"Катрин и хранитель сокровищ" - читать интересную книгу автора (Бенцони Жюльетта)Глава четырнадцатая. ЖАННАКогда Арно выбежал из камеры Катрин, он и не подозревал о том, что огромная радость наполнила Катрин необыкновенной силой и что она теперь стала свободна от самое себя, свободна от мерзкого заточения и предстоящей казни, которая погрузит ее в небесное блаженство. Катрин изведала такое счастье за то короткое время, что больше не боялась смерти. Монах, который пришел исповедовать ее, увидел женщину, отрешенную от всего земного. Она слушала его слова о Боге с полуулыбкой, играющей на губах, чем вызвала недовольство доброго монаха. Питу в слезах подал ей самую лучшую еду, которую она давно уже не ела за эти месяцы: белый хлеб, свежее мясо и вино — караван с продовольствием пришел по воде днем раньше под личной охраной Девы. — Когда я думаю, как Дева будет торжественно входить в город сегодня вечером, а ты не сможешь ее встретить… — добрый малый шмыгнул носом. Катрин почувствовала, что тюремщик ее успокаивает. Дева вряд ли имела для нее значение сейчас, когда она собиралась умирать, потому что она хотела умереть счастливой. В этом странном безмятежном состоянии духа она оставалась и тогда, когда ее подняли около 8 часов вечера и посадили в повозку, обычно используемую для перевозки навоза. Монах уселся рядом с ней, а палач встал позади. Отряд лучников окружил столь странный кортеж, и он выехали из Шатле. Одетая в грубое платье, с уже накинутой на шею петлей, Катрин покачивалась в дребезжащей тряской повозке. Ее широко открытые глаза не мигая смотрели вдаль и были похожи на глаза слепого. Казалось, она уже не принадлежит земле. Повозка пересекла птичий рынок, уже пустой в это время, и устремилась вниз по широкой улице Школяров. Эта всегда суматошная улица, с ее постоялыми дворами и ярко раскрашенными вывесками, всегда представляла для зевак настоящий спектакль, но этим вечером она была безлюдной. Дома были закрыты ставнями, а несколько прохожих настолько спешили, что едва ли заметили мрачную процессию. Один из стражников проворчал: — Они успеют к Бургундским воротам, через которые Дева должна войти в город. Почему старейшины не повесили эту женщину чуть раньше? Тогда и мы смогли бы туда попасть… — Нам следует побыстрее с этим развязаться! — сказал другой. — Тише вы там! — закричал сержант. В эту минуту послышался мощный гул тысячи голосов. Он доносился из восточной части города и был похож на гудение множества пчел в тишине. Затем колокола Сен-Этьена и Нотр — Дам де ля Консепсьон начали вызванивать радостную мелодию, а одобрительные возгласы стали громче. — Она вошла в город! — крикнул один из лучников. Слава Богу! — Аминь, — эхом откликнулся монах. Катрин пожала плечами. Ей страстно захотелось, чтобы этот ужасный фарс закончился, и, как ни странно, теперь ее мысли были обращены не к Арно, а к Мишелю. Она еще раз с поразительной ясностью увидела это трагическое путешествие, которое он проделал по улице Сен-Дени на виселицу. Но он был окружен толпой, а она была одинока, и нигде не было видно двух детей, которые с риском для жизни попытались бы спасти ее. Она шла навстречу смерти среди полного безразличия, сопровождаемая монахом и несколькими равнодушными солдатами. Дорога вдруг расширилась и влилась в площадь, прилегающую к собору. Шпили все так же мерцали в ночном небе. Под темным портиком священник в черной рясе ожидал, держа высокий крест для процессий. В ту же минуту колокола Сен-Круа подняли трезвон прямо над головой осужденной женщины, возвещая всеобщее ликование. Катрин почувствовала, как ее тело напряглось в яростном протесте. Какое право имели эти веселящиеся люди вынуждать ее идти на смерть? Инстинкт самосохранения внезапно пробудился в ней так сильно, что она невольно содрогнулась. Она начала бороться с оковами и закричала: — Я не хочу умирать! Я не виновна!.. Не виновна!.. Ее голос утонул в оглушительном гаме. Дорога перед собором, казалось, должна была разверзнуться под внезапным натиском огромной толпы, бегущей и размахивающей таким множеством факелов, что темнота отступила. В один миг все это место оказалось забитым людьми. Вокруг распахнулись окна, извергая потоки цветного шелка и гобеленов, которые свисали до земли. Повозка Катрин застряла в толпе, но никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Над морем человеческих голов Катрин смогла разглядеть медленно приближающуюся процессию вооруженных людей. Всадник с обнаженной головой ехал на белом коне впереди процессии, и именно там толпа была наиболее плотной. Катрин поняла, что это и была Дева Жанна, и в тот же самый миг все негодование исчезло. Широко распахнутыми, завороженными глазами она наблюдала, как девушка-воин приближается к ней. На Жанне были белые доспехи, сияющие как серебро и закрывающие ее с головы до пят. Одной рукой она управляла лошадью, другой высоко держала шелковое знамя, на котором был вышит образ Спасителя, окруженного ангелами с лилиями в руках. Слова» «Иисус сын Марии» были вышиты сбоку. Но все, что увидела Катрин, было ясное девичье лицо с голубыми искренними глазами под шапкой коротких мальчишеских волос каштанового цвета. Мужчины и женщины толпились вокруг нее, пытаясь дотронуться до ее руки, доспехов или даже до сбруи лошади. Жанна мягко им улыбалась и просила не подходить слишком близко, чтобы не оказаться под копытами лошади. За спиной Девы Катрин увидела Жана Орлеанского, Ксантрая, Гокура и многих других, которых знала, — Арно не было среди них. Внезапно взгляд Жанны с удивлением упал на Катрин. Она остановила свою лошадь и повернулась к Дюнуа, указывая на повозку. — Господин Бастард, неужели сердца в этом городе так огрубели, чтобы отправить на смерть эту бедную женщину в самый разгар веселья? — сказала она глубоким голосом, вызвавшим в Катрин дрожь. Дюнуа насупился. Он сразу узнал Катрин и оглянулся, будто ища кого-то, кто, кажется, отсутствовал. Он в раздражении пожал плечами. — Я распорядился держать эту женщину в тюрьме до твоего прибытия, Жанна, так что ты можешь делать с ней что хочешь. Она прибыла сюда месяц назад в лохмотьях и на грани помешательства, но один из наших капитанов узнал в ней знатную