"Юность командиров" - читать интересную книгу автора (Бондарев Юрий)24Когда они взбежали на горбатый мостик, видя сверху танцующих возле летней эстрады, праздничное гулянье в парке было в разгаре - серии ракет взлетали в черное уже небо, искры разноцветной пылью осыпались в тихие осенние пруды, на крыши сиротливо пустынных купален, заброшенных до лета; опускаясь с высоты, трескучий фейерверк медленно угасал над темными деревьями, над аллеями, над куполом этой летней эстрады, где хаотично шевелилась толпа, гремел духовой оркестр. В этот день он впервые зашел к Вале домой, зная, что здесь жил капитан Мельниченко, и не без волнения ожидал официального приема, но вынужден был полчаса просидеть один в столовой, потому что Валя, впустив его, сейчас же ушла в свою комнату, прокричав оттуда: – Алеша, пострадай, я переодеваюсь! Пепельница на тумбочке, возьми! Он, благодарный ей за эту нехитрую догадливость, нашел пепельницу и тут же почувствовал странное облегчение оттого, что все оказалось проще, чем ожидал, оттого, что он будто считался частым гостем в этом доме. Затем кто-то поскребся в дверь, и, лапой надавив на нее, в столовую из кухни пролез сквозь щель огромный заспанный кот, лениво мяукнул, с любопытством пожмурился на Алексея и, замурлыкав, стал делать восьмерки вокруг его ног, потерся боком о шпору и после этого изучающе понюхал ее, стараясь не наколоть себе нос. – Кто ты? Как зовут тебя? - спросил Алексей и потрепал кота. - Давай познакомимся, что ли? – Алеша, ты истомился? Я уже… Дверь в другую комнату была полуоткрыта, и он услышал, как там ожили, простучали каблуки, и вышла Валя, уже одетая, готовая; летнее солнце оставило на ее волосах свои следы - они стали еще светлее; и эти волосы, и не совсем пропавший загар на ее лице напомнили ему вдруг о том знойном дне и о той июльской грозе за городом, когда от ее влажных волос пахло дождевой свежестью, увядшей ромашкой и он обнимал ее за вздрагивающие плечи, целуя ее холодные губы… Он все поглаживал тершегося о шпору кота, не мог сразу избавиться от того ощущения ее мокрых волос, ее губ, а она, оглядев себя, подтянуто прошлась перед ним. – Хочу быть красивой ради тебя, цени это! Знаю, что ты плохо танцуешь, но сегодня я командую, и ты полностью будешь мне подчиняться. Согласен? В тот миг, когда над эстрадой с шипением, потрескиванием широкой стаей всплыла серия ракет, озарила воду и деревья, рассыпалась мерцающим фантастическим светом и длинные огни стали падать в пруд, как кометы, Алексей проводил зеленые нити взглядом, обернулся к Вале, спросил: – Ты, конечно, хочешь танцевать? – Знаешь, - ответила Валя решительно, - я сейчас сниму туфлю и подфутболю ее в пруд. Не до танцев… – А что случилось? – Ужасно жмет. Знаешь, иногда новые туфли могут испортить все настроение. Что с ней делать? Досада какая! – Подожди, - сказал Алексей. - Дай я посмотрю. Может быть, мы что-нибудь придумаем… – Ничего ты с ней не сделаешь. – Я все-таки попробую. – Ну попробуй! Можно, я обопрусь на тебя? Она слегка оперлась рукой на его плечо, нагнулась, потом, балансируя на одной ноге, посмотрела на снятую туфлю, проговорила со вздохом: – Вот! - и, теперь уже крепко опершись на его плечо, вспрыгнула и села на перила мостика, подобрала под себя ногу в чулке. – Держись за меня и не упади в пруд, я сейчас, - сказал Алексей. Ее глаза с улыбкой задержались на его лице, а он сосредоточенно вертел туфлю в руках, сначала не зная, что с ней делать, туфля же еще хранила живое тепло, была узенькой, лаковой, какой-то беспомощной от этого - и он, ни разу в жизни не имея дела с этими хрупкими женскими вещами, наконец решился и начал растягивать задник осторожно; что-то треснуло в ней, и Валя ахнула даже. – Ну конечно! Теперь я осталась совсем без ничего. Надо же приложить свою силу. Это ведь туфля - не орудие! Дай, пожалуйста, иначе останусь босиком… - Она спрыгнула с перил, потопала надетой туфлей, договорила с опущенными ресницами: - Ну ладно уж. Спасибо, - и, прощая, подняла на него глаза, словно чем-то синим осветив на миг, а он, мысленно ругая себя за свою медвежью услугу, готовый сказать, что его фронтовых денег, полученных за подбитые танки, хватит на десяток пар туфель, взял ее под