"Нежный ангел" - читать интересную книгу автора (Бристол Ли)

Глава 17

Кейси думал, что самым трудным будет отследить их путь от Сан-Франциско. В том, что они покинули этот город, он не сомневался. Они, наверное, уехали из города с ближайшим поездом, как только смогли избавиться от веревок, и при этой мысли его затрясло от бешенства. Но ничего страшного, он все равно их найдет. Даже если на это у него уйдет вся жизнь, он выследит их и медленно, одного за другим, убьет: сначала мужчину — потому что он думает, будто он такой чертовски умный, а потом женщину — потому что это она во всем виновата.

Судя по всему, эта парочка любит путешествовать поездом, поэтому он начал свои поиски с вокзала. Сотни людей каждый день приезжают и уезжают из города, поэтому надежда их найти была слабой. Но Кейси сочинил вполне достоверную историю, очень подходящую к случаю. Да, надо признать, от этого идиота Дженкса его всегда отличало наличие мозгов.

Он изобразил на лице добропорядочное выражение и рассказал мужчине на станции, что он разыскивает свою дочь, которую против ее воли похитил высокий мужчина со светлыми волосами. Для пущего эффекта он добавил, что этот подонок сломал ему руку, когда он пытался его остановить. Он описал их обоих подробно, как только мог, и сказал, что они уехали из города двадцать третьего числа.

История его была гениальной, и почти два дня он поздравлял себя с удачной выдумкой. Служащий в окошечке не спросил его, почему он не обратился к помощи закона, даже не поинтересовался, почему он так долго собирался, чтобы отправиться за ними в погоню. Но он действительно вспомнил парочку, которая подходила под его описание. Он хорошо их запомнил, потому что девушка выглядела потрясающе и потому что было очевидно, что она не хочет ехать туда, куда вез ее молодой человек. Он даже подумал в тот момент, что во всем этом есть какая-то тайна.

Но ведь он всего лишь служащий, который продает билеты, и он не может вмешиваться в личные дела людей, приходящих на вокзал.

Клерк рассказал ему, что они купили билеты на юг, а не на восток, как предполагал Кейси. Клерк запомнил это, потому что их пунктом назначения был маленький и никому не известный городишко под названием Орион, в предгорьях гор Сьерра-Невада, и Кейси долго не мог понять, что они собирались там делать. Орион — всего лишь станция на запасной ветке, где поезд останавливается для долива воды, и единственное, что доставляют в этот городок, — это продукты и почта, да и то не слишком много. Кейси подумал, что, может быть, служащий навел его на след какой-то другой парочки. Но затем кассир сказал ему кое-что, что заставило его поверить в свою удачу. Мужчина и женщина уехали не двадцать третьего, как предполагал Кейси, а двадцать четвертого. Это означало, что они опережали его всего лишь на пару дней. И если Кейси сядет на дилижанс, который не делает так много остановок, как поезд, то он сможет уже через сутки сократить разрыв.

Он сел на дилижанс, идущий до Норт-Форка, взяв билет до конечной остановки, затем глубокой ночью украл лошадь и продолжил свой путь верхом. Когда на следующее утро владелец платной конюшни заметил отсутствие жеребца, Кейси был уже очень далеко.

Лошадь была резвой, и он гнал ее во весь опор. Так он скакал всю ночь и большую часть следующего дня, пока лошадь не начала задыхаться, и он решил, что, если не даст ей отдохнуть, оставшуюся часть пути ему придется идти пешком. Он прискакал в Орион в разгар дня, и когда он вел свою лошадь по пустой, грязной главной улице, его охватило что-то похожее на тоскливое отчаяние. Это был город-призрак.

Его обманули. Все это время он скакал сломя голову, не разбирая дороги, и оказалось — все было напрасно. Они никогда не появлялись ни здесь, ни где-то рядом.

Они поехали туда, куда он предполагал — на восток, в какой-нибудь большой город, такой, как Бостон или Филадельфия, и продали крест, а затем исчезли из страны ко всем чертям. Так поступил бы он сам, и так же сделали и они.