даму, и ни много ни мало возлюбленную Филиппа Бургундского, и обвинил ее в шпионаже. — Это не правда! Я только хотела разделить судьбу с людьми этого города и умереть вместе с ними. Катрин заплакала так горько, что Жанна взглянула на нее более пристально. Фиалковые и голубые глаза на мгновение встретились, и Катрин почувствовала новый прилив доверия. В глазах Жанны было столько доброты, столько искренности, что Катрин быстро забыла все свои обвинения, и, когда Жанна снова улыбнулась ей, она тоже робко улыбнулась. — Как вас зовут? — спросила Жанна. — Благородная дама, меня зовут Катрин. На этот раз улыбка осветила все лицо Жанны, и она весело тряхнула коротко остриженной головой. — А я совсем не благородная. Я просто деревенская девица, и у меня есть младшая сестра, которую зовут Катрин, так же как и одну из моих любимых святых. Поскольку ваша судьба, кажется, зависит от меня, Катрин, то вы будете освобождены. Я надеюсь, здесь найдется кто-нибудь, кто позаботиться о вас ради меня. Мы еще встретимся… Мгновенно каждый захотел позаботиться об узнице. Ее развязали и вынули из вонючей повозки, усадили на землю, набросили накидку на ее плечи. Казалось, они спорят из-за нее; те же люди, что требовали ее смерти, теперь боролись за право дать ей приют. Тем временем Жанна с отрядом спешилась перед собором, где девушка желала помолиться, что всегда делала вечером на заходе солнца. Высокая, стройная, богато одетая женщина подошла к ней, — Поручите пленницу мне, Жанна, — сказала она. — Я мать казначея Жака Буше, который имеет честь предложить вам апартаменты в этом городе. Я буду хорошо заботиться о ней. Жанна с благодарностью улыбнулась ей. Затем вошла в огромную церковь, все так же неся белое знамя. Матильда Буше взяла Катрин за руку, и они начали пробираться через толпу, расступающуюся перед ними с возгласами симпатии: — Проходи, бедняжка. Похоже, тебе не помешает немножко заботы и внимания. Катрин нехотя позволила себя вести вперед. Ее глаза по-прежнему следили за белой, сияющей фигурой Жанны, которая вошла в галерею собора. Матильда улыбнулась: — Ну, теперь пошли, — сказала она. — Мы вскоре увидимся с ней, поскольку жить она будет у нас. После этих слов Катрин послушно последовала за своей новой защитницей. Когда они проходили около церковного приюта, на глаза ей попалась фигура ангела с огромными крыльями, стоящего на коленях перед воротами. — Однажды, — сказала она тихо, — очень давно, когда я была маленькой девочкой, цыганка нагадала мне, что я встречусь с ангелом. Не думаете ли вы, госпожа Матильда, что Жанна — ангел? Матильда секунду молча смотрела на свою гостью с внезапным расположением. Простой порыв милосердия перерос во что-то большее, чем уважение. — Я в этом уверена, — торжественно сказала она. Дом принадлежал Жаку Буше, королевскому казначею в городе Орлеане, и находился рядом с воротами Реньяра, повернутыми на запад. Это было высокое и красивое здание, чьи причудливые фонтаны, изящные переплеты окон и черепичная крыша свидетельствовали о достатке. Из верхних окон открывался вид на большую часть лагерей англичан. Вдали, между Луарой и северными воротами Баньер, люди Солсбери и Саффолка построили пять огромных укреплений с башнями и оборонительными сооружениями, самый большой из которых назывался Сен-Лорен. Над ним развевалось знамя Джона Талбота, графа Шрусбери, и госпожа Матильда показала на башню из окна своей спальни. Хотя было темно, но можно было разглядеть лагерь англичан, цепи разноцветных палаток, которого вытянулись между укреплениями. Повсюду голая выжженная местность была похожа на лысую голову. — Им не лучше, чем нам, — заметила новая подруга Катрин, указывая на огромных бастион. — И не так уж часто они могут нормально поесть. Сегодня вечером, благодаря Жанне, мы шикарно повеселимся в этом осажденном городе! Катрин чувствовала, что возвращается к жизни, будто пробудившись от плохого сна. Доброта хозяйки не знала границ, а сама Матильда напоминала Катрин Эрменгарду де Шатовилэн, и Катрин не могла удержаться, чтобы не сказать ей об этом. Госпоже Матильде это очень польстило, ведь семья Шатовилэн, была настолько знатной, что о не знали во всей Франции. Матильда Буше, совсем забыв, что только час назад знатная дама находилась под угрозой смерти, получала теперь удовольствие, называя ее «моя дорогая графиня». Благодаря Матильде Катрин вновь открыла радости жизни. Слуги были заняты приготовлением к большому банкету, который казначей устраивал в честь Девы, но Матильда распорядилась найти двух девушек, которым велела быстро наполнить ванну горячей водой и приготовить комнату. Лежа в душистой воде, Катрин осознала, что никогда не испытывала такого блаженства. Горячая вода, ароматное мыло — все вдруг появилось как по волшебству. Это было далеким напоминанием о кувшине холодной воды, который Питу приносил ей каждое утро. Хорошо вымыв волосы и тело, Катрин почувствовала себя заново рожденной. Женская сорочка из тонкого батиста, платье из красновато-коричневого шелка (оно было немного великовато, но она хитроумно, с помощью нескольких булавок, подогнала его по фигуре) — и Катрин преобразилась. Пока девушки расчесывали ее длинные волосы, издавая восхищенные возгласы, Катрин подумала, что все ее мучения и страхи и даже воспоминания о тех плохих временах были смыты водой и оказались в ванне, которую девушки уже вынесли. Когда Матильда вошла в комнату, то на мгновение застыла, настолько изменилась Катрин. Меньше чем за час несчастное создание, идущее на виселицу, превратилось в красивую, элегантную молодую женщину. Она не смогла удержаться, подошла и обняла Катрин. — Моя дорогая графиня, вы привели меня в восторг! Теперь я начинаю понимать! Говоря по правде, раньше я была удивлена, что какой-то сумасшедший мог вообразить, будто вы были возлюбленной придирчивого герцога! — Ну, что вы, я больше не возлюбленная герцога, — ответила Катрин с улыбкой. — Я расскажу вам все. Вы были очень добры ко мне, и я хочу, чтобы вы знали все. — Не беспокойтесь. Мы очень вам рады. Так же как и Дева, я быстро поняла, что все это должно быть вызвано ужасным непониманием. Теперь пойдемте, я представлю вас — я слышу, процессия приближается. Звуки вновь ожившего веселья в городе, казалось, становились все ближе. Должно быть, Жанна вышла из собора и направилась к своему дому. Но Катрин отказалась. — Нет, только не сегодня вечером. Я очень смущена, но завтра я сама брошусь к ногам Жанны, чтобы отблагодарить ее! Как раз в этот момент показалось красное потное лицо Маргарит Буше. Она улыбнулась Катрин, горячо приветствуя ее из уважения к Жанне, затем обратилась к своей свекрови: — Она здесь! Идемте, пожалуйста! Не могу же я встречать ее одна! — Когда ты преодолеешь свой страх перед Жанной, Марго? — проворчала Матильда. — Не главаря же банды ты принимаешь, а красивую, нежную, приветливую молодую девушку… — ..