может заградотряд не выставить.

То ли из-за этого отрада, то ли потому, что слишком хорошо помнил приступ мгновенного страха, когда сегодня увидел у калитки Кима орлов, явившихся за ним, но теперь Рос-тик ненавидел капитана. И ничего не мог с собой поделать. Ничего хорошего от капитана он еще не видел, зато всяких напряжений и разборок получил уже в избытке. Но главное, как он догадывался, было еще впереди.

С этой оптимистической мыслью он и стал еще раз прицениваться к противнику. Да, рельсы тащили все, даже мимикрирующие, которые явно не относились к работягам. В темноте их вообще не было бы видно, если б не тени от словно по воздуху летящих рельсов, ящиков со шпальными костылями, огромных железнодорожных колес и осей. Сила этих насекомых вообще поражала воображение, иной плюгавый кузнец поднимал вес, с которым взводу трудно было бы справиться. Ростик привычно подавил этот импульс страха, он научился с ним бороться еще в Бобырях. Правда, живот все-таки скручивало мгновенной, привычной болью.

- Они прорвали линию, ударив сзади, - раздался за спи ной спокойный голос. Ростик обернулся, рядом с ним стоял Дондик. - Там у нас и обороны не было. Сейчас выясняется, кто за это отвечает, но, кажется, решения принимал... - Ка питан помолчал, потом твердо сказал: - Принималось на самом верху. Сейчас они мелкими группами растекаются по заводу и даже просачиваются в пригород. Там организуется второй эшелон обороны, но об этом не думай, Гринев, мы должны заткнуть дыру тут.

Ростик обернулся к своим бойцам. Все были вооружены, все слушали, о чем говорят командиры. Господи, да такое и вообразить невозможно - он командир взвода и поведет живых людей в атаку на черных кузнечиков с арбалетами!

- Задача прежняя - водокачка? - спросил он, чтобы хоть что-нибудь спросить.

- Если дойдете, - устало ответил Дондик. - Я, собствен но, хотел тебе сказать... В общем, ты не злись на меня. Я вас понимаю, а вот вы меня... Ну, ладно. Если понадобится по мощь, пришли посыльных в будку у выезда в город. Я там буду. И самое главное, раненые - не твоя забота. Найдется кому подобрать тех, кто выживет.

Будку эту Ростик знал, потому что с нее как бы начинался завод. Она была чуть выше других строений, с ее крыши в самом деле открывался отличный обзор.

Ростик кивнул, снова приник к биноклю. Ракет стало больше, потом они уже беспрерывно освещали заводскую территорию, как днем. Ростик покосился на падающие синтетические свечи, оставляющие в чистом, неподвижном воздухе белесые следы. И какому идиоту пришло в голову сравнивать их со звездами? И надолго ли их хватит, если так тратить? Вдруг в небе лопнула и рассыпалась на угольки красная ракета.

- Вперед! - крикнул Ростик. - И внимательнее к теням в углах, своих не постреляйте.

Задача их взвода действительно была одной из труднейших, водокачка господствовала над округой, забраться на нее и поливать завод снайперским огнем означало облегчить жизнь другим взводам. Но чтобы с этим справиться, как можно дольше следовало идти спокойно, даже без стрельбы. Поэтому их пока прикрыли другие подразделения. Впереди Ростика шли ребята, командование над которыми принял Ким. Ростик с улыбкой вспомнил слова друга: - Я приведу тебя на место, как девушку.

Впереди вспыхнула стрельба, девицы вдруг стали определенно скапливаться около Ростика. Чтобы не было резкой реакции на пальбу, он пальнул в поле, трассеры красиво ушли в темноту. Кто-то рядом тоже стал стрелять, но это уже было полной глупостью. Ростик осадил стрелка и даже ругнул паникеров.

Потом взвод Кима уперся, как в стену, в несколько десятков черных богомолов с арбалетами, и пришлось ему помогать. Стараясь, чтобы ребята Кима не оказались на линии его огня, Ростик сдвинул своих в сторону и сразу же наткнулся на другую банду черных волосатиков. Теперь стрелять пришлось непрерывно. Выбрав момент, он решил идти к водокачке напрямую. - Вперед! заорал Ростик, выбрав момент, и побежал, оставляя лишь судьбе решение попадет ли он под свою пулю или получит стрелу из темноты.

Вблизи эти стрелы пробивали человека насквозь, как рулон рыхлой ткани. И смерть наступала очень быстро, к тому же не было речи ни о никакой медицинской помощи... Может, именно это имел в виду Дондик, когда просил не заботиться о раненых?.. Хитрил, как всегда.

Но главным было вот что - воля Ростика определяла поведение людей на том пятачке, который он видел около себя, и поведение неприятеля. Он орал, прыгал вперед, заставлял ребят сзади подниматься в бесчисленные перебежки, прыгать за укрытия, стрелять... И насекомые расступались, исчезая в темноте или оставаясь на асфальте, облившись вонючей светло-зеленой кровью.

Потом появились зеленые богомолы и мимикры. Эти выпрыгивали из теней и пытались драться своими страшными на вид, очень острыми лапами-саблями. Удары их сабель в самом деле были чудовищно сильны, Ростик сам видел, как один мимикр прорубил стальную трубу с сантиметровой стенкой. К тому же их было очень трудно остановить, пять-семь попаданий они переносили, как берсерки, даже не замедляя своей атаки на человека.

Спасало только то, что они не очень хорошо видели в темноте и часто промахивались. Особенно если удавалось сделать упреждающий выстрел и отскочить. Богомолы еще несколько мгновений видели только вспышку света и реагировали на нее с рефлекторностью насекомых, молотя своими лапами в одну точку. Это спасло не одну жизнь.

Эх, собрать бы их всех, думал Ростик, оглядываясь назад и с каждой перебежкой недосчитываясь все новых ребят, провести инструктаж, а то ведь лезут по-глупому, как щенки на дерево... И получают. Народу в самом деле осталось не больше двадцати душ. И Кима рядом не было. Зато водокачка была уже близко, оставалось лишь пройти площадь перед заводоуправлением, где раньше стояли машины начальства и проводились митинги...

Потом вдруг все стихло. Должно быть, благодаря этой неожиданной передышке Ростик вдруг понял - пока они не возьмут управление, атаковать водокачку нельзя, иначе весь его взвод тут ляжет. Он оглянулся. Те, кто дошел с ним сюда, разобрались с умом - за штабелями каких-то труб, за бетонными бордюрчиками. Сам он сидел в очень удобной нише, между огромной старой вишней, росшей на небольшом пригорке, и бетонной опорой доски передовиков завода. Отсюда площадь была как на ладони.

В тени водокачки, возникшей из-за очередной ракеты, было немало черных. Но они тоже кое-чему научились за эту ночь и до поры не стреляли. Они ждали. Приходилось ждать и Ростику. Может, надраено?

Вдруг сбоку ударили выстрелы, потом очереди стали выжимать на площадь, прямо под огонь Ростиковых стрелков, целую тучу мимикров и яркоглазых. Ребята обрадовались и скосили их почти полностью. Правда патронов на это извели тоже немало. Вся беда в том, думал Ростик, заваливая одного противника за другим, что их не научили бить короткими очередями. Будет время, всех заставлю стрелять из карабинов...

Вдруг он прислушался, на общем фоне нервической пальбы кто-то жалил противника также расчетливо, как и он, - патрона три, много - пять. И все. Остановка, выбор новой цели.

Вдруг из окон управления и тени водокачки, как Ростик и ожидал, ударили арбалеты, их было много. И до них было недалеко. Ростик выбрал несколько точек, откуда стрелы летели особенно густо, и попытался их подавить. Что получилось, он конечно, не узнал, но выбежавшим за противником ребятам было полегче, они получили лишь хилый арбалетный залп, который, правда, срубил одного паренька, но не больше.

Чтобы не терять людей попусту, это случайное подкрепление рассеялось на позиции, занятой ребятами Ростика. А ему самому почти на голову прыгнул... Кто бы мог подумать - Ким! - Это ты? - только и мог спросить Ростик.

- А как же! Обещал ведь, что доведу, как подружку, - он улыбнулся.

- И как ты меня увидел в темноте? - искренне удивился Ростик. Ким прямо покатился от смеха.

- Стреляешь характерно. У нас с тобой - одна школа, так что я тебя в любом тумане узнаю.

Стало тихо, очень тихо, даже ракет теперь горело меньше.

- Ты посмотри, что у меня есть, - похвастался Ким и вы волок из-за спины черный самострел.

Машина была хоть куда. Вблизи она показалась еще более остроумно, расчетливо сделанной и грозной, почти одушевленной. Ростик покрутил ее в руках и с удивлением понял, как здорово она подходит к теплым ладоням человека. - Конструкцию они у кого-то украли, - предположил он. - Ага, вот доживем до утра - разберемся.

В этом Ким был прав. Дожить до утра стоило. Ростик пальнул для пробы из арбалета в темноту, услышал сухой звук ударившейся в кирпичную кладку стрелы и взялся за автомат. - Обязательно. Вот только водокачку отберем.

Глава 16

Как всегда в бою, когда пауза затянулась, неожиданно навалилась усталость. И очень захотелось, чтобы из тыла пришли хоть какие-то посыльные - принесли новые приказы, воды и ощущение, что они не слишком оторвались от своих, что все в порядке, их видят и даже одобряют.

- У меня осталась половина взвода, - вдруг с горечью признался Ким, не отрываясь от площади впереди. - И поч ти все полегли по-глупому. Потому что не умели прятаться, потому что медлительны... Как можно было их тащить сюда? - А что бы ты сделал?

- Сменил новобранцев на окопников, вроде нас, и послал бы вперед только обстрелянных парней.

- Почему это парни всегда считают, что они молодцы во всем? - раздался рядом голосок, и Ростик с изумлением уви дел, что рядом с ним, за вишней с другой стороны вполне толково устраивается Рая Кошеварова, дочь предисполкома и ближайшая подруга Любани. - Ты как тут оказалась? - спросил он, растерявшись.

- Я во взводе старшины Кима, - кивнула Рая. - Или какое у него теперь звание? Ким кивнул и подтвердил почти одобрительно: - Еще та заноза. Ростик по-прежнему не все понимал.

- Ты же библиотекарь, - сказал он, хотя подумал о том, что она еще и дочь второго по властным полномочиям чело века в городе.

- Я спринтер, - сказала Рая. - Ты что забыл - призы, медали? Ким хмыкнул и вполне добродушно заметил:

- Очень хорошее качество для атаки. Только смертельно опасное.

Рая тряхнула кудряшками и повернулась к Ростику. Автомат она держала, словно никогда не стреляла до этого - пальчиками, как авторучку, а не ладонью, чтобы хоть чуть меньше отбивать суставы и мускулы. - Я не боюсь. 8Z

Ростик подумал и с большой убежденностью произнес: - Зря.

- Ну, ты мне взвод не разлагай, - полусерьезно пробор мотал из темноты Ким. Чтобы это не звучало слишком грубо, он добавил быстро: - Что будем делать?

- Идея-то простая, - решил Ростик. - Я со своими дер жусь в тени, ты "завязываешь" тех, кто сидит в здании. Когда они уже мне мешать не смогут, я прорываюсь к водокачке, беру ее, а потом сверху помогаю тебе.

- Неплохо, - подумал вслух Ким. - Вот только как те перь рассортировать твоих и моих?

Ростик обернулся, оба взвода перемешались, их было мало, очень мало. Мало даже для того, чтобы серьезно завязать тех, кто сидит за темными стенами заводоуправления.

Ростик подумал. Что предпринял бы он, если бы оказался на месте противника. И ответ всплыл почти сразу - он бы все отступающие части привел именно сюда, в это кирпичное здание, неправильной четырехлучевой звездой раскинувшееся как раз на пути к основным цехам, откуда сейчас тащили металл. Получалось, что в заводоуправлении насекомых должно быть очень много, ведь сюда стекались все их группки и отрядики, и стекались не для того, чтобы быстро убраться. Да, его план выглядел неудачным, слишком мало было у них сил.

- Нет, сделаем не так. Давай все-таки не торопиться. Сна чала попробуем узнать, сколько их в этом здании, а потом, если получится, попробуем вместе залезть на водокачку.

- Вот это дело, - согласилась Рая. - Я думаю, тут не стра тегия нужна, а поддержка от своих, а вы ее не учитываете.

- Больно много поддержки ты получила, встретившись вот с ним, ворчливо отозвался Ким, кивнув, вероятно, на Ростика.

- Все равно, это как встреча двух фронтов, - серьезно от ветила Рая.

- Ладно, - решил Ростик, - Ким, иди на дальний фланг, постарайся придавить арбалетчиков в боковом крыле. А я ра зузнаю их настроение прямо тут. Если придется худо, очень не напирай. У них тут может оказаться такое превосходство в силах, что они нас сомнут, если мы очень уж неправильно на несем удар.

Потом они долго-долго выставляли людей, объясняли задачу, проверяли оружие, считали боеприпасы... Ростик подозревал, что можно было бы все сделать и быстрее, но не хотелось. И все-таки пришло время, когда все было готово. В психо83

логическом плане помогло и то, что где-то чуть правее, ближе к будке, где обещал находиться Дондик, снова разгорелась стрельба. Это показало, что не все кончено. Вернее, что не одни они сегодня еще воюют.

Прикинув расстояние и направление, вспомнив карту, Ростик вдруг с удивлением понял, что эта стрельба на самом деле означала, - ничего они за эту ночь толком не добились. Что основные цеха находятся у насекомых, а значит, дела в других взводах и ротах обстоят куда хуже, чем у них. Кстати, не рискует ли он получить удар из темноты в тыл?

- Гаданиями делу не поможешь, - решил он и вышел из-за спасительной тени от доски передовиков завода. - Ким, давай! Залпом - огонь!

Он побежал вдоль фронта своих орлов, сразу за их спинами, приглядываясь к темному корпусу впереди. Пока ответного огня оттуда было немного... Ах, как не хочется испытывать судьбу и лезть в атаку!

Но вот все-таки где-то впереди заскрипел самострел. Оказывается, он скрипит при взводе, вот это новость! Ростик не удержался и выстрелил на звук, но истратив почти десяток патронов, все-таки услышал щелканье тетивы, потом еще раз. Потом невидимые, но смертоносные стрелы полились спереди почти сплошным потоком. Это было бы действительно глупо - лезть в такой частокол. Тут могли положить целую роту, может, две роты...

- Прекратить огонь! - заорал Ростик, с какой-то обо стренной чуткостью понимая, что после крика в него будет целиться немало черных арбалетчиков, и стараясь поскорее удрать назад, за свою вишню.

Стало стихать, лишь последние стрелы, как после проливного дождя, прошивали с шуршанием листья и мелкие ветки да слышались стоны и сдержанные всхлипы. Эти ребятишки даже стеснялись ругаться, получив стрелу в ногу, в руку или еще куда-нибудь. - Прекратить огонь! - орал Ким сбоку.

Ростик добежал до своего укрытия, залег, прижал бинокль к глазам. Внезапно рядом кто-то громко задышал. Ростик оглянулся, конечно, это был Ким. - Сколько их там?

- Похоже, все, кого не добили, остальные ребята собра лись тут.

- Зачем все это? - спросила Рая. Как Ростик и думал, она стреляла лежа. - Сколько ребят изранили, почему бы их не отправить в тыл?.. - Тихо! - резко, сквозь сжатые зубы заорал Ким. Потом 84

почти увещевательно добавил: - Вот если бы мы все, как хотели сначала, вылезли на площадь, тогда ты бы могла нас... Атак - не смей. Мы делаем, что можем. Да, улыбки у него кончились. Ростик повернулся к Киму.

- Придется тебе бежать к капитану с докладом. И требо вать помощи. Иначе мы эту площадь не перейдем, все тут ос танемся.

- Ладно, - Ким нервно протер лицо, словно умывался невидимой водой. Только ты объясни моим орлам, что я за подмогой. А то вообразят еще, что я дал деру.

- Не вообразят, - сказал Ростик. - Рая, иди к своим и передай по рядам, что Ким скоро приведет поддержку.

- Может, лучше я к капитану сбегаю, - сказала Рая. - Спринтер все-таки.

- Тут не быстрота нужна, - ответил Ростик. - Важно во обще дойти и вернуться.

- Ладно, только пусть патронов пришлют, - ответила Рая и растаяла в той стороне, где сидели ребята из Кимова взвода.

Ростик и Ким посидели в тени спасительной доски передовиков, разглядывая трупы насекомых и несколько человечьих тел. Ким не торопился, он отдыхал и правильно делал. Он спросил: - Чего они к нам лезут?

- Ты знаешь - "чего", - передразнил Ростик друга. - Металл. Он дает тут какое-то преимущество, и они хотят его использовать. Правда, еще не понятно, какое именно, но со временем мы узнаем. - А нас они не учитывают?

- Знаешь, насекомые вообще людей воспринимают как-то странно. Пчелы не видят пчеловода, мухи...

Вдруг Ростик замолчал. Он понял, что набрел на очень ценную идею, вот только для нее не было времени. Ему следовало не рассуждать, а просто смотреть, чтобы не пропустить контратаку... Но он обязательно додумает это позже.

- Вообще-то, нас они заметили. И научились обходить, завод взяли не в лоб, как раньше лезли, а с Острохаток. И эту новую породу привели, с арбалетами.

- Они ее не привели со стороны, - сказал Ростик, хотя и сам себя не очень понимал. - Они ее вывели.

- За несколько недель, что мы тут метелимся? - недовер чиво спросил Ким. - Да, если у них есть направляющий разум.

- Ну, с разумом у них худо. Их же и трепанировали, и вскрывали по-всякому. Нет у них мозга и не может быть... - У них может быть коллективный разум. Как у пчел, на85 пример. И если этот разум уже решал подобные проблемы, он мог направить развитие некоторых яиц, или из чего они там выводятся, по нужному ему пути. И вывел этих вот черных стрелков. Ким покрутил головой. Он не верил. - Так какие же у нас перспективы?

- Хреновые, в высшей степени, - сказал Ростик. - Они оудут развивать давление, находить все новые и новые мето ды воины с нами, припомнят всех, кого раздавили своей реп родуктивной способностью, все боевые навыки побежден ных ими городов - от этого самострела до... До бронеавто мобиля, если потребуется. - Да откуда ты все это знаешь? Ростик потряс головой. Он не мог ответить на этот вопрос - Я просто так думаю.

- Значит, это еще не факт, - с облегчением ответил Ким. п саркастично добавил: - Хотя, должен признать, умеешь ты поддержать друга.

Ростик опять потряс головой, вытряхивая остатки приви-дившеися ему картины. Она была странной и абсолютно не следовала из того, что он до сих пор тут видел, что он тут пережил. И откуда это все взялось? ~~ 1?/гадН0'двигай' ДРУГ поддержанный.

- Может, захватить вот это? - И Ким с видом фокусника извлек из темноты самострел. - Отправим в тыл для изучения. - Кому?

- Тому же Поликарпу Грузинову. Пусть опробует на пред мет использования. Все лучше, чем патроны тратить.

Глава 17

Когда включилось Солнце, атака с трех сторон была под-, готовлена. При этом почти все силы, не задействованные на Других участках, были стянуты к заводоуправлению, а это значило, что резервов у людей не осталось.

Чтобы отдать все необходимые приказы, дождаться на них отзвука и вообще провести эту подготовку, Дондик притащился из своей будочки к Ростику, под доску передовиков. Он, правда, не прятался за вишню, оставался метрах в сорока сзади, но все равно был рядом, это облегчало ситуацию.

Едва появившись, он вызвал к себе всех командиров. Тут же оказался и Антон. Он прибыл в середине ночи с подкреплением от лейтенанта Достальского. Ребята у него были бедо86

вые, они сделали очень много, а главное, заставили небольшие группки насекомых, которые разбредались по пригородам, повернуть назад. Практически, залатал прорыв, из-за которого выстраивали вторую линию обороны. Но теперь ударить следовало тут - по заводоуправлению.

Еще раз проверив, что все готово, приказав Ростику с его взводом по-прежнему брать водонапорную башню, Дондик пальнул в воздух красную ракету. Люди поднялись, но уже не бросались вперед, как на Зимний. После всех увещеваний Ростика, Кима и некоторых других комвзводов было придумано нечто, что обещало снизить потери. А именно - передняя шеренга, еще не начав движения, выставила перед собой сплошную стену из толстенных, в два миллиметра, стальных листов, имеющих петельные захваты по сторонам и в середине. Вторая шеренга подняла щиты полегче и водрузила их над головами. Люди использовали придуманное еще римлянами построение, называемое "черепахой". "Черепаха", выстроенная на главном направлении, проползла по трупам насекомых, с хрустом раздавливая их хитин, а потом вышла на открытое пространство. До этой поры никто из защитников заводоуправления активности не проявлял. И вдруг словно ураган пронесся в свежем, утреннем воздухе такого плотного, слитного ответа никто из людей не ожидал.

Стрелы наносили по двадцать, тридцать ударов в те места, где возникал мельчайший стык. Некоторых из солдат они все-таки задели. Главным образом, пострадали плечи людей, их почему-то выставляли между краями щитов чаще всего. Раненых даже не пытались перевязать, просто сдвигали вглубь и перли дальше.

- Еще немного, - шептал Ростик, не рискуя выглядывать, считая про себя шаги, приготовившись заорать команду, когда будет нужно.

Его взвод, в который влились остатки команды Кима, образовал собственную "черепаху", но ползла она не вперед, а вбок. Вот только получалось как-то нехорошо, они отставали от остальных, и если атака на водокачку сорвется, они не сумеют даже помочь своим. Но все эти планы оказались совершенно лишними...

С крыши управления, откуда-то из слухового окошка, навстречу людям протянулся дымный, не очень даже быстрый след. Удар этого предмета об асфальт прозвучал тихо, словно это была легкая пластмасса, которая тут же рассыпалась бледным на солнце дымом. И тут же вся ситуация изменилась. Люди, которые оказа87

лись рядом с этой шашкой, попадали, бросая все, закрыли лица, кашляя, многие, шатаясь, побежали прочь...

И сейчас же в рассыпавшийся строй ударили стрелы насекомых. С прежней, уже отработанной точностью, плотностью и силой.

Первые два ряда людей скосило целиком, но именно плотность стрельбы спасла последующих, потому что каждый, кто получал по пять-семь стрел, неминуемо спасал двоих-троих из тех, кто шел следом.

В этот момент Пестель и попытался восстановить порядок. Он выстрелил в воздух, обращая на себя внимание бегущих, схватил двоих или троих за руку, приказывая поднять щиты, но смысла это не имело. Еще одна шашка, еще два-три шквальных залпа со стороны насекомых - и люди были опрокинуты окончательно.

Пестель получил стрелу в плечо, а потом еще и в бок. Рос-тик сжал зубы, он хотел выскочить из "черепахи", вытащить Пестеля из удушающего облака, но лишь опустил голову. Он не мог этого сделать. А когда поднял глаза, на том месте, где только что крутилась длинная фигура бывшего волейболиста, никого уже не было. И тотчас эту часть площадки затянули клубы желто-серого густого дыма.

Ростик не поверил глазам - химатака! Откуда, как они узнали о такой возможности? Кто их надоумил? Чтобы сориентироваться получше, Ростик оглянулся.

Дондик стоял у кустов и орал что-то, размахивая руками, кашляя, командуя теми, кто пытался хоть кого-то вытащить из дыма. Но у него плохо получалось, его не слушали. Единственное, что спасало, это относительно поредевшая стрельба из заводоуправления - насекомым тоже трудно было целиться в дым.

Взвод Ростика дымное облако почти не задело, и ему удалось сохранить строй. Ростик скомандовал, и они стали пятиться. Иные стрелы все еще долбили в их металлические щиты, иногда кто-то начинал давиться, глотнув даже не дыма, а одного его запаха, но, в общем, отошли дисциплинированно и без потерь.

Оставив ребят, Ростик помчался к доске передовиков, где видел капитана последний раз, но далеко не ушел, дым был еще слишком плотным. Он обошел здание ближайшего цеха и нашел Дондика с уцелевшими людьми и командирами. Тут были Ким, Антон и даже лейтенант Достальский. Увидев Ростика, Дондик закричал: - Гринев, идите сюда. Докладывайте, что вы заметили? Ростик сказал, что заметил не много, потому что оказался 88

в стороне. Потом он стал слушать других. Оказалось, До-стальскому пришла в голову интересная идея.

- Товарищ капитан, вы не заметили, что на них этот дым почти не действует? Они выскочили из здания, и тех ребят, кто не понял, куда следует бежать, просто зарезали своими лезвиями на лапах. А если бы у нас были мечи? У них остался бы шанс...

- Не было у них шанса, я смотрел, почти ни один из них ничего не соображал от боли. Кстати, как хлорпикриновые шашки оказались в заводоуправлении?

- Это сейчас выясняется, - прогудел кто-то из людей, стоявших отдельно от военных.

Среди них Ростик с удивлением обнаружил бледного, усталого, но вполне активного Поликарпа. Инженер тряхнул головой и убежденно сказал:

- Это был не хлорпикрин, хотя что-то похожее, безуслов но, эти хлопушки содержали. Я уверен, они принесли их с собой. - Они умеют пользоваться огнем?

Еще вчера этот вопрос заставил бы Ростика хмыкнуть, но после этой ночи, когда он вдруг понял, что они имеют дело с противником, который вытаскивает из непонятного источника все новые и новые изобретения, он, не задумываясь, принял такую гипотезу.

- Они умеют пользоваться всеми приемами, которые мы когда-либо изобрели, - ответил Поликарп. - Дай-то бог, чтобы они не использовали что-то, чего мы еще не пони маем...

- Уже используют, - вмешался Ростик. - Они каким-то образом очень быстро наращивают свою численность и вы думывают новые типы бойцов. Мы так не умеем.

Все помолчали, капитан взглянул на Ростика с обычным своим подозрительно-заинтересованным видом, открыл было рот, но так ничего и не спросил.

- Да, использовать подходящие предметы из стали - мечи, копья, щиты... - ни к селу ни к городу, но мечтательно сказал Антон, обращаясь к Дондику. - Это существенно снизило бы трату боеприпасов.

- Тогда нам каюк, - тихо сказал подошедший к Ростику Ким. - Насекомые сомнут нас численностью.

- Мы могли бы комбинировать эти методы с нынешни ми, - шепотом же ответил ему Ростик. - В целом, мне ка жется, идея полезная. То же самое думали и другие, дружно взявшись обсуждать 89

предложение Антона. Хотя тут же согласились, что вид латного дружинника, вооруженного автоматом наравне с шестопером - картина не самая привычная.

- Всем этим добром еще нужно научиться пользовать ся, - в конце концов проворчал Дондик.

- Да, без грамотных инструкторов не обойтись, - настаи вал Достальский. - Вот у меня в части был старшина Квад ратный. - Знаю его, дельный парень, - отреагировал Дондик.

- Еще бы! Он с Дальнего Востока, у одного старого корей ца учился рукопашному бою, так он такие штуки показывал на плацу!

- И все-таки, лейтенант, - вздохнул Дондик, переводя дискуссию в конструктивное русло, - сегодня нам потребу ются противогазы, а не шлемы.

- Одно другому не помешает, - сказал Антон, но его уже не слушали.

Где-то в отдалении снова зазвучали странные звуки, словно огромную сковородку пытались расколоть гигантским молотком. - Опять они за свое, прошептал Ким. - Что это?

- Насекомые разбирают большие детали на те, которые можно переносить в руках... - Поликарп смутился. - Я хотел сказать, в лапах.

Вот тут-то к ним почти на головы и свалился пыльный, потный солдатик на велосипеде. На боку у него висела обычная почтальонская сумка из кирзы. Посыльный безо всякой рисовки одним движением выхватил из нее пакет и передал фиксированным жестом Дондику. Капитан осторожно, словно ему предложили подержать живую змею, взял пакет, надорвал, вытащил лист бумаги, прочитал. Потом повернулся ко всем присутствующим:

- К полудню будет пополнение. Полчаса назад, едва был получен наш рапорт о новых приемах боя, использованных противником, руководство города приняло указ о тотальной мобилизации.

В гулком помещении цеха повисла тяжелая, твердая, словно каменная, тишина. Чтобы преодолеть ее, Ростику пришлось говорить так, словно он выталкивал из себя слова шомполом: - А дымовые шашки?

Дондик повернулся к нему. В его глазах горел огонь упрямства. Противогазы прибудут еще раньше.

Глава 18

В атаку пошли скопом, даже не особенно прикрываясь щитами. Да и не хватало их на всех, кого начальство согнало на завод.

С вооружением было еще хуже. Автоматы были лишь у тех, кого мобилизовали раньше, винтовки и карабины приходились на пару-тройку новых солдатиков. Остальные получили - кто штык-ножи, кто саперные лопатки, которыми можно было наносить рубящие удары.

