– Первым делом мы испортим самолеты. – Ну, а девушек? – А девушек – потом…

Судя по поднявшемуся за дверью шуму, террористов изрядно разозлило высказывание Владислава. В стальной лист забарабанили сразу несколько кулаков.

Биолог не стал обращать внимания на удары. Он выщелкнул из запасного магазина к «мини-узи» еще два патрона и запихнул их внутрь коробки замка. Затем достал из рюкзачка прихваченный на складе стройматериалов небольшой, на поллитра, баллончик пластика и выдавил треть в недра запорного механизма. Белая густая жидкость заполнила пустое пространство и полезла из всех щелей и отверстий.

Завершив свою работу, Рокотов отряхнул руки и отправился восвояси. То есть – дальше по коридорам.

На протяжении следующего часа и очередных двух километров ему никто не повстречался. Влад даже забеспокоился, что опять забрался в пустой сектор базы. Однако, протиснувшись сквозь полуметровый проем в плитах и проникнув в крохотную комнатушку, он понял, что ошибся. Буквально в десятке шагов дальше по коридору горел свет и слышались голоса. Говорили на каком-то из прибалтийских языков. Так как Рокотов ни латышским, ни литовским, ни эстонским не владел, он даже не стал вслушиваться. Все равно без толку.

Владислав не дыша преодолел несколько метров до того места, где коридор соединялся с полукруглым тоннелем, лег на пол и выглянул наружу, держа наготове оружие.

Слева тоннель заканчивался тупиком с массивной двухстворчатой дверью, окрашенной в грязно-желтый цвет. Справа наверх шла короткая лестница из десятка ступеней. На площадке стояли двое. Со своей позиции биологу были видны только ноги до колен. Соответственно, охрана его тоже не могла заметить.

В принципе, срезать очередью обоих собеседников не представляло никакого труда. Развернуться и отреагировать они бы не успели. Но такое действие было бессмысленным. Влада больше интересовала дверь и то, что за ней находится, чем расстрел простых боевиков.

Если бить, то по командирам. Без них рядовые бойцы с задачей не справятся.

Рокотов посмотрел наверх.

Поперек тоннеля прямо над дверью шла широкая балка. Единственная горевшая лампа висела в самом начале лестницы, потолок терялся в темноте.

Наконец охранники закончили разговор.

Один, если судить по звуку удалявшихся шагов, потопал куда-то наверх, другой свернул за угол и исчез из поля зрения биолога. Спустя несколько секунд вжик-нула расстегиваемая молния и раздалось журчание. Часовой справлял нужду, не отходя далеко от своего поста.

Влад пулей выскочил из коридорчика, мгновенно забрался по идущим вдоль стены кабелям на самый верх и растянулся на балке, оказавшись в мертвой зоне для находящегося ниже его охранника. Террорист закончил свое мокрое дело и вернулся на лестничную площадку. Там он уселся на бетонный поребрик, прислонил к стене укороченную винтовку «М16А2» ["М16А2" – карабин системы «кольт» модели 723 (длина ствола 370 мм) или 733 («Кольт М16А2 Комман-до» с укороченным до 290 мм стволом). Производство США. Для стрельбы применяются патроны калибра 5,56 мм (5,56х45) типов М193 и М855, отличающиеся друг от друга начальной скоростью пули – 921 м/с и 839 м/с. За счет очень высокой начальной скорости пули модель 723 имеет большую прицельную дальность стрельбы – 800 метров. На карабине «М 16А2» применяется усиленный дульный тормоз, так как по сравнению с базовым образцом (винтовкой «М16А2» с длиной ствола 510 мм) увеличилась сила отдачи при выстреле] и закурил.

Слоняющейся по базе и убивающей его товарищей группы контрдиверсантов во главе с «капитаном Коннором» он почему-то не боялся. Видимо потому, что сидел в самом центре обжитого сектора и неожиданного нападения совсем не ждал. Первый удар, по его разумению, должны были принять на себя внешние посты охраны.

Рокотов улегся поудобнее, расслабился и приготовился к длительному ожиданию.

«Большая политика делается маленькими людьми. Вроде меня и этого парня, мирно покуривающего и не подозревающего о том, что жить ему осталось всего ничего… Да-с, это называется судьба. А жаль. Жаль, что глотки друг другу рвут не пробившиеся к власти уроды, а обычные граждане самых разных стран. Скотство. Из-за чьих-то амбиций мы все играем роли пешек на шахматной доске. Вместо того, чтобы заниматься своими делами. Эти придурки по глупости или от нищеты рванули в террористы, я прибежал сюда потому, что не верю в порядочность руководства собственной страны и понимаю серьезность ситуации… Одна боеголовка в Питере чего стоит! Козлы. Ничего нормально сделать не могут. Пока бы перепроверяли полученную от меня информацию и согласовывали свои действия с руководством, бомбу успели бы взорвать три раза. Вернее, попытались бы взорвать. Как говорил Гриня, в схеме у них была маленькая недоработочка. Однако на счастливую случайность уповать не надо. А вдруг бы все сработало? Что тогда? Ядерный грибок вместо президента? Во-во. Хотя для страны сие может было бы и к лучшему… А эти? У них-то не самопальное устройство, а десяток ракет. Полностью готовых к употреблению. Кстати говоря, я до сих пор не знаю их конечной цели. Что-то меня сомнения разбирают относительно этой группы. Не похоже, что они замышляют бяку против России. Скорее, против Луки. Но как? Вопрос… Придется все же отлавливать кого-нибудь из верхушки группы и допрашивать. Не люблю я этого. Опять мучить, пальцы рубить… Гадство. Тот идиот со склада, которого мы с Димоном прихватили, до сих пор снится. Хорошо, что Димон тогда подсобил. А все политика, будь она неладна…» Отношение Владислава к политике и политикам нельзя было назвать однозначным. Особенно после его балканской эпопеи.

Война в Косове и реакция на нее России расставили все на свои места.

С одной стороны находились нормальные люди, которые воевали по необходимости и помогали друг другу вне зависимости от обстоятельств, с другой – кучка ублюдков, которая завела ситуацию в тупик и решила поставить все точки над "i" путем бомбардировок.

Рокотов перестал отделять своих политиков от чужих, Кремль от Вашингтона, Лондона или Тираны. Для него они все превратились в одну кучу шевелящихся велеречивых отбросов.

Как ни странно, жить после такого психологического решения оказалось намного легче. По крайней мере, исчезли иллюзии, которые каждый из нас питает относительно порядочности того или иного избранного политика. Как своего, так и зарубежного. В ту же категорию можно отнести и назначаемых чиновников.

Владислав отвлекся от философских мыслей, передвинулся на полметра ближе к двери и сверху осмотрел закрытые створки.