Если только не…

Если только они не продали крест в Сан-Франциско.

Если только они не попытались сбить его со следа, прячась в горах. Если только они не залегли где-то в засаде, поджидая его. И даже сейчас, возможно, они ждут, что он выследит их, а они без особых усилий прикончат его в ближайшем переулке. Если только они не настолько глупы, чтобы решить, что он их не выследит…

Он был мокрым от пота, когда вошел в магазин, единственное заведение, которое было открыто на заброшенной маленькой улочке. Магазин располагался напротив железнодорожной станции, и, если кто-то, подходящий под описание тех, за кем он охотился, сошел с поезда, в магазине их не могли не заметить.

Он был не в том настроении, чтобы изображать вежливость, и вошел, держа револьвер на взводе. В магазине был только хозяин. На улицах тоже было безлюдно. А если бы там кто-нибудь оказался, то Кейси, возможно, застрелил бы его на месте.

Чарли фасовал кофе, пересыпая его из большого мешка в маленькие мешочки. И вдруг в магазин, хлопнув дверью, вошел человек с револьвером и молча выстрелил в потолок.

Большой мешок наклонился, и кофе высыпался на прилавок.

Чарли машинально поднял руки: если в магазин врывается человек с оружием и если у вас еще сохранился здравый смысл, это единственное, что вам остается делать. Но затем он взглянул на кофе, рассыпанный по всему прилавку, — фунтов десять, если он правильно подсчитал, и вспомнил, что в последние дни выручка была мизерной, — и пришел в бешенство. В этом городке отсутствовала полиция — она не появлялась здесь годами, — и он не надеялся, что кто-нибудь ему поможет, даже если он позовет на помощь, что он делать не будет. То небольшое население, которое здесь еще проживает, не любит совать нос в чужие дела. Чарли и сам был таким. Но вид этого кофе, рассыпанного по прилавку, взбесил его.

Однако он еще не до такой степени спятил, чтобы опустить поднятые руки.

Кейси медленно приближался к старику.

— Правильно, мистер. Просто стой, где стоишь, будь молодцом. У меня есть к тебе несколько вопросов, и тебе нужно на них ответить, затем я угощусь кое-чем в твоем магазине и отправлюсь своей дорогой. Ты все понял?

Чарли ничего не ответил. Он думал оружье, которое держал заряженным под прилавком, всего в нескольких футах оттого места, где он стоял. Но он не осмеливался даже взглянуть в ту сторону.

— Я кое-кого разыскиваю, — заговорил Кейси. — Мужчину и женщину. Она черноволосая и настоящая красотка, ты бы сразу ее заметил. Он — светловолосый, высокий и худой. Вчера или позавчера они сошли здесь с поезда. Я хочу знать, куда они направились.

Чарли посмотрел на человека с револьвером, а затем перевел тоскующий взгляд на рассыпанный кофе. Он прожил здесь уже сорок лет, и некоторые из этих лет были тяжелыми и неспокойными. Но ни разу за все это время никто не пришел в его магазин, чтобы забрать его товар, не заплатив за него. Он прожил жизнь, заботясь о себе и своей собственности, но провались он на этом месте, если умрет, как хныкающий трус, у ног вооруженного бандита.

Поэтому Чарли посмотрел Кейси прямо в глаза и спокойно произнес:

— Никого похожего я не видел здесь, мистер.

Ему не было никакого смысла обманывать — незачем лгать ради парочки незнакомцев, которых он даже не знал.

Но им овладела ярость, и он решил, что этот бандит ничего от него не узнает. Даже правду.

Кейси сделал к нему еще два шага, прижался животом к прилавку, держа шестизарядный револьвер на расстоянии меньше трех футов от лица старика. Даже левой рукой, которой он стрелял плохо, с этого расстояния он не промахнется. Очень тихо проговорил:

— Не лги мне, старик! Черт возьми, здесь проходит только один поезд, и он останавливается как раз напротив твоего чертова окна. Будем считать, что они сошли с этого поезда. А теперь говори, куда они поехали, или я отправлю тебя на тот свет.

