"Ступени пирамиды" - читать интересную книгу автора (Белозеров Антон)

Глава 16. Плен.

В корабельном трюме было темно, холодно и сыро. Лучи солнца, проходящие через решетчатую крышку люка, скупо освещали внутреннее пространство. На деревянном настиле лежали два человека. Их руки и ноги были закованы в тяжелые кандалы, цепь от которых шла к железному кольцу, прочно прикрепленному к шпангоуту. Один из пленников не подавал признаков жизни. Он был одет в серо-синюю одежду, на которой не видно грязи и мокрых пятен. Его голова с высоким лбом и коротко остриженными волосами покоилась на коленях у другого, чью некогда белую тунику сейчас покрывали грязь и запершаяся кровь. Левая рука второго человека была кое-как перевязана грязными тряпками. Благородные черты лица выражали с трудом сдерживаемую боль и крайнюю степень отчаяния, глаза были открыты и бездумно устремлены в одну точку, губы беззвучно шептали то-ли молитвы, то-ли проклятия. Его длинные черные волосы веером разметались по грязному сырому настилу, но пленника, похоже, это ничуть не волновало.

Вдруг первый человек чуть-чуть пошевелился и, не открывая глаз, с трудом прошептал:

— Где я? Что происходит?

Реакция второго пленника была мгновенной. Отсутствующее выражение лица сменилось радостью, смешанной, правда, с горечью.

— Трис, ты жив! — Хотел воскликнуть он, но запекшиеся губы превратили слова в мучительный стон. — Хвала всем Богам, ты, наконец, очнулся.

— Это ты, Ремин? — Все еще не открывая глаз, спросил Трис.

— Да, это я. — Подтвердил Ремин, и его радость вновь стерлась выражением скорби. — Все погибло, Трис. Мы в плену у южан.

— А Алина?

— Алина погибла… — Удивленно ответил Ремин. — Ты что, ничего не помнишь?

— Расскажи мне, что произошло. — Попросил Трис. — Как вы высадились на Проклятый остров без моего сигнала?

Ремин чуть приподнялся и переполз вбок, чтобы опереться спиной о борт судна. Теперь он мог видеть безмятежно-спокойное лицо друга, который по-прежнему лежал с закрытыми глазами. Ремин начал говорить:

— Когда ты вышел из лодки на берег и вошел в ворота мертвой Этла-Тиды, мы ждали, что ты вот-вот покажешься на воротной башне и подашь сигнал причаливать к берегу. Но ты все не появлялся, и мы забеспокоились. Больше всех волновалась Алина. Ей показалось, что твоя голова на мгновение появилась над парапетом и тут же исчезла. Я не буду долго рассказывать, как она нас уговаривала отправиться к берегу на большой шлюпке, какие убедительные доводы и бесспорные аргументы приводила. Ей удалось добиться своего. Она, я и шестеро матросов поплыли следом за тобой. Готилон остался на корабле, чтобы при необходимости подвести его к берегу.

Мы высадились там же, где и ты — неподалеку от развалившихся деревянных причалов. Мы вошли в городские ворота и остановились, осматривая разрушенные здания и дворцы. Вдруг Алина крикнула, что в первую очередь ты отправишься в Императорский дворец и, не дожидаясь нас, быстро побежала к центру города. Мы осторожно, озираясь и оглядываясь, двинулись за ней. Проклятье, почему мы не побежали следом или не попытались ее остановить!?

Ремин в сердцах стукнул кулаком по настилу, и тут же послышался шорох лапок и испуганный писк потревоженных корабельных крыс. Ремин скривился от боли в левой руке и несколько раз глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание.

— Продолжай. — Произнес Трис, и Ремин поразился его отрешенному состоянию.

«Наверное, — подумал он, — Трис слишком потрясен происшедшим на острове, чтобы вернуться в реальный мир нормальным человеком.» Тем не менее, Ремин продолжил рассказ:

— Мы подошли к Императорскому дворцу, перелезли через пролом в стене и оказались на внутренней площади. Тут мы остановились, не зная, где искать тебя и Алину. Внезапно мы все почувствовали невероятную магическую силу, исходившую оттуда, где должны были находиться покои Магов-Императоров. Это очень трудно описать словами, я не маг, да и матросы тем более, но всех нас словно окатило волной лишающего разум ужаса, смешанного с яростью и болью. Это длилось не более двух ударов сердца. Сперва каждый из нас подумал, что ему почудилось, но, посмотрев на бледные, покрытые холодным потом лица товарищей, понял, что это чувствовали все. И еще мы поняли, что где-то там, в самом эпицентре ужаса, находишься ты и Алина.

