"Слабые женские руки" - читать интересную книгу автора (Вильямс Чарльз)

Глава 9

В центральном управлении полиции дежурный полицейский осмотрел меня с ног до головы так внимательно, словно искал повод арестовать. Судя по всему, я ему очень не понравился.

— Рэндалл у себя? — спросил я его.

— Сержант-детектив Рэндалл отбыл на задание. Что вам от него надо?

Это был новичок, я его ранее никогда не видел.

— Секретные агенты имеют дело только с теми, кто их завербовал. Мой босс — Рэндалл.

На лице полицейского изобразилась высшая степень презрения.

— Проваливай отсюда. Его здесь нет! Я притворился озадаченным.

— Дело-то срочное! Может быть, можно поговорить с Рурке?

— Лейтенант Рурке? Из уголовной полиции? Старина, да его тошнит от таких типов, как ты!

— Наверное, у него с желудком не все в порядке. Сообщите обо мне. Скажите, Престон пришел.

Полицейский снял трубку и нажал на кнопку переговорного устройства.

— Лейтенант Рурке? Говорит дежурный. Тут один из наводчиков Рэндалла. Заявляет, что хочет с вами говорить. Престон его зовут. О! Понятно… Хорошо, лейтенант!

Уши у дежурного стали багрово-красными.

— Шутник, оказывается! Можете подняться. Кстати, шутник, — он слегка наклонился вперед, — мы с вами еще встретимся! Я беззаботно улыбнулся и стал подниматься по лестнице. Сидя за столом, заваленным бумагами, Джон Рурке испепелял меня взглядом.

— Прежде чем ты откроешь рот, Престон, выслушай меня. В этом городе у полиции есть другие дела, кроме как с тобой шутки шутить! Если ты еще хоть раз посмеешь делать посмешище из дежурного полицейского, я тебе ноги переломаю!

— А он мне сказал, будто ты желудком маешься, Джон! — ответил я. — Право, не стоит нам из-за этого ссориться!

— Запрещаю тебе называть меня Джоном! Для тебя я только лейтенант Рурке, постарайся этого не забывать!

Да, лейтенант Рурке находился, судя по всему, в очень дурном настроении. Я прошел и сел на расшатанный стул, стоящий между двух столов.

— Ты меня разочаровываешь, Престон! Рурке сунул в рот маленькую черную сигарету, он обожает такие, закурил ее и выпустил мне в лицо вонючую струю дыма.

— У нас с тобой случались некоторые небольшие недоразумения, но вот впервые за все время нашего знакомства ты решил прятаться бабе под юбку!

— Боюсь, что не понимаю тебя, Джон, — не спеша ответил я. Когда слушаешь Рурке, никогда нельзя знать, чего именно он добивается. Если лейтенант что-нибудь утверждает, это может оказаться и вопросом, который он задает, и лишь большой хитрец в состоянии догадаться, какой смысл этому вопросу придается. Всякого рода вопросы Рурке задает уже тридцать пять лет, он провел тысячи допросов, и в процедуре этой большой дока.

— Прекрасно ты все понимаешь! Ты воспользовался миссис Уайтон, чтобы помешать Джилу Рэндаллу отравить тебе существование!

— Ты все не так истолковываешь. Рэндалл подслушал частный разговор и сделал из него собственные выводы.

— Рэндалл — отец семейства. Он не может позволить себе похерить двадцать лет беспорочной службы, задев самое могущественное семейство в городе.

Знаком я выразил свое согласие.

— Все так, ты прав. Но я пришел сюда не затем, чтобы препираться с друзьями. Хочу сообщить тебе некоторые сведения.

— Сообщить сведения? — удивился Рурке, подозрительно глядя на меня. — Что ты еще придумал?

— Ничего. Я добропорядочный гражданин, желающий помочь полиции. Мне стало известно, что у Хадсона была любовница, девушка, которой Хадсон устроил веселую жизнь. Возможно, это именно тот потенциальный подозреваемый, которого вы ищите!

— Вот как! Ее имя? — заинтересовался Рурке, хватаясь за карандаш.

— Сильвия Лефай. Она жила с…

Я замолчал, увидев, что лейтенант скорчил недовольную гримасу и отложил в сторону карандаш.

— Надо было сразу догадаться, что твои сведения давно протухли! Нам уже все известно о мисс Лефай. Рэндалл как раз за ней и отправился!

— А куда!

— В контору, где она работает. Он ее сейчас доставит, и мы с ней немного побеседуем!

