"Обольщение по-королевски" - читать интересную книгу автора (Блейк Дженнифер)

Глава 3

Отсветы красно-оранжевого пламени играли на стенах комнаты. Только огонь камина освещал ее, когда дверь на лестницу, где горели свечи, была закрыта. Анджелина провела кончиком языка по пересохшим губам, ее широко раскрытые глаза следили за действиями принца, в ушах все еще звучал вызов, брошенный ей. Рольф отошел от двери и приблизился к маленькому столику у центральной стены. Взяв крепкими, красивой лепки руками огниво и выбив искру, он зажег свечи в серебряном подсвечнике. Их пламя выхватило из полумрака его руку с сияющим старинным золотом перстнем на пальце. Перстень, выполненный в романском стиле, имел форму волчьей головы с оскаленными клыками. Пламя зажженных свечей осветило и его лицо с сильно выдающимися скулами и глазами, в которых полыхали синие отсветы.

Анджелина глубоко вздохнула.

— Нет нужды искать истину — она здесь, на поверхности. Еще пять часов тому назад на балу я сказала вам правду. Я — не Клэр, меня зовут Анджелина Фортин!

— Вы простите меня, если я честно скажу, что верю вам сейчас не больше, чем верил пять часов тому назад?

— Простить вас, когда вы по сути называете меня лгуньей? Когда ваше неверие простирается так далеко, что вы похищаете меня из собственного дома? Простить вас? Нет, я не настолько великодушна!

— Если мой образ действий так огорчает вас, то существует простой способ положить этому конец. Вы должны только сказать мне все, что знаете о смерти моего брата.

— Это легко сделать, — воскликнула она. — Потому что я ничего не знаю. Я же говорю вам, я — не та женщина, которую вы разыскиваете, а ее кузина.

И она, как можно более спокойно, начала рассказывать краткую историю своей жизни — со дня рождения до сегодняшнего дня. Анджелина назвала имена своих родителей, дедушек и бабушек, указала на родственные связи с Клэр через свою мать — сестру отца Клэр. Хотя лицо принца и выражало сильное нетерпение, Анджелина сообщила ему также подробности смерти ее родителей и те обстоятельства, при которых она была вынуждена переселиться в дом тети. А в конце повествования она упомянула о своем поразительном сходстве с кузиной — но только на расстоянии, издали, — которое признавали все окружающие.

Закончив, Анджелина с надеждой вгляделась в лицо Рольфа, пытаясь отыскать в выражении его глаз хоть какую-то перемену. Но тщетно!

— Я поздравляю вас с непоколебимой убежденностью, что у вас есть двойник! Считаете ли вы, что этот двойник должен взять на себя и вину — как в детской игре в «веришь — не веришь» — за все ваши злодеяния?

— Вину за злодеяния?! Но об этом не может быть и речи!

— Боюсь, что может.

Анджелина с изумлением уставилась на принца, ее память молниеносно прокрутила рассказ Клэр о предательстве, попытке убийства и побеге.

— За какие злодеяния?

— Гнев оскорбленной женщины толкнул вас на заговор с убийцей брата; пользуясь своим обаянием и прежними интимными отношениями, вы проникли в покои Максимилиана, как уверяли его — в последний раз! А там оставили его барахтаться в луже крови, своей и вашей, и умирать в одиночку. Ну что, достаточно для начала?

Пока он говорил, краска медленно сходила с лица Анджелины. Пресекшимся голосом она прошептала, наконец:

— Этого не может быть.

Он двинулся к ней легкой поступью, сильный атлетически сложенный мужчина, в каждом пружинящем шаге которого и во всех движениях гибкого тела таилась для нее грозная опасность.

— Уверяю вас, что может. Разрешите снять вашу накидку.

Не дожидаясь ответа, он протянул к ней руки, отбросил назад капюшон с ее головы, а затем распахнул полы накидки и начал снимать верхнюю одежду с ее плеч. Внезапно Анджелина перехватила его запястья.

— Я не останусь здесь! — воскликнула она.

— Не останетесь? — в его тоне слышалось наигранное удивление, а в глазах, горящим взором уставившихся прямо в ее глаза, читалась непреклонная твердость.

Анджелина чувствовала сильное биение его пульса и ощущала крепкие сухожилия мускулистых рук, которые с легкостью могли бы вырваться из ее судорожно вцепившихся слабых пальцев. И то, что он этого до сих пор не сделал, выглядело, как многообещающая угроза отомстить за все разом чуть позже. Нервная дрожь, пробежавшая по ее пальцам, передалась всему телу, и Анджелина так стремительно отдернула руки от его запястий, как будто дотронулась до раскаленного железа. Мгновение спустя она раскаялась в своей глупой реакции, но уже ничего не могла поделать, устремив отчаянный серо-зеленый взгляд на принца, который, отнеся в сторону, бросил ее накидку на стул.