Не сговариваясь, мы бросились вверх по главной лестнице, миновали черный оплавленный коридор и вбежали в зал, где увидели тебя и Алину. Вернее, наоборот: сначала, у самого входа, мы увидели мертвое тело девочки. Оно было неестественно вывернуто и искорежено, так что мы сразу поняли, что ни капли жизни в нем не осталось. Это было так… ужасно…

По перепачканному грязью лицу Ремина прочертили светлые дорожки слезы, текущие из глаз. Он опять глубоко вздохнул.

— Продолжай. — Повторил Трис, но на этот раз его голос был более тихим и печальным.

«Более человечным,» — сказал бы Ремин, не зная, что делать: радоваться возвращению друга или горевать по поводу постигшей их потери.

— Потом мы увидели тебя, лежащего на возвышении возле Зеркала Истины. — Продолжил он. — Ты тоже лежал без движения. Только на шее прощупывался слабый пульс. Совсем как тогда, когда тебя поразил Лучевой Меч. Мы сразу поняли, что ты нашел магическое Зеркало, но, как когда-то Маг-Император, не смог справиться с его мощью. Оно убило Алину и поразило тебя. Мы искали Лучевой Меч, но не нашли его, только у стены в углу обнаружили какой-то странный пушистый пепел, который рассыпался в пыль при прикосновении. Что нам оставалось делать? Мы взяли тебя и Алину и понесли на корабль.

— А Зеркало? — Вопросительно шепнул Трис.

— Его мы не трогали и даже старались не смотреть в его сторону. Мало ли что… Мы и так были слишком потрясены и подавлены. Печальным было наше возвращение на «Синий альбатрос». Корабль немедленно отчалил и взял курс на материк. Погода ухудшилась. Дул сильный северный ветер, шел проливной дождь, волны играли кораблем, как мячиком. Матросы гребли изо всех сил все два дня, что мы добирались до Первых островов. К счастью, катуны нам больше не встречались. Хотя, как знать. Может быть, лучше было бы пойти на обед катуну, чем попасть в руки южан.

Когда наш потрепанный бурей корабль с обессилевшей командой вошел в бухту, чтобы залатать повреждения, мы попали в засаду. Три военных галеры южан окружили нас и взяли на абордаж. Я пока не знаю, как они узнали о нашем плавании и как смогли пройти через заслоны адмирала Наора-ла-Патли, но место и время нападения они отгадали точно. Может быть, их маги смогли отыскать в океане наш корабль? Но, как бы то ни было, они сломили наше слабое сопротивление и захватили судно. Меня рубанули мечом по левой руке и на какое-то время я потерял сознание от боли. Когда я пришел в себя, все уже было кончено. Четверо матросов были убиты, остальные или ранены или связаны. Ты все еще не подавал признаков жизни, но тебя тотчас же заковали в цепи. Да и меня тоже. Нас бросили в трюм вражеского корабля и теперь везут на юг, туда, куда еще не дошла армия Этла-Тиды. Знаешь, кто командует кораблями южан? Наш старый знакомый, бывший Великий Маг Юнор. Он хочет лично доставить нас к Повелителю Горвану.

— Что случилось с Готилоном и командой? Где тело Алины?

Ремин немного помолчал, собираясь с силами, а потом ответил:

— Мы хотели похоронить Алину на высоком берегу океана, среди деревьев и цветов, которые она так любила, и поэтому везли тело с собой. Но южане, захватив корабль, выбросили его в море. Прости, Трис, я уже был закован в кандалы и никак не мог им помешать. А Готилона с оставшимися в живых после боя матросами Юнор почему-то отпустил. Мне кажется, он с ними отправил послание Магу-Императору, и я боюсь даже предположить, что там может быть написано.

— Ничего такого, чего следовало бы бояться. — Открыл глаза Трис. — Все хорошо, Ремин. Все очень хорошо.

Трис вновь опустил веки и погрузился в небытие. А Ремин неподвижно застыл, пораженный словами друга и его абсолютно черными, без белков и радужной оболочки, глазами.

В это время на палубе послышались голоса, крышка люка отошла в сторону, и по узкому трапу в трюм спустились Юнор, незнакомый маг в синей мантии с накинутым капюшоном и четверо солдат, сразу же наставивших свои копья на пленников. Ремин попытался презрительно усмехнуться, и это у него получилось неплохо.

— Как вы боитесь закованных в цепи северян, один из которых к тому же без сознания. — Насмешливо сказал он и с удовлетворением отметил, что наконечники нацеленных на него копий чуть-чуть дрогнули.

— Заткнись, собака! — Рявкнул Юнор. — И не смей мне лгать. Стража услышала два голоса, доносящихся из трюма, а это значит, что твой приятель очнулся.

— Вам померещилось. — Сказал Ремин. — Вы же сами видите: Трис не подает признаков жизни.

— Это мы сейчас проверим. Кольни-ка его копьем посильнее. — Приказал Юнор одному из солдат.