— Вот оно что! Жалость какая. Я опоздал на каких-нибудь полчаса!

Рурке усмехнулся.

— Важно доброе намерение!

Затем, взяв со стола несколько листков бумаги, громким голосом стал читать:

— Сильвия Лефай, двадцать пять лет. Натуральная блондинка, рост метр шестьдесят пять, вес приблизительно пятьдесят четыре килограмма. В настоящее время служит секретаршей в приемной туристского агентства. Улавливаешь?

Он постучал по записям толстым пальцем. Я собирался высказать свое мнение, как вдруг зазвонил телефон.

— Уголовная полиция, лейтенант Рурке у телефона! — сказал он быстро. — О, Джил!.. Да, я… Что? А что ты предпринял? Хорошо. Посмотрим. Я выезжаю… Да.

Рурке с силой бросил трубку и начал браниться как ломовой извозчик.

— Слишком поздно. Эта Сильвия скрылась. И оставила нам на память подарок. Того типа, у которого она служила, директора туристского агентства Монктон-Сити. Он по-прежнему у себя в конторе. Лежит на полу, растянувшись во весь рост. И угадай, что торчит у него из спины?

— Кухонный нож, — пробормотал я.

— Точно!

Рурке схватил трубку внутреннего телефона и быстро отдал распоряжения, велев фотографам и технической группе срочно отправиться в туристское агентство. Затем встал и взял шляпу. Я тоже встал и спросил:

— Скажи, лейтенант, можно и мне туда? Эта история меня очень интересует!

Рурке бросил на меня испепеляющий взгляд.

— Попробуй помешай тебе! Да ты же изгадишь мне карьеру с этой твоей Уайтон, того гляди останусь без пенсии! Но даю тебе добрый совет: не пытайся прыгнуть выше головы. Это дело касается только полиции!

Перескакивая через ступеньки, Рурке сбежал по лестнице и вскочил в полицейскую машину. Я сел в свою машину, развернулся и поехал следом.

Входя в здание, где размещалось туристское агентство, я молил Бога, чтобы не встретился лифтер, с которым мы так мило пообщались накануне. Коридор на шестом этаже был переполнен любопытствующей публикой, загораживавшей проход. Какой-то полицейский тщетно старался заставить людей разойтись. Рурке нахмурил брови, затем обратился к пожилому господину, который выглядел весьма важно в своем дорогом костюме.

— Мистер, не могу ли я знать, кто вы будете? Господин несколько удивленно подергал себя за галстук и прокашлялся. Затем ответил:

— Ну, разумеется! Я Спенсер Варрен, директор фирмы «Коммерческое общество Варрена»! Рурке широко улыбнулся.

— То-то мне кажется, что я вас уже видел! Я лишь простой полицейский офицер, но знаком с деловой элитой нашего города!

Варрен расплылся от удовольствия, крайне польщенный словами Рурке.

— Большая удача, что вы здесь, мистер Варрен! Я рассчитываю с вашей помощью убедить всех тут присутствующих вернуться на свои рабочие места.

Какой-то пятидесятилетний плотный господин тоже решил сказать свое слово.

— Позвольте представиться! Меня зовут Проктор! Я руковожу фирмой «Проктор и сыновья». Через две минуты все мои служащие разойдутся!

И он злобно посмотрел на Варрена, дабы показать тому, что никто из Прокторов не намерен ждать указаний какого-то там Варрена. Скоро в коридоре не осталось никого, кроме полицейского.

— Ловко сработано, лейтенант, снимаю шляпу! Рурке лишь презрительно засопел.

— Подумаешь, какое дело! Ты бы, как я, шестнадцать лет потоптал асфальт, тоже узнал бы кучу всяких трюков!

У дверей дирекции на посту стоял еще полицейский. Он поприветствовал Рурке и с удивлением посмотрел на меня.

Без Сильвии ее письменный стол показался мне убогим. Другая секретарша, та, у которой были блестящие черные волосы, полулежала в кресле, возможно, в обмороке. Какой-то лысый господин хлопотал около нее.

— Лейтенант Рурке, уголовная полиция!

— А, наконец-то! — не оборачиваясь, сказал лысый. — Я доктор Карел. Эта девушка без сознания.

— Сюда, лейтенант!

На пороге директорского кабинета появился Джил Рэндалл, он сделал знак своему шефу. Затем увидел меня, но не проявил особого удивления. Рурке направился в кабинет Хартли, я последовал за ним. Мирон С. Хартли лежал спиной вверх на пушистом ковре, руки был вытянуты вперед, словно он хотел схватить что-то. Примерно в метре от протянутых рук на столе стоял телефонный аппарат.

