"Дом судьи" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)

Глава 1 Жена таможенника

— Пятьдесят шесть, пятьдесят семь, пятьдесят восемь, — считал Мегрэ.

Считал он машинально. Это выходило само собой. Голова была пуста, веки налились тяжестью.

— Шестьдесят один, шестьдесят два…

Он выглянул на улицу. Во «Французском кафе» нижняя половина окон была из матового стекла. Сквозь верхнюю виднелись лишь облетевшие деревья на площади, которые сек нескончаемый дождь.

— Восемьдесят три, восемьдесят четыре…

Стоя с кием в руке, он видел свое отражение во всех зеркалах, которыми были отделаны стены кафе.

А хозяин г-н Ле Флем как ни в чем не бывало молча продолжал серию ударов. Переходил от одного края зеленого поля к другому, наклонялся, выпрямлялся, издали провожал шары взглядом.

— Сто двадцать два… Сто двадцать три…

В зале было просторно. У окна сидела с шитьем пожилая служанка. И все. Ни души, кроме них троих. Разве что кот у печки.

А на часах еще только три! И еще только тринадцатое января. Комиссару виден пухлый календарь, висящий позади кассы. И все это продолжается уже три месяца! И…

Он никому не жаловался. Даже г-жа Мегрэ — и та не знает, почему он попал в немилость и получил назначение окружным комиссаром в Люсон. Это изнанка их ремесла, посторонних в это не посвящают.

Г-жа Мегрэ тоже здесь, живет в квартирке, которую они сняли над лавкой торговца роялями. У них уже были стычки с хозяйкой, потому что… Эх, не все ли равно!

— До скольких играем? — осведомился г-н Ле Флем, чтобы знать, не пора ли остановиться.

— До ста пятидесяти.

Мегрэ неторопливо курил трубку. Ого! Сто сорок семь, сто сорок восемь, сто сорок девять, сто пятьдесят! Шары замерли на столе; белые были грязно-желтого цвета, красный — неаппетитно-розового. Кии поставили в пирамиду. Г-н Ле Флем подошел к стойке, накачал себе и Мегрэ по полкружки пива и смахнул пену деревянным ножом.

— Ваше здоровье!

О чем им еще говорить?

— А дождь все идет…

Мегрэ влез в пальто, надвинул на самые глаза шляпу-котелок и через несколько секунд, засунув руки в карманы, уже шагал по улицам городка сквозь сетку дождя.

Вскоре он распахнул дверь полицейского участка, где стены были увешаны официальными объявлениями. Наморщил нос, учуяв бриллиантин, которым пользовался инспектор Межа — этот приторный запах не перебьешь даже десятком выкуренных трубок.

На стуле сидела морщинистая старушка в чепце, перед собой она держала необъятный вандейский зонт, с которого текло. На полу уже образовалась лужа, словно от шкодливого щенка.

— Что еще такое? — проворчал Мегрэ, пройдя за перегородку и нагнувшись к единственному своему инспектору.

— К вам. Желает беседовать исключительно с вами.

— Как это — со мной? По фамилии меня назвала?

— Спросила комиссара Мегрэ.

Старуха уловила, что речь о ней, и с достоинством поджала губы. Прежде чем снять пальто, Мегрэ по привычке порылся в бумагах, дожидавшихся на столе. Обычная текучка: надзор за несколькими поляками, задержанные без удостоверения личности, лица с ограничением места жительства…

— Слушаю вас, сударыня. Сидите, пожалуйста! Но прежде всего, от кого вы слышали мою фамилию?

— От мужа, господин комиссар. Его зовут Жюстен Юло. Вы сразу вспомните его, как только увидите: у него очень запоминающееся лицо! Он был таможенником в Конкарно, а вы приезжали туда по одному делу. Вчера он, как только убедился, что труп еще в комнате, так и сказал мне…

— Виноват! О каком трупе речь?