которая послана сюда Небом! Как будто это не в двадцать раз опаснее, чем встреча со всеми главарями разбойного мира! Обе женщины выбежали, оставив Катрин одну. Жанна с окружением приближалась, и Катрин подошла к окну понаблюдать за ее прибытием. Дева по-прежнему была верхом на коне, но знамя передала своему пажу Жану д'Олону и теперь пожимала протягивающиеся к пей руки и целовала детишек. Капитаны ехали за ней улыбаясь. Только один среди них был мрачным и ехал, тупо уставившись на лошадиные уши. Катрин узнала Арно, и сердце ее гулко забилось в груди. Он выглядел как пленник, тащившийся за колесницей победителя, и Катрин стало интересно: узнал ли он о ее спасении Жанной? Было ли это его состояние следствием известия о том, что она жива, или же он был охвачен угрызениями совести и раскаяния? Воспоминания о прошедшей ночи должны быть теперь пыткой для него. Катрин улыбнулась. Было так хорошо жить на свете, молодой, свободной… свободной, чтобы уладить это странное недоразумение, которое так долго стояло между ними. — Я тебе дам либо покой, либо отсрочку, — прошептала она. Внезапно ее охватило горячее желание мести. По правде говоря, ее чувства к Арно было сложными, Она и любила и ненавидела его одновременно, этого человека, который отправил ее на смерть так хладнокровно и без колебаний, а затем потерял голову от страсти в ее объятиях. Его мрачность, разлившаяся по лицу, пробудила в Катрин злорадство. Теперь была его очередь мучиться, и гордость не могла ничем помочь Арно или защитить его. Когда все вошли, дом наполнился шумом и гулом, словно полая ракушка. Катрин отошла от окна и улеглась на кровать. Сегодня вечером она и Арно должны встретиться опять, и Катрин втайне опасалась столкнуться с ним. Как он отреагирует, увидя ее живой? Для Катрин Арно был неразрешимой загадкой. Уже дважды она предавала себя в его руки с такой радостью и страстью, что он, конечно, не мог этого не заметить. Почему же тогда он преследовал ее с такой непримиримой ненавистью, вплоть до передачи ее для пыток и отправки на виселицу? Он боялся ее, это несомненно; боялся сумасшедшего желания, которое она пробуждала в нем, и убедил себя в том, что ее притягательность была злом, поэтому старался освободиться от нее самым действенным способом. Катрин пыталась оставаться преданной молодому человеку. Первый раз, когда они встретились на пути во Фландрию, он и не скрывал своего влечения к ней. Он не переставал думать о ее красоте, он желал ее, держал в своих объятиях, не интересуясь ее жизнью. Но в то мгновение, когда взаимное влечение связало их, вмешалась судьба и со злорадным удовольствием разъединила их. Как ужасно, что единственное, что он помнил из обстоятельств смерти своего брата, было имя Легуа! Легуа в Париже было много, и среди них оказался только один, кузен Тома, который взмахнул топором и зверски убил Мишеля. Как же так случилось, что Арно не слышал об участии маленькой парижской девочки в этом деле? Неужели никто не рассказывал ему о ювелире, которого повесили за то, что он дал приют его брату, или о беззащитном ребенке, который со своими слабыми силами выступил против толпы и умолял о пощаде молодому человеку? Арно смешал Катрин с остальными Легуа, даже не попытавшись во всем разобраться. Однако, продолжая размышлять, Катрин постепенно прониклась к Арно большим сочувствием и поняла, что пытается оправдать его. Почему после всего, что произошло, Арно должен верить ей? Она происходит из семьи, которой он поклялся мстить, и все же, встретив ее под стенами Арраса, он забыл о мести под влиянием любви и страсти, которые она вызвала в нем. Что же произошло? Вопреки законам рыцарства Арно был схвачен и брошен в тюрьму. Когда же его освободили, он увидел Катрин в постели Филиппа — зрелище, которое уж точно не вызвало у него приятных ощущений. И наконец теперь, когда он увидел ее в Орлеане, как он мог догадаться, что она пришла разделить с ним судьбу после длительного и страшного путешествия? Для человека, в течение шести месяцев выдерживающего осаду в этом городе, измученного голодом, все связанное с Бургундией неизбежно должно было вызвать подозрение… Постепенно мысли Катрин становились все более благосклонными к Арно. Теперь она его понимала. Но, конечно, не настолько, чтобы простить непримиримую ненависть, которую он питал к ней. Возможно, на его месте она чувствовала бы то же самое… и возможно, для Катрин лучше всего было бы отказаться от него… Она начинала понимать, что это была только мечта, что между ними оказалось слишком много горечи, которую нелегко преодолеть. Он никогда не поверит в любовь женщины, которой не доверял. Внезапно Катрин почувствовала слабость и безнадежность… Она с трудом разделась и уже собиралась лечь спать, когда появилась госпожа Матильда в состоянии сильного возбуждения. — Вы не поверите! Жанна отказалась даже притронуться к еде! — закричала она. — Месье Жан и капитаны поужинали по-королевски, а Жанна съела всего несколько кусочков хлеба, смоченного в воде. Ее духовник, брат Жан Пекерель, сказал мне, что она вообще редко что — нибудь ест. В голосе доброй женщины прозвучало столько озабоченности, что Катрин не могла не улыбнуться. — Я так же, как и вы, ничего не знаю о Божьей посланнице, — спокойно сказала она. — Нам еще многое предстоит узнать… Матильда Буше, которую вряд ли это убедило, торжественно покачала головой в высоком двурогом головном уборе. — Вы действительно полагаете, что она была обычной крестьянской девушкой? Разве вы не