Чарли вздохнул:

— Мне семьдесят пять лет. Я много работал и ничего за последние сорок лет не нажил в этой дыре. Если вы убьете меня сейчас, думаю, этим вы окажете мне услугу.

Кейси нажал на курок.

Лицо старика превратилось в кровавое месиво, а Кейси развернулся и зашагал к двери, не дожидаясь окончания зрелища. В ярости он распахнул дверь, держа револьвер на взводе и почти ожидая — хотя это и было смешно в таком пустом городке, — что на него набросится отряд, созванный шерифом. Вместо этого он увидел только одного человека, медленно поднимающегося с плетеного кресла на крыльце, и Кейси решил и его застрелить и уже взвел курок, но этот человек заговорил с ним сам.

— Если вы меня убьете, то никогда не найдете тех двоих.

Кейси заколебался, но не из-за этих слов, а потому что знал, что с подвижной целью ему не справиться, а вдобавок ко всему этот человек был вооружен. У него было худое лицо и борода, но взгляд оказался проницательным, и то, как он согнул пальцы на бедре, подсказало Кейси, что он в одно мгновение сможет выхватить свой револьвер из кобуры.

— Вчера я сидел здесь, — помолчав, заговорил незнакомец. — Они меня не заметили. Меня многие не замечают. Я все слышал. Какой-то крест, так ведь? Девушка сказала, что он стоит миллионы. — Он пожал плечами. — Может быть, так, а может, и нет. Я понял, что мужчина, который был с ней, старался держать этот крест подальше от нее. Он хотел посадить ее на поезд, но она отказалась.

— Куда они поехали? — хрипло спросил Кейси.

Мужчина окинул его ленивым взглядом, его рука покоилась на бедре.

— Мое имя Бриггз, — проговорил он. — Мне пришло в голову, что я и сам не прочь отправиться за ними, просто чтобы посмотреть, что эго у них есть такое, что может столько стоить. Но нужно быть болваном, чтобы одному искать их в горах, не зная наверняка, есть ли какой-то смысл в том, о чем они говорили.

— Куда они поехали? — повторил Кейси раздраженно.

Бриггз кивнул на север.

— Вверх вон по той тропинке. Там рудник. Наверху в горах есть деревушка, в которой живут индейцы и миссионеры. — Затем он взглянул на руку Кейси, которая до сих пор была перевязана грязным пестрым платком и висела на ружейном ремне. — Думаю, вам может понадобиться еще один стрелок.

Кейси долго смотрел на него. Деревня, индейцы… Он не мог поверить, что это могло оказаться так просто. Он поднял взгляд вверх и увидел ее, высокую, с заснеженной вершиной, — гору Эль-Дьябло. Раньше он видел ее с восточной стороны, со стороны штата Невада, где они украли крест.

Теперь он смотрел на нее из Калифорнии, но ошибки не было. Это была та же самая гора. Они везли крест, чтобы вернуть его индейцам.

— У вас есть лошадь?

— Здесь рядом есть конюшня, набитая лошадьми.

— Тогда берите лошадь, и поедем.

На второй день Адам и Энджел оставили позади низкорослую растительность предгорья. Тополя и клены росли по берегам речек, и в течение долгого времени путешествие было почти приятным. На воде сверкали солнечные блики, густо пахло хвоей, подъем в горы и тень от густой листвы дарили долгожданную прохладу. Но горные реки были очень бурными, с крутыми берегами, и лошади, переходя их, нервничали. Часто на их пути встречались глубокие расщелины, и тогда им приходилось возвращаться и объезжать их кругом. Местами земля была так густо покрыта колючими растениями, что лошади не могли там пройти, и они снова вынуждены были делать крюк. К концу дня путники смертельно устали. Слегка перекусив, они уснули мертвым сном.