Рольф долго изучающе смотрел на девушку, прежде чем взял ее за руку.

— Прошу вас поближе к огню, — произнес он кротким голосом.

Она резко вырвала руку и гордой поступью, полная достоинства, сама направилась к камину. Там она обернулась, чтобы встретить его лицом к лицу. Но он уже стоял позади нее, да так близко, что Анджелина невольно отступила на шаг назад, чуть ли не в огонь камина. Рольф схватил ее за локти и рванул на себя. Потеряв равновесие, она всем телом упала на него, чувствуя, как в ее грудь и живот впились пуговицы и шнуры его мундира, а эфес шпаги больно врезался ей в бедро. На мгновение Анджелина замерла, а затем, задохнувшись от негодования, уперлась руками в грудь молодого человека, пытаясь оттолкнуть его.

— Самосожжение вовсе не обязательно и даже нежелательно, по крайней мере, в настоящий момент, пока я еще не насладился тем спектаклем, который вы здесь разыгрываете.

Она прекратила сопротивление, почувствовав, что пахнет паленым, и ощущая сзади внизу, на икрах ног, прикрытых муслиновой юбкой, сильный жар.

— Будьте так добры, отпустите меня, — процедила она сквозь зубы.

— Добры? С чего вы взяли, что я могу быть добр? Или милосерден?

— Сама не знаю! — с горечью воскликнула она. — Простите! Я, наверное, потеряла рассудок, решив, что вы обладаете хоть какой-то отзывчивостью, свойственной человеческим существам.

— Отзывчивостью? — переспросил он медленно, блуждая взглядом по красивой линии ее шеи, плеч и сверкающим прядям распущенных волос, упавшим на грудь. — Сейчас вы узнаете кое-что о моей отзывчивости.

Анджелина широко раскрыла глаза от ужаса. Она явственно ощущала, как он раздевает ее своим взглядом, и поняла в глубине души, что он готов это сделать наяву и немедленно.

— Я… я имела в виду, что вы будете вести себя, как истинный джентльмен.

— Взываете к моим рыцарским чувствам? Роковая ошибка. У меня их и в помине нет.

Он ослабил свою хватку и, скользнув руками по ее плечам, зарыл ладони в волосах Анджелины, откинув ее голову назад. Рольф медленно склонился над ней и коснулся губами ее губ. Анджелина попробовала отвернуть лицо, но принц крепко держал ее голову в своих ладонях, исследуя губами нежную линию ее рта, пробуя на вкус сладость ее кожи и пытаясь разжать ее сомкнутые зубы.

Когда он, наконец, поднял голову, оторвавшись от нее, его дыхание стало глубоким и учащенным, а синие глаза потемнели.

— Нет, с моей отзывчивостью как раз все в порядке. А вот ваша для меня — загадка. Вы робеете и пугаетесь, словно необъезженная лошадь, или скорее, как осторожная молодая кобылица, пострадавшая от неумелого седока и бьющая теперь копытами всякого, кто к ней приближается.

— А что… что вы ждали? — прошептала она.

— Суку, прожженную с головы до пят, — его темно-золотистые брови сошлись на переносице. Заметив, что она страшно побледнела, он добавил: — Вы спросили — я ответил.

Кровь бросилась в лицо Анджелине душной волной, она зарделась до корней волос.

— А вы, вы заносчивый, самоуверенный…

— Мы начинаем кое-что узнавать друг о друге, не так ли? — перебил он ее. — Я нахожу вас хитрой и лживой, это ко всему прочему. Но я недооценил вас, что с моей стороны — я честно признаюсь — было глупостью. Мне надо бы знать, что женщина, которая сама залезла в постель Макса, а потом довела его до гибели, более сложна и неоднозначна. Единственный вопрос, который остается разрешить, состоит в том, отомстить ли мне за смерть брата той же монетой или, если все-таки именно вы своим сладкозвучным пением навлекли на него…

Она попыталась вырваться из рук принца, но он, мрачно улыбаясь, только крепче сжал ее в своих объятиях. Анджелина старалась подавить в себе нарастающее чувство отчаянья и безнадежности, хотя голос выдавал ее:

— Я — кузина Клэр! Спросите у кого угодно, у слуг моей тети, у мадам Делакруа, у приходского священника — они подтвердят вам это! Я никогда не была знакома с вашим братом, никогда не уезжала из дому дальше Нью-Орлеана. Я оставалась все время здесь, пока Клэр…

— Вы повторяетесь. Я проехал по вашим следам через полмира, преодолел горы, долины, исколесил огромные пространства. Океан не помешал мне добраться до вас, не помешали мне и зловонные топи, и огромные просторы девственных болот. Мои люди и я дышали вам в затылок, мчась день и ночь по дорогам так, что только пыль взмывала столбом из-под наших копыт, мы загоняли лошадей — животных, куда более верных и преданных, чем вы. Мы расспрашивали сотни людей; где подкупом, а где угрозой, мы собирали сведения о вас. Мы подбирались все ближе и ближе к вам. И вот, когда, наконец, вы в моих руках, я должен выслушивать эти небылицы, эту лживую чепуху, которую вы плетете с невинным жалобным видом, — о каких-то похожих, как две капли воды, кузинах, женщинах, настолько сообразительных и обаятельных, что могут запросто веревки вить из мужчин?