— О том, что находится дома у господина судьи…

Эту особу не так просто сбить с толку! Мегрэ смотрел на нее без особого интереса: он еще не подозревал, что с этой самой Адиной Юло, шестидесяти четырех лет, сидящей напротив него, ему придется свести куда более близкое знакомство и что он, как все, станет называть ее Дидиной.

— Для начала надо вам сказать, что муж мой вышел на пенсию и мы перебрались ко мне на родину, в Эгюийон. Там у меня домик поближе к порту: я получила его в наследство от покойника дяди… Вы, конечно, не знаете Эгюийон?.. Так я и думала, что не знаете. В таком случае вам трудно разобраться. Но к кому мне обратиться, кроме вас? Не к нашему же деревенскому полицейскому — он с утра до ночи пьян и нас на дух не переносит! А мэр знать ничего, кроме своих мидий, не хочет.

— Мидий? — переспросил Мегрэ.

— Да, он разводит мидий, как мой покойный дядя и почти все в Эгюийоне. У него плантация — ого-го-го, какая!

Инспектор Межа, дурак набитый, не удержался и насмешливо хихикнул; Мегрэ смерил его ледяным взглядом.

— Итак, вы, сударыня, остановились на том…

Г-жа Юло не нуждалась в подбадривании. Спешить ей было некуда. Она лишь метнула на Межа взгляд, подчеркивавший всю бестактность его смешка.

— Всякое ремесло на свой лад почетно.

— Разумеется! Продолжайте, пожалуйста.

— Эгюийон довольно далеко от порта, у нас там, в деревне, всего-то десятка два домов. Самый большой — у судьи.

— Минутку. Какой судья?

— Его фамилия Форлакруа. В свое время он был мировым судьей в Версале. Сдается, у него случились там неприятности; не удивлюсь, ежели уйти в отставку его вынудило начальство.

Да, не жалует судью эта крохотная, сморщенная старушонка! И уж подавно не боится говорить о людях все, что думает.

— Итак, расскажите о трупе. Это труп судьи?

— Ох, к сожалению, не его! Таких, как он, не убивают!

В добрый час! Мегрэ узнал, что хотел, а Межа фыркает в платок.

— Не мешайте мне рассказывать по-своему, а то собьете с толку. Какое у нас сегодня? Тринадцатое! Господи, а я-то подумала… — Она поспешно постучала по дереву, потом перекрестилась. — Дело было позавчера, то есть одиннадцатого. Накануне вечером у них были гости.

— У кого это, «у них»?

— У Форлакруа. Доктор Бренеоль с женой и дочкой. То есть с дочкой жены. Дело в том, что… Нет, так я никогда не кончу. В общем, коротали вечер вместе — они собираются этак два раза в месяц. Играют в карты до полуночи, потом поднимают адский шум — заводят машины…

— Вы, я вижу, отлично осведомлены обо всем, что творится у ваших соседей.

— Я же вам толкую: наш дом, то есть дом моего покойного дяди, стоит прямехонько за их домом. И не хочешь, а все заметишь.

В зрачках у комиссара уже зажглись огоньки, которые обрадовали бы г-жу Мегрэ. Он курил торопливыми затяжками, не так, как обычно; подошел к камину, помешал угли и стал спиной к пламени.