Железо здесь стояло мощное, в несколько сантиметров толщиной. Двери были плотно закрыты, из-за них не доносилось ни звука и не пробивалось ни единого лучика света. Именно такие двери ставятся в помещениях со специальной техникой. Дополнительным подтверждением догадки биолога о наличии за стеной чего-то важного являлось присутствие часового.

Полтора часа ничего не менялось.

Охранник все так же продолжал сидеть, покуривая и лишь изредка меняя позу. Рокотов заскучал.

Но ожидание рано или поздно подходит к финалу.

Загремел отпирающий механизм, одна из створок распахнулась, и на пороге появился высокий светловолосый мужчина в черной полувоенной форме. Он повелительно поманил пальцем часового и принялся что-то тихо ему втолковывать, сопровождая каждую фразу коротким вопросом. Мол, все ли охранник четко усваивает.

Влад подобрался, подтянул ноги и оперся левой рукой о край балки.

Разговор между террористами несколько затянулся. Часовой кивал, светловолосый продолжал занудно бубнить.

Биолог бесшумно сел и свесил ноги вниз. Подошвы кроссовок оказались в метре от голов террористов.

Те продолжали стоять друг напротив Друга.

Рокотов взял в каждую руку по «мини-узи», глубоко вдохнул и прыгнул.

Он приземлился на полусогнутые ноги, перекатился вперед и из положения лежа вбил две короткие очереди в раскрывших рты боевиков. Тела швырнуло внутрь помещения. Владислав продолжил движение вслед за ними, влетел в узкую и длинную комнату и с вытянутых рук расстрелял оба магазина в сидящих перед низким пультом толстячка в роговых очках и здоровенного, накачанного парня в спортивном костюме. Половина пуль, не встретивших на своем пути человеческих тел, разнесли встроенную в стены аппаратуру.

Биолог поменял обоймы в пистолетах-пулеметах, промчался до конца комнаты и вернулся обратно.

В помещении находились только эти трое.

Рокотов обыскал убитых, побросал в рюкзачок документы, два пистолета, сорвал с толстячка и качка висевшие у них на шеях специальные ключи, заволок труп лежавшего на пороге охранника внутрь, плотно прикрыл дверь и напоследок всадил очереди во все, что напоминало системы связи. Времени подробно разбираться не было. Ясно было одно – террористы лишились возможности запуска ракет. А это и было главной задачей Владислава. Все остальное не имело значения.

С момента первого выстрела прошло две минуты.

Влад выскочил в коридор, захлопнул дверь, огляделся, увидел, что следов крови нигде нет, сгреб с пола горсть мелких камешков, ссыпал их в коробку накладного замка и рванул штурвал. Как и в предыдущий раз, шестерни заклинило.

Биолог удовлетворенно хмыкнул, прислушался и побежал вверх по лестнице, готовый в любую секунду открыть шквальный огонь из двух стволов сразу.

Верховный комиссар по правам человека Организации Объединенных Наций Мэри Робертсон была худа, как афганская борзая, амбициозна подобно четырнадцатилетней нимфетке и во всем слушалась свою «старшую подружку» – мадам Мадлен Олбрайт.

ООН давно превратилась в филиал Государственного департамента США.

Практически с момента своего основания преемница Лиги Наций попала под плотную опеку страны, на чьей территории располагалось ее главное здание. Большинство назначений на высокие посты в ООН согласовывались с Белым Домом. ЦРУ, АНБ и ФБР оснастили кабинеты, залы и коридоры десятками тысяч «жучков», а миротворцы в голубых касках обычно направлялись в те регионы мира, где возникала угроза интересам дядюшки Сэма и его сателлитов.

До.начала девяностых годов двадцатого века США еще стеснялись в открытую диктовать условия Генеральному Секретарю ООН. Но все меняется. Поставив на высшую должность своего человечка по имени Кофи Анан, чиновники американской администрации приобрели в ООН абсолютную власть и перестали стесняться чего бы то ни было. Одновременно с «господином Кофе», как именовали застенчивого педофила Анана все кому не лень, самые хлебные и значимые должности оккупировали ставленники Госдепа. Причем критерием к назначению служил не профессионализм того или иного кандидата, а вещи более прозаические – верность звездно-полосатому флагу, принадлежность к специальной службе или, как в случае с Мэри Робертсон, хорошие отношения с Госсекретарем.

Перед ознакомительной поездкой верховного комиссара ООН в воюющую Россию ей пришлось пройти подробный инструктаж у мадам Олбрайт. Мэри слабо разбиралась в хитросплетениях межнациональных отношений, поэтому откровения «разрубившей» гордиев узел балканского конфликта фашиствующей получешки-полуеврейки были для Робертсон особенно ценны.

Мадлен всегда и во всем опиралась на принцип своего учителя, Збигнева Бже-зинского: «Что плохо для русских, хорошо для всех остальных». Идеальным вариантом, конечно же, была мировая война против России и уничтожение трех четвертей ее населения, но все карты путал ядерный щит этой огромной северной страны. Тупые и злобные русские вместо того, чтобы добровольно принять протекторат США, долбанули бы по «мировому полицейскому» своими «СС-18» и «Тополями». Русские никогда не жалели расщепляемых материалов на боеголовки, так что удар пятидесятимегатонными зарядами оставил бы от американского континента одну большую оплавленную вмятину на дне океана.

Слова Бисмарка о том, что «Россия – это не страна, а часть света» и что война против нее всегда обречена на поражение агрессора, Олбрайт считала глупостью. Тем более что Бисмарк был немцем, а их Мадлен не любила почти так же, как и русских.

По правде говоря. Госсекретарь не любила никого.

Для Олбрайт все окружающие подразделялись на две категории – полезные и бесполезные ей лично. Именно потому она с такой легкостью была завербована «Моссадом». Израильская разведка давала деньги и способствовала продвижению Мадлен по служебной лестнице. А личное благополучие и возможность командовать подчиненными некрасивая и закомплексованная женщина ценила превыше всего.

– Итак, – Госсекретарь сложила ладони с фиолетовыми варикозными венами на выпирающем животике, – пройдемся еще раз. Ваша основная задача во время первого визита в Москву – не спугнуть русских. Делайте в Москве любые заявления, осуждайте наших чеченских друзей, говорите об обеспокоенности ООН и так далее… Пусть Борис и его окружение думают, что ваша миссия носит исключительно гуманитарный характер. Общие слова, ничего конкретного. Однако в своих беседах постарайтесь выяснить, насколько далеко русские собираются заходить. Будут ли они зачищать территорию Чечни или ограничатся локальной операцией…

Вот уже несколько дней мадам пребывала в растерянности.