Его речь лилась серебряным звонким потоком, но в ней звучала боль. Анджелина пристально смотрела на принца, сходя с ума от своего полного бессилия что-нибудь доказать ему, а он продолжал:

— Мой брат, вскормленный миндалем и сладким кобыльим молоком, взлелеянный горячен любовью отца, должен был стать королем. Его готовили на турнирах и закаляли на нешуточных полях сражений, в нем воспитывали интерес к государственным делам. Он не был создан для нелепой смерти в постели рядом с вонючей шлюхой, он был создан, чтобы царствовать! А я, наоборот, не получил никакого систематического образования, рос сам по себе, пользуясь полной свободой благодаря пренебрежению отца моей персоной и общаясь с кем мне заблагорассудится. И вот я настиг убийцу моего брата, я держу его в руках. Да, жизнь имеет свой закрученный сюжет и развивается по своему причудливому плану.

Его ярко-синие глаза пылали, хотя голос оставался ровным. Неожиданно Рольф умолк. Он изогнулся и подхватил ее на руки. Сокрушенная его словами, начиная понимать причины жестокого отношения к себе принца, Анджелина не сделала ни малейшей попытки к сопротивлению, пока он нес ее на кровать.

Он любил брата, восхищался им, уважал его и теперь пытался облегчить свою боль от его бессмысленной позорной смерти, преследуя и карая женщину, которую считал виновной в гибели Макса. Надеялся ли к тому же Рольф, доказав свою преданность, продемонстрировать тем самым то, что он достоин в будущем быть правителем Рутении? Или, может быть, он хотел добиться благосклонности отца?

Пружины кровати тихо заскрипели, когда он бросил ее на матрас и растянулся рядом, опираясь на локоть. Он скинул с ног сапоги и начал расстегивать золотые пуговицы мундира, медленно, одну за одной, освобождая их из воздушных петель, сделанных из тонкого шнура.

Судорога пробежала по телу Анджелины, первой ее мыслью было — бежать! Но как? Она протянула к нему руку и, едва касаясь его плеча, умоляюще заговорила:

— Ваше Высочество, подождите! Может быть… может быть, вы по крайней мере сначала проверите, лгу ли я или говорю правду?

Он опустил свои золотистые ресницы, чтобы она не видела выражения его глаз, и сбросил китель.

— Оттянув неизбежное и дав вам время еще что-нибудь придумать? Я не буду этого делать. У вас есть только два шанса спасти себя. Первый: если вы действительно кузина Клэр, вы должны сказать мне, где она скрывается.

— А если, несмотря на всю мою невиновность, я не могу этого сделать?

— Вы можете и должны — если вы та, за кого себя выдаете. По нашим сведениям Клэр де Бюи прямиком направилась в Сент-Мартинвилль, в дом своей матери. Если вы ее родственница и живете в особняке де Бюи, вы должны были видеть ее. Слуги сказали, что в семье живет только одна молодая леди. Но если вы — не Клэр, то она тогда находится где-то поблизости, возможно, в городе. Анджелина Фортин, если таковая вообще существует, должна знать, где именно прячется Клэр, и после того, как она укажет нам это место, мы ее немедленно отпустим.

— А второй шанс? — с трудом проговорила Анджелина, от волнения у нее перехватило горло. Ее отказ выдать местонахождение кузины выглядел, как признание своей вины. Но она ничего не могла поделать; она не могла пойти на предательство. Подвергнуть Клэр смертельной опасности ради собственного спасения — этого не позволяла ей совесть.

Его взгляд стал притворно кротким, а голос вкрадчивым.

— Вы должны покорно сдаться на мою милость и заслужить ее признанием, откровенно рассказав, почему и как вы лишили жизни Макса и кто был вашим сообщником?

Анджелина, наконец, поняла, что это был его главный вопрос, к ответу на который он долго готовил ее, запугивая и угрожая. Она и сама считала всю эту историю загадочной и подозрительной, и теперь уже не верила рассказу Клэр о якобы неудавшейся инсценировке двойного самоубийства, для чего убийца намеревался будто бы застрелить и саму кузину. Но как она, Анджелина, могла убедить принца в своей искренности, когда ослепленный яростью и жаждой мести, он ничего и слышать не хотел, а только искал новые оскорбления для нее, обвиняя ее во всех смертных грехах?

