"Эльфийский Камень Сна" - читать интересную книгу автора (Черри Кэролайн)

V. Древо камней и мечей

Она склонилась под дождем, все еще капавшим с ветвей, — роса ложилась на них обоих; бледный пришелец лежал неподвижно под смертной луной. Он был отмечен железом и все же прорвался в ее лес — пусть ненадолго, но он принес сюда железо и привел за собой Смерть. Ее охватили и гнев, и страх, и тоска, которых давно не знало ее сердце, с тех самых пор, как его разбило дитя. Войти в ее Элд, найти самое его сердце и похитить эльфийский меч… этот человек был не простым вором, и не обычная нужда привела его сюда. Может, его смертный взор был просветлен той страшной раной, что видна на его теле, и он обрел более истинное зрение, чем большинство; но никогда еще не доводилось Смерти упустить свою жертву.

Когда-то, до прихода человека, Элд простирался далеко; и когда-то ее народу было многое известно о людях, среди которых изредка встречались полукровки — плоды эльфийских увлечений и любви к роковым незнакомцам. «И все же, — думала она, — в ком-то могла остаться тонкая струйка эльфийской крови, в полукровках, никогда не слышавших зов из-за моря и никогда не таявших в иной мир». В отчаянной надежде она попыталась забрать этого незнакомца с собой, но железо, облегавшее его, было слишком тяжело, а сам он не мог стоять.

Но она стерпела боль прикосновения к железу, расстегивая пряжку за пряжкой и снимая доспех за доспехом, пока не освободила его целиком. Так открылась ужасная рана в его боку, и она призвала все силы, чтобы начать исцеление, походя, единым прикосновением залечивая и мелкие царапины. А потом, когда она отдохнула, ей было уже нетрудно увести его с собой — она просто положила его голову к себе на колени и принялась думать об эльфийском мире. И тогда деревья стали такими, какими они были на самом деле — стройными и красивыми, и ее солнце залило нежным теплом всю рощу.

Он долго спал, пока заживлялась его рана, пока печать смерти исчезала с его лица, оставляя его сиять той красотой, которая могла быть лишь эльфийским наследством. Все это время она не покидала его, всем сердцем ожидая его пробуждения.

И наконец он шевельнулся, огляделся и посмотрел ей в глаза в страшном смущении. И тут же начал таять, проваливаясь в смертный мир, во тьму, ибо он вернулся к собственным мыслям, но она взяла его за руку и удержала, чтоб он не ускользнул в небытие.

— Берегись возвращаться, — промолвила она. — Ибо Смерть забрала часть тебя. Очень просто ей будет теперь призвать тебя под свою сень. А здесь ты в безопасности.

Он попытался встать, не выпуская ее руки, поддерживая эту хрупкую связь с нездешним миром. Она придала ему сил, тех зеленых живительных токов, которыми питаются деревья, и вскоре он уже смог стоять, оглядываясь вокруг. Ветер шептался в листве, и солнце сияло своим особенным светом, и олени смотрели на них мудрыми глазами из зеленой тени, в роще мечей и самоцветов.

— Я был мертв, — сказал он.

— Вовсе нет, — заверила его она.

— Мое сердце болит.

— Возможно, — согласилась она, — ибо оно было разорвано. А исцелить такую рану я не могу. Как тебя зовут, человек?

В его глазах мелькнул страх.

— Киран, — ответил он почтительно, как подобает гостю. — Киран, второй сын Кер Донна.

— Кер Донн. Мы называли его Кер Ри — владения короля.

Страх охватил его, но он снова взглянул на нее.

— А как тебя зовут? — спросил он.

— Я скажу тебе мое истинное имя, которое еще не открывала смертным, ибо ты — мой гость. Меня зовут Арафель.

— Тогда я хочу отблагодарить тебя от всего сердца, — от души произнес он, — а потом попросить тебя вывести меня на дорогу, чтоб я смог выбраться отсюда.

Такими словами он исцелил ее сердце и тут же ранил его… и раскаяние появилось в его глазах, когда он увидел ее страдание. И тогда он поднял правую руку, на которой виднелось золотое кольцо с печаткой.

— Это мой долг, — промолвил он. — Честью своей я обязан пойти и совершить его, если я еще не опоздал.

— Куда?

Он поднял руку, чтобы указать ей направление, но все вокруг было совсем иным.

— Там войска, — проговорил он в смущении, указывая туда, где, по его представлениям, должны были быть Бурые холмы. — На равнине идет война; и мой король побеждает. Но неприятель отступил в долину, где сможет долго выдерживать осаду, если захватит ее. С королем сражается и господин Эвальд из Кер Велла. Понимаешь ли ты меня, госпожа Арафель? В долину пришла война. Нельзя допустить, чтобы Кер Велл был обманут. Они должны держаться, какие бы слухи и выгодные предложения не доходили до них, им надо всего немного продержаться, пока оттуда не подойдет войско короля. Замок господина Эвальда должен получить послание, которое я им несу.

— Войны, — слабо промолвила она. — Неразумны те, кто ступит в Элдвуд.

— Я должен идти, госпожа Арафель. Я должен. Прошу тебя, — и он начал таять, обнаруживая собственную силу воли.

