"Небывалый господин Оуэн" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)2— Мне, пожалуйста, кружку пива, — удовлетворенно выдохнул Мегрэ, выбивая на пол трубку. Настоящую кружку толстого стекла с удобной ручкой в форме уха, а не эту малюсенькую иностранную бутылочку, бережно перелитую в хрустальный бокал, как подают в «Эксельсиоре». В кабачке отставной комиссар чувствовал себя в своей тарелке, и сразу взгляд его стал одновременно тяжелым и острым, знаменитый, известный всей уголовной полиции Парижа взгляд, и какая-то странная невозмутимость охватила его, как и всегда, когда мозг работал интенсивнее всего. Господин Луи сидел рядом с ним с важным видом, в черном костюме, и не проходило минуты, чтобы кто-нибудь не поздоровался с ним, не подошел пожать руку в знак уважения. В этом кабачке, где на цинковой стойке высились горы сандвичей с ветчиной, как ни странно, больше было людей в смокингах и во фраках, чем в куртках, дам в вечерних платьях, чем в выходных костюмах. Но мужчины в смокингах — это были крупье, во фраках с черными галстуками — менеджеры, а с белыми — профессиональные танцоры, женщины в вечерних платьях — танцовщицы в казино. — Какие новости? — спросил Мегрэ, оглядывая посетителей; их мирок был ему хорошо знаком. — Столько новостей, что я тут, на клочке бумаги, записал их. Не хотите переписать для себя? Мегрэ, сделав знак, что не хочет, короткими затяжками покуривал трубку. Он делал вид, что внимательно наблюдает за тем, что происходит вокруг него, — на самом же деле не пропускал ни слова из рассказа господина Луи. — Прежде всего, жертва до сих пор не опознана, и отпечатки его пальцев, посланные в Париж по фототелеграфу, в картотеке Дворца правосудия не фигурируют. Это был молодой человек лет двадцати пяти — двадцати шести, слабого здоровья, регулярно употреблявший морфин. В момент смерти он тоже находился в состоянии наркотического опьянения. — Нельзя ли предположить, что неизвестный зашел в четыреста двенадцатый номер, разделся, чтобы принять ванну у господина Оуэна, и, потеряв сознание, захлебнулся? — Нет. На шее и на плечах трупа обнаружены ссадины, полученные при жизни и нанесенные, следовательно, убийцей, которому пришлось удерживать голову жертвы под водой. — Время смерти установлено? — Погодите, сейчас посмотрю… Шесть часов утра. Но вот какая любопытная деталь… Вы представляете себе расположение номеров? Сразу за ванной комнатой находится туалет… Он проветривается через форточку 50x50 сантиметров… Так вот, стекло этой форточки в номере четыреста двенадцать было вырезано алмазом, что позволяет предположить, что некто мог проникнуть в номер через нее… Снаружи, как раз рядом с форточкой, проходит железная пожарная лестница. Человек, обладающий достаточной гибкостью, по этой лестнице вполне сумел бы попасть в отель. — Чтобы войти в голом виде к господину Оуэну и принять у него ванну! — сквозь зубы повторил Мегрэ. — Забавно, вы не находите? — Я не стараюсь объяснить… лишь повторяю то, что мне сказали. — Блондинку допросили? — Ее зовут Жермена Девон… У нее действительно есть диплом медсестры, и до поступления на службу к господину Оуэну она работала сиделкой у другого шведа, господина Стилберга, который год назад умер… — Естественно, она ничего не знает! — Абсолютно ничего! Познакомилась она с Оуэном в Париже, куда приехала искать работу. Он нанял ее, и с тех пор она повсюду сопровождала его. Господин Оуэн, по ее словам, совершенный неврастеник, который боится, что сойдет с ума. Его дед и отец умерли в психиатрических лечебницах. — И, несмотря на это, у него не было лечащего врача? — Он не доверяет докторам, опасается, что его упекут в лечебницу… — Как он проводил время, что делал по ночам? Господин Луи удивленно перелистал свой блокнот. — Погодите… Такого вопроса ей не задавали… Я что-то не соображу… Разве нельзя предположить, что по ночам он спал? — Когда мадемуазель Жермена видела хозяина в последний раз? — Сегодня утром. Она сказала, что зашла к нему в девять часов, как всегда, чтобы подать первый завтрак: ему не нравилось, чтобы его обслуживали слуги отеля. Ничего