Тот старательно выполнил распоряжение, всадив острый наконечник в бедро Триса на фалангу большого пальца. Серо-синий цвет одежды скрыл выступившую кровь, но было ясно, что еще немного, и будет проколота главная артерия. Трис не пошевелился.

— Он, действительно, ничего не чувствует. — Раздался сиплый голос из-под капюшона мага.

— Ладно. — Нахмурился Юнор. — Жаль, если он так и не придет в сознание. Повелитель Горван будет очень разочарован.

Южане выбрались из трюма на палубу и закрыли люк. Ремин прислушался к удаляющимся шагам и перевалился на бок, чтобы дотянуться до ноги Триса и остановить кровь. Сначала он пытался разорвать ткань на бедре, но ослабевшие руки не справились с плотным крепким материалом. Тогда он просто закатал широкую штанину вверх и с удивлением осмотрел то место, куда пришелся укол копья. Никакого повреждения. Ровная гладкая кожа. Тут вдруг Ремин сообразил, что его левая рука, разрубленная мечом до кости, больше не болит. Ремин лихорадочно содрал грязную повязку. Никаких следов ранения не осталось.

— Да что же тут происходит? — Прошептал Ремин, глядя на неподвижное тело Триса.

* * *

— Да что же тут происходит? — Хладнокровно спросил Повелитель Горван у Главного Мага Толи-Покли, и это мрачное злобное спокойствие пугало старика больше, чем уже ставший привычным громкий крик правителя, временами переходящий в истерику. — Что происходит? Почему мою столицу, высокобашенный Лирд, осаждает сейчас армия северян, а я с жалкими остатками армии должен отсиживаться на юге, в этом поганом городишке… как его называют?

— Теч-Тулак, мой Повелитель. — Робко пискнул старый маг, опасаясь взрыва гнева своего господина.

На самом деле, город был совсем не поганый. Он раскинулся в удобной бухте на берегу океана в трех днях пути от Лирда, а по своей древности и красоте мог поспорить с самой столицей Южной Империи. Теч-Тулак издавна славился своими кожевенниками, умеющими выделывать как обычные шкуры коров и овец, так и экзотические кожи слонов, бегемотов и крокодилов, которые привозили охотники с юга. Тут был превосходный порт, в котором во время сильных зимних бурь прятались корабли торговцев, плававших вдоль всего побережья. Тут было построено много роскошных дворцов, один из которых, кстати, и занимал сейчас Повелитель юга со своей свитой, отправив прежнего хозяина — губернатора этой провинции — в его летнюю загородную резиденцию. Поэтому Горван и Толи-Покли и сидели сейчас вдвоем в блистающем богатым убранством зале для Малых приемов за столом, заваленным папирусными свитками с отчетами и донесениями командиров.

Горван немного помолчал, а потом продолжил допытываться у Главного Мага:

— И все-таки ответь мне, Толи-Покли, почему мы терпим поражение за поражением?

Старик крепко призадумался. В самом деле, как объяснить правителю страны, почему большинство его бывших подданных с такой радостью приветствуют северян, считая их не захватчиками, а освободителями? Ведь Лирд держится лишь потому, что его защищают гвардейцы Повелителя, дворяне со своими слугами, да нанятые на деньги купцов и ростовщиков бандиты. А к армии Этла-Тиды, как слышал Толи-Покли, вот-вот присоединятся два новых полка, сформированных из крестьян Южной Империи. Тогда у Повелителя и у его ближайших слуг уже не останется никаких шансов на победу. По правде говоря, их и сейчас уже нет. Если бы Маг-Император Тзот-Локи не берег солдат, а бросил их на штурм столицы, Лирд пал бы в течение нескольких часов. Но северяне не хотят проливать лишнюю кровь, зная, что время работает на них.

От неприятного ответа Главного Мага спас гонец, примчавшийся из порта. На лице молодого человека, почти мальчика, была написана такая радость, что стоящие у дверей телохранители без промедления проводили его к господину, давно уже не получавшему приятных известий.

— В чем дело? — Первым спросил Горван, чтобы гонец мог заговорить.

— Получилось, мой Повелитель! — Прямо с порога выпалил гонец, с трудом переводя дыхание. — В порт вошли корабли Юнора.

— Неужели… — Хором сказали Горван и Толи-Покли, привставая со стульев.

— Да! — В порыве искреннего восторга выдохнул юноша. — Юнор захватил в плен Трисмегиста и его друга!

— Вот это удача! — Повернул к Главному Магу сияющее удовлетворением лицо Горван, и старик подумал, что так, наверное, радуется шакал, издалека почуявший запах падали. — Где же они?

— Под усиленным конвоем пленников ведут в подвал Вашего дворца, где находятся самые надежные тюремные камеры, а Юнор спешит к Вам, чтобы лично сообщить об успехе. А вот и он сам!