Чем выше они поднимались, тем гуще становился лес.

Кроны сосен переплетались друг с другом, образуя свод, сквозь который почти невозможно было разглядеть небо. На деревьях тараторили белки и голубые сойки. Время от времени Адам и Энджел слышали топот бегущего по подлеску оленя. Но, не считая этих звуков, вокруг царила тишина, не было заметно никаких следов жизни, кроме непрерывного хруста сухой травы под копытами их лошадей. Тишина казалась зловещей.

Землю покрывали сухие ветки; сломанные сучья и вырванные с корнем деревья не один раз перегораживали им дорогу, затрудняя путь. Несмотря на глубокую тень и на то что с увеличением высоты становилось прохладнее, Энджел то и дело покрывалась испариной. Уже в середине дня она была совсем измучена. Она все время задавала себе вопрос: «Почему я этим занимаюсь? Почему я здесь, в этом ужасном месте, ради чего? Кому захочется делать то, чем я занимаюсь сейчас?»

Большую часть своей жизни она провела в дороге; долгое время ее уделом были лагерные костры по ночам, а днем — убогие повозки. Ноющие мышцы, жажда и усталость были ее постоянными спутниками днем, тревога и беспокойство мучили ее по ночам. Она устала. Она уже давно устала от всего этого, и единственное, чего она хотела теперь, — жить в своем доме.

И когда она мечтала о доме, она представляла себе домик в Нью-Мексико. Она думала об окнах, .освещенных солнцем, и о запахе свежей выпечки, о полах, которые можно натирать до блеска, об одежде, которую можно чинить, и об огне, потрескивающем в камине. Она думала о человеке, который вечером входил в их дом и радовался встрече с ней…

Эти мысли причиняли ей боль, которая отнимала у нее последние силы. Потому что этот дом больше не существовал для нее. Ее жизнь состояла из изрытых колеями дорог, протекающих лачуг и слабого огня, едва согревающего ее тело. Она не должна рассчитывать на что-то большее.

С каждым днем путешествия уныние все больше одолевало ее. Какая глупость зайти так далеко и при этом думать, будто из этого получится что-то путное. Даже если бы крест сейчас был у нее, она не смогла бы одна выбраться отсюда.

Когда-то она сбежала от человека, от которого видела только добро. Тех трех ночей, которые она провела, скитаясь в горах, пока Джереми не нашел ее наконец, оказалось достаточно, чтобы она поняла, что она не хочет повторять подобный опыт.

Адам победил, а она проиграла. Оставался только один вопрос: «А что теперь?»

Энджел слышала шум воды, который указывал на то, что где-то неподалеку, выше, протекает речка. И когда они проезжали через поросль дрожащих осин, ее лошадь пошла немного быстрее, ударами копыт расшвыривая обломки породы. Адам остановил свою лошадь и спешился.

— Склон слишком крутой. — Адам снял шляпу и пригладил спутанные волосы, после чего водрузил шляпу на место. Он смотрел на каменистый берег реки. — Мы должны сами провести лошадей по этому склону.

Энджел устало вытерла рукой вспотевшее лицо. Она совсем обессилела, ей было трудно даже говорить. Когда она соскользнула с седла, перед ее глазами заплясали искорки.

Меньше всего ей хотелось тащить свою лошадь на берег, а затем по пояс погружаться в ледяную воду горной речушки.

Но она намотала поводья на руку и пошла за Адамом, который в это время осторожно вел своего коня по берегу.

Лошадь то карабкалась вверх, то соскальзывала, и Энджел изо всех сил старалась ей помочь. Вода в речке была не просто холодной — она была ледяной. От холода сводило ноги, ее брюки промокли. Даже ее лошадь взбунтовалась: трясла головой, возмущенно фыркала, протестуя против стремительного течения холодной реки и против скользких камней под ее копытами. Адам тянул свою лошадь в воду, его лицо выражало решимость, брызги воды летели во все стороны, а он пытался сохранить равновесие.