Глубоко вздохнув, она сказала:

— Слишком большой риск — сдаться на вашу милость. После того, как вы сами недавно признались, что милосердие чуждо вам.

— А вы, оказывается, запомнили, — сказал он мягким голосом, в котором чувствовалось удовлетворение.

Неспешными движениями он начал расстегивать брюки.

Позеленев от страха, Анджелина заглянула в его блистающие небесной синевой глаза, и потеряв голову от отчаянья, стремительно отпрянула, забившись в дальний угол кровати. Демонстрируя прекрасную реакцию, он тут же кинулся к ней и схватил ее за плечи. Анджелина начала вырываться. Но сильные пальцы Ральфа вцепились в тонкий муслин ее платья, ткань с треском порвалась, обнажая жемчужного цвета плечо.

Замерев на мгновение, Анджелина осознала всю тщетность своего сопротивления и пришла в отчаянье, но тут же, сделав новое усилие, вырвалась из его хватки, оставив в руках принца оторванный рукав.

Она потеряла одну туфлю и, чувствуя холод деревянного пола, стремительно побежала к двери. Она знала, что внизу находятся люди принца, готовые в любой момент остановить ее, кинувшись гурьбой наперерез. Но девушке ничего не оставалось делать, как только постараться проскользнуть мимо них.

Однако прежде чем она открыла дверь, Рольф, бесшумно метнувшийся следом за ней, обхватил ее сзади стальным обручем своих рук, сжав грудь так, что колени Анджелины подкосились, и она начала оседать. Но он не дал девушке упасть, а сам уложил ее на ковер у камина. Лопатки Анджелины коснулись пушистой красно-голубой шерсти.

Дикая безудержная ярость охватила ее. Она изогнулась всем телом, царапаясь, как кошка; ее ногти оставили глубокую кровавую борозду на щеке Рольфа, чуть не повредив ему глаз. Он перехватил запястье девушки, безжалостно выкрутив ее руку, и, засунув ее ей за спину, прижал тело Анджелины к своему. Сдавленная тяжестью Рольфа грудь Анджелины ходила ходуном от учащенного дыхания, и она чувствовала, что ее слабые попытки пошевелиться только возбуждают молодого человека. Скрежеща зубами от боли в плече, Анджелина с напряжением всех сил оперлась на заломленную, прижатую к полу руку, пытаясь приподняться и сбросить его с себя. Но тут колено принца сдавило ее собственное колено так, что она потеряла последнюю возможность двигаться. Анджелина затихла, свирепо глядя на своего мучителя, как пойманное в клетку, затравленное животное.

В тишине было слышно только потрескивание горящих в камине поленьев. Языки пламени играли светотенью на лице мужчины, накрывшего ее своим телом, освещая кроваво-красные следы, оставленные на его щеке ее ногтями, и отражаясь в его потемневших глазах. Очень медленно, не отпуская взглядом ее взгляд, он склонил к ней голову и нашел ртом ее рот.

Поцелуй был обжигающе страстным, его рот, впившись с жестокой настойчивостью, заставил ее губы разжаться, и его язык глубоко проник в нее. Анджелина не имела раньше никакого понятия о физическом насилии. Она была чиста, целомудренна и имела о страсти самое смутное представление, как о спутнике любви, которой запрещен вход в стены святой монастырской обители. Ее покойный дядя как-то много лет тому назад потрепал ее по щеке, а Андре Делакруа, ее верный воздыхатель, приложил однажды кончики пальцев Анджелины к своим теплым губам. Вот и все — больше ни одна мужская рука не дотрагивалась до нее. Но это насилие было не только физическим, оно затрагивало ее душу, истощая жизненные силы и оставляя в ее сознании мрачный след бессильной ярости и гнева.

Рольф убрал с ее груди золотую цепочку, на которой висел гравированный флакончик, а сам флакончик, отброшенный его рукой, запутался в волосах Анджелины, рассыпанных по полу. Цепочка мерцала блестящей змейкой на ее обнаженном плече. Он стащил широкую бретельку нижней вышитой белым по белому рубашки, обнажив округлый холмик девственной груди. Его губы, обжигая кожу Анджелины огнем, проложили пылающий след через плечо к нежно-розовому соску. Схватив муслиновую ткань полуразорванного корсажа, Рольф рванул ее судорожно сжатыми пальцами, а затем сделал то же самое с тонкой материей нижней рубашки, спустив разорванную одежду с тела девушки.

Почувствовав его ладонь на своем обнаженном животе, Анджелина, у которой перехватило дыхание от страха, замотала головой из стороны в сторону, не желая смиряться с тем неизбежным, что сейчас должно было произойти. Кровь гулко застучала в ее жилах, приливая к лицу душной волной стыда, и, чувствуя унижение и беспомощность, она закрыла глаза длинными ресницами, задрожавшими не ее щеках.