Двери в зал широко распахнулись, и через них гордо прошествовал Юнор с высоко поднятой головой. Подойдя к столу, он встал на одно колено и стал ждать разрешения заговорить.

— Встань, мой верный слуга. — Произнес Горван, и его суровое лицо с глубокими морщинами украсилось улыбкой. — Ты достоин похвалы.

— Благодарю, мой Повелитель. Я сделал все, чтобы поймать Трисмегиста. Это было трудно, но я справился. То, что не удалось Греан-Мору и Братьям Полнолуния, получилось у меня.

— Но нашел-то корабль не ты, а мой лучший ученик, маг Глотит. — Осадил Юнора Главный Маг. — Именно он привел тебя в нужную бухту, а справиться со смертельно уставшей командой и с бесчувственным телом Трисмегиста не составило особого труда.

Юнор яростно сверкнул глазами, но воздержался от комментариев.

— Мой Повелитель, — обратился Толи-Покли к Горвану, — Глотит только что послал мне мысленное сообщение о том, как проходила охота за кораблем Трисмегиста, и Юнор в нем выглядит не лучшим образом. Во время поисков он пил крепкое вино, развлекался с взятыми в плавание портовыми шлюхами, всячески мешал моему ученику глупейшими советами. Он отпустил на все четыре стороны корабль, на котором плыл Трисмегист, и его команду. Более того, Юнор передал капитану судна послание для Мага-Императора, что, как я помню, не входило в его полномочия. Мой ученик сейчас находится возле пленников и обеспечивает их охрану. А Юнор даже не удосужился убедиться, что они помещены в надежные камеры.

— Так ли это? — Грозно сдвинул брови Горван, а его глаза, вперившиеся в быстро потерявшего свою спесь Юнора, налились яростью.

— Все зависит от точки зрения… — Начал лепетать бывший маг.

— Что ты написал в письме?

— Только то, что Вы, мой Повелитель, говорили мне, отправляя на охоту. Я известил Мага-Императора о том, что командующий армией Трисмегист и командующий кавалерией Реасон захвачены в плен. Требовал, чтобы боевые действия были немедленно прекращены, а войска северян отведены за Хадор. — Юнор являл собой образец невинности и подобострастия.

— Ты — болван и тупица. Прочь с моих глаз. Сиди и жди, пока снова не позову. — Грубо рыкнул на него Повелитель. — Сначала Трисмегист лишил тебя магии, а потом ты сам лишил себя остатков разума. Прочь!

Юнор опрометью выскочил за дверь. Горван повернулся к Толи-Покли. Тот сидел с полузакрытыми глазами и слегка покачивался, как будто в трансе. Повелитель знал, что это означает: старый маг принимал мысленное послание от другого мага. Поэтому он не стал немедленно обращаться к нему с вопросом, а терпеливо ждал, пристально всматриваясь в высохшее лицо старика с жидкой седой бороденкой. Наконец, Толи-Покли очнулся и осмысленно посмотрел на Горвана.

— Все замечательно. — Сообщил он. — Трисмегиста и Реасона поместили в разные камеры и надежно приковали к каменным стенам. Когда последний замок на цепях Трисмегиста был закрыт, он пришел в себя. Трисмегист ничего не помнит! Спрашивает, что произошло с тех пор, как он ступил на Проклятый остров. Как ранее предполагал Глотит, он полностью лишился всей своей магической силы и вдобавок где-то потерял Лучевой Меч. Так что теперь он полностью в Вашей власти.

— Жаль, что Лучевой Меч опять потерян. — Вздохнул Горван. — Он бы нам сейчас пригодился. Но и без него мы имеем то, что сделает Тзота-Локи уступчивее. Ты уверен, что Маг-Император хотел сделать Трисмегиста своим преемником?

— Так докладывал наш соглядатай, подчиненный мне посредством сильного заклятия. Он не может ни сопротивляться мне, ни сообщать ложную информацию.

— А если его самого обманули?

— Едва ли. После отплытия Трисмегиста все видели горе принцессы и тщательно скрываемую печаль ее отца. Хотя мой соглядатай — простой мусорщик, он постоянно находится в курсе всех дворцовых сплетен, которые так любят слуги.

— Ну, что же. Нам остается ждать, что предпримет Тзот-Локи. — Горван откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки. — Посмотрим, насколько ценен для него Трисмегист.

— А пока, мой Повелитель, вы позволите мне кое-что выспросить у самого Трисмегиста? Мне не дает покоя мысль, что он все-таки является прямым потомков древних Магов-Императоров.

— Но ведь он потерпел сокрушительное поражение на Проклятом острове. — Сосредоточенно сдвинул брови Горван. — Разве это не говорит о том, что он — всего лишь жалкий самонадеянный выскочка?