— Не торопи ее! — закричал он. — Не спеши, ты можешь ее напугать.

Энджел стиснула зубы и натянула поводья. Она боролась с течением, холодом и с упрямой лошадью, которая делала один осторожный шаг вперед и затем два назад, и воздух со свистом вырывался из ее груди, а сердце колотилось от напряжения.

— Ну давай же, чудовище! — прошептала она и с силой дернула за поводья.

Лошадь встала на дыбы и выдернула поводья из рук Энджел. Она шагнула к ней, пытаясь поймать поводья, но лошадь опять встала на дыбы. Энджел теряла последние силы.

Следя взглядом за лошадью, она краем глаза видела бледные, дрожащие листья осин, темные остроконечные ели на фоне неба, пляшущие красные и синие блики. Она устремилась вперед, и вдруг все перед ее глазами стало серым и она потеряла сознание.

Открыв глаза, Энджел ощутила, что от слабости не может даже шевельнуться, и вдруг различила вызывающий тошноту коллаж из чередующихся цветов: синего, зеленого, красного и черного. Красный, как начала она постепенно догадываться, оказался рубашкой Адама, черный был шляпой, которой он размахивал перед ее лицом. Она лежала на земле, густой ковер из сухих листьев пах плесенью. Ее брюки были холодными и мокрыми, но ее голова лежала на чем-то теплом — оказалось, это были колени Адама. Он держал ее голову на своих коленях.

Слабой рукой она потянулась, пытаясь убрать шляпу от своего лица. Это усилие вызвало новый приступ тошноты, и чтобы справиться с ним, она проглотила комок в горле и закрыла глаза.

— Я подумал, что лошадь ударила тебя копытом, — ответил Адам на ее немой вопрос, когда она снова открыла глаза. — Тебе повезло, что она тебя не лягнула. Ты упала в обморок. Здесь воздух слишком разреженный. Некоторые люди долго к нему привыкают.

Ее тошнило, она была слаба и не реагировала на его ", объяснения. Но звук его голоса… она могла бы лежать так вечно, убаюканная теплом Адама, слушая его голос. Его лицо, побледневшее от тревоги за нее, его глаза, потемневшие от страха, — даже один взгляд на него придавал ей сил.

И единственное, чего ей хотелось, — это смотреть на него не отрываясь, запечатлеть каждую черточку его лица.

Но уже через минуту она оперлась на онемевшие руки и попыталась сесть.

— Осторожно, — сказал Адам и слетка обнял ее за плечи. — Не так резко.

— Со мной все в порядке, — пробормотала Энджел. Она сделала глубокий вдох и подождала, пока голова не перестанет кружиться. Но после того как он убрал руки с ее плеч, она подумала, что теперь у нее совсем не все в порядке.

Она еще раз вдохнула, стараясь придать силу и убедительность своему голосу. Она не хотела жалости от него и не хотела быть ему обузой. Этого она хотела меньше всего.

— Извини, — произнесла она. — Это ужасно глупо. Я ведь раньше бывала в горах. Надо было подумать о воздухе.

— Нет, — проговорил он странным голосом, поднимаясь на ноги и хлопая шляпой по бедру, чтобы сдержать свой гнев. — Это я был глуп. И это мне нужно извиняться. — Он отошел от нее на несколько шагов, его движения были неестественными и принужденными, вся его поза выражала сильное напряжение. — Мне жаль, что я втянул тебя в это — что я втянул нас обоих в эту авантюру. Вся эта поездка — полное безумие. Имей я хоть капельку разума, я бы…

Он остановился, и у Энджел перехватило дыхание. Она смотрела на него, едва смея надеяться.

— Ты бы вернулся? — подсказала она шепотом.

Ее надежда продлилась всего лишь мгновение, а затем Энджел увидела, как его плечи стали опускаться, медленно и неотвратимо. Он повернулся и посмотрел на нее. Его лицо не изменилось, но во взгляде сверкала решимость.

