"Убедительный довод" - читать интересную книгу автора (Чайлд Ли)

Глава 12

До меня по-прежнему доносился шум двигателя «кадиллака», нежно работающего на холостых оборотах. Ворчливый шепот восьми цилиндров и слабое бульканье выхлопных труб. Шелест приводных ремней под капотом. Периодическое жужжание вентилятора, приспосабливающегося к меняющейся температуре.

— Вот правила игры, — крикнул мне Поли. — Пройдешь мимо меня — получишь оружие.

Я молчал.

— Получишь оружие — сможешь им воспользоваться, — продолжал он.

Я молчал. Поли усмехнулся.

— Ты все понял?

Я кивнул. Следя за его глазами.

— Вот и отлично. Сам я не притронусь к револьверам, если ты только не вздумаешь бежать. В этом случае я выстрелю тебе в спину. Так ведь будет справедливо, правда? Ты должен драться.

Я молчал.

— Как полагается мужчине, — крикнул Поли.

Я по-прежнему молчал. Мне было холодно. Без плаща, без пиджака.

— Как полагается офицеру и благородному человеку, — продолжал Поли.

Я следил за его глазами.

— Правила ясны?

Я молчал. Ветер дул мне в спину.

— Правила ясны? — повторил Поли.

— Кристально.

— Ты не попытаешься бежать?

Я молчал.

— Я думаю, попытаешься. Потому что ты козел.

Я никак не реагировал на его слова.

— Ты козел, — продолжал Поли. — Тыловая шлюха. Трус.

Я невозмутимо стоял на месте. Пусть обзывает меня как угодно. «Палки и камни переломают мне кости, но слова никогда не смогут причинить мне вред». И я сомневался, что Поли знает какие-либо оскорбления помимо тех, которые мне уже приходилось слышать не одну сотню раз. Военная полиция не пользуется особой любовью. Я отключил голос Поли. Сосредоточил внимание на его глазах, руках и ногах, лихорадочно соображая. Я уже успел узнать о Поли многое. И все, что мне было о нем известно, меня нисколько не радовало.

— Чертов шпик из БАТО, — крикнул Поли.

«Не совсем», — подумал я.

— Я уже иду, — сказал Поли.

Однако он не двинулся с места. Я тоже стоял неподвижно. Никуда не торопился. Поли был накачан анаболиками и стероидами. Его глаза горели.

— Я иду к тебе, — нараспев произнес Поли, стоя на месте.

Он был массивный. Массивный и сильный. Очень сильный. Если Поли меня ударит, я упаду. А если я упаду, то больше не поднимусь. Я внимательно следил за ним. Наконец Поли двинулся вперед, ступая на носках. Быстро и плавно. Сделал обманный выпад влево, остановился. Я не двигался. Стоял на месте. Следил за ним, напряженно думая. Поли, и без того огромный, был тяжелее, чем определила ему природа. Фунтов на сто, а то и на сто пятьдесят. Так что, хотя двигается он быстро, надолго его хватить не должно.

Я выдохнул.

— Элизабет говорит, твоя штуковина больше не поднимается, — сказал я.

Поли молча вытаращился на меня. Я слышал шум «кадиллака». Слышал шум волн. Они разбивались о скалы за домом.

— Сила в тебе есть, — продолжал я, — но не везде.

Никакой реакции.

— Готов поспорить, мой мизинец больше твоего бесполезного крючка, — сказал я, поясняя свои слова красноречивым жестом. — И тверже.

Лицо Поли потемнело. Казалось, он надувался злобой, и вдруг лопнул. Поли бросился на меня, гигантской косой выкидывая правую руку. Отступив в сторону, я пригнулся, уворачиваясь от кулака, и снова распрямился, разворачиваясь. Удержав равновесие, Поли обернулся и снова двинулся на меня. Мы с ним поменялись местами. Теперь я очутился ближе к револьверам, чем он. Испугавшись, Поли снова бросился вперед. То же самое движение. Замах правой рукой. Я опять пригнулся, увернулся и распрямился, и мы вернулись в исходное положение. Однако Поли теперь дышал чаще, чем я.

— Ты — трусики большой тети, — сказал я.

Это ругательство я слышал очень давно. Кажется, в Англии. Я понятия не имел, какой в нем смысл. Но на определенную категорию людей оно действовало прекрасно. И Поли оказался одним из них. Не раздумывая, он снова ринулся на меня. Абсолютно то же самое движение. Но на этот раз я, ныряя под его рукой, изо всех сил ткнул его локтем в бок. Это не произвело никакого эффекта. Развернувшись на напряженных коленях, Поли снова бросился на меня. Я пригнулся, ощутив теменем дуновение от громадного кулака, просвистевшего в дюйме над ним.

Поли остановился, учащенно дыша. Я его неплохо разогрел. У меня появился проблеск надежды. Дрался Поли отвратительно. То же самое можно сказать про многих гигантов. Их огромные размеры или запугивают противника, не давая драке начаться, или позволяют им одержать победу после первого же прямого удара, достигнувшего цели. В любом случае, практики у них никакой. И они не оттачивают свое мастерство. И теряют форму. Всевозможные тренажеры не могут заменить ту напряженную, стремительную, задыхающуюся, пропитанную адреналином готовность, которая нужна для уличных драк. Я пришел к выводу, что Поли представляет собой яркий образчик этого. Похоже, штанга и беговая дорожка окончательно его доконали.

Я послал ему воздушный поцелуй.

