"Оторва" - читать интересную книгу автора (Снежин Эдуард)Эдуард Снежин Оторва«Что же это за зверь такой, Оторва? - Мечта и проклятие всякого мужчины. Мечта, потому что, если читатель не ханжа, не врун и не сумасшедший, то он не может не мечтать об обладании этой развратной, изобретательной девкой. Ну а проклятие – это уж гарантийное дополнение к мечте. Либо ты пытаешься удержать мечту в руках, что безуспешно, либо не пытаешься. Тогда проклинаешь свою память, пытаясь обрести счастье и гармонию с другими, не оторвами. Но она так просто не отпускает»… (Из рецензии писателя Неиванова). Ч. 1. СЛАДКОЕ СЛОВО ОРГАЗМ I Я позвонил Витьке в субботу утром: - У тебя есть Блэк Саббат в подлиннике? - Клиенты спрашивают? Заходи, есть. - Можно сейчас? - Приходи. Витька, как и все мы, числился на основной работе инженером в НИИ, а по призванию и для лишнего заработка вёл дискотеку в городском клубе. Высокий, статный, с неизменной, чуть ироничной улыбкой на красивом худощавом лице он обладал неотразимой харизмой для местных "девушек" и среди ребят имел кучу друзей. Виктор, как молодой специалист, занимал комнату на четырнадцать метров в квартире с подселением. Я зашёл в коридор, сквозь дверь из комнаты доносились тягучие космоэротические звуки сайкаделика «Пинк Флойд», разрываемые громкими возгласами и хохотом. Я тактично постучал, никто не откликнулся, видимо, не расслышали, и я приоткрыл дверь комнаты. Передо мной открылась живописнейшая картина. Голой пышной задницей ко мне наискосок, с задранным на спину платьем, стояла молодая высокая блондинка, опершись ладонями на овальный полированный стол, а Виктор лихорадочно «жарил» её сзади. Двое его компанейцев: долговязый Игорь, тоже один из моих приятелей, и Максим, помощник Виктора по дискотеке, стояли в углу левее открытой мной двери и с широко разинутыми от восторга ртами, хлопая в ладоши, наблюдали живую порнографию, издавая нечленораздельные вопли. Меня никто не замечал. - Ленка, кричи! - заорал Витька. - А, о, о! - закричала блондинка грудным сдавленным голосом. - Плохо! - не удовлетворился Виктор и, с этим вывернул свой член из мясистых половых губ блудницы, на секунду блеснула рубиновым перламутром влажная внутренность влагалища, и тут же малиновый разогретый пенёк с размаху вонзился в задний проход «жертвы». - А, а, а! - заорала блондинка, на этот раз громче и вполне естественно, видимо клинок, больно рассекал узкое нежное отверстие. - А, а, а! - восторженно подхватили наблюдатели. Под неумолимым напором органа девушка дрыгнулась и распласталась животом на полированном столе, со стола полетели стаканчики и игральные карты. Виктор натужно произвёл последний качёк. Раздалось обоюдное мычание партнеров, и они вместе кончили. Необъятные ягодицы блондинки при этом судорожно затрепетали в резонанс с сокращениями изливающейся матки. Здесь Виктор заметил меня. - А Вадик, проходи. Мы тут в карты на Ленку играем, - нисколько не смутившись, произнёс он. - Я стучался, - выдавил я, хотя никто не требовал оправдания. - Вадим, да ты с бутылкой! - счастливо воскликнул долговязый Игорь. Вся компания восторженно откликнулась на выставленную мной бутылку бюракана, великолепного узбекского вина, типа мадеры, тоже солнечного света, но с фиолетовым оттенком, редкого сегодня. Елена, (мы знали друг друга), отряхнула платье, прикрыв взволновавшую меня задницу. Выпили. - Что за правила игры? - полюбопытствовал я. - Очень простые, - объяснил Виктор. - Елена раздаёт нам по три карты, объявляются козыри, берём взятки, кто набрал больше, тот трахает Ленку, остальные бросают на круг штрафные деньги - всё потом пропивается. Присоединяйся! - Давай, давай Вадик, - поддержал Игорь, - Елена у нас девушка серьёзная - депутат! Лена при этом зарделась и нервно заёрзала. Вообще она была всегда молчаливой, как Геля из телепередачи Верки Сердючки. Её сексапильное изнеженное лицо казалось как бы скованным маской скромности, и создавало в глазах некоторых мужчин имидж недоступности красавицы. Похоже, что и сама Елена искренне верила в свою природную скромность, и, как бы нехотя, уступала половым притязаниям самцов - ну что тут поделаешь, если тебя так хотят! Игорь работал вместе с ней и рассказывал интересную историю про выдвижение её в депутаты горсовета. Был горбачёвский перестроечный период. По инерции установили в подразделении Игоря разнарядку на кандидата - женщину. Парторг на собрании предложил пожилую даму, заместителя начальника. Но время уже было не то. Начальство всем обрыдло. По задним рядам, где собрались молодые сотрудники, пошло шушуканье: - Почему её? Она и тут нам надоела. - Игорь, ты Ленку трахал? - Ну да. А ты? - И я. Она добрая - всем даёт. - Вот её и выдвинем. Так Елену – молодую красивую лаборантку выдвинули депутатом Горсовета. Начальство перечить не стало, пришёл период, когда оно само стало выборным. Впрочем, по отзывам моих знакомых в депутатской среде, скромница для своих избирателей сделала больше, чем другие депутаты, благодаря своему авторитету среди городского, почти сплошь мужского начальства. На слуху в городе была также история с потерей Ленкой невинности в младенческом возрасте шести лет. Девочка была - ну просто ангелочек, один маньяк, со звучной фамилией Пушкин, не устоял и завлёк её сладостями в подвал, где и удовлетворил свою непреодолимую похоть, за что потом отсидел шесть лет. - Раздавать на тебя карты? – спросила Лена. Я бросил затравленный взгляд на лениво изнеженное лицо роковой блондинки, бесстрастно сдающей себя очередному претенденту, и сказал совсем не то, что хотел: - Да нет! Клиенты меня ждут. - Ну, бизнес - дело святое! – согласился Виктор. Я получил от него катушку с Блэк Саббатом и удалился. II «Надо же»! - размышлял я по дороге, - взбудораженный так, что приходилось наклоняться при ходьбе и втягивать живот, чтобы прохожие не заметили под штанами подозрительную выпуклость. «Трахуются так просто, коллективом, а я тут ночами по Таньке слёзы распускаю». Татьяна была моей второй женой, на четырнадцать лет моложе; любовь, замешанная на взрывных романтических отношениях во время отпуска на южном взморье, была, казалось, вечной, но ... она покинула меня. - Зря ты сбежал от нас, - заулыбался Виктор, когда я возвращал ему катушку. - Не люблю групповуху - не хочу совать член в "сливной бачок", - отвечал я решительно, но лицемерно, - гладкая, мраморной белизны трепещущаяся Ленкина задница снилась мне с тех пор каждую ночь и вызывала обильные поллюции. - Ленка сладкая женщина, а остальное комплексы, - заметил продвинутый Витька, - Ты сейчас с кем живёшь? - Ни с кем, не могу забыть жену! - откровенно признался я. - Нельзя же так! Лечиться надо. Слушай, тебе сейчас надо ОТОРВУ! - Ленку что ли? - Да что Ленка! Ей уже двадцать шесть, тебе надо юную оторву, шестнадцати - семнадцати лет. - Ты, что Виктор, у меня дочка от первого брака старше! - Чепуха всё это! - отмахнулся красавчик. - Похоже, есть тут на дискотеке одна. Сам не пробовал, но ребята рассказывали. - Что рассказывали? - Чё я стану распространяться? Неинтересно будет, сам узнаешь. Ну что прислать к тебе ЛАРИСУ за записями? Девочка на музыке помешана. - Да все они помешаны! Я с клиентками дел не имею, - отмахнулся я. - Я тоже. Как правило! Но каждое правило существует для того, чтобы делать из него исключения. - Ладно, там посмотрим, - неопределённо хмыкнул я. Но мне и в голову не приходило связаться со столь юной девочкой. Виктор, как будто, угадал мои мысли: - О, девочки сейчас пошли ранние! Кстати, Лариса западает на зрелых сорокалетних джентльменов, таких как ты. - Зачем я ей нужен? - Да таким девочкам сопляки не нужны! Я держал кооператив по записи и продаже кассет. Как обычно по вечерам, включив на полную громкость, привлекающую клиентов музыку, сидел в киоске и, в ожидании очередного покупателя, обозревал через окно противоположную сторону улицы, всегда людную - там стоял большой магазин. Внимание привлекла высокая черноволосая красотка в элегантном джинсовом костюме с короткой юбкой. Она стояла лицом ко мне, с сумочкой на плече, пережидая транспорт. Сегодня, вдруг, похолодало, как нередко случается летом на Урале, и девушка надела высокие чёрные блестящие сапоги в обтяжку на массивных квадратных каблуках. Вид крепких загорелых коленок в сапогах всегда, почему-то, действует на меня агрессивно возбуждающе. Когда размашистым шагом, помахивая сумочкой на длинном ремешке, прелестная юниорка повернула через улицу к киоску, я более не сомневался, что это Лариса. Она подошла и наклонилась в открытую форточку, а я, что называется, «потерял дар речи». Меня полностью обаяли и смутили невероятно огромные глаза девушки, да ещё раскошенные тушью и чем-то, по – необычному, загадочные, чем, я так и не понял в тот раз. - Я Лариса. Вам Виктор говорил про меня? - заполонил весь мой слух мелодичный голос, словно перезвон серебряного колокольчика. - Говорил, - еле пришёл я в себя. - Мне Виктор сказал, что у Вас записей больше, чем у него, а у меня дома шикарный музыкальный центр, – переливисто зажурчал серебристый ручеёк. - Ну, наверно, смогу удовлетворить твои заявки. - Я куплю у Вас пять кассет, или больше, только у меня одно условие. - Какое? - Я хочу послушать подлинники и, потом, чтобы Вы записывали при мне - мне нужно качество. Это будет дороже? - Не будет! Только, ведь, всё это требует времени. - А когда Вы обычно пишете? - По вечерам, после продаж. - Сегодня можно? - Можно, - согласился я. - Погуляй с полчаса, я скоро закроюсь, вот мой адрес. И вручил ей визитку. - Вот здорово! Мне как раз ещё к подружке надо забежать. Лариса удалилась, оставив ошарашеным меня своим явлением. «Откуда, блин, берутся такие совершенные чуда, содрогающие мужскую плоть одним своим видом?» - пробежал озноб по всему телу. Я развил бурную деятельность - лихорадочно закрыл киоск и рванул через улицу в магазин за коньяком, шоколадом и буженинкой для серьёзной закуски. Прискакав домой, наскоро прибрал комнату и принял ванну. Обтираясь полотенцем, я сервировал стол, еле успел - раздался звонок в дверь. Лариса была не одна, а с подругой – блондинкой. Марину я знал, она раньше работала вместе с Татьяной. Явление сразу двух девушек несколько раздосадовало меня, но я широким жестом пригласил их в комнату. Подружки процокали высокими каблуками по плиткам коридора и, со свойственным всем женщинам любопытством, цепко обхватили глазами обстановку моей однокомнатной квартиры. Ничего лишнего, всё целесообразно, пришли они к выводу и, освоившись, раскованно заулыбались и сели в кресла. Себе я поднёс стул и взял в руки бутылку с коньяком. - Ой, девушка на картине - вылитая Татьяна. Это её фотография? - спросила Марина, заметив репродукцию над тахтой. Она всегда говорила громким, бесцеремонным голосом, как Дана из телепередачи «Армейский магазин», к тому же, смахивала на неё по внешности. - Это мадонна Леонардо да Винчи. Татьяна тогда ещё не родилась, - объяснил я. - А я думала - будем записью заниматься, - сказала Лариса, глядя на коньяк. Она сидела лицом к солнцу, и я понял, наконец, секрет её больших глаз, так смутивших меня в киоске - глаза её как хамелеоны, играли всеми цветами радуги, но не отражённым светом, а активно излучаемым изнутри. Столь редкое качество сразило меня вконец, в голове промелькнуло страстное, безнадёжное желание слиться с ними, раствориться в них. - Можно и записью заняться, - продохнул я. - Ну, уж это без меня, - сказала Марина, - кстати, мы тоже принесли вино, - и она достала из сумочки подруги, поставленной на угол стола, бутылку неизменного бюракана. Насколько я знал Марину раньше, она всегда отличалась прямотой выражения своих мыслей. - Но мы хотим выпить коньяку. Правда, Лариса? – продолжила блондинка. - Люблю коньяк - налей земляк! – продекламировала Лариса и пододвинула рюмку. - О, да ты не робкого десятку! – подумал я и разлил «Арарат». Сразу похорошело, девчонки затребовали музыку. Я включил жизнеутверждающую «Европу». - Всё-таки зарубежная попса лучше нашей, - прозвенел Ларисин колокольчик, она подняла на кресле руки кверху и, помахивая ими, стала подпевать в такт песне. - Ты серьёзно увлекаешься музыкой? – спросил я. - Старший брат приучил. - Так у него, наверно, всё есть, что у меня. - Он уехал с предками в Волгодонск, я живу одна. - А что они уехали? - Юг есть юг. - Не ври Лариса, - сказала Марина, - у неё папа импотент по радиации, а мама здесь загуляла. Зато у Лариски теперь отдельная квартира, предки оставили её доучиваться в колледже. - Так сразу всё и выдала, дура! - огрызнулась Лариса. Колледж в нашем городе считался его гордостью. Туда брали не всех, а по тестовому отбору. Значит красавица ещё и с умом. - Да, ладно, пошли танцевать Вадик! Марина выхватила меня со стула и заприжималась в танце горячим телом. - Ты что всё ещё один? У тебя есть девушка? Я знал, что Марина разведена. - Нет и не надо, - ответил я лицемерно. - Да уж на твоей Тане свет клином сошёлся. Подумаешь! Я промолчал. - Займись Ларисой, - предложила партнёрша, - знаешь, она такая ...- загадочная! – наконец, подобрала она слово. Мне стало весело, и я расхохотался. - Что ты гогочешь? - Знаешь в чём загадочность всех женщин? - В чём? Я наклонился к уху Марины, чтобы не услышала подружка, и прошептал: - У всех женщин есть п … а, но ведут они себя так, как будто её нет. - Наха-а-л! - жеманно пропела блондинка. - Тогда нахал, не я, а Пушкин, это он открыл, вон, видишь, на полке, его "Записки" стоят? Я заметил краем глаза, как Лариса, то ли ревниво, то ли осуждающе, следит за нашей болтовнёй. - Вот, дурак, вдруг она что расслышала, - закорил я себя. Музыка закончилась, мы сели и продолжили возлияние. Потом я поставил свой любимый «Пинк Флойд» и пригласил на танец Ларису. Она на каблуках была, почти, одного со мной роста – под метр восемьдесят, и поэтому наши взгляды уперлись. В гляделки я ей явно проигрывал. - Голова идёт кругом от твоих глаз, - выдохнул я. - А Вы тоже мужик ничего, люблю бородатых, - отвечала девушка. - Не надо шутить Лара, я в отцы к тебе гожусь. - Ты что, тоже с радиацией работаешь? - простенько перешла она на «ты», а сам вопрос содержал интимный прозрачный намёк. - Да нет, я электронщик, - выдал я прямой ответ, пропустив намёк. - Да? А я хочу программисткой стать. - Сколько тебе лет? - Скоро шестнадцать. - Так тебе пятнадцать? - вконец, изумился я. - А ты сколько думал? - Ну, извини, по фигуре лет восемнадцать - девятнадцать. - Фигура - дура. Акселерация! - захохотала она. Мне, однако, стало не смешно. Когда на следующий танец я пошёл с Мариной - такт обязывал меня приглашать дам по очереди, то начал сбиваться с ритма, и отвечал невпопад на её болтовню. Когда мы вернулись на место, то я заметил на столе прямо передо мной кусочек бумаги. Я развернул его. Там было написано: «Я не шутила». Кровь бросилась мне в голову, но потом я успокоил себя: «Так не бывает, просто вот маленькая девочка придумала игру в почту». Между тем, в дело пошёл и бюракан, потом Марина засобиралась домой, и я пошёл провожать вконец пьяных девчонок. На улице я уже, было, распрощался с ними, но Лариса вдруг шепнула мне: «Я вернусь». Я остановился в растерянности метрах в пятидесяти от своего дома, а девушки зацокали вдаль по тротуару. Подождал минут пять, потом махнул рукой, сказав опять себе: «Так не бывает», и вернулся домой, не заперев, на всякий случай, входную дверь. III Только отлил в туалете, как в дверном его проёме во всей красе предстала Лариса, застав меня за естественным занятием. Я вздрогнул, но эта неожиданная интимность как-то сразу сблизила нас. - Не тушуйся, - произнесла Лариса, - я же сказала, что вернусь. Она подошла ко мне и, обняв за шею, поцеловала в губы. Передо мной поплыл густой обволакивающий туман. Я точно знал про себя, что не смог бы первым сделать такой шаг, поняла это и Лариса, и сделала его сама, не сомневаясь в своей неотразимости. - Я хочу принять ванну, - сказала она и, ловко сбросив со стуком на пол сапожки, не стесняясь, скинула на стиральную машину джинсовый костюмчик, а потом, зайдя в ванну, сиреневую ночнушку. Ни трусов, ни лифчика на ней не было. Вид гладкого, коричнево загорелого тела, несмотря на то, что стояла только первая половина июня, настойчиво напряг мой истосковавшийся по работе орган. Тут же богиня облила свой лик шампунькой и включила верхний душ. Явление Афродиты в пене с торчащими вверх внушительными полушариями грудей, впечатляюще развитыми спортивными ляжками и чёрным, кудрявым треугольником на лобке было потрясающим. - Раздевайся и иди ко мне, - скомандовала она тихим, но решительным голосом. Я разделся и зашёл в ванну. Лариса снова обняла меня за шею. Моё естество неудержимо восстало и, не смотря на то, что в девушке было чуть поменьше моих семидесяти восьми килограмм, а тело её было скользким, я приподнял её за ляжки и с писком насадил на возбуждённый член. Голову при этом сверлила всё та же мысль: «Так не бывает». Тут же роскошная акселератка соскользнула в ванну по моим мыльным ладоням, и мы оба чуть не упали. - Здесь можно только так, - сказала Лариса и развернулась ко мне задом. Высокая красотка имела, к тому же, ошеломительные ноги, длиннее обычной