— Не знаю, не знаю. — Задумчиво побарабанил пальцами по столу Толи-Покли. — Где-то он ведь обрел свои магические силы и научился пользоваться невиданным боевым искусством. Пока он в нашей власти, я вытрясу из него все его знания.

— Только не слишком порть его шкуру. — Хищно усмехнулся Горван. — Я знаю о твоих методах допроса. Помни: Трисмегист мне пока нужен живой и более-менее невредимый. Он сейчас слишком слаб, не выжми из него последние капли жизни.

— Как прикажете, мой Повелитель. — Главный Маг встал и низко поклонился Горвану. — Мне не терпится немедленно взглянуть в полные страха глаза нашего некогда сильнейшего врага. Я хочу лично начать допрос. Позвольте мне приступить к этому сладостному делу.

— Позволяю. — Махнул рукой Горван. — Я закончу с отчетами командиров и позже сам спущусь в подвал. Я тоже хочу получить ответы на некоторые свои вопросы. Пусть Трисмегист к этому времени станет разговорчив.

— У меня говорят даже каменные статуи. — Толи-Покли плотоядно облизал языком губы. Лысый череп и холодный немигающий взгляд делал его похожим на змею, так что Горван всегда удивлялся, что язык у Главного Мага не раздвоенный, а обычный человеческий.

* * *

Ремин был надежно прикован цепями к кольцам, намертво вмонтированным в каменную стену тюремной камеры. Цепи были настолько короткими, что узник даже не мог лечь на пол, ручные кандалы и железный ошейник тянули его вверх, так что спать приходилось сидя. Камера находилась, как он понял, глубоко под землей, но была на удивление сухой. У противоположной стены, до которой не мог дотянуться Ремин, стоял напольный канделябр с тремя масляными лампами, ярко освещавшими довольно просторное помещение. Но свет горел не для того, чтобы узнику было тепло и уютно. Каждый раз, перед тем, как войти внутрь, его стражники внимательно осматривали камеру через маленькое окошечко в толстой медной двери. Потом слышался грохот тяжелых запоров, дверь быстро распахивалась, и в нее вваливалось трое дюжих тюремщиков, двое из которых приставляли к груди Ремина острые копья, не давая пошевелиться, а третий в это время ставил на пол старую помятую оловянную миску с отвратительной похлебкой, забирал пустую и доливал масло в светильники. После этого стражники выскакивали из камеры и захлопывали за собой дверь. Вытягивая закованные в кандалы ноги, кончиками пальцев Ремин мог захватить и подтянуть поближе миску с похлебкой. Ее нарочно ставили так, чтобы он едва-едва мог до нее дотянуться, потому что приближаться ближе к опутанному цепями юноше широкоплечие тюремщики не отваживались. Пустую миску ему приказывали бросить в угол, чтобы в следующий раз вновь сменить ее на полную.

Сначала Ремин сопровождал подобные меры безопасности насмешками, пытаясь вывести тюремщиков из равновесия, но потом ему это наскучило, и каждое появление людей он стал встречать гордой презрительной улыбкой. Ремин не знал точно, сколько времени прошло с тех пор, как его поместили в этот подвал, и где он, вообще, находится.

Когда его выволакивали из трюма корабля Юнора, на голову надели плотный кожаный мешок, а сняли только тогда, когда Ремин уже был надежно прикован к стене этой камеры. Единственным счетчиком времени служили регулярные посещения тюремщиков. Оказавшись отрезанным от мира, Ремин первым делом просчитал в уме время между визитами. Между ними оказалось около восьми часов. Приходили стражники уже восемь раз, значит, близились к концу третьи сутки его заточения.

«По крайней мере, они обеспечивают мне трехразовое питание», — грустно усмехнулся молодой человек. Хотя жидкую похлебку, наверное, готовили из болотной воды с накрошенным в нее заплесневелым хлебом. «Чего же они от меня хотят? Зачем я им нужен?» Эти вопросы беспокоили Ремина, но самым важным был вопрос: «Где сейчас Трис, и что с ним?» Тюремщики, разумеется, не ответили бы на него, и сознание своего бессилия и бездействия все больше и больше угнетало разум Ремина.

«Именно этого они и добиваются, — говорил он сам себе, — они хотят лишить меня воли, силы, мужества. Но это у них не получится.» Чтобы не впадать в отчаяние, он вспоминал свое детство и юность, проведенные среди далеких северных гор и озер. Он восстанавливал в памяти свое знакомство с Трисом, приезд в Этла-Тиду, первую встречу с Лораной. Особенно бережно и тщательно Ремин берег воспоминания о прекрасной принцессе Этла-Тиды. Он старался до мельчайших подробностей припомнить все их беседы и придумывал новые темы разговоров, которые могли бы быть им интересны и приятны. Это занятие так увлекало его, что он переставал замечать свою тюрьму, и его мысли уносились далеко-далеко.

