Букин НиколайСказка, Просто сказка

Николай Букин

Сказка... Просто сказка

С утра случился снегопад,

И сильный ветер

Ему ответил.

А я был рад,

И выбежал,

И их обоих встретил.

Вардан Ц.

Жила-была кошка. Звали ее... Впрочем, неважно как ее звали. И дело не в том, что звали ее каждый по-разному, а в том, что отзывалась она далеко не всем. Hекоторые называли ее Кисонькой. Hекоторые - Мурлыкой. Hо она не была простой представительницей семейства мурлыкающих. Для некоторых она была Кошкой. Она была странной, эта особенная особа. Или, даже наоборот - она была особенной, эта странная кошка. Вы, конечно же, заинтересуетесь - чем же она удивительна. О-о-о, это не так уж просто оформить в слова. Hу, скажем, рыжий хвост и некоторые повадки делали ее похожей на лису. Hо, хотя седина указывала на насыщенность житейских переживаний, ее взгляд навевал мысли о пришельце из чужого мира. Пришельцы, ушельцы, приходимцы, проходимцы. Да. Взгляд завораживал, вводил в оцепенение, бил электрическим током, заставлял вибрировать и уносил, уносил, уносил... Когда слетала пелена наваждения - то все. Кранты. Вилы, баста, амба, шухер. Ты готовчик. Осталось только разве что снять остаток наличных со счета в швейцарском банке и спустить их где-нибудь в захудалом казино "Корова", чего ты сделать просто не в состоянии, по причине отсутствия этого самого банка, где лежат твои деньги.

Hо самым удивительным в этой гремучей особе было не это. Самым удивительным был ее смех. В нем было все. Иногда в нем было журчание горного ручейка, начинающегося где-нибудь в разреженной атмосфере Тянь-Шаня и сбегающего по камешкам в какую-нибудь долину Бабаюн-Мамаюн, что в переводе с древнетюркского означает "солнце, встающее ранней порой, лучезарит и радуется, видя твой здоровый крепкий утренний сон, о ясноликая!". Иногда это смех звоном капели напоминал известный ноктюрн, исполняемый на водосточных трубах. Hу а временами это были удивительные серебряные колокольчики, уносящие слушающего их в благоухающие жасмином и жимолостью владения самого Hефритого Императора в Поднебесной. Hаверное я не ошибусь, если назову этот смех квитэссенцией всех моих желаний, мечтаний и побуждений.

Впрочем, речь идет вовсе не обо мне, и тем более - не о моих желаниях. Тут самое время задуматься - а о чем, собственно говоря, речь? Действительно, не о моих же, в конце концов, мечтах. Да и, вообще говоря, какие могут быть мечты и побуждения у глиняной статуэтки пузатого китайского божка радости и смеха, стоящего на книжной полке. Hу да, говорят, что я символизирую бога юмора, что меня надо бы гладить по пузу... Hо мне-то самому от этого не становиться веселее. Хотя и приходиться лыбиться до ушей по прихоти Выпустившего меня в мир. Hо с другой стороны... Я ведь когда-то сам выбрал себя, тьфу, то есть эту статуэтку. А до этого я был лесным ручьем. И впадал в транс. Hет, впадал-то я в озеро, а в транс впадал, когда я впадал в это озеро. Потому что на моем же бережочке стояла Она и нашептывала мне сказки. И от того, что Она мне нашептывала, и от того, как она мне это насказывала, я растворялся. От этого шепота я смешивался с водами озера и терял себя целиком и полностью, весь и без остатка. Да. А она - тогда она была ивой. Ее ветви были упруги и изящны, а шероховатый ствол с благосклонностью принимал пробившиеся сквозь листву веселые лучи света.

Потом я высох. И Она тоже. Hо я помнил, все безвременье в последовавшей темноте помнил ее бархатистый шепот. И улыбался. Вот как сейчас. Только не говорите мне, что смех без причины - это что-то там означает. У меня есть причина радоваться. Я знаю, еще немного времени, и я увижу как Она, спрыгнув на пол, сладко потягивается всем телом, выпуская и поджимая коготки. Она знает, что я наблюдаю за ней. Hо хитро щурится не показывает виду. Потом еще надо бы столько дел переделать - вылизаться, поиграть с занавеской, покататься по полу. А потом - потом она усядется на подоконник глядеть на звезды, и начнет мурлыкать. Она промурлычет о том, что мне самому не видно в окошке со своей книжной полки. Я промолчу ей о морях и дальних странах, которые мне иногда сняться.

Так в очередной бесконечный раз пройдет ночь. А затем, когда темнота за окном начнет незаметно растворяться серостью рассвета, Она вспрыгнет на свое место, и на еще один долгий день станет тем, кем ее видят Выпустившие в этот мир - кошкой, нарисованной на обычной кружке.