нормы для женщин, сантиметров на десять, поэтому я вошёл в неё сзади без всякого труда, не пришлось даже подгибать свои колени. Траханье на прямых напружиненных ногах доставило мне большое удовольствие и привело к быстрому и обильному семяизвержению. - Помыться не дадут! - шлёпнула Лариса меня по заднице. - Иди в кровать. Я вылез из ванны, встал на полу на колени, прижал девушку к себе, и поцеловал в плоский упругий животик чуть повыше тёмного треугольника на лобке. Я перешёл в комнату, закрыл на окнах шторы, включил светильник у изголовья тахты, достал из-под лежанки и застелил постель, и плюхнулся на неё ждать Ларису. - Так не бывает! - опять засверлило в голове. - Господи, схожу ума, - подумал я и, соскочив на момент с тахты, врубил музыкальный центр. Призывно сексуальный голос Сандры и ритмичные звуки диско расслабили меня в состояние разрядившегося и удовлетворённого самца. Жизнь была прекрасна! Хлопнула дверца ванной. В комнате, пританцовывая и подпевая Сандре на английском, материализовалась Лариса - в чём мать родила. Я, «одетый» также, присел на тахте: - Да ты продвинутая во всех отношениях! - Английский? С детского сада учу. Большое видится на расстоянии. Теперь я, впервые, мог рассмотреть обнажённую девушку при ярком свете, освобождённую от пены и порхающую около аппаратуры в поисках любимых записей. Конечно, первое, что бросалось в глаза и неимоверно возбуждало - это прилично, вернее неприлично развитая, ошеломляющая попа акселератки с чёткой границей полушарий снизу - так и хотелось подставить под них ладони и подпереть. Попа восседала на мощных ляжках, которые при движениях девушки плотно, без единой щёлки, тёрлись друг о друга, мне почудилось даже, что при этом они электризуются и искрят. - О, нерукотворное чудо природы, какое безумие вызываешь ты у мужчин! – подумал я и почувствовал болезненное, разрывающее напряжение дубенеющего пениса. Тут красавица мельком взглянула в мою сторону и, заметив «Ваньку - встаньку», подлетела ко мне и толкнула рукой в грудь, так, что я очутился на спине. Она резво оседлала меня сверху, вожделенная задница с размаху шлёпнулась на мои ноги, и тут же перескочила на вибрирующий от возбуждения орган. Это была бурная, жестокая атака. Лариса подскакивала на члене вверх до срыва с него половых губ, потом с размаху насаживалась на его головку, чуть ли не отрывая нежную кожицу крайней плоти, и неистово продирала наждачным телом судорожно сжатого влагалища вздутые кольца моего пещеристого тела. Мой снаряд бился в тугое резиновое устье её матки – вот он блаженный миг состыковки двух тел! и упруго напряжённая женская плоть отскакивала, чтобы вновь нанести удар. Девушка, казалось, обезумела. Она царапала до крови мою грудь, кричала; так бомбила тяжеловесной задницей шарики моих яиц, что я испугался за их сохранность. Но и этого, вошедшей в раж нимфоманке, было мало, она запускала под себя руку, больно закручивала несчастные шарики и давила кулаком в просак на семявыводящий проток. Потом Лариса успокоилась и поймала мой взгляд своими пронзительными, немигающими хамелеонами. Движения её стали медленными и тягучими, мышцы вульвы плотно, со скрипом обжимали мой разбухший орган. Она равномерно накачивала меня, наблюдая с любопытством за моей реакцией на умопомрачительное изнасилование. Сам я не двигался, только судорожно вцепился руками в её лодыжки, как в поручни, и издавал приглушённые стоны, вперемежку с нечленораздельными междометиями. Лариса просунула руку меж своих обалденных ляжек, нащупала кожу пениса и притянула её к основанию органа большим и указательным пальцами. Кожа истончилась и стала особенно чувствительной к трению влагалищными мышцами, что бурно подстегнуло мой оргазм. Я кончил так, как ни кончал раньше, ни разу ни с кем: с затяжным множественным излиянием в промежутки между периодами раздирающей боли по всему каналу следования спермы; я физически ощущал полноту и густоту своей жидкости, накопленной за всю жизнь где-то в глубинах организма и, наконец, исторгнутой и освободившейся, чего не могли добиться вместе все женщины, которых я знал до Ларисы. Без сил я отключился от реальности и забылся … IV На утро я проснулся один, Ларисы рядом не было. - Странно, - подумал я, - может, где-то записку оставила? Но записки не нашлось. Я отметил, что впервые за полгода после отъезда Татьяны, было утро без мыслей о ней - всё моё существо было поглощено думами о Ларисе. - Даже телефона её я не знаю, - рассеянно размышлял я на работе, - пойду, спрошу у Марины. Марина работала рядом, в соседнем здании, но телефон наотрез отказалась дать. - Что делать? - думал я. - Не звонить же в колледж! Кого спрашивать? Ларису - акселератку? Да! есть же Виктор! Я позвонил приятелю на работу, но, тот, как назло, оказался в командировке. Так я промучился несколько дней и, особенно, ночей. Лариса ничем не давала о себе знать. - Да было ли всё это на самом деле? - засомневался я. - Может быть, это был прекрасный сон? Господи, схожу с ума! Но когда я ложился в постель, то вся она источала оставшийся возбуждающий аромат девичьего тела, я закрывал глаза и всю ночь находился в каком-то зыбком состоянии полусна, когда Лариса являлась ко мне и я, почти как наяву, любил её как хотел. Почти всегда сношение начиналось с той самой позы - она сверху. Вся красота юной девы, старательно насилующей меня, была видна, как на ладони. Запыхавшись и разогревшись, Лариса, не поворачиваясь назад, а лишь отведя руку, включала вентилятор, стоявший сзади тахты на тумбочке. Тот, с мягким жужжанием охотно принимал участие в любовной игре девушки - то, поворачиваясь вокруг оси, охлаждал со всех сторон её разгорячённое тело, то, задержавшись в центре вращения, освежал её голову, развевая и запутывая на лицо пушистые прядки волос, которые падали ей на глаза. Она смешно и бесполезно пыталась сдуть их на сторону, и тогда наездница была особенно прекрасна - я просто умилялся при виде этого. - Мне так нравится эта поза, - говорила она. - Почему? - спрашивал я, - ну мне, понятно почему - самому делать ничего не надо. - А мне потому, что ты не мешаешь любить тебя, как хочу, от тебя мне нужен только торчащий кол. Постепенно я (к большому удивлению на утро, когда проходила ночная хмарь, и возвращалось чувство реальности) научился производить во сне с девушкой действия, которых наяву у нас с ней не было вообще. Она ложилась на живот, попой вверх, распластав вдоль кровати свои массивные сладострастные ляжки. Пушок между ягодицами над анальным отверстием призывно будоражил меня, и я с мукой пропихивал свой член в маленькую липкую дырочку. Лариса запрокидывала своё красивое юное лицо назад, почти на целый оборот, я полностью вжимался в её упругую попу и кончал, кончал, растворяясь в милых огромных глазах и впиваясь до крови в полуоткрытые губки. В другой раз я любил её, закинув полированные загорелые ноги себе на плечи и, покусывал ей под коленками, лобок, животик, сосочки грудей, а мой член истово долбил девичью плоть резкими, отрывистыми движениями. - А, а, а! - кричала Лариса, - пощади сумасшедший! - Нет тебе пощады, развратная девка, – хрипел я и к собственному восторгу, смешанному с ужасом, чувствовал, что не только мой член, но весь я вдолбился в её влагалище и, всасываемый мощным смерчем, исчезаю в нём. Потом, слава богу, проскочив внутри через всю Ларису, душа моя размытым клубочком тумана выпархивала через горло и губы дьяволицы и, повибрировав в воздухе, вновь материализовывалась в тело. - Что это такое? - пытался размышлять я, сидя на работе. - К чёрту всю эту эзотерику! – внушал я себе, - пора остановить это помешательство. Но наступала ночь, и всё повторялось снова. V С Ларисой наяву я столкнулся случайно, вернее, мои ноги во всякое свободное время подсознательно несли тело в окрестности колледжа, где встреча была более вероятной. Мучительно сладкая химера моих ночных бдений, на этот раз в вызывающе коротком, бежевом с переливами полупрозрачном платьице чуть не сбила меня быстрой походкой навстречу и резко затормозила в метре от меня. Она стояла на прямых, широко расставленных ногах с сумочкой через плечо, как гламурная модель на подиуме; без того короткая юбка, уплыла гармошкой ещё выше, обнажая ошеломляющие бёдра и краешек тонких трусиков. - Слава богу, что хоть в школу она ходит в трусах, - подумал я и предложил: - Давай поговорим на скамейке. Лариса хотела возразить, но, со свойственным молодым девушкам непостоянством, передумала и ответила: - Давай! Мы отошли к скамейке и сели, я осторожно начал: - Понимаю, что я тебе до "фени", но могла бы хоть позвонить, я же твой телефон не знаю. - Да, вообще-то, я рада видеть тебя. - Что ж не позвонила? Последовала пауза. - Стыдно было. - Ну, пусть внезапно случилось, пусть по «пьяне», но нам ведь было хорошо? - Ты думаешь? - зыркнула она на меня своими радужными хамелеонами, и во мне сразу всё куда-то опустилось. - Так я её потеряю, - тревожно забилось в голове, - надо найти аргументы. Я взял её руки в свои, они были податливо нежными. - Лариса, то, что происходит сейчас со мной, никогда раньше не было. Даже ничего похожего не было, и мне неизвестно, бывает ли это, вообще, у других людей. Хамелеоны изменили цвет, и в них вспыхнул интерес. - Что же происходит? Я понял, что в искренности моё спасение и откровенно воспроизвёл картинки моих ночных иллюзий. Видно было, что юная красавица тронута таким сильным, произведённым ей впечатлением на взрослого мужчину, хотя, я не сомневался, что внимания к ней мужского пола не занимать. - Знаешь, ты мне тоже снился. - Также? - Также! - засмеялась она и с размаху «влепила» мне в щёку поцелуй. Похорошело. - Мы встретимся с тобой? - еле удержался я от того, чтобы в ответ не зажать, не раздавить, не съесть благоухающее эротическое чудо. - Я сама позвоню тебе. - Дать тебе телефон? - Да я взяла его у Марины. - Вот как! Лариса хотела что-то сказать, но, дважды, приоткрыв маленький ротик, замолкала. - Слушай девочка, я с тобой так откровенен - в чём дело? - Вот ты взрослый мужик, с большим опытом с женщинами. Можешь ответить на вопрос? - Конечно! - Как ты думаешь - я кончала с тобой? При всей интимности нашего разговора и отношений откровенный вопрос застал меня врасплох и смутил. До него я не сомневался, что девочка кончала, теперь до меня дошло, что явных «вещдоков» этому нет. - Тебе было приятно со мной? – осторожно спросил я. - Клёво! - она плотоядно потянулась – руки вверх, с выворотом плеч, смешливо корча губки. Хотела что-то сказать, но замолкла. Я не вмешивался в её признания, только цепко поймал её взгляд и ласково и ободряюще закреплял ниточку связи и доверия между нами. - Несколько раз я почти кончила с тобой, но … не вышло. - Спасибо за искренность, - сказал я, - но в наших силах всё исправить. - Ладно! - засмеялась она, - я всё равно не всё тебе сказала, позвоню! – шлёпнула меня Лариса пониже спины, поднялась со скамейки и, сделав рукой прощальный знак, удалилась быстрой походкой «от бедра». Я опять мог, воочию, созерцать сексуальные колыхания её выдающейся задницы, полупрозрачное платье не скрывало, а, наоборот, подчёркивало просвечивающие прелести. - Что же она не досказала? – мучился я в догадках. Непознанная тайна захватила всё моё воображение… VI Она позвонила вечером на выходной. - Как здоровье? Много пил на неделе? - Совсем не пью без тебя. - Правильно, прикупи на вечер бутылочку коньяка и шампанское. - Ноу проблем, леди. - Буду в десять вечера. Лариса засияла на пороге моей квартиры ровно в десять. В её естественной улыбке кинозвезды было столько энергии, что она разом разожгла во мне неукротимое желание немедленного обладания огнедышащей кобылицей. Этот порыв был настолько очевидным, еле сдерживаемым мной, что вечерняя гостья, бросив на тахту сумочку, опустилась передо мной на колени и, расстегнув замочек джинсов, всосала давно изнывающий член, крепко сжимая мои ягодицы. Вид сверху разгоревшегося лица юной развратницы, чьи губки, выдвинутые вперёд, с ритмичной чёткостью массажировали напряжённые кольца моего вздутого органа, заставили меня уже через минуту выстрелить в рот красавице мощную струю многодневного запаса спермы, она чуть не захлебнулась, но справилась, сделав несколько судорожных глотков. - Чуть не пробил мне горло! - наконец, отдышалась она, впрочем, с милой усмешкой. Я поднял её за плечи и, впиваясь в огромные глаза, сначала расцеловал их, а потом утолил выстраданное желание долгим поцелуем в пахнущие анисом губы. Она, в конце концов, отодрала от себя за бороду мои губы: - Задыхаюсь! Я врубил «Аэросмит» - музыку нашей первой любви, и мы сели к столу. - Что будешь? Коньяк или шампанское? - Шампанское? Ни в коем случае, - она схватила со стола бутылку и поставила её на пол. Я не придал особого значения её движению, предпочитая из двух этих напитков коньяк, и разлил по рюмкам божественный «Арарат». В то же время, заранее, решил, что не надо напиваться так, как в прошлый раз, и мысленно поблагодарил Ларису за разрядку полового напряжения - теперь я мог контролировать свои поступки в направлении её сексуального удовлетворения. - Уж теперь-то точно не кончу без тебя, - решительно настроился я, - иначе грош цена таким «джентльменам», которые не могут удовлетворить мечтающую об этом девочку. Девушка, между тем, подняла меня на танец и повела, как кавалер даму. Она знала и слова песен «Аэросмита», правильно исполняя их на английском. На этот раз на ней было надето платье-халат и более ничего, достаточно было отцепить две пуговки, как одежда слетела на пол. Я высоко приподнял её за талию, но не понёс сразу в постель, а посадил на крышку высокого холодильника, стоявшего в коридоре рядом с дверью в комнату. Вот сейчас моя краса была передо мной действительно, как на ладони. Под чёрным треугольником густых волос выступали бутончиком «княгини» половые губки, я не удержался и обвил их колечком из большого и указательного пальцев. Потом раздвинул пухлые пиявочки, свет от лампочки сверху бил прямо в отверстие влагалища, и жадно начал облизывать маленький клитор и слизистый, сверкающий рубиновым светом треугольничек под ним. Девочка, похоже, заводилась, так как закрыла глаза и замычала, как тёлка: - Так ты, делаешь мне минет, как я тебе? Пошли в постель! Я осторожно снял её с холодильника и перенёс на тахту, как большую хрустальную вазу. - Ложись! - приказала она. Я лёг на спину, она сама стянула с меня джинсы. Затвердевший член, естественно, был наготове и выпорхнул вверх. Теперь Лариса опять оседлала меня сверху, но задом ко мне. Она приподнялась на ступнях, так что её ягодицы оторвались от моих ног и, в прямой посадке, не сгибая спины, беспощадно начала накачивать мой насос. Лицезрение могучей полновесной задницы, летающей - вверх, вниз, казалось без опоры, было потрясающим, я с ужасом подумал, что быстро кончу, но один, и попытался несколько унять эту вакханалию, подложив ладони под Ларины ягодицы, чтобы замедлить силу и ритм её движений. Этим я нечаянно подтолкнул ее, она опрокинулась руками на мои ноги и обхватила кистями лодыжки. Я ТОЛЬКО ТОГО И ЖДАЛ. Осторожно, с тем чтобы Лариса не прекращала прежней экзекуции моего органа, я повернул свои ноги, выдвинул их за тахту и резко опустил ступни на пол. - Ах! - только и успела сказать девушка, сорвавшись ладонями на пол, а я быстро подхватил её руками за ляжки, дрыгнувшие вверх, вскочил и начал рулить ими передвигающееся на руках по полу тело, Ларисе не оставалось делать ничего другого . - Что это такое? - спросила изумлённая "садунья"? - ТАЧКА называется, - ответил я, и с великим восторгом прокатил шагающую на руках живую тачку по всему периметру комнаты. «Тачка» не сопротивлялась, то ли была ошарашена, то ли понравилось. Однако, сил моих со стройным, но грузным телом Ларисы хватило лишь на один заход, кроме того, меня душил смех. Мы рухнули с ней прямо на ковёр на полу, и она тоже расхохоталась. - Взрослый дяденька, а проказник! – обнимала она меня, лёжа на спине, задрав вверх свои блестящие загорелые ноги и содрогаясь от смеха необъятной задницей, провоцируя меня тем самым на новые подвиги. Я загнул её ноги вверх так, что она хрустнула в пояснице, зато обалденная задница взмыла вверх во всей своей красе. Скрестил ей ноги. Премилая выступающая ракушка оказалась настолько тугой, что член протиснулся в неё с немалым трудом. - Кончай же, кончай, крутозадая тёлка! – мысленно молил я её, чувствуя, что не в силах противиться собственному, мощно наплывающему оргазму. Стремясь предотвратить его, я выхватил свой член из сладострастного отверстия, но было уже поздно, на аккуратный пупок соблазнительницы с остервенением излилась стреляющая молочная струя Потом я виновато опустился в кресло и закурил. VII Лариса подошла ко мне, и, как ребёнка, нежно погладила по головке. - Дурачок! Ты не виноват, мне с тобой очень хорошо. И успокойся, сегодня мы кончим оба. Я затравленно взглянул на неё исподлобья. Похоже, в моём арсенале больше не осталось удивляющих приёмов. Она как бы прочитала мои мысли: - Это дело не твоё. Ты только должен быть очень послушным мальчиком. - Это я тебе обещаю. - Попьём пока. И сменим пластинку. Лариса, сама налила