— Киран, — сказала она и этим призывом удержала его под лучами своего солнца. — Ты непоколебим. Но ты не знаешь цену. Охотница вновь пустится в погоню за тобой. Вернувшись в смертный мир, ты станешь ее жертвой; а она никогда не выпускает своих жертв. Охота не закончена.

— Возможно, — ответил он, побледнев. — Но я поклялся.

— Гордыня, — сказала она. — Пустая гордыня. Каким оружием ты владеешь против таких врагов, чтобы спокойно миновать Элд?

Он оглядел себя — безоружного, незащищенного, и все равно махнул рукой, прощаясь.

— Постой, — промолвила она и, подойдя к старому дубу, сняла с сука один из самоцветов, висевших в окружении других, — бледно-зеленый, такой же, как был на ее собственной шее, разве что потускневший, ибо его владелец давным-давно ушел. Он зазвенел ей снами эльфа по имени Лиэслиа, частью его души, такой, какой обладали все ее сородичи. — Возьми его. Ты взял его меч в минуту нужды, но это сослужит тебе лучшую службу. Носи его всегда на шее.

— Что это такое? — спросил он, не беря и оглядывая деревья, увешанные драгоценностями и мечами, сияющими серебром и светом меж листвы. — И что это за место?

— Можно сравнить это с усыпальницей; это ваших рук дело… мои братья, сестры, предки. Это эльфийская память.

— Прости меня, — потрясенно прошептал он.

— Мы не умираем. Мы уходим… прочь; а когда мы уходим, к чему нам эти вещи? Но они сохраняют память. Теперь они сами пользуются ею. От меча тебе будет мало толка. Но возьми этот камень. Лиэслиа не пожалеет его для моего друга. Он был моим братом, он был юн, как и все мы, и, возможно, он окажется тебе полезнее всего. Тени боятся его.

Он взял камень в руки, и глаза его расширились, а рот раскрылся. Страх… наверное, он испытывал страх. Но он не смущаясь взял его, и камень запел ему об эльфийских снах и воспоминаниях.

— В нем — власть, — промолвила она, — но и опасность. Он делает тебя неподвластным Смерти, ее дыхание не сможет окостенить тебя… если у тебя достанет мужества использовать его.

Он расправил серебряную цепь и надел ее себе на шею. Его светлые ясные глаза затуманились от силы нахлынувших видений. Но он не потерялся в них. Она прикоснулась к своему камню сна и вызвала нежнейшую из песен, сладкий и радостный мотив.

— Не доверяй железу, — предупредила она его. — То и это… они не любят друг друга. И ступай, раз ты должен. Пойдем я провожу тебя. Элд будет благосклоннее к тебе, чем мир людей.

— Он считается гиблым местом, — заметил он.

— Пойдем со мной и ты увидишь, — и она протянула ему руку.

Он взял ее, и она была тепла и сильна, может, слишком широка для ее эльфийской ладони, но удобна. Он шел рядом с ней и, несмотря на все свое понимание, не мог сдержать удивления, глядя на землю, деревья эльфийского лета, сияющие луга, покрытые цветами, и робких оленей, взиравших на них огромными глазами.

Камень разговаривал с камнем, и его сердце переговаривалось с ее, и ветер дышал теплом под этим, иным солнцем. Она почувствовала, как тает ледяное кольцо, сковавшее ее сердце, впервые за все века человечества с ней рядом был спутник, она ощущала братство, забытое ею с тех пор, как ушел Лиэслиа — последний из эльфов, кроме нее.

«Прости меня, — сказал Лиэслиа — такие немудреные человеческие слова, надорвавшие ей сердце. — Я пытался остаться». Но в его серых глазах уже появился зов, а однажды зазвучав в его сердце, он повел его за собой, и при всем своем желании она не могла удержать его и уйти не могла с ним, ибо сердце ее было здесь.

— Он красив, — промолвил Киран.

— Когда-то он был больше, — откликнулась она и добавила: — Когда-то нам принадлежал Кер Донн.

— Праотцы говорят, что кое-кто из ваших до сих пор обитает там.

Она с обидой вскинула голову.

— Народец фей. Глупые пустышки. К тому же печальные. Совсем нет мозгов. Они так часто меняют свой облик, что забывают, кто они такие, и не могут вернуться обратно — но это не значит, что они безопасны при встрече.

— Но это не твои сородичи.

— Нет, — ответила она, рассмеявшись. — Не мои. Мы были великим народом. Эльфами. Вина Ши. Народ фей живет на наших развалинах. Они никогда не любили нас.

— А другие твои сородичи?

— Ушли, — ответила она. — Все, кроме меня.

Он отпустил ее руку, чтобы взглянуть на нее, а отпустив, покачнулся и в страхе вскрикнул, ибо они вышли на берег Керберна, блестящего потока, обрамленного ивами, и имя ему было Аргиад, что значит серебро. Она поддержала его, снова взяв за руку.