Невооруженных поставили держать щиты, так что бедственное положение с оружием, в общем, не сразу бросалось в глаза. Тем более что, против худших ожиданий Ростика, противогазов действительно хватило. Пусть не армейских, со светло-серыми резиновыми головами, а гражданских, на растягивающихся лямках, но хватило.

Те из ребят, кому за щитами места не нашлось, принялись безудержно палить, едва они вышли на открытое пространство. Напрасно кто-то пытался утихомирить стрелков, срывая голос, никто никаких команд не слушал. Ким, оказавшись во взводе Ростика со своими прежними ребятами, злобно щурил и без того узкие глаза. Ему все не нравилось.

Ростику и самому это не нравилось - неподготовленная война, чрезмерные жертвы, неоправданно большой расход боеприпасов, но поделать ничего было нельзя Приказ капитана, которому вообще приказывали люди, не высовывающие носа за пределы раикомовского здания, и не мог принести другого результата.

- Не забывайте, - проорал Ростик из середины вновь выстроенной из его людей "черепахи", - у нас приказ особый. Идти небыстро, согласованно.

Снова, в отдельном строю, они двинулись к водонапорной башне. Проползли площадь, не обращая внимания на бой, кипевший с фланга, свернули на узенькую дорожку, ведущую к двери водокачки...

И тут началось. Из дверей с надписью "Насосная" вылетели три стрелы, потом появились зеленые богомолы, за ними целая орда яркоглазых, у которых в лапах были какие-то дубины, колья, металлические заостренные прутья.

Автомат в руках Ростика запрыгал, как плюющая дымом лягушка, первая волна насекомых полегла почти вся. Но бросившихся вперед людей, высунувшихся за щиты, почти тут же встретили стрелы из арбалетов. Двоих из своих подчиненных Ростик мгновение спустя даже не узнал, их тела стали напоминать отвратительный репейник, истекающий кровью. 91

Третьему повезло больше, он получил всего одну стрелу чуть выше колена, свалился в траву и попробовал отползти вбок, к стене, где мог и уцелеть. - Назад, за щиты! - прокричал Ростик, и вовремя. Следующий залп из арбалетов звонко защелкал по метал лу, никому не причинив вреда.

- Идем к двери в ногу! - скомандовал Ростик и опустил на лицо маску противогаза. Теперь, как он надеялся, ему больше не придется подавать команды. Пробившись в насо сную, они начнут стрелковый бой и будут продвигаться впе ред и наверх по узкой череде служебных помещений и ма шинных залов. Так ему сказал Поликарп.

Так и получилось. Они вошли в насосную, пальба тут звучала оглушительно. И труднее было ориентироваться в переплетении труб, когда почти за каждой мог оказаться богомол с поднятыми для удара лапами-мечами или черный стрелок со взведенным арбалетом. Но выйдя во второй машинный зал, Ростик замер от изумления.

В центре более низкого, дальнего зала стояла почти законченная баллиста. Она напоминала ему о городе зеленокожих трехногов, в котором из слуховых окошек торчали похожие рамы и направляющие рейки, предназначенные не известному пока противнику.

Едва они очистили этот зал, потеряв еще двоих своих, пропустивших атаку из-под металлических рифленых листов, прикрывавших какие-то каналы, Ким помычал в свой противогаз, подзывая Ростика. Наклонив голову очень близко, так что было слышно даже сквозь резину, он прокричал: - Они и это умеют! А я думал, что только в городе... Больше слушать Ростик не решился, им еще предстоял долгий путь на верхушку башни, защищаемой неизвестным количеством насекомых.

- То ли еще будет! - ответил он и, приподняв противогаз, закричал на все помещение: - Вперед! Быстрее победим - скорее отдохнем! Противогазы не снимать!

Потом он снова напялил отвратительно вонючий, ограничивающий ориентирование намордник и пошел к дальней двери и лестнице, ведущей вокруг башни на верхние площадки. Что бы он ни думал о противогазе, ему казалось, стоит только от него освободиться, противник снова опробует свою химатаку...

Здесь стояло человек десять с автоматами, Ростик приказал всем перевести скобы на стрельбу одиночными. Едва они двинулись по лестнице, едва прихлопнули пару появившихся черных арбалетчиков, сверху вдруг ударила волна дыма и 92

вони. Оказавшись в ней, Ростик вздрогнул от страха, не очень-то ему верилось, что неподогнанные и непроверенные противогазы выдержат эту химатаку. Но в целом все кончилось хорошо. Лишь один из его ребят, высокий и хмурый парень, которого Ростик раньше в городе не видел, разговаривающий с отчетливым украинским акцентом, вдруг бросил оружие, схватился за горло и повалился на колени Но бился он недолго. По его телу прошла судорога, вторая, и когда Ростик согнулся над ним, чтобы помочь, он был уже мертв две стрелы торчали у него из груди, примерно там, где находилось сердце. Без команд, без крика Ростик двинулся наверх.

Самая затяжная перестрелка случилась у выхода на верхнюю площадку, по периметру опоясывающую огромный металлический бак, в который насосы и накачивали воду. Тут уже было светло и дул ветерок, разогнавший большую часть задымления. Но здесь же оказалось и больше всего черных стрелков.

Они расположились у выходного люка и стреляли почти без перерыва, хорошо понимая, что люди внизу стоят очень плотной массой и можно не целиться. Ростик пожалел, что не догадался захватить снизу щиты, они бы помогли, но предпринимать что-нибудь было поздно. Следовало, вероятно, просто рвануть, сбить противника с занятой позиции и кончить эту свалку за водокачку.

Ростик и попытался, ребята его поддержали... Но неудачно. Первой из его окружения, несмотря на огонь из автоматов, хотя и одиночными, но все равно очень плотный, на стрелу нарвалась Рая. Она вдруг выпустила оружие, схватилась за бок, куда воткнулась отвратительная темная деревяшка с колючкой на острие, и села на ступени, раскачиваясь от боли.

Потом, когда убили в грудь еще двоих, хотя они и отыграли метров пять, получил две стрелы в ногу Ким. Он стоял боком, наклонившись вперед, чтобы не перекрывать проем люка для стрелков сзади, а когда вдруг увидел близкую рожу черного богомола в люке, выцеливающего его, успел отдернуться вбок. Стрела просвистела так близко, что разорвала рукав и стукнулась в кладку старых кирпичей... Его выстрел разворотил грудь черного, но тот уже, как ни странно, сумел взвести свой арбалет и выстрелил еще раз. Эта стрела вошла Киму в ногу. Вторую он получил, когда пытался на руках убраться за спины людей.

У нас скоро патроны кончатся, с отчаянием думал Ростик, когда же они ослабеют, когда отвалятся от люков? Когда пе93

рестанут возникать на фоне неба, как отвратительный кошмар?.. И именно тогда впереди вдруг стало пусто, ни один арбалет больше не торчал из-за стальных кромок люка, никто не топал шуршащими лапами по листовому железу над головой.

Ростик даже командовать не стал, просто рванулся вперед, надеясь, что ребята его не бросят... Они не бросили, но когда он вывалился из люка, прокатился вбок и сразу стал выискивать стволом цель, оказалось, что рванулся-то он преждевременно. По меньшей мере пять черных стрелков перезарядили свои арбалеты и придвигались к люку, чтобы возобновить дуэль. Увидев Ростика, они попытались упредить его своими стрелами, но...

Ростик нажал три раза, и три черных силуэта отшатнулись назад, получив по пуле в грудь или живот. Но двое все-таки успели нажать свои скобы... Эти две стрелы получил не Ростик, они воткнулись в двоих ребят, которые последовали за командиром, только недостаточно быстро... Или выбрав неподходящий момент.

Потом потерь у людей уже не было. Они просто рассыпались по всей площадке и оставшихся кузнечиков перестреляли, подлавливая их в момент перезарядки арбалета или упреждая выстрел. Как оказалась, стрела летела гораздо дольше пули, и, чтобы спустить скобу, насекомым требовалось куда больше работать, чем людям с автоматами.

Последние пять яркоглазых кузнецов перелезли через ограждение, сваренное из металлических уголков, и бросились вниз. Ростик даже не стал смотреть, что с ними стало. Может, они сумели спастись, упав на ветви деревьев, но скорее всего, разлетелись на куски, ударившись о перенесенный с Земли заводской асфальт.

Когда они, стянув, наконец, надоевшие противогазы, стали поливать насекомых огнем сверху, разом сделав трудновыполнимым вытаскивание металла с завода, к ребятам Ростика присоединился взвод Антона Бурскина. С ним пришло почти два десятка ребят, вооруженных даже не автоматами, а более эффективными в стрельбе по дальним целям карабинами.

И тогда насекомые дрогнули. Сначала отступили черные стрелки с крыши заводоуправления, потом из окон дальнего крыла стали выбираться яркоглазые. Потом из поставленной дымовой завесы к своим стали удирать настоящие толпы кузнечиков, по которым Антон все бил и бил, даже когда остальные опустили дымящиеся, усталые стволы. Когда у Ростика кончились патроны, он сел спиной к водяному баку и закрыл глаза. Только теперь он понял, насколько вымотался от всех перебежек, стрельбы, прыжков, криков боли, химической дряни, использованной насекомыми, вони собственного и чужого пота, крови, порохового дыма...

И тут же к ним поднялся Дондик, чтобы посмотреть на завод сверху. Выслушав доклад вытянувшегося по привычке Ростика, капитан похлопал его по плечу и тоном, не терпящим возражения, попросил следовать за собой, чтобы наметить цели, огнем помогая отбивать завод. Ростик, конечно, "естьнул".

Они даже осмотреться не успели, как к ним присоединился Достальский, который был потным и грязным не меньше Ростика, но в отличие от него чувствовал себя неплохо.

- Лейтенант, - обратился к нему Ростик на "ты", - ребя там нужны боеприпасы и вода. Почему-то очень пить хочется.

- Знаю, - кивнул лейтенант, - все от этой дымовой вони почему-то воды просят. Я приказал пяток бочек подвезти, скоро будут.

Капитан смотрел в Ростиков бинокль, медленно переводя дыхание. Ростик снова повернулся к Достальскому.

- И еще, лейтенант, ты не знаешь, что стало с Пестелем и Кимом?

- С этим длинным? - Достальский вздохнул. - Слышал, что отправлен в госпиталь. Твоя же мамаша устроила поле вой лазарет у ворот завода... Туда и корейца отволокли. - Больше ничего не известно?

- Ну, остальное ты сам узнаешь, небось в госпитале - свой человек?

Ростик хотел было спросить про Раю, пояснив, что теперь нескоро сам сможет уйти куда-нибудь, но не рискнул. До сих пор вести были неплохими, не стоило испытывать судьбу третий раз. Третьим, как известно, не прикуривают. Даже на этой странной войне, ведущейся на кусочке бывшей земной тверди ради ломаных вагонов и нескольких километров старых рельсов.

Часть IV Первая зима

Глава 19

Ростик смотрел с высоты водонапорной башни на поле с той стороны заводской стены. Там безраздельно господствовали насекомые. Они орудовали вообще метрах в ста с небольшим, не обращая внимания на людей. Знали, теперь чуть не на каждый выстрел требовалось получить разрешение. И патроны для этого выдавал сам Антон.

Он стал большим человеком, лейтенантом, командиром заводского гарнизона. У него только и осталось от прошлых, летних времен, что глаза. Большие, немного бычьи, навыкате, горящие неистребимым упорством солдата. А солдатом он стал превосходным, Ростик знал, что таким никогда не будет. Хотя еще чаще знал, что таким и не стоит быть - уж очень странным ремеслом была солдатчина.

Итак, насекомые не просто победили их, но победили в лоб - своей репродуктивной способностью, жаждой жизни, своей тягой владеть тем, чем располагали люди, - металлом. И теперь Боловск могло спасти только чудо.

Слишком долго они раскачивались, слишком тупые люди оказались в руководстве, слишком много было упущено времени для того, чтобы перестроиться и все-таки найти среди невидимых, подчас трудноуловимых возможностей выжить самую лучшую, которая обеспечивала бы жизнь большинству людей.

Насекомые готовились к штурму, изготавливая десятка полтора новых, очень мощных баллист. Такие баллисты не просто разрушат заводскую стену, но и развалят стены цехов, похоронят под их обломками защитников и отбросят людей, наконец, от драгоценных залежей металла. Эти баллисты должны были стать ключом победы насекомых и причиной гибели города.

Без металла люди не смогут изготавливать доспехи, палаши, сабли, наконечники копий, алебард, бердышей. Не смогут заставлять работать свои машины и приспособления даже плуги и упряжь для лошадей не сумеют делать.

Ростик втянул в себя воздух, он был уже заметно холоден, климатически стояла середина, а может, и конец ноября' Где-то в начальственных кабинетах, отапливаемых отличными дровами, надеялись на осень, рассчитывали, что насекомые впадают в спячку или хотя бы снизят активность. Дураки, это было самое простое - строить теории. Теперь-то Ростик знал, что этого не будет, потому что Рой - как он про себя называл коллективный разум, руководящий Действиями насекомых, - не собирался в эту зиму давать себе передышку и хотел захватить весь металл.

После той памятной ночи, когда необычно острое понимание ситуации впервые накатило на него, прошло всего-то три с небольшим месяца, но у него такие приступы случались еще дважды. И оба раза он отлично начинал понимать что Рой решил не щадить той, другой формы жизни. А значит людям придется умереть, потому что они вовремя не среагировали на возможность вжиться в этот мир, противопоставили ему свои слабенькие автоматики.

Об этой способности узнавать то, что думает кто-то другой, он, стесняясь, рассказал Антону. Тот послал наверх рапорт, потому что слишком серьезные ставки стояли на кону следовало использовать любую возможность, даже такую непонятную и неверную, но ответа не получил. Иногда Ростик с облегчением думал об этом, иногда вздыхал и скрипел зубами - ему казалось, он не все сделал, чтобы доказать, что ничего не выдумал, что прав и его знание можно использовать в военном планировании...

Так и есть, один из яркоглазых очень уж активно начинал руководить другими кузнечиками. Он все меньше делал сам все больше указывал, как и что делать другим. С такими следовало обходиться круто.

- Марина, - позвал он ближайшую девушку, - дай-ка свой карабин.

Девушка протянула оружие, она знала, что на таком расстоянии может попасть только командир. Ростик положил винтовку на поручень, затаил дыхание. Планка была выставлена на половину необходимой дистанции. Складывалось впечатление, что гравитация тут составляла половину земной, и, хотя субъективно никто этого не ощущал, прицелы сделанные для условий старой жизни, как и часы, наводили на неприятные мысли.

Вот командир яркоглазых влез на лафет будущей установки, взмахнул лапами, Ростик навел ему прицел в верхнюю часть груди и мягко нажал на курок.

Выстрел раскатился под серым небом, как хлопок в ладоши, не намного громче. Но кузнечик вдруг сломался в поясе и сполз по деревяшкам вниз. Его работники бросились к нему, окружили, потом уволокли за насыпь. Там они должны были его сожрать. Это был их обычный ритуал захоронения, кроме того, кузнечики были всегда голодны, Рой производил их в гораздо большем количестве, чем мог прокормить, рассчитывая и на каннибализм, и на естественную убыль в боях. Ростик знал об этом благодаря новому, открывшемуся в Пол-дневье дару.

На насыпь выскочили с два десятка богомолов. Это были улучшенные варианты по сравнению с теми, которые они видели в летних боях. Они были почти трех метров росту и ударами своих саблеобразных рук могли противостоять клинкам людей, особенно если палаши эти были плохо заточены. Ростик ненавидел их холодной, свирепой яростью. И раз уж он открыл огонь, он с удовольствием воткнул еще пять выстрелов в эти зеленые, мерзко-подвижные фигуры. Их тоже быстренько унесли за насыпь.

Он не промахнулся ни разу, знал, что не промахнется. Он стал снайпером, одним из лучших. Еще бы вот так же научиться драться на клинках...

- Ружье почистить, патроны, наверное, скоро прине сут, - от вернул винтовку девушке.

И пошел на другую сторону башни, ему хотелось хоть немного посидеть одному, расслабить глаза, натруженные часами слежения за врагом. Тут он, продолжая размышления, вытащил свой палаш из ножен. Клинок слаб, плохо прокован, не гибкий, как полагалось бы, как было описано в романах, и сколько его ни полируй - все время возникала ржавчина.

Впрочем, сейчас главное - не клинок. Сейчас хорошо бы Антон принес новую обойму. Впрочем, ждал он недолго. Как всегда после стрельбы, командир появился, чуть запыхавшись от слишком быстрого подъема.

Антон подмигнул Ростику вместо приветствия, вышел на обращенную к противнику часть башни, взял бинокль и осмотрел позиции насекомых. Спросил мирным, обыденным голосом: - Как тут у вас?

- Готовятся - рубят баллисты, стругают новые колья. Чего им неймется? Они же у нас уже хапнули столько метал ла, сколько за всю жизнь не видели? 98

- Хотят еще. Знаешь, думаю, как отправить тебя домой. Ты же с июня на передовой?

- Ну, об этом я и не мечтаю. Хоть бы в баньку сходить... Да этот штурм хотелось бы отбить, а там... И потерпеть можно. - Думаешь, штурм все-таки будет?

- Скоро, очень скоро. Может, через пару-тройку дней. Баллисты готовы, стрелки обучены.

Антон с сомнением посмотрел на Ростика, но ничего переспрашивать или уточнять не стал. Были уже прецеденты, Ростик угадывал такое, чего и сами насекомые, кажется, заранее не знали. - А стрелял чего?'Ты ведь стрелял? -Я.

- Попал в кого? А... - Антон заметил скопление кузнечиков за насыпью. - Вижу, что попал. Пируют.

Разумеется, он знал обо всех особенностях траурной церемонии у насекомых. Сам не раз был тому причиной.

- Один из них крепко умным сделался, мог наводчиком стать. И вот... пришлось остановить.

Антон хитро посмотрел на Ростика, хмыкнул, снова приставил бинокль к глазам.

- А остальную обойму выпулил по богомолам, чтобы ружье из-за одного выстрела чистить не пришлось. К тому же знаешь, что я тебя покрою, но новую обойму принесу. Так?

- Так, - признался Ростик. Проницательность команди ра его не поражала, хорошему командиру так и полагалось себя вести. - На, держи.

Антон вытащил из кармана обойму, сунул в руку Ростику, вернул и бинокль. Потер отменно выбритые щеки. О том, что Антон бреется каждый день, хотя его мальчишеская щетина этого вовсе не требовала, Ростик знал опять же потому, что знал множество других вещей, которые его как бы и Не касались. Просто попадали на глаза, и он уже составлял о них свое представление.

- Марина, - позвал Ростик и вручил девушке патроны. Она шмыгнула простуженным в ночных дозорах носом и де ловито сунула их в подсумок. Отошла от командиров, глаза снова на противнике.

Антон проводил ее жалостливым взглядом. Потом Посмотрел на Ростика, поиграл желваками. Потом снова провел рукой по щекам. - Помнишь, хотели вести активную оборону?

Улыбка сама появилась на губах Ростика. Это было дело, это он любил.

- Вылазку предлагаешь? - Людей мало, Рост, но...

- Если правильно спланировать, все растолковать ребя там и как следует откомандовать, то людей даже с избытком.

Оба знали, что это не так. Но как-то нужно было воевать, вот и придумали они эту присказку. Иногда она помогала. Иногда... В их положении это было уже хорошо. Просто отлично.

Глава 20

Щиты пришлось обернуть брезентом. И именно они при перебежках чаще всего задевали доспехи, и если доспехи при этом глухо звякали, то щиты практически колокола - издавали долгий, легко различимый звон. В штабе по этому поводу долго гадали - может, в самом деле их лучше делать из дерева, а металлические пластины лишь набивать сверху? Но Ростик по опыту знал, такие щиты были бы тяжелее дюралевых, но более хрупкие. Да и изготавливать их было бы труднее. И сумел настоять на дюралевых щитах, вот только их приходилось иногда оборачивать.

Потом Ростик отобрал людей, самолично обойдя ползавода. Иных ребят вытаскивал из когтей взводных командиров, угрожая доложить самому Антону. После такой угрозы многие, поругавшись, все-таки уступали, знали, за кем останется последнее слово. Раньше Ростик стеснялся прибегать к этому приему, по себе знал, убери двух-трех толковых ребят - и взвод превратится в коммуну. Но в последнее время стал безжалостным.

Выбранным настрого запретил разговоры. Вот с этим было туго, желающих выступить было - пруд пруди, и у ребят неизбежно возникало желание посудачить. Он и сам когда-то не смог бы удержаться, но в последнее время стал молчуном. Примерно как и отец. Но об этом не ему судить. Как неудачно пошутила как-то мама, забредя на завод повидаться с сыном, - об этом будет судить уже его жена. Вот еще бы только знать, что она появится, что у него будет возможность этим заняться...

Передних часовых сняли стандартно - удар короткой битой или мечом по ногам сзади. Кем-то давным-давно было замечено, что при этом у насекомых, практически у всех, даже у трудноуязвимых богомолов, перехватывает дыхательные центры. И они не могут поднять тревогу, по крайней мере секунды три, просто катаются по земле без единого звука. В эти несколько секунд следовало поймать голову такого кузнеца, заломить назад и быстро перерезать шейные жилы.

На словах или во время учений это выглядело даже не очень сложным, шейные мускулы у насекомых были не самыми сильными. Но в темноте, когда положение противника трудноуловимо и к тому же опытные богомолы еще могут своими метровыми резаками достать человека даже и с парализованным дыханием, - это превращалось в задачу, достойную только очень решительных вояк. К счастью, на этот раз проблем не возникло.

После передового охранения они уже навалились на изготовителей баллист. Эти были даже не вооружены, если не считать кое-каких инструментов - деревянных молотков, киянок, клиньев, каких-то сложных веревочных пил, которыми некоторые пильщики пытались отмахиваться как хлыстами... И уже, в общем-то, можно было не соблюдать тишину. Так что их опрокинули быстро, хотя стрельбы еще не поднимали.

И все. Вылазка свои цели оправдала. Теперь оставалось поджечь баллисты, скомандовать отход, проследить за самыми азартными... Но Ростик пересчитал порубленных мастеровых и не поверил своим глазам - их было меньше четверти. Это значило, что самых умелых, самых толковых работников почему-то отправили поглубже. Может быть, в рабочие землянки? Значит, опять Рой что-то почувствовал...

Ростик выбежал из котлована, где насекомые изготавливали свои баллисты, и посмотрел в сторону землянок. Они были близко, метров двести, для одного хорошего рывка всего-то полминуты. Если учесть темноту, то полторы-две. Стоило ли об этом говорить?

Но это значило - углубиться в неприятельскую территорию, встретить новых богомолов, новых черных стрелков - задача была трудновыполнимой. Ростик оглянулся. Вся команда, человек сорок, ждала его решения. Что делать - поджечь баллисты и свалить или все-таки попытаться достать землянки?

Благоразумие подсказывало, что нужно делать то, что задумано. Что излишняя решительность обернется лишними трупами, что азартничать можно без конца... Теперь же Ростик попробовал представить свое будущее - будет ли он жив, если попытается атаковать землянки. Этот способ выбрать решение был ничуть не глупее, чем всякий другой... Получалось, что он будет жить, что опасности - по крайней мере для него - в этом рывке нет.

- Сержант, - приказал он шепотом ближайшему из ко мандиров отделения, - закладывай со своими ребятами горючку под баллисты. И поджигай. Если не сможешь нас до ждаться, отступай без команды. Остальные - за мной.

Решение было не самым скверным. Вот только требовало времени для исполнителя. Потому что еще месяц назад дали бы бензин в бутылках, которые достаточно просто разбить и запалить одним щелчком зажигалки.

Теперь для этих целей им выдавали брикеты - так называли комки черной, плотной пакли, завернутые в пергаментную бумагу. Как говорили, их делали из смеси масла, войлока и какого-то сильного окислителя, вроде аммиачной селитры. Горели такие брикеты довольно жарко. Но не долго. И их легко можно было отбросить в сторону. Но самой большой проблемой иногда было их подпалить, например, в дождь. На этот раз дождя, к счастью, не было, но надеяться, что все брикеты загорятся легко и послушно, тоже не приходилось.

Потом Ростик построил незадействованных ребят в две колонны и двинул их к землянкам. Шли легко, пружинисто, в любое мгновение приготовившись нанести удар, а если насекомых будет очень много, то и начать стрелять.

И вдруг люди впереди провалились. У Ростика, привыкшего угадывать в темноте то, что и глазами в ясный день сразу не увидишь, сложилось впечатление, что люди просто испарились. И лишь когда он подошел ближе, все стало понятно.

Перед ними был еще один котлован, и в этом котловане насекомые работали над чем-то, чему сразу и определение трудно было подобрать. Это могли быть и перекидные мостики, которые следовало приставить к заводской стене, и что-то вроде средневековых осадных башен, только еще не поставленных на колеса, а собираемых на боку, чтобы не выдать замысел.

- Марина, - закричал он, потому что первые из свалив шихся в ямищу ребят уже зазвенели оружием, выдали себя и, похоже, к ним направились охранники. Драка все равно была неизбежна, так что сохранять тишину дальше было необяза тельно. - Марина, готовь брикеты.

В голове его прокручивалось сразу несколько идей. Первая, эти башни, лестницы или что бы там ни было, следовало подпалить любой ценой. Второе, насекомые научились делать при людях одно, на заднем плане подготавливая совсем другое. А третье его соображение вообще завело Ростика в тупик неужели все его приступы ясновидения - обман? Он же ничего не знал об этом котловане, даже не подозревал 102

о нем? Может, тогда все его непонятные мысли - вообще наводки Роя? Телепатические внушения, изобретенные для дезориентации людей? Может, правильно делает руководство райкома, что не доверяет его идеям?

Пока он размышлял, битва около башен, уложенных на бок, разгорелась не на шутку. Брикетов было мало, и их не удалось разложить как следовало бы. Огромный отряд богомолов, голов в полтораста, не меньше, вдруг обрушился на три десятка людей, определенно стараясь, чтобы никто из них отсюда не ушел.

Но ребята стесняться не стали, ни мечи, ни другое холодное оружие никто и не пробовал использовать, сразу взялись за автоматы. И понеслось...

Дерево оказалось пропитано какой-то темной, пахучей гадостью. Оно занималось частями - где горит, а где и нет. Явно насекомые рассчитывали, что их башни и лестницы встретятся с огнем. Но тут уж Ростик решил не мелочиться. Подозвал к себе незаменимую Марину, главного пиротехника на эту ночь, и приказал ей пустить в ход единственный захваченный для страховки огнемет.

Это Мариночка любила. Она так принялась жарить из своей огнедышащей машинки, что скоро конструкции горели вместе со всей пропиткой.

Тут же, словно по команде, из темноты сзади ударило пламя из баллист. Это работала оставленная сзади команда. Все, дело было сделано. И даже кое-что сверх плана.

- Отходим! - прокричал Ростик, надеясь, что среди треска пламени, скрипа набежавших богомолов, грохота стрельбы его все-таки услышат.

Но ребят теперь следовало заставить отступать. Они увлеклись и дрались от души. Пришлось толкать в спины, бить по шлемам, задирать стволы автоматов вверх, чтобы обратить на себя внимание. И худо-бедно, все помаленьку поняли, что на сегодня фейерверк кончился.

Отходили плотной командой. Кажется, за исключением трех убитых, потерь не было. Их сначала несли на брезенте, потом все-таки кто-то из здоровяков потащил на плечах, так было быстрее.

Ребята, занятые баллистами, присоединились вовремя. Все было хорошо. Очень хорошо.

Слишком хорошо. Ростик, который за весь этот бой не сделал ни одного выстрела, не нанес ни одного удара, лишь раздавая команды да окрики, чувствовал, что так просто это кончиться не моХет. Что-то будет... И это случилось. Когда до стен завода оставалось уже метров сто пятьдесят, 103 из темноты вдруг плотной, решительной массой появились мимикры - кошмар ночных боев, гвардия насекомых и ударная сила, не раз решающая исход стычек. Сейчас их было много, очень много. Похоже, они решили наказать дерзкий отряд, отправившийся на вылазку.

- Ну, все, - сказал кто-то из сержантов, оценив ситуа цию. - Если наши не помогут, кончим свои дни в их желуд ках.

За последние недели это стало обычной присказкой. Но сейчас, ночью, когда даже Ростика подташнивало от перенапряжения, это было слишком откровенно. Он выволок ракетницу, проверил, есть ли ракета в стволе, и пальнул вверх.

Ракета, как всегда в Полдневье, взлетела невысоко и загорелась не сразу, но падала долго, гораздо дольше, чем на Земле. Впрочем, на Земле Ростик ракет не пускал, так что сравнивать было трудно.