— Нет, — ответил он убежденно. — Я не могу так поступить. И ты знаешь это.

Энджел действительно это знала. Потому что, если бы он смягчился, если бы он признал сейчас, что был не прав и согласился вернуться назад, он бы отступился не только от этого креста с его необыкновенными свойствами. Этим он признал бы свое поражение, а ни один мужчина не позволит себе подобного.

Однако Энджел только сейчас начала осознавать, что что-то большее, чем обычная гордость, заставляло его не отступать, не отказываться от своей затеи, даже когда он понял, что это глупо, и когда признал, что это безумие. Дело было в нем самом. Просто он был таким человеком, который поступает правильно независимо от того, чего это ему стоит. Раньше Энджел смеялась и издевалась над такими людьми, даже старалась их ненавидеть. Но закончила тем, что влюбилась именно в такого человека. Если бы сейчас он вернулся, он бы предал самого себя. И хотя Энджел больше всего на свете мечтала сейчас оказаться где-нибудь в другом месте, покончив с этой ненавистной миссией, она в глубине души не хотела, чтобы он так поступил. Она не могла позволить ему пойти на это.

И поэтому она оказалась в ловушке. Оба они оказались в ловушке в этом месте, где они не желали находиться, и вынуждены были делать то, чего им делать не хотелось. Почему это происходило, она сама еще до конца не поняла. Она знала только, что у него не было выбора, и у нее тоже, и смертельная усталость окатила ее ледяной волной. Энджел обхватила руками колени и опустила на них голову.

— Ну, — произнесла она устало после долгой паузы, — и что будет дальше? — Это был вопрос, который она боялась задать даже самой себе, — вопрос, ответ на который она не хотела слышать. Но слово было сказано, и, возможно, настало время узнать ответ. — После того как ты доберешься до индейцев и отдашь им этот крест, что будет потом?

Он медлил с ответом, а когда заговорил, его голос звучал убедительно, в нем была спокойная уверенность:

— Не знаю. Думаю, я поеду домой.

В этих словах не было ничего сложного, ничего непонятного или удивительного. Но ей казалось, что они вместили в себя все невзгоды и все неудачи ее короткой жизни.

Он поедет домой. Он отказался от нее, махнул на нее рукой.

Ей казалось, что она знала, что такое пустота, но это было гораздо больше, чем пустота. Это было отсутствие всего: отсутствие воли, цели, надежды. Будущее казалось ей черной дырой, из которой нет возврата. Потому что он поедет домой, а у нее нет дома, куда она могла бы вернуться.

У нее так сдавило горло, что стало больно говорить, но Энджел старалась этого не показывать. Она не смотрела ему в глаза, задавая свой вопрос:

— Что ты скажешь моей матери?

Она слышала, как под ногами Адама зашуршали листья. Он сел рядом с ней — не слишком близко — и положил руку на свое колено, глядя на густой лес впереди. Оттого, что он подошел так близко, ее начало охватывать тепло, но это было не то тепло, которое доставляло ей удовольствие.

Это было полное боли, бросающее в дрожь осознание неотвратимости потери, мучительное и горькое, и она старалась убежать от этого чувства, но не могла.

— Я скажу ей правду, — наконец спокойно проговорил Адам. — Я расскажу ей все, что мне известно. Я верил, что смогу заставить тебя вернуться к ней, думал, что ты этого захочешь… Я предполагал, что это будет так же легко, как вернуть отбившегося от стада теленка или как укротить мустанга… Не знаю, о чем я думал. Наверное, человек в моем возрасте должен понимать разницу между людьми и домашним скотом. Но мне понадобилось немного больше времени, чем другим, для того чтобы это понять.

Он посмотрел на нее, и Энджел больше не могла прятать свои глаза, как бы она этого ни хотела. То, что она прочитала в его взгляде, разбило ей сердце. Правда, она и раньше думала, что внутри у нее уже не осталось ничего живого, ничего, что еще можно разбить. В его глазах она увидела печаль и тоску. Это был взгляд человека, который долго гонялся за большим призом, а потом оказалось, что награду у него вырвали как раз в тот момент, когда он взял его в руки.

