"Последний солдат президента" - читать интересную книгу автора (Черкасов Дмитрий)…Призвание мужчин – иметь дело с кровью. В наши дни это считается не правильным. Поэтому все дела решаются с помощью одних только разговоров, и каждый норовит избежать работы, которая требует приложения усилий… …Воистину нет ничего, кроме подлинной цели настоящего мгновения. Вся человеческая жизнь есть последовательность мгновений. Если человек до конца понимает настоящее мгновение, ему ничего больше не нужно делать и не к чему стремиться. Живи и оставайся верным подлинной цели настоящего мгновения… Песни о родинкеУ каждого человека свои привычки. У кого-то их больше, у кого-то меньше. Но особенные признаки, выделяющие отдельного индивида из общей массы, присутствуют в обязательном порядке. Привычки бывают разными. Один до глубокой старости ковыряет мизинцем левой руки в носу, другой загибает страницы книги, вместо того чтобы пользоваться закладками, третий носит исключительно черную модельную обувь и не покупает никакой иной, четвертый причесывается пятерней, хотя и носит с собой расческу, пятый пьет чай только из блюдечка, шумно хлюпая и выпучивая глаза, словно дореволюционный сибирский купец, шестой стреляет выбранной мишени в голову и никуда иначе, седьмой предпочитает закусывать водку манной кашей и винегретом, ибо манная каша выходит легко, а винегрет – красиво… И так до бесконечности. Федор Позняк выделялся в террористической группе тем, что всегда носил тонкие кожаные перчатки с дырочками на тыльной стороне ладони. Для вентиляции. В перчатках он ел, спал, дежурил, разбирал и собирал оружие, играл в настольный теннис и карты, тренькал на гитаре, снимая их только по одной причине – чтобы помыть руки. Вопросов насчет перчаток ему никто не задавал, а если б даже и задали, Федор только б улыбнулся и ничего бы все равно не ответил. Перчатки были его данью любимому киногерою. Посмотрев в ранней юности американский боевик «Кобра», Позняк раз и навсегда решил стать таким же крутым, как полицейский лейтенант Марион Кобретти в исполнении Сильвестра Сталлоне. Минский подросток записался в секцию бокса, принялся изнурять себя гантелями и гирей, нацепил на нос темные очки, купил сразу три пары черных перчаток и не выпускал изо рта изжеванную спичку, достигнув больших успехов в перекатывании ее из одного уголка губ в другой. Пожалуй, манипуляциям со спичкой мог бы позавидовать сам Кобретти. Или Сталлоне, если когда-нибудь встретил бы Федора на улицах Минска. Но Сильвестр по столице Беларуси не расхаживал, предпочитая загнивающий Запад с его виллами, лимузинами и загорелыми красотками. В остальном дела шли ни шатко ни валко. Мускулы никак не нарастали, сколько Позняк ни таскал железа и ни дубасил по боксерской груше. Возможно, по причине скудного питания, а возможно потому, что у Федора была такая структура тела. Он как был довольно субтильным юношей с вытянутым книзу и потому печальным лицом, так и оставался. Силенок немного прибавилось, однако не настолько, чтобы Федор мог с легкостью расшвырять пару-тройку бритоголовых качков. К тому же темные очки постоянно сползали с тонкой переносицы, отчего со стороны Позняк казался рассеянным студентом-неумехой. Максимум, чего он достигал своими ужимками и нахмуренными тонкими бровями, так это недоуменной жалости со стороны окружающих. В милицию его не взяли, посоветовав для начала отслужить в армии, а потом уже приносить свои документы. Армии Федор боялся. Наслушавшись безумных рассказов своего вернувшегося из военно-строительных частей кузена, Позняк свято уверовал в то, что основной задачей офицеров, сержантов и старослужащих является изощренное издевательство над молодыми солдатами. Вплоть до насильственных действий гомосексуального характера. Из рассказов двоюродного братца выходило, что доживший до конца службы и не ставший инвалидом солдат – редкость, достойная занесения в Красную книгу. О том, как ему самому удалось перенести описываемый кошмар, кузен тактично умалчивал. Когда до призывного возраста остался месяц, Федор спохватился, насел на обожавших его родителей, и те купили ему «белый билет». Знакомый врач за скромную сумму в пятьсот долларов обнаружил у Позняка хроническую почечную недостаточность и легкое психическое отклонение, заодно навсегда закрыв юноше дорогу в органы внутренних дел. К слову сказать, в отношении психиатрии доктор ничуть не покривил душой – у Федора действительно медленно, но верно развивался синдром умственной отсталости. В двадцать два года, с трудом одолев техникум, Позняк очутился на распутье. Без освоенной по-настоящему профессии, с более чем средним дипломом, без жизненного опыта, перегруженный действительными и мнимыми комплексами, худосочный малец был никому не нужен. Родители уже вышли на пенсию и материально помочь своему недалекому отпрыску не могли. Болтающегося без дела Федора быстро подобрал вербовщик одной из националистических организаций, которые в Беларуси конца двадцатого века росли как грибы после дождя. Позняку положили маленький, чтоб не сдох с голоду, оклад и рекрутировали в качестве рабочей лошадки на митинги и собрания. На первой же демонстрации, посвященной, естественно, борьбе с «сатрапом» и «гнусным тираном» Лукашенко, Федор проявил себя с самой лучшей стороны. Он метко швырнул камень в голову патрульного милиционера, перебил обрезком арматуры ногу случайному прохожему, которого потом объявили жертвой «ментовского беспредела», расколотил десяток окон в расположенных рядом с местом проведения митинга домах, толкнул зазевавшегося демонстранта под колеса едва успевшего затормозить бело-синего «УАЗика» и беспрепятственно скрылся от преследовавших его омоновцев. Позняка заметили и стали поручать ему чуть более ответственные мероприятия, чем просто хождение с плакатами и выкрикивание лозунгов. Когда начался набор в боевую ячейку, кандидатура активиста Федора прошла без возражений. «Преданный боец», «настоящий патриот», «идейный противник режима» и прочая, и прочая. Рекомендован он был единогласно. Правда, отдавшие за него свои голоса националисты не знали, какая роль уготована их молодому товарищу. Им, по обыкновению, ничего не сказали. Просто один из руководителей «Хартии-98» попросил выделить для «очень ответственного поручения» несколько проверенных товарищей. Что и было сделано. Коллектив подобрался соответствующий: мало что понимающий в военном деле, зато искренне верящий в торжество примитивной националистической идеи. Причем белорусы верили в свою, украинцы – в свою, чеченцы выступали за создание малопонятного даже им самим шариатского государства, прибалты и поляки зарабатывали деньги, приглядывая за «ненадежными» с точки зрения своих нанимателей славянами и кавказцами. Но все они сходились в одном – Президент Беларуси должен уйти. Батька мешал многим. Одним – разворовывать республику, другим – своей поддержкой «имперской» России, третьим просто потому, что лицом не вышел. Успешные в жизни и