Он обрушился на меня пневматическим молотом, каким вколачивают в землю сваи. Увернувшись влево, я вонзил ему в лицо свой локоть, а Поли зацепил меня своей левой рукой и отшвырнул в сторону, как будто я был легкий словно пушинка. Я упал на колено, но успел вовремя подняться на ноги и уклонился от нового сумасшедшего броска. Кулак Поли пролетел в четверти дюйма от меня, а он сам, увлекаемый моментом инерции, подался вперед и чуть вниз, подставляя свою голову под хук левой. Я вложил в удар всю свою силу от самых кончиков пальцев на ногах. Мой кулак врезался Поли в правое ухо, и он отшатнулся назад. Я добавил прямым ударом в челюсть, после чего отскочил назад, чтобы отдышаться и изучить урон, нанесенный противнику.

Никакого урона не было.

Я ударил Поли четыре раза, но, казалось, я его и пальцем не тронул. Оба удара локтем получились на славу, а кулаки я с такой силой не обрушивал никогда в жизни. Второй раз локтем я разбил Поли верхнюю губу, но это было все. Теоретически он должен был бы потерять сознание. Свалиться без чувств в коме. Наверное, уже лет тридцать мне никого не приходилось бить больше четырех раз. Но Поли даже вида не показывал, что почувствовал боль. Похоже, он вообще не обратил внимания на мои удары. Он не потерял сознание. Не свалился в коме. Он по-прежнему плясал передо мной, улыбаясь. Двигаясь легко, спокойно. Огромный. Неуязвимый. Пробить его невозможно. Глядя на Поли, я начал приходить к выводу, что у меня нет никаких шансов. А он, глядя на меня, понял, что именно я думаю. Его улыбка растянулась шире. Покачиваясь на ногах, Поли опустил плечи, вытягивая вперед свои лапищи. Переминаясь с ноги на ногу — влево, вправо, влево, вправо. Словно бил копытом. Собираясь броситься на меня и разорвать на части. Его усмешка исказилась в жуткую самодовольную ухмылку.

Поли снова двинулся на меня, и я уклонился влево. Однако он ждал этого и обрушил правый кулак мне в грудь. Это был все равно что наткнуться на штангиста весом в четыреста фунтов, движущегося со скоростью шесть миль в час. Мне показалось, от удара мой позвоночник хрустнул, а сердце остановилось. Не удержав равновесие, я упал навзничь. Дальше вопрос встал так: жизнь или смерть. Я выбрал жизнь. Дважды перекатился набок, подобрал руки под себя и приподнялся. Отпрыгнул назад и в сторону, уворачиваясь от удара, который должен был бы меня убить.

После этого все свелось к борьбе за то, чтобы остаться в живых и взглянуть, что несут следующие полсекунды. Моя грудь ныла от боли, способность двигаться упала ниже ста процентов, но в течение минуты мне удавалось уклоняться от всего, что обрушивал на меня Поли. Он оказался на удивление проворным, но ему не хватало мастерства. Я еще раз ткнул локтем ему в лицо. Сломал нос. Локоть должен был бы выйти у него из затылка. И все же из носа пошла кровь. Поли вынужден был начать дышать ртом. Я уворачивался, уклонялся и ждал. Получил мощный удар кулаком в левое плечо, который парализовал мне руку. Затем Поли нанес хук правой и промахнулся, и на малейшую долю секунды его стойка оказалась открытой. Его рот был открыт, поскольку из носа хлестала кровь. Я разогнулся пружиной и нанес «сигаретный тычок». Этому приему драки в тесном баре меня научили давным-давно. Ты угощаешь человека сигаретой, он ее берет, подносит к губам и открывает рот на три четверти дюйма. И в это самое мгновение ты наносишь ему страшный апперкот под подбородок. От удара захлопывается рот, ломается нижняя челюсть и вылетают зубы. Если тебе повезет, твой противник откусит себе язык. «Спасибо и до свидания». Мне не нужно было угощать Поли сигаретой, потому что его рот и так был раскрыт. Поэтому я просто выполнил апперкот. Вложил в него все, что у меня было. Удар получился на славу. Я еще сохранял способность думать и уверенно держался на ногах, и хотя по сравнению с Поли я казался маленьким, на самом деле я крупный и сильный мужчина, натренированный и опытный. Мой кулак попал в то самое место, где начинает сужаться нижняя челюсть. Полный контакт кости с костью. Я приподнялся на цыпочках и подался на целый ярд вперед. Мой удар должен был сломать Поли не только челюсть, но и шею. Его голова должна была оторваться и упасть на землю. Но ничего этого не произошло. Абсолютно ничего. Поли просто пошатнулся на дюйм. Тряхнул головой и ударил меня в лицо. Я увидел его удар и сделал все что нужно. Откинул голову назад и широко раскрыл рот, чтобы не потерять все зубы. Поскольку моя голова двигалась назад, это позволило частично поглотить момент инерции, и все же удар получился страшным. На меня словно налетел поезд. Грузовик. В глазах у меня потемнело, я отлетел назад и потерял ориентацию. Мне показалось, что поднявшийся позади меня асфальт нанес мне второй удар в спину. Воздух вырвался у меня из легких, на губах появилась кровавая пена. Я ударился затылком о дорожное полотно. У меня перед глазами все померкло.

Я попытался пошевелиться, но я был все равно что машина, не желающая заводиться после первого поворота ключа. Вжжж... и ничего. Я потерял полсекунды. От моей левой руки не было толка, поэтому пришлось воспользоваться одной правой. Я приподнялся над асфальтом. Подобрал под себя ноги и выпрямился. У меня перед глазами все плыло. Голова гудела. Но Поли неподвижно стоял на месте, наблюдая за мной. И улыбался.

Я понял, что он не будет торопиться. Насладится по полной.