необычного она не заметила. Дверь в ванную была закрыта, ей и в голову не пришло заглянуть туда. Господин Оуэн вел себя как всегда, сидя в кровати, пил чай с тостами и попросил ее съездить в Ниццу и отнести по указанному адресу, на авеню Президента Вильсона, если не ошибаюсь, письмо, которое он взял с тумбочки… — Где письмо? — Погодите! Мадемуазель Жермена села на поезд, а на вокзале в Ницце ее ожидала полиция. Письмо лежало у нее в сумочке, вернее, конверт со сложенным чистым листом бумаги. Адреса, указанного на конверте, не существует, на проспекте Вильсона нет трехсот семнадцати домов… Мегрэ сделал знак гарсону принести еще кружку и некоторое время молча курил, а его собеседник не решался побеспокоить комиссара. — Ну, дальше? — вдруг спохватился Мегрэ. — Все? — Простите! Я думал… — Что вы думали? — Что вы размышляете, сопоставляете… Комиссар в отставке пожал плечами: глупо было предполагать, что он способен заниматься такой ерундой! — Вы плохо информируете меня, Луи… — Но, комиссар… — Например, я ничего не знаю об одной очень важной стороне следствия… Признайтесь, ведь полиция интересовалась, кто съехал из гостиницы сегодня ночью?.. — Верно… Но так как это ничего не дало, я совсем забыл об их расспросах… Во-первых, нельзя назвать их отъезды сегодняшними, так как о них предупредили с вечера… Мегрэ, нахмурившись, слушал внимательно. — Так, постоялец из сто тридцать третьего, господин Сафт, изысканный молодой поляк, попросил разбудить его в четыре часа утра и в пять выехал из «Эксельсиора» на аэродром, чтобы лететь в Лондон… — Почему вы решили, что расспросы полиции ничего не дали? — Человек в ванне умер ведь в шесть утра… — Вы, конечно, никогда не видели Сафта и Оуэна вместе? — Ни разу!.. Да и сложно им было встретиться, учитывая, что Сафт ночами пропадал в казино или уезжал в Монте-Карло, а днем спал… — А мадемуазель Жермена? — Что вы имеете в виду? — Она часто отлучалась? — Я как-то не обращал внимания. Но если бы заметил, что вечером она куда-нибудь собирается уйти, меня бы это очень удивило. Мне кажется, что она вела тихую, размеренную жизнь… В окно виделся расцвеченный огнями фасад казино, в темноте едва белели яхты. — Крупные ставки? — спросил господин Луи у инспектора по игорным домам, который приехал в Петанку развеяться. — До ста тысяч иногда… Мегрэ как бы слился в одно целое со своей скамейкой, — над ним висело густое облако табачного дыма. Внезапно он поднялся, постучал монеткой по столу, подзывая гарсона, чтобы расплатиться, и взял свою шляпу, не обращая ни малейшего внимания на своего спутника, последовавшего за ним. Руки в карманах, он, казалось, просто вышел пройтись по дамбе, любуясь посеребренным луной морем. — Дело, кажется, довольно сложное… — пробормотал он себе под нос. — Я считаю, — дипломатично заметил господин Луи, — что вам попадались случаи и посложнее… Мегрэ замедлил шаг, угрюмо посмотрел на него и пожал плечами. — Я не об этом… — И в раздумье двинулся дальше. К казино без конца подъезжали машины, и рассыльные в небесно-голубом устремлялись к дверям. Через широкие окна можно было разглядеть склоненных над столами игроков в рулетку и баккара. — Предположим… Господин Луи только что не задерживал дыхания в ожидании следующей отповеди. Каждую минуту ему чудилось, что вот-вот Мегрэ поднимет голову и категорически объявит имя убийцы. ан нет! Он выговаривал несколько несвязных слов, замолкал, отрицательно мотал головой, как бы стирая с доски плохо сформулированную задачу. — А скажите, Луи… — Слушаю вас, — заторопился тот. — Вы сами смогли бы пролезть в форточку клозета? — Не пробовал… Но думаю, да. Я ведь не такой уж толстый… — Господин Оуэн тоже не был толстым… А молодой человек, убитый в ванне? — Он скорее был длинным и худым… — Ага!.. Что он хотел сказать этим «ага»? Господин Луи шагал за комиссаром на цыпочках, поворачивался вслед за ним, останавливался, когда тот останавливался перед каким-нибудь судном, на которое и не глядел. Господин Луи боялся только одного — услышать от своего спутника следующее: «Так! Я все обдумал, этим делом я заниматься не стану…» Ведь он уже