уверенные в себе люди в террористы не идут. У каждого террориста, если копнуть поглубже, есть свой комплекс. Физической слабости, страха перед житейскими трудностями, боязни женщин, интеллектуальной несостоятельности. По-другому не бывает. Террорист – это индивид, реализующий себя через насилие над другими, по большей части невиновными и непричастными ни к чему людьми. И свято верящий в то, что он никогда не будет пойман. И одновременно втайне желающий ареста и суда, до дрожи в коленках стремящийся к известности, жаждущий восхищенно-опасливых взглядов журналистов и публики, ищущий славы любой ценой. По сути каждый террорист является мазохистом. И чудом выжившие в жестокой игре со спецслужбами чаще всего заканчивают свою жизнь в психушке. Если до этого их не пристрелят собственные, более молодые и стремящиеся к лидерству «товарищи по борьбе». А те потенциальные террористы, кто не попадает в лапы вербовщиков, спиваются, дохнут от наркоты, становятся приверженцами тоталитарных сект или превращаются в сексуальных маньяков. Природу не обманешь. Она всегда сумеет достойно отомстить тому, кто способен пойти против своих собратьев… Позняк облегчился, как всегда делал после ужина, блаженно сощурился, смял комок туалетной бумаги и с силой вытер задницу. Даже это примитивное действо он совершал «круто», будто бы любуясь со стороны своей мужественностью. Боль пришла через секунду. Федор никогда не думал, что бывает так больно. Мелкие осколки стекла распороли финальный участок прямой кишки в нескольких десятках мест. Сфинктер инстинктивно сжался, нервные окончания послали в мозг тревожный сигнал, черный перец забился в раны и начал свою работу. Позняк тоненько завизжал и головой вперед упал с очка. Боль не проходила, она только расширяла зону своего действия, и спустя несколько мгновений Федору стало казаться, что ему в зад вставили толстенный раскаленный железный лом. Да еще и с заусенцами. Из.глаз белоруса хлынули слезы. Позняк, вереща, забился на влажном грязном полу. Боль не отступала. Забыв про оставленное возле очка оружие, со спущенными по щиколотки штанами, с текущей по бедрам густой кровью, не смолкающий ни на секунду Федор медленно пополз на четвереньках к выходу из туалета. Навстречу ему уже бежали привлеченные дикими воплями Федунич и Сулей-ман. С оружием наизготовку. Готовые изрешетить пулями тех, кто снова напал на одного из членов их маленького отряда. Батька вяло поковырял вилкой в мисочке с овощным салатом и посмотрел на расстилающийся напротив открытой веранды сад. Вечерело. Обычно вместе с ним ужинали сыновья или хотя бы один из них, но сегодня у старшего наметился сабантуйчик в кругу его институтских товарищей, приуроченный к успешной сдаче экзаменов за первый курс, а младший отправился на несколько дней навестить мать. Президент жил один, оставив супругу в родном городке. Но не потому, что рассорился с ней, как это тщились истолковать его недоброжелатели, а по обоюдному согласию с женой – и Батька, и его половина посчитали неразумным присутствие первой леди в правительственной резиденции. В конце концов, избирали одного Президента, и народ не обязан оплачивать расходы его родственников. К тому же супруга первого лица Беларуси тяготилась официоза и не хотела менять привычную скромную жизнь. Проще потом отвыкать будет. Батька отложил вилку и подпер голову рукой. С момента ракетного удара по пункту ПВО пока ничего не изменилось. Хорошо еще, что удалось быстро найти ответ на запросы России и Запада по поводу состоявшегося незапланированного старта. Молодцы эксперты из Генштаба. Состряпали бумагу об аварии на геологоразведочном шурфе. Мол, пробивали сланцевые пласты и случайно зацепили метановый пузырь. Вот и взрыв, очень похожий на выброс раскаленного газа из ракетной шахты. Россияне не переспрашивали, удовлетворившись предоставленной информацией. Западники тоже затихли, но Президента не покидало ощущение того, что они что-то недоговаривают. То ли засекли все-таки летящую ракету, то ли были готовы к подобному случаю… Поисковая группа обнаружила место пуска, но никаких дополнительных сведений это не прибавило. Шахта оказалась полностью завалена обломками бетона и десятками тонн влажной земли. Чтобы разгрести завал и попытаться разобраться в причинах пуска, потребуется не один месяц. Которого у Президента не было. Поэтому он отдал приказ свернуть все работы и отправить людей на места постоянной дислокации. Если ему повезет, то проблемой шахты займутся позже, по окончании кризиса власти. Мысли опять вернулись к возможным кандидатурам на роль заговорщиков. Премьер-министр Снегирь? Очень вероятно. Бесхребетник, пробравшийся на пост председателя белорусского правительства в результате сложной интриги. Нечист на руку, легко может стать жертвой шантажа и под давлением подпишет любую бумагу. Всегда надеется на благоприятный для себя исход, считает себя умнее других, откровенно заискивает перед европейскими и американскими лидерами. Патологический предатель, однако боится любого резкого движения. Возглавить серьезный заговор не способен, может перетрусить в самый ответственный момент. На таких рассчитывать сложно. Слишком много «но». Нет никаких гарантий, что Снегирь в последнюю секунду не передумает и не прибежит каяться. Ибо одно дело – по-тихому тырить денежки из казны, не зарываясь и обставляя свое воровство тысячами бумажек с чужими подписями, и совсем другое – пойти на государственную измену. Тут не до шуток, ежели поймают. В лучшем случае – двадцать лет. Да и то лишь при том условии, что никто не пострадает и заговор будет раскрыт прежде, чем заговорщики сделают первый шаг. А в ином варианте – вплоть до смертной казни. Так что Снегирь – маловероятная кандидатура. Но ее надо иметь в виду. Так, на всякий случай…. Теперь Требухович. Глава президентской администрации. Скрытый оппозиционер. Причем оппозиционер с непонятной политической ориентацией. По всей – вероятности, его оппозиционность напрямую связана с желанием много и быстро заработать. С интересом поглядывает на своего коллегу в России и старается быть похожим именно на него. Только тому удается подворовывать, а этому не очень. Сие понятно. Кремлевский выкормыш живет в большой и богатой стране, возможностей у него не в пример больше, чем у Требуховича. В России бардак, миллиарды долларов кочуют по огромным просторам практически бесконтрольно, распоряжения бородатого бывшего математика имеют силу закона. К тому же главе администрации Президента России помогают сотни таких же, как он, подонков. «Железяка» даже сподобился встречаться с лидерами чеченских сепаратистов и обсуждать с ними коммерческие проекты. И не вылетел после этого из кресла в Кремле, не сел за решетку. Сделал вид, что его этот скандал не касается. Правда, и в Беларуси не все гладко. Один из профсоюзных боссов тоже побывал у Масхадова в гостях и получил от того инструкции. Но КГБ мягко заблокировал этого босса, и теперь он лишился почти всего своего