Я бросил взгляд в сторону оружия. Револьверы по-прежнему оставались у Поли за спиной. Не было и речи о том, чтобы до них добраться. Шесть моих ударов достигли цели, а Поли лишь улыбался. Он достал меня лишь трижды, но на мне живого места не было. Меня колотило. Пришел мой смертный час. Внезапно я со всей отчетливостью осознал, что умру в Эбботе, штат Мэн, пасмурным субботним утром в конце апреля. И половина моего рассудка говорила: «Эй, всем нам суждено когда-нибудь умереть. Какая разница, когда и где именно?» Но вторая половина пылала неукротимой злостью, которая подпитывала меня всю жизнь: «И ты позволишь этому ублюдку растоптать тебя?» Внимательно выслушав аргументы сторон, я принял решение. Сплюнул кровь, сделал глубокий вдох и снова, в последний раз встал в стойку. Моя челюсть болела. Голова болела. Плечо болело. Грудь болела. У меня кружилась голова, меня тошнило. Я снова сплюнул. Провел по зубам языком. У меня возникло ощущение, будто я улыбаюсь. «Давай взглянем на все со светлой стороны». Серьезных травм у меня нет. Пока. Пулевых ранений тоже. Поэтому я улыбнулся по-настоящему, сплюнул в третий раз и сказал себе: «Отлично, умрем сражаясь».

Поли тоже улыбался. У него на лице была кровь, но в остальном он выглядел совершенно нормально. Даже галстук все еще был завязан аккуратным узлом. И пиджак застегнут. Поли по-прежнему выглядел так, словно ему под плечи запихнули по баскетбольному мячу. Увидев, что я принял стойку, он улыбнулся еще шире и опять вытянул руки вперед и принялся переминаться с ноги на ногу. Я прикинул, что мне удастся увернуться еще раз, может быть, два, три — если очень повезет, а затем все будет кончено. Смерть в штате Мэн. В апрельскую субботу. Мысленно представив себе Доминик Коль, я сказал: «Доми, я старался. Честное слово, старался». Я смотрел на Поли. Он набрал полную грудь воздуха. Повернулся ко мне спиной. Отошел на десять шагов. Развернулся. Стремительно ринулся на меня. Я увернулся. Поли задел меня по лицу полой пиджака. Краем глаза я увидел вдали Ричарда и Элизабет, наблюдавших за происходящим. Их рты были открыты, как будто они кричали: «Идущие на смерть, мы приветствуем вас!» Поли быстро развернулся и снова двинулся на меня.

Но вдруг с ним началось что-то странное, и я понял, что все же смогу одержать победу.

Он попытался ударить меня ногой в стиле восточных единоборств. В уличной драке один на один глупее этого ничего быть не может. Как только одна нога отрывается от земли, человек теряет устойчивость и становится уязвимым. И это начало конца. Поли быстро надвигался на меня боком, словно какой-то идиот-каратист из кино. Его нога летела вперед, вытянутая параллельно земле. Если бы удар достиг цели, он меня бы убил — без вопросов. Но удар не достиг цели. Я отпрянул назад, поймал ногу Поли обеими руками и просто поднял ее вверх. Ты сможешь отжать в положении лежа четыреста фунтов? Что ж, давай проверим. Я вложил в это всю свою силу до последней унции и, задрав ногу Поли высоко вверх, вывел его из равновесия и повалил спиной на асфальт. Он растянулся во весь рост, ошалело уставившись на меня. Первое правило уличной драки гласит, что если противник упал, его надо добить, без колебаний, без промедления, без угрызений совести по поводу неджентельменского поведения. Противника надо добить. Поли только что отступил от этого правила. Я не стал этого делать. Я что есть силы ударил Поли ногой в лицо. Брызнула кровь, он попытался перекатиться от меня, но я наступил ему каблуком на кисть правой руки, сокрушая кости кисти и фаланги пальцев. Затем я повторил то же самое, обрушив все двести пятьдесят фунтов живого веса на раздробленное запястье. Потом сломал Поли обе лучевые кости.

Поли обладал сверхчеловеческой силой. Он перекатился набок и приподнялся при помощи левой руки. Встал на ноги и отступил назад. Я пошел на сближение, Поли сделал страшный хук левой, но я отбил выпад и врезал ему по сломанному носу. Поли отшатнулся назад, и я вонзил ему колено в пах. Его голова дернулась вперед, и я снова нанес правым кулаком «сигаретный тычок». Поли развернулся, и я пнул его ногой под колено. Его нога сложилась, и он опять свалился на асфальт. Я наступил левой ногой ему на левое запястье. Правая рука Поли была уже совершенно бесполезна. Болталась плетью. Он оказался прижат к земле, поскольку выжать вертикально двести пятьдесят фунтов одной левой не мог даже такой гигант. И у стероидов есть своей предел. Поэтому я топтал ему левую руку до тех пор, пока из кожи не вылезли обломки костей. Затем я подпрыгнул и приземлился Поли прямо на солнечное сплетение. Соскочил с распростертого тела и изо всех сил ударил ногой в висок — один раз, два, три. Четвертый удар получился настолько сильным, что мой ботинок развалился, и устройство электронной почты упало и запрыгало по асфальту. Оно остановилось там же, где остановился пейджер Элизабет Бек, когда я выбросил его из «кадиллака». Поли проводил взглядом маленькую черную коробочку. Я еще раз ударил его ногой в голову.

Он сел. Просто поднялся за счет мышц пресса. Обе его руки болтались бесполезными плетями. Схватив левое запястье, я выкрутил локоть наружу, вырывая сустав. Поли выбросил вперед сломанную правую руку, пытаясь дать мне оплеуху окровавленной ладонью. Перехватив запястье левой рукой, я надавил на изувеченные костяшки пальцев. Глядя Поли в глаза, принялся крушить треснутые кости. Он не издал ни звука. Не выпуская его скользкую руку, я вывернул правый локоть внутрь и надавил на него коленями. Послышался хруст ломающейся кости. Только после этого я вытер руки о волосы Поли и направился к воротам за «кольтами».