На мой взгляд, он намеревался подтянуть к себе телефон, схватиться за шнур. Много бы я дал, чтобы узнать, какой номер собирался набрать умирающий. На нем был все тот же костюм из белого полотна, что и накануне. Только на спине словно расцвел красный цветок, в том месте, где торчал большой кухонный нож. Кровь не текла уже, но мерзкое большое красное пятно между лопатками напоминало мишень, в центре — ручка ножа. Лица покойного не было видно, поэтому я подошел поближе и тотчас пожалел об этом. Широко открытые глаза выражали неописуемый ужас, гримаса агонии скривила рот; лицо покойного напоминало театральную трагедийную маску.

Рурке внимательно осмотрел кабинет, от его взгляда ничто не ускользнуло.

— Когда это произошло? — спросил он.

— Утром, судя по всему, — ответил Рэндалл. — Между полвосьмого и одиннадцатью.

— Почему ты так решил?

— Уборщица ушла из конторы чуть позже семи часов, а до половины восьмого в коридоре работал электрик. А в одиннадцать пришла мисс Шульц и обнаружила труп.

— Шульц? Кто это? — спросил Рурке, сдвинув брови — Секретарша, та, что в кресле, — ответил Рэндалл. — Она здесь работает и обычно приходит к одиннадцати.

— Хотел бы я так работать, как она! — пробурчал Рурке. «Только ты не так красив, как мисс Шульц!» — подумал я про себя. Но предпочел не произносить это вслух.

— Хорошо, Джил, — решил Рурке, усаживаясь в кожаное кресло за столом, и достал свою противную черную сигарету. — Выкладывай дальше.

— Я отправился за мисс Лефай, — начал Рэндалл, — но не застал ее. Смылась. Объявил всеобщий розыск в этой связи. Мирону Сирил Хартли был сорок один год. Он руководил этим агентством со дня его основания, то есть два года. Не женат, имел, судя по всему, кучу денег. Активист республиканской партии. В конце пляжа у него собственный дом, владел совсем новой автомашиной. Секретарши у него долго не держались, не знаю почему. Шульц здесь работает полгода, Лефай почти пять месяцев.

— Хорошо. А чем торгуют в этой лавочке? Круизы в Гонолулу и всякое такое прочее?

— Да, вроде этого. Коллективные экскурсии. Но, на мой взгляд, главным бизнесом была организация всякого рода конгрессов. Я тут просмотрел кое-какие досье. Хартли обладал монополией на организацию всевозможных конгрессов в городе. Насколько я могу судить, если кто намеревался провести конференцию, устроить банкет, организовать съезд, то следовало обратиться к Хартли, он все устраивал.

— Хм! Для нас это не представляет никакого интереса! Но вот девицы — другое дело! Совсем другое дело! Наличествует набитый деньгами холостяк, который в состоянии содержать сногсшибательных секретарш. И вот однажды его находят с кухонным ножом промеж лопаток, а одна из секретарш вдруг исчезает. Не надо обладать семью пядями во лбу, чтобы понять, что к чему. Не так ли?

Он выпустил из ноздрей струю смердящего дыма и посмотрел на меня.

— Что ты молчишь, Престон? Признайся, иного вывода сделать невозможно?

— Раз ты так себе это представляешь, лейтенант, значит, так оно и есть! Только ты, видимо, упустил из вида одну мелочь, которая может оказаться весьма важной.

Рурке с сожалением посмотрел на меня.

— Послушай хорошенько, Рэндалл! Не часто представляется случай внимать такому доке, как Престон. Так что за мелочь?

Рурке меня поддразнивал. На самом же деле он знал, что я намерен сказать, и Рэндалл знал тоже.

— Все дело в том, что твоя версия могла бы выглядеть более убедительно, если бы кто-то не забыл такой же кухонный нож в спине несчастного Хадсона.

— Да, это несколько усложняет дело, — согласился Рурке. — И, по-моему; У тебя на этот счет есть свои соображения, а, Престон? Ты, конечно, страстно желаешь ими с нами поделиться, не правда ли? Кстати, о какой миссис Уайтон шла речь?

— Отвечая на твой первый вопрос, могу сказать: да, есть кое-какие соображения. Несколько позднее мы с тобой это обсудим.

Рэндалл с невозмутимым видом шагнул к двери и загородил выход.

— Помогите глупым полицейским, попавшим в сложное положение! — сказал он. — Поделитесь с нами своими бесценными теориями!