влияния. Жаль, что не удалось доказать связи профсоюзника с Требуховичем. Посредник погиб при невыясненных обстоятельствах. Конечно, они и так были знакомы, ибо неоднократно встречались на официальных мероприятиях, но одним только фактом знакомства никого никуда не привяжешь. С Требуховичем надо подождать и собрать доказательства. С каждым днем глава администрации становится все более и более «самостоятельным». Так что рано или поздно допустит серьезный прокол. Если у Батьки времени хватит… Президент стиснул зубы. Он рассуждает так, будто имеет в запасе не один год! Забыл, что из отпущенного ему десятидневного срока истекли уже трое суток! Ладно, надо успокоиться. Нервами делу не поможешь. Кто следующий? Заместитель главы администрации Пушкевич. Скользкий тип. Протеже Требуховича. Баптист, не скрывающий своих связей с сектантами и прикрывающийся законом о свободе вероисповедания. С этой стороны к нему не подобраться. Как и предыдущие двое – вор. Мухлюет со строительными подрядами, выступает в качестве протеже для дружественных фирм, не упускает случая списать деньги на сомнительные мероприятия. Осторожен. Окружил себя консультантами, половина из которых имеет двойное гражданство. Причем, почему-то в большинстве своем – израильское. К Израилю, как к стране, Батька никаких претензий не имел. Однако ему было неприятно, что эта страна слишком часто предоставляла убежище откровенным подлецам и всячески препятствовала их выдаче для суда на родину. В Беларуси человек с двойным гражданством не мог занимать государственных постов, но ничто не могло помешать чиновнику нанять подобного консультанта. Чем и воспользовался Пушкевич. Батьке неоднократно докладывали о прямой связи консультантов правительства и администрации с зарубежными спецслужбами, он бушевал и вызывал на ковер проштрафившегося бюрократа, однако кардинально никакие выговоры и смещения с должностей ситуацию не меняли. Взамен изгнанных консультантов появлялись новые. И с каждым разом они все лучше и лучше маскировались. Батька попал в ту же ловушку, в которой оказались почти все руководители отпочковавшихся от СССР государств. Ловушку с кадрами. Любое благое начинание тормозилось тем, что исполнителями становились люди, трепетно относящиеся к собственному карману и плюющие на интересы государства. То есть – народа. Бывшие коммунисты и комсомольцы не только сохранили свои руководящие посты, но и получили возможность набивать мошну в открытую, уже не таясь ни ослабевших спецслужб, ни прессы, ни начальства. Впрочем, то же самое творилось и в России. Нормальным людям путь во власть был практически перекрыт. И такие динозавры, как Батька, очутились в плотном окружении интриганов, подхалимов и мошенников. Пробившись на вершину, Президент Беларуси оказался почти отрезанным от простого человека, и только его крутой нрав и привычка доводить все до конца помогали ему добиваться хоть минимального выполнения своих распоряжений. Итак, Пушкевич… Кандидатура не менее возможная, чем Требухович. По коридору пробежала плотная группа террористов, тащившая на себе два ручных пулемета. По отрывочным фразам Рокотов понял, что некто по имени «Зигги» приказал перекрыть транспортный тоннель, поставив с двух сторон тяжеловооруженные посты. Террористы уже не пользовались приборами ночного видения, а освещали себе путь фонарями. Это немного осложняло обстановку и сводило на нет преимущество Владислава, связанное с непроницаемым для тепловых лучей плащом. Но любому положительному фактору рано или поздно приходит конец. Поэтому биолог не особенно огорчился. Когда террористы скрылись за поворотом, Влад выбрался из своего убежища и схоронился за прямоугольным бетонным выступом. «На установку пулеметов – десять минут. Два поста по три человека в каждом. Пулеметчик, его напарник и наблюдатель со штурмовой винтовкой… Мимо меня проскочило человек десять. Половина тащила боезапас. Соответственно, когда обустроятся, пойдут назад. Этот участок они прошли спокойно, уверенно. Даже не останавливались у проемов боковых коридоров. Видимо, опасности в этом секторе нет… Почему? Скорее всего, параллельные штольни уже прочесали и доложили, что тут пусто. Лады…» Расчет оказался верен. Спустя полчаса в тоннеле раздались голоса, и из-за поворота показались возвращающиеся бойцы. В количестве трех единиц. Шли быстро, повесив оружие на плечи, держа фонари в опущенных руках. Владислав дождался, пока группа приблизилась к нему на расстояние десятка метров, высунул в коридор ствол «мини-узи» и нажал на спусковой крючок, сделав кистью вращательное движение. Израильский пистолет-пулемет задрожал и за две секунды выплюнул все тридцать две пули. Скорострельность у «узи» огромная, больше девятисот выстрелов в минуту, и шансов уцелеть в нешироком коридорчике не было ни у кого. Девятимиллиметровые пули отшвырнули террористов на пару метров назад. С глухим треском лопнуло стекло фонаря, несколько пуль с визгом прошли вдоль железных труб, задребезжала покатившаяся по бетонному полу каска. Двое боевиков свалились сразу. Оставшийся, у которого свинец снес всю правую сторону лица, постоял несколько секунд неподвижно и медленно, как в замедленной съемке, рухнул ничком. Вылетевшие веером гильзы забарабанили по полу. Рокотов одним прыжком пересек тоннель, подтянулся на руках, забросил тело на узкий бетонный козырек, образованный потолочными балками в самом начале бокового коридора, перезарядил оружие и застыл. Он решил остаться в непосредственной близости от места боя, чтобы из переговоров террористов получить какую-нибудь дополнительную информацию. В надежности своего убежища он бил уверен. Балка представляла собой железобетонную конструкцию в виде перевернутой буквы "Т" с массивным тридцатисантиметровым поребриком. К. том:, же в стене имелось круглое отверстие, выходящее в отделенное от тоннеля стеной помещение. Так что у Влада в любом случае был путь к отступлению. – …Со своей стороны я аккуратненько вдвину серию с продолжением. – Женечка Гильбович манерно приподнял бровки, – читатель это любит. Назову как-нибудь посочнее. К примеру, «На рубеже» или «На самом краю»… Едва умещающаяся в кресле координатор питерского отделения «Союза Правых Сил» Ольга Курносикова резко кивнула. От этого движения заколыхался не только ее двойной подбородок, но и затряслись мощные жировые складки на боках, Почему-то российские и иные славянские псевдодемократки существовали в двух крайних физических ипостасях – либо жирные, как перекормленные свиньи, либо высохшие до состояния тощей воблы. Средней или хотя бы приближенной к нормальной комплекции не было ни у кого. Одни толстухи вперемешку с костлявыми «суповыми наборами» вроде профессиональной вдовы мадам Гоннор. – Мало времени остается, – проквакала Курносикова. – Я еще денег не получил, – напомнил корыстолюбивый «Железный Гомо-сек». – Будут деньги – будут и материалы. Правая координаторша засопела. – Получишь ты свои деньги… И приготовься к думской кампании. На