К реальности его вернул грохот запоров на двери. Ремину показалось, что с момента последнего прихода тюремщиков прошло менее восьми часов, а это означало, что готовятся какие-то перемены в его участи. И точно: вместо трех человек на этот раз в его камеру втиснулось шестеро, один из которых явно был магом. Ремин понял это по длинной мантии, лысому черепу и холодным злым глазам.

— Как ты себя чувствуешь, Реасон-Миновар-Медон, младший сын владельца земли Акиной? — Издевательски-вежливо поинтересовался маг.

— Прекрасно. Большое спасибо за гостеприимство. — Усмехнулся Ремин. — Кого мне следует благодарить за столь уютные покои?

— Молодец. Глупый, но вежливый. — Похвалил его маг. — Меня зовут Толи-Покли. Я — Главный Маг Южной Империи, Первый Советник великого и могучего Повелителя Горвана.

— Ты оказываешь мне большую честь своим посещением. — Ремин прищурился. — Жаль, что мои цепи слишком коротки, а то бы я с удовольствием обнял тебя… и свернул твою тощую шею!

Толи-Покли даже немного отшатнулся, встретив яростный взгляд черных глаз молодого пленника. Тем не менее, быстро обретя спокойствие, он произнес:

— Не надо так горячиться, молодой господин. Вот твой друг Трисмегист гораздо более спокоен.

— Трис? — Воскликнул Ремин, пораженный словами старого мага. — Он еще жив? Где он? Что с ним?

— Успокойся, мой дорогой. — Тонкая змеиная улыбка искривила губы Толи-Покли. — Твой друг в порядке. У него все хорошо.

Ремин заметил ухмылки тюремщиков и понял, что это не совсем так. Маг добавил:

— Конечно, «хорошо» — это понятие довольно растяжимое. Но, учитывая обстоятельства, хорошо уже то, что он еще жив. Удивительно: он не ответил ни на один мой вопрос, а ведь я задавал их по несколько раз и подкреплял довольно действенными методами убеждения.

— Ты его пытал! — Перевел Трис на нормальный язык слова старого мага.

— Конечно, можно сказать и так. — Наморщил лоб Толи-Покли. — Но дело в том, что примитивные пытки — это нежные ласки по сравнению с тем, что пришлось испытать Трисмегисту.

— И ты не вытянул из него ни слова? — Усмехнулся Ремин. — Видать, слабоват ты, старик.

— Да нет, ты не так меня понял. Твой друг не отвечает на те вопросы, которые меня интересует. Вместо этого он говорит какую-то ерунду: все люди — единый организм, они должны жить так, чтобы все были довольны, злоба и ненависть разрушают душу, знания и любовь возвышают человека. Короче, он несет какой-то бред. Совершенно спятил.

— Для тебя, проклятый старик, это действительно бред. А вот многие думают по-другому.

— Я это заметил. Двое тюремщиков наслушались речей Трисмегиста и попытались освободить его. Хорошо, что за каждым углом сидят мои верные люди. Теперь приходится допускать в камеру твоего друга только глухонемых стражников. Так что все его проповеди пропадают впустую.

— А ты теперь решил взяться за меня? — Ремин побледнел, но старался не показать своего страха.

— Зачем? — Пожал плечами Толи-Покли. — Ведь он, наверняка, ничего важного и существенного тебе не рассказывал. Конечно, можно было бы попробовать помучить тебя на глазах друга, чтобы он стал разговорчивее, но, мне кажется, это бы не помогло. Да теперь это и не нужно. Завтра тебя казнят на Большой пирамиде Главной площади города.

— Какого города? — Почему-то спросил Ремин.

— Это Теч-Тулак, самый южный город нашей страны. Видишь ли, дорогой, почти вся Южная империя в настоящее время захвачена армией северян. Ненадолго, правда.

— Конечно, ненадолго. — Исхудавшее лицо Ремина осветила довольная улыбка. — Скоро вся ваша проклятая страна станет нашей.

— Это вряд-ли. — Почти нежно промолвил Толи-Покли. — Дело в том, что ваш Маг-Император был быстро уведомлен о пленении твоего друга и тебя самого. Ему было предложено отвести свои войска на старую границу вдоль реки Хадор.

— Тзот-Локи никогда на это не пошел бы! Честь и слава страны для него важнее, чем жизни двух человек, даже если один из них — сам Трисмегист.

— Мы на это и не рассчитывали. Армия Этла-Тиды на днях, уже после получения нашего письма, взяла столицу империи — высокобашенный Лирд.

— Поэтому вы и хотите меня казнить?