— Это не теории, Джил! Это даже нельзя назвать просто догадкой. Это зародыш догадки. Скажу, что намерен предпринять. Я переговорю со своей клиенткой и объясню ей, что она ставит меня в затруднительное положение, заставляя отказываться от сотрудничества с людьми, которых я знаю и уважаю не первый год. Затем попрошу разрешения сообщить вам то немногое, что мне известно: Возможно, большой пользы это не принесет, но постараюсь сделать все, что в моих силах.

Эту белиберду я изложил на полном серьезе. С видом человека, который старается защитить свою клиентку от враждебно настроенных чиновников и который готов пожертвовать старой дружбой во имя своего профессионального долга. Моя тирада произвела должный эффект.

— Сожалею, Престон, но речь идет не о ставках на скачках! Мне известно, что вы готовы помочь полиции, если окажетесь в состоянии это сделать. Так что уладьте этот вопрос со своей клиенткой.

— Брось терять время, Рэндалл! — прорычал Рурке. — Он тебя заставит проглотить любую чепуху! Зря притворяется, будто у него рот на замке! Если только, конечно, этот замок не золотой… А теперь выслушай меня внимательно, Престон! Согласится миссис Уайтон или нет, мне все равно! Даю тебе сроку шесть часов, и включайся в нашу работу! Я хочу знать все, что тебе известно. Цени мою доброту, дарю тебе целых полдня, чтобы разобраться! Если нет, посажу за решетку.

Пришлось уйти, пока он не передумал и не арестовал меня тут же на месте. В приемной лысый доктор продолжал приводить в чувство единственную и последнюю представительницу туристского агентства. Спустившись вниз на лифте, я миновал холл, запруженный журналистами и фотографами, и заперся в телефонной будке.

— Полиция! — ответил мужской голос на другом конце провода.

— Пожалуйста, уголовную! — сказал я нарочито грубым голосом.

Меня переключили на требуемый номер.

— Уголовная полиция! Инспектор Мондерс слушает!

— Попросите, пожалуйста, лейтенанта Рурке к.» телефону!

— Лейтенант на задании. Кто говорит?

— Друг. Скажите лейтенанту, что, если он намерен узнать побольше о том типе, что забывает повсюду кухонные ножи, пусть обратится к Бицепсу Смайноффу.

— Смайнофф? Не понимаю. О чем идет речь? — спросил Мондерс.

— Об убийстве. И запомни имя — Бицепс Смайнофф. И повесил трубку. Я полагал, что Смайнофф не убивал ни Хадсона, ни Хартли, но он наверняка работал на того типа, который немало знал обо всем этом. Полиции было известно о деятельности Смайноффа. Учитывая его уголовное досье, полицейские не станут долго размышлять, схватят его и подвергнут обработке. Возможно, что-нибудь и узнают; во всяком случае, работодатели Смайноффа решат, что полиция взялась за дело основательно и наступает им на пятки. Это может привести к интересным результатам.

…Газета «Мир» в Монктон-Сити помещается в здании из тесаного камня, расположенном в самом центре города. В местной прессе эта газета занимает особое место. Она не принадлежит к какой-либо партийной группировке и не содержится на средства местных финансовых воротил. Газета была основана после первой мировой войны и поначалу была почти незаметной; популярность она приобрела сенсационным разоблачением финансовых скандалов в тридцатые годы. Главным редактором ее вот уже восемнадцать лет был Чад Штейнер. Он представлял собой журналиста старой школы, про которых говорят, что у них в жилах течет столько же чернил, сколько крови. Видя, что я вхожу в его кабинет, он поприветствовал меня кивком головы:

— Привет, Простои! Долго же мы с тобой не виделись! К сожалению, сейчас очень занят, дел по горло!

У Чада вечно озабоченное лицо, покрытое глубокими морщинами. В пятьдесят три года он уже приобрел старческий вид, впрочем, насколько помню, он всегда так выглядел.

— Чад, я пришел к тебе вовсе не затем, чтобы докучать по пустякам. Думаю, мы могли бы заключить сделку. Он вздернул брови.

— Сделку? Я бедный человек, Престон. Мне нечего тебе предложить.

— Есть что. Кое-какие сведения.

— Сведения! В таком случае ты попал по адресу. Без похвальбы могу сказать, я в курсе всего, что происходит в мире, а если чего и нет в моих архивах, то есть тут! — И он постучал себя по лбу.