фоне чеченского кризиса мы должны выступить крайне успешно. Не зря Егор Тимурыч подтянул Адамыча. – Я не буду о нем писать, – сухо сказал Гильбович, – не забывай, что у меня имидж патриотически настроенного журналиста. А Адамыч не скрывает своей любви к чеченам. – Ну и не надо! – надулась Курносикова. – Руслан напишет. Он за интервью с Адамычем деньги и получит… Гильбович минуту подумал. Пеньков опять перехватывал у него из-под носа выгодный заказ. Но Женечка не представлял себе, как можно поместить откровения Адамыча на страницы патриотической прессы. За интервью с главным «правозащитником» независимой Ичкерии ему скорее всего настучали бы по морде. И в номер статья так и так нс попала бы. – Пускай… Пеньков – он и в Африке Пеньков, – решился Железный Гомо-сек, – его все равно мало кто слушает. Как Галина сдохла, так он свои возможности растерял. Только деньги зря потратите. – Но насчет твоих материалов мы договорились? – Я же сказал – меня волнуют наличные. – Будут тебе наличные, не беспокойся. Анатолий Борисыч уже выделил. Со дня на день в Питер придут. – Мне еще людей кормить, – Гильбович обвел взглядом обшарпанные стены комнатки, которую приспособил под свои офис. – Много? – Трое помощников плюс разовые поручения… Год назад «великий экономист» Женечка зарегистрировал общественную организацию с громким названием «Центр Стратегического Прогноза» и собрал под свое крыло кучку косивших под «продвинутую интеллигенцию» недоумков. Недоумки раз в месяц выдавали на-гора дикие по содержанию и страшные с точки зрения грамматики общеполитические статьи, которые Гильбович рассовывал по различным малобюджетным изданиям. Прибыль, естественно, шла в карман основателю «ЦСП». Еще у Железного Гомосека была идея подмять под себя рынок внутригородской информации, но эти позиции плотно занял некий Константин Андреев со своим «Агентством репортерских исследований» и Гильбовичу пришлось временно отступить. Андреев имел связи в городской администрации, якшался со всеми мало-мальски известными людьми и сдаваться без боя не собирался. Женечка отложил дележ местного информационного рынка на потом. – Переходите под нас, – предложила Курносикова, – дадим помещение, положим оклады. – А после выборов в Думу что? Не, я лучше независимым буду… Вдруг пятипроцентный барьер не перейдете. – Перейдем, – безапелляционно заявила толстуха, – такие бабки вложены… Вот увидишь. Кстати, ты в Минск не собираешься в ближайшее время? – Не… – Жалко. А то нам репортажики оттуда понадобились. – А че туда ехать? – не понял Гильбович. – Давай тему, сделаем. – Надо что-нибудь нестандартное, – протянула координаторша СПС. – Разговоры про режим или про КГБ уже поднадоели. – Можно про зажим предпринимательства, – предложил Женечка. – Проведем сравнительный анализ уровней жизни при Луке и при Шушкевиче, сделаем выводы. Луку мочить просто… «Как только я взялся за яйца, исчезло мясо…» – Гильбович с усмешкой процитировал сказанную Президентом Беларуси в запале фразу, – пустим заголовком. Пипл это любит. Если надо серию репортажей, окрестим подборочку «Волшебными яйцами Лукашенко». Рисунки подберем соответствующие, что-нибудь в стиле Хоттабыча. Курносикова хихикнула. – Хорошая мысль… Я поговорю наверху. Думаю, дадут добро… Но только надо немного фактуры. – У меня есть несколько номеров «Народной доли». Там фактуры до задницы. – «Доля» не пойдет, – толстуха решительно помотала головой и икнула, – ей в Беларуси не очень-то верят. А у нас вообще не знают. Лучше подшивку «Комсомольца Москвы» полистай. И не забывай, что расчет должен быть на нашего читателя. Скоро Беня с Лукой собираются договор подмахивать, так что надо поторопиться. – Можно «Свободные новости» еще посмотреть, – задумался Гильбович. – Они, правда, стоят на центристских позициях, прямых выпадов против Луки не допускают, но все же… Или «Новинки» [Известный в Беларуси скандальный журнал, первым откликающийся на наиболее интересные события как в самой республике, так и в мире]. – «Новинки» не надо, – скривилась Курносикова. – Почему? – Там главный редактор – сволочь. – С чего ты взяла? – Я знаю. – Толстуха насупилась, сразу став похожей на обожравшуюся жабу, в пруд к которой кто-то выплеснул полведра ядовитых химикатов. – Так просвети. – Железный Гомосек сцепил на пузе шаловливые ручонки. – Они нам демонстрацию сорвали… – Кому это «вам»? – СПС. – А я и не знал, – удивился Женечка, – что в Беларуси есть ваше отделение. – Мы только организовываемся, – – пояснила Курносикова, тяжело вздохнув. – И с самого начала – подлянка. – От «Новинок»? – Ага… Ребята решили провести первое шествие, договорились с представителями БНФ, все подготовили. А редактор «Новинок» откуда-то про это узнал. И явился, скотина, за десять минут до начала демонстрации. Причем не просто так, для освещения события, а с целью нагадить… – Судя по твоему недовольству, ему это удалось. – Еще как! – Толстуха покраснела. – Приволок с собой пять бутылок портвейна и плакат. Портвейн ребятам молодым роздал, им же плакат сунул, типа, пронести нужно. – И чо на плакате? – «„Новинки“» – спонсор демонстрации!" – горестно выдохнула лидер «правых». – Представляешь? Гильбович хихикнул. – И чо дальше? – Молодые не сообразили, что это подстава, плакат схватили и в первом ряду встали. Через сто метров – ОМОН. – Курносикова сложила пухлые губки в сердечко. – Слово за слово, началась драка… А гам и телерепортеры подъехали. На следующий день эти придурки с плакатом от «Новинок» во всех новостях фигурировали… – Кстати, о драке, – нахмурился Железный Гомосек. – Что с Русланом произошло? Я слышал, он в больнице лежал… Вроде с кем-то что-то не поделил. Ты не в курсе? – А-а! – Курносикова потеребила недоразвитую грудь, ничуть не стесняясь присутствия Женечки. Ей было известно, что Гильбович совсем не обращает внимания на женщин, зато с самозабвением отдается одного с ним пола партнерам. – Есть один урод. Из бандитов. То ли бывший, то ли нынешний… Сейчас журналистом работает. Не помню в каком издании. Ну вот, он Пенькова отметелил. – За что? – Я точно не знаю. Вроде просто так. – – Просто так не бывает, – не поверил Гильбович, которого самого несколько раз хорошо дубасили коллеги. – Небось приставать к этому бандиту начал. – Не в курсе. Это проблемы Русика. – А фамилия этого бандита, случаем, не Чернов? – Да не знаю я! Позвони Пенькову, сам спроси… – Не буду я ему звонить, – обиделся Гильбович. – Много чести! Он материал про Красноярский алюминий у меня перехватил. – Про Быкова? – Угу… – На него тоже заказ есть, – вспомнила Курносикова, – и платят хорошо. – Сколько? – Надо у Чубайсенко спросить. От него заказ. – Рыжий в Москве, – опечалился Гильбович, у которого не было выхода в столь высокие сферы. – Я узнаю, – пообещала толстуха. – Немцович скоро в Питере будет, вот у него и спрошу. – Только не тяни, – попросил Женечка, у которого появился шанс хорошо выступить перед «главным приватизатором» страны по кличке «Ржавый Толик». Такой шанс ни в коем случае нельзя было упустить. Из криков террористов было понятно, что они уверены в присутствии на базе диверсионной группы и что группа, по их мнению, состоит из англоязычных товарищей. Но сие Владу и без них было известно. Попсиховав с полчаса и даже не заглянув в боковые коридоры, они убыли, унося мертвые тела. «А нервишки-то у них не очень, – удовлетворенно констатировал биолог, – чувствуется гормональное воздействие… Немудрено. Я ж им сверхдозы вкатил посредством салатиков. Дас ист зер гут [Это очень хорошо – нем.]