— Нет. Теперь обстоятельства изменились в нашу сторону. Кое-кто из окружения Мага-Императора прибыл к нам, чтобы согласиться с условиями Горвана. Для этого человека, оказывается, ваши жизни дорожи независимости Этла-Тиды.

— Я даже не хочу слышать имени предателя. Я бы вызвал его на поединок чести.

— К сожалению, мой горячий юноша, это не мужчина. Я говорил о принцессе Этла-Тиды Лоранон-Локи-Нее. Она сегодня утром прибыла к нам, чтобы выйти замуж за Повелителя Горвана и положить конец войне.

Эта новость поразила Ремина в самое сердце. Цепи зазвенели, но удержали его, когда он попытался броситься на самодовольно ухмыляющегося Главного Мага. В то же мгновение четыре острых копейных наконечника уперлись ему в грудь и заставили сесть на место.

— Будь ты проклят, старый змей. — Скрипнул зубами Ремин. — Будь проклят твой Повелитель. Лучше бы вы казнили меня на пирамиде самой страшной казнью, но не сообщали о том, что Лорана станет женой Горвана.

— Тогда наша победа не была бы такой сладкой. — Облизал языком тонкие губы Толи-Покли. — Твое жалкое и смешное отчаяние говорит мне, что и ты любишь принцессу. Тем забавнее будет завтра видеть лица Трисмегиста и прекрасной невесты Повелителя Горвана, которые станут наблюдать за твоей казнью. Да и в твои глаза я с удовольствием загляну.

— Но почему Тзот-Локи не остановил, не удержал свою дочь от безумного поступка?

— Она бежала тайком, никого не предупредив. Это было ее собственное решение.

— Я догадываюсь о причинах, которые заставили Лорану сделать такой выбор. — Сказал обретший хладнокровие Ремин. — Я скорблю о том, что она стала жертвой вашей жестокой игры. Да, я люблю ее, и поэтому сочувствую, представляя себе, какие чувства она сейчас испытывает. А ты, подлая тварь, все равно пожалеешь рано или поздно о своих мерзостях. Даже если вы убьете меня, другие Этла-Ниты отомстят за наше поражение. Трис вам отомстит!

— Это вряд ли. Твой друг потерял все свои силы. Повелитель Горван никак не может решить, что с ним сделать теперь. Может быть, он подарит его на свадьбу своей жене? Предварительно отрезав руки, ноги, язык, нос и половые органы. Только глаза и уши он хочет ему оставить, чтобы Трисмегист мог видеть счастливых жениха и невесту и слышать стоны принцессы, когда Повелитель будет исполнять свой супружеский долг.

Еще раз попытался Ремин дотянуться до этого чудовища в человеческом обличии, но вновь толстые цепи и острые копья удержали его. Он хотел заплакать от бессильной ярости, но не мог себе этого позволить перед лицом врагов. Поэтому он только застонал и закусил губу так, что струйка крови потекла по подбородку. Толи-Покли был совершенно счастлив. Видя, что Ремин привалился к стене и безвольно обмяк, он сделал знак тюремщикам и двинулся к двери, но внезапно остановился и спросил у Ремина:

— Между прочим, хочешь знать, как отнеслась принцесса к твоей немедленной казни?

— Как? — Равнодушно спросил Ремин.

— Принцесса Лоранон-Локи-Нея была очень рада этому.

* * *

— Дорогая моя Лорана! — Театрально-торжественно восклицал Повелитель Горван. — Я приказал, чтобы к нашей свадьбе мои слуги надели свои самые лучшие наряды, украсили самый большой зал во дворце, приготовили самые вкусные кушанья. Этот день ты должна запомнить навсегда.

— Я уже который раз повторяю: не называй меня Лораной, негодяй. — Топнула ножкой девушка. — Для тебя я — принцесса Лоранон-Локи-Нея! И не смей называть меня иначе.

Они находились в личных покоях бывшего хозяина дворца, который очень любил, когда его окружает множество дорогих ковров, больших подушек и мягких глубоких кресел. Теперь эти комнаты Горван предоставил Лоране, и девушка буквально задыхалась среди удобных, но отвратительно-слащавых предметов роскоши. Еще более раздражали ее постоянные визиты Повелителя Горвана, каждый из которых заставлял ее все больше и больше сомневаться в правильности своего поспешного решения. Имела ли право она, дочь и наследница правителя Этла-Тиды, забыть о своем долге перед страной и кинуться на выручку двум самым дорогим для нее людям? Теперь она в этом сильно сомневалась. Внутренние переживания отразились на ее облике: лицо девушки похудело и осунулось, под глазами темнели синеватые круги, глаза приобрели постоянное печальное выражение, лишь изредка сменяющееся гневом.

— Почему ты так жестока? — Даже преувеличенно ласковая улыбка не могла смягчить грубые черты лица Горвана. — Всем известно, что в Этла-Тиде все близкие тебе люди зовут тебя просто Лораной.