— Хуже другое, Чад! Я тоже бедный человек и вряд ли что смогу предложить. Но не исключено, что выведу тебя на весьма смачное дело. Конечно, и другие потом о нем разнюхают, но тебе гарантирую право первой печати, будешь получать информацию раньше других газетенок!

— Престон, — заявил Штейнер, нахмурив брови, — если хочешь иметь со мной дело, то не забывай: моя газета называется «Мир», и я не позволю именовать ее газетенкой. Это тебе не бульварный листок желтой прессы! А теперь выкладывай, что именно тебя интересует?

— Доводилось ли тебе слышать о некоем Свенсоне? Гарри Свенсоне?

— Разумеется. Ну и что?

— Меня интересует преступление, которое было совершено вчера. Свели счеты с неким Хадсоном.

— Убийство кухонным ножом? Это что, Свенсон его прикончил?

Я рассмеялся.

— Послушай, Чад, ты же прекрасно понимаешь, будь все так просто, меня бы здесь не было. Тебе известно, думаю, что сегодня утром еще одного прикончили. В том здании, где это произошло, я заметил двух твоих парней.

— Да, мы в курсе. Опять кухонный нож…

— Я считаю, что быстрей разберусь во всей этой истории, если побольше узнаю о Свенсоне.

— Понятно. Послушай, мне не хочется выглядеть в твоих глазах навязчивым, но все же скажи: тебе-то какое до этого дело?

По тону я понял, что Чад заинтересовался этой историей. О Свенсоне мне мог бы дать исчерпывающие сведения любой городской журналист, но я доверял только Штейнеру. Вот почему сразу к нему и обратился. Собравшись с духом, рассказал ему некоторую часть того, что мне было известно. Не все, конечно. Кстати сказать, миссис Уайтон при этом не упоминалась. Чад внимательно выслушал меня, ни разу не перебив. Потом сказал:

— Вся эта история, конечно, заслуживает внимания, тут что-то есть сенсационное. Но скажи мне, пожалуйста, почему вдруг ты заинтересовался Свенсоном?

— На мой взгляд, тут разыгрывается какая-то комбинация. Мне кажется, Хадсон и Хартли поплатились жизнью отнюдь не по каким-то там личным мотивам. То есть тут причиной не ревность, ненависть или месть. Эти убийства совершены по корыстным соображениям, и единственным, кто может быть к этому причастен, так это Свенсон.

— Хорошо. Ты хочешь сказать, что сам Свенсон этим грязным делом лично не занимался, а лишь дергал за веревочки?

— Да, что-то вроде этого.

Чад закрыл глаза и призадумался.

— Что ж, допустимо. Насколько мне известно, Свенсон на такое способен. Пойдем-ка посмотрим архивы.

Мы вышли из кабинета редактора и спустились в подвал. Там на полках в идеальном порядке хранились папки с вырезками из газет за последние пятьдесят лет. Рядом стояли металлические шкафы, где в ящиках размещалась картотека со сложной системой шифров.

Чад порылся в картотеке, потом достал одну из папок. В ней было несколько газетных вырезок с пометкой: «Свенсон, Гарри». Чад начал просматривать их с конца.

— Это именно то, что я и думал! — сказал он, передавая мне вырезки.

Его внимание прежде всего привлекла вырезка пятилетней давности. Свенсон был замешан в истории, связанной со сводничеством. Имелось достаточно данных, чтобы привлечь его к суду, но в процессе расследования дело было закрыто. Не оказалось достаточного количества улик для организации судебного процесса. Я быстро перелистал все вырезки. Газетные заметки сообщали о деятельности Свенсона в сфере театрального искусства как импресарио, имелись фотографии, на которых он был изображен в компании с известными актрисами. Некоторые из актрис мне были знакомы.

— Нашел что-нибудь ценное для себя? — спросил Чад.

Я с обескураженным видом отрицательно покачал головой.

— Думаю, вряд ли. Предварительное расследование — это еще не обвинение. Он под судом не был. Чад пожал плечами.

— Все так. Что-нибудь еще тебе показать?

— Нет, спасибо.

Поболтали еще несколько минут, потом я ушел. Чад Штейнер пользовался у меня большим доверием, но было бы слишком требовать от журналиста принять на веру то, что я ему сообщил, он должен был сам все проверить. А если бы мне пришло в голову рассказать ему побольше, он тут же пустил бы по следу двух-трех своих парней. А сейчас расследование находилось в таком состоянии, что любой ложный шаг мог бы все испортить.