Московские источники, в том числе и дочь российского Президента, внезапно перестали выдавать конкретную информацию. Создалось впечатление, что их всех одномоментно отрезали от решения государственных вопросов. В докладах «контактов» [Контакт – связной, обычно из местной резидентуры] сообщалось, что источники пока не обладают достаточным объемом сведений о готовящейся акции.

Это было странно.

Как будто кто-то набросил на Кремль гигантское черное полотно. Шевеление видно, но кто шевелится – непонятно.

– В Москве у вас обязательно будут встречи с представителями СМИ. Я вам дам один телефон, постарайтесь переговорить с абонентом лично, – Олбрайт передала Робертсон визитную карточку. – Мисс Евгения Альбуц. Дамочка экзальтированная, но крайне полезная. Ее можно привлечь и для освещения вашего визита, и для инициации скандала по поводу нарушении прав человека. Берет она много, но имеет выходы на все телеканалы. Год назад с ней работал Тэлбот и остался очень доволен. Также не забывайте мистера Индюшанского. Он сам с вами свяжется. С ним о деньгах не говорите, его лояльность оплачена на десять лет вперед…

Владелец крупнейшего независимого холдинга Владимир Индюшанский был одной из любимейших игрушек Госсекретаря. В свое время его кредитовали посредством оффшорной фирмы «Эттера», подмявшей под себя всю торговлю российским газом, и теперь телемагнат исправно отдавал долги, проводя через свои СМ И ту информационную линию, которая требовалась Госдепу. Финансовые вопросы взяла на себя «Эттера», возмещая деньгами «Газпрома» все набранные Индюшанским кредиты.

Особенно медиа-босс подсобил США в вопросе по Югославии. Не поддерживая бомбардировки открыто, его телеканалы и печатные издания опосредованно все же вдолбили в головы россиян мысль об «этнических чистках» в Косове, якобы проводившихся «сербским спецназом». Холдинг Индюшанского обладал прекрасными связями с CNN и NBC, так что «картинка» его телепрограмм была самой свежей и полной. А зритель больше всего ценит именно документальные кадры.

Евгения Альбуц прославилась тем, что за три года, прошедших со времени окончания первой военной кампании на Кавказе, выдала на-гора сотню безумных материалов о страданиях чеченского народа в период боевых действий. Статьи были безграмотны и нелогичны, на девять десятых высосаны из пальца, но читателям «правозащитных» изданий нравились. Им было не важно, что Альбуц несла дикий бред относительно традиций горских народов, применения боевой техники и оскорбляла всех российских солдат скопом, как оставшихся в живых, так и мертвых. Главным в статьях были «свидетельские показания» и подробные описания тех мучений, которым подвергались «несчастные», за день до встречи с горластой журналисткой еще избивавшие в собственных подвалах русских рабов и отпиливавшие головы заложникам.

Как-то раз Евгения выступила по излюбленной в правозащитных изданиях проблеме антисемитизма в России и договорилась до того, что рассадником нелюбви к евреям является криминальный мир. Чуждые национализму бандиты и воры сильно удивились. Один из уголовных авторитетов с анекдотичной фамилией Рабинович и погонялом [Погоняло – жарг. – кличка, прозвище] «Одноглазый», которым его наградили за сходство с Моше Даяном, даже позвонил Альбуц на ее мобильный телефон и предложил «ответить за базар». Женя струхнула, отключила трубку и месяц пряталась на даче у своих друзей.

– С изданиями и телеканалами из «черного списка» ведите себя осторожно и не проявляйте ненужную инициативу. Сейчас русские пока еще возбуждены нашими действиями на Балканах, поэтому могут последовать неприятные вопросы. Самая лучшая позиция – переводить разговор на этнические чистки. Перед поездкой вам предоставят статистические материалы…

Робертсон важно кивнула.

– И вот еще что. Во время вашего пребывания в Москве там будет находиться делегация из Беларуси. Постарайтесь выделить для них время и морально поддержите. Естественно, в общем ключе защиты демократии и гуманитарных ценностей. Возможно, вас пригласят посетить Минск… Не отказывайтесь. После Москвы можете выехать в Беларусь. Если договоренность о вашем визите будет достигнута, мы тут же направим вам инструкции. В.Москве вас будет сопровождать сотрудник посольства, он вас введет в курс дела по конкретным членам белорусской делегации. Большинство из них – мелкие сошки, но парочка интересных типов имеется. В Минске назревают крупные изменения, так что это направление сейчас для нас немаловажно. Армянский вариант [В получившей в 1991 году независимость Армении большинство высших государственных постов заняли граждане других государств. К примеру, армянский МИД возглавляли гражданин США Раффи Ованесян и уроженец Бейрута, выпускник американского вуза Вар-дан Осканян; советником президента Левона Тер-Петросяна был американец и агент ЦРУ Жирайр Липаритян; советники главы МИДа – граждане США Сюзи Анту-нян и Bare Атабекян; интересы Армении в ОВСЕ представляет американский гражданин; полномочный представитель в Совете Европы – французский гражданин. Вице-премьером одно время был житель Лос-Анджелеса Сепух Ташчян, у которого имелось богатое криминальное прошлое] в Беларуси, конечно же, не пройдет, но что-то аналогичное возможно. Вот, пожалуй, и все…

Владислав благополучно преодолел коридор, ведущий от центра управления стрельбой до основного тоннеля, никем не замеченный проскочил открытое пространство и схоронился за массивной стальной перегородкой с круглым люком по центру. Из помещения, куда он проник, в две стороны уходил широкий лаз.

Рокотов запер люк, положил на бетонный выступ фонарик и достал из кармана рюкзачка прямоугольный стальной ящичек. Щелкнул замок, и на свет появился миниатюрный компьютер «Toshiba Libretto 110СТ iP-233 MMX» [Портативный компьютер с процессором «Intel Pentium 233», диагональ экрана 7,1 дюйма (цветная матрица А/М 800х480), оперативная память до 64 мегабайт и жесткий диск в 4 гигабайта. Вес машины – 1060 граммов вместе с Li-Lon-батареей, обеспечивающей работу компьютера в течение 4 часов], оснащенный цифровой камерой «Nikon Coolpix 950» [Цифровая камера с трехкратным оптическим увеличением. Оснащена жидкокристаллическим экраном с диагональю 1,8 дюйма и буфером памяти на 8 мегабайт (128 снимков)]. За оборудование биолог заплатил две с половиной тысячи долларов, но о тратах не жалел. Экономить на технике – последнее дело. И операцию провалить можно, и цели не достичь.

Влад выложил в круг света от фонарика ключи запуска и сделал шесть снимков, стараясь захватить фигурные металлические стержни со всех сторон. Затем он так же сфотографировал страницы паспортов убитых. Цветные картинки отправились на жесткий диск.