себе коньяка, подошла с рюмкой к магнитофону и начала рыться в записях. Я пока тоже выпил. Наконец, она нашла, что искала. Это был … «Блэк Саббат» - изматывающий жилы хард-рок из музыки, которую я сам недолюбливал. Она подошла ко мне, села на колени тёплой задницей и, обхватив руками за шею, спросила: - Ты выполнишь всё, что я попрошу? - Да! - И будешь молчать, если станешь удивляться, и не препятствовать? - Да, - твёрдо ответил я, готовый вынести любые мучения ради такой девушки. Она поцеловала меня и усмехнулась, угадав мои мысли: - Не бойся, тебе не будет больно, ложись в постель. Я покорно плюхнулся на тахту. Лариса прихватила с полу бутылку с шампанским, легла на спину к стенке рядом со мной и попросила: - Открой её, только тихо, без выстрела. Я повиновался, как обещал и, присев на кровати, осторожно открыл шампанское, не пролив ни одной капли. Тут Лариса взяла свою сумочку, брошенную по приходе в дальний угол тахты, и достала из неё ... большой шприц на двадцать кубиков. - О, боже! Она наркоманка, - мелькнуло у меня. Потом девушка достала из сумки иглу, большую, под стать шприцу, но с чуть притупленным концом. - Набери в него шампанское, - попросила она. Я с дрожью выполнил её желание. - Повернись ко мне. Я повернулся. Она чуть приподнялась и, взяв между большим и указательным пальцем маленький розовый сосок груди, приказала: - Коли осторожно, видишь тут отверстие молочной железы? Никакого отверстия я не увидел, только маленький шрамчик. - Но... – растерянно пробормотал я. - Без но! Ты обещал! - впервые услышал я превращение мелодичного серебряного голоска в резкий металлический голос. Совладав с дрожью рук, я осторожно - не хватало ещё членовредительства нежного органа, ввёл иглу в шрамчик. - Ну, что замер? - улыбнулась «оторва». Я вспомнил беседу с Виктором, сейчас мне, наконец, стало ясно, о чём он не хотел рассказывать, что от кого-то слышал. Медленно подвигая поршень шприца, вдул в её грудь лошадиную дозу «лекарства». - Набирай шприц ещё раз! Я повторил операцию, на этот раз со второй грудью. Лариса ощупала груди и сказала: - Мало. Давай ещё по шприцу. После повторения экзекуции груди заметно раздулись. - Я тебя люблю, - сказала девушка, - ложись на меня. Я осторожно опустился над ней на стоячих руках. - Вставляй свой член и соси мне груди. - Так вот что она выдумала! Она расширяет эрогенную зону от сосков во внутрь груди! – промелькнуло в моей изумленной голове, но я исполнил её желание и приложился своими губами сначала к одному, потом к другому соску. - Вот так и меняй груди, пей меня! О, как хорошо! Долби, долби меня х...м! Подстёгнутый каким-то новым, неизвестным для меня возбуждением Ларисы, я скоро возбудился сам и моё изумление переросло в безумие выпивания её тела. Даже в моих фантасмагорических снах, ТАКОЕ не могло придти в голову. Я высасывал шампанское из грудных желез, и это вино ударяло в голову сильнее, чем коньяк, она обхватила меня за спиной руками, мой орган яростно проникал до матки, а она в полузабытьи шептала: - Милый … Родной ... Единственный … Тут я почувствовал, как её по настоящему начал забирать оргазм, в её влагалище что-то закрутилось, и она пережала пенис так, что он затрещал. - Пусть лопнет мой прибор! – в исступлении пронеслось в голове, - пусть погибнет весь мир вместе с нашим оргазмом! - О, о, о! - закричала Лариса, и из глаз её потекли крупные слёзы. Она кончала так, как будто умирала, я вспомнил, что где-то читал, что настоящий оргазм - это маленькая смерть. - О, вонзи мне член в ЖОПУ! – простонала девушка. Я выполнил её просьбу, я чувствовал, что мой взбешенный орган разрывает нежное отверстие, она опять закричала, на этот раз от боли, но я уже никак не мог остановить собственное безумие и просверливал её прямую кишку до конца, в помутнённой от разума голове кругами поплыл туман - я тоже кончал и умирал. Придя в себя после излияния, я заметил, что Лариса всё ещё корчится в конвульсиях оргазма, обильно выбрасывая на простыню и на мои ноги свой горячий секрет. Когда, наконец, её сознание вернулось с того света, первым, что она произнесла, было: - Не переживай! Я знала как это больно. Но мне это было НАДО. Я молчал, в который раз за сегодняшний вечер, поражённый таинственной психикой женщины. - Ты сама придумала всё это? - наконец, спросил я. - Не сама - это придумал он. - Кто он? - Тот, который первым научил меня кончать таким способом. Мы с ним долгое время трахались, но кончить я никак не могла, хотя очень этого хотела. Кстати, ты ничего не чувствовал, когда сосал мою грудь? - Чувствовал. Сильное возбуждение. - А ещё? - Ну, ещё … - при всей интимности между нами, мне было трудно в этом признаться. - Что же ты чувствовал ещё? – мягко подбодрила она. - Мне казалось, что я маленький и сосу маму, - смутился я. - Такой маленький мальчик с большим х..м! – съязвила Лариса, но тут же, по серьёзному, продолжила: - Вот и он мне так сказал. Но до этой операции. Он уверял, что мне мешает кончить отсутствие полного родственного слияния душ, а это впитывается только с молоком. - Молоко заменили на шампанское! – тоже съехидничал я. - Виктор не любит молоко. - Виктор? Какой Виктор? - Диск-жокей из танцклуба. ч. 2. ДЛИННЫЙ ХВОСТ КОРОТКИХ СВЯЗЕЙ VIII Нас закружил бурный водоворот первых дней ненасытного обладания друг другом. Утром вместе уходим: она в колледж, я на работу. Моя нимфетка трезвонит каждый час: - Вспоминал обо мне? - Только о тебе и думаю. - Милый! - Малышка! - Как тебя люблю! Из глубин моей души накатывает благодарная волна с желанием обнять весь мир… И тут же непроизвольно вылетает вздох, наверно, от страха потерять Ларису, слишком, всё-таки, большая разница лет. Она угадывает моё замешательство: - Вадик, не думай о годах. Знаешь, как трудно стать родными! Ты мне самый родной. Больше, чем мама и папа. - Я люблю тебя! - Вечером докажу, что люблю тебя больше! В изнеможении откидываюсь на спинку кресла, в голове туман, в нём летают ангелы и хором поют: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…» Наверно, со стороны я смотрюсь счастливо глупым. Мои сотрудницы, заходя по работе в кабинет и, привыкнув раньше видеть начальника всегда сосредоточенным, шепчутся за моей спиной, но мне наплевать. Нагло повесил на дверь табличку: «Без разрешения не входить»; теперь можно спокойно говорить с Ларой и дремать в кресле, досыпать от бессонной ночи. Приехал из командировки Виктор и сразу доложился по телефону: - Как ты там старина? - Нормально, - отвечаю буднично, не собираюсь посвящать предшественника в подробности, - как съездил? - Шикарно! Был на семинаре в Риге. Привёз настоящего бальзамчику, заглянуть с ним к тебе? Засверлило в голове: «Узнал уже, что Лариса со мной? Ну, нет, не расколюсь». - Работы много по вечерам, давай сам позвоню, забегу. Но Виктор сразу напрямую: - С оторвой познакомился? - Ну да, - признаюсь, отпираться глупо. - И как? - Прелестная девушка. - Рад за тебя. Теперь от Татьяны излечишься. - Ну да. «Собственно, что раздражаться, - думаю я, - благодаря Виктору узнал я Ларису». - Чао! Звони, - удовлетворяется он. Положив трубку, пытаюсь определить своё нынешнее отношение к приятелю, которое до встреч с Ларисой было самым благожелательным. Мысли текут в разбег. - Впрочем, что я ершусь? Ну, была с ним до меня, но, ведь, к прошлому не ревнуют. Но это он растлил её блудник! Однако, что значит растлил? Ей с ним было хорошо. И кто сказал, что он у неё первый? Рассудок успокаивает, а сердце люто ненавидит Виктора. Вспоминаю слова мудреца: «Если разум расходится с велением сердца, поступай, как хочет сердце». В полном раздражении, иду в комнату сотрудниц и задаю им трёпку за ленивое освоение компьютера. Вечером Лариса приготовила вкусный ужин. - Сейчас докажу тебе свою любовь! – прыгает ко мне прелестница, раскрасневшись от вина. Опускается на колени на ковёр и расстегивает молнию на моих джинсах. Волшебница захватывает быстро напрягающийся орган в свой кулачок, производит им несколько плотно обжимающих движений вниз-вверх и бесстыдно, в упор смотрит на меня. Ей нравится наблюдать, как моё лицо искажает гримаса похотливого нетерпения. Я шумно дышу через рот. Заворожено, высунув язык, девушка следит за нервными вздрагиваниями фаллоса. Чувствую, как быстро наплывает оргазм, и притягиваю за волосы голову труженицы к объекту мужского сладострастия. - Возьми его в рот! – задыхаюсь я. Она захватывает предмет мужской гордости губами и судорожно всасывает. Лариса делает заглот, так что я ощущаю нежной головкой влажные ребристые складки золотой глотки. Мученик разряжается мощными прерывистыми струями. Широко раскрытыми глазами наблюдаю чудную картину, как юная красавица захлёбывается, глотая потоки спермы, но не выпускает источник излияния, а, наоборот, высасывает его со всей силой. Я испытываю неимоверно продолжительный оргазм, она вытягивает из меня все соки. Лицо девушки раскраснелось, её глаза направлены на меня, но отрешенно смотрят куда-то внутрь себя. Я догадываюсь: - Ты тоже кончила? - Да! Так, в первый раз. Огромное желание зацеловать её всю, но … нет сил, полная расслабуха. Наливаю обоим коньяк. Лариса проглатывает рюмку и усмехается: - Так легко ты от меня не отделаешься. Раздевайся! Я нехотя подчиняюсь, моя удовлетворённая плоть не хочет ничего. - Прыгай на стол! Я, конечно, не горный козёл, поэтому ступаю сначала на кресло и затем на стол. Лариса смахивает с него посуду на подоконник. Она приседает на колено и снизу смотрит на меня: - Вот так – самый прекрасный вид на голого мужчину. Сразу видно, что главное у него х...й с яйцами. Юных красоток украшает всё, даже отборный мат из чудесных губ. Я хохочу, девушка приподнимается и берёт снова в губы успокоившийся член. Не столько её ласкающие движения возбуждают меня, как вид раскрасневшегося лица молодой игруньи, прилипшей снизу к плоти мужчины, который гордо возвышается на пьедестале, как памятник. Мой главный мускул напрягается вновь. Странное дело - минуту назад не хотелось ничего. Тут Лариса коварным движением выхватывает из кармана халата крепкую верёвочку и туго перевязывает фаллос у самого основания. Он и так раскалён от длительного трения, а сейчас запылал от перетяжки ещё больше и чудовищно распух. Мне чудится – он трещит, пытаясь вырваться из оболочки. Лариса, склонившись, прихватывает пылающее чудовище губками пару раз: туда – сюда, потом вскакивает: - Слезай со стола! Только осторожно. Я соскакиваю на пол. Вижу - плутовка держит в руке конец от верёвочки. Она быстро скидывает с себя халатик, плюхается пружинистыми ягодицами на вздохнувший стол и, упершись руками о край, со скрипом проскальзывает по полированной поверхности на средину. Распласталась, голова почти упёрлась в зеркало на стене, задирает ноги вверх и раздвигает могучие ляжки. Кончиками пальцев раскрывает сладострастный бутончик. Приглашение ясно без слов. Стоя на выпрямленных до судороги ногах, вонзаю перевозбуждённый штырь в открытую рану, облапив сверху обеими ладонями набухшие шары грудей. Жёстко протыкаю, она яростно отзывается размашистыми движениями задницы навстречу. Сумасшествие тел. Скоро я чувствую, как изнутри меня, от мошонки до пульсирующих висков, распирает высокое давление. Смотрю через Ларису на себя в зеркало. Лицо и грудь побагровели, как от сплошного ожога. Становится страшно. Пытаюсь вырвать свой член из влагалища, но Лариса не пускает, крепко вцепилась руками в мои ягодицы и шепчет с хрипотцой: - Потерпи. Я дёрну, когда надо. Вижу, она намотала один конец от узла верёвки себе на пальцы. - Дёргай! – кричу я насильнице. - Рано, – отвечает она, пристально всматриваясь в моё лицо. Её хамелеоны горят красным цветом, дьяволица пожирает мою энергию! Всё, сейчас взорвусь! Тут она резко дёргает за верёвку. Я выстреливаю мощный заряд спермы внутрь влагалища. Тело Ларисы отлетает, ударяется головой о зеркало, оно падает со стены и с дребезгом разбивается на осколки. Мой измочаленный орган враз сникает, пот льёт с меня градом. Прелестная ведьма трясётся и стонет в затяжных конвульсиях на столе, крутя пальцами соски грудей. - Прямо война со взрывами, - хрипло шучу я, чуть придя в себя. - Ты недоволен? Зеркала жалко? - Что ты, моя чудесница! Я приподымаю её со стола и легонько толкаю к тахте, сам шатаюсь и спотыкаюсь от усталости. - Удивляюсь, – говорю я, после того как мы шлёпнулись на постель, - откуда девушке в пятнадцать лет знать всё это? - Откуда? От верблюда! – отвечает она по-детски, - но такое у меня было только с тобой, просто девчонки рассказали об этом способе. Без сомнения, сегодня вечер сексуальных открытий. Я всё же подозреваю, такое она вытворяла уже с Виктором, но не хочется об этом думать. Однако ревнивая мысль о сопернике не проходит. Спрашиваю: - Почему вы разошлись с Виктором? - Потому, что он никого не любит, кроме себя. - С чего ты это взяла? - Знаешь, он пригласил меня на групповуху, там какая-то Ленка была, Наташка и пять кобелей, я еле сбежала. - Вот как. И больше с ним не встречалась? - И не встречусь. У меня есть ты, ты совсем другой. - Какой? - Добрый, любишь меня. Она целует меня в губы, прижавшись всем телом. - А над «добрым» можно издеваться? – делано возмущаюсь я. - Ещё не то будет! Тебе же нравится, нравится, я вижу! - Нравится. Только как ты в пятнадцать лет пришла к познанию вершин наслаждения через муки? – с пафосом восклицаю я. - Знаешь, у меня все друзья взрослые мужики. И подруги старше меня, много знают. - Тебя Виктор лишил невинности? - Нет, другой, ты его знаешь. - Откуда? - Его все знают – Андрей, вышибала в ресторане. - Вот как. Ему тоже лет сорок. - Ну да. Мы с подружками заказали столик на мой день рождения. Предки только что уехали в Волгодонск, я почувствовала себя взрослой и самостоятельной. - Сколько тогда тебе стукнуло? - Четырнадцать. Но я смотрелась почти как сейчас. - Тёлкой в теле? - Вот именно, у меня и кликуха - «тёлка». - Сама пошла с ним? - Нет. Я напилась, вышла в туалет, а он затащил меня в тёмный, пустой банкетный зал и трахнул на кушетке. - Ты, конечно, не сопротивлялась? – ехидничаю я. - Что ты! Огрызалась. Кричала: мне четырнадцать лет, будешь отвечать! - Не ври. Покажи паспорт, – скривился он. - Дурак, какой паспорт, мне только сегодня исполнилось четырнадцать! - Все вы врёте! – навалился он на меня и сделал своё дело. Кричать было бесполезно, гремела и заглушала всё музыка. - Да – а – а … - представил я картину, но странное дело, вместо жалости к изнасилованной девочке, неожиданно возбудился, перевернул рассказчицу на бок задницей к себе и натянул за талию на болезненный член. - Чёрт знает что, - подумал я, задыхаясь в очередном оргазме, - как представлю Ларису с другим, так хочется сразу ей всадить. На другой день моя наркота (я попал в полную зависимость от сладкого тела юной нимфоманки, и вся другая жизнь, кроме половых актов с ней, казалась нелепым ненужным фоном), позвонила мне на работу: - А я купила тебе подарок. - Какой? - Придёшь – увидишь. - На какие шиши? Я знал, что в ящике стенки, куда бросал деньги, осталось только на пару дней до получки. - Получила стипу. - Вам ещё и платят? - искренне удивился я. - Мы же вундеркинды. Не теряй меня, сегодня задержусь, пойду вечером к подруге зубрить алгебру! - Тогда я тоже вечером поработаю. На моём столе скопилась приличная куча бумаг, работу я забросил совсем, надо было «разгребать». IX Пришёл поздно, часов в десять. Но Ларисы ещё не было. Над столом висело новое овальное зеркало, вместо прежнего прямоугольного. Тёплое чувство нежности к девочке обняло меня. - Любит, любит, - шептал я. Однако за окном смеркалось, а её всё не было. Я проглотил стакан бюракана, пища в горло не лезла, и вышел на улицу. - Где искать Ларису? – думал я, бросая одну сигарету за другой. - На её квартире? Бесполезно. Связка ключей брошена на тумбочку рядом с телефоном. Всё-таки я вернулся за ключами и дошёл до квартиры девушки в последнем доме на краю города. Но там никого не было. - Что случилось? Уже скоро двенадцать. Наш город выстроен в лесу, от моего дома он зеленеет через дорогу, и по всем кварталам тоже разбросаны не вырубленные деревья. Я перешёл через автобан и пошёл по асфальтовой дорожке вдоль леса. Вдруг, я вспомнил про Виктора: - Она там! Он же здесь рядом живёт! Лихорадочно ускорил шаг. Почудилось: Лариса где–то рядом! Напряжённо всмотрелся в глубину леса. Послышалось всхлипывание, я узнал родной голос и увидел белевшую в темноте шагающую девушку. Она совершенно обнажена и спотыкается о корни деревьев, еле сохраняя равновесие высокой фигуры. Я подбегаю к голой подруге, она падает мне на грудь и рыдает. Её ротик источает неповторимый аромат рижского бальзама. Без сомнения идёт от Виктора – в городе этот напиток не продаётся. - Что случилось? - Пойдём домой, я замёрзла! Девушку на самом деле трясёт, ночь слишком прохладна для обнажённого тела. Я снимаю с себя и одеваю, на Ларису свитер, она, с длинными ногами, кажется наряженной в мини-платье. Пострадавшая рыдает до самой квартиры, и дома, залпом захлёстнув полный стакан бюракана, всхлипывает вновь: - Я думала – как пойду голая по городу! - Ты была у Виктора? - Да, у этой сволочи. - Ты же не хотела встречаться с