И он знает, что другой возможности получить этот приз у него не будет.

— Я не могу изменить тебя, Энджел, Я не могу заставить тебя смотреть на вещи так же, как и я, или любить те же самое, что, по-моему мнению, все люди должны любить. Семья всегда много для меня значила, и я думал, что для всех она значит так же много. Когда-то ты мне заявила, что мне не пришлось испытать того, что выпало на твою долю, что я ничего о тебе не знаю. Я думаю, ты была права. Мне хотелось, чтобы все сложилось по-другому, но одного моего желания оказалось мало. И я не могу заставить тебя захотеть вернуться домой, так же как я не могу… — Он замолчал и отвел глаза, и Энджел подумала, что он никогда не договорит. Затем он взглянул на шляпу в своей руке и добавил очень спокойно:

— Так же как я не могу заставить тебя сделать так, чтобы я был тебе нужен.

Ей хотелось закричать: "Не правда! Ты мне очень нужен.

Мне нужно все в тебе, ты — единственное в моей жизни, что мне когда-нибудь было нужно и что чего-нибудь стоило. Я хочу вернуться домой, я хочу того, что ты мне обещал, я просто хочу быть с тобой до конца своих дней!"

Может быть, если бы он посмотрел на нее в тот момент, она бы ему об этом сказала, и сказала бы еще и другое. Но он не взглянул на нее, и это признание застряло у нее в горле.

Она еще долго не могла говорить, а затем хрипло выдавила из себя:

— Нам нужно идти дальше.

— Нет. — Теперь его голос звучал естественно и непринужденно, и он вскочил на ноги, как будто между ними ничего не произошло:

— Мы немного здесь отдохнем. Для лошадей этот воздух тоже нехорош. Нет смысла их изматывать.

Адам отошел от нее и начал распрягать коней.

Они потеряли полдня, но Адам больше не придерживался расписания. Получалось так, что чем ближе оказывалась цель его путешествия, тем меньше ему хотелось, чтобы оно закончилось, и тем менее важным оно становилось для него, Город чудес — Мираклз. В его представлении этот городок был проклятым местом. Когда он доберется до него, для него все будет кончено. Энджел уйдет от него, и завершатся поиски, на которые он потратил три года своей жизни. Потратил впустую. Он вернется в Каса-Верде ни с чем. А Энджел…

Энджел больше не будет с ним.

Они расположились на ночлег на склоне, где росли осины. При малейшем дуновении ветра они издавали вызывающие дрожь навязчивые звуки. Завтра они попадут в верхнюю Сьерру, и после этого, как он надеялся, им останется провести в пути еще один, а может быть, два дня. Энджел притихла и ходила вокруг костра, как призрак, усталая и по — груженная в свои мысли. Это беспокоило Адама. Завтра надо будет ехать помедленнее.

Он отошел от лагеря, чтобы покурить и подумать об обещаниях, которые он дал, и об обещаниях, которые нарушил, и поразмышлять о том, что он скажет Консуэло, и терялся в догадках, что случится с Энджел, если он отпустит ее, и главное — как он сможет ее отпустить. Он спрашивал себя, мог ли он что-то сделать, чтобы все обернулось по-другому, и приходил к выводу, что, наверное, можно было придумать сотни вариантов. Но сейчас он не мог сделать ничего другого, кроме как ехать помедленнее, придумывая разные способы, чтобы время перед их разлукой длилось как можно дольше.

И тут вдруг он заметил кое-что, и это подсказало ему, что они больше не могут позволить себе двигаться медленно.

В небо поднимался слабый след дыма от горящего дерева, и этот дым шел не от их костра, он шел снизу, с восточной стороны, откуда они приехали. Он долго стоял, замерев, не желая в это верить, ругая себя за то, что не подумал об этом раньше. Но ошибки не было.

Их кто-то преследовал.