видели, как она держится в седле? Какое благородство и уверенность! Ее оруженосец, мессир д'Олон говорил мне, что на последнем турнире она скрестила копье в поединке с герцогом д'Алансоном, и герцог был совершенно ошеломлен ее искусством. Разве это не удивительно? Добрая женщина могла часами тараторить подобным образом о чудесах, связанных с Жанной, но Катрин почти не слушала. Все ее внимание было приковано к мужскому голосу, доносившемуся издалека, — голосу, одновременно и грубому и теплому, от которого у нее по спине пробежали мурашки. Когда хозяйка ушла, Катрин почувствовала, что ее вновь охватило горе и отчаянье. Она совершенно не знала, что делать. Может, следует набраться мужества и порвать с Арно раз и навсегда?! На следующее утро Катрин проснулась от громких голосов с улицы, изрыгающих ругань и проклятия. Быстро сбросив покрывало, она подбежала к окну. Да, это был Арно. Он стоял, облаченный в доспехи и шлем, и рьяно спорил с казначеем Буше. Оба так громко кричали, что Катрин сначала не поняла, о чем речь. Буше заслонял дорогу капитану. — Клянусь кишками папы римского, — наконец взревел Арно, — я заставлю пропустить меня. Я думал, что шлюха уже мертва, а теперь узнаю, что она находится в вашем доме, да еще в качестве дорогой гостьи! Это унижение невозможно вынести, даже если бы я мог вздернуть ее собственными руками! Буше уже собирался ответить, но тут другой голос, не менее энергичный, чем у капитана, вступил в спор. Катрин видела, как Жанна выбежала из дома, схватила Арно за плечи и начала трясти его как грушу. — Мессир! — кричала Жанна. — Как вы осмеливаетесь произносить имя Всевышнего всуе? Говорю вам, вы не покинете этого места, пока не возьмете свои слова назад! Арно не был бы более ошеломлен, если бы гром ударил среди ясного неба. Властный тон молодой девушки и ее сильная рука, казалось, привели в чувство разъяренного капитана. Посланница Бога явно не была молокососом! Но и Арно был не из тех, кто легко сдается. — Я капитан де Монсальви и желаю войти сюда, чтобы убедиться, что справедливость восторжествовала! закричал он. — Будь вы хоть сам король, вы не сможете войти сюда вопреки желанию мэтра Буше. Кроме того, это дело имеет отношение лишь к нам двоим. Все, в чем я хочу убедиться, — это то, что вы попросите прощения у Господа за то оскорбление, которое нанесли ему. До тех нор мне не о чем с вами говорить. Ну же, на колени! Его? На колени! Дева действительно приказала Монсальви встать на колени? Катрин с трудом верила своим ушам. Ее удивление еще больше возросло, когда она увидела, как Арно — цвет его лица изменился от малинового до мертвенно бледного — встал на колени на грубую мостовую и пробормотал короткую молитву. Она с грустью подумала, что, несомненно, он присовокупит это унижение ко всем тем обидам, которые связывал с ее именем. Когда обвиняемый закончил свою молитву, Жанна вернулась обратно в дом, и в этот момент появился Ксантрай в сопровождении другого капитана, выглядевшего постарше, но массивного и грозного, как боевой бык. При виде Арно, стоящего на коленях посреди улицы с молитвой на устах, они застыли на месте и взорвались от дикого хохота. Ярость Арно обрушилась на них. — Хотел бы я знать, что вы ржете, как идиоты! — злобно закричал он. Его воинственный вид ничуть не обеспокоил мужчин, по крайней мере, старший из них на секунду остановился, чтобы сделать легкое замечание: — Да, дружище, Дева задала тебе хорошую головомойку. Похоже, что ты наконец обрел наставника! — Держу пари, ты нарываешься на то же самое, Ла Гир. Никто во всей армии не ругается более отвратительно, чем ты, и мы посмотрим, что скажет Жанна, когда услышит твой репертуар. Почему бы нам не заключить пари? — О чем? — подозрительно спросил гасконец. — О тебе! Держу пари в сто золотых экю, что она пошлет тебя на исповедь! Смех Ла Гира сотряс воздух. Он прослезился от хохота и громко хлопал себя по бедрам. Этьен де Виньоль, прозванный Да Гир-Гнев — из-за ужасного характера, просто разрывался от смеха, почти столь же непреодолимого, как его знаменитая ярость. — Годится! — орал он. — Тебе лучше сейчас начать отсчитывать свои денежки. Послать меня на исповедь? Почему бы папе этого не сделать?.. — Но Жанна сделает. И ты подчинишься ей, мой .друг… потому что другому просто не бывать, вот увидишь… Сказав это, Арно посмотрел наверх и увидел Катрин, стоявшую у окна, — золотые косы струились по ее белой рубашке. Он побледнел и отвернулся. Затем сунул руку Ксантраю и сказал: — Ладно, прекратим. Жанна может делать все, что хочет, с этой женщиной. Самое лучшее, если бы она послала ее к дьяволу… — Жанна? Отправит кого-то к дьяволу? Это меня удивляет! — воскликнул Ла Гир. Ничего не зная о положении дел, Ла Гир был искренне поражен этим предложением, но Ксантрай усмехнулся и, когда два друга повернулись спиной, улыбнулся Катрин с легким поклоном. Эта улыбка и поклон немного успокоили ее, но слова Арно по-прежнему терзали. По-видимому, Ксантрай проявлял к ней легкую склонность, и Катрин задумалась над тем, имеет ли он какое-нибудь влияние на Арно. Во всяком случае, он хоть немного знает о тайных чувствах молодого человека. Катрин решила при первой же возможности поговорить с ним. Весь этот день она наблюдала за дневными заботами Жанны д'Арк. Дева очаровывала и привлекала ее больше, чем какая-либо другая женщина до этого, и Катрин даже на какое-то время забывала об Арно. Когда же мысли снова возвращались к нему, Катрин отгоняла его образ, так как слишком яркие любовные воспоминания смущали ее в присутствии этой высокой благочестивой, наивной девушки из Лотарингии, Жанна, несмотря на все знаки внимания, оказываемые ей, оставалась простой и доступной. Она излучала радость, глубокую, всепроникающую радость, но при случае могла прийти в ужасную ярость, как любой из ее капитанов, что и ощутил на себе Арно. В то утро после мессы, прочитанной Жаном Пекерелем в часовне Матильды Буше, Жанна явно сгорала от нетерпения. Она была готова тотчас броситься в атаку, и ее выводили из себя замечания Дюнуа. Бастард считал, что было бы безопаснее подождать, пока основные силы армии не прибудут из Блуа. Но Жанна, будучи истинной уроженкой Лотарингии, была и