ним! - Он позвонил мне и слабым голосом попросил прийти – тяжело болен. - Сыграл на жалость? - Конечно. Здоров как бык. - Что потом? - Стандартная программа: выпивка, приставание. - Разве можно оставаться одной с мужчиной и пить? Он явно расценит, что девушка пришла трахнуться! - Я такая дура! – плачет Лариса. Молчу. Она цепко ловит мой взгляд: - Не думай, ничего не было. Я тебя люблю! Не мешаю ей высказаться. - Он пытался взять меня силой, не вышло, я тоже сильная. Тогда он изодрал моё платье и трусы и вытолкнул на площадку. Думал, что попрошусь назад от стыда идти голой, но я сбежала и проскочила в лес. Я подымаюсь со свирепым видом. - Ты куда? - Пойду бить ему рожу! - Не надо, не надо, милый! – вцепляется Лариса в меня, - не сегодня, мне страшно оставаться одной! - Ладно, куда он денется, - думаю я, в глазах красавицы ужас. Вдруг, сознание отмечает, что мстить Виктору хочется больше не за то, что он надругался над девушкой, а за то, что предал нашу мужскую дружбу. - Господи, какие мы все эгоисты, – вздыхаю я. Усталая гуляка задремала, но пресекла на этот раз всякие попытки близости, хоть мной и овладело дикое желание овладеть ей, как в тот раз, когда она рассказала об изнасиловании. Утром я собрался «чистить Витьке рожу», пока он не ушёл на работу. - Опоздал, - усмехнулась Лариса, - он сегодня в отпуск уехал, кстати, у него был билет на самолёт и для меня. - Что ж вчера не сказала? - Зачем? Я не сучка, а ты не кобель, чтобы драться за самку. Я задумался над поведением Виктора. Наверно, он не сомневался, что покорил сердце девчонки, а мне подсунул её для проверки, пощекотать нервы. И завибрировал, когда понял, что роскошное чудо бросило его. «Имеем - не жалеем, потерявши - плачем», – вспомнился мудрый стих. X «Что делать с отпуском? – размышлял я. Ещё до знакомства с Ларисой, я выкупил путёвку в санаторий «Ерино» под Москвой, престижную – в нём отдыхали космонавты. Путёвка с первого июля, а подруга сообщила, что у неё день рождения третьего числа - ей исполнится шестнадцать. «Господи, - всё у нас с ней - просто яркая короткая вспышка, слишком большая разница в возрасте. Жизнь моя превратилась в полную зависимость от её тела, не потяну я долго такие сексуальные упражнения с постоянными выпивками и стрессами. Придётся не раз отбиваться от посягательств кобелей на совершенное тело. А мне надо отдохнуть, поправить здоровье. Сказать ей спасибо за то, что излечила от Татьяны, а там … всё перемелется и жизнь пойдёт своим чередом». «О, боже! – возражал другой голос, - уеду на курорт, Лара, конечно, найдёт с кем праздновать день рождения, а раз я её предал, именно так оценит она мой поступок, то бросится во «все тяжкие», даже не желая этого. Выходит, я сделаю подлянку. Ладно, скажу пока про путёвку». - Что ты выдумал? – возмутилась девушка. - Хочешь бросить меня? - Но Лара, все хотели получить эту путёвку, а досталась мне. За здоровьем надо следить. - Не воображай себя старпёром. Тебе многие молодые могут позавидовать. Я неуверенно молчал. - Ну что же, поезжай, - уже спокойно сказала Лариса. – В июле у меня кончатся экзамены, и я прилечу к тебе. - Зачем такие жертвы? - Дурачок! – девушка прижалась ко мне, по щекам текли крупные слёзы, - я боюсь тебя потерять. Знаешь! - вдруг зажглась она, - я собиралась после экзаменов к предкам в Волгодонск – поехали вместе! - Сколько лет твоим «предкам»? - Маме сорок пять, папе сорок восемь, старички по сравнению с тобой. - Шутишь? Лариса отскочила от меня на пару метров: - Да тебе тридцать не дашь! - Да уж! – усмехнулся я. - Нет, правда! А ты знаешь - какая на Дону рыбалка, какие пляжи? Курорт получше твоего «Ерина». И, главное, рядом я. Вадик, если я тебе не девушка, то кто? Я обнял, поцеловал встревоженную богиню и сказал: - Путёвку сдам. Давай думать, кого пригласим на день рождения? - Девочки мои – мужики твои, но пусть приходят без «самоваров». До сих пор мы с Ларисой жили самодостаточно, вполне хватало друг друга. Кто-то являлся без приглашения, например, лучший мой друг Сашка – партнёр по кооперативу, но Лариса быстро находила предлог для удаления незваных гостей. Красавица была неотразима для мужского пола, при виде её терялся даже татарин Фаукат, другой мой товарищ, «расстрига» - мент, уволенный из органов за дерзкие гулянки. На подчёркнуто вежливую просьбу девушки: «Мы устали и хотим отдохнуть», татарин, обычно нахальный, моментально испарялся: «Ухожу, ухожу!» С «сильным» полом Лариса умела ладить, мужчины попадали под гипнотическое обаяние цветущей внешности и милой непосредственности, свойственной только юным девушкам. На день рождения явились: Сашка, Фаукат, долговязый Игорь, сосед Женька. Этот пришёл с «самоваром» - Ольгой, любовницей двадцати трёх лет. Женькина жена сбежала в другой город к родителям; открылось, что второго ребёнка она ждёт не от мужа. Увидев как-то у меня Ларису, сосед заныл: «Тоже хочу молодую». - Будет тебе молодая! – успокоила Лариса и тут же вызвонила свою старшую подругу, красивую разбитную разведёнку. С тех пор Ольга жила у Женьки. Лариса пригласила Марину, Юлю, сексапильную задумчивую брюнетку лет двадцати, оказавшуюся тоже без родителей с собственной однокомнатной квартирой, и единственную подружку из колледжа шестнадцати лет - Свету, яркую блондинку, такую же акселератку, как она сама. Мужики были в «отпаде». Какие девушки! Включили Токарева, его обожал Фаукат: Девчонки с визгом крутили задницами, кобеля подпрыгивали и крутились, стремясь перещеголять друг друга. Наметились пары. Фаукат, старше всех, конечно, запал на самую младшую – Светку. Оказалось, что его дочь - её подруга со школы, блондинку он видел раньше и мечтал о ней. Лариса сама подтолкнула молодушку любвеобильному татарину, чтобы тот отстал от неё самой. Светка пришла в восторг от рок-н-рольных прыжков худощавого партнёра, которыми тот виртуозно умудрялся танцевать на юную даму. Игорь чуть переморщился, имея сначала тоже виды на Светку, но сексапильная Юля, любившая выбирать сама, уже давала авансы, повиснув на парне тугой грудью, и приятель радостно бормотал ей на ухо всякую чушь. Толстый Женька уже два раза сбегал с Ольгой в свою квартиру и, насытившись человечиной, с аппетитом уминал теперь буженину и ревел под Токарева пьяным голосом. Марина охмуряла Сашку, что не мешало ей перебывать на коленях у всех мужиков, стоило тем присесть. Самцы удовлетворённо хохотали и с удовольствием отвечали на объятья и поцелуи резвой пышногрудой блондинки. Девчонки сначала косились на неё, но потом сами стали подражать ей. На что «профессионалка» ехидно заметила: - Что миряне, то и обезьяне! Однако меня Лариса одёрнула, а Марину сбросила с моих колен. Она оказалась необыкновенно ревнивой. Тут ещё позвонили с работы, я отдал на ВЦ во вторую смену решать задачу, и бархатный голос программистки пытался выяснить у меня какие-то неясности. Пьяная красотка, разобрав, что голос женский, вырвала из моей руки трубку. На попытки объясниться, она просто оторвала трубку от телефона. Я ругнулся, но Лариса, как ни в чём не бывало, вывела меня на круг и сразила наповал совершенным исполнением «танца живота». Не только меня. - Классно! – орал Игорь. - У, у, у! – неуклюже пытался пристроиться Женька сзади вёрткой фигуры красавицы. Все встали вокруг нас. Обаяние Ларисы всегда распространялось и на женский пол, она считалась у них лидером, не смотря на возраст. К ней не ревновали мужчин, а восхищались тем, что может увести любого. Я тоже присоединился к кружку зрителей, чтобы не мешать эротичному танцу в переполненной комнате. И тут прилично подпитый Игорь восторженно шепнул мне на ухо: - Какова! Эх, жаль, что имел с ней только раз! - Ты врёшь! – развернулся я к нему. - Вру, вру Вадик! – поспешно ретировался от своих слов приятель и добавил: - Я же только хотел, ничего не было. Однако пьяное признание ударило мне в виски, я схватил танцорку за руку: - Хватит скакать, а то ещё кто-нибудь трахнет! Она поняла всё сразу и с ненавистью обожгла Игоря взглядом. - Болтун, - негромко, но веско произнесла Лариса. Я понял: у них было. В комнате повисло напряжённое молчание. Спас ситуацию Фаукат: - Да я давно знаю, что Игорь трепло, не обращай внимания. - Трепло, трепло, - тут же согласился парень, согнувшись пополам. Он и так был худой и сутулый при росте метр девяносто, теперь вся его поза вызывала полное смирение, и моё боевое настроение улетучилось. Лариса произнесла сакраментальное: - Мы хотим отдохнуть, - и толпа с улюлюканьем, глотая на ходу рюмки на «посошок», покинула наше гнездо. Марина ушла с Сашкой последней, произнеся нараспев: - Ты Вадик не обижай Лару, у ней ранимая душа. - И добавила, глянув на подругу: - У этой крутой кобылицы Я не знал – смеяться мне или плакать, но ночь помирила нас. XI Мы приземлились в Ростове, там надо было сделать пересадку в город к родителям Ларисы. Она одела шикарный светло голубой костюмчик с короткой юбкой в обтяжку, все мужики таращились на её гордое, красивое лицо. Лицо, одновременно юное и окончательно оформившееся по женственному, без подростковой угловатости, притягательное и надменное одновременно от чуть тяжёлого подбородка. Наблюдатели облизывались на выпуклости юниорки и длинные загорелые ноги. Все они были не прочь побывать между них, это прямо читалось на лицах кобелей и раздражало меня. Мы сидели в зале, ожидая рейс на Волгодонск, красавица прикорнула на моей груди, выставив вперёд обольстительные конечности. Вдруг она встрепенулась и прошептала мне на ухо: - Смотри, что он там делает? Я взглянул по направлению, указанному её глазами. Напротив, метров за десять сидел высокий молодой парень. Рука его была засунута в карман, а лицо искажено гримасой сладострастия. Парень бурно кончал в штаны на Ларису. Могучий выброс в эфир сексуальной энергии разбудил девушку, и она задрожала всем телом, мысленно подаваясь навстречу бурному порыву. Парень отвёл глаза в сторону, но я успел заметить его удовлетворённую усмешку на рефлективный отзыв красавицы. Я встал и потащил Ларису на выход к взлётному полю. Родители были в отпуску и смотались на Дон. Дочка звонила им перед отлётом, на столе лежала записка с информацией о запасах пищи в холодильнике и подробным описанием маршрута к месту стоянки на реке. Я положил Ларису на родительский стол и с нетерпением овладел ей, ощутив неестественное возбуждение от памятной картины в аэропорту. - Пусть они жрут тебя глазами, а трахаю я! – почти с ненавистью втолкнулся я в притягательную щель, крепко обхватив плотные бёдра. Красавица мило улыбалась в ответ. Через пару часов мы добрались до семейного бивуака на самом берегу величественной реки. Отец, Владимир, оказался добродушным великаном крепкого телосложения, ростом Лариса вышла в него. Он сразу налил мне полный стакан коньяка, остальное разлил меж троих. Я принял и поглотил сразу весь напиток, в знак благодарности к искреннему расположению Владимира ко мне. Жена его – Маргарита, невысокая, чёрно смольная, с цыганской внешностью, напротив, настороженно всматривалась в меня. «Не пара я её дочери» - читалось в её глазах, однако, она промолчала. Лариса восторженно начала рассказывать, какой я умный, как ценят меня на работе, какой у меня оклад по верхней сетке. Последний аргумент, видимо, смягчил «цыганку», и она показала в сторону стоящей в пяти метрах палатки: - Спать будете там, отец поставил. Выпитый коньяк вдарил в голову. Захотелось поразить «цыганку» своей доблестью. - Смотаю за Дон, туда, сюда, - небрежно бросил я, словно всю жизнь был рекордсменом по плаванию. - Там воронки! Не стоит! – возразил отец. «Тёща», наоборот, посмотрела с вызовом. «Не дождётесь!» - усмехнулся я про себя и, быстро раздевшись, с разбегу вбежал в холодную воду. На этом месте глубокая река закручивалась извилистыми берегами, течение набирало скорость, взбаламучивало воду снизу, и она не успевала прогреться. Широкий Дон я перемахнул быстро и обернулся, достигнув берега. Лариса внимательно смотрела за мной, приставив ладонь козырьком ко лбу. Её мать тоже смотрела на реку в стандартной «тёщиной» позе – руки в боки. «Однако далеко отнесло меня стремниной», - подумал я. Хотел перейти вдоль берега назад, чтобы не отдалиться от места при возвращении, но всполошился, что не выполню чистым образом обещание «туда-сюда», и, не задерживаясь на месте, поплыл назад. Теперь меня относило быстрее, течение было круче, а на самой середине реки и поджидала коварная воронка. Я понял, что меня затягивает в неё, но только беспомощно барахтался, пытаясь оттянуться от центра водоворота. Быстро терялись силы. «Только не пугаться»! - пронеслось в голове, и услужливая память подсказала манёвр, которым я, однажды, уже избежал утопления на Днестре. Я набрал в лёгкие воздуха и нырнул ко дну под самый центр воронки. Внизу кружение воды почти прекращалось за счёт поглощения встречным, отражённым от дна потоком, и в этой, относительно спокойной зоне, я проскочил опасное место. Когда я вынырнул на поверхность, Лариса, путаясь в ветвях прибрежных кустарников, бежала навстречу. - Эй, всё в порядке! – закричал я и помахал рукой, давая понять, что управляю ситуацией. Мы встретились с ней на берегу метрах в двухстах от стоянки, девушка разрыдалась и крепко обхватила меня за голое тело, как бы вырывая к себе из объятий реки. «Тёща» была сражена моей удалью и целых четыре дня подкладывала мне лучшие куски судаков, которых наловил отец специально к нашему приезду. Назавтра я тоже с великим удовольствием вытащил из реки килограммового судака, мы с Владимиром съездили на резиновой лодке в тихую заводь у излучины, как раз напротив того места, где меня затянуло в воронку. Потекли блаженные праздные дни отдыха на природе. Днём загорали и плескались в реке, вечером палили костёр. Приняв славную дозу натурального цимлянского вина, сидели мы с Ларисой на зелёном пригорке, и величавый поток Дона у наших ног единил с бесконечностью степных просторов, вселяя незыблемую уверенность в вечности нашей Любви. Иногда Лариса брала детский сачок и приглашала меня: «ловить кузнечиков». Мы шли на цветастую поляну рядом с лагерем, девушка отлавливала в высокой траве кузнечиков и гонялась за бабочками. Когда я увидел донского кузнечика в первый раз, то поразился его размерам. Он был раза в три крупнее нашего уральского. - Да какой это кузнечик? Это настоящая саранча, - хмыкнул я. - Ой, ты прав, - согласилась Лариса, - только они здесь … домашние, не собираются в стаи. А дикая саранча, представляешь, я видела их, когда мы впервые приехали сюда покупать квартиру. - Жутко? - Жутко. Мы приехали на Дон, а они сидят тучами кругом на траве и кустах, все листья объели. Мы сразу уехали, и мама даже расхотела покупать квартиру. Но в город они не залетали, и она успокоилась. Девушка расправила кузнечику лапки, осторожно подрыгала ими и выпустила зелёного конька в траву. - А на другой год саранчи не было, и я ловила этих, невредных. И бабочек, - ловко подсекла она сачком порхающую красотку с белыми крыльями с синей каёмкой по краям. - Я тогда собирала их в гербарий, а потом мне стало жалко сушить их на иголках, просто ловила, рассматривала и выпускала. - Сколько тогда тебе было лет? - Тринадцать. «А потом ты вернулась домой и в миг прыгнула из детства во взрослую жизнь, тебя саму поймали, как бабочку», - вспомнил я случай с рестораном, но вслух ничего не сказал. - Я знаю, о чём ты подумал, - усмехнулась она. – Я осталась таким же ребёнком, люблю ловить кузнечиков и бабочек. Она подпрыгнула высоко вверх и смахнула с ладони дуновением губ присмиревшую летунью. «Ребёнок», с выпяченной почти под прямым углом мощной задницей, очень смахивал на сочную налитую кобылицу, мне показалось, что сейчас она призывно заржёт и поскачет по ковылям, а я с восторгом возбуждённого жеребца побегу догонять её и сольюсь с буйной огнедышащей стихией. - Что ты. Тут предки рядом, - охладила она меня. Не раз поражался я чтению прорицательницей моих мыслей. Как-то я слышал, что у женщин гораздо больше развито правое полушарие - интуитивное, и большой вопрос, что вернее: мужской разум или женское подсознание? XII На пятый день разразился скандал. Ранним утром я не обнаружил рядом с собой согревающее ларисино тело. «Рано ещё» - зябко поёжился я от прохлады с реки, - «где она?» Выбрался из палатки. Тихо, предки спят, кругом никого. Пошёл наугад вдоль берега. Метров за триста от нашего места заметил: из-за веток деревьев просвечивает мелькающими бликами костёр. Я приблизился. Лариса королевой, в одном открытом купальнике, в нём она обычно спала, восседала на массивном брёвнышке и цедила из горлышка портвейн. У её ног возлежали пажи, ребята в возрасте шестнадцати - семнадцати лет. Все трое гладили её по ступням, а один подбирался уже по бедру к вожделенному месту. Сердце заколотило, как будто хотело вырваться из груди, я прихватил оказавшийся по случаю дрын и шагнул к костру. Наверно, мой решительный вид был ужасен для тесной компании. Парни мигом убрали руки от девушки, и присели на задницы, опершись руками о землю. Лариса бросила бутылку, вскочила с королевского трона, схватила меня за руку, и мы молча удалились. Позже, я узнал, что ребята приняли меня за её