По дороге я заглянул в бар к Сэму, съел бутерброд, запил его кружкой пива. В баре было прохладно и тихо. Я стал размышлять.

Мирон С. Хартли специализировался в организации конгрессов. Монктон-Сити — город, подходящий для такого рода деятельности, здесь ежегодно проходило не менее двухсот всякого рода конгрессов, съездов, коллоквиумов и конференций. Всем известно, как они обычно проводятся. Начинается с распространения программы конгресса и заседаний, а заканчивается речью президента. Но для большинства делегатов любой конгресс означает, кроме того, и нечто иное. А именно: неделю отдыха от дел и, в частности, от своих жен. А Хартли был приятелем Гарри Свенсона.

Тут я стал строить гипотезы, которые подкреплялись определенными фактами. Свенсон нанимал по контракту девушек, в частности, артисток мюзик-холла и для выступлений в ночных барах. Однако развлечения, предоставляемые мужчинам зрелого возраста и временно холостым, могут приобретать самые различные формы. Пять лет тому назад Свенсон оказался замешан в скандале в связи со сводничеством. Потом стал осторожней и основал театральное агентство, дабы придать своей деятельности законный характер. В целом, если ход моих рассуждений был правилен, Свенсон просто-напросто обеспечил себе хорошее прикрытие; он, конечно, поставлял достопочтенным господам конгрессменам шикарных девок из мюзик-холла и ночных кабаков.

Я не знал еще, замешан ли Свенсон в истории с убийствами, но дела это не меняло. Мне немного известна была манера Рурке вести допрос. Будь у Свенсона ума на пару центов, он бы немедленно собрал вещички и смылся.

Я быстро допил пиво и поехал к Свенсону. Его контора помещалась на Четвертой авеню. Все, что в моем родном городе имеет отношение к индустрии досуга и развлечений, размещается на этой улице. Здесь в различных более или менее приличных заведениях зарабатывают себе на кусок хлеба с маслом певички, танцовщицы, исполнительницы стриптиза, всякие фигурантки. Именно тут размещается и большинство театральных агентств. Контора Свенсона занимала второй этаж респектабельного коммерческого здания со сдающимися внаем помещениями. Я поднялся на лифте. В просторной приемной за столом восседала черноволосая красотка. Большинство кресел для ожидающих было уже занято девицами, разумеется. Некоторые сидели сияющие, преисполненные надежд; другие — с терпеливым видом людей, привыкших к долгому ожиданию. Все с любопытством уставились на меня, но интерес сразу пропал, как только девушки убедились, что я человек посторонний.

Подойдя к черноволосой красавице, я сказал ей:

— Мне хотелось бы поговорить с мистером Свенсоном. Скажите: Престон спрашивает!

— Вам назначена встреча, мистер Престон? — осведомилась красотка, приняв сугубо официальный вид.

— Нет, но все равно доложите обо мне!

Она с извиняющимся видом улыбнулась и грациозным жестом показала на ожидающих девиц.

— Сожалею, — заявила секретарша, — но мистер Свенсон в данный момент ведет прием, и все эти девушки пришли раньше вас!

— Вам же сказано, милочка, доложите обо мне! И скажите, чтобы принял меня сейчас же. Впрочем, если хотите, я сам могу доложить о себе!

Тут я сделал вид, будто намереваюсь ворваться в святилище. Секретарша подскочила.

— Хорошо, — сказала она, покраснев от гнева. — Я доложу о вас шефу, но это ровно ничего не даст!

Через полминуты она вернулась и закрыла за собой дверь, на которой висела табличка «Т. Свенсон. Директор».

— Держу пари, он жаждет со мной увидеться! Секретарша молча кивнула головой и села на место. Потом сказала:

— Мистер Свенсон сейчас освободится. Подождите, пожалуйста, пару минут!

Одна из девиц что-то прошептала своей соседке, и обе посмотрели на меня очень гневно.

Я наклонился к прекрасной брюнетке.

— Как импресарио ваш Свенсон явно не на высоте! — сказал ей убежденно. — Иначе вы бы не сидели тут секретаршей в приемной! Вы достойны лучшей участи!

Девушка не без ехидства ответила:

— А вы неоригинальны, мистер Престон! На этой неделе вы седьмой, кто мне это говорит!

Тут дверь кабинета Свенсона открылась, вышла девица. Она быстро закрыла за собой дверь и озарила секретаршу сияющей улыбкой, которая остальным присутствующим, включая меня, не предназначалась. Девица казалась в восторге от своей беседы с великим администратором.