руку, спросил с озадаченностью: – Все-таки тебе можно так ходить? – Конечно. Пошли, - закивала она. - Но, знаешь, танцевать не будем. Они брели по аллеям мимо толп танцующих, среди потока масок, среди смеха и огней; им обоим было тревожно немного: Алексею - от рассеянно-ласкового, затуманенного взгляда Вали, оттого, что покорная рука ее доверительно лежала на его рукаве; ей - оттого, что казалось, будто она снова плывет с ним по той теплой реке, как в ту звездную ночь, а под ними жуткая, чернеющая глубина. – Ты что-нибудь помнишь? - спросила она шепотом. – Все. Впереди над вершинами деревьев катился, мчась на одном месте, огненный круг "чертова колеса", там разносился озорной визг, и Валя, сильно сжав локоть Алексея, снова сказала шепотом: – Нет, ты ничего не помнишь. Здесь откуда-то из толпы неожиданно вынырнули Виктор Зимин и Ким Карапетянц, оба потные, на погонах поблескивало конфетти, закричали одновременно: – Дмитриев! - Но, заметив Валю, тотчас же переглянулись, сделали углубленно-серьезные лица, и Зимин покраснел. - А-а, ты не один! Извините, пожалуйста! – Это мои друзья, - представил Алексей. - Познакомьтесь! Валя протянула руку, сказала: – Я рада… Зимин и Карапетянц, разом вытянувшись, откозыряли, поочередно пожали ее руку и, чувствуя крепкое ответное пожатие, несколько смущенно назвали фамилии, потом подумали и назвали свои имена. – Где вы были? - спросил Алексей и чуть не засмеялся, уловив после своего вопроса неловкое переминание товарищей. – Мы? - спросил Карапетянц солидно. – Мы? - спросил Зимин и скосился на "чертово колесо", однако Карапетянц, предупреждая его, кашлянул дипломатично. – Вы были на "чертовом колесе"? - сразу догадалась Валя. - Хорошо там? – О, замечательно! - с искренним восторгом воскликнул Зимин. - Очень хорошо! Знаете, оттуда весь парк виден, ракеты, огни!.. Карапетянц же, не разделяя этого восторга, договорил совершенно серьезно: – А когда кто-то завизжал в другой кабине, Витя хотел открыть дверцу и, понимаешь, спасать! – Вот уж не так… Зачем ты преувеличиваешь как-то… - сконфузился Зимин. - Ну, до свидания, мы должны идти, Ким. Нам надо. - И необъяснимо почему обратился к Вале по всей форме: - Разрешите идти? – Конечно. Они так же мгновенно исчезли в толпе, как и появились, и Валя сказала улыбаясь: – Какие славные ребята! Это самые младшие? – Самые младшие. Слева, на площадке аттракционов, колыхалась под фонарями толпа; возле нее шныряющими стайками бегали мальчишки, лезли на деревья, на спины людей, стараясь через их головы увидеть все, что делалось за барьером; соединенный хохот и гул голосов волной проходил по сгрудившейся толпе и замирал; иногда в короткой тишине слышались вопросы: – Промазал? Промазал? – Что здесь происходит? - спросил Алексей какого-то бедового вида остроносого мальчишку в кепке с пуговкой. – Соревнование снайперов, товарищ военный! Гляньте-ка! – Давай посмотрим, - предложила Валя. - Это интересно. Они протиснулись сквозь толпу к перилам, потом услышали один за другим сухие и звонкие щелчки, увидели холодную глубину тира, освещенную электрическими лампочками; сразу чуть-чуть запахло порохом и мокрыми опилками. Оказывается, стреляли двое военных; один из них, судя по эмблеме на погонах, курсант автомобильного училища, с неподвижным, равнодушным лицом, белобровый, весь как бы непроницаемый, стоял перед барьером, опершись на духовое ружье, в уголке тонкого рта зажата потухшая папироса; новенькая фуражка была сдвинута на затылок; другой - лежа грудью на барьере, со старанием целился, долго устраивая локоть, шинель неуклюже коробилась на широкой его спине. Раздался выстрел. Пулька щелкнула в глубине тира. По толпе наблюдателей опять прокатился шум, хохоток, вокруг на разные голоса неистово закричали мальчишки: – Мазила! В белый свет как в копейку! Куда стреляет? – Пушку ему дайте, он из пушки трахнет! Довольно пожилой, усатый, кряжистый человек в солдатской шинели без погон и без ремня слегка толкнул плечом Алексея, выговорил с азартом и огорчением: – Что ж это, а? Шестой раз мажет! Ишь новую моду взял! Из вашего училища, должно? – Да, артиллерист, Алеша, смотри, - сказала Валя. - Ты его знаешь? Стрелявший положил ружье, потирая пальцем переносицу, полуобернулся