. И стероидная агрессия всегда имеет пролонгированный характер. Ребятки заряжены еще минимум на трое суток. А в параллель с нервическим состоянием гормоны слегка притупляют бдительность. Хотя и увеличивают выносливость и физические возможности. Но ненамного. К тому же тут имеет место некоторый дуализм: сила силой, а энергии расходуется больше, чем в обычном состоянии… Судя по бессмысленности криков и шума, основной состав группы набрали с миру по нитке. Пушечное мясо. Это логично. Пять-семь человек занимаются ракетами, остальные используются для охраны периметров и в качестве дешевой рабочей силы. Если и дальше следовать логике, то костяк группы состоит из поляков и прибалтов. Они наиболее прагматичны и менее подвержены эмоциям… Однако возможны и иные варианты. Как ни крути, мы в Беларуси. Значит, наиболее заинтересованная сторона – сами бульбаши. Вернее, кто-то из оппозиции. Это элементарно. Сдать всю страну в аренду на современном этапе международных отношений не выйдет. И аннексировать Беларусь тоже не получится. Так или иначе требуется наместник с широкими полномочиями. И обязательно – свой, местечковый… Беларусь заокеанского назначенца не примут, это вам не Латвия с Литвой. У братьев-славян хоть и не все в порядке с башкой, но чувства национального самосознания еще остались. Своего они стерпят, америкоса или канадца – нет. То же касается и любого европейца… – Рокотов пролез сквозь круглый вентиляционный колодец в темное вытянутое помещение и спрыгнул на пол. – Так, и что у нас здесь? Ящики, коробки, какие-то свертки… Судя по запаху, нечто строительное или бытовое. А зачем? Видимо, на всякий случай. Да-а, подготовились эти придурки на славу. Все предусмотрели. Кроме меня, разумеется…» Влад бочком просеменил до массивной железной двери в противоположном конце склада и убедился, что она закрыта. Развернулся, включил закрепленный на левом запястье фонарик с узким лучом и принялся изучать содержимое ящиков. «Огнетушители, шпаклевка, стекловата… Растворитель. Ага, это неплохо, он горит… Так, мгновенно затвердевающий пластик, – биолог подбросил в руке ярко-алый баллон с длинным изогнутым штуцером, – ацетон, набор слесарных инструментов… Кирпич. Ну дают! Кирпич-то зачем? Проемы закладывать? Или эти три поддона тут с прошлых времен сохранились? Что-то я не видел здесь кирпичных перегородок… Но и несколько тонн кирпича на себе не волокут. Сие уже перебор. Строительные прибамбасы, чтоб щель залить или отверстие в стене промастрячить – легко, но не кирпичи…» Из-за двери послышались шаги. Рокотов выключил фонарик и отпрыгнул за высокий стеллаж, уставленный плоскими картонными коробками. Некто повозился с запорным рычагом. дверь отъехала в сторону, и вошедший включил свет. Помещение озарили три подвешенные к потолку лампы в зарешеченных плафонах. Влад осторожно выглянул в щель между коробками. Посетителем оказался невысокий кавказец со штурмовой винтовкой, небрежно болтающейся за спиной. Он зевнул, прикрывая рот ладонью, потер глаза и начал копаться в поставленном на попа мешке. Вытащил какой-то сверток, бросил его на пол и запустил в мешок руку до плеча. Рокотов бесшумно двинулся в обход, держась в тени стеллажа. Момент был удачным. Сонный кавказец никак не ожидал нападения, прибыл на склад по какой-то бытовой надобности, и его отсутствие вряд ли кого-нибудь всполошит, по крайней мере, в течение ближайшего получаса. А Владу достаточно нескольких минут, чтобы напасть и смыться. Оказавшись за спиной террориста, биолог затаил дыхание. Кавказец наконец перестал копаться в мешке, достал моток тонкого провода и распрямился. Владислав сделал шаг вперед и ударил террориста ладонями по ушам. Тело дернулось и повалилось вперед, на мешок. Рокотов сорвал с плеча кавказца винтовку, прижал его коленом, завернул ему назад руки, перемотал их проводом. Пока террорист приходил в себя, Влад заткнул ему рот кляпом, сделанным из куска грязной мешковины. Потом пробежал до двери, закатил створку обратно и заблокировал поворотную рукоять обрезком доски. Теперь склад был наглухо отрезан от других помещений. Биолог вернулся обратно и обыскал пленника. Добычи было немного. Укороченная швейцарская штурмовая винтовка «SG 551-IP» [Калибр – 5, 56 мм, масса – 3, 4 кг, длина ствола – 363 мм, начальная скорость пули – более 800 м/сек., емкость магазина – 5, 20 и 30 патронов, прицельная дальность – 500 м. Оснащается оптическим прицелом типа ZF6x24B2] в полицейском исполнении с четырьмя магазинами по двадцать патронов и с шестикратным оптическим прицелом, изогнутый кинжал в потертых ножнах, складной нож, сигареты, зажигалка, листок бумаги с текстом по рабски, удостоверение командира отделения шариатской гвардии Ичкерии на имя Сулеймана Асланбекова, зеленая повязка с полумесяцем, упаковка таблеток. Влад прочел название лекарства и хмыкнул. «Циклодод [Нейролептическии препарат]… Тащимся помаленьку? Ну-ну… Вряд ли сей препарат ему прописан. На дурика не похож, хотя и не исключено. Рядовой боец – ценность в качестве „языка“ минимальна… Гранат, к сожалению, нет, а его ствол мне без надобности… Если допросить, то ничего нового я не узнаю. А на долгую и обстоятельную беседу и психологические экзерсисы временем не располагаем… Вероятнее всего, это и есть тот Сулик, о котором я уже слышал…» Рокотов просунул ствол винтовки в стык бетонных плит, поднатужился и согнул. Потом выщелкал все патроны из магазинов, свалил их в мешок с ветошью и бросил поверх открытую двухлитровую бутыль с ацетоном. Жидкость с бульканьем стала вытекать и пропитывать тряпки. «Ни грамма пороха врагу, – Влад посмотрел на оглушенного чеченца. – А с ним-то что делать? Просто завалить неинтересно… Надо, чтоб его смерть имела большое, воспитательное значение. Долгая и мучительная…» Биолог покружил по складу. «Ага! Пластик… Это мысль. Как следует из этикетки, он застывает за тридцать секунд. Давление в баллоне – четыре с половиной атмосферы, плотность продукта оценивается в грамм на кубический сантиметр. Немного, конечно, но для моей задачи пойдет…» Владислав чуть приоткрыл дверь в коридор, приволок к ней мычащее тело и зажал голову кавказца между створкой и косяком, пропустив проволоку через крюк в стене и поворотный штурвал. Теперь чеченец стоял на карачках, высунув физиономию наружу. С внешней стороны дверь было сразу не открыть, пришлось бы резать провод. Рокотов вернулся к вентиляционному отверстию и забросил в него свои