упрямой, как осел. Спрятавшись с Матильдой за дверями, Катрин в ужасе слушала, как бурно проходил военный совет в большом зале. Жанна, поддерживаемая Ла Гиром, Ксантраем, Ильером и Монсальви, выступала за немедленную атаку, в то время как Бастард, Гокур и сир де Гамаш настаивали, что им следовало бы дождаться подкрепления. Слово за слово, и разразилась яростная ссора между Гамашем и Девой, которая считала себя главнокомандующим и не позволяла обсуждать свои приказы. Гамаш вышел из себя, назвал Жанну «обыкновенной девкой»и заявил, что уходит со своего поста, и едва спасся бегством от Арно, прыгнувшего на него с мечом в руке, чтобы загнать это оскорбление в глотку острием меча. С большим трудом Дюнуа удалось погасить разрастающийся скандал. Он громко выругал Гамаша, пожурил Жанну и в конце концов заставил из обняться, что они и сделали не протестуя. Тут же было решено, что Бастард и Жанна отправятся в Блуа, чтобы ускорить подход армии, и что Жанна должна будет составить письмо к англичанам с помощью Жана Пекереля. Ксантрай в это время вышел из зала и столкнулся лицом к лицу с Катрин. — Мессир, — просительно сказала Катрин, — я хотела бы поговорить с вами! Не уделите ли вы мне минуту? Прежде чем ответить, он отвел ее к окну и убедился, что они одни в комнате. — Что я могу сделать для вас, красавица? — широко улыбнувшись, спросил он. — Во-первых, я хочу поблагодарить вас, — сказала Катрин. — Мой тюремщик рассказал мне, что мое содержание в тюрьме было смягчено благодаря вам. Я получала достаточно еды, не была прикована цепью и… — Больше ни слова. Вы мне ничем не обязаны. Я просто сделал то, что подсказывал мне разум. Разве вы не помните наше освобождение из тюрьмы Арраса? Катрин с разочарованием выдохнула: — Ах, так это вот почему? А я-то думала, что вы верите в мою невиновность! Я думала, что вы хотели мне помочь из-за несправедливости мессир Арно. — Возможно, и из-за этого тоже. Я никогда не верил в эту вашу «миссию» здесь. Вы были в таком жалком состоянии! Только Арно, ослепленный гневом, мог так ошибаться. И поскольку он не хотел слышать и слова в вашем оправдание, я сделал что мог. — Вы даже не представляете, как я вам благодарна. Если б не вы, он бы безжалостно раскромсал меня на куски. Ведь он ненавидит меня? Лицо Ксантрая приняло выражение непривычной задумчивости. Он колебался с ответом, без сомнения, чувствуя себя как на тонком льду. — Откровенно говоря, я не знаю. Похоже, что он вас ненавидит, и все же… — И все же? — эхом отозвалась Катрин. — И все же он ведет себя странно. Знаете ли вы, почему он не подозревал о вашем освобождении до сегодняшнего утра? Потому что напился прошлой ночью до безобразия. Он пил кубок за кубком, и все время казалось, что он пьет за кого-то невидимого. Его вынесли на заре, почти бесчувственного и плачущего, как дитя. Он бормотал что-то бессвязное, но я уверен, что расслышал ваше имя. Возможно, что он ненавидит вас, но я бы мог, поручиться, что любит он вас еще больше. До них донесся голос из зала. Это был Ильер, Требующий вина. — Иду! — отозвался Ксантрай. Затем он наклонился к ней, поскольку Катрин протянула руку, чтобы задержать его и, спросил очень тихо и быстро: — Вы ведь по-прежнему любите его? — Больше всего на свете! Больше жизни! — закричала она так страстно, что Ксантрай улыбнулся. — Он — счастливчик, счастливее, чем сам осознает это! Ну, тогда послушайте, прекрасная Катрин. Арно тупой и упрямый, как все ослы Франции, вместе взятые, но у него удивительно мягкое сердце при ею жутких манерах. Если вы его любите так, что готовы на все и живете только ради его возвращения к вам, у вас, возможно, есть шанс. Как бы упрям он ни был, придет день, когда он не сможет сражаться с собой и с вами. — Этим утром он хотел меня повесить! — Возможно, если бы добрался сюда! Но надо было видеть его лицо, когда он узнал, что вы живы, спасены Жанной. Лицо Арно не может соврать, могу поклясться, что я видел на нем вспыхнувшую радость… Ксантрай больше ничего не сказал. Он вышел, оставив Катрин наедине с ее мыслями. Его замечания зажгли маленькую искорку надежды, которая с таким трудом умирает в любящем сердце… Пока мужчины пили в огромном зале, Жанна вышла к женщинам, чтобы те помогли ей надеть доспехи. Матильда, Маргарита и Катрин суетились вокруг нее: соединяя различные детали доспехов воедино. Катрин, стоя на коленях, помогла натянуть белые сапоги. Внезапно она подняла глаза и спросила: — Почему ты надеваешь доспехи, Жанна? Ведь ты сегодня не будешь давать бой. Я уверена, что ты не собираешься бросаться в наступление в одиночку! Жанна засмеялась. — Но не от недостатка желания, моя дорогая, а от того, что сейчас все, что я хочу сделать, — это сопровождать моих посланников до главного моста и получить сведения о состоянии дел. Оба герольда Жанны, Гиенн и Амблевиль, получили приказ передать ее письма в лагерь Тальбота с традиционными рыцарскими церемониями. — Жанна, — прошептала Катрин, держа одну из ее боевых перчаток. — Я бы хотела пойти с тобой. Прикажи им дать мне какую-нибудь мужскую одежду. Я могла бы сопровождать тебя в качестве оруженосца. — И мои капитаны посходили бы с ума от такого хорошенького пажа, — улыбнулась Жанна. — Им понадобится все их хладнокровие, а город нуждается в них. Иди на крепостной вал, Катрин, и все увидишь оттуда. Катрин вздохнула, но не стала настаивать. Она видела, как Жанна вывела своего коня вместе с конями капитанов, среди которых был и Арно; его доспехи тускло блестели. Он был самым ярым сторонником Девы, но странно, у Катрин это не вызывало ревности. Жанна обладала удивительной способностью успокаивать злобные голоса, нашептывающие в самой глубине души. Кроме того, у Катрин было чувство, что пока он с Жанной, ничего плохого с ним не случится. Она вызывала доверие… Пока Жанна и ее свита находились за пределами города, Катрин оставалась на крепостном валу, наблюдая за ними, и не сдвинулась с места, пока они не оказались в безопасности. Когда она вернулась домой, то застала там Жанну с полными слез глазами. Англичане ответили на ее письмо оскорблениями, называя ее шлюхой и телкой. Но хуже всего было то, что они захватили в плен одного из ее герольдов. Амблевиль