Как бы там ни было, невидимки стали почти видны, и помощь, которую он запросил, тут же была оказана. Огонь с завода оказался довольно плотным... Но мимикров было слишком много, и они действовали очень слаженно.

- Занять круговую оборону! - проорал Ростик. Чтобы его лучше поняли, он стал расставлять людей сам и занимался этим, пока люди не поняли и стали действовать самостоя тельно.

Может, думал Ростик, оборона не даст нам ни на метр приблизиться к заводу, но поможет сдержать мимикров, даст ребятам за забором время пристреляться, прижать хотя бы черных стрелков к земле...

Поддержка с завода стала плотнее. Лучше всего били девушки с водонапорной. У тех ни один выстрел не пропадал даром, обязательно "успокаивал" кого-то из противников... Но всего этого было мало, слишком мало.

Стоило загореться в небе очередной ракете, как сзади, со стороны горящих баллист, вдруг появился такой плотный ряд насекомых, что последнему новобранцу стало ясно - все, этот вал им не сдержать. Его просто некому будет держать уже через четверть часа. Не то что круговая оборона не поможет, тут впору просить поддержку у соседних участков...

Вдруг из-за заваленных еще в ходе сентябрьских боев секций забора, закрытьгх до поры мешками с песком, выкатила БМП. Она переваливалась, потрескивая неотрегулированным двигателем на особенно крутых подъемах. На броне ее стояла спаренная установка, такой Ростик никогда еще не видел. Оказалось, это был огнемет. 104

Подобравшись на расстояние метров семидесяти к валу черных насекомых, огнемет заработал, выбрасывая в темный воздух переливающуюся всеми оттенками оранжевую струю пламени. Она накрыла передние ряды... Все, ждать больше было нельзя. - Бегом! Мертвых не брать!

Кто-то запротестовал, но нести трупы в самом деле было сейчас неправильно. С половиной бы людей вернуться к своим...

- Я сказал, мертвых не брать, - Ростик ударил кого-то по рукам. Потом извинится, если будет случай. - У тебя еще будет возможность помочь раненым. Вперед!

Сначала, как водится, рванули девчонки, у ребят уже давно выработался рефлекс чуть медлить с выполнением команды при отступлении и чуть быстрее, чем нужно, рвать при атаках... Ничего не поделаешь, это заложено в людей, кажется, биологически.

Потом они уже бежали все вместе. Пять-семь самых умелых прикрывали огнем из автоматов, благо случайных мими-кров было на пути не очень много, чтобы их отогнать, хватило и этого. Потом откуда-то сбоку появились черные стрелки, их отбросили огнем с завода, но троих наших они все-таки зацепили...

Потом подстрелили из баллист еще двоих, что-то уж очень метко насекомые действуют, слишком быстро обучаются по ходу боев...

Ростик подхватил автомат какого-то раненого здоровяка, попытался подавить баллисту, бьющую из темноты, из-за пределов освещенного очередной ракетой круга, но, кажется, ничего не добился, лишь патроны сжег.

Потом все кончилось. Их подхватили, перетащили через забор, кто-то сердобольный сразу дал напиться. Ростик глотнул тепловатой, пахнущей глиной воды и выглянул из-за забора. БМП уже уехала за стену, кажется, ничего с ней не случилось. А не то вся вылазка принесла бы убытки - что толку жечь баллисты и даже новые штурмовые конструкции, которые они восстановят через месяц, если сгорит БМП, которая осталась одна на весь завод?

Стреляли, так или иначе, до утра. Когда включилось солнце, все-таки успокоились. И люди притихли, и насекомые принялись считать потери, перебирать обломки. С первыми лучами поднявшись на водонапорную башню, Ростик нашел тут Антона. Он рассматривал противника.

- Осталось три баллисты, то ли вы их не заметили, то ли брикеты не загорелись, - прокомментировал он.

- Они-то, похоже, и ударили нам в спину, когда мы отсту пали, - сказал Ростик. Он прикинул направление, да, полу чалось, что били именно они. А он, пытаясь с ними справиться, стрелял совсем в другую сторону.

- Сожгли, правда, десятка полтора. Но если учесть, сколь ко потратили патронов, горючей смеси для огнеметов и солярки для БМП...

Это было не совсем так. И Ростик рассказал про штурмовые конструкции в дальнем котловане, скрытом от человеческих глаз.

- Знал об этом или случайно получилось? - с интересом спросил Антон.

- Ничего не знал. Когда будешь составлять докладную, можешь назвать это военным счастьем.

- Понятно, - согласился Антон. - Тогда другое дело. И у меня, кажется, есть законное право ходатайствовать о твоем отпуске.

Ростик с силой потер слипающиеся глаза. И сказал то, что узнал всего полчаса назад, что не давало ему покоя и не будет давать еще несколько дней, до следующего боя. - Марину убило. Уже у самой стены. - Труп вынесли? - Антон ее знал.

- Вынесли. На ней же оставался огнемет. Антон похлопал Ростика по плечу. - Ее вынесли не из-за огнемета. А чтобы...

Да, чтобы похоронить по-человечески и чтобы не послужила она деликатесом для тех же черных стрелков. Такое не просто перенести. Но еще труднее было не вспоминать, что, не пожелай они вчера погеройствовать, сегодня она была бы жива. - Как я хочу верить, что все не зря, - сказал Ростик.

- Вот этим и займись в отпуске, понял? - в голосе Антона появилась привычная жесткость.

Но Ростик знал, что в одиночку с этим не справиться. Может быть, мама поможет?

Глава 21

Ростик шел по дороге, хлопая по мостовой крепкими, недавно полученными яловыми сапогами. Это были отличные сапоги, офицерские, они держали и воду, и пыль. Только одно было плохо - Ростик почему-то чувствовал себя в них избранным, остальным-то солдатские доставались, даже девчонки кирзачами ноги уродовали.

Хотя, с другой стороны, - какой он избранный? Все его богатство при нем - солдатская форма, стальная кираса, шлем с решетчатым забралом, которое можно было и не опускать в том случае, если под шлемом приходилось дышать через противогаз, дюралевый щит в чехле на спине, автомат с парой магазинов, арбалет, колчан стрел, бинокль, фляжка и солдатский мешок с бельем. Хорошо, что он не курит, ему не нужно содержать весьма импозантные, но слишком хлопотные курительные принадлежности, как не нужен и бритвенный прибор. Как-то так получалось, что ему можно было бриться раз в неделю, вот он и бегал за этим к Антону, а тот никогда не отказывал.

Отец когда-то сказал, что по-настоящему бриться стал после тридцати лет, а до того у него и пух-то не рос на щеках. Он назвал это признаком позднего созревания, один из маркеров долгожителя. Так он говорил. Но вот женился он рано... Как он там, на Земле?

Хотя, куда интереснее было бы знать: какая она? Но об этом Ростик старался вовсе не думать - не хотел расстраиваться. Память-то была скверно устроена, помнила только хорошее, а это значило, что все воспоминания будут цветными, безбрежными, ароматными и приятными... И обманчивыми. Он знал, что по-настоящему Землю он помнил плохо, практически вообще забыл.

Он оглянулся. В Полдневье дороги стали проваливаться. Сказывалась иная основа и другой режим грунтовых вод. Ростик сам видел, как иногда куски еще старой поверхности, перенесенной с Земли, рвались, словно ветхая ткань. Почему это происходило - пусть кто поумнее думает, у него хватало своих забот.

Дорога была пустынной, а ведь после ночного боя по ней должны были идти подводы с боеприпасами, кормежкой для людей, должно было шагать пополнение... - Стой, стрелять буду! Рост остановился, потом отчетливо сказал:

- Я тебе стрельну. Развели, понимаешь, тыловых коман диров! - Кто и откуда?

- С завода. Младший лейтенант Гринев. А что, у насеко мых появились предатели из стана человеков? Шпиё-ёнов ловите, да?

Впереди кто-то затопал по асфальту сапогами размера на три больше ноги. Потом появилась чумазая, измученная девчушка лет 14. Она посмотрела на Ростика, но взгляд его восприняла неправильно.

- Ты не рыпайся, а то у меня в темноте еще трое подружек.

- Они и стрелять умеют? - усмехнулся Ростик. Он уже оттаивал.

Или нет. Бессмысленность всего, что происходило, обреченность города и людей, которых он знал с детства, не давали ему оттаять. Он всего лишь пожалел эту пигалицу и ее подружек, которые наверняка мало чем от нее отличались.

- Сумеют. - Пигалица не улыбнулась. - У тебя документ имеется?

- Ты что? Какие тут документы? Иду себе в город, уволь нительную получил. А тут ты... Как репей. - Он подумал. - Вы вообще-то что делаете?

- Приказано дезертиров ловить, - буркнула девчушка. - А как их ловить, если ни у кого ни одной бумаги, ни одного документа нет?

- Так тут пост? И ты им командуешь? Девчушка кивнула. - Ладно, что будем делать, командир поста?

- Ты вправду не дезертир? Вправду увольнительную полу чил?

- Я офицер, девочка, и таких, как ты, вожу в атаку время от времени. Как я могу оказаться дезертиром?

Из темноты вынырнула следующая девчонка, еще меньше. Больше всего раздражали ее крысиные хвостики, дрожащие на каждом шагу под пилоткой.

- А за что тебе увольнительную? - спросила новенькая, поставив ружье прикладом на землю, опершись руками о ствол. - Оттуда вроде никого в город в последнее время не отпускали?

- Ты с ружьем потише, так не стой, - приказал ей Рос тик. - А отпустили меня за то, что вчера вечером... - Так это из-за тебя тут столько разговоров? - Каких разговоров? Я просто командовал вылазкой. - Говорят, вы их новые танки пожгли. - Танки?!

- Ну, те, что насекомые изобретали и построили? Ска жешь, нет? - Раз вы все знаете, я пойду.

Ростик шел, недоумевая. До такой степени не давать людям информации, что в действительности происходило на передовой, - это у него не укладывалось в голове. У них тут, случайно, "крыша" еще на месте? Или из-за шпиономании уже поехала? До Октябрьской осталось всего-то две улицы, когда в сгустившейся темноте появились люди. Сначала их было немного, потом стало больше. Они шли куда-то, негромко переговариваясь между собой. Ростик поймал себя на том, что сдернул автомат с плеча и держит руку на затворе...

Странно все это, а любая странность у него в черепе вызывала необходимость привести в боевое положение оружие. Жаль, он не умеет, как некоторые, держать взведенный арбалет под рукой. Наравне с автоматом. Так было бы вернее.

- Эй, служивый, огоньку не найдется, лампочку засве тить? Голос показался таким родным, что даже руки дрогнули. - Ким, чертяка! Жив и здоров?

- Со здоровьем еще не очень, нога побаливает после тре тьего километра, но доктора говорят, все восстановится. - После третьего километра? Это что, вроде пароля?

Друзья закружились, хлопая друг друга по плечам, по животу, по голове. Если бы было можно, Ростик Кима просто бы в воздух подкинул. Но знал, что его приятель еще с прежних времен намеков на свой рост не любит.

- Нет, просто я бегаю каждое утро. Доктор сказал, для кондиций пилота это необходимо. А я хочу стать пилотом, Рост, и самым что ни на есть настоящим. Ростик оглянулся на бредущих там и сям людей. - Слушай, а что это они? Куда? Ким изумленно уставился на приятеля.

- А я думал, ты знаешь. Сегодня же состоится лекция об устройстве нашего нового мира, то есть Полдневья. Читает Перегуда, в большом зале Дворца культуры. Об этом давно было известно, потому что Борщагов то разрешал ее, то за прещал, чтобы "не сеять панику". Сегодня вот окончательно решили, что можно.

- Можно? - Злость в Ростике вскипела, как вода в пере гретом чайнике. - Скажите пожалуйста, какой добрый!

- Тихо, тут полнарода оттуда, - сказал Ким, но особенно оглядываться по сторонам и сам не стал. Чувствовалось, что слежки или наушничества не очень боялся.

- Пусть слышат. Вогнали в бойню, а теперь лекцию разре шил дерьмократ хренов...

Внезапно из соседней, проходящей мимо компании раздался высокий, лощеный женский голосок: - Не хотите, молодой человек, не идите.

- Раньше нужно было, - крикнул Ростик вслед прошед шим. - Раньше, когда еще изменить хоть что-то могли!

- Никто же не знал... - поддержал знакомую густой, про питанный табачным дымом мужской бас.

- Ложь... Все знали, только не те придурки, что в райкоме сидят. Тебя прямо тут заметут, - спокойно сказал Ким.

- К черту, ничего не сделают. У них на постах девчонки десятилетние стоят. Прошу заметить, я сказал, у них, а не у нас! Интересно, чем это объяснить?

Но Ким сакраментального вопроса Ростика не понял и пояснил все по-своему, как всегда, очень спокойно, почти безэмоционально.

- На постах кормят. Вот и рвутся все, кто выше карабина вырос, служить, чтобы паек получать. Кстати, знаешь, тыло вой паек опять на треть урезали?

- Как? - Ростик даже потряс Кима немного, чтобы по лучше его понимать. - Ты что говоришь?

- То и говорю, Ростик. Голод. Ты там на заводе, видно, совсем завоевался, а у нас... Я вот на половинном пайке, но все-таки еще бегаю. А есть ребята, на четвертушке сидят, во обще едва ноги таскают. - Так только ноябрь? Что же дальше-то будет?

- Неизвестно, - Ким помолчал, проводил глазами про шедшего человека. Ну, так мы идем на лекцию? - А меня пустят? - Конечно. Вход же свободный.

Они пошли. Ростик с раздражением подумал, что успел бы, если бы не болтал на дороге, добежать до дома и бросить оружие, доспехи... Но теперь, наверное, было поздно. Может, их можно будет в гардероб сдать? - Какие еще новости?

- Самолеты не летают. Движки тяги не развивают, как мы с Поликарпом ни стараемся. Он, вообще-то, оказался ниче го. Только быстро очень разговаривает, я его не понимаю.

Ростик вспомнил инженера и хохотнул. Так было здорово снова видеть Кима, разговаривать с ним, словно все вдруг вздумало налаживаться. - Не знаешь, как Рая?

- Мы с ней в соседних палатах лежали. Ей вообще особый режим создали... Выздоровела еще раньше меня. - Есть, оказывается, и хорошие новости.

- Хорошие есть. Например, недавно мы нашли диапазон -частот, на котором можно вести переговоры по радио. Был бы твой отец тут, мы бы гораздо раньше все это провернули. Правда, действует рация недалеко, километров на двадцать. Поликарп рассказывал, кто-то из политеха колдует с антен нами, может, и подальше пробивать научатся... Тогда можно будет помощь запросить.

Ростик подумал, потом спросил: - У кого?

- Есть же у нас братья по разуму? - Ким развел руками. - Неужели не придут на помощь гибнущему городу?

Ростик слишком много видел смертей в последнее время, чтобы верить в положительный ответ на этот вопрос.

- Хоть бы радиосвязь вернулась. И радиосеть. Информацию о происходящем можно будет до людей доводить, а то, похоже, никто ни черта не знает. Я не знал, что лекция, девчонки думают, что мы там танки насекомых подрываем... - Нет, радиосеть не вернут. Металл приказано экономить.

- Понятно, теперь они его могут экономить сколько угодно, его все равно насекомые отполовинили у нас. А что еще тут происходит? Что вообще люди делают?

- Строят убежища. Уже сейчас, говорят, полгорода можно в них спрятать, но этого мало. Нужно, чтобы всех...

Ростик задумался. В странном видении, которое можно было, если отвлечься от материализма, назвать приступом ясновидения, он наблюдал картину падающего сверху темного града. Только это был не град, а что-то более мягкое, чем льдинки, и, кажется, шумное. Под этим градом погибало все, что не спряталось хотя бы и в не очень глубокие убежища.

К счастью, со времен войны в городе, который был выбран ставкой как центр перегруппировки армий, осталась масса отлично спланированных, врытых в землю убежищ. Ростик, когда рассказывал Антону о странных своих видениях, именно об этом и говорил - убежища нужно восстановить. - Послушали меня? с удивлением спросил он. И вдруг услышал в ответ голос, совсем рядом, из темноты:

- Не вас одного, Гринев. Подобные докладные пришли еще от семи человек. Надо признать, у них возникли очень похожие... гм, особенности, и они о них тоже попытались рассказать.

- Товарищ капитан, - Ростик узнал Дондика. И как он оказался так близко и так не вовремя? - Или уже гражданин?

Дондик хмыкнул в темноте. От него пахло чистотой. Ростику сразу очень захотелось искупаться в горячей воде, и обязательно с мылом.

- Пока товарищ. Все эти доклады пришли ко мне, разумеется. Мы проверили, они не были инспирированы никакой группой, и к ним пришлось прислушаться. А кроме того, я регулярно читаю сводки и слышал, как вы там деретесь. Хорошо воюете, Гринев, очень хорошо. Ростик вздохнул. Они шагали втроем, в ногу. И хотя Дондик ему еще по старому времени не нравился, он произнес почти по-дружески:

- Все равно, даже новобранцам ясно, скоро начнем отступать. И это будет конец.

Капитан ловко отшвырнул камешек с дороги носком сапога. И лишь тогда Ростик понял, что перед входом во Дворец культуры горели два больших керосиновых фонаря. От них становилось видно мостовую, а кроме того, наплывали воспоминания. О том, как еще на Земле в город приезжали артисты и тут устраивали представления. Ходили все, кто хотел, билеты были недорогими.

- Не надо так мрачно. Сейчас осень, скоро начнутся серьезные холода. А в холод насекомые, как известно, впадают в спячку.

- Я бы на это не надеялся, - прошептал Ростик. - Это не Земля, и сейчас не сорок первый год.

- Верно, тогда еще ждали сибиряков. И дождались. Что доказывает тогда и сейчас, там и тут есть одно общее - не следует умирать раньше времени.

Они пропустили вперед капитана и следом за ним вошли в высокий, гулкий вход. Обычно тут продавались билеты. Сейчас окошки касс были наглухо закрыты крашеными фанерками. На лекцию в самом деле пускали всех желающих.

Глава 22

В зале, который Ростик прекрасно помнил как залитый светом, теплом, красиво одетой публикой, горели только керосиновые лампы. Свет они кое-какой вырабатывали, но и копоти давали немало. К счастью, даже копоть теперь не портила хорошего настроения. А оно как установилось на какой-то странной, праздничной отметке, так и не спадало. Словно не только Ростик, но и все прочие решили вспомнить счастливые времена, прежние радости.

Везде и все чаще мелькали улыбки, женщины скинули ватники, некоторые, как оказалось, даже причесались. От удовольствия Ким даже нос наморщил. Дондик повернулся к Ростику и вполне по-светски спросил: - Вы не со мной?

- А где ваши места? - спросил Ростик, с удовольствием оглядывая почти полный зал. При виде такого количества людей он стал опасаться, что они с Кимом могут не найти места. - Для нас зарезервировано три первых ряда. Во-первых, легче отслеживать, во-вторых, лучше слышно. Микрофонов, сам понимаешь, не будет.

Ростик посмотрел вперед. За спинами еще не до конца рассевшихся людей определенно были пустые кресла. Сидеть ^впереди, видеть Перегуду как можно ближе - да, это было искушение. Даже с Дондиком можно было смириться. - А нас пустят? - опасливо спросил Ким.

- Со мной-то? - Дондик улыбнулся и широким, армейским шагом протопал по проходу вперед. Трое ребятишек в форме с голубыми погонами, выставленные у сцены, чтобы стеречь места и вносить своим видом порядок в публику, стали ровнее.

Ростик и Ким уселись слева от капитана, на местах, которые были чуть ли не в центре, в третьем ряду. В первом ряду Ростик увидел всех руководителей города, которые сидели, как на партсобрании, без жен, общей, плотной стаей. Во втором оказались эти самые жены, тоже державшиеся сообща. Там же были и новые лица - например, Рымолов с какими-то пожилыми людьми, явно профессорского типа. Сбоку от них сидела и Рая Борщагова. Она отчетливо старалась не отходить от Поликарпа Грузинова. Тот смущался, но стоически переносил это соседство. Приглядевшись, Ростик понял, что вообще-то инженер счастлив тем, что его опекает такая соседка. Ким тоже заметил это и толкнул друга локтем в бок, за кирасу, оба усмехнулись.

Вдруг ребята с голубыми погонами запалили еще десяток ламп, выставленных на сцене заранее, и занавес разделился, со скрипом убравшись к кулисам. На заднике стали видны разные плакаты и диаграммы. Главный интерес у Ростика вызвал огромный рисунок, похожий на тот, который он видел в чужом городе, - шар, шесть осей, какие-то ниппеля, вставленные в его поверхность по этим осям, а в центре - что-то сверкающее.

На сцену вышел Перегуда. Он был в костюме, тщательно причесан и выбрит. В руках он держал огромную, метра в два, указку. Подойдя к трибунке, на передней стороне которой еще остался герб СССР, вытащил откуда-то снизу - Ростик не поверил своим глазам - рупор, обычный корабельный рупор.

- Так будет слышно? - спросил Перегуда, поднося рупор к губам. Шум в зале стал стихать. - Еще раз спрашиваю, все меня слышат?

Теперь его слышало, без сомнения, большинство. В зале раздались хлопки, из задних рядов кто-то выкриками ободрял оратора. Определенно, это были студенты, которых по тем или иным причинам не забрали на передовую.

- Тогда начнем, - предложил Перегуда, откашлялся, прошелся по сцене.

Было видно, что он не очень-то привык к лекциям, хотя, без сомнения, ему приходилось читать их, и не раз. В городе, где имелись учебные заведения, для него это был единственный способ подработать.

- Итак, многое из того, что я скажу, вызовет у вас закон ное удивление. Оно было и у нас, когда мы стали выяснять, где оказались. И тем не менее придержите свои вопросы на конец лекции. Также я прошу учесть, мы не окончательно ре шили все трудности, которые возникают при создании моде ли такого уровня, который необходим, чтобы осмыслить все элементы и устройство нашего мира. Того самого, в котором мы сейчас, без сомнения, находимся и который уже по заведенной привычке называют Миром Вечного Полдня, или Полдневьем. Так что кое-какие изменения в будущем еще предстоит сделать. Наравне с неизбежными, весьма существенными открытиями.

Перегуда снова прошелся. На кафедре он не умел говорить просто, это было видно. И хотя он старался упростить все, о чем сейчас думал, Ростик с трудом улавливал логику его изложения. Впрочем, он надеялся, что, если даже уснет, это будет воспринято как переутомление на передовой. Да так, собственно, и было.

- Представьте себе, товарищи, - продолжил Перегуда, - что мы оказались в результате явления, которое называем Переносом и природу которого пока установить даже не пытались, внутри огромной сферы. Сферы, безусловно, космического масштаба. - Он подошел к шару с шестью осями и обвел эту сферу указкой. - Радиус ее лишь немногим меньше, чем расстояние орбиты нашей Земли от Солнца. То есть около ста миллионов километров. Это значит, что диаметр сферы составляет около двухсот миллионов километров, а длина, так сказать, экватора составит около шестисот трид цати миллионов километров. В центре ее находится некое светило, которое мы по-прежнему будем называть Солнцем, которое в нашем субъективном восприятии оценивается, в самом деле, как приближающийся к Солнцу объект. Еще раз повторяю - в субъективной, а не приборной оценке, что составляет очень важное различие.

- Он что же, - зашептал Ростику на ухо Ким, - думает, мы превратились в каких-нибудь бизонов с руками? И лишь наше несовершенное восприятие рисует нас как людей?

Обсудить эту мысль они не успели, кто-то сзади потрепал Кима по плечу, и он умолк. Перегуда продолжал:

- Самое интересное, что лет десять назад, если не ошибаюсь, британский инженер Дайсон придумал что-то очень похожее. Он предположил, что по мере остывания светила и роста науки будущие разумные цивилизации могут существенно сократить потери энергии на рассеивание в безбреж ном космосе, вы'строив сплошную сферу вокруг Солнца. Всей материи всех планет нашей прежней системы хватило бы, чтобы сделать эту сферу примерно в пять сантиметров толщиной, скрепив ее, скажем, искусственными гравитационными полями. Пяти сантиметров, по мнению Дайсона, вполне бы хватило, с точки зрения механики, так сказать, будущего.

- У нас есть тут горы, и совсем не в несколько сантиметров высотой, крикнул кто-то с галерки. Определенно, студенты не собирались задавать вопросы потом.

- Верно, - отреагировал Перегуда. Он был в отличном настроении, лекция у него налаживалась. - Но когда мы осмотрели колодцы, пещеры и буровые скважины, то выясни лось, все они заканчиваются тонкой перегородкой из неиз вестного материала, , практически мембраной. В то же время сокрушить ее мы не смогли. Если наша гипотеза правильна, это было бы даже гибельно, ведь по ту сторону - холод, мрак, вакуум. И мы не знаем, как эта оболочка отреагирует на попытку преодолеть ее. Впрочем, если не придерживаться строгого изложения, а привлекать гипотезы, вполне реальна идея о том, что эта оболочка попросту затягивается по всей своей поверхности. Ведь такого рода катастрофы в самом деле не могут не происходить время от времени. Вспомните о метеорах, о кометах...

- Вы думаете, космос теперь под ногами? - спросил кто-то из первых рядов.

- Вот именно. Очень хорошее добавление. Космос у нас под ногами. И Вселенная для нас - закрытая сфера, которая тем не менее имеет солнце, атмосферу, разного рода пространства...

- Как же у нас происходит ночь? - не вполне правильно, должно быть от смущения, спросила какая-то девушка. Отсмеявшись вместе со всеми, Перегуда сказал:

- Вокруг нового Солнца, равно как и над самой нашей поверхностью, ходят весьма умело и расчетливо устроенные тонкодисперсные, я в этом уверен, туманности. Они способ ны поглотить не только свет на время нашей с вами ночи, но и устанавливают, мы это уже рассчитали вполне достоверно, сезонные колебания. То есть позволяют свету нашего Солнца создавать весну, лето, осень, и, как многие из вас скоро заметят, - зиму. - Перегуда посмотрел на зал и отложил свой рупор. Конечно, завтра он будет страдать от хрипоты, может быть, от боли в горле, но сегодня лекцию он проведет на высшем уровне. - Да, время тут составляет особую проблему, товарищи. Мы долго пытались установить единый шаблон времени, близкий к тому, который имели на Земле. И вот что получилось. Минута тут будет состоять из ста секунд. Мы подозреваем, что здешняя минута, так сказать, состоит из ста семи или ста восьми секунд. Почему и как это было высчитано, я говорить не буду, упомяну лишь, что основой послужил наш с вами человеческий сердечный ритм. Итак, сто секунд - минута. В часе, о котором мы ходатайствуем перед руководством города, - легкий поклон, воспринятый весьма благосклонно, будет шестьдесят минут. А вот сутки будут разбиты на двадцать часов. Это не идеальная модель, в частности, не введешь единую шкалу для всех суток, как было в часовой шкале на Земле, но это самое близкое приближение, которое мы только сумели изобрести. В году будет двенадцать месяцев, если только мы не ошиблись с замерами, но их легко можно будет исправить, пройдя годовой цикл. В каждом месяце - три недели, за исключением марта, июня, октября и декабря, когда будет еще двадцать второе число, на которые придутся, так сказать, точки условного солнцестояния, равноденствия и максимальной ночи соответственно. Итого, в году будет двести пятьдесят шесть суток, что составит вполне удобное для расчетов число.

Все-таки нагрузка на горло была очень велика, Перегуда подошел к своей кафедре, выпил воды из стакана, стоящего рядом с бутылкой настоящего "Боржоми".

- Итого, сутки здесь в полтора раза дольше, но, как ни странно, многие жители уже привыкли к ним, равно спят по ночам чуть дольше и чуть дольше, чем на Земле, бодрствуют. Повторяю, пока это наилучшая найденная комбинация, но если появится другой вариант - годовой календарь, без со мнения, будет изменен.

Он походил по сцене. В зале стало чуть шумнее, чем вначале. Кто-то зашуршал конфетной бумажкой, как в прежние времена, кто-то даже сдержанно заговорил.

- Итак, сфера, гигантская сфера, похожая на придуманное Дайсоном сооружение. Что она нам предлагает? Во-первых, гигантские масштабы. Поверхность этой сферы, если учитывать полную поверхность, будет в двести пятьдесят миллионов раз больше, чем поверхность Земли. Это значит, что сотни миллионов живых миров, которые мы могли на Земле только представлять себе, оказались тут, рядом с нами. И мы с этими мирами, к сожалению, уже столкнулись. Я повторяю - сотни миллионов миров, о которых мы знаем очень мало. - Перегуда вспомнил о диаграммах за спиной, похлопал по одной из них указкой, хмыкнул и решительно прислонил ее к трибуне. - Азотно-кислородный слой, нависающий над нами, составляет в Полдневье всего несколько сотен метров. Земные самолеты тут попросту врезались бы в высокие холмы. Да они и не летают, как я недавно слышал, все эксперименты в этой области не принесли результата. Но этот тонкий слой обеспечивает наличие на этой сфере сосуществование разных атмосфер. Толщина воздуха такова, что перемешивания не происходит. Кто знает принцип газового лабиринтного уплотнения в технике, тот меня понимает. Значит, тут возможны малокислородные миры, аммиачные - да какие угодно. И все они рядом, близко. Мы можем добраться до них, образно говоря, - пешком. Здесь возможны миры, где жизнь пошла по совсем другой эволюционной парадигме, и они тоже рядом...