— Остерегайся. Ты можешь упасть. За человеческие годы Керберн резко искривил свое русло, и берега его круты. И что хуже, гораздо хуже, никто не знает, как глубоко он утонул в тенях. География госпожи Смерти лишь черное зеркальное отражение этого мира, но все же отражение, и меня не заботит эта река в ее мире. Не забывай о своей ране, когда идешь по Элду.

Он вздрогнул; и она ощутила его ужас, пронзивший ее холодом от камня на груди. Дотронувшись до камня, она согрела и его, и Кирана.

— Пользуйся камнем, — посоветовала она. — Смерть не сможет заполучить тебя, если ты научишься ходить по Элду. По желанию сердца ты можешь оказаться здесь, если не уйдешь слишком далеко; по желанию сердца ты сможешь уйти.

— Это — великий дар, — признал он наконец. — Но говорят, все дары этого мира нуждаются в отплате.

— Только не среди родных.

Усталым и безумным взглядом посмотрел он на нее, как смотрит загнанный олень на псов, окруживших его.

— В тебе течет эльфийская кровь, — промолвила она. — Разве ты не знал? Иначе ты не смог бы сюда прийти. Ведь я сказала, что когда-то мы правили в Кер Донне.

— Так говорят.

Она почувствовала, как бьется его сердце, словно пойманное в ловушку камня.

— Тебя так страшит родство со мной? — спросила она.

— Я родной сын своего отца, я — не подкидыш.

— Тогда от отца или от матери ты унаследовал мою кровь. Нет, ты не подкидыш. В тебе нет ничего низменного. Кто выше всех остальных, отец твой или мать?

Страх заполнил его, сметая все известные ему истины. «Отец» — почувствовала она, прочтя это в его мыслях. Он ничего не сказал. Она почувствовала холодок, пробежавший по его спине, но то была не Смерть. Она ощутила его воспоминания о древних камнях близ Кер Донна, почуяла детские страхи, все мрачные легенды и человеческую ненависть и вздрогнула сама.

— Прости меня, — промолвил он, чувствуя, что ей открыта его душа. В мыслях его были смятение и чувство долга, страх смерти и черные гончие. Он взялся за цепь на шее, пытаясь ее снять, но она перехватила его руку, удерживая его.

— Ты не умрешь, — пообещала она. — Я отведу тебя, куда тебе надо. Пойдем, это недалеко.

Лес заканчивался у яркого потока, там, где взгляд тонул во мгле, лежала граница ее мира. Она провела его сквозь это мутное место, ведя его вслепую и лишь держась рукой за камень, который помнил, каким был мир когда-то — так она угадывала очертания за пустотой, находя нужную дорогу. Она помнила, каким был когда-то Кер Велл — нежно-зеленым холмом, купающимся в неувядающей весне; и так она нашла его, продолжая крепко держать за руку Кирана. Но даже на этих тенистых тропах они различали всполохи костров, военные кличи и тени сражения, бушующего вокруг них.

Видели они и другое. Но Смерти не было рядом.

— Не обращай на нее внимания, — сказала Арафель. — Держись за камень и иди со мной.

Она вела его все уверенней за собой в смертную ночь и в грохот сражения под черными стенами Кер Велла. Она знала, как в него войти. Никакая охрана не могла противостоять ей. И она провела его в замок.

— Прощай, — промолвила она. — И возвращайся.

И она вышла из Кер Велла, вернувшись в круговерть теней.

Она почувствовала, что не одна — холодный непроглядный мрак сгустился рядом, вынырнув из гула сражения.

— Охоться где-нибудь в другом месте, — сказала Арафель.

— Ты поступила по-своему, — ответила ей Смерть, с юродством кланяясь.

— Охоться где-нибудь в другом месте.

— Ты одарила этого смертного немыслимыми дарами.

— Так что из этого? Разве они не мне принадлежат?

Тень ничего не ответила, и Арафель двинулась дальше сквозь мглу в свой яркий мир, в свой собственный. Призрачные олени с любопытством взирали на нее в эльфийском закате; она вернулась в рощу круга, и, касаясь камней, свисавших с дуба, стала внимать бесценным воспоминаниям, о которых они пели, когда ветер раскачивал их. Лишь один голос умолк в этом хоре, тот, что принадлежал Лиэслиа.

— Прости, — прошептала она ему, хоть он был далеко за морем и не мог услышать ее. — Прости, что это оказался ты.

Но странное зародившееся братство продолжало вибрировать в ней после стольких лет одиночества. Она шла, сливаясь с жутким звучанием песни, свойственной лишь ее камню сна, и все же до нее доносился шепот другого сердца — отмеченного человеком, но истинного, как сама земля. Что-то ее тревожило в нем, ибо он знал войну; он умел убивать, но и она умела в жестоком и холодном эль-фийском гневе. Человеческий гнев был иным — кровавым и слепым, как у волков. Ему были знакомы страсти, казавшиеся ей непонятными; ему были ведомы странный страх и сомнения. И все это присутствовало в нем, заглушая ясный голос Лиэслиа. Он боялся Лиэслиа; с человеческим упрямством он отрицал то, что видел собственными глазами в Элде.

Но в нем не было ненависти.

Она опустилась меж корней древа памяти, поплотнее завернулась в плащ и начала смотреть его сны.