Он выключил и убрал компьютер, присел у стены и рассмотрел добычу поподробнее.

«Паспорта польские. Войцех Пановны, тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения, из города Лодзь. Яцек Либман, тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года, из Варшавы… Тот самый Яцек, о котором я уже слышал. Неплохо. Эта троица возле пульта была центральным звеном всей группы, иначе они не сидели бы в комнате управления. Однако расслабляться рано. Может быть еще и запасной пульт. Хотя… Стартовых ключей у них больше нет. Ни послать куда-нибудь ракету, ни что-нибудь еще нехорошее сделать они не могут. Остается возможность подрыва боеголовки. Вероятность, конечно, мизерная, но все же она имеется… Это не есть гут. С другой стороны, взрыв посреди болот да еще под землей особенного урона никому не нанесет. Но все равно неприятно…» Биолог пошарил рукой, нащупал увесистый камень, положил ключи перед собой и несколько раз от души треснул по ним. Полированные выступы и бородки смяло, один из ключей сломался на две части.

"Вот так! Теперь наверняка… Что у нас с изъятым оружием? Пистолет «ЗИГ-Зауэр» модель… «пэ двести двадцать шесть». В обойме… раз, два, три… десять, одиннадцать… ага, пятнадцать патронов.

Второй пистолетик – «Хеклер и Кох», модель «пэ семь». В магазине… тринадцать патронов. Запасных обойм нет. Вероятно были, только я их не искал. Ну ничего, мне и этого хватит. Пистолеты – на крайний случай, пока что и «узи» хватает. Тем более что бесшумная стрельба важнее количества боеприпасов…" Рокотов сложил пистолеты в рюкзак, искореженные ключи и паспорта убитых поляков забросил в угол комнатушки, подтянулся на руках и влез в горизонтальный колодец.

Через двести метров Влад добрался до поворота, прополз еще немного и обнаружил под собой металлический люк, сквозь прорези в котором были видны три кровати.

На одной из коек на боку лежал худощавый небритый человек с перекошенным лицом и тихо стонал, всхлипывая через каждые полминуты.

Раминьш и Петерс повернулись к стоящим у них за спиной трем соотечественникам.

– Ничего не понимаю, – выдохнул Петерс.

Дверь в помещение центра управления стрельбой была наглухо задраена. Сколько латыши ни стучали в стальной лист, изнутри им никто не ответил. Часовой из литовцев, поставленный возле центра по прямому указанию Габониса, тоже куда-то пропал.

– Если они смылись, то кто заперся там? – резонно спросил сорокалетний рижанин Круминьш.

– Ты считаешь, что там кто-то есть?

– Естественно. Иначе мы бы открыли эту чертову дверь…

Петерс с силой подергал штурвал.

– Действительно… Оттуда есть еще выход!

Раминьш пожал плечами.

– Я там один раз был. На первый взгляд – нет, но все возможно.

– Весело, – Петерс погладил ствол восьмизарядного помпового дробовика «Mossberg». – Нас что, кинули?

– Получается так, – согласился Круминьш.

– А где сейчас Ковальский?

– Я его последний раз видел пять часов назад, – вмешался в разговор молоденький блондин из Резекне, – – он с дружками Зигги ушел на разведку в восточную часть тоннелей.

– Та-ак. И когда они должны были вернуться?

– Сказали, что уходят на пару часов.

– А прошло пять, – резюмировал Петерс.

– Именно, – подтвердил уроженец Юрмалы.

– Какие есть соображения?

– Смылись, сволочи, – коротко и веско заявил Круминьш.

– И оставили нас на растерзание этому неуловимому Коннору и его группе, – рижанин прислонился к стене.

– Если эта группа действительно существует, – тихо пробормотал Раминьш.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что все это с самого начала могло быть подставой. Нет никакого Коннора.

– Зачем Габонису мочить своих? – не понял блондин.

– Делиться не надо, – зло сказал Раминьш, – меньше народу – больше доли у оставшихся. Ясно? Выход на заказчика есть только у поляков и у Сигизмунда. Я уверен, что тот придурок, с которым мы встречались перед операцией и который представлялся посредником – человек Габониса. Никакое он не доверенное лицо… Так, подстава. Поляки и Зигги с самого начала собирались нас кинуть. Потому и развели конспирацию. «Каспия» какого-то придумали… Сами сообразите – как мы его найти можем, чтобы бабки свои забрать? А никак! Кто он такой, мы не знаем, где находится – тоже. Мы даже не в курсе, в какой стране живет этот мифический Каспий.

– Зигги говорил, что в Минске, – протянул Петерс, – у меня есть телефон его человечка…

– Ага! С таким же успехом его можно поселить в Мельбурне. Для нас это ничего не меняет. Даже если Габонис не соврал, как ты его найдешь? Будешь бегать по Минску и спрашивать у прохожих, где живет тот самый Каспий, что заказал захват базы? Идиотизм…

– Ты упрощаешь ситуацию, – нахмурился Петерс. – Один выход у меня есть.

– Если он реален, то хорошо. Но я боюсь, что твой контакт либо уже исчез, либо окажется, что это левый человек, которого тебе подставили. И ничегошенькй он не знает. Такая же пешка, как и все мы.

Рижанин сплюнул на пол.

– Что делать-то будем?

– Уходить, – Раминьш ни секунды не колебался.

– Согласен, – Петерс в последний раз посмотрел на запертую дверь. – Здесь нам ловить больше нечего. Добираемся до дома, а там начинаем действовать. У меня есть кое-какие связи в Польше. Хотя бы одного из поляков мы вычислим. Да и Литва рядом. Где обитает семейка Габони-са, я знаю.

– А остальные? С ними что будет? – встрял самый молодой.

– Это их проблема. Значит, так – двигаемся на выход. Мы с Круминьшем впереди, вы прикрываете тыл. Работаем автономно. Постараемся уйти незаметно, но будем готовы к любому варианту. Если кто-то попытается встать на пути, валим. Задача ясна?

Четверо террористов молча кивнули.

Валить – так валить. В конце концов, они не подряжались бессрочно воевать в созданном для одной операции коллективе. Хохлы, бульбаши, чечены и даже державшийся особняком от остальных татарин – ваххабит Муса Самаев пусть сами выкручиваются. Это их головная боль, как не погибнуть и вырваться на поверхность.

Пятерка латышей двинулась по ведущему на запад тоннелю.

Спустя два часа, так и не встретив никого по пути, прибалты выбрались на маленький островок посреди болота в трех километрах южнее главного входа на базу.

Вечерело.

Круминьш вылез последним, закрыл за собой люк и примотал к крышке две гранаты «Ф-1», пропустив леску через скобу в бетонном кольце колодца.

Молодой юрмалец с неодобрением посмотрел на старшего товарища.