вещи. Оставался последний штрих. Биолог ножом разрезал ремень на брюках у пленника и стянул с него штаны вместе с трусами. Сулейман забился, пытаясь вьщернуть голову из узкой щели. – Бесполесно, – с непонятным акцентом произнес Влад, примериваясь штуцером к костлявому заду, – ти есть в ловушка. А сейчас я буду тебя немножко мучить. Чеченец завыл, предположив самое худшее – что сексуально озабоченный диверсант собирается удовлетворять свою похоть. В зад Асланбекову вонзилось что-то твердое. Он замотал головой, попытался выплюнуть кляп, дернулся, и тут в прямую кишку ударила струя жидкого пластика. Чеченца изогнуло. Предусмотрительный и подкованный в законах физики Рокотов, дабы уравновесить давление в сообщающихся сосудах, освободил Сулеймана от кляпа. Пленника вывернуло наизнанку. Под давлением пластика все содержимое его желудка и кишечника поперло обратно через рот. Асланбеков попытался заорать, но у него ничего не вышло. Когда баллон наполовину опустел, Влад отпустил кнопку и отошел от извивающегося блюющего тела. Через минуту-другую пластик застынет, приняв форму кишечного тракта. Спасти чеченца будет уже невозможно, такие хирургические операции невозможны даже в лучших стационарных клиниках. А подыхать он будет долго. Не меньше суток. У него еще останется время покаяться за все те невинные жертвы, в смерти которых он повинен. И за расстрелянных русских стариков в Грозном, и за повещенных пленных солдат, и за убитых ингушских девочек, встреченных в лесу недалеко от родного села. За все. Если, конечно, Аллах примет его раскаяние… Рокотов бросил подожженную тряпку в воняющий ацетоном мешок и полез в трубу вентиляции. Спустя две минуты взорвался первый патрон. Генерал-майор Геннадий Грошев внешне производил впечатление добряка, выпивохи и балагура. Особенно когда был в штатском. Простого мужичонку с ехидным лицом только что принявшего «на грудь» водопроводчика частенько останавливали для проверки документов патрульные милиционеры и потом очень удивлялись, когда обнаруживали, что пытались задержать генерала российской армии. Однажды Грошеву не поверили и препроводили в отделение. Там очень неумный прапорщик заявил, что генеральское удостоверение – «грубая подделка», и определил возмущенного задержанного в камеру к алкоголикам. Это было ошибкой. Наутро Грошева в камере не оказалось. Вместе с ним исчезли удостоверение и три бухарика. А вся дежурная смена мирно почивала на полу в караульном помещении. Единственным воспоминанием о том вечере у очнувшихся стражей порядка остался момент, когда задержанный «за подделку документов» попросил воды. Дальше как отрезало. Но на этом злоключения не закончились. Ибо ровно в полдень в отделение приехал лично Грошев в сопровождении свиты из пяти подполковников и десятка рослых сержантов и устроил перепуганному милицейскому начальству «разбор полетов». Заодно генерал положил на стол перед командиром батальона патрульно-постовой службы восемь затворов от АКСУ-74 и два десятка ударников от пистолетов Макарова. Изъятых из оружия отключенных милиционеров. Начальник районного отдела и командир батальона ППС клятвенно пообещали, что подобного безобразия больше не повторится. И очень благодарили генерала за то, что он вернул ударные механизмы автоматов и пистолетов именно им, а не послал фельдъегерской почтой прокурору Москвы. Так как в этом случае все руководство отдела вылетело бы с работы, опережая звук собственного визга. Прокуроры страсть как не любят, когда у их подопечных кто-то забирает боевое оружие. Секретарь Совета Безопасности России знал про тот случай и, когда Грошев открыл дверь в его кабинет, еле заметно улыбнулся. Действительно, если смотреть непредвзято, у патрульных былли все основания задержать генерала. Ну не похож он на «лесника» [Лесник – жарг. – генерал], хоть убейся! На кого угодно, но только не на офицера высшего ранга. Генерал-лейтенант вытянулся во фунт. «Вылитый бравый солдат Швейк, – поразился секретарь Совбеза, – словно сошел с картинки из книги. Так и ждешь, что он рявкнет „Яволь, герр оберет!“ [Есть, господин полковник! – нем.] Интересно, а как он ко мне относится? Если как к кадету Биглеру, то плохо, если же я в его глазах – фельдкурат Кац, то жить можно…» – По вашему приказанию прибыл! – четко доложил Грошев, немного приподняв подбородок и став еще более похожим на Швейка. – Здравствуйте, Геннадий Петрович. Садитесь, пожалуйста. Генерал опустился на краешек стула. Он был немного напряжен. Вызов к начальству, особенно такого ранга, как секретарь Совета Безопасности, всегда несет в себе элемент непредсказуемости. Про Штази Грошев был наслышан, и слухи эти не всегда были позитивными. Однако генерал предпочитал ориентироваться на собственное мнение, а не на шепоток паркетных жополизов из центрального аппарата Министерства обороны. Те соврут – недорого возьмут. А за спиной у генерала – десятки тысяч солдат и офицеров, которых надо одеть, обуть, накормить, дать жилье, вовремя выплатить жалованье и пайковые. Тут не до интриг. – Вы, естественно, в курсе последних событий, – с места в карьер начал секретарь Совбеза. – Безусловно, – согласился Грошев. Про нападение бандитов на дагестанские села не знали разве что старообрядцы в тайге и людоеды в джунглях Амазонки. – Принято решение поручить вам командование одним из фронтов. Грошев пожал плечами. Принято так принято. На высокие посты он никогда не рвался. Конечно, должность командующего фронтом перспективна с точки зрения присвоения очередного звания, но для генерала это было вторичным. Первое – это сохранить жизни солдат. И не потерять лицо, как это произошло со многими генералами три года назад, когда в результате.предательства кремлевских чиновников вся работа военных пошла прахом. – Разрешите вопрос? – Да. – До какой степени я буду свободен а принятии решений? Секретарь Совета Безопасности был готов к такому повороту разговора. Он заранее знал, что теперь боевые генералы не станут бездумно бросаться а авантюру. Учёные, лучше уйдут в отставку, чем позволят замарать свои имена «соглашениями» вроде хасавюртовских. – Общее командование возложено на Казанкова. Вы и генерал Колдунов поступаете в его распоряжение. Делайте то, что считаете нужным. Министру обороны поставлена задача обеспечить вас всем необходимым. Мешать вам не будут. Грошев задумался. С генералами Казанковым и Колдуновым ему уже приходилось вместе работать. Эти не подведут. Надо будет – превратят поле боя в оплавленную, выжженную землю. – Я готов. Когда принимать командование фронтом? – Не торопитесь. – Штази нажал кнопку вызова адъютанта: – Чай, кофе, сок? – Кофе, пожалуйста… – А мне чай. Геннадий Петрович, курите, не стесняйтесь… – Вы же не курите, – Грошев проявил осведомленность в привычках секретаря Совбеза. Штази вымученно улыбнулся. После статьи какого-то идиота-журналиста в «Комсомольце Москвы», где тот утверждал, что секретарь Совбеза презирает всех курящих, чиновнику приходилось все время оправдываться. Он