Вот это правильно, подумал Ростик. Странное понимание происходящего не напрямую, а как бы изнутри, когда можно представить сразу все, даже такое, о чем никогда прежде и не думалось, возникло у него. Тут есть миры, где правят разумные кристаллы, где дышат атмосферой, смертельной для человека. Есть миры, где сама форма двух ног и рук покажется смехотворной. Есть цивилизации растений, есть... Тут есть почти все. Только не рядом, а далеко. Иные - страшно далеко, хотя - Перегуда был прав - до каждого из них в самом деле можно было добраться пешком.

- Зачем это было сделано? - уныло спросил кто-то из центра зала.

- У меня есть гипотеза, - признался Перегуда. Чувствовалось, эти слова стоили ему немалого труда. - Кому-то было нужно, чтобы все живые существа, скажем, нашей Га лактики, или даже одного рукава Галактики, оказались со браны воедино. Зачем? Ну, предположим, кто-то задумал общегалактический заповедник, ковчег, резерват или, если угодно, музей. Разумеется, тут необходимо пройти какой-то тест на выживание... Нет, я не знаю - зачем. Но гипотезы на этот счет, без сомнения, скоро появятся. И весьма проработанные.

- Вы предполагаете существование божественных сил? - крикнул Борщагов.

- Нет, я астроном, материалист, - с усмешкой ответил Перегуда. - Но мы видим то, что видим. И это - часть природы. - А, природа... - больше Борщагов не возмущался.

Вот идиот, подумал Ростик. Похоже, так подумали почти все.

- Одним из главных элементов нового мироустройства является существование шести осей, - продолжил Перегуда, указывая рукой на схему с осями, - образующих трехмерную систему координат. Это так называемая "шестиполюсная схема. Каждая из этих осей, как мы заметили в телескоп, на пересечении со сферой тверди образует горы. Очень высокие, до пятидесяти километров, и широкие, в несколько сот километров диаметром. Без сомнения, эти шесть гор сообщаются с внешним для нас теперь космосом. Вокруг этих гор, по всей видимости, возникли довольно развитые цивилизации, по крайней мере, в двух из них космические аппараты выныривают в открытый космос. Мы заметили и другие при знаки высокой активности в этих районах. Ближайшая цивилизация от нас расположена "всего", в кавычках, разумеется, в двадцати двух с половиной миллионах километров. Если предположить, что зоны обитаемого мира, так сказать, находятся в радиусе пятидесяти миллионов километров, а минимальное расстояние по дуге между горами составляет сто шестьдесят миллионов километров, то зона непонятного перехода между ними составляет минимум шестьдесят мил лионов "темного", как мы сейчас думаем, пространства. Что там происходит, мы не знаем. Но подозреваем, что это, так сказать, технические зоны, обеспечивающие цикличность и повторяемость работы всего механизма в целом. Или там существует жизнь принципиально непонятного нам вида. - Перегуда обернулся на Борщагова. - Нет сомнения, что когда-нибудь мы доберемся и туда. А пока главное наше внимание должно быть направлено сюда.

И он ткнул в один из ниппелей, пробивающих сферу вокруг Солнца.

- Это наш ближайший полюс. И наш, так сказать, естественный партнер по приобщению к здешним мирам и цивилизациям.

Если они нас примут, подумал Ростик. Похоже, так же думали и остальные. Лекция заканчивалась в атмосфере подавленности, тревоги и волнения, неуверенность этой жизни и давно подавляемый страх после нее стали особенно отчетливы для каждого, кто тут присутствовал. По этой причине и вопросов почти не было. Лишь кто-то в самом конце зала встал, откашлялся и довольно решительно спросил: - Скажите, товарищ профессор, почему мы?

Перегуда посмотрел на притихших людей, особенно внимательно присмотрелся к начальству в передних рядах. Потом развел руками и не очень внятно проговорил:

- На это можно посмотреть и с другой стороны. Нам с вами повезло, мы оказались там, где еще не бывали люди. Нам предстоят необычные открытия. Причем количество их, как и количество новых факторов, почти бесконечно. За наш с вами человеческий век не узнаем и одной миллионной того, что тут имеется. Разве это не здорово?

Но казенного оптимизма ему все-таки не хватило. Он махнул рукой, отошел к кафедре выпить "Боржоми".

Да, решил Ростик, здорово, но только для тех, кто выживет. А сейчас впору усложнить вопрос таким образом - что будет здорового, если таких вообще не окажется?

Глава 23

Когда Ростик вошел в дом, мама мешала большой поварешкой борщ. Разумеется, она бросилась к нему, обняла, но он уже почувствовал, что сюрприза не получилось. То ли кто-то сказал ей, что он болтается по городу, то ли предупредили, что видели на лекции. В этом отношении "телеграф джун-глрй" работал в Боловске без сбоев, как в первобытных племенах.

Борщ оказался жутко вкусным. Ростик сожрал две тарелки и от третьей отказался лишь потому, что увидел сковороду жареного сала с картошкой. Мама была очень усталая. Но в ее глазах горел огонек любопытства. Поэтому пришлось, когда есть хотелось уже больше по привычке, чем от голода, рассказать и о лекции, и кое-что о заводе. Про лекцию она, как оказалось, знала.

- Я и сама хотела пойти, но в последнее время... - она нахмурилась.

Ростик ждал, он знал, что она все расскажет сама. Тем более что компот из сушеных вишен, которые они обычно все вместе собирали в вишневом саду, а в этом году пришлось собирать одной маме, показался изумительным.

- Понимаешь, в городе появились... Нет, не появились, они уже давно возникали - голодные. И руководство ничего с этим не делает. Просто переложили на наши плечи... - Погоди, но мы тоже на заводе не до сыта обедаем.

- Я тебе так скажу, мне кажется, треть обычных граждан, не солдат, конечно, - в дистрофии. Хуже ситуация была только в войну. - А они не пахали, не сеяли...

Ростик даже компот отставил на пару мгновений. Потом опомнился, взял вилку, потому что чайной ложки не было, стал вылавливать из кружки ягоды. Это была отцовская кружка, он наливал ее, когда сидел "на Маркони", то есть на ключе и в "лопухах". В нее вмещался почти литр.

- Сейчас они говорят, что насекомые не дали. Но, помоему, это ерунда.

- Ерунда, - согласился Ростик. - Они и не пытались. Скоты! ..

Восклицание вырвалось у него, когда он представил себе трудности, с которыми приходилось сталкиваться людям -здесь, в тылу. Сейчас они казались ему более сложными, чем там, на водонапорной башне. Маму это словцо покоробило. - Ты чего такой злой?

- Подумал о наших начальниках. Из-за них все может попросту развалиться. Не помнишь, кто сказал, что войну выигрывают на передовой, а проигрывают в тылу?

Мама тонко улыбнулась, села, налила себе тарелку борща. Как всегда, очень мало, три половника. Только сейчас Ростик понял, что она не ела, просто смотрела на него. - Почему? - вопрос был не лучший.

- Не хотела отвлекаться. Так приятно было тебя кормить, - объяснила она. Потом принялась аккуратно, поженски, орудовать ложкой. - Как наши? спросил Ростик. - Я имею в виду - все. Мама поняла, он мог бы и не пояснять.

- У Кима две сестры и мать погибли, рыли окопы, прорвались богомолы. Всех убили своими ручищами... Они острые, как ножи, ну да ты знаешь, Ростик кивнул, знал, и очень хорошо, к несчастью. - Я там была часа через два, после прорыва. Убитых грузили в телеги, это выглядело хуже бомбардировки. - Она кончила борщ, взялась за картошку. - Пестель сидит, не вылезая, на биостанции Они там препарируют трупы насекомых, ищут биологических врагов Похоже, поблизости их нет.

- В самом деле? Может... - Ростик подумал, что при решении этой проблемы мог бы пригодиться его новоприобретенный дар ясновидения, но уточнять не стал. Просто обо рвал себя. - Что еще? - Пока они предложили одну очень толковую идею

перемалывать цветных кузнечиков, тех, что удается убить у периметра, и кормить коров, свиней. То есть делать комбикорм. Говорят, коровам нравится, да и людям... Я слышала, это даже вкусно.

Ростик представил себе шашлык из цветного кузнеца, которого только что застрелил из самострела.

- У нас так не делают. Да я бы, может, и не дал - от одной мысли тошнить начинает.

- У вас еще не видели взрослого мужчину весом в сорок восемь килограммов. Дай бог, никогда и не увидите. - Она отставила пустую тарелку. Должно быть, эта тема была ей со всем не безразлична. Она продолжила ее, словно давно уже пыталась доказать что-то, но ее не слушали, а она не могла отказаться от своих доводов. - В Сахаре, когда наступает голод, едят даже тараканов. Придется - и мы будем есть. Мо жет, даже уже...

Внезапно в дверь раздалось несколько глухих ударов, потом дверь раскрылась, и в квартиру ввалился Пестель. Он сразу заорал:

- Слышал, ты приехал. Бросился к тебе. Ты у нас, говорят, стал совсем легионер!

Ростик похлопал друга по плечам, по спине, но от его слов немного опешил. - Что это значит - легионер? Это хорошо или плохо?

- Все ваши, из окопов, теперь такие доспехи носят, как римские легионеры. Должно быть, это случайно получилось, но уж очень похоже Да и щиты эти...

- Щиты у нас овальные, у легионеров, кажется, были прямоугольные, чтобы биться фалангой.

- Я тоже заметила, когда он вошел, - улыбнулась мама. - Прямо как воин с картинки. Только не думала, что от них так... пахнет. Понимаете, картинки запах не передают. Георгий, вы будете компот?

Пестель посмотрел на кружку блестящими глазами, потом все-таки отвел их в сторону.

- Не-а, нас на станции отменно кормят. Да и возможность питаться лучше, чем у других, все-таки почти мясо сами разделываем...

- Мам, налей ему. Он путает компот с ужином, обязательно его нужно подкрепить.

Потом, когда Пестель поднял голову над кружкой, облизываясь, Ростик улыбнулся. - Не говори ничего, я знаю - какие новости?

Пестель кивнул и снова углубился в кружку. Ростик, которому эта жадность уже была забавна, поскольку сам он переживал изумительный миг полного покоя и совершенной сытости, стал рассказывать. Закончил он так: Все-таки, почему тебя не оказалось на лекции?

- Я там был, вот только сидел Не на начальственных местах. Специально со станции сегодня удрал, а так бы...

Они замолчали. Основное было сказано. Почему-то Ростик больше всего переживал, что в его рассказе прорвалось столько горечи, столько возмущения неправильными и бессмысленными действиями руководства, создавшими заведомо проигрышную ситуацию. Но самое главное - его бесило нежелание вождей города понять, что теперь уже никогда не будет как прежде и следовало придумывать новую тактику, строить новые отношения с этим миром, и даже с насекомыми.

Пестель, кажется, это понял. Он сидел и ждал, пока Ростик поутихнет. Мама, которая даже расхаживать стала по кухне от напряжения, тоже стала успокаиваться. Нужно было бы, подумал Ростик, уйти с Пестелем на лавочку. Она бы не услышала многого из того, что у нас происходит. Впрочем, она не бухгалтер какой-нибудь, а врач. Ее подробностями не травмируешь, по крайней мере, не слишком... Чтобы сменить тему, он быстро спросил: - А вы что нашли на своей биостанции?

- Только одно - скорее всего на холоде они не засыпают, - твердо сказал Пестель. - И еще очень любопытное открытие было доказано буквально на днях - их становится больше. Понимаешь, - он даже слегка порозовел от возбуждения, - это какая-fo биосистема, которая может регулировать продуктивность. Конечно, сейчас она перенапряжена, но они могут в крайнем случае питаться трупами И размножаются все быстрее. Должно быть, потому что рассчитывают не на нормальный рабочий цикл каждой особи, от рождения до естественной смерти, а на искусственную - смерть от людей в бою. - Пестель подумал, прежде чем пояснил. - Это предполагает солдат и рабочих в гораздо больших количествах, чем обычно. Если учесть, что они, как нормальные насекомые, вылезают из своих яиц почти взрослыми особями Вывод напрашивается сам собой - при сложившемся противостоянии они задавят нас скоростью воспроизводства.

- Я думал о том же в последнее время и почему-то даже в тех же выражениях, - признался Ростик. - Идею о коллективном разуме Роя не прорабатываете?

- Совершенно верно, - Пестель был доволен, что их мнения не расходятся. - Начинаем прорабатывать, только назы ваем это не Роем, а муравейником. Исходная посылка звучит так - наш Боловск попросту наступил на этот муравейник при Переносе.

- Нет, не наступили, все-таки чуть-чуть да промахнулись, но находились они, конечно, недалеко... И они не сразу с нами драться принялись, можно было бы попытаться найти с ними общий язык...

- Первую биостанцию они разгромили в первый же день, - напомнил Пестель.

- Они там убили не всех, - вмешалась мама. - Трое раз норабочих остались живы, хотя... В общем, мы пришли к вы воду, что дело было в сильном запахе спирта.

Ростик внимательно посмотрел ей в глаза. Он не знал об этом. Но зависимость запаха и безопасности разнорабочих сразу понял.

- Вот именно. Ребята поддали, и их не тронули. Все дело в попытке обозначить себя или оградить запахом. Уж не знаю каким - спиртом или перегаром. А наши козлы все восприняли как национальное унижение и приказали взяться за оружие...

Пестель даже про ягоды забыл. Он поднял погрустневшие глаза.

- Подумать страшно. Всех смертей можно было бы избе жать, если бы... И начальство располагало этой информацией сразу. Да если бы я об этом узнал или кто-то из наших ученых! .. - Он провел рукой по лицу, пальцы его дрожали. - Может, еще не поздно?

Чтобы отвлечь друга от мысли об упущенном мирном разрешении ситуации с насекомыми, Ростик рассказал ему о странных видениях, которые его посещали. И особенно подробно поведал о новых типах бойцов, вооружении и осадной технике, которые применяли насекомые. Каким-то косвенным образом это доказывало, что на уловки с запахом кузнечики теперь не клюнут.

Пестель даже расстроился, когда понял, что теперь речь идет не только о репродуктивном превосходстве, но и о технологическом. А маму встревожили состояния прозрений. Она призналась, что признаки весьма информативного галлюцинирования случались и с другими жителями города, но за ними Дондиком установлен довольно плотный надзор. В конце своей речи она пробормотала:

- Это тоже нужно диагностировать, выявлять лечение. Может быть, использовать психотропные препараты... - Она задумалась, стала мыть посуду, а потом ушла в большую комнату. Как подозревал Ростик, ей хотелось немного рас слабиться перед сном. - Еще нас здорово смутило, что у насекомых появились червеобразные, - продолжил Пестель. - Помнишь, мы ви дели их, когда ездили с Дондиком в Чужой город? Кажется, они их используют, как иностранных мастеров при Петре.

Этого Ростик не знал, но сейчас у него появилась идея, и чем дольше он думал, тем убедительнее она ему казалась.

-- Или как прообраз для собственных умельцев более высокого класса. Которые их матка выведет в соответствии с... Внезапно Пестель высказался:

- Слушай, если у них и вправду есть матка, тогда, может, пробиться к ней и сжечь ее к чертовой бабушке?

Пестель снял очки, потер тонкими, исхудавшими, но очень чистыми пальцами глаза.

- Ты опоздал с этим предложением, - веско отозвался Ростик. - Я убежден, что теперь маток несколько, и гибель одной или даже пары ничего не даст. Нужно было пробовать раньше, еще в июле.

Тогда Пестель, гениальный друг и биолог, работающий над изучением противника почти четыре месяца, развел руками и спросил: - Что же тогда делать?

- Хотел бы я знать ответ на этот вопрос, - признался Ростик. - Пусть даже в этом и будет замешано непонятно откуда взявшееся всезнание.

Глава 24

Наутро началась зима. Ростик вышел на двор и поразился спокойствию мягких, огромных хлопьев снега, которые сыпались с низкого, бессолнечного неба. Снег, должно быть, падал всю ночь, потому что иные ветви деревьев уже стали сгибаться под его тяжестью.

Мама ушла, она только разожгла печь, оставив сбоку вчерашний борщ, от которого немного осталось, и небольшую кастрюльку с макаронами по-флотски. Она вбухала в нее почти целую банку тушенки из тех, которые в свое время невесть откуда целыми ящиками привозил отец и складывал в погреб. Ростик едва подавил в себе желание сожрать эту кастрюлю сразу и полностью. Но справился только с половиной.

Собирая на стол, он и обнаружил мамину записку. Она сообщала, что насекомые прорвались в Квелищево, устроили там пожар, попытались сжечь конезавод. И за ней зашли, потому что много лошадей пострадало. Наверное, пострадали не только лошади, но об этом она не написала ни строчки.

Одевшись потеплее и с удивлением обнаружив, что его обычная зимняя одежда стала какой-то тесной и неправильной, он вышел из дома. Искать замок он даже не пытался, просто задвинул деревянную щеколду, которая долж'на была показать, что дома никого нет, и вышел на улицу.

Нет, что ни говори, а такого плотного снега на Земле никогда не было. Шагая в центр, Ростик поглядывал на небо. Привычная серая пелена теперь сделалась более разнообразной, в ней появились разводы, образованные снежными вихрями, зарядами бурана. Впрочем, нет, настоящего бурана не было. Воздух тут был слишком тонок. По этой же причине в Полдневье и ветра настоящего никогда не бывало. Ростик подозревал, что и море тут, когда они до него доберутся, будет спокойным, вялым, без приливов и мелким, очень мелким. Может, метров десять, может, и того меньше. Жаль, забыл вчера спросить Перегуду: что он об этом думает?

В городе в последнее время всегда было на удивление тихо - не тарахтели моторы машин, не звенели трамваи. Но снег вообще сделал все Полдневье бесшумным, почти умиротворенным. Идти было приятно. Ростик подумал, если бы не угроза неминуемой всеобщей гибели от голода и насекомых, тут можно было бы вполне счастливо жить... Вот только отца иногда очень не хватало.

Потом снегопад прекратился, и солнце, пробивая лучами мутные, снежные тучи, появилось на своем обычном месте - строго над головой.

Прямо на перилах университетского филиала сидели нахохленные воробьи. Вот они-то пострадали совершенно зря, могли бы и на Земле остаться. Гардероб не работал, людей в здании почти не было. Ростик сразу пошел в библиотеку. Рая Кошеварова была одна и встретила его с распростертыми объятиями. Она заставила его скинуть пальтишко, поставила чайник на устроенную в центре читального зала буржуйку. Чай, конечно, был не настоящий, а какой-то липовый, но ее радушие и удовольствие принимать гостя заменило все остальное. Обменявшись десятком фраз, он спросил главное, из-за чего пришел:

- Рай, где Люба? Я смотрел на их дом, у них даже ставни закрыты. Рая погрустнела, но ответила уверенно:

- Она работает на аэродроме с Кимом. Они там все собираются запустить какой-то самолет. Он почему-то еще не взлетел, но уже падает.

Как всем и всюду, Рае хотелось послушать новости. Поэтому Ростик рассказал ей кое-что о заводе, о последних боях.

Когда чай кончился и он поднялся, раздумывая, как бы ему сподручнее добраться до аэродрома, в читальный зал вдруг вошел Рымолов.

Он был таким же, как тогда, когда они познакомились в обсерватории. И узнал Ростика сразу же. Создавалось впечатление, что профессор даже специально зашел сюда, чтобы поймать его. Подозрения лишь усилились, когда Рымолов заметно обрадовался, осознав, что Ростик собирается уходить. Ростислав, не заглянете ли ко мне в кабинет?

- Загляну, - согласился заинтригованный Ростик, - если вы будете обращаться ко мне, как все остальные, - на ты.

В кабинете у Рымолова оказалось довольно уютно. Главным образом потому, что было много книг и очень большие окна выходили на заснеженный теперь садик позади главного учебного корпуса. Не дожидаясь расспросов, Рымолов стал пояснять:

- В помещении политеха теперь, как вы знаете, находится главный госпиталь. Вот мне и пришлось перебазироваться... Тем более что тут свободных кабинетов оказалось в избытке. - Он с довольным видом огляделся. - Не могу без рабо чего места, это дисциплинирует.

Ростик отошел от окна, сел. На столе Рымолова, как ни странно, лежали листы грубой серовато-коричневой бумаги, которые они уволокли из завода зеленокожих. Это была та самая схема, с устройством непонятной механической черепахи. Впрочем, Рымолов не стал распространяться, почему этот лист тут оказался. - Ох, простите, - извинился он. - Чаю?

Ростик отказался, он только что напился у Раи. Это Рымолова вполне устроило, он не хотел терять время. Своим мягким, интеллигентным голосом он принялся расспрашивать Ростика о последних его приключениях, а потом вдруг предложил:

- Может, тебе лучше перейти к нам? Сформировано спец подразделение при наших научных группах, вот только люди там должны служить с вполне научной любознательностью, а таких нелегко найти. Я попрошу Дондика, он сейчас к нам хорошо относится, наверняка не откажет.

- Вы с ним общаетесь? - Ростик посмотрел на седоволо сого профессора с интересом. - После... Того, что с вами не когда произошло? Рымолов все сразу понял.

- Ты думаешь, после лагерей у меня отвращение к голубым погонам? - Он потер тонкие, сухонькие ручки. - У меня отвращение к людям определенного типа. А он - почти нормальный. Может, еще станет совершенно нормальным и даже лучше, чем мы с тобой. Ростик вспомнил все, что выслушал вчера и сегодня утром.

- Скорее всего, нет, профессор, не станет. Скорее всего, голодные насекомые обглодают наши косточки.

Эта картина настроение Рымолова никак не изменила. Может быть, он знает что-то, что его обнадеживает, спросил себя Ростик.

- О том и речь, - сказал Рымолов. - Положение у нас тяжелое, и нам нужен кто-то, кто уже знает, где не следует до пускать ошибки. - Где же мы такого человека найдем?

Не человека, а целый город. Помнишь триффидов? Ты еще о них рассказывал мне и Перегуде? - Кого? - спросил Ростик.

Подумав мгновение или просто вспоминая, где у него что лежит, Рымолов полез на верхнюю полку одного из шкафов и снял довольно-таки потрепанную английскую книжку с зелеными трехногами на бумажной обложке.

- Вот эта книга называется "День триффидов". Последнее слово в переводе означает - трехноги. Похожи на наших приятелей из того города, верно? - Рымолов с удовольстви ем погладил книжицу. - Отменный роман, жаль, ты не чита ешь по-английски.

Ростик взял у него из рук слабую, хрупкую книжицу. Она была издана в Лондоне, фамилия автора ему ничего не говорила. - Это про нас? - Нет, конечно, тут все - фантастика. Но кое в чем похоже. Английский, романы... Как-то все это стало неактуально, решил Ростик. А потому следовало упростить ситуацию. - Конкретно, профессор, что вы предлагаете?

- Я предлагаю, - Рымолов посмотрел на Ростика зоркими, очень спокойными глазами, - снарядить к триффидам посольство. И включить тебя в его состав. Как охранника и специалиста по нашему противнику, то есть по насекомым.

Ростик подумал. О такой возможности он ни разу даже не задумывался. А должен был, идея могла оказаться выигрышной. В самом деле, триффиды, или как их там, знали что-то такое, что делало нападение на их город невозможным. Этому секрету они могли научить и людей. - Вы думаете, они пойдут на переговоры?

- Что они теряют? - спросил Рымолов. Логики в его от вете не было ни на грош, но он звучал в какой-то мере убедительно.

- А если?.. - начал было Ростик, но докончить не успел.

- Если потребуется создать небольшое давление на воз можного союзника, тогда вы расскажете им, что их воин ственные восставшие червяки договорились с насекомыми и, похоже, те помогают им. А это значит, у нас с триффидами есть общий враг. Это уже что-то. - Рымолов не спускал с лица Ростика глаз. В них мелькнуло что-то отцовское, может, затаенная усмешка? Ну, так как, поедешь?

Ростик набрал побольше воздуха в легкие, потом разом выдохнул: - Вы еще спрашиваете?

Часть V

Саранча Полдневья

Глава 25

Подготовка, против ожиданий Ростика, заняла почти две недели. Это были не очень даже хлопотные две недели. Он просто приходил в здание райкома, слонялся по коридорам, иногда заходил в другое крыло, к Дондику. Если тот бывал на месте, он всегда информировал Ростика о том, как идут дела по отправке посольства в Чужой город. Если его не бывало, Ростик обедал в столовой, потому что пропуск давал ему такое право, и шел в здание универа. Тут его встречал Рымолов.

Вот профессор был нетерпелив. Он хотел провернуть отправку побыстрее, и едва Ростик докладывал ему последние новости, которые, как правило, не очень отличались от вчерашних, начинал писать раздраженные записки.

В начале третьей недели энтузиазм Ростика сменился вдруг, в одночасье, глубоким презрением ко всей советской бюрократической машине. Раньше у него были хоть какие-то надежды, теперь они развеялись в пух. Получилось так потому, что Дондик радостно сообщил: - Кажется, все в порядке. Мы нашли тебе шофера. - Кого? - спросил Ростик.

- Помнишь, с нами в город на БМП ездил, по фамилии Чернобров? Отлично помню. - Вот его.

Рост набрал побольше воздуха, появилась у него такая привычка, чтобы не злиться или, наоборот, не дать вырваться на волю эмоциям.

- И это все, чего я добился за три недели хождения из кабинета в кабинет? - Разве три? - Дондик почесал нос, полистал настольный

календарь. - М-да, в самом деле, больше двух. - Он постучал карандашом по столу. - Погоди-ка. И исчез на полчаса.

Ростик постоял, походил, посмотрел в окно, взял какой-то том комментариев к непонятному закону, изорванный, очевидно, для растопки очень аккуратной буржуйки, которую Ростик еще в первую неделю своего хождения сюда обнаружил в маленькой, незаметной комнатке за кабинетом. Еще там стояла кровать с пружинным матрацем, висело несколько полотенец и пара шинелей. На одной были погоны голубого цвета, на другой - милиционерские.

Потом дверь распахнулась и в комнату влетел Дондик. За ним плелся высокий, совершенно блеклый и невыразительный солдатик с голубыми погонами на плечах и с карабином в руке. - Вот он еще с тобой поедет, - пророкотал капитан.

- Как со мной? Мы же ждем, когда утвердят фигуру главного посла. Я всего лишь наблюдатель и... - Ростик не знал, как закончить.

- Теперь ты назначен старшим и можешь отправляться хоть сегодня. Найдешь машину в гараже, там Чернобров иг рает, поди, в козла с другими шоферами.

Тогда Ростик и понял, что система заслуживает только презрения. И даже воевать с ней - нелепо, просто потому что война с ней недостойна сил здорового, нормального человека. Жаль, думал Ростик, что я об этом раньше не догадывался. Я бы сюда ни ногой...

- Ну, нет, - сказал он вдруг, вероятно, под влиянием последних своих соображений. - Я один не поеду. Если что-то пойдет не так... Я требую еще одного человека. Да так и солиднее выйдет.

- Хорошо, - легко согласился капитан. Кажется, он был даже доволен, что Ростик начал торговаться. - Сделаем, что в наших силах.

- В ваших, - заверил Ростик. - Мне нужен секретарь и свидетель. На эту роль я предлагаю... - У Ростика было не сколько кандидатур, но все они были весьма занятыми людьми. И лишь одного человека, по его мнению, можно было без ущерба для города взять с собой. - Эдика из "Известки".

Дондик кивнул и послал своего солдатика, чтобы журналиста отыскали и доставили к нему хоть из-под земли. Тем временем Ростик отправился общаться с Чернобровом. Тот в самом деле бездельно сидел за столом в райкомовском гараже, но не играл в козла, а лениво раскладывал пасьянс. Узнав, что завтра после завтрака они, наконец, тронутся, он даже раскраснелся от удовольствия, смел карты и пророкотал на весь полупустой бокс: - Вообще-то, у меня все готово.

Так и оказалось. Ростик, Эдик, голубопогонник, которого бойкий на язык Чернобров сразу стал называть "голуба", сам Чернобров собрались у БМП почти затемно. Паек на два дня был им уже приготовлен, его принес Голуба.