— Так я иду! — спросил у секретарши.

— Да, — ответила брюнетка.

И вот настал мой черед предстать пред светлые очи мистера Свенсона. Он восседал за огромным письменным столом орехового дерева, сверкающая поверхность которого ясно свидетельствовала, что никакими делами на нем не занимались.

— Ну и ну! — сказал Свенсон. — Частный сыщик! Присаживайтесь, прошу вас!

— Роскошные апартаменты! — заметил я, усаживаясь на стул.

— Это для меня не новость! Не знаю цели вашего визита, но вынужден просить немедленно перейти к делу, ибо мне еще надо принять много народу.

— Да, видел. У меня к вам только одна просьба. Мне хотелось бы вновь увидеться с Хуанитой. Можете это устроить? Свенсон слегка нахмурился, потом улыбнулся.

— Боюсь, вы рассчитываете на мою память больше, нежели она того заслуживает, Престон. В моей картотеке зарегистрировано более четырехсот девиц. Из них я помню не более половины. Хуанита, говорите?

Он повернулся к обитой кожей стойке для досье и выдвинул один из ящиков.

— Будет затруднительно ее найти, если только вы не знаете фамилии.

— Моралес. Хуанита Моралес.

Свенсон полистал досье, останавливаясь время от времени то на одном, то на другом имени, но в конце концов покачал головой.

— Сожалею, Престон! Такой у меня не значится. Где она работает?

— Она не работает. Скажет а данный момент отдыхает.

— В таком случае, — сказал Свенсон, вздымая вверх руки, — боюсь, что вы обратились не по адресу!

— Меня к вам Хартли послал. Он сказал, вы можете мне дать о ней сведения.

Свенсон снова слегка нахмурил брови, дабы продемонстрировать свое недоумение.

— Хартли? А кто это?

— Мирон С. Хартли из туристического агентства Монктон-Сити. Вы его отлично знаете, — сказал я уверенно.

— А, этот тип? Да, кажется я его где-то встречал!

— Я тоже так думаю. Видел вас вместе вчера вечером. Свенсон сощурился, затем откинулся в кресло и кончиками пальцев погладил лакированную поверхность письменного стола.

— Что вы хотите этим сказать, Престон?

Тон его изменился. Ранее это был перегруженный делами импресарио, излучающий готовность проявить себя максимально полезным. Теперь передо мной оказался настоящий Свенсон, каким он был на самом деле.

— Я же вам уже сказал. Меня интересует Хуанита Моралес. Я объяснил Хартли, что хотел бы с ней снова встретиться, а он посоветовал обратиться к вам.

Свенсон нервно стал постукивать пальцами по столу.

— Он совсем с ума сошел! Никогда ничего не слышал об этой девушке!

— Да не может того быть!

Я закурил сигарету и стал пускать кольца дыма. Свенсон молча смотрел на меня.

— Видите ли, Свенсон, не сердитесь слишком на Харчли Есть люди, которые созданы для дел такого рода. Люди роде вас или меня. А Хартли для такого дела не годится. Когда я с ним заговорил о Хуаните, он меня послал подольше. Тогда я его немножечко поколотил, и Хартли сломался. Но он очень старался, Свенсон! Могу это подтвердить.

Импресарио окаменел, словно статуя, и смотрел на меня ненавидяще.

— Итак, вы его избили?

— О! Самую малость! Никаких следов не останется!

— И когда это произошло?

— Сегодня рано утром. Вы, наверное, еще были в постели.

— Не верю ни одному вашему слову!

— Спросите у него.

Не спуская с меня глаз, Свенсон некоторое время поразмышлял. Затем нажал одну из кнопок интерфона.

— Соедините меня с мистером Хартли! — рявкнул он. — Да побыстрей!

— Зря вы это делаете! — предупредил я его. Что? Чего это вы вдруг? — удивился он. — Боитесь, разоблачу вашу ложь?

— Нет смысла его вызывать. Хартли вам не ответит.

— А вот сейчас посмотрим!

Какое-то время мы сидели и смотрели друг на друга молча, словно фарфоровые мопсы. Потом раздался звонок, и Свенсон отпустил кнопку интерфона.

— Ну так что?

Голос секретарши прерывался, чувствовалось, что она потрясена.

— Мистер Свенсон, там полиция! Мистер Хартли не может подойти к телефону! Он… мертв!

— Что?!

— Он мертв, сэр! Так мне сказал полицейский! Свенсон несколько секунд тупо смотрел в интерфон, затем произнес:

— Пегги, вы меня слушаете?