Поли неуклюже встал. Он не мог помогать себе руками. Просто подобрал ноги под себя, рывком перенес на них вес своего тела и выпрямился. Из сломанного носа ручьем лилась кровь. Налившиеся краской глаза горели злобой.

— Иди, — произнес я. Задыхаясь. — К скалам.

Поли стоял на месте, словно оглушенный бык. Мой рот был полон крови. У меня шатались зубы. Я не испытывал удовлетворения. Никакого. Не я победил Поли. Он сам победил себя. Своим дурацким карате. Если бы он продолжал молотить меня своими огромными кулачищами, меньше чем через минуту я был бы трупом. И мы оба это понимали.

— Иди, — сказал я, — или я тебя пристрелю.

Поли вопросительно вскинул подбородок.

— Иди к воде.

Он не двигался с места. Мне не хотелось в него стрелять. У меня не было желания тащить четырехсотфунтовую тушу сто ярдов к морю. Поли стоял неподвижно, и мой мозг приступил к решению проблемы. Наверное, можно будет обмотать ему щиколотки цепью от ворот. У «кадиллака» есть буксировочный крюк? Я не помнил.

— Иди, — повторил я.

Ко мне подошли Ричард и Элизабет. Они описали большую дугу, чтобы встать позади меня, не приближаясь к Поли. Он был словно каким-то мифическим существом. Способным на все. Я их понимал. У Поли были сломаны обе руки, и тем не менее я следил за каждым его движением так, словно от этого зависела моя жизнь. Что так и было. Если Поли бросится на меня и повалит своей массой на землю, он сможет затоптать меня ногами. У меня даже появились сомнения, что «кольты» смогут его остановить. Я мысленно представил себе, как Поли бежит на меня, я всаживаю в него все двенадцать пуль, но это его даже не замедляет.

— Иди, — сказал я.

Поли подчинился. Развернувшись, он пошел по дороге. Я последовал за ним, держась в десяти шагах. Ричард и Элизабет отошли дальше на газон. Мы прошли мимо них, и они пошли следом за нами. У меня мелькнула было мысль приказать им остаться, но затем я рассудил, что оба заслужили право смотреть все до конца, каждый по-своему.

Поли прошел по кругу перед крыльцом. Казалось, он понимал, куда я его веду. И, похоже, ему было все равно. Он прошел мимо гаража и направился к скалам. Я следовал за ним, держась в десяти шагах. Прихрамывая, так как от правого ботинка оторвался каблук. Ветер дул в лицо. Море грохотало. Начинался шторм. Поли прошел до самой расщелины Харли. Остановился и повернулся ко мне.

— Я не умею плавать, — сказал он.

Шепелявя. Я выбил ему несколько зубов и повредил горло. Ветер ревел. Он поднимал волосы Поли, добавляя ему еще один дюйм роста. Мне в лицо летели соленые брызги.

— Плавать тебе не придется, — ответил я.

Я двенадцать раз выстрелил Поли в грудь. Все двенадцать пуль пронзили его насквозь. Вырвав из спины здоровенные куски мышц и тканей, улетевших в море. Один человек, два револьвера, двенадцать громких выстрелов, боеприпасы на одиннадцать долларов сорок центов. Поли повалился спиной в воду. Поднял фонтан брызг. Волнение было сильным, но начинался прилив. Вода не уходила. Труп закачался на волнах. Море вокруг окрасилось в розовый цвет. Какое-то время труп плавал на одном месте. Затем его начало медленно относить от берега. Так продолжалось минуту. Две. Труп отнесло на десять футов. На двадцать. Он перевернулся лицом вниз и начал медленно кружиться, увлекаемый водоворотом. Затем все быстрее и быстрее. Под промокшим пиджаком образовался пузырь воздуха, вырывавшегося через двенадцать пулевых отверстий. Океан качал и подбрасывал труп, как будто тот был невесомым. Опустившись на корточки, я положил револьверы на скалы. Меня буквально вывернуло наизнанку в океан. Я оставался на четвереньках, глубоко дыша и следя взглядом за плавающим трупом. Волны его крутили. Уносили все дальше от берега.

Ричард и Элизабет, прижавшись друг к другу, стояли футах в двадцати от меня. Зачерпнув пригоршней холодную соленую воду, я сполоснул лицо. Зажмурился. Долго-долго держал глаза закрытыми. Когда я наконец открыл их и посмотрел на неспокойное море, на поверхности уже ничего не было. Труп утонул.

Я не поднимался с корточек. Глубоко вздохнул. Посмотрел на часы. Было всего одиннадцать часов. Затем я снова долго смотрел на океан. Вздымавшийся и опускавшийся. Волны разбивались о скалы, обдавая меня дождем брызг. В воздухе снова появилась полярная крачка. Она вернулась, чтобы найти место для гнезда. У меня в голове было абсолютно пусто. Затем я начал думать. Разбирать факты. Оценивать изменившиеся обстоятельства. Я провел в размышлениях целых пять минут и в конце концов пришел к довольно оптимистическим выводам. Решил, что раз Поли выбыл из игры досрочно, эндшпиль окажется значительно более простым и быстрым.

В этом я тоже ошибся.

Первой проблемой стало то, что Элизабет Бек наотрез отказалась уезжать. Я велел ей брать Ричарда, садиться в «кадиллак» и убираться ко всем чертям. Но она отказалась. Она стояла на скалах с распущенными волосами, и ветер трепал ее одежду.

— Это мой дом, — решительно заявила Элизабет.

— Очень скоро он станет ареной военных действий, — сказал я.

— Я остаюсь.