действительно никогда не курил, но никакого презрения к любителям никотина не испытывал. Прочитав статью, он даже хотел позвонить главному редактору таблоида и как следует на него наорать, но вовремя спохватился. Лучше никакой реакции на измышления, чем хотя бы., малейший намек на то, что его это задело. Иначе репортеры «Комсомольца Москвы» будут муссировать эту тему еще не один месяц. А заодно обвинят его в презрении к любителям пива, гомосексуалистам, рок-певцам, импотентам и русскому народу в целом. С них станется. – Верно. Но это отнюдь не значит, что мои собеседники должны испытывать неудобства при общении со мной. Разговоры о моем якобы негативном отношении к курящим людям – глупость. Курите смело и не обращайте внимания на дурацкие сплетни… Грошев с видимым облегчением вытащил из кармана пачку «Космоса». Неслышно вошедший адъютант расставил на столике чашки, сахарницу, кувшинчик со сливками, пепельницу и вазочки с печеньем. Стандартный набор присутственного учреждения. – Итак, Геннадий Петрович, вопрос о вашем назначении мы решили. Теперь бы мне хотелось узнать, что вы лично думаете о перспективах контртеррористической операции. – Добивать до конца, – решительно заявил Грошев, – выдавить из Дагестана, провести перегруппировку и очистить всю территорию Чечни. Иначе все пойдет по кругу. – Согласен с вами. Но есть определенные сложности в горных районах. Особенно в Аргунском и Веденском ущельях. – Для этого имеются вакуумные бомбы, – генерал помешал сахар в чашке и добавил чуть-чуть сливок, – напалм, опять же… Залить ущелья к чертовой матери, и все дела. Эти боезаряды не запрещены никакими конвенциями. – Напалм мы использовать не сможем. – Жаль… – А вы жесткий человек, – секретарь Совбеза хитро прищурился. – Я рациональный. Горно-штурмовые части у нас не развиты. Вернее, потеряли свою боеспособность… Так что без применения оружия объемного поражения потери будут большими. Из Дагестана мы их выкинем без проблем, но в самой Чечне придется туго. Я ведь вырос на Кавказе, знаю… – Именно поэтому вас и рекомендовали. – Понимаю… Но тактика должна быть достаточно свирепой. Плюс постоянный поиск компромисса с теми, кто устал от масхадовского и басаевского беспредела. – Единство и борьба противоположностей, – Штази вспомнил принцип диалектического материализма, который всем вдалбливали на лекциях лет двадцать назад. – Не без того. В идеале нам нужно как можно быстрее физически уничтожить всех одиозных главарей. У чеченов сильны родовые связи и подчинение сильным лидерам. Без Басаева, Радуева и остальных их отряды разбегутся. – Вы не боитесь вызвать эксцессы кровной мести? – Не боюсь, – Грошев прикурил сигарету. – Армия – это безликая масса, которая с точки зрения горских традиций не поддается идентификации в плане мести. Мстить армии бессмысленно. Естественно, это не избавит нас от нападений на военнослужащих. Но это не будет избирательная месть. Со своей стороны, чтобы предотвратить расправу над конкретными бойцами, мы будем легендировать все наградные листы, указывать только общие формулировки – «за проявленное мужество» и прочее, без конкретизации времени и места. И еще… Желательно ограничить присутствие в войсках офицеров-воспитателей. – Почему? – Слишком большой процент предателей, – честно ответил генерал. – Я еще в Афгане с этим столкнулся. Каждый второй политрук – гнида. Только и умеют, что языком болтать и денежки коробчить. В прошлую чеченскую мы из-за них потеряли половину солдат. И сейчас теряем. Фактически за каждым случаем продажи наших ребят в рабство стоит фигура воспитателя. Если даже политрук прямо не участвует, то обязательно каким-нибудь боком помогает. С местными договаривается, на работы распределяет, прикрывает отсутствие в части… А потом, когда солдата похищают, громче всех орет и требует от прокурора возбуждения дела о дезертирстве. – Да, я смотрел статистику военной контрразведки, – кивнул Штази, – согласен с вами. Постараемся вам помочь. Что еще? – На Дагестан бандиты навалились не просто так. – Грошев посмотрел в глаза собеседнику. – Помимо подготовленных баз и некоторого числа своих сторонников у них был расчет на некий временной фактор. У меня создалось впечатление, что теперь они в растерянности. Что-то не сработало. Территорию-то они захватили, а дальше? Думаю, на это стоит обратить самое пристальное внимание. От отчаяния они способны на неадекватные действия. «Непрост генерал, непрост, – мысленно поаплодировал секретарь Совбеза, – все правильно вычислил. Хотя сведений об атомном заряде в Питере и подготовке взрыва у него быть не могло…» – Вы имеете в виду теракты? – Да. – Над этим работают. – Было бы желательно и нас ставить в известность. Не в деталях, естественно, детали нам без надобности, а в общих чертах. – Я обсужу этот вопрос с начальником ГРУ, – пообещал чиновник, который, помимо должности секретаря Совета Безопасности, занимал еще и кресло директора ФСБ России. Сулеймана пришлось пристрелить. Сбежавшиеся на звук рвущихся в огне патронов террористы застали страшную и непонятную картину – торчащую из заблокированной изнутри двери склада голову чеченца. Кавказец был без сознания, только слабо стонал. Попытки привести его в чувство не увенчались ничем. Рокотов не знал, что кроме мгновенного отвердения пластик обладал еще одним качеством – он расширялся примерно в два раза по сравнению с первоначальным объемом. И таким образом попавшее в кишечник чеченца вещество спустя минуту разорвало предоставленный ему объем. От болевого шока Сулейман впал в кому. Сигизмунд Габонис несколько раз дернул дверь, та не открылась, и тогда литовец выпустил в голову кавказца полный рожок из «KF-54-AMP» [Автоматический пистолет калибра 0, 45 производства США]. Двенадцатимиллиметровые пули разнесли Асланбекову череп, а заодно порвали фиксирующую дверь проволоку. Створка откатилась в сторону, и безголовое тело со связанными за спиной руками и спущенными штанами рухнуло на бетон. Из проема повалил тяжелый серый дым. Огнетушители ничем не могли помочь, ибо валялись бесполезной кучей со сломанными чьей-то безжалостной рукой отпирающими механизмами. Террористам пришлось попотеть, сбивая пламя цементом и алебастром из сложенных поблизости мешков. В результате все перемазались так, будто на них сверху вывалили несколько тонн строительного мусора. В помещении склада и в коридоре повисла густая белая пыль. Террористы кашляли, отплевывались и зверели еще больше. Соплеменники опозоренного Сулеймана поклялись страшно отомстить. Но на их вопли никто из славян и прибалтов не отреагировал. Противник был многолик, неуловим и походил больше на фантом, чем на реальную диверсионную группу. К тому же те, кто вознамерились извести на корню отряд Габониса и Пановны, действовали против любой логики. Вместо слаженного нападения – беспорядочные удары, вместо стрельбы с дальней дистанции – дурацкие ловушки, вместо захватов пленных в целях блиц-допроса – издевательство типа пластика в