Они открыли ворота, показали охранникам какие-то бумаги и поехали. Пронеслись по стылому, голубому от ночного мороза городу, распугивая привыкших неторопливо расчищать тротуары дворников и демонстративно забывающих о проезжей части, и выскочили к Бобырям, почти в то самое место, откуда начинали свой путь прошлый раз.

Тут пришлось подождать, потому что растаскивать вмерзшие в красно-черную землю заграждения оказалось сложнее, чем летом. Но ребята из окопов справились с этим не в пример лучше, чем в прошлый раз. Хотя бы потому что научились обращаться со щитами, научились держать сплошной строй, а когда насекомые пальнули из одинокой тут катапульты, хладнокровно пропустили снаряд мимо.

Потом БМП поехала вперед, и Ростику стало ясно, что дорога легкой не будет. Колеса, хотя они и были приспособлены практически к любому бездорожью, проваливались чуть не до оси, буксовали, а время от времени начинали дико расшвыривать снег, тщетно пытаясь сдвинуть машину с места.

Первый раз это произошло, когда они еще не вышли с позиции насекомых. Голуба, укутанный в зимнюю шапку и тулуп, принялся бодро крутить турель крупнокалиберного пулемета, поливая все подряд свинцом, пока Ростик попросил erq этого не делать. На что Голуба всунул голову в кабину: Почему? Это ж враги!

- Много мажешь, - откомментировал Ростик. - А патроны еще пригодятся.

Голуба вздумал было обидеться, но потом вал насекомых стал сплошным, Ростик сам вылез из уютного тепла переднего пассажирского сиденья, встал за турель и принялся бить короткими очередями - по две-три пули, не больше, и в самые плотные скопления атакующих богомолов и кузнечиков. Посмотрев на эту работу, Чернобров головой покрутил и тут же перекрестил Голубу в Голубца. Да и сам солдатик присмирел.

Выбравшись на снежную целину, машина пошла ровнее. Должно быть, простор и относительно ровная поверхность ее устраивала больше, чем изрытая воронками, перемешанная ногами и лапами в результате бесчисленных атак и контратак линия фронта.

Вспомнив прошлую поездку, Ростик попросил Черноброва не очень торопиться, но безрезультатно. Не проехали они и трех километров, как тот чуть не по борт влетел в замерзшее, мелкое, невидимое под снегом озерцо. Когда они все-таки выбрались из него, заякорившись тросом на встроенной в машину лебедке к соседнему огромному, почти земному дубу, водила тоже поутих.

Эдик, замерзнув в своем не очень подходящем для поездок в открытом кузове пальтишке, втиснулся в кабину, и, увидев его сизый армянский нос, Ростик над ним, конечно, сжалился. Они так и просидели почти до конца дороги, наполодину в кресле, наполовину друг на друге. Зато так было теплее и веселее. Вконец поголубевшему Голубцу сзади никто уже погреться в кабине не предложил, потому что длинный тулуп должен был сохранить его от любого ветра и мороза. Если этот недотепа сумел замерзнуть в такой роскошной экипировке, то сам был виноват. Общее мнение и донес до сведений голубопогонника Чернобров, не стесняясь затравленного взгляда и кислой рожи собеседника.

Потом они подъехали к городу. Тут начиналась работа Ростика, но как за нее взяться, он не знал. К тому же ему показалось странным, что их не попытались атаковать дикие червеобразные, которых в прошлый раз около города, да и в самом городе оказалось немало.

Так или иначе, Ростик выскочил из машины, разминая ноги, присел, покрутил головой, как и прошлый раз, не обнаружил никакой стражи на стенах у ворот, открыл их и предложил Черноброву въехать.

- Вот сожгут они наш транспорт, будет у нас и дружелю бие, и мир во всем мире, - отозвался Чернобров. - Учти, командир, я эти ворота протаранить не смогу...

- Зато от диких червеобразных, что болтаются вне города, будете закрыты, - ответил Ростик, и это убедило всех.

Оставив у машины водителя и Голубца, Ростик с Эдиком, поплотнее запахнувшим свое пальтишко, потащились узкими улицами к центру. Но уже через пару поворотов Ростику стало ясно, что вид засыпанного снежком города существенно отличается от прокаленного солнцем лабиринта, который, как ему показалось, он успел понять прошлый раз. В общем, они заблудились.

Тогда пошли назад. Благо на снегу остались отпечатки их ног. Разглядывая эти отпечатки и постепенно накапливая свой обычный энтузиазм, Эдик спросил: 132

- А все-таки, как мы будем устанавливать с ними контакт? - Поднимем вверх руки и пойдем потихоньку навстречу. - А они поймут?

Эхо его слов прокатилось по тесной улочке. Ростик усмехнулся. - Скоро узнаем.

Они вышли на довольно широкую улицу, и Ростик решил пойти в том направлении, где они еще не блуждали. Попытка оказалась успешной, через пару-тройку поворотов они нашли первые развалины. На глаз было видно, что их стало больше, чем в июле, это значило, что гражданская война длилась тут еще не один месяц после того, как люди уехали. Развалины позволили найти и библиотеку.

- А почему ты решил, что их нужно искать именно тут? - спросил Эдик. Ничего я не решил, я пробую.

Они спустились по лестнице в тот зал, где нашли склад глиняных табличек, прошли по темным коридорам, и вдруг Ростик почувствовал впереди какое-то движение. Почиркав кресалом, он выбил искры на приготовленный факел, и когда все вокруг осветилось довольно-таки дымным мерцающим светом, разобрал впереди неясные тени. Где-то сбоку раздавались осторожные шорохи. - Вот они, - шепотом произнес Эдик.

Ростик, ослепнув от искр, ничего не увидел, но быстро спросил: Зеленые или... - Зеленые.

- Тогда так. - Ростик воткнул в трещину пола факел, вы тащил из кофра, который волок на плече, довольно толстый половик, специально выпрошенный у мамы, расстелил его, сел и поднял руки. - А ты отойди пока к стене. У меня нет для тебя второго ковра.

Эдик отошел. Постоял. Ничего не происходило. Тогда он не выдержал и стал разговаривать. Его голос отдавался вокруг глухим эхом: - А зачем эта штука тут... Я хочу сказать - коврик?

- Так делали индейцы. Это общий знак миролюбия, него товности к бою. Думаешь, поможет?

Ростик не был ни в чем уверен, но ему хотелось верить, что он не ошибается. Поэтому он не стал отвечать, опустил руки, чтобы они немного отдохнули, а потом снова поднял их. Так Длилось довольно долго. У него даже зад задеревенел, а ноги над ботинками стали холодными, как камни под половиком. По-прежнему ничего не происходило.

- Они не появятся, - уверенно сказал Эдик. - Нужно идти дальше.

Отчаяние в душе Ростика стало почти невыносимым. Вдруг впереди послышались осторожные, шаркающие шаги, и в круге света, мягко, словно качание тростника в утреннем тумане, появился зеленый. Он был очень высок. И на него были накинуты широкие, длинные, почти до пола, серые или серо-зеленые куски ткани. Он подошел к Ростику и медленно согнулся, приблизив свои ужасающие жвала к лицу человека. Потом повернул голову, чтобы один его глаз, который был приспособлен смотреть только вбок, видел Ростика, а другой - Эдика.

- Ну вот, - сказал Ростик. - А ты боялся, что не получится. Встань-ка, чтобы ему было удобнее тебя разглядывать.

Глава 26

Они рассматривали друг друга, человек и зеленокожий, похожий на растение тип, у которого не было век на глазах, чтобы мигать, и даже в морозном воздухе подземелья Ростик вдруг начал ощущать тонкий, почти неуловимый запах горечи, смешанный с какими-то цветами. Пожалуй, это было похоже на жасмин, смешанный... да, смешанный с перцем. От этой мысли Ростику стало смешно, и он хмыкнул. Да так резко, что зеленокожий поежился.

Потом эта зеленая каланча опустилась на корточки, а его ноги под длинными одеяниями согнулись в трех суставах. Он вытянул руку. Ростик опустил руки, они затекли уже до такой степени, что ему показалось, начав рисовать, он не сумеет изобразить даже крестик.

Зеленокожий поднес свою длинную правую руку к половичку Ростика, с интересом потрогал ткань. Потом ткань Ростикова пальто, потом коснулся побелевшей кожи на тыльной стороне запястья его руки. Теперь Ростик поймал себя на том, что слегка вздрогнул. Хотя прикосновение это было очень осторожным, даже нежным.

- Здорово, - прошептал от своей стены Эдик. - Что дальше?

Он, похоже, рассматривал все происходящее как экспериментальный спектакль. Что ж, решил Рост, может, зеленокожий так же думает. Бывают же и у них, гм... не очень умные ребята. Хотя этот, кажется, был не из них.

Тогда он вытянул свою правую руку, взял замершую, безвольную ладонь зеленого, кстати, довольно удобную для пожатия, и сжал ее несильным, очень осторожным жестом. И тогда случилось необычное. Зеленый рассмеялся. Это выглядело странно. Его боковые жвала разошлись, верхняя челюсть поднялась, глаза стали поменьше... Но это определенно была улыбка.

Если, разумеется, не хищный оскал, предвкушение моих телес на вертеле, или на сковородке, или как тут они готовят себе на обед человечину, подумал Ростик. Но шутка не получилась, потому что нужно было заниматься делом. Он и попробовал.

Потыкал себя в грудь пальцем, потом облизнул губы, обращая на них внимание зеленокожего, и раздельно произнес:

- Рост, человек. - Потом еще несколько раз каждое слово в отдельности.

Зеленый вдруг странно опустил и снова выпрямил свой весьма выдающийся нос. Это было странно, что он оказался подвижным... Но на самом-то деле, почему бы нет? - Шир Гощд... Ростик ткнул пальцем в зеленого. - Шир Гошод?

Нос двинулся вправо, потом вернулся назад. Так, это скорее всего жест отрицания, понял посол человечества Ростик.

- Шир Гошод, - показал на себя посол Чужого города, потом указал нижней левой куда-то назад, - Шир Гошод. - Потом он указал куда-то в сторону верха. - Шир Гошод...

- Понятно, это его племя так зовется, - отозвался от стены Эдик.

Ростик метнул в него свирепый взгляд, потом медленно кивнул в знак понимания. Шир Гошоду тоже полагалось знать его мимику. Тогда он вытянул руку и на тонкой пыли подземелья нарисовал, как мог, червеобразного. Зеленый кивнул носом.

- Махри Гошод, - сказал он, теперь уже отчетливо под ражая Ростиковому произношению. Ну, была не была, решил Рост. - Человек Гошод.

Зеленый снова рассмеялся, на этот раз еще менее сдержанно. Его круглые глаза вдруг заволокла тонкая, белесая пленочка, как у птицы. Потом он ткнул пальцем в Ростика и произнес веско: - Челвук. - Ростик, - сказал Ростик. Человек Ростик... Ну, как тебе попроще. - Он слегка повысил голос, выделяя имя: - Рост.

Зеленый потер обе левые руки, выражая, вероятно, сильнейшее возбуждение.

- Рст. - Потом сделал плавный жест, указывая на свое левое плечо, закрытое тогой. - Мырмд.

- А ты говоришь, у них нет личного имени, - сказал Ростик Эдику, хотя тот ничего такого не говорил. Указал паль цем на зеленого и отчетливо произнес: - Марамод?

Шир кивнул. Потом странно, даже с довольным видом, слегка улыбаясь, склонил голову набок. Ростик и Марамод посидели, никто из них теперь ничего не говорил. Наконец, Ростик догадался, что Шир ждет продолжения. Или у него выдержка, как у совы, или такие переговоры тут случаются раз в неделю, решил Ростик.

- Значит, так, - произнес он, хотя мог бы этого и не говорить.

И начал рисовать. Сначала дома, не такие, как стояли в городе Широв, а такие, в каких жили люди. Потом нарисовал окопы с ограждением из колючей проволоки. Чтобы было понятно, он, как на чертеже, сделал кружочек на окопе, на проволоке, и рисовал эти детали чуть в стороне в увеличенном виде. Марамод сидел и смотрел с интересом. Потом поднялся, обошел Ростика и стал смотреть из-за его плеча. Так обоим было удобнее.

А Ростик тем временем нарисовал богомолов, кузнечиков и высоких черепах. Шир Марамод посмотрел на черепаху внимательно, покрутил головой, ткнул в нее пальцем и громко, очень четко произнес: - Гтум.

- Ге... Что? - спросил от стены Эдик. Он, как оказалось, тоже видел все эти художества. - Гатаум, - подсказал Ростик. Шир подтвердил носом. Потом Ростик столкнул две большие стрелки - одну от насекомых, другую со стороны города. Эту он сделал короткой, но толстой. Рядом нарисовал щит, о который сломал две стрелы из самострела насекомых. После этого поднялся со своего половичка, посмотрел на Марамода и поднял брови как можно выше, задавая безмолвный вопрос - понимает ли он?

Шир снова потер обе левые руки одну о другую, вежливо улыбнулся, нарисовал в стороне город со стенами. Он проводил всего одну линию, как правило, замкнутую. Но она разом отражала контур города, домов, даже земли вокруг. Искусство этого зеленокожего было легко и выразительно.

А потом Марамод сделал то, чего Ростик не ожидал. Он указал куда-то на запад, а на своем рисунке изобразил что-то... Это могла быть волна или высокий, растянутый по фронту водоворот... Это могло быть что угодно.

Ростик обвел эту волну пальцем и рядом изобразил вопрос, подсказав его значение мимикой.

- Брм. Брм... - в звучании этого слова сложился и страх, и мука, и ожидание боли.

Марамод покрутил головой, стараясь смотреть и на Рости-ка, и на Эдика. Следующий раз поеду один, решил Ростик, чтобы он смотрел на меня и на рисунок. Так будет вежливей... - Борым?

Он даже не спросил, насколько правильно произносит слово. Он вдруг понял, что с ним происходит что-то необычное. Холодная волна прокатилась по его коже, руки одеревенели, живот скрутил приступ тошноты и боли одновременно, в глазах стало меркнуть. Если бы он не был солдатом, не вылезающим из боев почти полгода, он непременно упал бы. Лишь жесткая, как кираса под солдатским бушлатом, воля заставила его удержаться на ногах.

Голос Эдика, заговорившего от своей стены, вдруг зазвучал далеко и незнакомо, ни одного слова невозможно было понять. Эхо отдавалось над головой, отражалось от стен... Когда Ростик почувствовал, что возвращается в норму, выяснилось, что он по-прежнему смотрит на Шира, на рисунок, который тот продолжал крутить в пыли перед людьми. Теперь Марамод изобразил на волне массу точек. И каждая из этих точек была опасной... Ростик потряс головой. Нет, он больше не видел, что это такое. Хотя ему показалось...

Он разом устал. Ему хотелось сесть в машину и катить в Боловск, где его ждало тепло, отдых, чай. Да, очень хотелось чаю. Но нет... Теперь главное - успеть. Предупредить всех, кто захотел бы его выслушать, что то, чего они опасались ранее, от чего стали закапываться в землю еще летом, движется с запада и для всего города, всей их цивилизации несет неминуемую смерть...

Ростик ткнул пальцем в эту волну и поднял на Марамода взгляд. Даже не напрягшись, он спросил его так, словно мысль была сильнее слов. Потом снова, еще, еще... Потом поймал себя на том, что произносит слова вслух, сначала негромко, потом резче, вдруг он едва не закричал: - Что это?!

Марамод поднялся, отошел в сторону. Ростик сделал ошибку. Он понял это сразу. Кричать не следовало.

Он поднялся на ноги и церемонно, словно японец, согнулся в поясе. Потом снова сел и ткнул пальцем в волну. И поднял взгляд на зеленокожего. Тот был уже непроницаем. Он присел на корточки, словно в любой момент готов был встать.

Парой легких касаний подновил рисунок своего города, но теперь под ним стал пририсовывать какие-то окружности. В одной из них легко, словно это ему ничего не стоило, нарисовал себя и... Ростик не поверил глазам человечка. Сбоку одним касанием он создал еще одного, Ростику не нужно было даже пояснять, что это Эдик.

А потом Марамод изобразил что-то черное сверху, упавшее на город. Город оказался покрыт этим полностью, иные из ручейков этой темной массы пытались проникнуть сквозь землю в подземелье, где сидели фигурки Шира и людей, но очень глубоко не продвинулись. - Брм, - снова сказал Шир.

Ростик встал, сложил свой половик. Отряхнул его, как мог, от пыли.

Отошел на несколько шагов назад, церемонно поклонился, сложив руки ладонями вверх, словно индус. Затем подошел к Марамоду и снова осторожно, чтобы не получилось хуже, пожал ему руку. - Ты чего? - спросил Эдик. Уходим. - ответил Ростик.

- Почему? Все так хорошо получалось! Вам даже удалось найти понимание. Еще немного - и вы бы...

Ростик больше не ждал. Он схватил журналиста за руку и поволок его к выходу. Эдик поупирался для вида, потом зашагал едва ли не быстрее Ростика. Наконец, когда они уже вышли из здания библиотеки, он спросил:

- Что он там нарисовал? Мне показалось... Они нам не угрожали?

- Дело не в нас, - ответил Ростик. - Опасность угрожает городу. - От Широв? Или этих, как их... Махри Гошодов?

- Опасность движется волной, к которой ни те, ни другие не имеют отношения. И нам лучше поторопиться, если мы хотим...

Ростик и сам не знал, как закончить эту фразу. Но он был твердо уверен в одном - сегодня Шир Гошод по имени Марамод попытался предупредить человечество Полдневья о неминуемой гибели, если они не успеют зарыться в землю. И как можно глубже.

Глава 27

Проход в ограждении из колючки растаскивали уже при свете ракет. И Ростику показалось, что народу на этой работе было занято гораздо меньше, чем утром. Он почему-то сразу понял - что-то случилось. Едва он выскочил из машины и посмотрел на лицо молоденького лейтенантика, с которым раньше нигде, кажется, не встречался, как тот строго, как старшему, доложил:

- Прорыв периметра на заводе. Практически они отбили все наши контратаки. Сейчас там...

Он повернулся к заводу. Там то и дело взлетали осветительные ракеты и доносились то редкие, то очень частые выстрелы. Иногда включался даже, как показалось Ростику, крупнокалиберный пулемет.

- Теперь понятно, почему они нам позволили так легко вернуться, пробормотал Ростик, имея в виду насекомых, которые даже не атаковали их при подъезде к городу.

- Все, кого я смог снять из окопов, там, - пояснил лейте нантик.

- Понятно, - согласился Ростик. - Чернобров, поехали в райком. Только скорее.

Он снова залез в машину, и они понеслись. Мысль, что эта самая машина могла бы решить исход боя, а вместо этого Ростик раскатывает на ней по родным улицам, не давала ему покоя. Потом он высадился у знакомого здания, поднялся по лестнице к освещенным окнам. Как ему сейчас показалось, все были на местах. Чтобы не застрять в приемной, они с Эдиком прошли к Дондику. Тот примет их сразу, Ростик в этом не сомневался. Так и оказалось.

Капитан, узнав, что посольство вернулось, провел обоих послов к себе, усадил у низкого, уставленного роскошной консервированной снедью стола, предложил рассказывать. Ростик рассказал, коротко, как только мог. Потом, практически через запятую после своего доклада, спросил: - Что на заводе?

- Ты уже слышал? Там... - капитан посмотрел в темное окно, словно пытался в мрачном, заснеженном, темном го роде за стеклом найти хоть какой-то луч света, - все проиграно, Гринев. Потери таковы, что мы должны теперь неделю мобилизовываться, чтобы попытаться отбить назад наш металл. Этим теперь и вынуждены заниматься...

- Это неправильно, товарищ капитан, - сказал Ростик твердо. Так твердо, как только мог. - Нам нужно закапы ваться и заниматься только этим.

- А как же металл? Ты предлагаешь его бросить? Ростик вздохнул.

- Мы даже не понимаем, зачем он нам нужен. Мы просто деремся за него...

- Как так - не знаем? - подал голос Эдик. - Это наш металл, наш стратегический запас.

- Мы не обратили внимание на то, что воюем с очень простыми существами, они лишены понятия стратегического запаса, им вообще никакой запас не нужен, кроме запаса еды. И тем не менее они вступили с нами в ожесточенную битву, пытаясь выиграть этот самый металл.

- Что это значит? - капитан, прищурившись, посмотрел на Ростика. - Ты узнал там что-то еще, помимо этого... Борыма?

- У меня там было очередное... - Ростик хотел сказать "видение", но потом решил не подрывать веру в свою идею таким ненаучным термином, очередной приступ тошноты. И мне вдруг показалось, что металл нужен именно для того, чтобы защититься от этого борыма. Понимаете? Металл обеспечивает полную защиту от того зла, которое накатывает на нас с запада. И о котором нас предупредил Марамод. - Какую именно защиту? - спросил Дондик.

- Не знаю, просто мне пришло в голову... - Он задумался. - Нет не только металл может спасать. Для защиты Гошоды просто уходят в подземелья. Но для чего-то еще - используют металл. И мы бы могли его использовать, если бы знали... Что и как именно нам грозит. А пока... - Ростик вздохнул. Он устал, но яснее говорить о том, что успел сегодня сделать, у него не получилось. - Пока следует закапываться. Почему-то мне кажется, у нас очень мало времени.

Капитан налил себе чаю, стал его отхлебывать, с удовольствием вдыхая бледно-серый, пахучий пар. Только сейчас Ростик заметил, что, хотя он сидел в бушлате, натянутом на кирасу и отцовскую тельняшку, ему не было жарко в этой комнате. Значит, с топливом стало совсем нехорошо.

- Да мы и так, собственно, закапывались, учитывая прежние... предвидения. Твои в частности, - капитан был спокоен, он думал. Или делал вид, что думает, хотя все уже решил.

- Этого мало. Нужно ускорить именно попытку закопаться, а металл... Им придется пожертвовать, - твердо сказал Ростик. - Иначе мы вообще все проиграем. Все, что у нас есть.

Тишина сгустилась до такой степени, что даже пар, кажется, уже не поднимался из стакана, а стоял мягким, но ощутимым облаком в круге керосиновой лампы под зеленым партийным абажуром.

- Значит, ты считаешь, отвлекать людей на контратаку за вода не следует? А нужно форсировать закапывание. Но как же тогда?..

- Если угроза, о которой сказал Марамод, тотальна, она сметет насекомых, и мы получим назад весь наш металл. Я повторяю - весь, даже тот, который они уже утащили к себе в лагерь.

- А насекомые что же - не соображают? Ты как-то говорил, они почти разумны, а сейчас не чувствуют опасности? - спросил взволнованно Эдик.

Ростик не думал, что журналист так внимательно отнесется к тому дорожному трепу, которым Ростик угостил его сегодня по дороге в Чужой город и обратно. И вот поди ж ты, цитирует его, когда не нужно.

- Я в самом деле не все понимаю в этой ситуации. Но уверен в одном насекомые рискуют. И кажется, понимают, что рискуют. Хотя все еще надеются как-то выпутаться из этой ситуации. А вот успеют ли?.. Но мы рисковать не должны, потому что хуже понимаем ситуацию. Тем более что контратака на завод приведет не только к тем жертвам, которые мы понесем в боях с насекомыми, но и к тем, которые появятся, когда борым... Капитан встал так резко, что Эдик даже вздрогнул.

- Да ладно тебе! Заладил - борым, борым... Что мы знаем об этом борьше? А тут реальная угроза, реальные ценности, которые нужно вернуть! Понимаешь, не выдумки, а все на стоящее, вещественное.

- Я воюю недавно, - проговорил Ростик, вставая, - всего полгода. Но выучил вот что - опасность никогда не бывает вещественной до тех пор, пока не убивает. Я свободен? Капитан вздохнул.

- Погоди. Может, мне удастся уговорить Борщагова тебя принять.

- Не буду я с ним разговаривать, вас-то не могу убедить, а на него только зря время потрачу. Лучше я расскажу Рымолову, и тот, если сочтет нужным...

Дондик поиграл желваками. Потом у него дернулась бровь, кажется, это был нервный тик. - Может, ты и прав. А потом?

- Вернусь, куда прикажете. На завод - пойду штурмовать завод, прикажете закапываться - закопаюсь. Дондик внимательно посмотрел на Ростика.

- Сделаем так. Иди докладывай Рымолову и попробуй убедить его выработать к завтрашнему утру более достойные аргументы твоей правоты, чем приступ тошноты. А потом... Думаю, на заводе тебе делать уже нечего. Если руководство согласится с моим мнением, вывезем мы тебя подальше от города на запад, за кольцо насекомых, и будешь ты, друг лю безный, стеречь свой борым. - Капитан потер руки, стараясь их согреть. - Если дело настолько серьезно, как ты расписы ваешь, лучше позаботимся о своевременном предупрежде нии.

Так и сделали. Рымолов толковал с Ростиком практически всю ночь, даже пришлось рисовать иные из картинок, которые изобразил Марамод, потом профессор согласился со всем, что было проделано в Чужом городе, а в конце даже одобрил предложение Дондика отправить Ростика на запад для отслеживания неведомой опасности. Утром, когда уже все валились с ног от усталости, он переоделся в роскошную, купленную незадолго до Переноса "тройку" и отправился к Борщагову, чтобы убедить руководство не тратить время на проигранную войну за завод.

А Ростик отправился домой, выспался, пообедал и написал записку, чтобы мама не волновалась. Сразу после полудня снова оказался у Рымолова в знакомом, высоком, тесно уставленном разными разностями кабинете. Тот только что вернулся с заседания, был бледен от усталости, но в целом доволен.

- Ты понимаешь, он никак не хотел отступать. Талдычил что-то про сорок первый год, про несдававшихся комму нистов... Прямо зоопарк какой-то! В конце Дондик доказал ему, что отбить завод имеющимися силами мы не можем, а вот укрепляться, как ты подсказал, закапыванием, в самый раз... - Это не я подсказал, а Шир Марамод.

- Ладно, - отмахнулся от него Рымолов совершенно про фессорским жестом, - поправка принимается. Пусть будет Шир. Только этот довод не сыграл никакой роли. Все поче му-то ссылались на тебя... Я, правда, помянул еще других не обычных людей...

- Так это не Дондик серьезно отнесся к нашим "видениям", а вы? удивился Ростик, теперь концы у него вполне сходились. - А я-то думаю, что заставило наших истуканистых...

- Главным образом сработали твои "предвидения", - резковато прервал его Рымолов. - И тебе не сносить головы, если ничего не произойдет.

- Произойдет, - сразу помрачнел Ростик. - Что-то да произойдет.

- И так нехорошо, потому что погибнут люди. И эдак - тебе не на пользу пойдет. Ростик, пожалуй, никто не обвинит тебя в том, что ты не умеешь выбирать опасные приключе ния.

Профессор произнес последнюю фразу с подчеркнутой иронической интонацией. Но в нем было столько интереса, заботы и даже человеческого тепла, что Ростику стало легче - ему верили и о нем по-настоящему, дружески заботились.

Потом все завертелось - подготовка машины, снаряжение людей, получение валенок, тулупов, ватиновых штанов на складе... Пробивание накладных для пищи, солярки, боеприпасов, беготня по складам... Незадолго до полуночи все было готово, даже Чернобров и Голубец, которого вернули на прежнее место, в кузов БМП, за турель крупнокалиберного пулемета, хотя всем было известно, насколько неважно он работает на станкаче. Только Эдика не хватало, но его в этот поход решили не брать.

И наконец, получив список сигнальных знаков, сами ракеты и даже армейскую переносную рацию, пятидесятикило-метровку, которая после доработки в Полдневье иногда пробивала расстояние на тридцать вер'ст, они отбыли

На этот раз ехали не газуя, как это ни было чудно, с Чернобровом-то за баранкой. Плавно и тихо прокатили по заснеженным улицам, мимо знакомых домов с темными окнами и редких костров, разожженных для согрева постовых. Ростик даже спросил: - Чернобров, у тебя зубы, часом, не болят? - Нет, а что? - Почему тогда не газуешь?

Чернобров сдвинул набок шапку, почесал за ухом, потом поправил ее, дернув головой, рассудительно и печально ответил:

- Эх, командир, дело-то какое, может, больше никогда всего этого и не увидим. А прощаться нужно с торжест вом.

Ростик сосредоточился, но ничего впереди не увидел, ни про свою будущность, ни про Черноброва. Но он все равно уверенно заявил: - Еще увидишь, Чернобров. И без всяких приступов ясновидения он знал, что прав.

Глава 28

Глаза у Голубца оказались что надо, он и увидел это раньше всех. А может быть, дело было в том, что как раз была его вахта. Он просто стоял и из Ростикова бинокля рассматривал горизонт. Разумеется, бинокль был привязан бечевой к пулемету, так что можно было очень плавно и ровно осматриваться, не мучаясь дрожью рук от холода или слишком резким биением сердца, как бывает при работе с дальнобойной оптикой.