— Я не могу оставить вас одну.

— Я никуда не поеду. Только вместе с мужем.

Я не знал, как на нее повлиять. Растерянно стоял на месте, все больше замерзая. Ричард обошел меня и посмотрел на море, затем повернулся ко мне.

— Это было здорово, — с восхищением произнес он. — То, как ты с ним расправился.

— Нет, он сам расправился с собой, — возразил я.

В воздухе с громкими криками носились чайки. Борясь с ветром, они кружили над океаном ярдах в сорока от берега. Время от времени ныряя и что-то подхватывая с гребней волн. Доедая плавающие на поверхности остатки Поли. Ричард долго смотрел на них.

— Поговори с матерью, — сказал я. — Ты должен убедить ее уехать отсюда.

— Я никуда не уеду, — повторила Элизабет.

— И я тоже, — сказал Ричард. — Здесь мы живем. Мы семья.

Они еще не оправились от шока. Спорить с ними было бесполезно. Поэтому я решил запрячь их в работу. Мы вернулись на дорогу, медленно, молча. Ветер рвал нашу одежду. Я прихрамывал из-за ботинка. Остановившись там, где начинались кровавые пятна, я подобрал устройство электронной почты. Оно оказалось сломанным. Пластиковый экран треснул, питание не включалось. Я убрал его в карман. Затем нашел каблук и, сев на асфальт скрестив ноги, приладил его на место. Ходить стало проще. Мы подошли к воротам, отперли их, и я надел пиджак и плащ. Застегнулся на все пуговицы и поднял воротник. Затем я въехал на «кадиллаке» в ворота и поставил его у домика привратника. Ричард снова запер ворота. Я вошел в домик, поднял крышку ствольной коробки российского пулемета и достал ленту с патронами. Снял пулемет с цепей. Вышел с ним на пронизывающий ветер и положил пулемет наискось на заднее сиденье «кадиллака». Вернулся в домик, свернул ленту с патронами и убрал ее в коробку, а затем снял цепь с крючка под потолком и выкрутил сам крючок. Отнес коробку, цепь и крючок в багажник «кадиллака».

— Я могу чем-нибудь помочь? — предложила Элизабет.

— Там двадцать коробок с патронами, — сказал я. — Они будут нужны все.

— Ноги моей больше там не будет, — сказала она. — Ни за что на свете.

— В таком случае, полагаю, вы ничем не сможете мне помочь.

Я носил но две коробки, поэтому мне пришлось ходить за ними десять раз. Я до сих пор не согрелся, и все мое тело ныло от боли. Во рту по-прежнему ощущался привкус крови. Я уложил коробки в багажник и на пол перед задним, а также перед передним правым сиденьями. Затем сел за руль и повернул зеркало. У меня была рассечена губа, а десны кровоточили. Передние верхние зубы шатались. Это меня расстроило. Зубы мои всегда были кривыми, а с годами они к тому же и обкололись, но они появились у меня, когда мне было восемь лет, и я успел к ним привыкнуть. К тому же, других у меня не было.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Элизабет.

Я пощупал затылок. Нашел шишку от удара об асфальт. На левом плече была серьезная ссадина. Грудь ныла, и дыхание причиняло боль. Но в остальном все было в порядке. По сравнению с Поли я был в лучшей форме, а только это и имело значение. Я вставил большим пальцем резцы в десны.

— Как никогда прекрасно.

— У вас распухла губа.

— Как-нибудь переживу.

— Надо бы отпраздновать вашу победу.

Я вышел из машины.

— Надо бы поговорить о том, как вывезти вас отсюда, — сказал я.

Элизабет промолчала. В домике привратника зазвонил телефон. Аппарат был древний, с настоящим звонком, звучавшим негромко и успокаивающе. Раздался один звонок, второй. Обогнув капот «кадиллака», я вошел в домик и снял трубку. Произнес имя Поли и через мгновение впервые за десять лет услышал голос Куинна:

— Он еще не приехал?

Я ответил не сразу.

— Десять минут назад, — произнес я, прикрывая микрофон и стараясь изобразить в своем голосе беззаботное веселье.

— Он уже мертв? — спросил Куинн.

— Пять минут назад.

— Хорошо, будь наготове. День обещает быть длинным.

«Это ты точно подметил», — подумал я. В трубке послышался щелчок. Положив ее, я вышел на улицу.

— Кто это был? — спросила Элизабет.

— Куинн.

Впервые я услышал голос Куинна десять лет назад, записанный на магнитофон. Коль вела прослушивание телефонных разговоров. Санкции у нее не было, но в те времена законы в армии были менее строгими, чем на гражданке. Сквозь прозрачный пластмассовый корпус кассеты были видны два маленьких мотка магнитной ленты. Коль достала магнитофон размером с коробку из-под обуви, вставила кассету и нажала клавишу. Мой кабинет наполнился голосом Куинна. Куинн разговаривал с оффшорным банком, договариваясь о переводе денег. Его голос звучал совершенно спокойным. Куинн говорил медленно и раздельно с тем самым безличным акцентом, который вырабатывается за долгие годы службы в армии. Он зачитал номера счетов, назвал пароли и отдал распоряжения относительно суммы в полмиллиона долларов. Большая часть этих денег должна была быть переведена на Багамы.

— Он отправляет наличные по почте, — сказала Коль. — На Каймановые острова.

— Это безопасно?

Она кивнула.

— Достаточно. Куинн рискует только тем, что посылку могут украсть почтовые работники. Но адрес получателя — почтовое отделение, и посылка отправляется в категории «книги». А сейчас книги на почте не воруют. Так что Куинн может быть спокоен.

— Полмиллиона долларов — это большие деньги.

— Речь идет об очень важном оружии.