Ее сопротивление ослабело. Она только судорожно вздохнула, когда его дерзкая рука скользнула между ее бедер. Его ласки были невыносимы, но Рольф, хотя и заметил, как напряжено тело Анджелины, не прекращал своих смелых атак. Казалось, давление его тела все увеличивалось, он опять припал к ее губам, продолжая нежное, но настойчивое проникновение в заповедный уголок ее девственного тела. Анджелина глотала горькие слезы, но помимо воли девушки ее плоть начала отвечать на его ласки. Сгорая от стыда, она хотела бы сейчас укрыться где-нибудь в темноте, но представься ей такая возможность, Анджелина понимала, что не спасется и в кромешной тьме от неумолимо надвигающегося на нее чувства страсти.

Медленное мучительное возбуждение все нарастало. Волна дрожи пробежала по всему ее телу. А потом опять и опять. Мускулы ее живота судорожно напряглись. И вдруг он резко убрал руку и замер, дыша часто и глубоко. Секунда шла за секундой.

Это была изощренная жестокость, насилие над ее чувствами. Довести ее опытными умелыми ласками до дрожи во всем теле и страстного, хотя и невольного, желания, было само по себе уловкой, достойной сатаны. Но бросить ее внезапно в этом мучительном состоянии было хитростью коварного врага, местью, намеренной пыткой, наказанием, бичующим ее душу и тело.

Она лежала, залитая светом пылающего камина, чуть дыша, с подрагивающей при каждом ударе гулкого сердца грудью. Когда Анджелина медленно подняла ресницы, блеск ее огромных глаз выдавал те чувства, которые она испытывала сейчас.

Рольф пристально смотрел на нее синим взором, полным воинственного вызова. Мускулы на его лице, плечах и руках были напряжены и ясно вырисовывались в полумраке. Он сдерживал себя, его кожа поблескивала в отсветах камина, покрытая каплями испарины. Несмотря на свои сомнения после проведенной им экспертизы, он не мог уже отказаться от нее. Стремясь сломить ее сопротивление и подавить защитную реакцию, он так увлекся сам, что зашел слишком далеко в собственных чувствах. Анджелина видела это и, обретая вновь самообладание, усмехнулась припухшими от его яростных поцелуев губами, делая вид, что хочет отвернуться от него.

Его рука немедленно перехватила это движение. Голос принца звучал искаженно и хрипло:

— А сейчас будет вторая атака, и наступит расплата.

Странная радостная дрожь охватила Анджелину, когда он стащил свои брюки и подмял ее под себя, раздвигая широко в стороны ее бедра и прокладывая себе путь во влажных зарослях, прикрывающих вход в ее пещеру.

Почувствовав недвусмысленное сопротивление девственной плоти, он тихо выругался, но было уже поздно. Задушенный крик рвался из груди Анджелины, она не могла пошевелиться, ничего не чувствуя, кроме заполнившей все ее нутро разрывающей боли.

Она не знала, сколько прошло времени, когда он, наконец, отпустил зажатые им запястья, гладя ладонью ее плечо и ласково прижимая ее тело к себе. Зарывшись лицом в волосы Анджелины, он прошептал, мучаясь угрызениями совести:

— Давай объявим перемирие, и если я сделал тебе больно, я сейчас все улажу и залечу твои раны.

Он начал нежно ласкать ее руками, успокаивая и утешая. Его губы коснулись виска Анджелины, ее век, уголков ее рта, он мягко дотрагивался губами до ее припухших губ, пока судорога боли не отпустила их, и Анджелина не улыбнулась слабой улыбкой. Он погладил ее грудь, коснувшись большим пальцем напряженно затвердевшего от страха и боли соска, лаская его до тех пор, пока мышцы не расслабились, и грудь под его рукой не стала упругой и податливой. Он смелее продвигался в своих ласках, доставляя ей этим неожиданное наслаждение. Оно разливалось по всему телу Анджелины; оглушительное, незнакомое ей доселе чувство неги охватило ее, и она глубоко, освобожденно вздохнула.

Он задал своим ласкам ритм и темп, который постепенно взвинчивал. Она положила свои руки ему на плечи, чтобы оттолкнуть его, но вместо этого ее пальцы начали поглаживать стальные мускулы его предплечий; и Анджелина забыв все на свете, растворилась в мире новых эмоций и ощущений.

Для нее не существовало больше настоящего, будущего или прошедшего, существовал только этот миг, когда в ее воспаленной крови разрастался всепожирающий пожар, стирающий все и вся, и уводящий ее в мир забвения. В ней полыхал чудесный и жуткий огонь; он полыхал одновременно и в ней, и в нем, двух человеческих существах, соединенных одним страстным порывом, сплетенных, слившихся воедино тел, подчиненных одному ритму.