Чернобров в тот момент спал, Ростик сидел в тепле кабины и жевал, вспоминая, когда же он видел Любаню в последний раз. Выходило, несколько месяцев назад. Хотя что такое месяц? Сколько значит здешний час, минута или неделя? Все тут было слишком наперекосяк, чтобы придавать большое значение новой временной шкале, предложенной Перегудой.

Вдруг дверка в кабину раскрылась и показалась красная, обветренная на морозце физиономия Голубца. - Тут туча, товарищ командир. Ростик перевел на него все еще задумчивые глаза. - Какая туча? - Такая... неопределенная, ответил солдат.

Делать было нечего, Ростик вылез из тепла, и, как всегда бывает, когда выходишь из не очень жаркого помещения на мороз, его пробила дрожь: Он подкрутил окуляры бинокля и сосредоточился.

Да, сплошной вал черного цвета. Невысокий, очень плотный, без просветов. Перекатывается по снежной, белой равнине, которая искрилась бы, если б с утра не висела над головой привычная зимняя хмарь. - Голуба, ты не заметил, она движется? - спросил Ростик.

- Ну, для этого нужно заметить точку на горизонте, потом подождать...

- Я и сам знаю, как это делается, - отозвался Ростик. - Ты движения не заметил?

- Нет, слишком мало времени прошло. Я сразу решил до ложить. - Что ж, тоже правильно.

Ростик заметил небольшую возвышенность, расположенную перед черной волной километрах в трех, если он правильно оценивал расстояние. Подождал, потом еще подождал. Оторвался от бинокля, подышал на руки, помахал в воздухе, чтобы кровь прилила к пальцам. Снова приник к окулярам. Так и есть, холм теперь был раза в два ближе к волне, чем вначале. А ведь прошло меньше местного получаса... Быстро эта штука едет. Прямо несется. Причем своими силами, потому что такого сумасшедшего ветра в Полдневье не бывает. - Голуба, готовь рацию. - Что докладывать?

- Доложи, что строго с запада по новой координатной сетке на город идет вал черного цвета, со скоростью пример но... - Ростик посчитал, километров"пять в час. Есть подозрение, что это и есть угроза, о которой... Которую мы тут сторожим.

Голуба засел за рацию, которую от греха подальше унесли в кабину. Антенну, конечно, вынесли наружу, но все равно ему пришлось крутить ручку почти четверть часа, пока он накопил достаточно энергии, чтобы дать позывные. Уверенности, что его услышали в городе, ни у кого не было, потому что подтверждение приема они не услышали. Ростик слегка разозлился. Конечно, это была реакция на страх перед неизвестностью. Он прикрикнул: Буди Черноброва. Пусть он тебе ручку крутит.

- А чего меня будить? - отозвался ворчливый голос, по казавшийся еще более обиженным на морозе. - Я не сплю вовсе.

- Вот и хорошо, - разом успокоился Ростик. - Все равно скоро поедем. Назад, в город? - спросил Голуба. - Вперед, нужно же посмотреть: что это такое?

Снова зажужжала ручка динамки, снова забормотал что-то в микрофон Голубец. Потом он сдвинул наушники чуть назад и закричал, словно Ростик был глухой: - Они спрашивают: сколько у них времени?

- От нас до черноты этой километров восемьдесят, если не меньше. До темноты осталось часов семь... Скажи, если она ночью движется, то появится под городом завтра поутру. А если не движется, тогда... Скажем, после полудня. - Рос тик никак не мог рассмотреть в бинокль, что же это такое. Скажи, что едем вперед. Возможны перерывы связи, пусть ждут.

Сложились, Чернобров поворчал на застывший на морозе мотор, потом все-таки завелся, покатили на запад. На этот раз ехали неспешно, должно быть, желания лететь в объятия черной кляксы, заливающей весь видимый впереди мир, у водилы не было.

Ехали часов пять, за это время проехали больше половины того расстояния, с которого заметили черноту. Да и сама клякса эта приблизилась километров на тридцать, если не больше. Вот и получилось, что между людьми и тем, что на них наползало, осталось чуть больше пяти километров. Тут уже все было по-другому.

Хотя вокруг еще был чистый снег и солнышко как бы проглянуло через тучу наверху, а в воздухе уже появилось что-то... Ростик попросил остановиться, вышел из машины, огляделся. Да, страх, отчаяние и безмолвное ожидание гибели царило всюду. Это было очень странное чувство, но Ростик был уверен, что ему не кажется, что так и есть, - в воздухе повис кислый, удушающий запах ужаса.

Внезапно откуда-то спереди, от виднеющегося теперь очень близко черного фронта вздулся тонкий, явственно видимый на снежном фоне язык. Он стал вытягиваться вперед, но вдруг изогнулся и стал приближаться. Ростик мог бы поклясться, что это темное щупальце тянется к нему. Именно к нему. Внезапно Чернобров сказал:

- Командир, может, хватит, а? Давай поехали отсюда... подальше! Сейчас.

Ростик ждал. Вот-вот это станет совсем близко. Он поднял бинокль, отвязанный от турели, и попытался понять, что же это... Нет, не понимает. До щупальца, вытянувшегося вперед, как тончайшая, полупрозрачная сеть, осталось километра два. Внезапно щупальце ослабело, повисело почти неподвижно, а потом стало втягиваться назад. Но Ростик знал, вот подкатит черный фронт ближе, и тогда оно дотянется. . - Командир, поехали, к едрене фене, наконец! Внезапно из тучи в снег упало что-то... Вернее, кто-то. Ростик присмотрелся. Так и есть. Сбоку упало что-то еще, такое же точно, как и то, что он видел впереди. Он шагнул к лунке, образовавшейся в пушистом снегу, но тут что-то упало совсем близко, на расстоянии метров десяти. И он рассмотрел...

Это была никакая не черная градина, а что-то живое. Крохотный комок, величиной с мышь-полевку, только с крылышками. Ростик подошел ближе, зверек устал, он лежал, распластавшись на снегу, и крутил головой с непомерно большим ртом, составляющим почти половину его тела. Из невероятно большой для такого существа пасти торчали вверх и вниз две цепкие, темные гребенки зубов В целом зверь был немного похож на летучую мышку .или крысенка, но... Нет, скорее всего это напоминало миниатюрную химеру с собора Парижской Богоматери. Это было не животное, даже не зверь, это был пожиратель всего, что только попадалось на пути. Ростик протянул руку, тотчас в воздухе повис тонкий писк, смешанный с почти змеиным шипением.

Ростик разозлился. Или испугался. Он схватил зверька в перчатку, без жалости сдавил кулак, услышал хруст, пошел к машине. Вдруг прямо из воздуха крохотные химеры стали падать на него, как дождь. Эти были менее усталыми, они еще могли управлять полетом и целили ему в лицо, в глаза, стремились попасть за шиворот...

Чернобров раскрыл дверь и снова что-то заорал. Скорее по жесту, чем на слух, Ростик его понял и побежал. Ворвался в кабину, смяв Голубу, захлопнул за собой дверцу. - Всё, поехали. И как можно быстрее.

Пока Голуба восхищался зверьками, их видом и острыми зубками, пока он снимал запутавшихся в бушлате Ростика летучек, аккуратно раздавливая им головы, Чернобров развернул машину и понесся назад, в сторону города, как угорелый. Успокоившись, Ростик проговорил: - Ты только не заглохни, Чернобров, а не то - каюк.

- Знаю, - буркнул водила и только сильнее надавил на газ.

Странно, сейчас Ростику совсем не хотелось его за это упрекать. Он лишь надеялся, когда туча будет подальше, можно будет ехать помедленнее, потому что провалиться под лед какой-нибудь речки тоже не хотелось бы... Голуба выбрался в кузов, стал неотрывно смотреть назад.

- Сколько же их? - пробормотал он, словно в полусне. Потом наклонился к Ростику и заорал: - Командир, сколько их? Чернобров, зло сверкнув глазами, ответил сквозь зубы:

- Ты такого числа не знаешь, парень. Да и никто не знает, может, только господь... Э-ге, вдруг понял Ростик. Но для верности решил спросить: - Ты крещеный, Чернобров?

- А как же, - ответил, разом успокоившись, водила. - Вот только тут это не помогает.

Ростик еще раз посмотрел на здоровенного мужичину с бровями, закрывающими треть лба и половину висков, и попытался найти еще одного летающего крысенка, который беспрерывно шипел где-то внизу, под ногами. А может, ему это только казалось.

Он хотел было ответить шуткой, чтобы, мол, и сам Чернобров не плошал, но не стал. Что-то ему подсказывало, что плошать Чернобров не собирался. И это наводило на мысли. Внезапно водила, удостоверившись, что Голуба ушел к задней части кузова, проговорил, словно о давно решенном деле: - Вот успокоится маленько все, церковь поставим. - Церковь? - удивился Ростик.

- Эх, молод ты еще, командир, не понимаешь. - Черно бров подумал, решительно вдавливая педаль газа в пол. - А нам еще такое предстоит, что без церкви никак нельзя.

А что, решил Ростик, можно и церковь, только было бы кому ставить.

Глава 29

До конца город так и не успел подготовиться к нападению летающей угрозы, но тех, кто оказался вне укрытия, было немного. И в этом не было вины Ростика.

Едва они оторвались от основной тучи химер, он приказал остановить машину и дал все условленные сигналы о приближающейся опасности. Примерно с полдороги он снова установил связь и вторично передал всю информацию, какой к тому времени располагал.

В город он не спешил. Несмотря на то, что в темноте темные крысята стали почти не видны, он приказал остановить БМП и попробовал следить за приближающейся тучей. Саму тучу они, конечно, проворонили, она вынырнула под утро в пределах прямой досягаемости, до нее оставалось всего-то километра три, максимум пять. Она даже стала выбрасывать щупальца, чтобы дотянуться до людей - новой, свежей пищи.

Но БМП завелась сразу, и разведчики снова ускользнули. На этот раз они рассчитали время атаки крысят на город часа на два после полудня и прямиком отправились докладывать начальству. Доклада не получилось, все сколько-нибудь серьезные командиры уже засели в бункере, устроенном в подвале райкома, и приняли там только Голубца, должно быть, как еще одного пехотинца на случай возможного сражения. Пожав плечами, Ростик приказал Черноброву ставить машину в гараж и отправился к матери. Она обрадовалась, увидев его, и Ростик мигнуть не успел, как оказался в самом большом больничном убежище, устроенном из трех бомбоубежищ, сообщающихся узкими патернами.

Тут имелось немало оборудования, но и много людей. Пожалуй, людей здесь оказалось гораздо больше, чем должно было помещаться по нормам. Но делать нечего, врачи принимали всех, кто сумел до них добрести. Как человека, знающего угрозу лучше других, Ростика послали следить за обстановкой наверху в подобие перископа, устроенного из многоколенчатой трубы. Ростик, напившись крепкого чаю, приник к окулярам и стал наблюдать, смутно чувствуя, что все это неправильно, что ему полагалось бы сейчас носиться по городу и спасать упрямых дураков, которые надеются отсидеться за закрытыми окнами и дверями или в своих деревенских подвалах.

Но зато тут было относительно тепло. Для согрева убежищ запалили три огромные буржуйки, которые не только согревали воздух, но и кипятили воду. Потом кто-то из завхозов больницы, продолжая по привычке распоряжаться, приказал все чужие чайники убрать, а для производства горячей воды разожгли огонь в огромной, литров на двести, нагревательной колонке, и, как оказалось, это было правильно - и воздух прогревался лучше, и чаем могли наделить всех желающих, а не только самых предприимчивых.

Примерно в час дня, когда Ростик уже не видел на площади перед больницей никого, кроме нескольких солдатиков, устало переносящих из ближайшего парка распиленные еще ночью деревья, стали закрывать двери. Их оказалось пять. Около каждой кто-то из здешних начальников поставил охрану, и оставили только один вход, тот самый, где еще носили дрова.

Ростик смотрел, как чумазые, усталые, голодные, даже на вид, ребята работают, и ждал. Почему-то он был уверен, что успеет предупредить их. И лишь потом вдруг понял, что они, в отличие от него, видят обстановку целиком, и следовательно, не он им, а они сами должны понять, что началось. И только он так подумал, как это произошло.

Более всего это походило на выпадение радиоактивного пепла после атомного взрыва, как его расписывали учебники гражданской обороны. И конечно, половина солдат атаку не заметили.

Черная метель закружилась вдруг, заплясала, мигом сделав снег серым, а потом и совсем черным. Деревья обросли черной бахромой, а люди, которые только что шагали, работали, что-то чувствовали, о чем-то рассуждали и думали, вдруг покрылись меняющимися в очертаниях языками полупрозрачного темного пламени. А потом, словно ребята в самом деле попали под струю огнемета, они стали размахивать руками, побежали, отбиваясь от чего-то, что жгло их со всех сторон и от чего не было спасения...

Ростик смотрел, не отрываясь, радуясь, что не может слышать криков, иначе многие ночи просыпался бы от бесконемного кошмара... Но и то, что он видел, могло стать кошмаром. Особенно потому, что легко представлял себе, как вместо кого-нибудь из этих ребят под атаку черной тучи попадает он сам.

Потом искаженные роящимися летучими крысами человеческие фигуры стали падать, и снег вокруг них окрасился кровью. Но и снег все новые и новые клубы крыс покрывали своими телами и высасывали его, чтобы ни одна молекула питательного человеческого вещества не пропала даром.

Когда Ростик не мог больше на это смотреть, он отвалился от окуляров и почувствовал, что по его спине под тельняшкой текут ручьи пота. Он был так напряжен, когда смотрел на смерть людей на площади, что сейчас был способен к разумным действиям не более ребят, что там погибли.

Но ему еще предстояло сделать одно дело. Пошатываясь, он спустился с каменных ступеней, которые вели в вентиляционную камеру, где и был установлен перископ, и потащился мимо разом притихших людей к единственно оставшейся открытой двери. Тут народа было много, были даже врачи. Они пытались оказать помощь десятку покусанных в кровь солдат, которые все-таки сумели добраться до двери.

Несколько прорвавшихся в помещение крыс были уже убиты, а их раздавленные в кровавую кашицу тела заляпали бетонный пол перед входом неопрятными красными пятнами. Ростик глянул в круглое смотровое окошко, проделанное во внутренней двери в переходный тамбур. В тамбуре остались двое, теперь они лишь отдаленно напоминали людей. На них роилась сплошная масса крысят, потому что внешняя дверь осталась открытой.

В углу одну из сестер больницы - крепкую, сильную на вид женщину кто-то пытался привести в чувство нашатырем и валерьянкой. На нее было неприятно смотреть - таким белым было ее лицо, такими безвольными складками кривились ее губы, так бессильно дергались ее руки. Дрожащим голосом, на грани истерики, она объясняла:

- Я пыталась, ждала их, пока могла... Но они... не успели. Почему они побежали не к двери, а вбок? Я хотела даже пой мать одного, втащить...

- Глупости, Таня, - услышал Ростик твердый, знакомый с детства голос, только сейчас в нем не было ни грана тепла и привычной доброты. Попыталась бы - там сейчас лежало бы и твое тело.

Неужели мама и так может? Для Ростика это было открытием. Но на сестру этот голос произвел почти магическое действие. В ее глазах появился признак сознания, губы у нее сжались в узкую полоску, она встала.

- Прошу простить меня, Таисия Васильевна, я действительно... Больше не повторится.

- Вот и хорошо. Ступай в перевязочную, там кто-то от испуга в вену попасть не может, а мы противостолбнячные подкожно себе позволить не можем...

Сестра, как и все остальные люди в белых халатах, ушла. Раненых увели следом за ними, желающих помочь было достаточно. Ростик постоял рядом с теми, кто выбрался из черной метели своими силами.

- Как там было? - спросил он тощего мальчишку едва ли старше пятнадцати лет.

- Как наводнение, - отозвался парень и, смерив оцени вающим взглядом офицерский бушлат Ростика, полученный со склада перед поездкой в Чужой город, отошел к стене.

Делать было нечего, Ростик вернулся к перископу. Желающих сидеть и смотреть на то, что творилось наверху, поначалу было немало. Но потом осталось гораздо меньше. Регулярно у окуляров нес вахту только сам Ростик да еще тот самый пятнадцатилетний, который никому так и не сказал своего имени, отзываясь лишь на кличку Боец.

Прошел этот день, потом еще один, потом дни и ночи стали смазываться, превращаясь в одну общую, очень смутно осознаваемую временную протяженность. От нее в памяти оставались лишь подавленность и беспричинный страх.

Впрочем, страх был не совсем беспричинный. Ростик смотрел на мир, который оказался во власти летающих крыс, с совершенно новым пониманием, с новой, невообразимой ранее точки зрения. Оказалось, крысы способны были грызть практически все, кроме камня, асфальта, стали и упрочненного стекла. Оконное стекло они разбивали, построившись в чуть более плотный, чем обычно, летящий таран. Конечно, передний ряд крыс при этом погибал, расшибившись о прозрачную преграду, но остальные все-таки проникали внутрь и выгрызали в квартирах людей все, что только могли.

Дней через пять Ростик уже знал, что подавляющая часть крысят бывает не больше полевого мышонка, но встречаются и размером с небольшого котенка. Эти были все время очень голодны и пытались жрать своих. Их боялись, но почему-то не убивали. Иногда большие крысы нападали друг на друга, но летали они плохо. Ростику пришло в голову, что в случае долговременного перелета они худеют, а самые неудачливые прямо в полете погибают от голода.

Еще Ростик каким-то образом понял, что кольцо насекомых, опоясавшее Боловск еще летом, то самое, которое люди не смогли ни преодолеть, ни отодвинуть в степь, крысы попросту смяли. Кузнечики, увлеченные своей победой над городом, погибли практически все.

На седьмой день сидения в подземелье стало ясно, что наиболее легкую для себя пищу в городе крысы уже прикончили. Теперь они взялись за деревья, причем кусты сирени, например, сожрали подчистую, даже закапываясь в мерзлую землю, чтобы разыскать корни. Другие крысы выгрызали известку. От этого иные дома, как заметил Ростик, дали трещины. Стало понятно, почему в Старом городе так легко можно было обвалить часть стен. Это было важным открытием, оно подтверждало, что нападение летающих крыс можно пересидеть, раз в свое время с этим справились Гошоды. И не один раз, наверное.

На девятый день Ростик заметил, что от погибших людей не осталось даже костей. Он сходил к тамбуру, где, как он помнил, лежали два солдата, не успевшие закрыть наружную дверь. Тела исчезли, а внешние двери были заперты. Охранники так ловко с этим справились, что никто ничего не заметил.

Впрочем, почти никто и не хотел ничего замечать. Нужно было ждать все так и делали.

Глава 30

Внезапно Ростик почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он оторвался от окуляров и попытался глазами, привыкшими к свету яркого, солнечного полдня наверху, различить, что творится вокруг. Как всегда, сначала ему показалось, что тут стоял полный мрак. Лишь кое-где горели керосиновые лампы да совсем далеко на серой бетонной стене играл отблеск пламени, вырывающегося из печи. Потом он сумел различить тень человека, который рассматривал его метров с пяти.

- Эй, - позвал Ростик, потом понял, что почти кричит, и спросил уже тише: - Кто тут?

Зашуршал бетон под мягкими резиновыми подметками, и к Ростику вышла... Он даже не поверил сначала. - Любаня? Это в самом деле ты?

Тут только до него дошло, что она двигается, стараясь не опираться на правую ногу. А в правой руке отчаянно сжимает костыль. Но ее бледные, потрескавшиеся, словно бы облитые воском губы улыбались. Она ответила сиплым шепотом, от которого у Ростика сжалось сердце: - Точно тебе говорю это я. - Ты жива... Что это значит?

- Я была в полевом госпитале у завода, когда там... Когда насекомые...

Она не договорила. Ростик вскочил с табуретки, поставленной у окуляров, подхватил ее. Освободившееся место тут же занял Боец. Он уже долго ждал своей очереди, подпирая стену. - Где же ты все это время была?

- В первом убежище, с ранеными, - пояснила Любаня своим погасшим, омертвелым шепотом. - А мама мне ничего не сказала. Любаня опять попробовала было улыбнуться. - Ты ее когда последний раз видел?

Ростик честно попытался припомнить. Мама работала так много, выхаживая слабеющих и умирающих людей, что ей и на сон-то времени почти не оставалось. Ему все время казалось нечестным нагружать ее еще и своими разговорами, у него-то все было как раз в порядке, гораздо лучше, чем у других. - Дня три назад? - Ты спрашиваешь или отвечаешь на мой вопрос? Замечание было верное. Он, конечно, спрашивал, и по одному этому можно было судить, что в ответе не уверен.

Они, обнявшись, неторопливо шли мимо грубо сколоченных нар с людьми, которые лежали, сидели, тихонько разговаривали или безучастно смотрели остановившимся взглядом на голые стены вокруг. Еще полгода назад Ростик счел бы тот жест, каким он поддерживал Любаню, неприличным. Но сейчас ему так не казалось. По одному этому он вдруг осознал, насколько изменился за эти месяцы, какими жесткими, суровыми уроками приспосабливало его к себе Пол-дневье.

Внезапно из толпы, сгрудившейся около печи, появилась фигура в белом, испачканном выше всякого разумения, халате. Это была та самая сестра, которая не смогла спасти солдат в день, когда закрыли дверь. - Люба, я же просила тебя не вставать, тебе еще рано. - Татьяна Федоровна, я возвращаюсь в кровать. - Сестра смерила Ростика оценивающим взглядом. Люба заметила это и добавила: - Вот видите, друга детства случайно встретила

- Тоже мне, друг детства, - фыркнула сестра Татьяна Фе доровна. - Это сын Гриневой.

Она повернулась и растворилась в темной толпе. Любаня повернулась к Ростику.

- Ты не думай, она отличная тетка. Но у нее все погибли в сентябре, и она... - Ты с ней тоже на заводе познакомилась?

Любаня оперлась на Ростика сильнее, вероятно, у нее закружилась голова.

- Я со всеми там познакомилась... Кроме тебя - ты ведь остался неуязвимым.

- Да, меня они не задели, - подтвердил Ростик, практи чески уже поднимая Любаню на руки, потому что идти ей было трудно. - Как ты оказалась на заводе?

- Да, - кивнула она головой, повиснув у него на руках, - отнеси меня, сама не могу... Нас перевели с аэродрома, когда на заводе что-то прорвалось. В первую ночь погибла полови на взвода, а днем добили остальных, я одна осталась из отде ления в живых, да и то... Не очень в этом уверена.

Он отнес ее и просидел у кровати, кстати, самой обычной, пружинной больничной кровати, каких в этом отсеке оказалось большинство, весь остаток дня. Туда же ему Татьяна Федоровна вдруг сама, без подсказки или просьбы, принесла ужин и кружку воды.

Ростик обрадовался воде, потому что все последнее время не мог как следует напиться. В первые дни выдавали по три кружки в день, потом осталось только две, и то - одну давали холодную. Потому что дров для печей тоже оставалось все меньше.

Зато еда в этой части была получше, по крайней мере, в пшенке, которой была наполнена его миска, оказалось даже немного жира. Из-за него от каши шел совершенно изумительный аромат, почти похожий на запах настоящего сальца. Ростик и не заметил, как все умял. И лишь тогда до него дошло, что Любаня к еде не прикоснулась. Лишь смотрела на него.

Но оказалось, она не смотрела, она спала. Должно быть, разыскав Ростика, промаршировав через все подземелье, она вконец обессилела и уснула. И укол ей сделали, когда она еще не проснулась. Сестра лишь сменила иголку, да и та выглядела какой-то уродливой, словно ее затачивали об обыкновенный точильный камень, каким наводят, например, косы.

Потом вдруг стало тихо, люди перестали разговаривать. Ростик понял, они чего-то ждут, и оказался прав. Это был обход. Трех врачей с относительно чистыми руками сопровождали сестры. Когда они подошли поближе, Ростик увидел, что знает всех троих, они не раз приходили к ним в гости, а на демонстрациях всегда шли в колонне медиков. Увидев Ростика, один из них, большерукий мрачноватый хирург, поздоровался кивком, а потом скороговоркой произнес:

- Очень скверная рана на ноге, но опасность гангрены, кажется, миновала. Кроме того, дистрофия, словно их там не кормили. . Одна из сестер, стоящих сбоку, вмешалась:

- Я слышала, она всегда отдавала кому-нибудь свою порцию.

Ростик вспомнил последние осенние бои. Ему почему-то и в голову не приходило, что его Любаня, которая и на комаров руки не поднимала, принимала в них участие.

- Ну и глупо, - сказал все тот же хирург. Он сел на кровать Любани, почти на то же место, где только что сидел Ростик, и, заметив, что раненая проснулась, добавил, обращаясь к ней: - Моя дорогая, солдат, какого бы пола он ни был, должен быть здоров, бесчувствен и чист. В противном случае он ни на что не годен. А вы, голубушка, перестарались.

- Я знаю, - ответил Любаня, улыбаясь своими ужасными губами. - Но всему причиной эта рана... - Питались бы нормально, может, и раны не было бы.

В ее глазах сверкнули искры. Ростик понял, что она хорошо знает и любит этого хирурга. Все возможные возражения в его адрес по поводу последних высказываний о бесчувственности мигом улетучились. Если он спасет ее, подумал Ростик, то может говорить все, что вздумается. Хотя... нужно будет маму спросить о нем.

Внезапно в густом, пропитанном испарениями человеческих тел воздухе повис густой звон гонга. Это была тревога. Ростик выскочил из окружения белых халатов, оглядываясь.

По свету факелов прорыв произошел у дальней стены второго подземелья, примерно там, где кто-то из энтузиастов организовал школу для ребятишек. Атака оказалась не очень плотной, крысы прокопали слишком тонкий лаз, по нему могли пробраться только самые маленькие, но они не напали сразу, а стали накапливаться в темноте, чтобы их оказалось побольше,

В том месте, где обнаружили этот лаз, работа кипела уже вовсю. Тысячу-другую крысят быстро замолотили кулаками, свернутыми в жгуты полотенцами, обрезками плотной резины. А вот с трещиной пришлось повозиться. Потому что нужно было ее как следует прочистить, развести цемент с щебенкой, потом затолкать его в обнаруженную щель.

Ростик, наблюдая эту операцию, разговорился со старым каменщиком, который был признан авторитетом в этого рода работах. Он сказал, что крыски прорываются уже третий раз. Но людей тут слишком много, и их обнаруживают быстрее, чем они собираются в опасном количестве. Его соображения сводились к утверждению:

- А вообще-то они уже слабеют. Это самый незначительный из прорывов. Наверное, скоро снимутся и улетят куда нибудь. - Почему вы так думаете? спросил Ростик.

- А ты в свои окуляры разве этого не видишь? - спросил строитель, прищурившись.

Ростик думал примерно так же, но не хотел пока признаваться. Он не торопился, лишь смотрел, оценивал и размышлял. А каменщик закончил так:

- Я думаю, напасть эту мы переоценили. На самом деле не так уж они и страшны.

- Вы бы видели, как они людей заживо обгладывали. И вообще, еще неизвестно, какие потери мы понесли.

- Мы не готовы оказались, а от этого всегда настрадаешься. Следующий раз, если как следует все обмозговать, вообще никто погибнуть не должен. Вашими бы устами, как говорится, - отозвался Ростик.

Возня по ликвидации прорыва продлилась почти до полуночи. Лишь после этого Ростик перешел в тот отсек, где привык ночевать, где постоянно гремели вентиляторы, устроенные из велосипедов, на которых восседали, согласно расписанию, сменные вахты. Неожиданно, как это бывало почти всегда, он встретил маму. Она очень устала, но настроена была общаться. Ростик стал ее расспрашивать о Любане, на что мама только хмыкнула:

- Да с ней уже все в порядке. Вот вначале было скверно, она потеряла много крови, на фоне общей ослабленности это могло привести...

- Что же ты не сказала, раз знала? - запальчиво спросил Ростик.

- Во-первых, я не думала, что это важно до такой степени. Во-вторых, ты все время был какой-то чумовой, я тебя практически не видела, даже тут. А в-третьих, я была уверена, что все обойдется. Понимаешь, там хирурги очень хорошие, еще никого просто так не упустили.

Это словцо Ростик знал с детства. Но лишь сейчас его мрачный, фатальный смысл дошел до него полностью. Но он вспомнил того дядьку, имя которого так и не всплыло у него в сознании, представил бледную улыбку Любани и понемногу стал успокаиваться. - И все-таки, нужно было сказать.

Мама долго-долго смотрела на него задумчивым, усталым взглядом. А потом невнятно, словно только что сообразила что-то, произнесла:

- Ты прав. Оказывается, нужно было.