к зрителям, и Алексей, к своему удивлению, узнал Полукарова - тот, как будто не видя толпы позади барьера, не слыша криков мальчишек, все потирал на переносице след от очков, не выказывая никакой заботы. "Что его занесло сюда?" - подумал Алексей сначала недовольно, но тут же при виде заведующего тиром не мог сдержаться и рассмеялся. Заведующий тиром, круглый, лысый, как бильярдный шар, театрально разведя руками перед Полукаровым, подкатился на коротких ножках к автомобилисту, услужливо и с особой ловкостью зарядил ружье и послал в глубину тира воздушный поцелуй. – Прошу снайперский выстрелик! В ответ автомобилист промычал невнятное, пожевывая папиросу, вроде бы совсем неохотно уперся локтями в барьер - и мгновенно выстрелил. Дальняя фигурка медведя кувыркнулась среди мишеней. Зрители загудели: – Враз поддел, глаз вострый! Главную мишень колупнул! – Вот этот… по-нашему! - одобрительно крякнув, заявил усатый человек. - Эх, артиллерист! Бе-еда. Стрелок с тыловой кухни! – Ты знаешь этого артиллериста? - повторила Валя. - Ты почему смеялся, Алеша? Он кто? – Очень хорошо знаю, - ответил Алексей, затем стиснул ей руку, и она заметила: лицо его чуть-чуть изменилось. - Валюта, подожди минуту. Я сейчас, - сказал он и с тем же выражением лица подлез под перила, приблизился к самому барьеру, встреченный неудовольствием заведующего тиром: – Товарищ дорогой артиллерист, тут соблюдать порядок надобно, прошу вас культурно!.. – Мы вместе, - сказал Алексей. - Все будет как надо. Была очередь Полукарова, и он уже навалился грудью на барьер, приготавливаясь стрелять, но, отвлеченный административным замечанием заведующего тиром, повернул большую свою голову, близоруко щурясь, проговорил: – Дмитриев? Ты чего? Откуда ты? – Дай, Женя, я достреляю твои патроны, устал ждать свою очередь, - вполголоса сказал Алексей. - Это таким образом можно сделать? - обратился он к заведующему тиром. - Надеюсь, это не нарушит культурного обслуживания? – Это ваше личное дело, за патроны заплачено… Заведующий с приятностью в лице пожал округлыми плечами; автомобилист же смерил Алексея заинтересованно-оценивающим взглядом, выплюнул изжеванную папиросу, одним щелчком мизинца сдвинул фуражку на затылок, теперь она держалась на его голове лишь чудом, но спросил довольно-таки безразлично: – Свежие артиллерийские силы? Или хочешь закрыть грудью амбразуру? – Попробую. - Алексей отстранил Полукарова, взял ружье, оглядел мишени. - В какие фигуры можно стрелять? – На выбор хочешь? - по-прежнему без эмоций удивился автомобилист. - Давай. В трубу крейсера. В бегущего волка… В крутящуюся мельницу. Даю пять форы… Начинай! – Форы не нужно, - ответил Алексей и, наслаждаясь этим моментом предвкушения, сам зарядил два ружья. - Начнем, - быстро проговорил он и, тщательно прицелясь, стоя выстрелил. - Раз, - сказал Алексей. - Считай, автомобилист… – Ай-яй-яй! - ответил вместо автомобилиста заведующий тиром. Труба крейсера упала. Алексей тотчас поднял другое ружье - и после второго звонкого щелчка в глубине тира вращающиеся крылья мельницы скрипнули и остановились. За спиной было тихо - ни шепота, ни возгласа одобрения. Автомобилист, по-гусиному вытянув шею в сторону мишеней, резким жестом надвинул козырек фуражки на брови, но, сдержавшись, протянул с ленцой в голосе: – От сотрясений валятся. Хите-ер! – Правильно, кто-то из артиллеристов тир качает, - согласился Алексей. - Сколько еще осталось несбитых фигур? Две? Полукаров, дай мне два патрона. – Ай-яй-яй, два патрона? Заведующий тиром с услужливой торопливостью высыпал перед ним кучку патронов, и Алексей, испытывая прежнее удовольствие от своей веселой уверенности, опять зарядил два ружья. Затем, поочередно поднимая их, выстрелил по оставшимся мишеням. Дважды щелкнули пульки будто по возникшей недоверчивой тишине, и тут первыми разом засвистели, заорали, как на стадионе, мальчишки, задвигались в толпе, когда он, положив на барьер ружье, спросил автомобилиста: – Теперь все? – Тама! Точно! Ни одной мишени! - подтвердило несколько голосов. Уже полностью удовлетворенный, Алексей перепрыгнул через перила; и Валя, поджидая его возле тира, с изумлением увидела, как мальчишки закипевшим водоворотом закрутились перед