– Зачем это?

– Для страховки, – Круминьш отряхнул руки. – Об этом выходе известно только нам и полякам с Габонисом. Если остальные соберутся сбегать, то попрутся не здесь, а через основные ворота. Так что подрыв рассчитан на Зигги и пшеков [Пшеки – уничиж. – поляки].

– Ты точно знаешь, что остальным этот ход неизвестен?

– Точно.

– Хватит препираться, – Петере посмотрел на закатное солнце, – Валдис все правильно сделал. Тебе, Юрис, пора уже избавиться от иллюзий. Кто-то из наших так называемых друзей и есть «капитан Коннор». Не знаю кто, но это и не важно. Так что парочка «эфок» на выходе – именно то, что «Коннор» заслужил. А вместе с ним и все его напарники… Все, закончили разговоры. Пора в дорогу.

Ступая след в след и держась на расстоянии десяти шагов друг от друга, цепочка из пяти латышей потопала по тропинке прочь от заминированного люка.

Московский мэр в ярости швырнул пульт дистанционного управления в экран огромного телевизора и схватился за голову.

Одуренко опять отличился.

Да еще как!

Обсосав подробности гибели совладельца гостиницы «Рэдиссон-Славянская» Пола Тэйтума и всласть попинав столичного градоначальника вкупе со скульптором Цинандали за отправку в испанский городок Марбела двадцатиметрового бронзового уродца, выдаваемого за статую Христофора Колумба, «телекиллер» вытащил на свет Божий историю о больнице в Буденновске.

Вот этого Прудков никак не ожидал.

На человеческом горе мэр тогда заработал сорок два миллиона долларов. После известных событий с захватом больницы в небольшом ставропольском городке Прудков проявил инициативу и «подарил» Буденновску новую больницу со всем оборудованием. Затем преспокойно снял стоимость здания и медицинской техники, поступившей от ничего не подозревавших спонсоров, из федерального транша для Ставрополья. После нехитрых комбинаций по переводу денег через десяток банков и подставных фирм вся сумма оказалась на номерном счету градоначальника в банке города Брюгге.

А теперь все открылось.

Прудкова подвела тяга к широким жестам и стремление выпячивать себя любимого по любому поводу. Он не смог отказать себе в красивом выступлении с одариванием Буденновска больницей, и сей случай не ускользнул от внимания Одуренко сотоварищи. Команда «телекиллера» быстро раскопала соответствующие документы, отсняла репортаж в самом Буденновске, взяла интервью у местных жителей и громогласно заявила об афере. Московский мэр в очередной раз оказался вывалянным в дерьме.

Не привыкать, конечно, но все равно неприятно.

Год выборов в Государственную Думу России вообще был богат на сюрпризы.

К тому же верный столичному градоначальнику телемагнат Индюшанский зачем-то поссорился с главой администрации Президента.

Вероятно, не поделили какие-то деньги.

Целый год, пока убогий бородатый математик делал гешефт в Кремле, все было тип-топ. Индюшанский для проформы и чтоб поддержать свой имидж руководителя «очень независимого» медиа-холдинга время от времени критиковал Президента и его подчиненных. Главный администратор отвечал тем же. Но в кулуарах Сталь-евич с Индюшанским решали вопросы к обоюдному удовлетворению. И Прудкова не забывали.

Ныне все изменилось.

Индюшанский и компания будто с цепи сорвались. Даже полусумасшедший дядечка с всклокоченными волосами, директор радиостанции «Московское Эхо» Алексей Бенедиктов, который поддерживал самые теплые отношения со всеми более или менее значимыми людьми в стране, и тот навалился на главу администрации с дикими обвинениями в коррупции и замене Президента на «двойника-трезвенника». Кремлевский математик наезд «Московского Эха» не стерпел и прислал своих верных кунаков из налоговой полиции с проверкой на радиостанцию.

Но Бенедиктов и тогда не успокоился и буквально на следующий день после рейда налоговиков устроил в эфире трехчасовую истерику по поводу «свободы слова в России», перемежающуюся клеймящими главу президентской администрации лозунгами в стиле Маяковского. «Шершавый язык плаката» Стальевичу не понравился, ибо он привык к более мягким способам облизывания своей тощей задницы. На «Московское Эхо» накатили отморозки из числа местной братвы.

И понеслось.

Индюшанский давит «Железяку», тот в свою очередь отплясывает джигу на подконтрольных первому СМИ.

Полный дурдом…

А в результате страдает бизнес.

Причем не только у описанных персон, но и у всех тех, кто связан с «дуэлянтами». А с ними связаны почти все губернаторы, депутаты и крупные олигархи.

Один Березинский не при делах. Заперся у себя в особнячке на пару с понедельничком Ромой Абрамсоном и радостно потирает руки, посредством Одуренко подбрасывая полешки в костерок скандалов. А тот рад стараться! Язвит, издевается над уважаемыми людьми, трясет то порнофильмом из жизни Генерального Прокурора, то ксерокопиями документов по квартирам, принадлежащим семье мэра, то номерами банковских счетов самого Прудкова.

И в конце своей субботней программы всякий раз говорит: «Всего вам доброго…» «Доброго», как же! Впору валокордин стаканами хлебать или напиваться до беспамятства, чтоб хоть на несколько часов забыть о просмотренных сюжетах.

Мэр с ненавистью взглянул на прищурившегося с экрана Одуренко.

Сволочь очкастая!

Такой же, как его пархатый хозяин…

Ну ничего! Будет и у Прудкова на улице праздник. Адвокаты уже заряжены, суды подготовлены к «нужному» решению касательно выступлений Одуренко, льстивый начальник московского ГУВД прорабатывает вопрос о возбуждении уголовного дела о клевете телеведущего на главу города.

Недолго осталось.

Есть и другие способы…

Но к ним Прудков пока прибегать не хотел. Слишком уж явной будет связь между насильственной смертью журналиста и накатом на мэра. А специалисты по «несчастным случаям» берут слишком дорого – от двухсот тысяч долларов и выше за один заказ. Хотя и результат гарантируют – автомобильную катастрофу, поражение электротоком из неисправного прибора, отравление грибным жульеном в ресторане, падение на мокром полу ванной комнаты.

Все упиралось в цену.

Прудков был жаден и отдавать столько денег за какого-то несчастного «журналюгу» не хотел.

Владислав прополз немного дальше вентиляционного люка, по вертикальному колену воздуховода перебрался на этаж ниже и пристроился за выступом бокового коридорчика, положив ствол «мини-узи» на бетонный поребрик, как на бруствер окопа.

У него оставалось еще два дела.

Первое – поймать кого-нибудь из командиров среднего звена и вытащить из пленного максимум информации, и второе – благополучно смыться.