отца, иначе поединка было бы не избежать. - Сука! – не вынес я по дороге. Она промолчала. Мы вернулись к палаткам. Я потянул её внутрь, но она вырвала руку: - Дай, проветрюсь на воздухе, не бойся не уйду. Я лежал, стиснув зубы. Если б остался с ней, мог нагрубить ещё больше, а рядом спали родители. Уснуть, тоже был не в силах. Вдруг что-то звякнуло, и я услышал громкий голос отца: - Ты что, оборзела? Я выглянул из палатки. Владимир держал запасы вина в рюкзаке у изголовья, дочка просунула руку под край палатки, та была без дна, и вытянула из рюкзака бутылку. Но пьяная неосторожно задела другие бутылки. Хранитель святой жидкости вмиг проснулся, схватил вора за руку, и сейчас из-под палатки торчала только его голова, больше он не мог пролезть наружу. Лариса, однако, вырвалась вместе с вожделенной бутылкой и, заплетаясь языком, возразила: - Тебе что, для дочери родной жалко? Да? Она отошла на защитную дистанцию и, ловко просунув пальцем пробку внутрь, приложилась к горлышку. Отец, который уже вылез из палатки, очумело смотрел на алкающую дочь. На шум проснулась мать и, оценив обстановку, с криком набросилась на меня: - Вы там запились в городе, не просыхаете! - Я трезвый, посмотри! – пытался обороняться я. - Значит, девочку приучил, без пьянки она с тобой спать не будет! Это оскорбление я не мог стерпеть: - Ну, это слишком! Оставайтесь со своей «девочкой», я уезжаю домой! - Никто тебя и не держит! – вспыхнула «тёща». Всеобщая ссора, спровоцированная Ларисой, вмиг поглотила призрачную гармонию согласия. Рубикон был перейден, отступать было некуда. Отец хмуро молчал. Лариса, проглотив почти всю бутылку, забралась в палатку и рухнула животом на матрац. С великой грустью смотрел я на выдающуюся задницу, которую, похоже, не придётся больше проминать своим передком. Отец осторожно увёл злыдню Маргариту к автомобилю, стоявшему неподалеку, слышно было, как машина заурчала и скрылась за кустами. «Нормальный мужик», - подумал я, «наверно, предоставляет мне возможность попрощаться с Ларисой». Но проститься можно было только с бесчувственным телом. Я порывался плюнуть на всё, собрать нехитрые свои пожитки и отправиться к остановке автобуса за километр от нашего лагеря. «Уже не «нашего», - поймал я себя на мысли. Вспомнив, что в трудные минуты жизни, выручала меня физкультура, решил, пока проспится Лариса, пробежаться до сельского поля, километров на семь, один раз такую пробежку я уже совершал. Быстро натянул спортивный костюм, кроссовки и побежал. Свежий утренний воздух от реки, живописные извилины Дона, убегающие в таинственные дали кустарники, благоухающие распустившимися почками, а дальше равнины с пёстрыми коврами цветов, примыкающие к уже зеленеющему полю с небесами до горизонта, восстановили равновесное состояние души. «Что ж, придётся закончить наш любовный марафон с Ларисой, вместе с финишем этого забега. Чем раньше, тем лучше. За месяц знакомства уже куча стрессовых ситуаций. Если дальше безнадёжно привяжусь к ней, то стану прощать и терпеть всё, но конец всё равно наступит, только ещё больней будет разрыв». Я увлекся в ту пору познанием тайн человеческой психики, серьёзные учёные объясняли любовь проникновением и слиянием двух биологических полей партнёров. Как трудно выживать тому из дуэта, чьи полевые связи оказались, вдруг, разорванными без немедленного замещения на новые! Оголённые концы растерзанного поля притягивают злых демонов виртуального мира, которые устремляются в незащищённую душу и пожирают её. Тяжко, как тяжко! Я вернулся назад, неспешным шагом, бег мешал переваривать терзающие мысли, хотя побежал я с намерением прогнать их. Лариса уже проснулась и освежилась в воде, с купальника стекали ручейки. Она сидела на нашем любимом бугорке перед рекой. - Привет спортсменам! – помахала красавица рукой. Я хмуро промолчал. Она поднялась и мокрой лягушкой прильнула ко мне. - Холодно! – непроизвольно вскричал я. - Сейчас тебе будет жарко. Она достала из-под пригорка бутылку, дошла до столика у кострища и вылила всё в голубую чашку. Вина пришлось больше стакана. - Твоя птичка принесла тебе в клювике. Я выпил. Полегчало. Лариса подвела меня за руку к палатке, затолкнула в неё и стремительно сорвала с меня спортивный костюм, а с себя купальник. Потом толкнула на спину и уселась сверху. Я снова весь оказался в её власти и лишь издавал непроизвольно смачные междометия: - О, как ты качаешь! О, сучка! А-а-а! Вдарь сильнее своей развратной задницей! Мы излились вместе. - Видишь, я научилась кончать с тобой в любой позиции, - наклонилась она всем телом, целуя меня в губы. Захотелось сразу есть. Мы разогрели на костре банку тушёнки с гречей и позавтракали. - Они сейчас вернутся, - сказал я, - не смогу без ненависти смотреть на твою мать. - А, ну их! – махнула дочь рукой, - пошли на Дон, здесь недалеко такие пляжи посреди реки! Давно хотела тебе показать. Мы продрались сквозь густые заросли, как будто специально скрывающие от людей сокровенные красоты природы, и я обалдел. В этом месте Дон раскрылся широкой поймой, огибая с обеих сторон большой песчаный остров. Отдельные ручейки реки разделяли песок на мелкие островки, в заводях ручейков виднелись коврики из белых цветов и зелёных листьев кувшинок, но сам остров был удивительно чистым и сиял натуральным золотым цветом. Красота природы заставила позабыть утреннюю ссору. Мы замерли, прижавшись, друг к другу, и ощутили, как Вечность переливается сквозь нас. Потом поплыли на остров. Лариса набирала из реки полный рот воды и отфыркивалась, пуская китовые фонтанчики. - Не захлебнись! – озаботился я. - Ой, какой противный портвейн! – сморщилась она. - Хоть отвадит шататься по злачным компаниям, - злорадно заметил я. На пляже девушка долго бродила по заводям и рвала кувшинки. Пока она щипала цветы, я поймал себя на мысли, что тоскливо смотрю в верховья Дона, где-то там, в Саратове живёт сейчас моя бывшая жена Таня, что она делает в это ясное летнее утро? До сегодняшнего дня я ни разу не вспомнил о ней после знакомства с Ларисой. Подруга пробудила меня, весело шлёпнув букетом прямо по лицу. - О чём задумался Ермак? - Да так. Природа! – не признался я. - Я ж говорила: чудное место! Я вырвал букет из её рук и хотел отхлестать по заднице за утреннюю провокацию, но она увернулась и побежала, потом изловчилась и выхватила у меня цветы. Так мы гонялись друг за другом по жёлтому песку, как маленькие дети. Лариса, вдруг, коварно подставила мне подножку, я упал спиной на пляж, а она со смехом стала забрасывать золотистыми горстями песка всё моё тело, оставив незакрытой только голову. Пока я отдыхивался от бега, труженица навалила сверху на меня огромную кучу, сразу даже не выбраться. Наконец, тоже приустав, игрунья сбросила плавки и уселась на горку из песка на моей груди. - Ты в моей власти. Хочешь подняться из могилы, заставь меня кончить языком. - Беспутная! – прошептал я, - могут увидеть с берега. - Разве это не чудная картинка! - захохотала плутовка и придвинулась к моему подбородку, пощекотав нос волосистым лобком, источающим благовонный запах. Картинка, во всяком случае, для меня, была действительно чудной. Розовые, сочные, выступающие завитушками, половые губы. - Княгиня, княгиня! – шептал я про себя, познав к тому времени классификацию женских половых органов. Яркое солнце светило прямо в раскрытое её пальцами рубиновое влагалище, блестела перламутром слизистая оболочка, в глубине притягательной розочкой светилась матка с узенькой щёлкой нерожавшей девушки, а маленький бугор клитора вспух от желания, хотя я не прикоснулся ещё к нему языком. «И я появился на свет из такой же божественной колыбели», - промелькнуло в голове, - «как же могу я не стремиться к своей родине»! Я приподнял голову, но оказался стеснён в движениях. Лариса сама перескочила на мой рот, запечатав его влажной плотью. Мой язык начал судорожно вылизывать её внутреннюю поверхность. Когда я вдавился кончиком до щелки матки, девушка вскрикнула и задёргалась. «О! – ты испытываешь неведомый раньше тебе вагинальный оргазм, мы сделали с тобой ещё один шаг вперёд», - восхитился я. - Хочу, хочу кончить! Но не могу! – задыхалась нимфоманка. - Не всё сразу! – прохрипел я внутрь влагалища и осторожно впился зубами в её клитор. Осторожность оказалась излишней, девушка закричала: - Кусай, кусай меня больнее! Она залила мне бурным соком весь рот, это был первый и единственный раз в жизни, когда я глотал от женщины любовный секрет. Мы вернулись в лагерь. Я всмотрелся из-за кустов, родители ещё не появились. - Да они уехали в Волгодонск за продуктами, мать вчера говорила, - вспомнила Лариса. В моём бауле оставалась последняя бутылка коньяка. Я разлил по чашкам. - Всё равно мне придётся покинуть вас, - опрокинул я чашку в рот, - не смогу быть рядом с матерью, я, ведь, не женщина - подлизываться, да и она не пойдёт на попятную. - Пойдёт, уговорю! – беззаботно проглотила девушка коньяк, - но упрямая она, стерва! Время до вечера пролетело незаметно, мы рано легли спать, отуманенные благородным напитком. Проснулся я от шума снаружи. - Как врежу тебе сейчас, чтоб не хватался! - услышал я свирепый голос Владимира. Я выглянул из палатки и вскочил. В тусклом свете затухающего костра на поляне виднелись три силуэта, знакомые поутру, одного парня отец, выскочивший из палатки в трусах и майке, собирался огреть палкой. - Подожди, Владимир, я знаю их, - подошёл я. Отец опустил палку. - Так Вы Ларисин отец? – спросил его парень. - Ну, я. - А мы думали он, - кивнул парень в мою сторону. - О присутствующих не говорят в третьем лице, - угрожающе надвинулся я. Второй парень, постарше, видимо, быстро оценил обстановку: двое здоровых мужиков отделают их троих, и потянул друга за рукав: - Пойдём Игорь! Игорь вырвался, он был пьянее и возбуждённее их всех, я узнал в нём того, который утром почти залез Ларисе в трусы. - Так, - взял я его за плечи, - сейчас скатишься с обрыва в Дон и охладишься. Парень попытался вырваться, но я держал крепко, за предплечья, руками махаться он не мог, ногами тоже, я прижался к нему телом. - Вы Ларисин муж? - спросил старший парень. - Муж, - ответил за меня отец. Я заметил через плечо парня, как скривилась при этих словах Маргарита, тоже вылезшая из палатки. - Игорь, дурак, ты думаешь он отдаст тебе жену? – схватился сзади за рубашку страстного воздыхателя третий парень, - пошли! В глазах Игоря промелькнул взгляд волчонка, приготовившегося съесть свою первую жертву, и потух, встретившись с моим беспощадным излучением, я готов был свернуть шею сосунку и еле сдерживался. Парни обнялись дружной тройкой, поставив Игоря в центр, и зашагали прочь, нарочно шатаясь во все стороны, изображая безнадёжно пьяных. - Ой, да то не вечер, то не вечер, мне раным-рано спалось, - громко затянули они песню, удаляясь с поляны. - Этот нахал залез прямо в палатку, - процедил отец сквозь зубы. - Пошли спать! – дёрнула его Маргарита, обжегши меня цыганским взглядом. На следующее утро я опять проснулся рано из-за отсутствия рядом Ларисы. Хотел выскочить из палатки, но услышал голоса: - Мама, я его люблю. - Что ты понимаешь в любви в шестнадцать лет? - Понимаю. - Он старик для тебя! Я хотела тебя с Сергеем познакомить, из нашего дома, ему двадцать пять, красавец и уже начальник группы на атомном. Увидел тебя на фото и говорит: «Я женюсь на ней!» - Ты не рано мать замуж меня выдаёшь? - Рано, то рано, но там ты изгуляешься вся, уже изгулялась, - нервно бросила Маргарита дочери. - Ты имеешь ввиду Вадика? – ощетинилась та. - Вадик! – усмехнулась Маргарита, - Вадик он для меня, а для тебя Вадим, как там его по отчеству? - Никак! – отрезала Лариса. - Забыла как вырвала тебя из рук… этого уголовника. - Ладно, мама. - Хорошо, хоть я во время прикатила в город, - не успокаивалась Маргарита. Я понял, что тут какая-то тайна для меня и, конечно, опять ничего хорошего. - Ладно, ладно, - вдруг повеселела Лариса, - я познакомлюсь с Сергеем. - А этот пусть уезжает, - ухватилась мать. - Не-е-т, - протянула дочь, - он не узнает. - Какова, какова! - прошептал я, - уже сговорились обмануть меня за спиной. - Если ты не скажешь ему сама, то скажу я! – непримиримо произнесла мать. Лариса соскочила с нашего любимого бугорка, я увидел это в разрез палатки, и всунулась вовнутрь. - Ты не спишь? – удивилась она. - Я всё слышал. - Да я так, чтоб она отстала. - Нет, Лариса, я ухожу. - Как хочешь! – вспыхнула девушка и вынырнула назад. Вещи мои были собраны в сумку заранее, я решил не переодевать спортивный костюм, в котором уснул вчера, и решительно выбрался из палатки. Отец с матерью находились в своём убежище, Лариса сидела на нашем пригорке, спиной ко мне, сцепив руки в замок. Я бросил последний взгляд на любимую фигуру и зашагал к автобусу. В Е-бург билетов на самолёт не было. Купил на Пермь и то на следующий день. Устроился в местной гостинице и отправился по городу убивать время. Побродил по магазинам, прошёлся вдоль величественных корпусов Атоммаша, купил мороженое и сел на скамейку. Тоска! Ноги сами понесли к дому, где жили родители Ларисы. «Зачем?» – сверлила мысль. На скамейке перед домом … сидела она. В лёгком полупрозрачном сиреневом платье, сомкнув крепкие загорелые коленки. Она смотрела в другом направлении и не заметила, как я подошёл. - Лара! Девушка вздрогнула, как-то медленно поднялась, словно её оставили силы, и без слов обняла меня за шею. Мы даже не поцеловались, только стояли и молчали. - Пойдём в дом, - прошептала, наконец, она. - Там мать? – испугался я. - Мы договорились, всё нормально, - потянула Лариса меня на крыльцо. - А мы думали, ты уже улетел, - радостно встретила «тёща». - Садись, садись! - засуетился отец, сейчас коньячку! Гостеприимство Владимира не удивило меня, но … Маргарита? Она объяснила всё сама, как только опрокинули по первой. - Мы тут решили на семейном совете, - обвела она рукой родню, - живите с Ларисой! «За что такая милость»? – хмыкнул я про себя. - Ты человек взрослый, учёный, девочку пока сюда взять мы не можем, ей надо колледж закончить, мы думаем, что ты поможешь ей учиться. - Конечно, помогу! – с готовностью откликнулся я на степенную речь «тёщи». - Это ей папа внушил, - шепнула Лариса мне на ухо. Отец довольно улыбался, и я понял, что в душе он больше матери переживает за судьбу дочери, но не высказывается – молчун по характеру. - Только одно условие, - продолжила «тёща», - прекратите дома пить! - Ой, мама ты уж совсем? – не сдержалась и поёжилась Лариса. До матери тоже дошло, что это уж слишком, и она повернулась ко мне: - Ну ладно, обещаешь, что месяц совсем не будете пить, когда уедете? Хоть отвыкнете чуть от заразы! «А она права, - подумал я, - пили-то мы с Ларисой каждый день». - Обещаю! – твёрдо произнёс я, - а ты? – обратился я к подруге. - Ладно, ладно, - скороговоркой произнесла она. - Нет, ты дай слово родителям, - сурово потребовал отец. - Даю папа! – ответила девушка серьёзно, она, ведь, была не дура и тоже представляла, до чего может довести пьянка. - А вот проверим! – встряла мать, - сегодня пьём последний раз, потом только на проводы. Отец недовольно крякнул, тем самым он лишался лишней рюмки в отпуске, но забота о дочери взяла верх. - Мы с мамой тоже ни капли, - подтвердил он. - Годится! – засмеялась Лариса, она была рада, что всё уладилось, и сейчас достаточно насыщена алкоголем, чтобы согласиться не пить. Родители ушли отдыхать в спальню после тревожной ночи, я робко не посмел заниматься с девушкой любовью в соседней комнате и завёл её в ванную, о края которой она упёрлась крепкими ладонями… После всех треволнений и коньяка я проспал в комнате на диване несколько часов. Очнулся под вечер. Мать хлопотала на кухне, оттуда доносился невообразимо вкусный запах домашней пищи, от которой я отвык за неделю. «Билет! – всполошился я, - надо успеть сдать билет на самолёт». - До какого часа у вас авиакасса? – спросил я «тёщу». - До восьми, ещё успеешь, - ответила она, - а нет, так отец свозит в аэропорт, там круглосуточно. Не хотелось беспокоить лишний раз доброго Владимира, и я заспешил. Лифт долго не приходил, и я побежал по ступенькам вниз. На площадке второго этажа стояла Лариса и целовалась с парнем. Увидев меня, она резко оттолкнула присосавшегося сластолюбца. - Сергей, это муж, - расслышал я её быстрый шёпот. Мы стояли с соперником напротив друг друга, Лариса поднялась на пару ступенек вверх. «Причём здесь он?» - безнадёжно махнул я рукой и продолжил путь вниз. Мой чемодан остался в гостинице, возвращаться в квартиру было незачем. - Вадим! - услышал я на улице срывающийся голос, но не обернулся. В гостинице я нажрался в ресторане в дребедень и утром чуть не проспал на самолёт. В самолёте я досыпал и приходил в себя от перепоя. Настоящие сердечные муки начались в поезде из Перми в Е-бург. Пить уже было противно, есть не хотелось тоже, искурил за дорогу за шесть часов целую пачку. «Ну и хорошо, что так кончилось с этой дрянью»! - настраивал я себя. «Что не сдал билет и улетел. Не хватало ещё застать её с кем-нибудь в постели». Но перед глазами стояла распутная красавица и улыбалась мне нежной любящей улыбкой. «Существует же телепатия. Она сейчас осознала свою