вернулся один. Гладсдейл схватил Гиенна и угрожал сжечь его заживо. Арно немедленно выдвинулся вперед. — Разрешите мне! — закричал он. — Я привезу его назад! — Нет! — вскричала Катрин так пронзительно, что все повернулись к ней. Она залилась краской стыда, и, заметив это, Арно с высокомерным видом отказался испытывать ее терпение. Она спряталась за широкую спину госпожи Матильды, желая провалиться сквозь землю. Жанна улыбнулась ей. — Амблевиль должен вернуться, — сказала она, поворачиваясь к другому герольду, лицо которого стало пепельным от переживаний. Жанна нагнулась к нему и похлопала по плечу. — Эй, они не убьют тебя! — закричала она. — Скажи Талботу, что я хочу встретиться с ним в поединке под стенами города. Если он сможет одолеть меня, то пусть сожжет меня вместе с Гиенном. Если же победа будет моей, то англичанам придется снять осаду и уйти. Здесь ее прервал Дюнуа: — Твой план прекрасен и благороден, Жанна, но Талбот никогда не примет вызов. Он великий вождь и доблестный рыцарь и никогда не согласится помериться силами с женщиной. Мне кажется, что Амблевилю достаточно сказать одно: если что-нибудь случится с Гиенном, то мы поступим так же со всеми пленниками и с теми, кто попадет в наши руки. Его совет оказался мудрым. Часом позже Амблевиль вернулся вместе с Гиенном, и Жанна со всеми домочадцами проследовала в церковь, чтобы отблагодарить Святую Деву. Среди сопровождающих была и Катрин, которая шла вместе с Маргаритой и Матильдой. Когда месса закончилась и они возвращались домой, Катрин не могла не заметить, что один из капитанов Девы смотрел на нее особенно настойчивым взглядом, настолько настойчивым, что это заставило ее почувствовать себя немного смущенной, но и приятно взволновало. В первый раз за долгое время на нее смотрели с желанием, которое даже не пытались скрыть. Это вернуло ей некоторую уверенность в себе. Рыцарь, обративший на нее внимание, был высоким мужчиной примерно двадцати пяти лет. Его волосы и короткая бородка, обрамляющая суровое, высокомерное лицо, были иссиня — черными. Темные глаза сверкали как угли, а тонкие красные губы казались глубокой раной на бледном лице. Катрин вздрогнула и прошептала Матильде: — Кто этот рыцарь с мрачным лицом? Старая дама бросила быстрый взгляд, нахмурилась и прибавила шагу. — Бретонец из благородного дома Лавалей. Его имя Жиль де Ре. Говорят, что он сказочно богат и смел, но жесток. Его привел дед, старый разбойник Жан де Краон, не признающий никаких законов, кроме собственных. Весь город только и говорит о расточительности этого молодого повесы и о его жестокости. Он проживает в «Голове Мавра»с Агнес Гросвильен, которая не знает, возносить ли хвалу его щедрости, или оплакивать его излишества. Говорят, что он соблазнял маленьких девочек… и даже мальчиков! Мне он совсем не нравится, и не советую тебе привлекать его внимание… Несмотря на совет Матильды, Катрин оказалось трудно избавиться от будоражащих воспоминаний о томных взглядах мессира де Ре, и они преследовали ее допоздна. Все уже уснули, а Катрин еще долго металась и ворочалась в постели. Она слышала храп Жана д'Олона спавшего у дверей комнаты, в которой ночевали Жанна и Маргарит Буше. Оба ее пажа — молоденький Раймон и проказливый Луи де Кут, известный как Имергет, — спали в коридоре, но несмотря на все это надежное соседство, Катрин не могла отделаться от неясного беспокойства. Ближе к полуночи она вдруг услышала подозрительный скребущий звук под открытым окном, как будто кто-то карабкался по стене. Катрин вскочила и, подбежав к окну, осторожно высунула голову, стараясь оставаться незамеченной. Она тотчас зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть от изумления: там внизу находился мужчина, который медленно, но уверенно карабкался по ровной, почти неприступной стене. Природа одарила его кошачьей ловкостью, и он с легкостью продвигался вперед. Он, несомненно, вскоре бы добрался до окна Катрин, не появись внезапно из темноты другая мужская фигура, бросившаяся к человеку на стене. Последний издал сдавленный крик, почувствовав, что его схватили за ноги, потерял опору и рухнул на землю. Вновь появившийся мужчина всей тяжестью тела навалился на него. Завязался жестокий бой, и Катрин не знала, то ли ей молчать, то ли звать на помощь. Глаза постепенно привыкли к темноте, и она смогла разглядеть, что оба мужчины были равны и по росту, и по силе. Они попеременно брали верх друг над другом, но так как оба были одеты в темную одежду, невозможно было их различить. Она слышала только, как они тяжело дышали и пыхтели, словно кузнечные мехи. Внезапно блеснул кинжал, и один из соперников вскрикнул от боли. Катрин собралась уже было закричать, как вдруг на верхнем этаже открылось окно и мужчина в ночном халате со свечой в руке высунулся в окно. Катрин узнала Жана Буше. Он высоко держал свечу и озирался по сторонам, чтобы выяснить, что происходит. — Эй, там! — крикнул он. — В чем дело? Такой поворот событий явно не входил в планы соперников. Словно по молчаливому уговору, они отпрянули друг от друга и разбежались в разные стороны: один в направлении реки, другой к воротам Баньер. Звук торопливых шагов затих, и наступила тишина. Мэтр Буше пожал плечами и исчез из окна. Свет погас. Катрин в задумчивости вернулась к постели. Она была уверена, что по черной бороде узнала мессира де Ре, но кто же был другой? Катрин все еще продолжала размышлять над этим вопросом, когда вдруг резко выпрямилась на своей кровати. Сердце ее бешено забилось Тот же шум опять послышался тот же шум. Она напрягла слух и стала вглядываться в окно, затаив дыхание и прислушиваясь к слабым звукам, приближающимися к окну. Ее тело покрылось холодным потом, руки нервно теребили ночную рубашку. Неужели возвращается тот же мужчина… или это другой? Она была настолько испугана, что не могла пошевелиться. Когда в окне появилась чья-то голова, Катрин открыла рот, чтобы закричать, но крик застрял у нее в горле. Смутная тень перевалилась через подоконник и беззвучно, словно кошка, спрыгнула в комнату. Близость опасности привела Катрин в чувство. Она соскочила с кровати и бросилась к дверям, но шорох ее длинного пеньюара заставил