— Итак, труп…

— Это было уже утром. Я сказала — одиннадцатого? Утром муж пошел обрезать яблони, благо, погода была сухая. А я ему держала лестницу. Сверху ему было видно то, что за оградой… Он забрался как раз на высоту второго этажа дома судьи. Одно из окон было открыто. И вот он вдруг спускается и говорит мне: «Дидина!» — Меня зовут Адина, но все привыкли звать Дидиной. — «Дидина, — говорит он мне, — там в комнате кто-то лежит на полу». — «Лежит на полу»? — переспросила я, а сама не поверила. С какой стати человеку лежать на полу, когда дом набит кроватями? — «Представь себе. Сейчас влезу, еще посмотрю». Он лезет наверх, спускается… А человек он непьющий и за свои слова отвечает. И голова у него на плечах есть. Как-никак, он тридцать пять лет на службе состоял, а это что-нибудь, да значит… И вот, я вижу, он целый день все думает, думает. После второго завтрака идет, как всегда, прогуляться. Заглядывает в гостиницу «Порт». Вернулся и говорит: «Любопытно! Вчера никто не приезжал автобусом, и машин тоже не было…» — Понимаете, засело это у него в голове. Он попросил меня подержать ему лестницу еще раз. И говорит, тот человек, мол, все еще лежит на полу. Вечером он следил за светом, пока все огни не потухли.

— Какие огни?

— В доме судьи. А надо сказать, на окнах, которые выходят во двор, они никогда не закрывают ставни. Думают, ничего не видно. Ну так вот: судья зашел в ту комнату и долго там пробыл. Муж снова оделся и выбежал на улицу.

— Зачем?

— На случай, если судья надумает унести труп и бросить в воду. Но муж скоро вернулся. «Сейчас отлив, — говорит, — ему пришлось бы брести по горло в тине». А назавтра…

Мегрэ был ошарашен. За время службы он навидался всякого, но чтобы такие старички, таможенник на пенсии и его Дидина, вели из своей конуры слежку за домом судьи, держа друг другу лестницу…

— Назавтра тело еще лежало там, в том же месте. — Она глядела на Мегрэ, словно говоря всем своим видом: «А ведь мы не ошиблись!» — Муж наблюдал за домом целый день. В два часа судья, как всегда, пошел с дочерью на прогулку.

— А у судьи есть дочь?

— Об этом я вам еще порасскажу! Эта особа тоже не подарок. У судьи и сын есть… Но этак мы вконец запутаемся. Я готова рассказывать дальше, как только тот служащий у меня за спиной перестанет давиться от смеха.

Поделом этому Межа!

— Вчера вечером прилив был в двадцать один двадцать шесть. Слишком рано, понимаете? До полуночи всегда рискуешь кого-нибудь встретить… А после полуночи вода спала. Тогда мы решили, что муж за ними присмотрит, а я тем временем съезжу к вам. Я села в девятичасовой автобус. Этот господин сообщил мне, что вы сегодня, по-видимому, не придете, но я поняла, что он попросту хочет от меня отделаться. Муж мне наказал: «Скажи комиссару, что я — тот самый таможенник из Конкарно, у которого один глаз косит. Еще скажи, что я рассматривал труп в морской бинокль и что этот человек в наших краях никогда не появлялся. На полу видно пятно — наверняка, кровь».

— Простите, — перебил Мегрэ, — в котором часу идет автобус на Эгюийон?

— Уже ушел.

— Межа, сколько туда километров? Межа посмотрел на карту департамента, висевшую на стене.

— Километров тридцать…

— По какому телефону вызывают такси? Если Дидина со своим таможенником спятили — тем хуже! Придется заплатить за такси из своего кармана!

— Сделайте милость, остановите машину не доезжая порта: я выйду, чтобы нас не увидели вместе. Лучше делать вид, что мы друг друга не знаем. Народ в Эгюийоне такой недоверчивый! Остановиться вы можете в гостинице «Порт»… Эта лучше, чем другая. После ужина увидите там буквально всю деревню. А если вам удастся снять комнату, у которой окно выходит на крышу танцевального зала, вам будет виден дом судьи.

— Межа, предупредите мою жену.

Стемнело, и весь мир, казалось, превратился в сплошную воду. Удобное такси, в прошлом чей-то личный автомобиль, пришлось старухе по душе. Ее восхитила хрустальная вазочка для цветов и электрическая лампочка на потолке.

— До чего только не додумаются! Везет же этим богачам!