— Да, мистер Свенсон!

— Они вас спросили, кто говорит?

— Да, сэр! Я сказала, что вы вызываете мистера Хартли, вот тогда мне и сказали…

— Хорошо.

Свенсон выключил переговорное устройство.

— А разве вы об этом не знали? — спросил я его.

— Что там произошло? — ответил Свенсон вопросом на вопрос. — И откуда вам это стало известно? Я широко улыбнулся.

— Насчет Хуаниты-то как? Хотелось бы с ней увидеться сегодня после обеда. Скажем, часа в три.

— Оставьте меня в покое с вашей Хуанитой! Что случилось с Хартли?

— Я к вам и пришел, надеясь, что вы мне это скажете.

— Я? Но я совершенно не в курсе. И почему, собственно, должен быть в курсе? У меня нет никаких дел с Хартли!

— Слишком поздно, Свенсон! Взгляните фактам в лицо. Хартли убит, полиция начнет копаться в его делах. Неужели вы рассчитываете, что полицейские ничего не узнают?

Свенсон постарался взять себя в руки и гораздо более спокойным голосом спросил:

— О чем?

— О ваших пресловутых конгрессах. Через день-два все станет известно. Сделки с девицами, имя того, кто их поставлял, имена девиц. Ваш звонок облегчил задачи полиции, теперь дело быстро пойдет, раз уж они установили, что вы были связаны с Хартли.

— Вот как? Считаете себя большим хитрецом, Престон?! Однако настанет день, и кому-нибудь надоест, что вы всюду суете свой нос.

— Возможно. Но вас это уже не касается, старина. Вы в Монктон-Сити человек конченый. Надо отдавать себе в этом отчет, Свенсон! Комедия окончена!

— Вы так думаете?

Свенсон криво усмехнулся, поудобнее сел в кресло, затем выудил из кармана тонкий серебряный портсигар. Достал оттуда длинную дорогую сигару, специальными ножницами аккуратно отрезал кончик. Затем поднес зажигалку, пару раз глубоко затянулся, даже запали щеки, чтобы убедиться, что сигара хорошо раскурилась. Разыгрывая передо мной эту маленькую комедию, он, без сомнения обдумывал про себя известие о гибели Хартли и размышлял, какие могут быть последствия этого события. Когда он вновь поднял голову и посмотрел на меня, на конце сигары образовался столбик серого пепла длиной с сантиметр.

— Вы правы, Престон, — сказал он наконец. — Я не трону и волоса на вашей голове. Вы мне нисколько не мешаете, ибо ничего не сможете доказать. И полиция тоже, впрочем. Я заведую вполне законным предприятием. Все мои бухгалтерские книги и счета находятся здесь, — он показал пальцем на сейф в стене, — и они в полном порядке. Полиция может войти сюда в любой момент, все проверить, даже просветить рентгеном, если угодно! Тут не найти ничего подозрительного!

— Надо быть последним дураком, чтобы держать компрометирующий материал в своем собственном сейфе. Но такой материал где-нибудь да хранится, и рано или поздно полицейские до него доберутся!

— Они ничего не найдут, ибо мое агентство функционирует самым легальным образом! Может быть, мне и доводилось поставлять какую-нибудь актриску Хартли, такого рода мелочи легко забываются. Впрочем, в моих книгах все записано. И если вдруг какой-нибудь особо усердный полицейский попробует причинить неприятности Гарри Свенсону, он быстро расстанется с мундиром! В нашей стране все граждане имеют право заниматься частным предпринимательством!

Я небрежно сбросил пепел своей сигареты на безупречную поверхность его письменного стола. Свенсон одарил меня взглядом, который мог бы прожечь и бетон.

— А теперь не угодно ли вам уйти, меня люди ждут!

— Как же относительно Хуаниты Моралес?

— Никогда о такой не слышал! Обратитесь тут рядом в агентство по найму рабочей силы. Оно поставляет кухонных девок! Пожав плечами, я встал и, подойдя к двери, бросил через плечо:

— Кстати, не очень рассчитывайте на мисс Шульц и Сильвию Лефай!

И, закрыв дверь за собой, я с удовольствием констатировал, что вид у Свенсона был совершенно обескураженный. В приемной я задержался у столика черноволосой секретарши.

— У меня такое впечатление, что вы, милая, скоро останетесь без работы! Если будут затруднения с подысканием нового места, позвоните мне!

С этими словами я, положил перед ней свою визитку. С моей Дигби тоже не мешало бы сбить спесь.