пообещал хозяину «Эксельсиора», что его друг Мегрэ разрешит эту загадку в несколько часов, так как нередко бывал тому свидетелем. — А скажите вот что, Луи… Эти слова стали своеобразным припевом, но Луи всякий раз вздрагивал. — Форточки в туалетах одинаковые по всему отелю? Моя, например, из матового стекла. На ней висит шнурок, дернув за который ее можно открыть, но я обратил внимание, что она всегда приоткрыта… — Для проветривания, — уточнил господин Луи. — Зачем тогда утруждать себя, вырезая алмазом стекло? Видите, потому я и говорю, что это слишком сложно! Запомните раз и навсегда: только дилетанты усложняют свою работу. Профессионалы же чаще всего работают четко, без лишней бравады. Только необходимое, ничего лишнего. Если господин Оуэн хотел уйти утром из отеля, он бы сделал это через парадный вход, потому что труп еще не обнаружили. Зачем, черт бы взял, вырезали это стекло? — Может быть, чтобы проникнуть в номер? Решительно в Мегрэ сегодня вселился дух противоречия. Он проворчал: — Тогда это слишком просто. — Не понимаю… — Не сомневаюсь! Иначе вы оказались бы дьявольски сообразительным. Перед вашими глазами за целую жизнь прошло столько людей, а часто ли вы встречались с такими, которые целыми днями не снимали бы перчаток? — Может быть, только Клемансо… Он скрывал обезображенные руки… Была еще одна старая англичанка, у нее на руке не хватало большого пальца, а в перчатку был вставлен протез… Мегрэ вздохнул и посмотрел с отвращением вокруг. — Как тот конверт, в котором лежал чистый лист бумаги… Постойте! Знаете, что я думаю? Ничто на свете не интересовало господина Луи больше; его лицо осветилось радостью. — Так вот! Я думаю, что если поселить вместе дурака и исключительно умного человека… Нет! Не так… Представьте себе любителя и профессионала… У каждого свое предложение… У каждого свой план… Каждый во что бы то ни стало хочет внести свой вклад. Тогда получится примерно то, что вы видите… Стекло в туалете, например, — это работа любителя, так как всем давно известно, что серьезные люди давно не пользуются алмазом… А вот письмо, отправленное в Ниццу… — Думаете, медсестра… Они проходили мимо открытого окна, из которого доносилась музыка, и Мегрэ бросил завистливый взгляд на танцующие пары. — А в эту минуту тетка моей жены, быть может… Я почти хочу, чтобы все это кончилось, чтобы в отеле меня ждала телеграмма, вызов на похороны в Кемпер… Вот вы, из-за которого все мои неприятности, вы-то хоть что-нибудь заметили? — Вы хотите сказать… — Нет! Вы даже не обратили внимания, что мадемуазель Жермена работала раньше у какого-то шведа… Я подчеркиваю: сиделкой у настоящего шведа, который был действительно болен и который к тому же скончался… И где же она находится сейчас? — Кто? — Да медсестра же, черт побери! — Ее отпустили… За ней, конечно, ведется наблюдение, и ей запретили выезжать из Канн… Сейчас она, наверное, в отеле… — И вы мне этого не сказали, идиот? — Я не знал, что… — Она в тех же апартаментах? — В ожидании… Мегрэ, повернувшись спиной к дамбе, решительно зашагал по площади Круазет. Время от времени в темных углах виднелись застывшие в неподвижности парочки. — Инспектор дежурит у нее под дверью? — Не совсем… Он находится на ее этаже и наблюдает за ней… В холле дежурит еще один… В этот момент Мегрэ лучше было не перечить, у него мелькнула одна мысль, и он хотел ее проверить. — А скажите, Луи… Мегрэ улыбнулся, произнеся в который раз эти слова. — …что обычно пил господин Оуэн? — Вот на этот вопрос я могу ответить квалифицированно… От себя мне было хорошо видно, как он сидел весь день на террасе, и ничего, кроме бутылок минеральной воды, перед ним не было… — А мадемуазель Жермена? — Не знаю. Она ведь не выходила на террасу. Завтра я спрошу у официанта и дежурного по этажу. Но нужен же был кто-то, кто пил виски, пустую бутылку из-под которого нашли в номере! — А сегодня вы не могли бы об этом разузнать? — Спрошу у ночного бармена. Что они и сделали. Холл был пуст. Полицейский, которого Мегрэ сделал вид, что не заметил, читал газету на пунцовой бархатной банкетке. Ночной портье кивнул своему