Они долго лежали, не размыкая тесных объятий. Она слышала биение его сердца, ощущая удары своей обнаженной грудью, так, что каждый удар отдавался в ее теле легким трепетом. Наконец, Рольф собрался с силами, отодвинулся от нее и приподнялся на локте. Анджелина подняла дрожащие ресницы и взглянула на принца серо-зеленым взором, помрачневшим от ясного сознания греховности всего происходящего. Рольф смотрел на нее сверху вниз сдержанно, не выдавая тайных мыслей. Его лицо было непроницаемо, его взъерошенные золотистые волосы падали на лоб, почти застилая сияние синих глаз.

Он, принц Рольф Рутенский, ничего не дал этой девушке сегодня взамен того, что отнял у нее. Ничего, кроме краткого мига нежности и сострадания. Но это была слишком мизерная плата.

Анджелина отвела взгляд, потирая свою руку, на которой выступила гусиная кожа. Она вдруг заметила, как холодно лежать на полу, и что по комнате гуляет сквозняк. Рольф приподнялся, встал на одно колено и, подсунув руки под ее разомлевшее тело, подхватил ее, чтобы отнести на кровать. В несколько шагов он достиг постели и, уложив Анджелину, накрыл ее одеялом. Затем он двинулся к двери, прекрасный и непостижимый в своей раскованной естественной наготе. Он был хорошо сложен: широкие плечи, узкие бедра, стройные ноги, ни грамма жира. Мускулы его спины слегка заиграли, когда он мягким движением приоткрыл дверь и громко крикнул, так, что эхо прокатилось по всему дому:

— Сейрус!

Слуга явился прежде, чем стихли отзвуки голоса его господина. Он предстал с поклоном, войдя в комнату и остановившись у двери спальной в ожидании распоряжений. Сейрус не глядел в сторону Анджелины, но она была уверена, что ни одна подробность не укрылась от него: он наверняка заметил разбросанную по комнате в беспорядке одежду и ее собственное бледное утомленное лицо с растрепанными волосами. Если подобные обстоятельства и вызывали удивление у слуги, это, во всяком случае, никак не отражалось на его бронзовом лице.

— Ужин и бренди на двоих, — распорядился принц.

Он закрыл дверь за Сейрусом и медленно подошел к камину. Рольф опустился перед ним на колено, чтобы подложить дров в огонь. Делал он это быстрыми ловкими движениями, как будто не сознавая того, что не королевское это дело — топка камина.

Выражение его лица было все так же непроницаемо, он надел брюки, стоя спиной к Аджелине, а потом повернулся к ней лицом, застегивая ремень.

Полог над кроватью был укреплен на четырех столбах из дерева вишни, украшенных затейливой резбой, изображавшей лилии и колокольчики. У изножья кровати столбы были соединены гладкой деревянной балкой, на уровень которой взбивали пуховую перину, когда застилали постель. Принц, опустив руки, оперся ладонями на эту балку и взглянул на Анджелину.

— Похоже, существовала еще одна возможность доказать, что вы — не Клэр. И вы воспользовались ею, Анджелина Фортин.

Она без удивления восприняла то, что он обратился к ней, назвав ее, наконец, настоящим именем.

— Уверяю вас, это была не моя инициатива.

— Я сожалею о случившемся. Я вовсе не собирался насиловать невинную девицу.

Она охотно верила ему, но это признание устраняло ее душевный дискомфорт.

— Да, конечно, — отвечала она, — вы собирались изнасиловать всего лишь любовницу брата.

Их прервал осторожный стук в дверь. Вошел Сейрус с подносом, уставленным блюдами с нарезанным мясом и пирожными, бутылкой бренди, бокалами и столовыми приборами. Он поставил поднос на столик, который затем перенес поближе к кровати. Откупорив бутылку, он до половины наполнил бокалы и отступил в сторону, ожидая дальнейших приказаний. Принц бросил взгляд на поднос и кивнул слуге, давая понять, что тот свободен.

Когда Сейрус ушел, Рольф взял один бокал и протянул его Анджелине.

— Спасибо, не надо. Я… у меня нет привычки к крепким спиртным напиткам.

— Как у всякой леди. Я прекрасно понимаю вас, — произнес он, еле сдерживая нетерпение. — Но это не тот случай, когда годится разбавленное вино или наливка.

— Мне действительно не хочется.

Он поднял бровь.

— Вы что, в самом деле считаете, что я собираюсь напоить вас? Могу заверить, теперь в этом нет ни малейшей необходимости.

Гнев залил румянцем ее лицо, и Анджелина стремительно села на постели, опершись спиной на высоко взбитые подушки и ловя покрывало, чтобы прикрыть обнажившуюся грудь.

— Такая мысль мне и в голову не приходила!