Решение с захватом «языка» пришло не случайно. Рокотов привык доводить любое дело до логического конца и поэтому не мог себе позволить уйти, не выяснив дальнейших планов террористов. А плана на случай провала операции с запуском ракет не могло не быть. Люди, спланировавшие захват базы, получившие коды запуска, имевшие стартовые ключи, хорошо оснащенные дорогим оружием, должны были предусмотреть минимум еще один вариант развития событий, если все пойдет наперекосяк.

Из-за поворота в двадцати метрах от биолога выскочили двое, покрутили головами и остановились.

Влад прицелился.

Террористы выглядели растерянно.

«Ага! Начинается броуновское движение. Центр управления заблокирован, командиры выбиты, теперь рядовые члены группы находятся в непонятной ситуации. Этого следовало ожидать. По законам существования стаи, требуется новый вожак… Времени у них мало. Вернее, нет совсем…» К парочке присоединился третий, спустившийся с боковой лестницы.

– Ну что?

– Петерс и его люди пропали, – развел руками парень с ручным пулеметом на плече.

Акустика в тоннеле была отличная, и до Рокотова доносилось каждое слово.

«Слава Богу, по-русски говорят! – облегченно подумал биолог. – А то мне уже надоело слушать речи, которые я не понимаю…»

– Та-ак… А Зигги и его польские дружбаны?

– Нет нигде. Ковальский как ушел, так и не возвращался. Войцех и Яцек тоже куда-то делись. Габонис должен был быть на пульте, но там дверь заперта. И никто не отвечает…

– Сматываться надо, – вступил крепыш с вислыми казацкими усами.

– И ребят предупредить, – заявил парень с пулеметом.

Троица переместилась на несколько метров ближе к Владу.

– Нечего, – проворчал присоединившийся к парочке третий, – пусть сами выкарабкиваются.

– Э, так не пойдет, – пулеметчик отрицательно покачал головой, – вместе пришли, вместе и уходить надо.

– Делайте как хотите. Лично я здесь больше ни минуты не останусь…

«Это тебе только кажется…» – Владислав выбрал свободный ход спускового крючка.

Интереса для него все трое не представляли. Рядовые бойцы, чьи головы не загружены никакими дополнительными сведениями. Знают только узкую, поставленную кем-то другим задачу. Пушечное мясо.

– На выходе стоят чечены, – задумчиво высказался вислоусый.

– А мне без разницы, – эгоистично настроенный террорист хлопнул себя рукой по портупее, – «эргэдэшка» не разбирает, чечены или не чечены…

Рокотов чуть передвинул ствол вверх. Если до этой секунды он еще сомневался, стоит ли валить троицу, которая пройдет мимо и не заметит его, то после упоминания о гранатах решение могло быть только одно.

– Я с тобой, – решился крепыш. – Соболь, ты как?

Парень с пулеметом прокашлялся.

– Да я бы…

Договорить он не успел.

Из-за бетонного выступа в десятке метров от них ударил «мини-узи».

Патроны Влад не экономил. Сразу высадил целый рожок. С гарантией.

На дистанции в двадцать шагов промахнуться сложно. Особенно из израильского пистолета-пулемета, специально рассчитанного на стрельбу в условиях ограниченного пространства и выплевывающего девятьсот пуль в минуту.

Три головы почти синхронно разлетелись на куски. Никто из террористов даже не успел пригнуться или отступить на шаг.

Рокотов выскочил из-за своего укрытия, перевернул дергающееся в конвульсиях безголовое тело «эгоиста» на спину и сорвал с него подсумок с магазинами и гранатами. Как он отметил ранее, тот был вооружен таким же «узи», как и Влад.

Все заняло не больше тридцати секунд.

Биолог нырнул в коридорчик, забрался обратно в воздуховод и пополз к тому вентиляционному люку, что располагался над медицинским пунктом.

Журналист радиостанции «Свобода» Андрей Мужицкий прибыл в захваченное боевиками приграничное дагестанское село вместе с трофейной командой эмира Хаттаба, присланной им для оценки захваченного имущества и «справедливого перераспределения» оного между бойцами чеченского отряда. Половина вещей, как и положено в банде, должна была пойти в «общак». Проще говоря – достаться отсиживающимся в горах Ичкерии наемникам.

Мужицкого Вагит принял тепло. Согласно законам гостеприимства. Приказал зарезать барашка, вскипятил чайник, самолично вручил очкастому коротышке армуду с обжигающим напитком. Молодому «волку ислама» льстило, что на него обратил внимание известный корреспондент, поэтому он старался произвести наиболее благоприятное впечатление. При удачном раскладе Мужицкий упомянет имя Вагита в одном из своих репортажей, а если повезет – сделает с ним короткое интервью.

Вот что значит – взять в руки оружие и захватить небольшую деревню.

Сразу из категории тупых уголовников, обирающих прохожих на темных улицах или ломающих двери в чужие квартиры, переходишь в разряд борцов за свободу правоверных. Тут же меняется отношение и окружающих, и властей. Первые начинают смотреть с уважением, вторые пытаются вступить в переговоры и упрашивают не трогать мирных жителей.

Вагит приосанился и гордо посмотрел на зачуханного, в несвежей рубашке радиожурналиста.

Сквозь открытое окно раздался далекий вопль «Русских расстрелять!», сопровождаемый одобрительным хохотом собравшихся на площади боевиков.

– Кто это кричит? – Мужицкий недовольно скривился.

– Пацан один, – командир чеченского отряда вальяжно откинулся на свернутый ковер, – местный. Русаков сильно не любит…

– Здесь же их нет…

– Был один. Мент, – значительно сказал Вагит.

– И что?

– Его ребята в первый день кончили. Вместе с остальными ментами.

Мужицкий промолчал, никак не выразив своего отношения к произошедшему.

Ему это было неинтересно. Если б были живыми – тогда другое дело, можно снять неплохое натуралистичное кино с отрезанием пальцев и ушей, а трупами никого не удивишь. И денег за съемку мертвых тел дают немного.

Хотя лишними деньги не бывают.

По Мужицкий предпочитал не размениваться по мелочам и не тратить пленку на убитых милиционеров. Лучше подождать, пока его друзья не захватят в плен десяток-другой российских солдат и не начнут их допрашивать. Или просто пытать от нечего делать, Война должна быть «выпуклой». Это определение так нравилось ущербному Андрюше, что он вставлял словечко «выпуклый» к месту и не к месту, живописуя борьбу свободолюбивого народа против ненавистной Российской Империи.

Последнее время Мужицкий пребывал в депрессии.