Часть VI Победа на всех фронтах

Глава 31

Ростик привычно сидел у окуляров, вид на город внушал некоторые надежды. Что-то в саранче изменилось, может быть, она стала беспокойной? Но еще больше изменился сам город - он стал похож на забытое кладбище

Кто-то подергал Ростика за рукав. В первые дни наблюдений он вздрагивал от этих прикосновений, потому что слишком уж внимательно следил за поверхностью, уходил в мир, освещенный зимним солнышком, забывал, что тело его оставалось в темном и зловонном подвале. Теперь он реагировал не так остро, и не потому, что притупились только органы чувств, - притупилось сознание.

Он оторвался от прибора, потер глаза, но тут же получил по рукам, как в детстве:

- Сколько раз я тебя просила - не лезь в глаза немытыми руками.

- Как же их вымоешь, когда воды нет, - попытался он оправдаться. - Вот и не лезь.

Он улыбнулся. Как бы там ни было, а рядом была мама. И где-то тут была Любаня. Ходила она еще плоховато, но доктора утверждали, что на солнышке, да если будет зелень и фрукты, а не поливитамины, она быстро пойдет на поправку. И то хорошо.

- Слушай, с водой очень плохо. Может, отправить кого-нибудь наверх, за снегом? В крайнем случае наберем того, что лежит около тамбура. .

Да, вода... Вода стала проблемой, и едва ли не самой главной. Ее не хватало даже на то, чтобы напоить больных. О том, чтобы вымыть руки или протереть влажными салфетками кого-нибудь во время перевязки, не могло быть и речи. Сознавать это было еще тяжелее оттого, что всего в нескольких шагах, у самого тамбура, лежало чуть ли не целое озеро воды - нужно было лишь подождать, пока растает снег. По-крайней мере так казалось. Хотя, как всегда, видимость не соответствовала настоящему положению вещей.

- Мама, ты же сказала, снег изгажен экскрементами этих летунов, нигде в городе им нельзя пользоваться. - Ну, может быть, для технических целей, кипяченый... На мгновение Ростику стало худо

- Пользоваться бульоном из .. этого. Нет, мама, нужно ждать.

Мама посмотрела в сторону притихших за последние несколько дней людей. Ростик тоже посмотрел Даже шелест детских голосов больше не звучал под темными сводами. Люди теряли энергию, на них надвигалась болезненная, неодолимая апатия. Лишь несколько человек еще боролись с ней. Ростик с гордостью думал, что его мама из тех, кому это удавалось.

- Воды не хватило, чтобы обмыть роженицу. В итоге - сепсис, и она умерла. Это уже четвертая смерть, Ростик. У меня есть подозрение, что через пару дней начнется эпиде мия. Ты представляешь себе эпидемию на таком вот пространстве?

- Нет, мам, не представляю. Но делать нечего, нужно ждать. Мне кажется...

Он хотел было сказать, что в поведении саранчи наметились какие-то изменения, но не стал. Новость стала бы сенсацией, люди поверили бы, что все кончится, и быстро. А если он ошибается, если он попросту принял желаемое за действительное и ничего в ближайшие дни не произойдет? Тогда реакция могла быть чрезмерной.

Во втором отсеке, как говорили, уже были попытки нескольких десятков людей открыть тамбур и выйти на поверхность, пусть даже и погибнуть там под ударами саранчи. Солдаты едва подавили вспышку. Но это не значило, что ее не могло быть еще раз или еще много раз - С едой тоже плохо, - сказала мама.

Ростик провел пальцем по ее точеной, тонкой скуле. Как он любил это строгое, решительное лицо. Как хорошо теперь он знал на нем все оттенки усталости, муки, горя, знал выражение бессилия и жалости к другим людям. К другим - да, но не к себе. Почему она себя так не щадит? Может быть, потому, что знает - никогда уже не увидит отца? Но ведь у нее остался, по крайней мере, он, Ростик. Или этого для нее мало?.. И спросить невозможно.

- Мне сказали, если постараться, то на три ближайших дня еще хватит.

- На три - да. Но я не знаю, что будет потом. У меня есть идея.

- Мама, ты опять? - Ростик смотрел на нее рассержен но. - Неужели для тебя моей просьбы недостаточно?

- Что поделаешь. Я главный медик в этом отсеке, я обяза на думать обо всех этих людях. Об их питании, в том числе Вот я и решила...

Пять дней назад, когда впервые стало ясно, что продукты подходят к концу даже в тех условиях, которые нельзя было назвать иначе, чем контролируемый голод, после очередного прорыва саранчи мама потребовала десяток крысят, препарировала их и съела. Ничего худого с ней не приключилось.

Но Ростик считал, что она сделала это зря. В отсеке было полно других людей, гораздо менее ценных, на которых можно было ставить подобные эксперименты. В конце концов, если нужно, то он мог бы сам... Когда ему сказали, он попытался устроить ей скандал. К сожалению, для настоящего протеста у него осталось слишком мало сил, и он не сумел внушить матери, что не следует делать того, чего не следует делать вообще. И вот она опять, кажется, начала экспериментировать... Теперь прорывы происходили очень часто, несколько раз в день, недостатка в саранче не было. Как он слышал, во втором отсеке кто-то еще, помимо докторов, тоже сварил супец для желающих.

Внезапно он увидел в конце коридора знакомую фигурку. Это была Любаня. Несмотря на палочку в левой руке, к ней возвращалась ее походка. Она шла к ним, здороваясь с кем-то по пути, поправляя одеяла, поглаживая ребятишек по голове. Ее узнавали, ее уже любили тут, ее нельзя было не любить.

Она приходила к Ростику регулярно. На его замечание, что она вполне может переселиться в их отсек, она ответила, что полюбила эти прогулки и не хочет их лишаться. А мама холодновато заметила, что в ее положении такие моционы - главное условие восстановления сил. Так она и расхаживала по всему подземелью, и никому не приходило в голову, что может быть иначе. Привет, - поздоровалась она. - Что сегодня наверху? Ростик опять подавил в себе желание рассказать о своих подозрениях.

- Как всегда - расселись по всему городу, только еще более толстым ковром, чем обычно. И откуда они берутся - сплошная шевелящаяся масса, снега не видно.

_ А может, откроем дверь, - предложила Любаня, - и устроим на них охоту? Поедим хоть вволю... Опять двадцать пять.

- Открыть дверь - не сложно, но возникнет проблема, когда мы попробуем ее закрыть. - Это проблема мужчин, - хмыкнула Любаня. - Мужчин? переспросил он.

Вздохнул, снова потер глаза и стал, прищурившись, осматриваться. Как ни туманны были дальние углы убежища, как ни скверно было освещение, за то время, которое они провели тут, он узнал каждого человека. И разумеется, мог считать.

Итак, в этом помещении находилось около трех тысяч человек, хотя оно не было самым большим из трех больничных убежищ. Но другие были не намного больше, так что разницей, при подсчете на глазок, можно было пренебречь. Из этих трех тысяч - мужиков осталось едва ли четыре сотни человек. При условии, что считались даже мальчишки, вроде Бойца.

Ростик оторопел от неожиданности, когда неожиданно пришел к этим цифрам. Но если этот процент оставить и для других подвалов, разбросанных по городу, то получается...

Получалось очень плохо. Неужели такой кровавой оказалась война, подумал Ростик? Неужели наше положение настолько скверно? А наши отцы-командиры, черт бы их подрал, даже ничего нам не говорят?!

И поневоле в его сознании созрела и утвердилась идея. Командиры - вот о чем теперь он будет думать едва ли не чаще, чем о саранче. Руководство которое вогнало город в гибельный штопор и не сумело спасти людей, которых даже в Полдневье можно было спасти.

Он был уверен, что все можно было сделать лучше - и людей сохранить, и надежду. Стоило только получше подготовиться, хотя бы запасти больше воды.

Глава 32

Утро следующего дня Ростик еще долго вспоминал как один из самых отчаянных моментов своей жизни. По безнадежности, по всеохватности отчаяния это утро оказалось едва ли не самым тяжелым из всех других тяжелых и безрадостных дней, встреченных им в Полдневье, хотя уж в чем, в чем, а в негативных эмоциях тут недостатка не было.

Он уснул, сидя за окулярами, пытаясь смотреть на то, что происходило наверху даже после того, как погасло солнце.

Потом несколько раз просыпался, даже прошелся по подземелью в сторону, где располагались врачи, и нашел маму. Она спала, и он не решился будить ее. И тогда-то почувствовал, что на весь его мир, на все, что делало его личностью и человеком, опустилась непроглядная тьма, сравнимая лишь с той, которая царила наверху.

Он снова сел за прибор, почти тотчас окунувшись в полусон-полубред. Дважды просыпался от каких-то голосов, и лишь потом понимал, что говорил сам, но на разные голоса, словно эстрадный декламатор Совсем под утро появился Боец, который предложил ему подежурить у окуляров, но Ростик отказался. Он хотел увидеть, как его Боловск снова заливает свет утреннего солнца в зените. Как всегда.

Потом стало светлее, с нового востока - он уже и не мог вспомнить, где находился старый, - наползло пятно рассвета. И вдруг, как всегда тут бывало, свет обрушился на все, что он видел. На снег, на бесконечные фестоны зубастой саранчи, на серые стены домов...

Вдруг подул ветер. Это была пурга, самая настоящая, какой здесь Ростик еще не видел. Воздух словно бы ожил, свежий снег возник откуда-то и принялся лупить в его окуляры прекрасными, как на Земле, скрученными косами. Это было так здорово, что он даже сжал зубы, чтобы не давать волю переживаниям.

И тогда произошло самое удивительное С одной ветки полуобглоданного дерева черное облако саранчи взлетело вверх. . Но снова обвалилось на соседнюю ветку. Потом то же самое произошло на другом дереве... Но скоро саранча уже не садилась, она поднималась все выше.

Спустя минут десять вся поверхность, которую Ростик видел перед собой, курилась, выбрасывая вверх, в змеившееся от вихрей пространство темный дым зубастых крысят... И вот уже саранчи в воздухе было больше, чем снежинок. Вот она закрыла собой дома, деревья... Подобное Ростик видел только однажды, в день, когда она прилетела. Это было три недели назад, или больше? Он отвалился от окуляров, нашел взглядом Бойца. - Посмотри, кажется, она снимается.

Он слез с табуретки и пошел по коридору. Ему навстречу мама несла миску похлебки, чтобы покормить его. Несмотря на голод и жажду, Ростик не обратил на миску почти никакого внимания. - Саранча улетает.

Миска в руке мамы задрожала так сильно, что она, испугавшись, что прольет, поставила ее на ближайшую больничную тумбочку.

- Ты уверен?

Ростик кивнул. Мама улыбнулась, потом рассмеялась, схватила Ростика за руки, как в детстве, крутанулась с ним вместе.

- И у меня тоже есть хорошая новость. Ты знаешь, что сегодня первый день весны?

- Весны? - Ростик попытался найти в сознании хоть какой-то счет прожитым в подземелье дням, перевести их в новую шкалу, предложенную на своей знаменитой лекции Перегудой...

- По новому летосчислению сегодня - первое марта. Мы прожили эту зиму. И саранча улетает!

Пока Ростик хлебал свой суп, новость распространилась по подземелью со скоростью лесного пожара. Нашлись даже горячие головы, которые пристали к охране дверей с требованием немедленно их открыть. К счастью, дисциплина солдатиков оказалась на высоте, они и отпихнули дурачков назад, а не то случилась бы беда.

Ждать пришлось долго, даже по мнению Ростика. Лишь незадолго до полудня он посмотрел в окуляры и не нашел никаких признаков саранчи. Только ее помет на снегу, только помертвелые деревья без коры, только дома с разбитыми окнами и свет, слепящий свет весеннего - Ростик готов был это признать - солнца.

Он подготовился. Надел свою кирасу, от тяжести которой совершенно отвык, пристегнул меч, хотя как он мог теперь пригодиться - оставалось только гадать. Нашел самострел, отобранный в боях с кузнечиками, колчан, автомат, подсумок с боеприпасами... Когда подошел к двери, все смотрели ему в спину, словно он был первым космонавтом - не меньше. Его командирские функции в этом отсеке подземелья каким-то образом не вызывали возражения. Их даже не пришлось никому доказывать Он кивнул и буркнул, скрывая волнение:

- Открывай. И закройте сразу же. Вдруг поблизости шальная свора сшивается.

Солдаты поняли. Они тоже были готовы. Впрочем, у них было время, чтобы подготовиться.

Ростик вышел, подождал, пока закроют тамбур с внутренней стороны, открыл внешнюю дверь.

Свежий воздух, да с ветерком, со снегом чуть не сбил его с ног. Он оторвался от стены, шагнул, готовый ко всему. Но ничего не произошло.

Лишь где-то очень далеко, на самом краю света, за домами висела темная туча саранчи. А может, и впрямь это было облако, принесшее им пургу. Он прошелся, выглянул на соседние улицы, хотя это было уже глупо. Если саранча снялась, значит, улетела всей стаей. Тогда он вернулся и постучал в дверь. Народ вывалился из подземелья чуть не весь разом. Как удалось нескольким тысячам человек протиснуться в узенькие, что ни говори, двери - осталось для него загадкой. Но так получилось. И все теперь стояли, щурились и улыбались сухими, потрескавшимися губами.

Чуть позже толпа стала появляться и из других дверей, из других отсеков. Поднялась обычная суета. Кто-то из врачей призывал к дисциплине, требовал, чтобы расступились и дали пронести носилки, кто-то орал, чтобы по округе разослали разведчиков, кто-то деловито требовал от солдат, чтобы они затопили печи в больничных корпусах, кто-то голосил, что теперь нужно вернуть одеяла, которые принадлежат больнице, а не уносить их по домам...

У Ростика были более важные дела. Он поправил амуницию и зашагал в центр города. Ростик и оглянуться не успел, как около него уже топало человек двадцать, они даже построились за ним, как за командиром.

Вышагивая, Ростик осматривался. Город походил на добросовестно обглоданную кость. Хотя нет, даже костей не осталось. Он оглянулся на место, где в день прилета саранчи упал паренек из тех, кто до самой последней минуты таскал дрова. Сейчас тут ничего не было, только грязный снег, уплотненный весом летающих крыс. О том, чтобы остались хотя бы следы крови, не было и речи.

Стали вспоминать, где есть другие убежища. Когда вспоминали, тут же кто-то бежал стучать и звать людей наверх. Пара весьма потрепанного вида солдатиков без понуканий двинулась в сторону кинотеатра "Мир", утверждая, что там доподлинно в подвале сидят люди.

Свернув к центру, встретились с другой толпой. Как выяснилось, это были люди из убежища под водолечебницей. Они вывалились на свет бледные, дрожащие, такие же голодные, как и те, что пришли из больницы.

Многие из них плакали, и не только старухи, но и вполне зрелые мужики. Может, им досталось больше других или они без наблюдения за поверхностью все немного спятили? Так или иначе, Ростик их не осуждал. Он лишь похлопал по плечу какую-то мамашу с малышом на руках, которая вдруг бросилась к нему на грудь, и пошел дальше, к центру.

Тут еще одна толпа вывалилась из двора университета. Это было хорошо, значит, и ученые пережили саранчу, значит, их осталось достаточно, чтобы... Чтобы продолжать человеческую цивилизацию? Но это не очень-то от науки и зависит, скорее, руководство должно быть толковым. А вот эту проблему полагалось еще выяснять.

Внезапно из-за угла появилась процессия людей с пустыми носилками. Они стали по одному входить в здание Дворца культуры. Командовала всеми мама, как она оказалась тут - можно было только догадываться. Ростик хмыкнул и пошел к ней. Она размахивала руками, покрикивала на каких-то особенно бестолковых солдат, выделенных ей в помощь. Она уже оправилась или силой воли не давала себе скиснуть. А может быть, она действительно была занята всегда, в любом положении у нее было о ком заботиться. Она заметила его, подошла. Несмотря на круги под глазами, улыбнулась. - Ты чего такой мрачный? Ростик не знал, что ответить. Он спросил: - Ты скоро дома появишься?

- Не знаю, дел очень много. Я успела осмотреть одно убежище... - она разочарованно покрутила головой. - Там по ловина людей в состоянии, при котором мы раньше не при нимали их, сразу везли в область. Сейчас областных больниц нет, придется самим их выхаживать... Ну все, отправляйся домой, приводи себя и жилище в порядок. Я тоже скоро по пробую появиться.

Она чмокнула его в лоб и двинулась за солдатами, уходящими в глубь дворца. Ей в самом деле было некогда.

Ростик смотрел ей вслед, завидуя и переживая за нее одновременно. Внезапно кто-то хлопнул его по плечу. Он обернулся, это оказался старшина Квадратный. - Здорово, Гринев. Ты тоже, оказывается, выжил. Молодец. Старшина даже не улыбался, он информировал, а может, ему и в самом деле было не до улыбок. Он был серым от недосыпа, голода, перенапряжения последних недель. Ростик промолчал, но почувствовал себя польщенным. - Ты куда?

- Тащусь к райкому, из него еще никто не выходил, а хотелось бы доложиться в штабе... Может, пойдем вместе?

Ростик огляделся. В самом деле к райкому шли десятки людей, служилые, мелкие командиры, как Квадратный и он, одним словом - "сапоги"... Это был костяк любой армии, ее смазка, заставляющая вращаться колеса всей телеги в лад и в нужную сторону. Пожалуй, с жилищем в самом деле следовало повременить. Следовало поскорее врубаться. - Наверное, ты прав. Пошли вместе.

Глава 33

- Ты знаешь, - усталым, чуть хрипловатым голосом начал рассказывать Квадратный, - что между некоторыми подземельями установилась связь по кабельным каналам? Понимаешь, город-то немолодой, а раньше на этом не экономили, не то что в районе новостроек. - И что?

- Что-то там с райкомом этим не совсем в порядке. Ростик остановился. - Погибли, что ли, все? Квадратный уныло качнул головой из стороны в сторону. - Даже не знаю, хочу сам посмотреть.

Они вышли к райкому внезапно. И Ростик на мгновение замер. То ли свет так падал на это отдельно стоящее здание, v то ли... Он пригляделся, так и есть. Саранча обгрызла светло-желтую краску, и весь корпус побелел.

- Ишь ты, - заметил изменение и старшина, - прямо Белым домом стал. Ну, где президенты сидят, знаешь?

Впереди них у самых ступеней уже стояло с полсотни вояк - усталые, измученные люди, из тех, кто привык стоять ниже самых первых ступеней райкомовского крыльца и привык молчать. А ведь они что-то знают, что-то такое, чего не знаю я, решил Рост.

- Пойдем, что ли? - спросил его Квадратный. Он явно терял решимость и уверенность в себе. - Надо же выяснить...

Тогда кто-то из толпы стал протискиваться назад, разъясняя по дороге, что нужно бежать на окраину, где люди еще оставались в подвалах, в самодельных погребах... Но таких было мало. - Обязательно, - согласился Ростик

Они прошли между расщепленными входными дверями, саранча поработала тут особенно старательно. Под ногами захрустели осколки стекла. Стараясь развеять унылое впечатление, Ростик спросил: - Квадратный, ты где пересиживал саранчу? - Под Дворцом культуры. - А я в больнице.

- Досталось тебе, наверное. Там, сказывают, одних раненых было тысяч пять.

Где-то тут есть лестница, которая ведет в подвал, попытался вспомнить Ростик. Внезапно сбоку их обогнало шесть решительного вида мужичков. Один нес в руке топор. Что-то в их спинах подсказывало - эти знают.

- Раненых, конечно, было немало.

Лестница в убежище оказалась за закрытой и почти уцелевшей дверью, обитой оцинкованной жестью. Впрочем, в двух местах летающие крысы все равно превратили дерево в труху, и запор лопнул от третьего удара топором. Тут было темно. Ростик пошел следом за остальными. Положив руку на перила, понял, что дерево объедено, подобно тому, как в холлах и коридорах первого этажа сожрали даже паркет. - Тут! - крикнул кто-то из темноты внизу.

Почти тотчас раздались удары в звонкие, стальные створки. Ростик остановился, прислушался, так же прислушивались и остальные.

Внезапно со скрипом повернулись запоры, и дверь стала открываться. Наружу ударил ясный, сильный, почти забытый электрический свет. - Ух ты! хмыкнул кто-то, закрывая лицо локтем.

И тогда в свете мощных электрических фонарей, работающих непонятно от каких аккумуляторов, появились темные фигуры.

- Наверху все в порядке, товарищи? - задал вопрос уверенный, сильный голос.

И начальники, так и не дождавшись ответа, растолкав солдатиков, потащились по лестнице, хрустя разбитым стеклом, камешками и поправляя превосходные зимние пальто.

Они шли, а Рост не верил своим глазам - все они были упитанными, чистыми, очень сытыми... Разумеется, они остановились наверху, в холле, и подождали, пока поднимется Борщагов. Глядя на эту процессию, Ростик вдруг понял, что это все те люди, которых он привык видеть на трибуне по праздникам. Пожалуй, только капитана Дондика он не ожидал тут застать. Почему-то ему казалось, что капитан должен оказаться в таком же убежище, как все, как сам Ростик.

Мимо продефилировали женщины с весьма откормленными лицами. Они все молодели, пока не пошли уже просто девицы, должно быть, секретарши. Среди них вдруг оказалась Рая. Заметив Ростика, она сделала было шаг к нему, но вдруг дернулась, как от удара, и пошла наверх среди чистеньких девушек.

Когда этот парад номенклатурных лиц окончился, Ростик, увлекаемый ребятами в грязных бушлатах и мятых кирасах, оказался в начальственном убежище. И ахнул.

Чем дольше он ходил, тем тяжелее ему становилось. Воды тут оказалось залейся, еды было столько, что начальники, кажется, не сожрали и половины... Этим, разумеется, не преминули воспользоваться. Кто-то из вояк стал тут же впихивать консервы в солдатские сидоры, кто-то прятал за пазуху... Квадратный вдруг задрожал, чтобы не упасть, схватился за Ростика. - Ты чего?

Квадратный не ответил. Он содрал с кровати одну простыню и провел по ней измазанной многонедельной грязью пятерней. Потом скомкал и пошел к лестнице.

Вдруг у двери кто-то тонким, но уверенным голоском скомандовал:

- А ну выходи строиться! Командиры приказали, если что... - И в темном воздухе звякнул взведенный затвор авто мата.

- Я тебе, сука, сейчас поиграю автоматом, - громко, на все подземелье, но очень спокойно ответил Квадратный. - А ну брось, скот, слышишь?

С той и другой стороны двери автоматы защелкали затворами. Ростик поймал себя на том, что нашел отличную нишу для огня по двери.

- У меня приказ! - завизжали у двери. - Ну, чего ты? Приказ же...

Квадратный так и шел дальше, неся, как флаг, содранную простыню.

- Я сказал, брось оружие. Пока ты тут девок трахал, холуй, мы там... Брось автомат! - на этот крик все, кого Ростик видел у двери, вдруг послушно опустили оружие. А Квадрат ный вошел в раж: - К стене, суки! Не то всех положу тут, и пусть потом... Хоть трибунал, но всех положу как одного.

Ростик бросился Квадратному на помощь. И странное дело, парни, что пришли с топором, оказались рядом, должно быть, глубже всех других наук усвоили первое правило атаки - всем заедино, иначе - смерть. И тогда голубопогонники сдрейфили.

Арестовывать по анонимному доносу полусонных, невооруженных людей по ночам, стоять заградотрядами, то есть бить в спины тем, кто тебе и посмотреть в глаза не может, - это они умели. А вот встретиться с настоящими бойцами, выжившими только потому, что умели опережать противника, каким бы он ни был, они не могли. Холуи, вспомнил Ростик определение старшины, они терялись, когда не находили холуйства в других.

- Вы же не будете стрелять в своих? - вдруг ноющим голосом сказал кто-то из голубых. И Ростик с удивлением узнал Голубца. Тогда он подошел к нему, приблизил свой нос к самым его глазам, чтобы даже в неверном свете, падающем сверху, разглядеть его побелевшие глазенки, и процедил:

- Ты не свой, гад. У нас роженица умерла, потому что ей воды не хватило, пока ты тут душ принимал...

Он замахнулся, кто-то из стоящих у стены голубопогон-ных дернулся, поднял руку к поясу, чтобы достать пистолет, но над головами веером, высекая бетонные крошки, прошла очередь. Ростик обернулся, парень, что нес топор, сменил его на автомат.

- Хватит, ребята. Пошли наверх, спросим народ: что с этими делать?

Они поднялись. Голубопогонники шли, неловко цепляясь друг за друга, постоянно сбиваясь в кучу, должно быть, боялись, что кто-то из этих грязных, завшивевших, озлобленных людей все-таки начнет стрелять. Так они и появились на крыльце.

Как ни странно, тут уже собралась толпа. Она не смешивалась с чистенькими начальниками, она стояла внизу, у самых ступеней, и ждала. Это было понятно по тому, что начальникам просто не давали уйти. Если кто-то из отцов города и района пытался спуститься, его тут же теснили на крыльцо. Молча подталкивая в плечи, в спину, под зад... А войти в здание коммунисты тоже боялись. Там раздалась очередь, было неясно, кто пустил в ход оружие, и главное - чья взяла?

Впереди всех, как обычно, стоял Борщагов. Он щурился на солнце, слегка выпятив живот, осматривал площадь. И был он таким выбритым, умытым, свежим, бодрым, так аккуратно у него был повязан галстук, так сверкали начищенные ботинки, что ничего и объяснять никому не нужно было.

Кстати, Ростик обратил внимание, что галстук у него был так называемый ленинский, то есть довольно широкий и мягкий, как было принято в стародавние времена, темно-голубой, в белый горошек. Еще Ростик вдруг обратил внимание, что и бородка у него под вождя. И крысиные усики тоже... Его затошнило, как бывало, когда он узнавал что-то необъяснимым образом, когда он предвидел будущее. Но это было не предвидение, это был приступ ненависти к скотам, превратившим сограждан в своих рабов и находящих в этом не только смысл жизни, но и наслаждение. Это была ненависть к пиявкам, которые, как уголовники, считали, что грабить всех дано им от природы. Коммунисты - вот в чем собралась вся подлость этого мира...

- Ну, - спросил Квадратный, посмотрев на толпу у лестницы, на начальников перед собой, на сжавшихся от страха гэбэшат где-то сбоку, - и что теперь с вами делать, товарищи говнюки?

Глава 34

- Да как вы смеете? - повернулся к Квадратному Борщагов. - Да мы за этот город, за вас...

Внезапно из толпы, становящейся все плотнее и гуще, на всю площадь раздался чей-то мужской, уверенный и жесткий голос:

- Да, расскажи, отец родной, как ты о нас заботишься, ночей не спишь!

В толпе возник, но довольно быстро утих смех. На крыльце никто не издал ни звука. Ситуация в самом деле была непонятной. Никто не знал, что теперь делать. Одно было ясно - по-старому уже не будет, не должно быть.

Вдруг кто-то в толпе вскипел, стал проталкиваться вперед. Ростик пригляделся, ему все было видно. Это были три или четыре женщины, грязные, немытые волосы, выбившиеся из-под платков, превращали их в каких-то фурий. Таких можно было испугаться и с оружием в руках. Начальнички отшатнулись, Борщагов стал бледным, как его рубашка. - Товарищи! ..

- Кабан навозный тебе товарищ, - отозвался тот же голос. На этот раз смешков уже не было.

А ведь кончился смех, решил Ростик. Толпа качнулась вперед, но тут как-то неловко в первых рядах появился высокий бородатый человек в длинном, разорванном под мышкой пальто. Ростик его раньше не видел, но он почему-то сразу почувствовал, что этот человек не побоится встать на пути всей толпы, и это делало его сейчас самым сильным из всех, кто тут находился.

- Люди, не берите грех на душу! Послушайте свою со весть, ведь не знаем мы ничего...

- Как не знаем?! - заорал Квадратный. - Пока мы там гнили заживо, эти... - он указал на начальство, от возмуще ния у него не было слов. Тогда он вырвал из-за пазухи про стыню и бросил в толпу. - Вот! А еще, - он подскочил к кому-то из тех ребят, что набивали сидоры райкомовской жратвой, - вот, и вот, и вот...

Он кидал в толпу и банки, и какие-то пакеты, затянутые целлофаном, и еще какие-то упаковки. Ростик уже не понимал, что происходит, не понимал, что доказывает Квадратный и как он это доказывает. Но старшина знал, что делал.

Какая-то старушка с седыми космами, закрывающими лицо, без платка, почти безумная, все трепала в поднятых руках кусок простыни. И ее голос был слышен почти на всю площадь или даже на весь город:

- Стиранные, Матерь Божья!

Надо отдать должное Борщагову, он попытался взять ситуацию под контроль. Он поднял руку в .извечном жесте успокоения, шагнул вперед и зычно заорал:

- Это положено мне по штату, по номенклатурному списку...

- Ты, мразь человеческая, помолчи, а то линчуют тебя тут, и все дела, - сказал парень с автоматом, остановивший потасовку в подвале. - Просто молчи, может, обойдется.