задницу. Осмотревший засыпанное цементом место происшествия Войцех Пановны остался очень недоволен. На сдохшего чеченца ему было наплевать – помер и помер, невелика потеря. Вопрос был в другом – зачем контртеррористы расправились с Сулейманом именно таким образом? И куда они пошли дальше? Ответов поляк не нашел. К огромной гудящей трубе Рокотов вышел случайно. Пробрался по тоннелю на этаж выше склада, миновал анфиладу узких коридорчиков, спустился по вентиляционному колодцу вниз и очутился перед здоровенным выгнутым куском железа. Металл слегка вибрировал. «Вот и гидростанция… Где-то неподалеку должна быть турбина. Как я и предполагал – замкнули подземную речку. Дешево и сердито. Только без изрядного количества взрывчатки мне тут делать нечего. Лопасти руками не остановишь, самого в капусту изрубит… Отключить турбину вряд ли получится. Пульт управления наверняка охраняется. Остается проход для ремонта. Нечто в этом роде обязательно должно быть. Однако не все так просто… Конечно, ломать – не строить, но наши не могли не предусмотреть защиту от дурака. Гидротурбина – это многотонная железка. Примитивная по конструкции… Сие в моем случае минус. С одного удара не возьмешь. Рвать провода толку нет. Починят, а заодно двери в ремонтный блок заварят. И пишите письма…» Влад прошел вдоль трубы несколько сот метров. «Входа нигде нет. Даже намека на дверь… Одно железо. И по звуку не определишь, где агрегат находится. Гул ровный, куда ставить взрывчатку, если б она была, неясно… Стоп! А зачем нам подрывать турбину? Хлопотно и бесполезно. Максимум, чего я добьюсь, так это временного отключения электричества. Для старта ракеты, к сожалению, хватит и аккумулятора. Который у моих друзей точно есть. Более надежно – это устроить про рыв воды. База находится ниже уровня болота, так что затопит ее как миленькую…» Труба повернула направо. Биолог перебрался по закрепленной поперек тоннеля лестнице и оказался в помещении не правильной формы. Сверху пробивался слабый свет, а на стене вниз головами висели сотни летучих мышей. «Ага! Естественная пещера, встроенная в территорию базы… И где-то здесь находится вентиляционный колодец, идущий вверх. Иначе присутствие мышек не объяснить…» Колония немного заволновалась. Несколько мышей сорвались с насиженных мест и принялись кружить под потолком. Рокотов отступил на шаг и присел. Волновать животных ему не хотелось. Пусть спят спокойно. Летучие мыши – существа совершенно безвредные, что бы про них не говорили слабо разбирающиеся в биологии люди. Жрут насекомых и растительную пищу и кусаются только тогда, когда их пытаются поймать. Причем большинство видов не способно даже прокусить палец. А легенды о вампиризме летучих мышей родились в дремучем средневековье, когда любое утверждение умеющего читать и писать исследователя воспринималось как непреложная истина. Вот кто-то и «наисследовал». То ли по недомыслию, то ли стремясь прославиться, то ли из желания потрафить какому-нибудь местному аббату, считающему летучих мышей порождением дьявола… «Рассчитывать на то, что я проберусь наверх по мышиной тропе, не стоит. Лаз может быть узок для человека. Так что путь отхода придется разведать заранее. Ту штольню, по которой я сюда вошел, отметаем… Во-первых, я ее уже не найду, а во-вторых, там может быть засада. Или мина…» Немного передохнув, Владислав двинулся дальше вдоль трубы. Габонис отвел Пановны, Петерса и старшего у чеченцев Тамаза в уголок обеденного зала и предложил присаживаться. Разговор обещал быть долгим. – Ну? – нарушил молчание нетерпеливый кавказец. – Я вот что думаю, – Сигизмунд положил на стол мощные руки, – насколько мы уверены в том, что делаем? – Не понял… – Петере поднял белесые брови. – Объясняю. Нам заявили, что мы выполняем самую ответственную часть операции. Дали деньги, оружие, время на подготовку. Личный состав мы набирали сами, так что вариант с предателем я отметаю сразу. Никто, кроме нас и Либмана с Ковальским, не знал, куда именно мы направляемся. И что в результате? Нападение противника. Причем противника хорошо подготовленного и знающего территорию как свои пять пальцев. Я прав? Остальные молча кивнули. – Дальше… Каспий приказывает работать по плану. О трудностях и слышать не хочет. Ссылается на выплаченные деньги. Я подозреваю, что такое развитие событий было заранее предусмотрено. – Не вижу смысла, – заявил Войцех. – Я тоже, – поддержал поляка Тамаз. – Тогда что? – Габонис с усмешкой обвел глазами сидящих за столом. – Группа охраны, которая тут находится не один год? И которая позволила нам зайти, разместиться и подготовить старты? Ерунда… – Ерунда, – согласился Петере, – но подобный вариант мы даже не рассматривали. Я придерживаюсь мнения о «диких гусях». Кто их навел – не знаю. – Без нас у Каспия ничего не получится, – Пановны пожал плечами. – Почему? – странным голосом спросил Габонис. – Весь план смещения президента строится на выдвинутых и подкрепленных ядерными боеголовками условиях. Убрав фактор нашего присутствия здесь, на дальнейшее можно не рассчитывать, – поляк отвинтил крышку с плоской фляги. – Уверен? – Уверен. – А я нет. – Объясни, – вмешался Петере. – А что, если нами играют втемную? Двойное отвлечение. Мы занимаемся ракетами, Лукашенко занимается нами, а Каспий в это время спокойно проводит в жизнь свой план. Ни мы, ни Лука к этому не готовы… – Параллельный вариант есть, и ты это знаешь, – Пановны закрыл фляжку, – но он вступит в силу только в том случае, если мы облажаемся. – А почему не одновременно? Кто-нибудь из вас об этом думал? – Сигизмунд нахмурился. – Зачем мы Каспию? Свою первоочередную задачу мы выполнили. Ракета запущена, серьезность намерений подтверждена. Лука должен быть в панике. Все, господа… Надобность в нас отпала. И тут же появляется неизвестный нам противник. Который начинает планомерно нас уничтожать. А в Минске тем временем все решается по сценарию номер два… – Зачем было огород городить, если все так просто? – Петере помотал головой. – По второму варианту Луку элементарно устраняют. К тому же, я уверен, кроме второго плана есть еще и третий. Не зря же мы тащили человеку Каспия всю ту электронику, что он заказывал. – Электроника человеку Каспия была нужна для подключения к закрытым телефонным линиям, – отмахнулся Габонис, – разговор не о ней… – Давайте напрямую спросим у Каспия, – предложил Тамаз. – Я пошлю в Минск ребят, они все решат. – К Каспию просто так не подберешься. – А-а! – чеченец махнул рукой. – Просто – не просто… Надо будет – сделают. – Мысль хорошая, – Петере поддержал решительного горца. – И что дальше? – усмехнулся Сигизмунд. – Ребята замочат нашего работодателя. Проблему это все равно не снимает. Диверсанты так и так здесь. – Это да, – огорчился чеченец. – Предлагаю готовить ракету, – спокойно сказал Пановны, – и ставить ее в минутную готовность. Затем предупредим Каспия – либо он отзывает своих людей, либо мы выпускаем снаряд и уходим. Все согласны? Возражений не поступило. |
||
|