С началом боевых действий на территории Дагестана ему пока еще не удалось снять что-нибудь сенсационное. Чечены и мусульманские наемники Хаттаба как-то вяло расправлялись с местными жителями и совсем не устраивали публичных казней. Андрюшу это раздражало. Без ежемесячной дозы людских страданий, фиксируемых объективом его видеокамеры и микрофоном звукозаписывающего устройства, он чувствовал себя некомфортно. Зрелище врезающегося в бьющееся человеческое тело ножа или двуручной пилы засасывало почище любого наркотика, которыми радиожурналист также не пренебрегал. Но косяк с анашой давал лишь пятиминутный кайф, а сцена садистских развлечений полевых командиров взбадривала Мужицкого на двое-трое суток. Потом, правда, требовалось повторение.

Андрюша уже начал подумывать о том, чтобы плюнуть на поездки по передовым чеченским отрядам и вернуться в горы, где его друзья держали сотни заложников и дня не проходило без того, чтобы одному не отстреливали палец для ускорения процесса сбора денег родственниками для выкупа. А раз-два в неделю кого-нибудь обязательно казнили.

В последний раз при нем отрубили голову пожилому строителю из Краснодара. Слишком быстро, всего в три удара, но тут уж не до жиру. Боевики нервничали, ходили слухи о присутствии в районе группы российского спецназа, и Мужицкому стоило большого труда уговорить ичкерийских друзей не просто расстрелять заложника, а использовать для его казни топор.

Журналист обвел грустными глазами убогую комнату, где его принимал молодой командир боевиков.

– А другие жители не пытались оказать сопротивление?

В вопросе Мужицкого прозвучала надежда.

– Не-е… Они наша сила знают. Правда, мулла что-то против имел, истинный ислам признавать не захотел. Все про неверный говорил, типа их убивать нельзя. Шакал… Но с ним Бараев вопрос решил, когда приехал. Неделя уже. Хочешь – ребята тебе покажут, где могила…

Журналист нервно поежился.

Расправа над муллой – это плохо. Мужицкому уже не раз приходилось сталкиваться с тем, что после убийства священнослужителя его односельчане затаивали злобу и вымещали ее в самый неудачный для бандгруппы момент. Подыхать от выстрела в спину вместе с тупорылыми обкуренными боевиками трусливому Андрюше не хотелось.

Особенно сейчас, когда до получения вожделенной премии в восемьдесят тысяч долларов от Фонда первого Президента СССР оставалось всего два месяца.

Денежки Мужицкий любил страстно и в большинстве случаев – взаимно. Гранты, дотации и сверхурочные сыпались на корреспондента не переставая. И ради очередной тугой пачки баксов он был готов вынести любые тяготы пребывания в зоне боевых действий.

А что до методов, которыми он зарабатывает себе на кусок хлеба с маслом, так это несущественно. Заложников все равно будут пытать, пленных резать на потеху толпе, выбрасывать русских баб с детьми из окон многоэтажек, когда какому-нибудь «коренному жителю» потребуется лишняя квартирка. И грех не получить за такие кадры сотенку-другую.

– Пройдусь по селу, – решил Мужицкий, – поговорю с твоими людьми.

– Сопровождение дать?

– Давай…

Вагит свистнул Хамзата и Лему.

– С ним пойдете. Пусть смотрит, что хочет. Только к дураку его нс водите…

Не понимающий по-чеченски Мужицкий начал протирать очки.

– Арабы уезжать собираются, – Лема подмигнул своему командиру, – этот остается. Может, денег заработаем?

– Нельзя, – Вагит цыкнул на излишне энергичного подчиненного. – Это их человек. Потом вопросы будут.

– Ну и что? Скажем, уехал куда-то, мы не в курсе…

– Подумаем, – Вагит оценивающе оглядел журналиста. – Ты ребятам скажи, пусть у арабов между делом узнают, куда они дальше едут.

– У меня в Махачкале родственник в ментовке работает, – задумчиво выдал Хамзат, – можно арабов ему сдать. Он воякам скажет, те их и накроют…

– А что? – обрадовался Лема. – Хорошая мысль.

– Позже обсудим, – Вагит махнул рукой, – время не тяните, а то этот нервничать начнет.

– Вы закончили? – заныл Мужицкий, которому надоело ждать, пока боевики наговорятся.

– Ребят проинструктировать надо, – Вагит состроил озабоченную гримасу, – у нас тут дисциплина. Все, идите…

Владислав дополз до люка в потолке медпункта и приложил глаз к щели между бетоном и неплотно пригнанной крышкой.

Картина не изменилась.

Больной террорист все так же продолжал лежать на боку и стонать сквозь зубы. Полусогнутые в коленях ноги немного дрожали. Налицо были все признаки лихорадки, которая может быть вызвана заражением крови.

Штанов на пациенте не наблюдалось, а в районе ягодиц выпирало некое подобие памперса, наспех скрученное из ваты и бинтов.

«Так це ж мой клиент! – догадался Рокотов. – Жертва бумажки со стеклом и перцем! То-то лежит как-то странно… Значит, сработало. Но только один раз. Что тоже неплохо. По крайней мере он отвлекает силы противника на уход за собой, несчастным. Эх, а ребята оказались совсем идиотами. В таких случаях пострадавшего надо не бинтами обматывать. Его по пояс в бочку с водой посадить треба, шоб отмокал и осколки быстрее выходили. Заодно и перец вымывается. Не сообразили. Или квалифицированного доктора нет…» Страдалец был биологу не нужен. Во-первых, рядовые бойцы его не интересовали, а во-вторых, от обколотого обезболивающими средствами террориста все равно ничего не добьешься. Только чтобы привести его в адекватное допросу состояние, потребуется несколько часов и специальные препараты.

Влад распахнул крышку люка, свесился вниз, обвел стволом помещение и без всякого сожаления выпустил пулю в голову единственного присутствовавшего. Вверх взметнулись перья из разорванной подушки. Тело дернулось и застыло.

Рокотов спрыгнул на пол, приблизился к двери и рывком распахнул ее на себя, держа «мини-узи» наготове.

Никого.

Перед дверью располагался маленький тамбур.

Биолог задвинул фиксирующие рукояти и разложил добытые пять минут назад трофеи. Четыре длинных, на тридцать два патрона магазина к пистолетам-пулеметам, и три гранаты «РГД-5».

«Негусто… Гранаты могли бы быть и помощнее. Такими толстое железо не прошибешь, даже если привязать вплотную. Взрыв „эргэдэхи“ держит даже примитивная общевойсковая каска. Мяться мнется, но насквозь не пробивается. Плохо. Толщина стенок виденной мной трубы никак не меньше пяти миллиметров. Не пробьет… Выхода у меня два – либо ловить кого-нибудь с „эфкой“, либо искать шлюз. Второе более прагматично. Но для начала – „язык“. Быстрый допросец – и на выход. Кстати, моя потенциальная жертва вполне может знать, где расположены шлюзы…» Владислав выскользнул в коридор, достиг основного тоннеля и забрался по идущим вдоль стен проводам почти до самого потолка. Там он закрепился на двух крючьях и неподвижно повис на высоте пяти метров у выступа над поворотом, словно паук, поджидающий сочную муху в углу своей паутины.