Болота… Огромные плоские равнины, прорезанные каналами, изредка низенькие фермы — в Вандее их называют хижинами — и горы коровьего навоза: его сушат и пускают лепешки на топливо.

В душе у Мегрэ шевелилась робкая, слабая надежда. Он не смел еще себе в этом признаться. Неужели здесь, в вандейском захолустье, случай послал ему, опальному…

— Совсем забыла: отлив сегодня в двадцать два пятьдесят одну.

В голове не укладывается такая точность в устах старушонки!

— Если он хочет избавиться от тела, он этим воспользуется. Через Ле, там, где эта речка впадает в море у порта, перекинут мост. С одиннадцати часов мой муж будет ждать на этом мосту. Если желаете с ним переговорить… — она постучала в стекло:

— Высадите меня здесь. Дальше я пешком.

И она растаяла во влажной мгле; зонтик ее надулся, как воздушный шар. Вскоре у гостиницы «Порт» вышел из машины и Мегрэ.

— Вас подождать?

— Нет. Можете возвращаться в Люсон.

Мужчины в синих куртках — рыбаки или собиратели мидий; бутылки с белым и розовым вином на длинных лакированных столах из смолистой сосны. Дальше расположена кухня. Еще дальше — зал для танцев, им пользуются только по воскресеньям. Чувствуется, что все здесь новенькое. Белые стены, потолки из светлой ели, хрупкая игрушечная лестница. Комната опять-таки белая; железная эмалированная кровать, кретоновые занавески.

— Это дом судьи виднеется? — осведомился Мегрэ у молоденькой служанки.

Из слухового окна пробивался свет: наверно, на лестнице горит лампа. Комиссару предложили пройти в столовую, предназначенную для летних клиентов, но он попросился в общий зал. Ему принесли устриц, мидий, креветки, рыбу и баранину; рядом мужчины с характерным выговором толковали о вещах, связанных с морем, больше всего о мидиях, в которых Мегрэ ничего не смыслил.

— За последние дни у вас были приезжие?

— Уже неделю никого. Хотя позавчера, нет, третьего дня какой-то человек приезжал автобусом. Зашел к нам, предупредил, что будет обедать, но больше мы его не видели…

Мегрэ шел, спотыкаясь о всякий хлам — рельсы, корзины, стальные тросы, ящики, устричные раковины. Весь берег был застроен лачугами, где сборщики мидий хранят снасти. Целая деревенька, только без жителей. Каждые две минуты — гудок. — Это на Китовой горе включают туманный горн, — объяснили комиссару. Горн — с той стороны пролива, на острове Ре. Кроме того, по небу бродили расплывчатые лучи света от маленьких маяков, терявшихся в измороси. Хлюпала вода. Волны плескали навстречу речушке, впадавшей в море; вода прибывала; скоро, по словам старухи, в 22.51, начнется отлив. Несмотря на дождь, у одной из лачуг приткнулись двое влюбленных: они стояли неподвижно и молча целовались.

Комиссар разыскал мост, нескончаемый деревянный мост, такой узкий, что по нему с трудом прошла бы машина. В темноте смутно виднелись мачты; прилив поднимал лодки. Оборачиваясь, Мегрэ видел огни гостиницы, из которой только что вышел, а подальше, метров через сто, другие два огонька в доме судьи.

— Это вы, господин комиссар?

Мегрэ вздрогнул. Он чуть не наткнулся на кого-то и прямо перед собой увидел косящие глаза.

— Я — Жюстен Юло. Жена мне сказала… Жду здесь уже час, на случай, если ему придет в голову…

Дождь был ледяной. От воды веяло холодом. Скрежетали блоки, невидимые предметы жили своей ночной жизнью.

— Позвольте доложить. В три часа я забрался на лестницу — труп еще был на месте. В четыре мне захотелось проверить еще раз, пока не стемнело. Так вот, его уже не было. Он стащил его вниз. Наверняка, положил у дверей, чтобы в нужный момент побыстрее вынести. Не понимаю, как он его потащит. Судья меньше меня ростом, да и похлипче будет. Ростом и комплекцией он примерно как моя жена… А тот… мужчина крупный… Тс-с!