— Тогда почему же вы не хотите? Вы предпочитаете, чтобы я заставил вас силой выпить этот бокал? Именно это доставит вам удовольствие, я прав?

Когда смысл его слов дошел до нее, она, взглянув на принца с чувством глубокого отвращения, схватила бокал и поспешно сделала глоток. Огненная жидкость обожгла ее горло, у Анджелины перехватило дыхание, но она не показала и вида, а продолжала отважно глотать бренди, пока на глазах не выступили слезы.

Принц явно забавлялся, глядя на нее и отхлебывая из своего бокала.

— Бренди и гнев — самое эффективное сочетание, такая смесь способна прочистить любые мозги… — произнес он, усаживаясь на край кровати.

Цепочка все еще висела на шее Анджелины, флакончик с духами ниспадал в выемку на ее груди. Когда она стала отодвигаться подальше от Рольфа, флакончик блеснул золотой гравировкой и привлек внимание принца. Он наклонился к Анджелине, и она почувствовала теплое прикосновение его пальцев, когда он взял в руку флакончик, поворачивая его и так и этак, и рассматривая его со всех сторон. Наконец, он устремил свой взор в ее широко открытые зеленые глаза.

— Сначала ты допьешь бренди, — сказал он сурово, — а потом скажешь мне, где она.

— Я… я не понимаю, что вы имеете в виду, — не крепость огненного бренди заставила ее запинаться, а недвусмысленная угроза, читавшаяся на лице принца.

— Оставь свое вранье. Если бы я мог вообразить себе, что Макс сошел с ума до такой степени, чтобы содержать девственную любовницу, я бы снова швырнул обвинение в его смерти тебе в лицо. Но такое предположение противоречит здравому смыслу. Поэтому я делаю следующий вывод: ты носишь на груди эту вещицу с вплетенными в орнамент инициалами Макса, такие безделушки он любит дарить в знак своего расположения. Итак, ты не можешь отрицать, что виделась с Клэр де Бюи, из рук которой и получила эту побрякушку. Я спрашиваю тебя еще раз: где она?!

— А если я не скажу, что тогда? — она подняла упрямым жестом подподорок, демонстрируя свою полную непокорность, что было довольно глупо с ее стороны в подобных обстоятельствах, но Анджелина ничего не могла поделать с собой.

Принц выпустил из пальцев флакончик, и он мягко ударился о ее грудь.

— Да, я понимаю теперь, что гнев — не то средство, которое излечивает от глупости. Но и ты ошибаешься, дерзко полагая, что тебе больше нечего бояться.

Анджелина опустила ресницы, вертя бокал с остатками бренди в руке, так что темная жидкость растекалась по его прозрачным стенкам.

— Даже если бы я и видела Клэр, даже если бы и знала, где она сейчас находится, как бы я могла сказать вам об этом? Это было бы равносильно предательству члена моей семьи, это означало бы, что я сама отдаю в ваши руки — свою сестру!

— Твои угрызения совести просто трогательны, но ты хорошо обдумала, чего тебе будет стоить дальнейшее запирательство?

Анджелина прямо встретила взгляд принца.

— А что, есть еще более высокая цена, чем та, которую я уже заплатила?

— Суди сама, — ответил он, слегка наклонив голову, — я вошел в дом твоей тети незамеченным и покинул его вместе с тобой, не поднимая шума. Таким образом, если ты вернешься туда сегодня же утром, никто не заподозрит, что ты отсутствовала всю ночь, и не узнает о том, что с тобой случилось. Твоя репутация останется незапятнанной; никакие позорные слухи не нанесут ущерб твоей будущности. А теперь представь, что с тобой будет, если я посреди дня привезу тебя на коне в своих объятиях и верну тете на виду у всех соседей и прислуги?

То, что именно это будет означать для нее, Анджелина хорошо знала. Слух о ее падении будет передаваться из уст в уста. Пожилые дамы, блюстительницы нравственности в их общине, начнут воротить от нее нос и ополчатся против опозорившей себя Анджелины. Ее подруги начнут избегать ее общества, отчасти от того, что этого категорически потребуют их родители, а отчасти по собственной воле, чтобы не быть запачканными ее грязью. Молодые люди прекратят посещать их дом, и только в ночи под окнами Анджелины будут раздаваться их оскорбительные окрики в ее адрес и издевательское улюлюканье. И, в конце концов, Анджелина должна будет смириться с участью старой девы, запертой в четырех стенах дома, или, если одиночество станет уж совсем невыносимым, податься в город, став уличной проституткой.

— Жуткая перспектива, — проговорил принц, глядя в ее помрачневшее лицо.

— Вы… вы не можете быть так бездушны.

— Ты глубоко заблуждаешься. Я могу сделать еще и не такое, только чтобы разыскать убийцу брата.

Анджелина отвернулась к огню.