Борщагов посмотрел на него и отшатнулся вбок, наткнулся на Ростика. Ростик заставил себя улыбнуться: - Не ушибся, шкура партийная? - Да как ты смеешь, мальчишка?!

- Как ты, падаль, смеешь этим людям еще в глаза смотреть?

Толи Борщагов не понял, что голубопогонники не свободны в своих действиях, то ли уже плохо соображал, что происходит вокруг, то ли его зашкалило от страха, но он заорал: - Охрана!

И такова была сила привычки, что двое "голубых" каким-то образом решились, сунулись было вперед, но ненадолго. Одному подставили ножку, и он едва не упал, его подхватили и втолкнули назад в рядок гэбэшников. Второго вообще так двинули прикладом в спину, что грохот его падения на холодный асфальт заглушил даже ропот толпы. Парень больше не двигался. Других желающих слушать Борщагова не было.

Райкомовский секретарь теперь выглядел как большой, нелепый цыпленок, попавший под шпоры закаленного в боях петуха. Он огляделся, в его глазах светился страх. - Да как же так можно, товарищи?..

- Когда ты, гнида, свои подштанники стирал в воде, а у нас дети умирали - мы тоже были товарищами?.. - спокой но проговорил Квадратный, подошел к нему и толкнул к стене. Потом быстро, но твердо, как и положено солдату, по добрал автомат с плеча, положил руку на затвор. - Стойте!

Это опять был бородач. Он поднял обе руки, и вдруг Ростик понял, что стрельба в самом деле может оказаться ошибкой, если этот человек так думает. Почему так было и.что это был за человек, Ростик не знал.

- Не нужно пачкаться об этих... Иначе мы возьмем на себя грех больший, чем каждый из нас может вынести. Они были поставлены властью, не теми людьми, которым мы до веряли, а властью, понимаете? И они так привыкли, они не понимают даже, какое преступление совершали...

- Да кто ты такой? - спросил парень с автоматом. - Пря мо как блаженный какой! - Он оглянулся на Квадратного, на Ростика, на остальных своих друзей, с которыми пришел в это здание.

- А я и есть... - Бородатый выпрямился, выровнял сбитое в крике дыхание. - Меня зовут отец Петр. Рукоположен...

Толпа зашумела. Но женщины, те, которые рвались вперед и от вида которых даже у Ростика застыла кровь, успокаивались. Хотя многие еще трясли кулаками в воздухе, что-то требовали или просто хотели понять, просили, чтобы им объяснили... Ростик стал приходить в себя. Ему уже в самом деле не хотелось участвовать в убийстве этих...

Да, они были сволочами, но они в самом деле не понимали, что творили. И может, им следовало дать еще одну возможность понять этот мир? В этом заключалась бы какая-то более убедительная доля справедливости, чем в автомате, который старшина Квадратный все еще держал перед Борщаговым.

Внезапно вперед выступил Кошеваров. Лицо его перекашивала судорога, рот от крика съезжал набок, но он почему-то был тверд и уверен в себе.

- Люди! - заорал он. - Да, получилось плохо. Мы... плохо рассчитали наши возможности, многого не учли... В итоге, потеряли людей, и их теперь не вернуть. Но я знаю, все равно кому-то придется печь хлеб, развозить его по домам и боль ницам, придатся подсчитывать запасы, находить лекарства. Я предлагаю...

Если и есть человек, который думает тут о деле и не злобствует, так это именно Кошеваров, решил Ростик. Странно, оказывается, не все они гады. Если его не пристукнут по злобе, он может оказаться лучшим из тех, кто сейчас готов работать на город.

Толпа вновь качнулась вперед. Каждый орал свое, получалось не очень понятно, но впечатляюще: - Сволочи, гады ползучие! .. - Детьми заслонились, как в войну, а сами! .. А кто-то голосил и вовсе непонятное:

- Людоеды, ведь человечиной в своих райкомах привыкли кормиться! ..

Но вперед уже не рвались. Отец Петр стоял чуть сбоку, повернувшись лицом и к толпе, и к начальникам, и к солдатам с голубыми погонами. Он смотрел на людей, и в глазах его была такая скорбь, такая мука и жалость, но и такое понимание, что Ростику захотелось подойти и спросить его: что он на самом деле обо всем этом думает? Но не подошел, постеснялся.

Тем временем в первые ряды пробился Рымолов. Он был грязен, как и большинство людей на этой площади. Но его, непонятно почему, даже грязь делала каким-то возвышенным и - как ни странно - спокойным. Он вытолкался вперед, поднялся на ступеньки и заговорил. Голос у него был не самый громкий, но он выделялся, как выделяется голос хорошего актера в любой, самой шумной толпе.

- Друзья! ... - Он поднял голову, и шум стал затихать. - Сограждане! Удовлетворившись полученным эффектом, профессор стал оглядывать толпу, так он делал, наверное, читая лекции. - Я предлагаю все-таки не казнить этих людей. Да, они замараны подлостью, но это была подлость всей системы целиком. Если мы расстреляем их, сами ста нем как они. Ведь они всегда были готовы стрелять в нас, не так ли?

- Что делать-то? - прокричал уже знакомый мужской голос.

На этот раз Ростик разглядел крикуна и почти не удивился, когда обнаружил, что это был тот самый языкастый каменщик, который у них в подвале замазывал трещины, пробитые крысами.

- А делать ничего особенного не нужно, - уверенно сказал Рымолов. - Их следует отпустить. И запретить им на де сять, скажем, лет занимать начальственные посты в городе. А руководство следует выбрать - как делает это любая демо кратия, кроме советской.

- Вот тебя и выберем, - крикнул кто-то из женщин. - А ты потом...

Ростик не расслышал, что будет, если Рымолов зарвется и станет как все прежние вожди.

- Тогда переизберете меня, - предложил Рымолов на всю площадь. Он подумал, постучал ногой по холодному, заснеженному асфальту. - Обещаю, первое, что сделаю, повешу вот тут на площади вечевой колокол. И каждый, кто что-ни будь узнает про меня или кого-нибудь из начальников сквер ное, придет, постучит и скажет, , в чем его претензии. Справедливо?

Толпа зашумела. Теперь в ней уже не было агрессии, хотя злость еще оставалась.

- Наши предки всегда так жили, - вдруг сказал отец Петр. - И мы так будем жить. Нас немного осталось, - не ожиданно добавил он, видимо, считая эти слова аргументом. Толпа вдруг стала расползаться, кто-то из задних рядов уже проталкивался наружу, чтобы отправиться домой.

- Всем спасибо! - прокричал Рымолов. Повернулся к Кошеварову, к начальникам и стал перечислять: - Кошеваров, Ворожева, прошу вас заняться подсчетом наличных ресурсов сегодня, а завтра с утра доложить...

Ростик не слушал. Это были распоряжения человека, который решил взять на себя властные полномочия. Что из этого получится, могло подсказать только завтра. Внезапно Рымолов окликнул и его:

- Гринев! Ты пригласи-ка свою маму и сам завтра приходи...

Кто-то прорвался к бывшим партийным бонзам, кому-то двинули в ухо, кажется, Борщагову, но драчуна уже оттеснили, уговаривали не злиться. - Я буду, Андрей Арсеньевич! - ответил Ростик. Рымолов улыбнулся бледными губами и подошел к отцу Петру, стал что-то говорить. Бородач покачал головой, потом стал неторопливо отвечать. Делать тут было больше нечего. Власть, похоже, в самом деле перешла в новые руки.

Ростик посмотрел, как самые предприимчивые из толпы продрались ко входу в райком и полезли внутрь, надеясь поживиться тем, что осталось в райкомовском убежище, как Квадратный подошел к голубопогонникам и стал резковато, но уже беззлобно спрашивать кто да что, намереваясь выставить в райкоме посты.

Все было к лучшему. Хотя полной уверенности у Ростика не было.

Глава 35

Заседание в бывшем кабинете первого секретаря Борщагова началось часов в десять. Уже давно включилось солнце, уже давно стали собираться самые первые, нетерпеливые функционеры, приглашенные Рымоловым. Ростик был среди них, но он не терял времени даром, сходил в гараж.

По сравнению с прежними временами, вход в гараж был свободный, нигде и видно не было голубопогонных, только шоферня да пара механиков в замасленных до изумления телогрейках. Чернобров был уже тут. Но возился не с БМП, а около вполне мирного, курносого "уазика". Узнав Ростика, водила кивнул и пожаловался:

- Шины объели, сиденья, даже поролон - тудыть их против шерсти... - А хоть что-то тут ездить может?

Ростик оглянулся по сторонам. Машин в гараже было немало. Стояли тут и "Волги", и даже один "ЗИМ" с весьма понурым видом, должно быть, ПОТОКУ, что его бампер странно скособочился и шины, как у большинства машин, прохудились.

- Не знаю еще, - прогудел Чернобров, и, вздохнув, полез в мотор, разбираться. - В общем, постараюсь, но ручаться не могу. А что, - спросил он из-поД капота, - опять в Чужой город посылают? - Ничего не понятно пока.

- М-да, без транспорта будет хреново, - заключил Чернобров и стал так энергично звенеть гаечными ключами, что Ростик решил ему не мешать.

Когда в кабинете все расселись, преимущественно на найденных где-то вокзальных скамья*, расставленных рядами, как в кинотеатре, Ростик обнаружил, что собралось человек тридцать. Среди них оказалось немало вполне примелькавшихся начальственных лиц, но было и немало новых. О своей роли тут Ростик толком не думал, но подозревал, что олицетворяет человека с ружьем.

Начал Кошеваров. У него была перевязана голова, но он кипел энергией. Почему-то эта гоЛова привлекла такое внимание, что даже профессор не выдержал:

- Простите, Илья Самойлович, почему у вас бинты, как у мумии какой-то? Ответила мама.

- Вчера вечером, когда уже стемнело, кто-то изрядно по мял нашего, так сказать, мэра, прямо во дворике дома. Но в общем, ничего страшного. - Вот как? - Рымолов закусил губу.

- Да ерунда это, - отозвался Кашеваров, - отвели душу, и слава богу. Днем, если помните, вообще чуть не расстреляли. - Продолжим, - решил Рымолов- Так что у нас?

- Вчера мы провели самую поверхностную перепись, и выяснилось, что в городе осталось, по нашим оценкам, тысяч семьдесят пять, в лучшем случае, в0семьДесят- Так мало? - спросил кто-то из заднего ряда.

- Эта цифра, к сожалению, скоро будет еще меньше, - отозвалась вдруг мама. - У нас нет ни перевязки, ни ле карств. Вчера выяснилась и вторая проблема: очень мало медицински грамотных людей. Почему-то раньше это не принималось в расчет, медики почти на треть были мобилизованы... солдатами. А теперь, когда нужно лечить людей...

- Может, организуем ускореннее курсы? - Рымолов постучал карандашом по кипе бумаг, которые он держал на широком мраморном подоконнике, за неимением стола. Свежее стекло было вставлено только в наружные пазы. - Вот только врачам придется самим позаботиться не только о практике, но и о преподавании.

- Было бы неплохо, - согласился Кошеваров. - Я не берусь отвечать за всех, но уверен, если добавить паек, многие согласятся и на большую нагрузку.

- Некоторые врачи и так не уходят домой из больниц, - отозвалась мама, - если мы предложим им еще и преподавать...

- И все-таки, это необходимо, - проговорил Рымолов. - Нужно будет подумать и о возобновлении занятий в университете. Может, в самом деле, если ввести за это добавоч ные пайки, преподаватели согласятся... Кстати, что у нас с пайками?

Отозвалась Тамара Ависовна, мама Любы. Формально она и раньше числилась среди руководителей города и теперь чувствовала себя вполне привычно:

- Я что могу доложить, - ее грузинский акцент не портил впечатления компетентности и спокойствия. - Общепита, конечно, нет. Но в целом, как ни странно, восемьдесят тысяч людей вполне можно прокормить до лета. Разносолов не обещаю, но с голоду никто не умрет, это точно. А весной нужно сеять, пахать. Кошеваров подал голос:

- Я считаю, следует разрешить огороды. Семена, правда, трудно найти, но может быть, в университете кое-что найдется?

Рымолов опять постучал карандашом по своим бумагам. По мере того как ему докладывали, он все чаще записывал что-то на обрывках серой, дешевой бумаги. Когда он переворачивал листок, Ростик видел, что с оборотной стороны на них напечатаны какие-то бланки.

- С биологическими кафедрами я поговорю, но... Есть другие идеи по поводу семян?

Ростик рассказал, как Пестель нашел около Чужого города мутированную пшеницу. Рымолов подтвердил, что это неплохая догадка - сеять то, что тут уже вполне может служить пищей людям. Теперь записывать стал и Кошеваров.

Потом слово взял лейтенант Достальский. Он сидел в самом дальнем ряду с автоматом на коленях и был по-военному лаконичен:

- Считаю большой удачей, что удалось сохранить лошадей. Это значит, совсем без транспорта не останемся. Я уже не говорю о кавалерии. Вот только их очень мало, нужно найти кого-то, кто в них разбирается, и наладить конное производство. - Долго это, - отозвался кто-то.

- Зато надежно. Это же лошади, не верблюды какие-ни будь, - сказал Достальский.

Ростик заподозрил, что в училище у них, как у пограничников, например, был курс конноспортивной подготовки. Хотя за верблюдов почему-то стало немного обидно.

- А может, мустангов где-нибудь тут найдем? - спросил кто-то. Но дискуссия о мустангах не удалась, ее прервал Рымолов.

- У нас мало времени. Кто может сказать что-нибудь о на секомых? Снова доложил Достальский: - Я был там вчера. Саранча уничтожила рой. Рымолов вдруг посмотрел на Ростика.

- Это похоже на то, что ты говорил, вернувшись из Чужого города?

- Похоже, - кивнул Ростик. - Возможно, насекомые начали готовить защиту от саранчи, но опоздали.

- И победили те, у кого оказалось больше сил, - поддержал его Достальский. - С этой стороны угрозы пока не видно. Рымолов повернулся к нему. - Лейтенант, металл нашли?

- Не только рельсы или колеса, но и пули, гильзы, обломки инструментов - все спрессовано и спаяно в небольшие чушки.

- Тогда тебе, лейтенант, придется позаботиться о том, чтобы все это вернулось на территорию завода. Соберешь все в одном месте, как прежде, выставишь охрану.

- Таскать все придется на руках, - сказал Достальский. - Нужны люди.

- Людей пришлем, если есть пища, эта проблема отпада ет, - отозвался Кошеваров. - За паек многие будут только рады мобилизоваться.

- А почему нужно таскать на руках? - спросил, подумав, Рымолов. Попробуй найти мастеров, пусть склепают тачки какие-нибудь. Или хотя бы носилки... В общем, проследи, чтобы не надрывались...

Доклад следовал за докладом. Как ни удивительно это было, но положение их оказалось совсем не безнадежным. Ростик даже стал опасаться, что в этом проявляется магия начальственного кабинета, из которого жизнь по ту сторону стен представляется вполне спокойной, ровной и неопасной. Или действительно существовала окопная прайда и правда штабов? Ростик потряс головой, он уже плохо понимал, зачем тут оказался. - Гринев, - позвал его Рымолов.

Ростик поднял голову, людей осталось меньше половины, остальные, экономя время, разошлись работать. Дел и вправду было немало.

- Подумай, не говорил ли тебе твой высокоинформированный триффид о том, как часто случаются тут. . - Он назвал это - борым, - подсказал Ростик

- Да, именно. Когда нам следует ждать следующее нашествие?

О чем он спрашивает, подумал Ростик О том, что действительно говорил триффид, или о том, что мне в моих видениях являлось? Но разве об этом так вот переспросишь? - Если нужно, я смотаюсь туда и спрошу его. - Мне не только его ответ нужен, но и твои комментарии. Теперь понятно, признал Ростик. Ладно, тогда так:

- Я не очень хорошо понял ситуацию, но.. Нужно быть готовым встретить тех, кто придет за саранчой.

Кошеваров уронил свой карандаш, который держал, подобно Рымолову, словно указку. - Кого? Кто это?

- Вообще-то, - Ростик колебался, он не знал, как это вы разить, - они с саранчой мало связаны, но что-то общее у них есть. Я даже не думаю, что их следует называть мародера ми... Не знаю, ни в чем не уверен.

Видение о тех, кто придет после саранчи, у него было кратким, слабым и совершенно неинформативным. Он не смог его интерпретировать даже для себя Рымолов спокойно, изучающе посмотрел на него и предложил: - А конкретней что-нибудь сказать можешь?

- Это кто-то большой и слегка похожий на людей, - сказал Ростик. Обдумав переговоры с Марамодом в Чужом го роде, я решил, что нас даже приняли за них, когда мы там появились первый раз. И лучше их ждать, чем надеяться, что они не появятся.

- В таком случае, круг внешнего наблюдения нужно рас ширить. И как можно дальше. - Всего лишь наблюдения? - спросил Кошеваров.

- Не только. Пусть наблюдатели охотятся, топографируют местность, делают прочие наблюдения. Это, конечно, работа для понимающих, поэтому... Гринев, придется начинать с тебя. - Понимаю, - кивнул Ростик. - А ты не знаешь, откуда могут появиться эти твои мародеры? С саранчой знание направления позволило обойтись единственным постом, - спросил Достальский.

- Они не мои, - пробурчал Ростик, поднимаясь. - Я не понял, мне в Чужой город наведаться или самому разведку организовать?

- Это на твое усмотрение. - Рымолов осмотрел встающих людей. - Так, что мы забыли? Внезапно Ростик вспомнил. - Вчера вы обещали повесить вечевой колокол.

Все замерли. Рымолов посмотрел на Ростика разом повеселевшими глазами.

- В самом деле, некрасиво получается, первое и единст венное предвыборное обещание чуть не забыл. Спасибо, что напомнил. - Но у нас нет колокола, - сказал Кошеваров.

- Помнится, - Рымолов подумал, посмотрел в окно, опять пошлепал карандашом по бумагам, - в подвале обсерватории остался один, снятый с церковной колокольни, - хотели использовать в музее атеизма, да так и не собрались. Вот только где его вешать?

- Перед райкомом, - предложил Ростик. - Где вчера митинг прошел.

- Митинг? - Рымолов хмыкнул. - Потом прикинем, может, в самом деле, склепаем арку и водрузим все сооруже ние на том самом месте. Но повесить колокол нужно сегодня... Ростик, полагаю, эта задача тебе по плечу. Ростик кивнул. Это было несложно.

- И все-таки, где вы будете вешать колокол? - подался вперед слегка сонный Вершигора, главред "Известки". Как оказалось, он все время был рядом.

- А на вытянутую руку памятника Ленину, - решил Ростик. - Он стоял без дела столько лет, пусть хоть сейчас не много поработает.

- Одобряю, - кивнул Кошеваров, и довольная улыбка появилась на его бледном, перебинтованном, но неравно душном лице.

Глава 36

Ростик возвращался домой незадолго до темноты За день он набегался так, что только звон в ушах стоял да круги плыли перед глазами. Помимо колокола, он начал подготовку к первой разведывательной экспедиции с самыми широкими задачами, и это оказалось делом весьма хлопотным. Город оживал после нашествия летающих крыс, звенели пилы, тюкали топоры. В недалеком от них дворе, кажется, у Кошеварова, гавкала собака. Это было странно, раньше у них псины не было.

И все-таки Октябрьская выглядела почти нежилой. Снег лежал сплошным сугробом на проезжей части, много домов стояли нежилыми, деревянные сараюшки, выходящие в проулки между палисадничками, рассыпались, уж очень здорово их погрызла саранча... Зато из трубы его дома поднимался дымок. Ростик обрадовался, значит, мама уже пришла из больницы. Еще бы догадалась воды для помывки согреть, и вовсе...

Знаменитая отцова лавочка была не пустой. На ней, прямо на обледенелых досках, сидела Люба Ворожева. Она выглядела озабоченной, но и спокойной.

- Мама говорила, что девушкам на холодном сидеть... - начал было Ростик, но запнулся. На Любане были солдатские ватные штаны и очень толстая материнская дубленка, сде ланная отцом из зимовочного тулупа. В этом наряде она казалась матрешкой, неуязвимой для холода и даже слегка деревянной.

- Много ты о девушках знаешь, - улыбнулась она. - Может, посидишь рядом?

Ростик смел снег с лавочки, сел. Тулуп и у него был что надо, сегодня только со склада получил. Как и солдатский сидор с пайком на ближайшую неделю. Не зря же бегал по всем складам, разнося записки от разных начальников, от Кошеварова и тети Тамары Ворожевой.

К тому же, как теперь почему-то стало казаться, и акацию крысы объели меньше других, и день был с намеком на весну. По крайней мере, снег определенно стал грубее - верный признак скорых оттепелей. - Что делал сегодня? - спросила Любаня. - Колокол вешал, экспедицию готовил.

И он рассказал ей в нескольких словах, какие команды получил и как взялся за их исполнение.

- Неплохо, - одобрила его Любаня. - Выходит, мы молодцы? - Да, мы победили. - Победили? Что именно?

- Всё, - заявил Ростик. - И саранчу, и коммунистов, и зиму, и голод... Такая у нас полоса пошла - одни победы. И все за нас.

Любаня посмотрела в сторону дома. Наползла какая-то хмарь, даже дым из печи был едва виден. - А что было сегодня для тебя самым радостным?

- А у тебя?

- Ну, солнышко сегодня стало светить чуть ярче, чем вчера. Говорят, весна быстро наступит... Теперь ты давай.

- Я больше всего порадовался, что у меня теперь есть задание. И появились интересные мысли. Вообще, здорово, что у нас после восстания начальство поумнело. - Не все, - сказала Любаня. - А кто не поумнел?

- Борщагов. Говорит, что снова собирает компартию. Обещает, как только выйдет из больницы, разработать кон ституцию с правом оппозиции на проведение митингов. - Из больницы?

- Его же вчера, пока он шел домой, где-то подловили... Как мальчишки в школе, честное слово.

Ростик вспомнил, что утром Кошеваров тоже героически не замечал повязку на голове. Судя по всему, райкомскому первосекретарю досталось больше, если он оказался в больнице. - Прибьют его когда-нибудь.

- Непременно, - согласилась Любаня. - Лучше бы у него ничего не вышло, он самое хорошее дело готов испортачить. Что у тебя еще было хорошего? Еще на аэродроме я видел Кима. - Ты и там был?

- Еще бы! Мне же нужно местность картографировать, а лучше всего это сделать сверху, с воздуха. Вот я и отправился туда, чтобы узнать, когда они полетят. - А они полетят?

- Пока никто толком не знает. Но Ким говорил, что аэродром почти не пострадал, там ангары довольно жесткие, и саранча почти не пробилась. К тому же эти фанатики остались вместе с машинами, чтобы защищать их... И, как ни странно, многое отстояли. Ни одного серьезного прорыва у них так и не случилось. - Вот это да! - восхитилась Любаня. - Какие молодцы.

- Молодцы, - подтвердил Ростик. - Жаль, он мне рань ше не сказал, я бы к ним пробился.

- Ты был в больнице, на своем месте. А там, если учесть, что они отбились, и Кима хватило.

- В общем, Ким обещает сделать, что сможет, и начать полеты. - Когда?

- Через месяц... То есть местный месяц-, в три недели. Итого - первого апреля. - Никому не верю, - подхватила Любаня.

Ростику все более определенно казалось, что она думает о чем-то совсем другом, не о том, что они тут рассказывают друг другу. Внезапно Любаня решилась, задержала дыхание, а потом выпалила: - А у нас будет полет? - Что ты имеешь в виду? - Я имею в виду нас с тобой.

Ростик оторопел. Он знал, что это когда-нибудь будет, верил в это и всегда надеялся, что он произнесет какие-нибудь соответствующие слова на этом самом месте. Но сейчас, сразу после саранчи...

Он провел рукой по волосам, не заметив, что снял шапку. Дурацкий автомат за плечом сухо звякнул о кирасу. И этот панцирь, еще меч... Зачем он его сегодня взял с собой, автомата хватило бы.

Хотя для чего и автомат нужен, если он всего лишь по городу ходит? Противника нет, вероятно, в округе на несколько сот километров, а он - с автоматом. Ерунда какая-то. Или привычка?..

- Н-не знаю. Дел невпроворот, мне какие-то мародеры привиделись... Я об этом Рымолову сказал, он поверил. Он вообще после того, как прогноз на закапывание оправдался, стал ко мне прислушиваться, кажется. А тут такое... - Да, такое. Именно.

Посидели молча. Плохо все получилось, а как теперь исправить, он не знал. Вот она сейчас встанет, уйдет к себе, и он с ней никогда больше не сможет заговорить, даже по-дружески.

- Любаня, я всегда хотел тебе сам это предложить. Пони маешь? Но только это казалось жутко сложной проблемой... Любаня внезапно сверкнула глазами.

- А ты смотри на это проще, как на проблему выживания. Рода, например, фамилии Гриневых...

Ростик смутился, почувствовал, что краснеет. Эх, и почему девчонки с этим так торопятся, что им, шпоры мерещатся, что ли? - В общем, и выживание тоже. Но здесь я как-то не могу...

Любаня повернулась к нему. И маленькая, чуть выше плеча, а смотрит почему-то свысока. Как будто сейчас вынет платок, утрет Ростику нос и начнет воспитывать.

- Мы же победители? Сам сказал, сколько побед за нами, и за тобой, в том числе. Неужели еще одну маленькую победу не сможешь завоевать? - Тебя? - Для меня тоже. И для себя, если это правда.

Ростик кивнул.

- Конечно, правда. Ты же знаешь. Нас еще во втором классе дразнили "жених и невеста".

- Я об этом тоже сегодня вспомнила, - улыбнулась она. Но на глаза ее почему-то опустился иней. Или это был не иней? - Ну, почему ты не скажешь того, что я хочу услы шать? Ростик понял. И про себя, и про нее.

- В самом деле.. Раньше не решался, но сейчас скажу. Любаня, я люблю тебя.

Она улыбнулась, провела рукой по глазам. Это оказался не иней.

- Я тоже люблю тебя. И всегда любила, и теперь рада тебе это сказать.

- А еще, - сказал Ростик, - в целях решения проблемы выживания рода, например Гриневых, я предлагаю тебе стать моей женой. А то знаешь, всякое может случиться, все-таки в Полдневье живем.

- Про Полдневье можно было бы и не говорить на ночь глядя.

Она повернулась к нему и крепко-крепко прижалась холодноватыми, почему-то солеными губами к его губам.

Вот так это и бывает, подумал Ростик. Неужели так же было и у отца с мамой? Неужели это происходит со мной и с моей Любаней?

Любаня отодвинулась от него немного. Посмотрела налево, потом направо, в сторону своего дома.

- Знаешь, невестам полагается думать над такими предложениями. Но учитывая твою всепобедность и Полдневье, я полагаю, что... В общем, так. Наш дом почему-то пострадал больше твоего, поэтому я, пожалуй, перееду к тебе. Может быть, прямо сейчас.

Ростик почувствовал, что не дышал последние минуты три. К тому же сидор с пайком упал на снег. Он наклонился, поднял его, отряхнул снежинки с брезента. - Это правильно, Любаня, но... - Что тебя беспокоит, победитель? - А мама? - спросил Ростик. - Что она скажет? Любаня улыбнулась так, что старая акация за их спинами чуть не раскрыла свои цветы на два месяца раньше срока.

- Она обещала, что будет входить к нам в комнату со стуком.

- Как так? Ты хочешь сказать, вы с ней обо всем уже договорилась? Любаня закусила нижнюю губу, что еще с детства служило признаком ее нежелания признаваться в каком-нибудь озорстве. Но на этот раз кивнула.

- Она согласилась переехать в твою комнату, а нам отдала дальнюю, так называемую спальню. - Вот это да! - вырвалось у Ростика

- Это всегда когда-нибудь происходит. - Она погладила его по рукаву, успокаивая. - Так это же заговор! - вскричал он в радостном ужасе. Любаня снова кивнула.

- Она у меня молодец, - восхитился Ростик. - И ты тоже молодец Оба вы у меня...

- Сегодня у нас будет свадьба, - сказала Любаня, поправляя платок. Мамы, правда, не будет, и гостей не будет, но это и не обязательно. Их можно позже позвать, когда станет теплее. Тогда во всем признаемся, расставим столы в саду Но свадьба сегодня состоится Я даже воду поставила на плиту, чтобы горячей была

- Это ты печь топишь9 - спросил Ростик, если бы не естественная подушка снега, он бы грохнулся с лавочки.

Любаня опять кивнула, подхватила его под руку и силой подняла с лавочки. - Заговор, - твердо сказал Ростик, - как пить дать Потом всмотрелся в лицо Любани. Стало совсем темно, но ее глаза были видны И в этих огромных, темных озерах плескалась радость и любовь.

Он постоял, подумал и, прежде чем толкнуть калитку, добавил: - Жизнь продолжается.