беспечность и раскаялась, вспоминает обо мне, потому и видится в таком образе», - успокаивался я на минуту и проникался к фантому любимой девушки ответной нежностью. Так издёргался я до сумасшествия, то от ненависти, то от нежности. Добравшись до дома, не смотря на вселенскую усталость, позвонил Фаукату, не мог оставаться один. Неунывающий никогда татарин тут же прискочил с бюраканом, и я чистосердечно поведал ему всю историю. Выговориться было необходимо, внутри меня колотили друг друга такие противоречия, что забили бы весь организм до смерти. Друг махнул рукой: - Да все они бляди! Не переживай! Я завтра такую деваху тебе приведу. Я вежливо отказался. - Буду с утра ремонтировать квартиру, ещё с весны собирался. - Хорошее мероприятие, - согласился друг, - и как-то даже успокаивает. Вечером прибегу подмочь. - Знаю я твою помощь, начнётся одна пьянка, ладно, я сам. - Как ать хочешь, как ать хочешь, - протараторил весельчак. Я проводил его до середины между нашими домами, как давно у нас было заведено раньше, пока в устоявшееся существование не влезла Лариса. - Здравствуй новая старая жизнь! – прошептал я засыпая. На следующее утро мне показалось, что вся история с юной оторвой приключилась во сне. Так отработал мой организм охранительную реакцию. Впрочем, мой сосед, толстый Женька, личность, однако, романтическая, в ответ на мой упрёк: «Много ты спишь», возразил, однажды, так: - Никто ещё не доказал, что реальней: жизнь или сон. ч.3. АМОК XIII Когда исчезает предмет всепоглощающей страсти, человек обречён на длительный, мучительный стресс. Чтобы не подорвать организм окончательно, мозг включает охранительную реакцию. Может выработаться странная позиция осуждения своих прежних упоительных моментов сексуальной страсти, как чего-то недостойного. Или начнётся игра в пресыщенность любовью - всё суета сует. Но в тайниках души, даже не признаваясь самому себе, человек всегда мечтает повторить сексуальные взлёты, которые пережил однажды. Настоящая причина смурного поведения в том, что очень сложно перестроиться на другого партнёра, когда сознаёшь, что он окажется хуже предыдущего. Где-то на третий день моего возвращения встретил я в магазине, в котором выбирал материалы для ремонта квартиры, Людмилу, учительницу биологии с университетским образованием лет тридцати, разошедшуюся с мужем года два назад. Мы были знакомы с ней раньше, как-то танцевали на вечеринке и, похоже, она давала мне авансы. Яркая роскошная блондинка, с чёртиками в глазах, многие мужчины хотели добиться её, я тоже, в ту пору, но женщина мягко отклонила моё прямое предложение. Она была рада случайной встрече, вышли из магазина вместе, Людмила что-то тараторила звонким голосом, потом, вдруг, осеклась и внимательно посмотрела на меня: - Что с тобой? - Что? - Да ты стал совсем другим, сколько мы с тобой не виделись? - Месяца два, - вспомнил я. - Что случилось за это время? Ты был такой болтун, а сейчас молчишь. Даже не рад встрече со мной, я к этому не привыкла. Последние слова она произнесла капризным тоном, не допускающим даже мысли, что может кому-то не нравиться. «Ага», - взбрыкнула шальная идея в моём потухшем мозгу. «На это и ловят красоток. Когда к вам проявляешь внимание – вы играете сразу в недоступность, когда перестаёшь – тот час же стремитесь навстречу». - Зайдём ко мне – расскажу. Тут я вздохнул непритворно, она поняла это и теперь была просто обязана удовлетворить вспыхнувшее любопытство, как любая женщина. - О, да у тебя ремонт! – остановилась она на пороге комнаты моей квартиры, в которой стены приятно пахли свежей побелкой, а мебель была сдвинута на середину. Впрочем, пол уже был чисто вымыт, хоть и не перекрашен пока, мебель выдвинута аккуратно, так что в уменьшенном объёме комната выглядела даже уютней. Бюракан, главное действующее лицо моей жизни, был немедленно водружён на стол, и началась беседа. Людмила восприняла мою одиссею с захватывающим интересом. Конечно, я не был с ней настолько откровенен, как с Фаукатом, мужчины, выговариваясь перед женщинами, никогда не забывают о собственной гордости. Но она что-то дополнила и поняла цепким интуитивным умом и впечатлилась, что перед ней несправедливо обиженный человек, беззащитный и добрый. К тому же умный и симпатичный мужчина, которого впору пожалеть не только состраданием, а утешить с применением всего арсенала имеющихся средств. Конечно, я не отказался от ответной реакции, когда она встала на моём пути, (я зачем-то сходил на кухню), и прижала к себе с материнской нежностью, быстро перешедшей у нас в нежности сексуальные. Но взял я её с какой-то трезвой рассудочностью, словно осуществлял процедуру заказного коитуса для медицинских целей. Её влагалище оказалось удивительно неглубоким, так что при каждом движении в полчлена доставал я до матки и, видимо, поэтому показалось широким. Кстати, этот признак, который мог оказаться великолепным для толстого, но короткого органа, неожиданно больно опечалил меня. Размер имеет значение. «Где теперь смогу я найти такую чудную игрушку для своего дружка, какая есть у Ларисы». Людмила почувствовала, что не воспламенит меня затуманенной страстью, поэтому прекратила попытки довести до оргазма себя. Однако, поскольку была умной и доброй, то не посчитала меня за сволочь, хотя подобная реакция в таких ситуациях возникает нередко у красивых женщин. Она поднялась с тахты и тут, на тумбочке заметила фотоальбом. Среди множества фотографий она безошибочно выбрала одиночный снимок Ларисы в прелестном голубом костюмчике и, даже не спрашивая – она ли это, принялась громко восклицать, чуть ли не рыдать безутешно: - О, тебе такую больше не найти! Это не девушка, это чудо! Это совпадало с моим настроением, и я раздражённо прервал её: - Прекрати! На ней свет клином не сошёлся. - Вадик! Я девять лет работаю в школе, но таких красоток с умным взглядом не видела! - С развратным взглядом! - С влекущим, чудик! Ой, я бы сама расцеловала её. - Ты что, бисексуалка? - Да что ты! – расхохоталась она. - Нам учителям не положено, разом с работы вылетишь! Она всмотрелась ещё раз в фотографию: - Если честно, с этой бы согрешила. Я выхватил фотографию из альбома: - Порву и выброшу. Людмила ловким кошачьим движением перехватила её назад: - Не смей! Потом будешь жалеть. Закажи лучше с неё портрет и повесь на стенку в обновлённой квартире. Это история твоей жизни, причём самый лучший её период. - Ладно, ладно, - прошёл мой импульсивный порыв, - ты хороший педагог, быстро просветила даже взрослого мужика. - Ну, давай по кофе, и я пошла. Мне нравилось беседовать с этой обаятельной и продвинутой дамой, хоть и взбаламошной, как все красавицы. - Что снова замуж не выходишь? - Женихов нет. - Не верю, с твоими-то данными. - Было за два года три любовника, и ни с одним не вышло по серьёзному. - Сбежали? - Что ты, все предложения делали. Сама ломалась. И что интересно, мужики-то все женились, и жёны у всех, не поверишь, лучше меня: молодые, без детей и с обеспеченными родителями. - Все ищут лучше, чем имели. - Мужики находят, а нам не заказано, дура я с претензиями! - Ну ладно, ещё не вечер. - Да ну вас! – отмахнулась Людмила, - меня недавно в институт пригласили, пока на полставки, так увлеклась новой работой! - Расскажи. - Ты, ведь, физик? - Электронщик. - Ещё лучше, ты Геру Ломакина знаешь? - Знаю, кандидат наук, - вздохнул я. – А моложе меня лет на шесть. - О, он как проклятый работает! Слышал об эффекте Кирлиана? - Конечно, это суют палец в поле высокой частоты, и кругом него свечение. Говорят, по форме свечения можно определить, чем болен человек. - Гера пошёл дальше. Он соорудил установку, в которой человека всего протаскивают сквозь поле, ну как на томографе. Картинка получается гораздо информативнее, чем с пальцем. Видно всю ауру человека, а аура – это душа. - Так, тебя, как биолога, пригласили душу читать? - Да. Гера сам технарь, сначала пробовал вместе с психиатрами работать, их у нас в городе два всего, и оба мужики. Не вышло, зацикливаются врачи, на чём их учили, а здесь нужен новый подход. - Да не только в этом дело, душа – дело тонкое, тут необходим интуитивный женский ум, а у мужиков тупой аналитический. У женщины больше развито правое, подсознательное полушарие, и никто ещё не доказал, что вернее: ум или интуиция, - мудро блеснул я эрудицией. - Гера тоже мне это говорил, когда сватал на работу. Тема, затронутая Людмилой, на стыке технических и гуманитарных наук, заинтересовала меня. Всю жизнь не мог я определить, что больше влечёт меня? В детстве с энтузиазмом собирал схемы радиоприёмников, но не с меньшим увлечением садился писать философские стихи и рассказики, на тему смысла жизни. - Вот чем ты занимаешься. А как-нибудь пригласишь в лабораторию, посмотреть на практике? - Всегда, пожалуйста! Я завела этот разговор для тебя, приходи, посмотришь на свою рваную ауру. А через это лезут в душу всякие гадкие виртуальные сущности, демоны. - Да ну! Запугаешь совсем. - А мы пробуем лечить раскрытую ауру, пытаемся превратить в замкнутый защитный кокон. - Интересно! Обязательно приду, как с ремонтом управлюсь. - Звони! Я поцеловал на прощанье Людмилу с непритворной нежностью и подумал, что пообщайся мы с ней сразу так, моя душа потянулась бы к женщине, и сексуальный акт, наверняка, окрасился бы душевным порывом. XIV В динамиках тихо завывали чарующие звуки «Пинк Флойда». Я только закончил покраску пола в комнате, как в дверь позвонили. - Заходите, у меня руки в краске, - крикнул я. Незапертая дверь открылась. - Оторва! – выдохнул я. В полутёмном проёме двери словно зажглась новогодняя иллюминация. Такую энергию излучала улыбающаяся Лариса, что, казалось, вся светится, с радужным ореолом вокруг! Она бросила в угол коридора сумочку и сняла с моих рук замазанные краской перчатки. - Как славно воняет у тебя мой милый маляр! – прощебетала она со свойственным ей саркастическим юмором и, я, ошарашенный, очутился в кухне, бесцеремонно затянутый туда за член, в который она вцепилась сквозь штаны. Так же очумело не сопротивлялся я, когда она встала на колени, выпотрошила моё достоинство поверх джинсов, и всосала его в рот. Я нимало не задумывался, что это с её стороны: беспроигрышный манёвр на сближение после всего или искреннее утоление голода по мне любимому? Я испытал великое облегчение души, как будто сбросили с меня непосильный груз, неотвратимо прижимающий к самой земле. Всякая способность к размышлению покинула меня. Я просто закрыл глаза и предался блаженству, разлившемуся от пальцев ног до макушки головы. И только иногда вздрагивал, опасаясь проснуться и, как в первый раз, когда Лариса отдалась мне, крутилось в голове: «Так не бывает!» Я не стал допрашивать девушку и устраивать разборки, боялся узнать подробности, вгоняющие в стресс, и так слишком много пережил. К тому же был уверен, что рано или поздно Лариса «расколется» сама, природное стремление к откровенности часто побеждало в ней обманную хитрость, в которой она достигла непревзойдённого профессионализма. Но в первый день напомнил наше соглашение с её родителями – не пить месяц. - Конечно, - радостно согласилась она, - мне мамА подарила книжку про лечебное голодание, - вытащила она из сумки тонкий томик, - оказывается, голодание лучше всего лечит от алкоголизма. Там пишут, что надо голодать три недели, но мы же не алкоголики, правда? Нам хватит одной. - Знаю я про этот метод, даже сам голодал, и очень здорово посидеть недельку на одной водичке, чистится организм. - Так, заканчиваем быстренько ремонт, что там осталось: кухня и коридор? и переселяемся голодать ко мне. Тут у тебя, - вдохнула она воздух, - будешь питаться ацетоном. В Ларисе бурлила неуёмная энергия не только к радостям жизни. С воодушевлённым подъёмом сдирала она в коридоре и на кухне всё лишнее и покрикивала на меня: - Шевели помидорами! - как будто, я залез на неё меж ног, но ленился выполнять мужские функции. В результате, на окончание ремонта ушло всего пару дней. Мы лежим голые, расслабленные после бурного акта любви. Любовь – наша единственная пища уже третий день. Я голодаю в лечебных целях не в первый раз, и пришёл к чёткому выводу: голод не уменьшает, а обостряет сексуальное желание. Чтобы найти подтверждение этому, я раздобыл роман Золя «Жерминаль», на последней странице которого влюблённые, оказавшись без пищи, заваленные в шахте, сливаются телами в страстном возбуждении. - Я устрою тебе такое возбуждение, - с ленивым акцентом, так будоражущим меня всегда, говорит девочка, - что забудешь читать мне глупые книжки. С этим, она достала из тумбочки медицинский термометр и … начала старательно впихивать его в щель моей головки. - Ты что?! – возмутился я. - Разве тебе больно? - Да нет, но он стеклянный, может сломаться. - Испугался! Тогда суй мне! Она раздвинула свои широкие бёдра и засучила пальцами влагалище. - Для тебя он маловат, - засомневался я. - Дурак! Суй в уретру! И, поскольку, я раздумывал, прикрикнула: - Да ты до сих пор не знаешь, откуда женщины писают? Бедный малыш! - Зачем тебе это? - Узнаешь на практике! - Ладно, получай, - согласился я, вспомнив сцену с шампанским в грудь, и, осторожно, начал вставлять градусник в узенькую дырочку на внутренней стенке влагалища под клитором. К моему удивлению, он зашёл туда весь, и я только крепко придерживал его краешками пальцев за верхний кончик, чтобы не провалился. Но тут Лариса отбросила мою руку и ударила градусник по шляпке. Медприбор, к моему ужасу, скрылся в отверстии весь без остатка, а Лариса завибрировала задницей и застонала. Я испугался так, что сразу бросился к телефону, звонить в скорую. Чертовка захохотала: - Успокойся! Я понял, что это был обыкновенный оргазм, достигнутый необыкновенным методом. Удовлетворившись, Лариса произвела влагалищными мышцами сокращательное движение, и градусник выскочил из отверстия. - Вот как! – только изумился я. - Теперь будем совать тебе. Не было никакого желания испытывать этот эксперимент на себе, но мужское самолюбие не позволяло отступать после героического примера партнёрши. Она не стала церемониться и запихала градусник полностью в мою щелку. После этого член непроизвольно задубенел и, не смотря на страх, чего-то захотелось. Лариса оседлала меня сверху и принялась осторожно накачивать. Через пару минут градусник выстрелил в её влагалище, а я ощутил болезненное и, в то же время, по необычному приятное, излияние жидкости по семенному канатику, раздражённому вставленным предметом. - Ну, как? – спросила ведьмочка. - Супер! – прохрипел я. И тут же добавил: - Но больше этого не будет, ни в тебя, ни в меня. Ты маленькая дурочка и не задумываешься о последствиях, если он сломается. - Не трусь, не в первый раз и ничего не случилось. - Так это ты позволяла с другим? - Позволяла. Знаешь, у меня был дружок-зычок. Он, вообще-то, в первый раз просто изнасиловал меня, а потом научил многим штучкам. Я тут же вспомнил подслушанный разговор дочки с матерью, там на Дону. - Уголовник? - Ну да. У него под кожицей были вставлены металлические шарики, б-р-р! – встряхнулась она. - Ну, ты точно, оторва! – смотрел я на неё, потрясённый очередной новостью. - Только честно скажу тебе, с ним я так и не научилась кончать, хотя он очень хотел этого. - А где он теперь? - Ты что! Узнали мать с отцом, тут, ведь, за мной негласная слежка, прикатили сразу, у отца председатель Совета друг, Рустама сразу выселили за зону. Я знал, что у местных властей есть право по закону о закрытых территориях выселять людей, чем нередко пользовались в личных целях. - Не угодно ли, Вам мадемуазель, чтобы Ваш нынешний друг тоже загнал под кожу шарики? – с издёвкой спросил я. - Не угодно. Мне с тобой и так хорошо, - поцеловала меня девушка с непритворной нежностью. За такой сердечный поцелуй я готов был любить её, даже если бы она сама была уголовницей и согласиться на всё. - Тогда, давай, заменим градусник чем-нибудь безопасным, - предложила она. - Чем? – испугался я. - Сейчас! – спрыгнула голозадая нимфа с кровати и слетала в туалетную комнату. Она вернулась с длинным, сантиметров в двадцать, блестящим никелированным штырём. Я понял, что очередной экзекуции не избежать, убедительных аргументов против применения орудия у меня не было. Я только взвыл, когда она всунула его весь в то же место, где недавно провалился градусник. Только закруглённый кончик штыря кокетливо выглядывал из щелки моей головки. Человек привыкает к любым превратностям судьбы и может радоваться даже насилию. Мы стали использовать этот болезненно приятный способ, доводивший нас до остервенения в половых оргиях. На третий день безумства с применением инструментальных средств, я проснулся утром с залитым кровью пахом. Нежная промежность оторвы тоже была вся в крови. После этого она перестала применять орудие сладостной пытки, а, я, на всякий случай, выбросил его совсем. На четвёртый день голодовки я ушёл на пару часов в свою квартиру, переставить мебель на высохшем полу. Лариса хотела со мной. - Это не женский труд, - возразил я, - обойдусь сам. Вернувшись обратно, я застал незнакомую гостью. Они с Ларисой болтали за столом… и пили портвейн. - Что такое? – возмутился я. - Вадик, мы не виделись с подругой полгода, пришла с бутылкой, не выгонять же! - Она не сказала Вам, что четвёртый день без пищи? – обратился я к подруге. - Да ну? За что Вы её голодом морите? - Извините, - еле сдержал я бешенство, поднял со стола ополовиненную бутылку и выставил за дверь на лестничную площадку. - Она ждёт Вас! – раскланялся потом я. Гостья хотела, наверняка, сказать ещё что-то обидное, но Лариса тихо произнесла: - Уходи Вика. Вика хмыкнула, но поскольку я никогда не видел, чтобы кто-то из подруг спорил с Ларисой, удалилась. - Я уж не говорю о том, что ты нарушила слово родителям, пить после голодовки просто опасно и глупо, - сказал я в расстроенных чувствах. - А ничего не случится! Я крепкая! – махнула девушка рукой, - давай я салатик сделаю, мы же купили овощи на восстановление. - Делай, - согласился я покладисто, во время голодания выделяется на язык ацетон, а я ещё и надышался им в своей квартире и, возвращаясь, мечтал покушать, чего бы, конечно, не допустил, если б не этот случай. И главное, раз Лариса выпила, лучше закусить, чтобы не раздражать желудок одним вином. А она, дорвавшись наконец, до алкоголя, весёлая летала между комнатой и кухней и напевала, задевая меня: - А ты такой холодный, как айсберг в океане… Потом мы испытали с ней блаженство первого поедания пищи после голодания. Обыкновенный винегрет, чуть сдобренный растительным маслом, казался вкусным необыкновенно. - Ешь малыми порциями, так положено, - учила Лариса, раскрыв мамину книжку. - Понял, - согласился я и начал тщательно пережёвывать мелкую порцию пищи, не для того, чтобы легче усвоилась, а помочь своим примером преодолеть зверский аппетит нарушительнице обетов, написанный на её лице после приёма портвейна. Весьма осчастливленные насыщением, мы плюхнулись на кровать дожимать блаженство сексуальными радостями. - Как же со словом предкам? - спросил потом я. - Всё, всё, сколько нам осталось? – заиграла девушка пальцами, - совсем ничего, двадцать дней. Это будет … - зажмурилась она, - 19 августа! Она всегда разгуливала по комнате обнажённой. В первые дни любви мне нравилось это невообразимо, особенно наблюдать колыхание розовых половых губ под чёрным треугольником. Потом я, как-то, спросил её: - Ты не думаешь, что от постоянного созерцания женского тела у меня не будет стоять на тебя х.