ним, дружно крича: "Как фамилия? Как фамилия? Вы снайпер?" - тогда он сказал им что-то; один из них, бедового вида, в кепке с пуговкой, ответил "Есть!" - и водоворот этот двинулся по аллее в сторону набережной. – Ты хвастунишка! - улыбаясь, заговорила Валя. - Ты же испортил жизнь автомобилисту, видишь, он куда-то исчез. Он умрет от огорчения… Придет в училище, ляжет на кровать и умрет от горестных воспоминаний. Ой, не могу! Она так засмеялась, что слезы выступили на ресницах. – Как он надвинул козырек на глаза! Словно его кто-то по затылку ударил! В это время к ним подошел Полукаров; хмурый, взъерошенный, виновато щурясь, он хотел что-то сказать Алексею, но не сказал и стал раскланиваться с подчеркнутой воспитанностью, стесненный, видимо, присутствием Вали. – Ладно, Женя, прости, что я тебе помешал, но, кажется, все в порядке, - проговорил Алексей. – Он так плохо стреляет? - разочарованно спросила Валя, когда они пошли по аллее, не выбирая заранее направления. – Он близорук. Стеснялся надеть очки, наверно. Валя сказала тихо, взяв его под руку: – А каков ты, хвастун, а? Правда, ты сумел расположить сердца зрителей к себе. Я все видела. Он ответил полушутливо: – Я этого и хотел. Пусть знают, как стреляют артиллеристы. Это все-таки марка фирмы. – На войне тоже была эта марка фирмы? – Да. Только на войне далеко до хвастовства. Там было дело. Нет, не дело, а страшная работа. Над деревьями небо фиолетово вспыхнуло, раскололось фейерверком; они оба посмотрели туда, и Алексей, проследив за дымными нитями впереди, после короткого молчания заговорил снова: – Странно самому - даже вот эти ракеты напоминают ночь на передовой, хотя я совершенно ясно знаю, что войны нет, что я с тобой в парке и все отлично… А насчет стрельбы ты не думай, что я стреляю особенно. Правда, до артиллерии я случайно месяц пробыл в снайперской, но снайпера из меня не получилось. Кстати, мой друг Толя Дроздов за тридцать шагов попадает из пистолета в гривенник… Без всякой снайперской школы. Прекрасно стрелял Борис из автомата. У него очень точный глаз. Замедляя шаги, Валя прикусила губу, сбоку наблюдая за Алексеем, спросила: – А ты наконец можешь мне сказать, что у вас произошло с Борисом? Ведь что-то произошло? Или это тайна? – Нет, это не тайна, - ответил Алексей. - Но мне не хочется говорить об этом. Просто, когда теряешь друга, становишься как-то беднее. Это я понял. Тут из боковой аллеи с шумом, топотом подбежала к ним группа запыхавшихся мальчишек, и, как показалось Вале, предводитель их, тот самый, бедового вида, в клетчатой кепке с пуговкой, возбужденно шмыгнул носом, выпятил по-военному грудь и, задыхаясь от усердия, выкрикнул: – Товарищ снайпер, ваши товарищи на набережной. Там много курсантов из артиллерийского училища! Ваше приказание выполнено! Валя только повела удивленными смеющимися глазами на Алексея, а он даже не улыбнулся, приложил руку к козырьку, ответил без тени шутки: – Спасибо, друзья, можете идти. – Есть идти! - И мальчишки эти, видимо весьма довольные выполненным приказанием, гурьбой кинулись назад к боковой аллее в направлении аттракционов. А эта дальняя глухая аллея, по которой шли они без направления, была темноватой, как шалаш, засыпанной кучами давно опавшей листвы, и было непонятно, как мальчишки нашли здесь Алексея. По-осеннему тут шуршало, похрустывало под ногами, горел одинокий фонарь в черных ветвях, над безлюдными скамейками, и везде: в шорохе листьев, в запахе сырости, в оголенном свете фонаря - был ноябрь. – Вот видишь, - вдруг сказал Алексей весело, - мальчишки, оказывается, все знают. Пойдем, познакомлю тебя с друзьями. Они должны тебе понравиться, я уверен. Толя Дроздов, Саша Гребнин, Миша Луц, Степанов. Ты их увидишь. Справа был маленький пруд, в нем отраженно качался у берега искристый круг фонаря, на середине загорались и гасли отдаленные звезды ракет, а под обрывом, в густо-темной недвижной воде собрались целые плоты из кленовых и каштановых листьев, и дуло пронизывающим холодком от этого уже нелетнего пруда. – Мальчишки, снайпер… черт знает что! - проговорила Валя и неожиданно повернулась к нему, взялась за борта шинели, коснулась губами его щеки. - Ты знаешь… я тебя сегодня особенно люблю. |
|
|