— Если это неизбежно, то так тому и быть. Делайте, что хотите.

— Мне кажется, ты не понимаешь до конца того, на что так героически идешь, — заметил Рольф довольно язвительно. — Ты что же считаешь, что Клэр достойна такой огромной жертвы с твоей стороны?

— Я это делаю вовсе не из-за Клэр, а чтобы сохранить самоуважение и собственное достоинство.

— Итак, ты все-таки знаешь, где она, и осмеливаешься сидеть здесь передо мной с ханжеской миной, отказываясь назвать местонахождение мадемуазель де Бюи. А знаешь ли, моя дражайшая Анджелина, что тебя сейчас просто-напросто высекут?

Эти слова резко и отчетливо сорвалось с его губ. Царапины, оставленные ее ногтями, покрылись корочкой запекшейся крови на бледном лице молодого человека. Его синие глаза хранили ледяное выражение. Но Анджелина спокойно встретила взгляд Рольфа.

— Удивляюсь, что этого до сих пор не произошло.

— Тогда ты скоро прекратишь этому удивляться.

— Вы что же, ожидаете, что я сейчас упаду и буду валяться у ваших ног, умоляя не причинять мне боль? Но вы же сами доказали всю бесполезность такого поведения. Вы избрали неверную тактику, Ваше Высочество. Тот, кому угрожают, боится только неизвестности. А вы начали как раз с конца, с самого страшного оскорбления, которое только можно нанести женщине. И отныне ничто, что бы вы ни попытались предпринять, не сможет привести меня в ужас. Весь ужас мною уже пережит.

Может быть, выпитый бренди вселил в нее мужество бросить ему в лицо эти слова? Анджелина не знала, но они слетали с ее уст, произнесенные полным вызова тоном, легко и свободно, словно эхо его собственных жестоких слов, обращенных сегодня к ней.

Рольф осушил бокал и поставил его на стол, а затем склонился к Анджелине, опершись всем своим весом на широко расставленные руки.

— Если ты думаешь, что нет ничего хуже того страдания, которое я уже причинил тебе, ты ошибаешься! Оно не составляет и одной десятой доли тех бед, которые обрушатся на твою голову, если я только этого захочу. Ты — моя пленница. Как бы я ни обращался с тобой, никто никогда не вмешается и не станет на твою защиту. Если ты и дальше будешь упрямиться, я буду мучить тебя изо дня в день, пока не добьюсь ответа на интересующий меня вопрос.

— Тетя хватится меня утром и поднимет на ноги всю округу.

— Это вполне вероятно, но я буду крайне удивлен, если твоя тетя хоть словом обмолвится людям, отправленным на твои поиски, что ты можешь быть у меня. Это ведь сразу же вызовет массу неудобных для нее вопросов, не так ли? Например, почему это я вдруг надумал похищать тебя? Нет, я уверен, что в ближайшие дни никто нас с тобой не потревожит.

Она молчала, не находя доводов для возражения ему.

— Вы все равно ничего не добьетесь, — только и сказала Анджелина, устремив на него мрачный взор.

Он взял одной рукой ее золотистую прядь и перебросил ее со спины на обнаженную грудь, пушистый локон замерцал на белоснежной коже Анджелины.

— А я, напротив, уверен, что всего добьюсь. Ты уже помогла нам, мы теперь твердо знаем: Клэр где-то поблизости. Дай мне срок, и я заставлю тебя так или иначе содействовать нам в наших поисках. А пока я позабавлюсь с тобой…

— Ровно через сутки это смертельно наскучит вам!

— Может быть, но я все же рискну.

Его пальцы опять нащупали золотой флакончик, лежащий в ложбинке между овалами ее грудей.

— Послушай, этот омерзительный запах просто оскорбителен, эта безвкусная дешевка, совместный плод ювелира и парфюмера, хороша для Клэр, но тебе совершенно не идет.

Ловкими движениями он нашел застежку на цепочке и, расстегнув ее, снял подарок Клэр с шеи Анджелины. Принц небрежно бросил цепочку со звякнувшим о полированную поверхность флакончиком на стол рядом со своим бокалом.

Повернувшись снова к ней, Рольф заключил ее в объятия, подхватил на руки и усадил к себе на колени. Ее протесты были задушены его губами, он сразу же завладел ртом Анджелины, все больше и больше возбуждаясь. Но ее тело оставалось напряженным. Она не сопротивлялась, к чему это? Когда ей больше нечего защищать… Но отныне она никогда уже больше не доставит ему и капли наслаждения и ни за что не выдаст тех чувств, которые его ласки пробуждают в ней. Пусть ему скорее наскучит возиться со своей холодной бесчувственной пленницей. И какую бы цену ей ни пришлось заплатить, как бы все это ни обернулось, она ничего не скажет ему. Ничего. Что бы он ни делал.