й? - Не думаю! – отрезала Лариса. Она подошла к зеркалу и завертелась перед ним со всех сторон: - Какая же я, блядь, красивая, кому же я, блядь, достанусь? Нет, на неё, положительно, нельзя было долго обижаться, и нельзя не любить! Я вышел первый день на работу, у Ларисы каникулы были до сентября. С тоской ждал, когда закончится рабочее время. В первой половине дня любовь моя звонила дважды, но потом я сам не смог дозвониться до неё по обоим адресам. Я забежал в кассу, там ожидала меня уже две недели премия, о которой узнал только на работе. Купил Ларисе на рынке огромный букет гладиолусов, коробку трюфелей и в самом приподнятом настроении явился домой, мы опять переселились ко мне. Лариса лежала на тахте, пьяная в драбадан. - О, какой ты галантный! – приподнялась она, увидев меня с подарками. Подошла, шатаясь, поцеловала, обдав портвейным запахом. Я скованно застыл на пороге комнаты. Девушка переложила цветы в вазу и радостно захлопала в ладоши: - А мне предки послали перевод! - Если б знали, то послали бы плётку, чтобы излупить тебя, - мрачно заметил я. - Ну, что ты сердишься, у нас ещё две бутылки. Лариса открыла холодильник за углом в коридоре и достала два пузатых «бронебойных снаряда» по 0,8. Такая явная демонстрация вывела меня из себя. Я выхватил «снаряды» из её рук и изо всей силы грохнул их об пол. Одна бутылка попала на угол и разбилась, разлив пахучую жидкость, другая подскочила, словно футбольный мяч и встала на донышко. - Вот видишь, приглашает! – не смутилась Лариса и подняла бутылку. XV Кончилось тем, что мы опять стали пить с ней почти каждый день. Я смирился с тем, как есть, если отбросить мозги и не думать о последствиях и приличиях, такое времяпровождение в общении с юной секс-бомбой, было ошеломительно обалденным. Моя квартира стояла на бойком месте, угловая между двумя центральными улицами. Сами мы не часто ходили по гостям, но к нам постоянно кто-то являлся, с непременной присказкой: «Зашёл (зашла) по дороге». Дверь на балкон была постоянно открытой. Лариса врубала на всю мощность музыкальный центр, что тоже способствовало привлечению гостей. Сегодня у нас находились Юля и Света, которым Лариса открыла дверь, не потрудившись набросить халатик на голое тело, поэтому девчонки сами тоже распоясались сразу в буквальном выражении - разделись до плавок, даже сбросили лифчики и теперь бесстыдно возлежали вместе с Ларой на балконе, потягивая мадеру, её они принесли с собой. Я как заправский официант, тоже в одних плавках, но с полотенцем на руке, подносил фужеры с вином и закуску. Был выходной, ярко светило солнце, пинк-флойд бередил душу космо-эротическими звуками, чудная картина загорающих полуголых красоток тоже, я был в меру пьян и безмерно счастлив. Много ли человеку надо! Кто-то ещё постучал в дверь. На пороге стояла Анка. Анка была подругой моей уехавшей жены Татьяны и сыграла немалую роль в совращении той блядским притоном местного офицерья. Из-за этого мы с женой и разошлись. Именно Анка поведала мне раньше за коньяком детали Таниной измены, после чего я трахнул её дважды со злым остервенением, прямо на полу, диван был занят спящим сыном, но жёсткое ложе подружке понравилось. Она, наверно, всё ждала, когда я снова явлюсь к ней, чтобы учинить очередное приятное изнасилование, но не дождалась, явилась сама. - Проходи! – сделал я рукой широкий жест в комнату. Анка заметила на балконе полуголых девок и засмущалась поначалу, она явно явилась на случку со мной, судя по возбуждающему наряду: полупрозрачному короткому платью и притягательному запаху духов. - Иди сюда! – крикнула Лариса, махнув фужером, - только разденься! Анка старше Ларисы в два раза, но безропотно подчинилась и скинула платье. - Бюстгальтер тоже, - щёлкнула Лариса пальцами, - у нас цивилизованный пляж. Новая гостья сбросила и бюстгальтер, я нацедил ей фужер, и она была, наконец, допущена в избранное общество. Лариса тут же собрала с девушек деньги, кошельки, однако, они захватили с собой на балкон, и меня послали за бюраканом. В магазине я встретил Игоря, тот, заглаживая свою вину передо мной и узнав, что там Юля, купил сразу две бутылки, и я вернулся с ним. В комнате уже торчал коллега по кооперативу Сашка, с похотливой улыбкой переминавшийся с ноги на ногу перед дверью на балкон. - Ладно, девки, на балкон все не влезем, кыш сюда! – дал я команду. Девчонки потянулись цепочкой в комнату, прикрывая руками груди. - Да ладно вам! – махнула рукой Лариса, плавки она, всё-таки, надела, - Вадика не стыдитесь, а тут ломаетесь. Девки, только и ждали такой команды. Уж что-что, а если есть повод, и есть что показать, то женщины сделают это с удовольствием. Пошла шумная пьянка, на шум прибежали из соседней квартиры Женька с Ольгой, тоже с вином, разухабисто загремел рок-н-ролл, все танцевали, на чём только могли: на полу, на тахте, на стульях. Светка заскочила покрасоваться на стол, не задев, кстати, стройными ножками ни одной рюмки. - Теперь купаться! – скомандовала Лариса, с которой пот стекал градом от быстрых танцев, подруга, не смотря на юный возраст, набрала на маминых харчах за семьдесят килограмм веса. - Эй, чуваки! – крикнула она на кухню Игорю с Юлей, уже пристроившихся, вдвоём на одну табуретку, - здесь блядство не разводить! Компания с песнями двинулась к озеру. Впереди, всё также в одних плавках без лифчиков, но в туфлях на высоких каблуках, шагала, шатаясь из стороны в сторону, отважная шеренга пьяных девчонок, заняв всю ширину тротуара. Ошарашенные встречные прохожие застывали, вытаращив глаза на массовую демонстрацию живой плоти, и потом отпрыгивали в сторону на кусты. Девчонки, обнявшись за плечи, и обжигая друг друга весёлыми чёртиками в глазах, проникновенно пели: - Милицию надо вызвать на вас! – взвизгнула немолодая дама, заскочив от надвигающейся компании в колючий шиповник. Её спутник, пожилой мужчина с благообразной внешностью, напротив, раскланялся глубоко, пропуская девчонок: - Шарман, какой шарман! Слава российской демократии! Милиция как чёрт, только её поминаешь – она тут, как тут. В сотне метров от озера нас настиг «воронок», который чуть проскочил злачную компанию и тормознул. Из него вышли три молодых мента и встали на дороге. «Эх, жаль нет сегодня Фауката, - подумалось мне, - он умеет говорить со своими». Мы остановились. - Ну, вы уж совсем! – сказал старший из пикета, жадно, между тем, поглощая чудное видение обнажённых девичьих фигур. - Да мы уже, практически, в пляжной зоне, - нашлась тут же Ольга. - Ага, прошли сквозь город голышом! – встрял другой мент. Лариса выдвинулась вперёд: - Ты что голых девушек не видал? Посмотри! Между прочим, это обычная материнская грудь, которую ты сосал ребёнком. - И её рисуют на всех картинах у мадонн, - поддержала Юля, пышная грудь которой смотрелась умопомрачительным диссонансом с хрупким телом. Мент захлопал неуклюже глазами, не зная, что возразить на задорный демарш. Молодым служителям порядка вовсе не хотелось прослыть ханжами среди городской молодёжи в то время, когда страна переживала упоительное раскрепощение на пике новой демократии. - Ну ладно Витас! – обратился Игорь, к оказавшемуся знакомым менту, - всё равно все девчонки в воронок не войдут! «Витас», наверняка, в миру Виктор, отреагировал на свойскую кликуху и совсем расслабился от служебного рвения. - Ты, что не узнал меня, Сергей? – обратилась Света к лейтенанту, старшему патруля. - Что ты Светочек? – расплылся в улыбке лейтенант, - а где Фаукат? - Пошёл загружаться в магазин, - тут же наврала неотразимая блондинка. - Привет ему! Вы только там не очень на пляже, а то с ума мужики сойдут. Классно смотритесь! – передёрнуло его от взгляда на обнажённые девичьи тела, сгрудившиеся кругом. – Поехали! Тут присоединился, откуда ни возьмись, Ванька, мой знакомый, тоже кооператор, но по пушной части. - Да тебя жена ждёт! – бросила ему Лариса. - Подождёт! – нервно отреагировал Иван на ехидное замечание. Мне было неприятно его присутствие, я ещё раньше заметил, как он пытался «подбить клинья» к Ларисе, чего не допускали уважающие меня друзья. Когда подошли к берегу, уже смеркалось. В воде начался беспорядочный сумбур, ребята хватали девчонок, юная Света явно не возражала против Сашкиных объятий, и мой весьма симпатичный друг выскакивал с ней из воды, как молодой жеребец. А Иван, улучив момент, когда я растирался полотенцем на берегу, прижал Ларису. Сам он был небольшого роста, но с высоты мне хорошо был заметен его огромный конский член, которым он пытался елозить по бёдрам девушки. Я только хотел спрыгнуть вниз и проучить нахала, как Лариса так толкнула его, что он ушёл под воду. - Мало тебе других девок? – со злостью прошипела она, и красивым движением выскочила на берег. Возбуждённый Ванька решил после этого прицепиться к меньше всех занятой Анке, но та тоже оттолкнула его, не желая играть роль запасной тёлки. Отбивать Ларису от кобелей пришлось не раз. Однажды заскочил к нам, как всегда, уже пьяный Мишка, разведённый красавЕц лет тридцати пяти. Он работал в одном отделе со мной, в соседней группе. Мишка был слишком разбалован женщинами и постоянно пил за их счёт. КрасавЕц, проглотив рюмку, пристроился подремать на диванчике, Лариса убирала со стола, я пошёл принять ванну. Вдруг девушка вбежала ко мне, вся дрожа. - Он, он… - не могла она найти слов. - Что он? – выскочил я из ванны, едва запахнув халат. - Он предложил мне пососать его член, - уже справилась с собой и спокойно сообщила Лариса последнюю новость дня. Я вошёл в комнату. Мишка, безнадёжно пьяный, вытащил из штанов своё богатство и сидел, шатаясь из стороны в сторону. Я схватил его за грудки, протащил по комнате, двум коридорам в квартире и снаружи, и спустил по ступенькам высокого крыльца. Наверно, эта экзекуция несколько отрезвила его, он поднялся и, шатаясь, побрёл прочь. Позже ребята рассказали мне, что Мишка давно полуимпотент, однако, женщины любили его, любят часто тех, на кого затрачено много сил. К Ларисе всё время кто-то приставал. Прихожу домой, у неё незнакомый гость, красивый молодой парень, сидят за столом, пьют вино. Слава богу, парень оказался интеллигентным и романтичным. - Извините, - сразу обратился он ко мне, – У Вас такая красивая девушка, мы встретились на пляже, я попросил у неё разрешения посидеть с ней. Только посидеть, только полюбоваться на её лицо. - Я и сказала ему, пошли домой, думала, что ты тоже дома, - пояснила Лариса. - Ты простая, как три рубля, - сказал я ей. - Не ссорьтесь, я ухожу, ухожу, - поднялся парень. Я не задерживал его, девушка тоже молчала. Подошла, легла, не раздеваясь, на тахту на спину и задумчиво уставилась на потолок. - Подвинься, - попросил я её и прилёг рядом. Она молчала. - О чём думаешь? – спросил я. - Какие у него ноготки! - У кого? - У Игоря. - У Игоря? Это который был на Дону? – догадался я. - Да. Розовые, перламутровые. - Ты спала с ним? – захолонуло у меня. - Это просто романтическая любовь. - Вот так просто? – задохнулся я. – Ты и с Сергеем спала? - С ним нет, кстати, когда ты удрал, я сразу поднялась наверх и всю ночь проплакала! А на утро мы сразу уехали на Дон. Так я и знал, что Лариса когда-нибудь расскажет подробности своих приключений на Дону без меня. Но лучше бы молчала, не знаешь – не было. - Больше я слышать не хочу ничего! – отвернулся я от подруги. Тут приноровился посещать нас Костя, маленький, щуплый, лет тридцати, который жил в соседнем доме. Раньше он жутко пил, потом «зашился». Когда Лариса ещё не вернулась в город, он как-то забежал ко мне попросить автомобильный ниппель. Наши машины стояли рядом на гостевой стоянке, недалеко от дома. Я стал рыться в ящике стола, и Костя увидел в нём аминазин. Однажды, мне стало так плохо без Ларисы, что я пошёл к психиатру, и он выписал это лекарство. Проглотив одну таблетку, я подумал, что сойду с ума. В голове закружились туманные вихри, и мой аналитик, похоже, выключился. - Вот чем они потчуют психов! – зло выругался я на другой день и больше к таблеткам не прикасался, забыл, где они лежат. Костя, аж, задрожал, прочитав название. - Ты принимаешь их что ли? - Раз попробовал, перестал. - Так дай их мне! Меня врач знает и не выпишет, а они только по рецепту. - Зачем они тебе? - Надо! Очень надо, - Да возьми! Позже я узнал, что завязавшие варят из аминазина наркотическое зелье. Слаб человек, завязал с одним, ищет другое. А Костя с тех пор очень даже стал меня уважать. Но не избегнул Ларисиных чар. Однажды я подслушал их волнительный разговор в моей кухне. - Выходи за меня замуж, - приглашал неженатый Костя. – У меня квартира, сад, машина, буду любить тебя. - А Ваня мне звероферму предлагал в качестве свадебного подарка, - язвительно подтрунила красавица. - Так он же женат?! – выпучил глаза Костя. - Сказал, разойдётся. - У него Людка – красавица и ребёнок. - Вот, всё нипочём. Лариса явно издевалась над потенциальным женихом. - Ладно, - перешла она на серьёзный лад, - будет тебе жена. Скоро она свела его с Наташкой, худенькой, подвижной и миловидной женщиной, гармонирующей с щуплым Костей. XVI Жизнь текла весело, сумбурно и бесцельно. Но кто знает, какая жизнь отвечает лучше сущности человека, такая разгульная, каждый день, как последний день Помпеи, или наполненная трудами, достижением поставленной цели, созерцанием природы, предметов искусства? Иногда я задумывался над этим. Вспоминал, как в бытность, в командировках – меня часто направляли в них, искал малейшую возможность посетить выставку в Сокольниках, концерт своих или зарубежных знаменитостей, балет в Большом театре, музей, картинную галерею. Вспомнил, как оказался случайно один, на целых полчаса, в небольшой комнате Эрмитажа, в которой на панно с двух сторон были выставлены только две картины Леонардо да Винчи. Я попал в музей с самого утра, одним из первых посетителей, а потом вход на время закрыли, так как на парадную лестницу обрушилась с потолка лепнина, к счастью не придавив никого. Я замер перед мадонной Литта, её лицо очень напоминало мне лицо любимой тогда жены Татьяны. Сознание того, что это подлинник великого мастера, который, наверняка, излучает энергию его души, вложенную в картину, привело меня в экстатическое состояние. Казалось, моё собственное биополе соприкоснулось с посланием потомкам из далёкого Средневековья. Идеал вселенского добра и счастья в лице девушки, склонившейся над младенцем, усиливался удивительным расположением помещения, в котором она находилась, вне места и вне времени, как бы парящим в небесах. «Тут схвачен момент Вечности» - стремилась моя душа к чудному видению, «живописец познал божественное откровение, что Вершиной мироздания является Любовь, любовь чистая, незамутнённая плотскими страстями. Девушка невыразимо красива, но эта красота вызывает только стремление защитить её, оберечь от злостных посягательств». Шумной толпой заполнили тесную