насторожиться незваного гостя. Он бросился к ней и обхватил ее за талию. Катрин почувствовала, как ее сдавливают сильные руки с крепкими мускулами под кожаной одеждой. Мужчина тяжело дышал, и, когда его губы приблизились к ее губам, она узнала слабый запах его дыхания. Страх моментально исчез, и она пришла в себя. — Арно! — выдохнула она. — Ты вернулся! Он не ответил. Казалось, его охватило странное неистовство. Не произнося ни слова, он грубо сорвал с нее одежду, и его руки жадно побежали по ее телу. Катрин подчинилась непреодолимому напору страсти, которая, словно волна прилива, слушала ее. Обмякшая от желания, она прильнула к нему, отвечая на его поцелуи. Темная комната начала вращаться, и она почувствовала слабость в ногах, но как раз в этот момент он подхватил ее на руки и положил на кровать. Ночь накрыла обоих любовников, и сквозь это покрывало изредка доносились вздохи и слабый стон. Когда Арно встал, он по-прежнему не мог вымолвить ни слова, с отчаянным неистовством обнял Катрин. Она не могла бы сказать, кто из них был в эту ночь рабом другого, настолько сильно они оба отдались этому безумному наслаждению. Почувствовав, что Арно уходит от нее, она протянула к нему руки, пытаясь задержать его, но встретила лишь пустоту. Она села на кровати, но увидела только силуэт в окне. Через мгновение он исчез. Она откинулась на подушки. Теперь Арно мог оставить ее. Ее чаша счастья была выпита до дна. Завтра будет новый день, и она снова увидит его. Больше не стоит думать о бегстве отсюда или о том, чтобы похоронить себя в Бургундии. Ксантрай оказался прав, но, возможно, битва не будет такой продолжительной, как он думал, Арно, казалось, уже был близок к капитуляции. Остаток ночи Катрин провела в мечтах, строя воздушные замки, и каждый новый из них был еще более восхитительным, чем предыдущий. Но на следующее утро, когда капитаны прибыли получать приказания от Жанны, Катрин, наблюдавшая за ними с верхних ступенек лестницы и восхищавшаяся блеском их доспехов и цветом знамени, заметила две вещи: у Жиля де Ре появился свежий шрам на щеке, а у Монсальви красовался под глазом черный кровоподтек деталь, ускользнувшая от нее прошлой ночью. Арно едва взглянул на нее; он тотчас же отвернулся, немного нахмурившись, и с этого момента вообще избегал смотреть на Катрин. Следы драки на лицах капитанов не ускользнули от острых глаз Жанны. Переводя свой голубой взор с одного лица на другое, она полушутя-полусерьезно заметила: — Было бы лучше и для Господа и для дофина, господа, если бы вы проводили ночь в своих постелях. Оба обвиняемых опустили головы, словно нашкодившие школьники, но смущенный вид Арно не принес ей утешения. Катрин не могла понять его. Почему он держится по отношению к ней так отчужденно, даже грубо после такой страстной ночи? Ему что, стыдно? И кроме того, можно ли этот звериный голод, который он испытывал к ней, назвать любовью? Катрин сохранила странные, неясные, но ослепительные воспоминания об этих последних днях осады Орлеана, воспоминания, в которых господствовала высокая голубоглазая девушка, подчиняющая себе коня, словно мужчину, идущая в атаку с воодушевлением и энергией бывалого капитана, а затем способная проявлять материнскую нежность и безграничную кротость, успокаивая раненых и умирающих; девушку, которая смиренно утирала слезы, исповедуясь в своих грехах Жану Пекерелю, а в следующий момент могла угрожать петлей, если Бастрад позволит подойти подкреплениям англичан. Великая, нежная Жанна, чье горячее сердце никогда не знало компромиссов! Вечером 4 мая Катрин увидела на входе в город армию-освободительницу и конвой с продовольствием, который вел Дюнуа, — подходящее завершение этому дню, в который Дева отбила укрепление Сен-Луп у англичан и открыла дорогу в Бургундию. Катрин видела Жанну, молившуюся, стоя на коленях в соборе перед форсированием Луары 6 мая, захватившую руины Августинского монастыря, из которого англичане сделали редут, и атакующую форт Турнель 7 мая, когда ей в плечо попала стрела, которую она сама выдернула. После того как рана была перевязана, Жанна снова вернулась на поле боя. Перед заходом солнца тело Вильяма Гладсдейла, человека, оскорбившего ее, было сброшено с городской стены в ров. С высоты городских стен Катрин с неослабевающим вниманием наблюдала развернувшуюся 8 мая битву, окончательно снявшую осаду с мужественного города. Она видела, как Талбот собрал остатки своей армии, снял лагерь и отступил от Орлеана раз и навсегда. Верный прошлому, осажденный город остался последним оплотом королевства. В течение всего этого времени Катрин даже не пыталась приблизиться к Арно. Иногда во время битвы ей попадались на глаза его черные доспехи и шлем с ястребиными перьями: он без устали размахивал своим боевым топором, словно дровосек, рубящий лес, — но она никогда не подходила к нему близко. К ночи, когда сумерки завершали дневные сражения, он исчезал, несомненно, побежденный усталостью. Ночь за ночью Катрин тщетно ждала его, прислушиваясь к звукам за окном… но никто не появлялся. А в тех редких случаях, когда она находилась в его присутствии в доме Жана Буше, ее не покидало чувство, что она превратилась в невидимку. Арно смотрел через нее, будто она была сделана из стекла… Однажды вечером она попробовала преградить ему путь, когда он выходил из дома, но он обошел ее с такой дьявольской хитростью, что, обиженная этим, она больше не предпринимала подобных попыток. Он опять стал далеким и неприступным; игнорируя ее, он опять пробудил в Катрин прежние сомнения и страхи. Узнав у Девы, что Арно живет в гостинице «Милостыня святого Георгия», она несколько раз собиралась пойти туда и потребовать у него объяснений, но когда наступал момент, чтобы осуществить этот план, ее охватывал ужас. От такого чрезвычайно непостоянного человека можно было ожидать, что он выбросит ее на улицу при всех постояльцах гостиницы. В то время как Катрин вместе с другими горожанами присутствовала на мессе под открытым небом, которую служили на крепостном валу по случаю ухода английской армии, ею внезапно овладело сильное отчаяние; город был свободен, и у нее больше не было предлога оставаться у Буше. Вскоре ей придется