— Настолько важном?

— А ты так не думаешь?

Я пожал плечами.

— По-моему, все равно, это слишком дорого. За дротик для дартса?

Коль указала на магнитофон. Обращая внимание на голос Куинна, наполняющий помещение.

— Что ж, судя по всему, именно такую сумму ему готовы заплатить. Я хочу сказать, откуда еще у него могли взяться полмиллиона долларов? Определенно, он не отложил их из своего жалования.

— Когда ты совершишь первый шаг?

— Завтра. Ждать больше нельзя. Завтра Куинн получит последние чертежи. По словам Горовского, они являются ключом ко всему.

— Как это пройдет?

— С сирийцем работает Фраскони. Он пометит деньги в присутствии судьи. Затем мы станем свидетелями обмена чемоданчиками. Сразу же откроем чемоданчик, который Куинн передаст сирийцу, на глазах у того же самого судьи. Оформим надлежащим образом содержимое — то есть чертежи. Затем отправимся за Куинном. Арестуем его и опечатаем чемоданчик, который ему передаст сириец. Потом вскроем чемоданчик в присутствии судьи. Обнаружим внутри помеченные купюры. Таким образом, документально зафиксируем факт передачи чертежей в обмен на деньги. То есть Куинну будет крышка. Полная крышка.

— Непробиваемое дело, — согласился я. — Отличная работа.

— Спасибо.

— Фраскони не подведет?

— Без него не обойтись. Сама я не могу общаться с сирийцем. Эти восточные люди ведут себя с женщинами странно. Не могут к нам прикоснуться, посмотреть, иногда не могут даже говорить. Так что этим придется заняться Фраскони.

— Хочешь, я подержу его за руку?

— Его работа второстепенная, — сказала Коль. — Ничего существенного он испортить не сможет.

— Думаю, я все же подержу его за руку.

— Спасибо, — повторила она.

— И он пойдет с тобой осуществлять задержание.

Коль промолчала.

— Один на один я тебя отпустить не могу, — продолжал я. — И ты это понимаешь.

Она кивнула.

— Но я предупрежу Фраскони, что командовать будешь ты. И прослежу за тем, чтобы он это уяснил.

— Ладно, — сказала Коль.

Она остановила магнитофон. Голос Куинна оборвался на полуслове. Это должно было быть слово «долларов», «двести тысяч долларов». Но осталось только «долл». Куинн говорил веселым, жизнерадостным тоном, как человек в разгар игры по-крупному, уверенный в своем выигрыше. Коль достала кассету. Убрала ее в карман. Затем, подмигнув, вышла из кабинета.

— Кто такой Куинн? — десять лет спустя спросила меня Элизабет Бек.

— Фрэнк Ксавье, — ответил я. — Когда-то его фамилия была Куинн. Его полное имя — Френсис Ксавье Куинн.

— Вы его знаете?

Я кивнул.

— Именно поэтому я здесь.

— Кто вы?

— Я тот, кто знал Фрэнка Ксавье еще тогда, когда его звали Френсис Ксавье Куинн.

— Вы работаете на правительство.

Я покачал головой.

— Это сугубо личное дело.

— Что станется с моим мужем?

— Понятия не имею. И если честно, мне все равно.

Вернувшись в маленький домик Поли, я запер переднюю дверь. Вышел на улицу и запер за собой заднюю дверь. Затем проверил запор на воротах. Он был прочным. Я прикинул, что это должно будет задержать нападающих на минуту, может быть, на полторы. Неплохо. Я убрал ключ от замка в карман брюк.

— Теперь назад в особняк, — сказал я. — Боюсь, вам придется идти пешком.

Я повел «кадиллак» по дороге, обложенный со всех сторон коробками с патронами. В зеркале были видны Элизабет и Ричард, быстро идущие следом. Мать и сын не хотели уезжать в город, но им также не очень-то хотелось оставаться здесь одним. Остановившись у парадного входа, я сдал назад, чтобы легче было разгружаться. Открыв багажник, я достал крюк и цепь и бегом поднялся в комнату Дьюка. Его окно выходило как раз на дорогу. Идеальная огневая позиция. Достав из кармана плаща «беретту», я снял ее с предохранителя и выстрелил в потолок. Увидел в окно, как Элизабет и Ричард остановились как вкопанные, затем бросились бежать к дому. Возможно, решив, что я застрелил кухарку. Или себя. Встав на стул, я расковырял штукатурку вокруг пулевого отверстия и нашел деревянную балку. Тщательно прицелился и выстрелил еще раз, проделав в дереве аккуратное девятимиллиметровое отверстие. Вкрутил в него крючок, повесил цепь и своим весом проверил, крепко ли она держится.

Спустившись вниз, я открыл задние двери «кадиллака». К этому моменту подоспели Элизабет с Ричардом, и я приказал им носить наверх коробки с патронами. Сам я взял пулемет. Металлодетектор на входной двери завопил громко и возмущенно. Я отнес пулемет наверх. Повесил на цепь и вставил в ствольную коробку начало первой патронной ленты. Повернул ствол вбок и открыл нижнюю форточку окна. Высунул в нее ствол и поводил им из стороны в сторону и вверх и вниз. Под огнем можно было держать всю гранитную стену и всю дорогу до самого круга. Ричард зачарованно следил за мной.

— Тащи коробки, — сказал я.

Затем я подошел к тумбочке и снял трубку внешнего телефона. Набрал номер Даффи в мотеле.

— Вы по-прежнему готовы помочь? — спросил я.

— Да, — ответила она.

— В таком случае, вы все трое нужны мне в особняке Бека. Приезжайте как можно быстрее.