— Но ты-то не относишься к числу моих друзей.

— Конечно, я не твой друг. Я — твой муж.

— Пока еще нет. Ты не выполнил мое условие: не отпустил Трисмегиста и Ремина.

— Казнь Ремина состоится завтра, на Главной площади города, во время нашей свадьбы. А с Трисмегистом я собираюсь поступить так, чтобы навсегда отбить у любого человека желание помериться силами со мной!

— Как? — Ноги Лораны подкосились и она села на кресло. — Ты же дал слово. Только поэтому я согласилась выйти за тебя замуж. Ты обещал, что Ремин и Трисмегист смогут беспрепятственно покинуть город и уйти на все четыре стороны.

Горван все время ходил взад-вперед по просторной комнате, бесшумно ступая по толстым пушистым коврам, но после слов Лораны он остановился напротив ее кресла и громко захохотал, брызгая слюной.

— Я — хозяин своего слова. Хочу — даю, хочу — беру назад. — Произнес он, чрезвычайно довольный своей шуткой, не обращая внимания на то, что она стара, как история человечества.

— Негодяй! — Лорана вскочила и попыталась дать пощечину своему мучителю.

Это у нее не получилось. Ее ладонь в последний миг была перехвачена жесткой сильной рукой Горвана. Он уже не смеялся, в его глубоко посаженных глазах сверкнула такая безудержная ярость, что Лорана попыталась отшатнутся. Но Повелитель крепко держал ее.

— Ты еще не поняла, где твое место, дрянь. — Процедил он прямо в побледневшее лицо девушки. — Я научу тебя беспрекословному повиновению.

Горван широко замахнулся свободной рукой, и Лорана сперва инстинктивно закрыла глаза и вся сжалась, ожидая удара. Однако врожденная гордость взяла свое и она, совладав с собой, выпрямилась и ответила Повелителю гневным презрительным взглядом. Горван не нанес удар. Несколько мгновений мужчина и женщина смотрели друг на друга, а потом Повелитель сильно оттолкнул Лорану, так что она вновь упала на кресло.

— Это был первый урок. — Спокойно произнес Горван. — Смотри, чтобы мне не пришлось преподать тебе второго.

— Ты не осмелишься. — Выдохнула Лорана. Она тяжело дышала и слова давались ей с трудом.

— Хочешь проверить? — Ярость вновь наполнила глаза Повелителя.

Девушка молчала, и Горван опять успокоился.

— Нам с тобой, дорогая моя Лорана, предстоит долгая жизнь. Долгая и счастливая семейная жизнь. Она начнется завтра. Скрепит наш союз торжественное жертвоприношение твоего друга Ремина на самой высокой пирамиде храма Бога-Спасителя.

— А Трисмегист? — Робко спросила девушка.

— Я еще не решил, что с ним делать. — Задумчиво скрестил руки Горван. — Может быть, я подарю его жизнь тебе. Это станет моим свадебным подарком.

— И на том спасибо. — Как можно язвительнее постаралась ответить принцесса. — Могу ли я повидать его до нашей свадьбы?

Горван вновь заходил по комнате, словно взвешивая все «за» и «против».

— Хорошо. — Наконец, сказал он. — Ты можешь сделать это прямо сейчас. У меня много дел, связанных с подготовкой к свадьбе, тебя проводит мой Главный Маг Толи-Покли. Постарайся вдоволь наговориться со своим любимым. Потом это тебе вряд ли удастся.

— Естественно. — Пожала плечами Лорана. — Как только я смогу распоряжаться его жизнью, тотчас же отпущу на волю.

— Ты меня неправильно поняла, дорогая Лорана. Я обещал тебе его жизнь, а не свободу. Да ты и сама не захочешь расстаться со своим Трисмегистом.

— Почему это? — Подозрительно поинтересовалась девушка.

— А кому, кроме тебя, он будет нужен без ног, без рук, без мужских причиндалов и без языка!? — Горван снова захохотал, в упор глядя на побелевшую как мел Лорану. — Мои палачи хорошо знают свое дело, они умело отрежут у твоего Трисмегиста все лишнее, а магия Толи-Покли продлит его жизнь столько времени, сколько я пожелаю. Трисмегист — вернее, то, что от него останется — будет постоянно сопровождать нас. Даже во время наших любовных утех слуги будут класть этот человеческий обрубок рядом с нами, чтобы ему не было скучно по ночам. Вот теперь пойди и сама расскажи об этом своему любимому! Ха-ха-ха!

Горван вышел из комнаты, громко хлопнув резной дубовой дверью. Лорана сидела на кресле без движения. Глаза ее были широко открыты и совершенно сухи. Только одна мысль билась в ее голове, причиняя неимоверные страдания: «Что я наделала!? Что я наделала!?»