В темноте кто-то шел. Доски моста одна за другой прогибались. Когда опасность миновала, таможенник заговорил опять:

— По ту сторону моста — Ла Фот. Это даже не деревушка: просто несколько дач для тех, кто приезжает на лето. Днем сами увидите. Дело вот в чем: в тот вечер, когда они играли в карты, к судье приходил сын, Альбер… Внимание!

На этот раз по мосту шли влюбленные; они облокотились о перила моста, глядя на темную реку. У Мегрэ мерзли ноги. Носки пропитались водой. Он обратил внимание, что на таможеннике резиновые сапоги.

— Высота воды сто восемь. В шесть утра на отмели выйдет вся деревня.

Юло говорил тихо, как в церкви. В этом было нечто впечатляющее и в то же время комичное. Комиссару уже приходило в голову, что ему, пожалуй, уместней было бы сидеть сейчас в Люсоне во «Французском кафе» и перекидываться в карты с хозяином, доктором Жамэ и Бурдейлем, торговцем скобяным товаром, позади которых примостился бы старикашка Мемимо, как обычно, качая головой при каждом ходе.

— Жена следит за задней стеной дома. Значит, старушонка тоже при деле.

— Ведь кто его знает! Вдруг он выведет машину и надумает отвезти труп куда-нибудь подальше…

Труп! Труп! А существует ли на самом деле этот труп?

Третья трубка… Четвертая… Порой дверь гостиницы открывалась и закрывалась, слышались удаляющиеся шаги, голоса. Потом погас свет. Под мостом прошла на веслах лодка.

— А, это старик Барито поплыл ставить верши на угрей. Вернется часа через два, не раньше.

Как старик Барито ориентируется в этой тьме кромешной? Непостижимо! Чувствовалось, что море совсем рядом, у конца протоки. Оно дышало где-то вблизи. Вздувалось, неумолимо наступало.

Мегрэ отвлекся. Он сам не заметил, как это произошло. Он думал о том, что уголовную полицию Парижа слили с общенациональной сыскной и при этом возникли трения, которые обернулись для него Люсоном. Его послали в Люсон, и вот…

— Смотрите!

Пальцы бывшего таможенника вцепились ему в руку.

Ну-ну! Что ни говори, вся эта история не правдоподобна. Чтобы два старика… Чего стоит хотя бы лестница, которую держала Дидина! Да еще морской бинокль, и эти расчеты с приливом…

— Погасили…

Что необычного в том, что у судьи в этот час погасили свет?

— Идите сюда… Плохо видно…

Мегрэ шел на цыпочках, чтобы не раскачивать доски моста. А тут еще этот горн мычит по-коровьи…

Вода поднялась почти до самых лодок на мостках. Мегрэ споткнулся о дырявую корзину.

— Тс-с!

И тут они увидели, как дверь дома судьи отворилась. На порог прыгающей походкой вышел невысокий человек, огляделся, вернулся в коридор.

Мгновенье спустя произошло то, что казалось не правдоподобным. Невысокий вышел снова; согнувшись, он тащил волоком по грязи какой-то длинный предмет.

Предмет явно был тяжелый. Через несколько метров человек остановился перевести дух. Дверь дома осталась открытой. До моря было еще метров двадцать-тридцать.

— Ух!..

Они скорее угадали, чем услышали это «ух». Человек напрягал все силы. Дождь не переставал. Пальцы таможенника, стискивавшие толстый рукав Мегрэ, непроизвольно дрожали.

— Вот видите!

Да, все было так, как рассказывала старуха, как предвидел бывший таможенник. Этот человек — явно судья Форлакруа. А волочет он по грязи безжизненное человеческое тело.