сменщику и протянул Мегрэ ключ от номера. — Позови Батиста. Тот сказал несколько слов по телефону. — Да… Поднимись на минутку… Часть холла была не освещена, и именно там Мегрэ принялся расспрашивать бармена. — Номера четыреста двенадцать и четыреста тринадцать? Погодите! Нет!.. В них никогда не заказывали спиртных напитков… Или, минутку… Сейчас схожу за своим блокнотом… Вернувшись, он подтвердил: — Я ни разу не относил виски ни в четыреста двенадцатый, ни в четыреста тринадцатый… Я просмотрел карточки, днем виски тоже не заказывали… Ничего, кроме минеральной воды… Господин Луи все боялся, что Мегрэ падет духом. Ему казалось, что поступающая информация только усложняет задачу. Он украдкой посматривал на комиссара. — Вас проводить к ней в номер? — Сам зайду… — Вас подождать? — Не надо. Увидимся завтра… Постарайтесь не упустить ничего, что станет известно полиции… Сперва он зашел к себе, причесался и даже отряхнул пыль площади Круазет с туфель. Первой его мыслью было постучать к ней в дверь, ее номер находился этажом ниже. Но, спускаясь по лестнице, решил не привлекать внимания инспектора из опергруппы. Он вернулся, закрыл окно, чтобы вид переливающегося лунным светом моря не мешал думать. На столе стоял телефонный аппарат. Снял трубку и услышал голос телефониста, который ответил: — Слушаю вас… — Соедините, пожалуйста, с четыреста тринадцатым номером. Он невольно заволновался. Представил себе, как служащий вставляет штекер в ячейку и произносит: «Алло, четыреста тринадцатый? Ответьте…» Все было, видимо, сложнее. Потому что ему пришлось подождать, слышались какие-то щелчки, звонки, пока удивленный голос спросил: — Алло, кто говорит? Мегрэ, казалось, видел лежащую в постели молодую женщину, возможно напуганную, которая не успела даже зажечь свет. — Да! — сказал он. — Это мадемуазель Жермена Девон? Добрый вечер. — Добрый вечер, месье… Голос ее звучал неуверенно. Она наверняка спрашивала себя, что ему нужно. — Человек, с которым вы говорите, случайно нашел бутылку виски, которая стояла в номере господина Оуэна… Молчание. — Алло, вы слушаете? На другом конце провода длилось молчание, потом послышался щелчок, должно быть, девушка нащупала выключатель. — Я знаю, что вы меня слышите. И вам вряд ли станет лучше, если я повешу трубку!.. — Почему? Он торжествовал! Это «почему» было исполнено тревоги. Сопротивление еще не было сломлено, но ослабело. — Быть может, я собираюсь вернуть вам эту бутылку… Или лучше вы сами зайдете ко мне и заберете ее… — А вы живете в отеле? — Прямо над вами… — Чего вы от меня хотите? — Вернуть бутылку. — Зачем? — А вы не понимаете? Снова молчание. Нервы Мегрэ были так напряжены, что он перекусил мундштук трубки, зажатый в зубах. — Поднимайтесь в пятьсот семнадцатый… В самом конце коридора… Угловой номер… Стучать не надо, дверь останется приоткрытой… Зачем-то она спросила: — Что нужно принести? — Я вижу, вы поняли… Вы не хуже меня знаете, чего это стоит, не так ли?.. Так что предпочтительнее было бы не привлекать внимания полицейского, который дежурит на вашем этаже… Мегрэ еще несколько секунд послушал, повесил трубку, некоторое время постоял, держа руку на аппарате, снова снял трубку. Он боялся не успеть сделать все, что ему предстоит. — Алло, — тихо произнес он, — дежурный?.. Господин Луи все еще у себя?.. Он ушел?.. Да, это пятьсот семнадцатый… Он вас предупредил? Хорошо… Вот что вам надо сделать… Через минуту из номера четыреста тринадцать, возможно, будут звонить… Вы можете соединить так, чтобы было слышно и мне? Как вы сказали?.. Да. Если это невозможно, я сам к вам спущусь, но лучше бы… Что?.. Да… Да… Я жду… Телефонист попросил его отсоединиться, так как раздался звонок. Он тут же перезвонил. — Алло, пятьсот семнадцатый?.. Вы были правы… четыреста тринадцатый попросил соединить с Женевой. — Точно с Женевой? — Да, с отелем «Берг», мне знаком номер телефона… Сейчас подсоединю вас. Минут десять придется подождать… Как раз он успеет набить трубку и прибрать перед приходом мадемуазель Жермены разбросанные по комнате вещи, так как Мегрэ так и не научился соблюдать порядок. |
|
|