Вейра Дипкунайте прогулочным шагом обошла площадь перед Домом правительства по периметру и уселась на скамейку в сквере точно напротив строящегося высотного здания.

Лучше места не придумаешь. Обзор в три стороны на километр, до центральной лестницы и главного входа нужного архитектурного сооружения двести сорок метров. Любой входящий-выходящий на несколько секунд будет как на ладони. С широченной лестницы никуда не деться, до ближайшего укрытия мишень должна пробежать два десятка шагов. А это минимум пять секунд.

За пять секунд опытный снайпер успеет всадить три пули. Или шесть, если стрелять из автоматической винтовки.

Вейра и была тем самым снайпером. Мастером спорта по биатлону. Попрактиковаться в реальных условиях она успела. Все началось в тысяча девятьсот девяносто первом году с Вильнюса, когда Дипкунайте по заданию «Саюдиса» ночью стреляла по толпе у телецентра. Всего два выстрела из малокалиберной однозарядной винтовки, украденной из оружейной комнаты соседней школы, и две женщины получили по пять граммов свинца точно между глаз. Потом, конечно, во всем обвинили русских, сотрудников группы «Альфа». Погибших с почестями похоронили, а судмедэксперты ставшей независимой Литвы вопрос об использованных боеприпасах быстро замяли. Ибо родственникам четырнадцати убитых в ту ночь сложно было бы объяснить, почему их близкие погибли от малокалиберных безоболочечных пуль, никак не подходящих к армейскому вооружению «альфовцев».

Потом было Приднестровье и две тысячи долларов за пятерых убитых офицеров из четырнадцатой российской армии.

Затем – Абхазия, где Вейра воевала на стороне Грузии.

В начале девяносто пятого года она вместе с подружкой поехала за длинным чеченским долларом. Пылкие горцы очень хорошо встретили литовок, дали им по СВД-С [СВД-С – модернизированная конструкторами завода «Ижмаш» в 1991 году снайперская винтовка Драгунова. Длина ствола 620 мм, начальная скорость пули – 830 м/с (используемый патрон – 7,62x54R), заявленная изготовителем прицельная дальность – 1200 метров. Оснащается оптическими прицелами ПСО-1М четырехкратного увеличения и ПСП-1 (1П21) трех-девяти кратного увеличения с возможностью введения поправки по дальности до цели] и пообещали платить по тысяче «президентов» в месяц плюс премии за каждого убитого русского.

Вейра и Инга отработали на «отлично».

За полтора года боев напарницы выбили восемьдесят пять солдат, семнадцать офицеров и три сотни мирных жителей, нужных работодателям для обвинения русских в геноциде чеченского народа.

Правда, Инге не повезло. Российская разведгруппа под командованием капитана с радиопозывным «Тарантул» захватила ее в тот момент, когда она оборудовала себе лежку на двенадцатом этаже блочного дома в Грозном. Со снайпершами, убивающими за деньги, не церемонятся. Истошно вопящая от ужаса Инга полетела из окна той самой двенадцатиэтажки прямо под ноги Вейре, изображавшей бредущую мимо мирную жительницу. Зрелище разбивающегося об асфальт черепа подруги потом долго преследовало Дипкунайте в ночных кошмарах.

Доля Инги досталась Вейре.

Чечены даже наградили литовку двумя своими орденами. Но Вейра не была идиоткой и выбросила эти бесполезные железки, как только решила уезжать домой.

В Вильнюсе, куда она вернулась без всяких сложностей, обнаружилось, что из привезенных Дипкунайте ста семидесяти тысяч долларов треть была фальшивыми.

Но и оставшихся хватило на покупку небольшого домика, открытия счета в банке и приобретения «средств производства» – винтовки «SSG69» [Австрийская десятизарядная неавтоматическая винтовка, предназначенная для высокоточной стрельбы. Патроны стандартные для оружия стран НАТО – 7,62х51. Начальная скорость пули – 860 м/с, прицельная дальность – 800 метров. Устанавливается оптический прицел «ZF69»] и пистолета «Генц» модели «GS» [Штурмовой пистолет производства США, оснащенный глушителем. Калибр 9 мм, емкость магазина – 10 патронов].

С поисками работы также трудностей не возникло. Спрос на услуги снайперов на всем постсоветском пространстве был велик…

Однако в Минске Вейра стрелять не собиралась.

Пытаться послать пулю в Президента глупо.

Не успеть.

Снайперы из службы охраны снимут стрелка раньше, чем он нажмет на курок.

И даже если повезет и удастся выстрелить один раз, уйти не получится. Нашпигуют свинцом за две секунды.

Умирать Вейра совсем не хотела. Не для того она копила деньги, чтобы те достались кому-нибудь другому. Ее задача – прикрыть основную группу от вмешательства посторонних. А с вопросом устранения Президента справятся те, на кого эта задача возложена.

План уже разработан.

И он не включает в себя примитивную пальбу из огнестрельного оружия. Все произойдет иначе.

В полосе света от тусклой настенной лампы, едва разгонявшей тьму у поворота тоннеля, появились трое.

Рокотов положил левую руку на карабин, готовый в любую секунду отстегнуть крепления крючьев, и прицелился.

– Я проверю Позняка, – один из террористов скрылся в коридорчике, ведущем к медпункту.

Влад подождал, пока грохнет дверь тамбура, и нажал на курок.

Двое оставшихся повалились на пол.

Биолог спрыгнул вниз, оттащил тела за угол, присел и изготовился к нападению.

Из глубины коридорчика послышался приглушенный вопль, длинная матерная тирада, и «проверяльщик» побежал обратно.

Когда он достиг выхода в тоннель, то получил удар по шее и без сознания упал на руки Владиславу. Тот сорвал с бесчувственного тела всю амуницию, перебросил террориста через плечо и отволок свою добычу к соседнему проему.

Там Рокотов протащил пленного ещё метров триста, запер за собой дверь каморки, набитой строительным инструментом, проверил запасной выход, крепко связал «языку» руки и ноги и парочкой оплеух привел его в чувство.

Пленный в ужасе уставился на ехидно улыбающегося небритого парня с клещами в правой руке.

Влад улыбнулся еще шире и пощелкал кусачками перед носом у скорчившегося террориста.

– Ну что, милейший, сам все расскажешь или предпочтешь немного поиграть в гестапо? Не стесняйся, я готов исполнить твой любой маленький каприз…