После этого оставалось только ждать, когда они приедут. Я стоял у окна, вжимая зубы в десны пальцем, и следил за дорогой. Ричард и Элизабет таскали тяжелые коробки с патронами. Я посмотрел на небо. Только-только наступил полдень, а было уже темно. Погода еще больше ухудшилась. Ветер усиливался. Североатлантическое побережье, конец апреля. Погода непредсказуемая. Элизабет Бек вошла в комнату и поставила очередную коробку. Выпрямилась, тяжело дыша.

— Что будет дальше? — спросила она.

— Предсказать невозможно.

— А для чего этот пулемет?

— Мера предосторожности.

— Против кого?

— Против людей Куинна. У нас за спиной море. Возможно, придется остановить их на дороге.

— Вы собираетесь в них стрелять?

— Если возникнет необходимость.

— А что насчет моего мужа?

— А вам не все равно?

Она кивнула.

— Я буду стрелять и в него, — сказал я.

Элизабет молчала.

— Он преступник, — продолжал я. — Он должен принять решение.

— Законы, которые называют его преступником, являются неконституционными.

— Вы так думаете?

Она снова кивнула.

— Во Второй поправке[9] все сказано ясно.

— Обращайтесь в Верховный суд. Не приставайте с этим ко мне.

— Люди имеют право носить оружие.

— А наркоторговцы — нет, — возразил я. — И ни в какой поправке не говорится, что можно стрелять из автоматического оружия в людном месте. Использовать пули, которые рикошетом отскакивают от стен. И поражают случайных прохожих. Женщин и детей.

Элизабет молчала.

— Вам когда-нибудь приходилось видеть, как пуля попадает в маленького ребенка? Она не входит в тело словно хирургическая игла. Она сокрушает все на своем пути. Раздирает ткани.

Она продолжала молчать.

— Никогда не говорите солдату, что оружие — это хорошо, — закончил я.

— Закон выражается ясно, — слабо возразила Элизабет.

— В таком случае, вступайте в НСА[10]. А мне хорошо и здесь, в реальном мире.

— Он мой муж.

— Вы сами сказали, что он заслуживает того, чтобы сесть в тюрьму.

— Да. Но он не заслуживает смерти.

— Вы так думаете?

— Он мой муж, — повторила Элизабет.

— Как он осуществляет поставки? — спросил я.

— Он использует И-95. Вырезает середину у дешевых ковров и заворачивает в них оружие. Возит их в Бостон или в Нью-Хейвен. Там его встречают.

Я кивнул. Вспоминая волокна, которые встречал повсюду.

— Он мой муж, — в третий раз сказала Элизабет.

Я опять кивнул.

— Если у него хватит ума не стоять рядом с Куинном, возможно, все кончится для него хорошо.

— Обещайте, что для него все кончится хорошо. Тогда я уеду отсюда. Вместе с Ричардом.

— Этого я обещать не могу.

— Тогда мы остаемся.

Я ничего не сказал.

— Поймите, это партнерство никогда не было добровольным, — снова заговорила Элизабет. — Я имею в виду Ксавье. Вы должны это понять.

Подойдя к окну, она посмотрела вниз. Ричард вытаскивал из «кадиллака» последнюю коробку с патронами.

— Моего мужа вынудили.

— Да, я догадался.

— Ксавье похитил моего сына.

— Знаю.

Подойдя ко мне, Элизабет посмотрела мне в лицо.

— Что он вам сделал?

В этот день я еще дважды виделся с Коль, которая готовилась к окончанию операции. Она все делала абсолютно правильно. Действовала как игрок в шахматы. Ничего не предпринимала, не просчитав последствия на два хода вперед. Так, например, Коль предусмотрела, что судья, которого она пригласила в качестве свидетеля передачи документов, не сможет принять участие в предстоящем суде военного трибунала, поэтому выбрала того, которого терпеть не могли прокуроры. Впоследствии это должно будет устранить одну лишнюю проблему. Коль нашла фотографа, которому предстояло фиксировать все действия. Она определила, сколько времени займет дорога до особняка Куинна в Вирджинии. Папка, которую я когда-то ей дал, теперь разрослась до двух картонных коробок. Когда мы второй раз увиделись с Коль, она как раз их несла. Коробки лежали одна на другой, и у Коль от напряжения вздулись бицепсы.

— Как держится Горовский? — спросил я.

— Неважно. Но завтра все будет окончено.

— Ты станешь знаменитостью.

— Надеюсь, не стану. Это дело навсегда останется засекреченным.

— Ну тогда знаменитостью в засекреченном мире. Тоже достаточно многолюдном.

— Что ж, в таком случае, наверное, я должна просить о том, чтобы ты устроил мне служебную аттестацию. Например, послезавтра.

— А сегодня вечером предлагаю поужинать вместе, — сказал я. — Нам надо куда-нибудь выйти. Отметить завершение дела. Посетить лучшее место, какое только мы сможем найти. Плачу я.

— А я полагала, ты живешь на продовольственные талоны.

— Я откладывал специально для этого случая.

— Тогда, наверное, у тебя скопилась порядочная сумма. Дело было очень долгим.

— Ты ползла медленно, словно улитка. В этом твоя единственная проблема, Коль. Ты дотошная, но чересчур медлительная.

Улыбнувшись, Коль подняла коробки выше.

— Напрасно ты отказался от свидания, — сказала она. — Я бы показала тебе, как медленно может быть лучше, чем быстро.

Она унесла коробки, и через два часа мы встретились в ресторане в городе. Это было очень приличное место, поэтому я принял душ и надел свежую форму. Коль пришла в черном платье. В другом. Без горошка. Просто в черном и блестящем. Оно ей очень шло, хотя Коль и не нуждалась в дополнительной помощи. В этом платье она выглядела на восемнадцать.