что-то решать. Но что? Куда ей пойти, чтобы оказаться рядом с Арно? Цель Жанны еще не была достигнута. Катрин часто слышала ее высказывания о том, что она будет сопровождать Карла VII в Реймс, где тот будет короноваться, чтобы положить конец многолетним распрям. А капитаны и Арно вместе с ними должны последовать за Жанной. Именно этот поход, приближение которого Катрин чувствовала, очень расстроил ее, потому что она не знала, что делать. Когда Жанна вернулась после мессы домой, чтобы отдохнуть, Катрин прошла за ней в комнату помочь ей поудобнее устроиться. Какое-то время они оставались наедине, пока Матильда и Маргарита хлопотали над последними приготовлениями к огромному пиру в честь защитников города, и Катрин решила воспользоваться этой возможностью, чтобы поговорить с Жанной. Помогая ей снимать доспехи, Катрин робко сказала: — Жанна! Город теперь освобожден, и ты скоро покинешь его, чтобы выполнить свою задачу. Я хочу идти с тобой. Я могу делать все, что ты захочешь: следить за твоей одеждой и жильем, например… Жанна с удивлением посмотрела на Катрин своими искренними глазами, которые, казалось, проникали в самые сокровенные тайники ее сердца. Она улыбнулась, но покачала головой. — Я бы хотела, чтобы ты оставалась со мной, дорогая Катрин, но позволить этого не могу. Место, куда я собираюсь идти, не подходит для тебя. Я деревенская девушка, привыкшая к тяжелой работе и грубой жизни, а ты благородная дама, чувствительная и хрупкая, несмотря на невзгоды, перенесенные тобой. — Я? Я девушка из народа, Жанна, совершенно такая же, как ты, если не в большей степени! — закричала Катрин с гордостью и вызовом, который играл улыбкой на ее губах. — Верно. Я помню, ты говорила об этом, и ты права, что гордишься этим, но есть другая сторона дела. Катрин, ты слишком красива и притягательна, чтобы жить в гуще армии. Мои солдаты не ангелы, так же как и капитаны, и ты можешь пробудить в них низменные инстинкты, разжечь ссоры и ревность. — Я оденусь в мужское платье и подстригу волосы, как ты! — Это ничего не изменит. Все равно ты останешься женщиной, даже под монашеской рясой. Нет, Катрин, этим мужчинам предстоят тяжелые испытания, и я должна быть уверена, что ничто не разрушит их союз и смелость. Возлюбленный дофин и Господь Бог очень нуждаются в них. Было бы лучше, если бы ты вернулась домой, пока война не окончилась. — Вернуться домой? В Бургундию? — с ужасом закричала Катрин. — К моей старой, греховной жизни? Жанна, ты же прекрасно знаешь, какой была моя жизнь. Ты не можешь отослать меня туда опять, только не ты! Жанна на миг задумались. Катрин подала ей красный с зеленым камзол — цвета города Орлеана, — который только что подарил ей Дюнуа. Когда Катрин кончила завязывать шнурки, Жанна по-дружески положила руку ей на плечо. — Ты права, — сказала она. — Если ты чувствуешь, что очень трудно сопротивляться старым привычкам, лучше не возвращаться, но что еще я могу для тебя сделать, Катрин? Монастырь? В тебе так много жизни, что думать о монастыре не следует. О, у меня появилась мысль… Почему бы тебе не пойти к госпоже Иоланде? — Но, я ее не знаю. — Это не имеет значения, если отправляю тебя я. Ступай к королеве четырех королевств. Я дам тебе письмо к ней. Там ты найдешь помощь и защиту, там и дождешься окончательной победы… и возвращения мужчины, за которым ты действительно хочешь идти больше, чем за мной! Катрин была ошеломлена, что ее тайна так легко раскрыта. Она обессиленно опустилась на табурет и круглыми глазами уставилась на Жанну. — Как ты догадалась? — спросила она. — Это несложно, — улыбнулась Жанна. — Твои глаза говорят обо всем. Но для тебя пришло время терпеливого ожидания, а для мужчин настал час великой битвы каждому отведена своя роль. Ступай к королеве и помолись за успех пашей битвы. Катрин поняла, что изменить мнение Жанны невозможно, и не пыталась остановить ее, когда та собралась уходить. Возможно, это было лучшее решение. Брат Этьен так много рассказывал о королеве Иоланде теще Карла VII, что Катрин казалось, что она знакома с ней много лет. Но самое главное заключалось в том, чтобы оставаться с друзьями Арно, раз уж она не могла следовать за ним. Пока девушки приводили комнату в порядок, Катрин немного задержалась, чтобы помочь им. Звуки буйного веселья в доме становились все громче и громче. Через широко открытые для майского тепла окна Катрин могла видеть знатных горожан и их богато разодетых жен, спешащих к Реньерским воротам, навстречу щедрому гостеприимству Жана Буше. Катрин не имела никакого желания присоединяться к празднику, хотя и знала, что Арно должен там присутствовать. Она бы предпочла ускользнуть отсюда, чтобы оказаться среди простых горожан, танцующих на городской площади, куда уже выкатывались бочки с вином. Все городские ворота были широко распахнуты, был открыт свободный доступ во все окрестности впервые за семь месяцев. Катрин мимоходом бросила одной из девушек, что собирается немного прогуляться, и выскользнула из дома, закрыв платком голову. Она направилась к собору. Казалось, что какая-то невидимая сила толкнула ее к Бургундским воротам, откуда она прибыла в тот далекий вечер, изможденная, но полная надежд. Она захотела опять их увидеть. На улицах было полно народу. Люди окликали друг друга и старались завладеть солдатами — шотландцами, гасконцами, испанцами и французами, — которые и составляли армию, освободившую город. Воздух кипел от возбуждения и веселья. Когда показались Бургундские ворота, Катрин увидела непрекращающийся поток мужчин, женщин и детей, проходивших под огромной каменной аркой. Она некоторое время с легкой улыбкой на губах наблюдала эту радостную процессию, этих сияющих людей. Внезапно взгляд ее напрягся. Через мост как раз переходила странная пара: высокая смуглая женщина, одетая в залатанные лохмотья, с рваной шалью на плечах, опирающаяся на толстую палку, и маленький монах к изорванной одежде, вертящий головой в разные стороны с восторженной улыбкой на румяном лице. Это были Сара и брат Этьен. Огромная волна радости наполнила Катрин, и она побежала к ним так стремительно, насколько позволяли ноги. Крича и смеясь одновременно, она бросилась в объятия Сары… |
|
|