— Замечательно, — усмехнулся я. — Все решат, что ты ужинаешь вместе со своим отцом.

— Ну разве что с дядей, — поправила Коль. — С младшим братом отца.

Это был один из тех моментов, когда еда была не главным. Я помню тот вечер во всех подробностях, но начисто забыл, что мы заказали. Наверное, бифштекс. А может быть, равиоли. Одним словом, что-то мы заказали. Определенно, мы что-то ели. Мы много говорили, о таких вещах, о которых не делишься с первым встречным. Я подошел вплотную к тому, чтобы предложить Коль снять номер на ночь. Но я этого не сделал. Выпив по бокалу вина, мы перешли на минералку. Не сговариваясь, решив сохранить на завтрашний день свежие головы. Я оплатил счет, и в полночь мы разъехались по домам, каждый к себе. Несмотря на поздний час, Коль была оживленной. Полной жизни и энергии. Она буквально бурлила от возбуждения. Я долго стоял на улице, провожая взглядом ее машину.

— Кто-то едет к нам, — десять лет спустя сказала Элизабет Бек.

Выглянув в окно, я увидел вдалеке серый «торес». Цвет машины сливался со скалами и пасмурной погодой, и поэтому я заметил ее не сразу. До нее было мили две. Она быстро вошла в поворот. Я определил, что это был «торес» Валлинуэвы. Велев Элизабет присматривать за Ричардом, я спустился вниз и вышел через черный вход. Достал из тайника ключи Энджела Долла. Положил их в карман плаща. Достал также «глок» Даффи и запасные обоймы. Я хотел вернуть их в целости и сохранности. Для меня это было очень важно. У Даффи и без этого хватит проблем. Положив «глок» и обоймы в карман к «беретте», я вернулся к крыльцу и сел в «кадиллак». Подъехал к воротам, вышел из машины и, спрятавшись, стал ждать, «торес» остановился перед воротами, и я разглядел за рулем Виллануэву, рядом с ним Даффи и Элиота на заднем сиденье. Выйдя на открытое место, я отпер ворота и распахнул створки. Виллануэва проехал вперед и остановился бампер к бамперу перед «кадиллаком».

Открылись три двери, все трое вылезли из машины и вопросительно посмотрели на меня.

— Черт побери, что с тобой случилось? — спросил Виллануэва.

Я потрогал губу. Она распухла и болела.

— Наткнулся на ворота, — сказал я.

Виллануэва бросил взгляд на домик привратника.

— Или на привратника. Я прав?

— С тобой все в порядке? — озабоченно спросила Даффи.

— По сравнению с привратником — да.

— Зачем ты нас вызвал?

— Начинаем план Б, — сказал я. — Мы отправляемся в Портленд, но если нам не удастся быстро найти там все что нужно, мы вернемся сюда и будем ждать. Так что двое из вас поедут со мной прямо сейчас, а один останется здесь оборонять крепость. — Обернувшись, я указал на особняк.

— В центральном окне второго этажа установлен крупнокалиберный пулемет, из которого простреливаются все подходы. Мне нужно, чтобы один из вас остался при нем.

Добровольцев не оказалось. Я посмотрел на Виллануэву. Судя по возрасту, он попадал под призыв во время войны во Вьетнаме. Возможно, ему пришлось познакомиться с пулеметами.

— Терри, останешься ты, — сказал я.

— Только не я, — решительно возразил он. — Я еду с тобой вызволять Терезу.

Он произнес это тоном, не допускающим возражений.

— Хорошо, останусь я, — вызвался Элиот.

— Спасибо. Ты видел кино про Вьетнам? Видел пулеметчиков в люке вертолета? Вот этим ты и займешься. Если эти ребята приедут сюда, они не станут пытаться проехать через ворота. Они полезут через окно домика привратника. Так что будь готов окатить их из шланга.

— А если к тому времени стемнеет?

— Мы вернемся до наступления темноты.

— Хорошо. Кто находится в доме?

— Семья Бека. Они здесь случайные люди, но они отказались уехать. И еще кухарка.

— А что насчет самого Бека?

— Он вернется вместе с остальными. Если в суматохе ему удастся скрыться, я не буду сильно переживать. Но если он в суматохе получит пулю, я тоже не буду сильно переживать.

— Понял.

— Возможно, никто и не появится, — сказал я. — У наших ребят сейчас дел по горло. Так что это просто предосторожность.

— Понял, — повторил Элиот.

— Ты оставишь себе «кадиллак», — продолжал я. — Мы берем «торес».

Сев в «форд», Виллануэва выехал задом и развернулся. Мы с Даффи вышли следом и заперли ворота снаружи, а ключ перебросили Элиоту.

— До встречи, — сказал я.

Элиот сел в «кадиллак» и поехал к особняку. Я сел в «торес» вместе с Даффи и Виллануэвой. Даффи устроилась впереди. Я занял место сзади. Достав из кармана «глок» и запасные обоймы, я торжественно протянул их Даффи.

— Спасибо за заем, — сказал я.

Она убрала «глок» в кобуру под мышкой, а обоймы сунула в сумочку.

— Всегда пожалуйста.

— Сначала Тереза, — сказал Виллануэва. — Куинн потом. Согласен?

— Согласен, — сказал я.

Он поехал на запад.

— Где будем искать?

— Предлагаю на выбор три места, — сказал я. — Склад, офис в центре города и деловой центр неподалеку от аэропорта. В офисе в центре города держать пленницу в выходные нельзя. А склад — чересчур оживленное место. Только что пришла крупная партия товара. Так что я отдаю свой голос за деловой центр.

— И-95 или магистраль номер один?

— Магистраль номер один, — сказал я.

Мы молча проехали пятнадцать миль вглубь материка, а затем повернули на север и направились в Портленд.