комнату посетители с экскурсоводом, а я отправился по другим залам бесценного хранилища Красоты. В своей нынешней жизни, сплошь поглощённой сексуальным и алкогольным марафоном, спрашивал я себя: «Куда ушло то время высоких побуждений и Гармонии души, вызываемых созерцанием Красоты?» Теперь не замечал я ни причудливой игры красок в вечерних закатах, ни улыбок кудрявых облаков, подмигивающих из небес над безбрежной гладью озера, ни таинственного шороха листвы деревьев над головой. Всё превратилось в стремление испытать очередное бодрящее опьянение от стакана с вином и распалённую похоть обладания сладостным девичьим телом. Порой просыпался я ночью, и откуда-то из центра мозга устремлялись в эфир чередующиеся зебровые полоски теней и света, неумолимо укорачивающиеся по мере удаления, так что казались суживающей полосатой пирамидкой. Пирамидка, однако, никогда не оканчивалась острым углом, обрывалась на подходе к нему, но только под паническим влиянием моего сознания, запихивающим лесенку в никуда обратно в мозг. Мне казалось, что допусти я формирование пирамидки до конца, до самого острия, и сознание моё схлопнется в одну точку, прекратив жизнь. Просыпался я в таких случаях тяжело и долго приходил в себя. Мой знакомый врач, с которым я поделился описанием замысловатых видений, однозначно заключил: - Признаки алкогольного делирия, дальше появятся черти. Я опять заключил с оторвой соглашение, на этот раз об ограничении потребления спиртного, к выполнению которого, впрочем, стремился один я. Здоровая, цветущая девушка алкала много, и никогда поутру не страдала от перебора веселящей жидкости. Я поделился с Фаукатом своими терзаниями. Он был психологически и криминально образован, да и, вообще, по отношению ко мне, душевный человек, хотя со многими задирался по бывшей милицейской привычке. Он понял всё. - Не лишены, не лишены оснований твои гуманные порывы. Но выбирай, как жить: или принуждать, слышишь - принуждать себя стремиться к высоким материям, или жить полнокровной жизнью, удовлетворять свои естественные желания. Что тебе надо? У тебя всё есть: девчонка с роскошным телом, денег хватает на выпивку. - Так просто? Что я животное с рефлексами? - А сущность человека на 50% наследуется этологически от животных, его дальних предков. И ещё на 30% закладывается в возрасте, когда ты ходил под стол и мечтал о сладкой конфетке. - Так у меня отец был умный, главный бухгалтер крупного предприятия. И мама – педагог. Откуда дурная наследственность? - Э, от родителей мало, что передаётся по наследству. Главная составляющая сущности закрепляется повторением во многих поколениях, кто твои предки, знаешь? - Прадед и дальше из яицких казаков. - Думаешь, они смотрели картины Леонардо да Винчи? Казаки – люди вольные, разгульные, так что не перечь своему наследству. Собственно, ради чего ещё жить на этом свете, кроме секса и пьянки? - Ладно! – как бы согласился я с Фаукатом, и мы чокнулись. Однако, не очень-то доверял я рассуждениям бывшего капитана милиции, сам он вёл бездумно разгульный образ жизни. Один раз спасали уже Фауката в реанимации, когда, вдрызг пьяный, задрался он с мужиками в автобусе, а те выбросили его на улицу, на тридцатиградусный мороз. Друг сбежал из больницы на второй день, как только забилось сердце, и позвонил мне. У него были синие, отмороженные уши и щёки. Не знаю, следовало ли пить с ним в это время, с опасностью для его здоровья, но, он всё равно совершил бы это с другими или один. По крайней мере, после выпивки, которую я постарался ограничить, наложил ему компресс с цинковой мазью на больные места и не ушёл, пока он умиротворённо не уснул. ХVII Стоял жаркий душный вечер с терпким запахом скошенного сохнущего сена, проникающим через открытый балкон. Мой дом отделялся от проспекта широким газоном с зелёной травой, которую регулярно скашивали работники из службы благоустройства. Лариса, как обычно, вежливо попросила гостей закончить вечеринку, а мне отдала обычную команду в скабрезном тоне, так не сочетающимся с её юным прекрасным лицом и, потому, обворожительную: - Е..ться и спать! Я накрутил на УКВ любимую радиостанцию «Апрель», и мы занялись любовью. Сначала моя богиня встала на колени и уперлась руками в матрац, а я сзади, тоже на коленях, чуть не разрывая руками смачные ягодицы, проник глубоко в рубиновую щель. Породистая тёлка замычала от желания. Манящий завиток сфинктера вызывающе торчал перед глазами, и я не мог преодолеть его притяжение, зная, что это оконце в сладостную тесную пещерку. За несанкционированное вторжение в неё Лариса наградила меня парой крепких матюков, ещё более возбудивших меня, я знал, что её возмущение лишь элемент любовной игры, наивысшее наслаждение приходило к ней через боль вторгшегося в тесную юдоль насильника. Она рухнула на живот, увлекая меня за собой плотно сжимающей кольцевой мышцей, и подставила кулак под свою промежность. Теперь её вульва оказалась плотно прижатой внутри тела к анусу. Ей непременно хотелось, чтобы задняя стенка влагалища ощущала мой прибор через оболочку торпедируемой задней щели. Юная нимфоманка призналась мне, что ещё в двенадцать лет нашла при мастурбации эрогенную точку на слизистой оболочке, которая успешно раздражалась давлением с обратной стороны. Она распласталась на тахте задницей вверх, сомкнула ноги и расслабилась. Теперь я полностью возлежал на её теле, как на туго надутом резиновом матраце. Мой живот щекотал шёлковую кожу её спины, мой передок вжимался в сладостно мягкие подушки ягодиц, мой поршень восхищённо продирался по тугим кольцам ануса, моя мошонка купалась средь ягодиц, мои колени тёрлись о горячую кожу внутренней поверхности её бёдер. Я испытывал невыразимое блаженство от плотного соприкосновения со всей задней поверхностью тела красавицы. Она повернула на бок зардевшееся юное лицо, необыкновенно красивое, из огромных глаз скатывались капли слёз от боли и наслаждения сразу, она искала ещё большего слияния со мной, и я впился губами в её припухший зацелованный ротик в ожидании улёта в другое измерение пространства и времени. Но неожиданно она вздыбилась и сбросила меня на тахту, вскочила на неё и прижалась спиной к стене. Я понял – хочет меня спереди, тоже вскочил и вжал её распятое тело в стену со всей силой. Она закрыла глаза, обняла меня за плечи, оторвала ноги от тахты и повисла своей плотью на моём напряжённом мускуле, я ощущал его основанием напряжение горошинки клитора, а щёлка устья матки плотно прижалась к щёлке моей головки. Лариса демонстрировала затяжной поцелуй слияния двух половых начал. Тёплый липкий коктейль наших смешавшихся соков оросил мои колени. Моя любовь рухнула на тахту совершенно без сил, а я, перегретый изнурительными упражнениями в душном воздухе комнаты, включил, стоявший в ногах вентилятор и тоже свалился на постель. «Однако, наверно, у женщины целых два половых начала, а, может быть ещё и больше, это у нас только одно», - была моя последняя мысль. Мы заснули обнажённые и ничем не прикрытые. Проснулся я от ощущения, что в комнате что-то происходит, и раскрыл широко глаза. Тихо овевал место нашего отдохновения от плотских страстей вентилятор, медленно вращаясь вокруг вертикальной оси. На тахте, перед обнажённой Ларисой, между распахнутых во сне ног, сидел на коленях мужчина, в рубашке и спортивных штанах. Правой ладонью он пытался прихватить листы настенного календаря-ежемесячника, шуршащие под дуновением вентилятора, а левой осторожно трогал налитые груди Ларисы. Сумасшедший балдел, и, похоже, был готов спустить в штаны без сексуального контакта с обнажённой красавицей. Но тут от прикосновения Лариса проснулась и закричала. Увидев, что все жители комнаты пришли в себя, мужчина молниеносно выскочил через балкон, откуда, по всей видимости, и появился. Я выбежал вслед на площадку, непрошенный гость убегал, прихрамывая. И тогда, наконец, я опознал этого «графа Монте Кристо». После того, как Анка раскрыла мне под пыткой сладкого изнасилования подробности измены моей жены, я, озлобленный до умопомрачения, прихватил топорик для рубки мяса и отправился к капитану, совратившему мою Татьяну. Я хотел порушить скотину, но он чистосердечно, при своей жене, раскаялся в грехе прелюбодеяния и выглядел довольно жалко. К тому же он был некрасив, хромоног, и я отнёс падение своей жены к случайности, в результате опьянения. Много позже Юля, подружка Ларисы, которая тоже вращалась в блядском вертепе офицерья, рассказала, что капитан обладает членом феноменальных размеров. Этот факт служил предметом притяжения к нему любопытных женщин, увы, моя жена оказалась в их числе! Но самодостаточный орган не давал покоя и самому обладателю, он очутился в психологической зависимости от него и был обречён на поиск всё новых жертв, требовательному сластолюбцу. Поэтому не пошёл ему впрок мой угрожающий визит. Не приближаясь близко, капитан следил за моей жизнью, затаившись, подсматривал в окна квартиры интимные сцены. Наконец, улучив подходящий момент, не в силах преодолеть похоть, забрался к нам ночью через балкон. Всё это тоже рассказала нам с Ларисой Юля, но капитан просил её передать мне, что глубоко сожалеет о своём невыдержанном поступке, он боялся моей мести. Лариса громко хохотала по поводу истории и заявила: - Видишь, как бесстрашно преследуют меня кобели! Ты же имел право прикончить его, если бы успел. Я промолчал, а в голове крутилась пакостная мыслишка, что, оторва, наверно, сама не прочь отведать сладостный продукт. XVIII На работе я, славу богу, продолжал справляться с возложенными обязанностями, но начальство косилось, до него доходили слухи о моём образе жизни. Косилось не потому, что само было высоких моральных устоев или стремилось в жизни к каким-то великим целям, а от обычной зависти к тому, что я постоянно в кругу молодых девчонок, что свободно пью и весело живу, в то время, как им самим доставалось только изредка выпорхнуть из оболочки обыденной скучной жизни. Потекли слухи, что у меня на квартире развратный притон. хотя никто не понимал, что вкладывается в этот смысл. На весь город прошумела демонстрация обнажённых тёлок. Ещё со дня рождения Ларисы, соседка, выше этажом, подала жалобу в милицию на громкую музыку. Меня вызвали, я объяснил, что громкая музыка звучала в разрешённое время. Участковый сказал, что с этим всё равно будет разбираться административная комиссия, но мы уезжали в отпуск, и я попросил отложить разбирательство до возвращения. Однако, скрипучая машина «правосудия» замолола по своим привычным правилам, и, т. к. я не явился на комиссию, дело передали по месту работы. С каким сладострастием, был бы повод! обсуждали меня на собрании отдела! Под предлогом выяснения: в какое всё-таки время гремела музыка, и мой убелённый сединами начальник, и подчинённые мне женщины в возрасте под пятьдесят лет, все допытывались, кто же тусуется на моей квартире, с кем и как? Я ушёл в глухую оборону и ничуть не удовлетворил их нездоровое любопытство. Меня лишили премии за квартал. «В каждом из них дремлет нерастраченная за долгую жизнь сексуальная энергия», - думал я, - и сублимирует причудливым образом за счёт хотя бы частичного удовлетворения за чужой счёт». Потом я возмутился. «Собственно, по какому праву предприятие выступает в роли моего душеприказчика и наказывает за бытовые случаи, не имеющие отношения к производству»? Вопрос являлся риторическим, я хорошо сознавал, что в стране, в которую карма поместила меня, никогда не знали и не признавали законов, защищающих права человека. Но … если ты не за себя, то кто за тебя? Я поинтересовался в административной комиссии: какой штраф взяли бы с меня в худшем случае, явись я туда вовремя? Оказалось в двадцать раз меньше суммы лишённой премии. Тогда я обратился в конфликтную комиссию предприятия, возглавляемую, слава богу, продвинутым в законах чиновником и, что важнее, сочувствовавшему защите прав граждан. Большая редкость! В результате пришлось моему начальнику срочно перераспределять премию – не платить же из своего кармана. Я понимал, что этот протест обойдётся мне потом боком, но должен был самоутвердиться, чтобы не потерять уважение к самому себе. Не превратиться в безвольной рыхлый комок общей серой массы, с таким восторгом обсуждавшей мою личную жизнь. Жизнь редко идёт навстречу исполнению всех твоих желаний, особенно, если ты залез не в свои сани. Я просил тогда у жизни одно, дай бог, чтобы моя баламутная красавица не изменила мне в том слишком вольном круговороте жизни, который мы вели. Однажды, сидели с ней в ресторане за столиком со случайной незнакомой парой. Мужчина, как только дамы ушли вместе в туалет, откровенно заявил мне: - Ты ещё таскаешь такую красотку по ресторанам? Да ей надо выколоть один глаз и не выпускать, всё равно, из дома! - Сильно сказано! – отозвался я, - но мы не в Саудовской Аравии, и я не шейх. - Ну, тогда будь готов ко всему! А Лариса, обыкновенно с Мариной, часто шастала неизвестно где, особенно с тех пор, как мы снова порешили с ней ограничить потребление алкогольных напитков. Как-то в выходной она вышла без доклада из дома и испарилась. В поисках подруги, я позвонил Гелию, местному фотографу, старше меня, давно разведённому. Гелий, не смотря на возраст, был штатным бой френдом Марины, у него постоянно находилось для неё хорошее вино. - Знаешь, Вадик, - отвечал мне всегда любезный Гелий, - они появлялись, но ушли. Я что-то приболел, а девчонки хотели выпить. - Не знаешь куда пошли? - Знаю, к горбуну. Горбуна я немного знал по работе. Инженер, примерно, в моём возрасте, жил один недалеко в однокомнатной квартире. Злая судьба изуродовала его с детства, маленький и горбатый он смотрелся несчастным, но из контактов с ним я заключил, что у него добрый и отзывчивый характер. Я пошёл к нему и там обнаружил Ларису и Марину, и ещё двух молодух, распивающих всё тот же модный бюракан, выставленный хозяином. - Красиво жить не запретишь! – приветствовал я Павла. - Проходи, проходи Вадик, - засуетился горбун, - Надя, принеси с кухни фужер, - обратился он к молодой, но уже заметно поблекшей блондинке, наверно, от порочных излишеств, он курила сигареты – одну за другой. Надя с интересом взглянула на меня, что-то в её взгляде было таинственно притягательное, и я пропел в шутку: - Ах, Надя, Наденька мне б за двугривенный – в любую сторону твоей души! Надя улыбнулась и ушла в кухню. Лариса сразу насторожилась, что и было моей целью - задеть ревнивицу. - А я вот один, а их много, - развёл руками Павел, - хорошо, что заскочил. Я там приготовил тебе осциллограф, но ты посиди! Дело в том, что мне надо было дома настроить видак, у Павла был осциллограф, и как-то на работе договорились, что зайду за ним. Но я-то припёрся с другой целью: в поисках Ларисы. - Посидим, раз моя подруга здесь, - согласился я. - Да? А кто тут твоя? – простодушно спросил Павел. Лариса проявила реакцию и пересела ко мне на колени. - Вот оно, что! Она у меня в первый раз, и знаешь, поразила. - Да она всех поражает, красотка! – невежливо завели мы разговор в третьем лице о присутствующей даме. - Красотка-то точно. Но здесь другая гносеология. Не в этом дело! - В чём же? – решил я поддержать философские изыски Павла. Я давно заметил, что физически ущербные люди, если не спиваются совсем, много рассуждают о жизни, о её смысле и становятся от этого мудрыми. - Она другая, чем эти! - обвёл он рукой остальных девушек, и те, наверно, возмутились, если бы разговор шёл не о Ларисе. Удивительное дело, ни разу не видел, чтобы кто-то из её подруг пытался оспорить превосходство оторвы. Подруги молчали, Лариса тоже, пиар работал на неё. Павел выпил со мной с полстакана мадеры и возбуждённо, жестикулируя руками, начал резать правду-матку: - Кто эти? Эти блядво! Эти за стакан вина что хочешь, сделают! - Не обижай девчонок. А то не будут тебе делать, - сдержал его я. - Эти? – опять повторил горбун, - других найду! Да они не обидятся, привыкли ко мне. А твоя, твоя … богиня! – нашёл он, наконец, слово. - Да ты меня первый раз видишь! – открыла Лариса рот. - Первый. Но знаю. - Пьяное признание в любви, вот что твои слова, - сказала девушка. - Вот-вот! – ты сразу поняла, - признание, а им я не признавался, ты спроси. Не знаю, куда бы завёл сей диспут, но тут постучался и вошёл в дверь парень, лет тридцати, с каким-то уж слишком тоскливым лицом. - Ты опять здесь, Надя, - обратился он к поблёкшей блондинке, - пошли домой. - Да ты садись, - пригласил Павел. - Не буду пить чужое вино, - ответил парень, - а на своё денег нет. Они ушли. - Толяй три года отсидел за воровство, - сообщил Павел, - гордый, блин! - А там только так, - сказала Лариса, - или гордый, или «Машка.» - Вот видишь, видишь! – опять начал Павел, - молодая, а всё понимает. - Толю за зону выселяют, - сказала молчавшая до того незнакомая девушка, - Надя продаст квартиру и уедет с ним. - Да где они жить будут? - А там, на старой заимке за городом. - Пусть их, - махнул рукой Павел, - Надька совсем, здесь разгулялась, пока он сидел. - Ладно, пошли тоже, - потянул я Ларису, - дети по лавкам плачут! - Бюракан возьмёшь ради субботы? - Возьму. - Тоды, кей. - Я с вами! - вскочила Марина. - Куда мы без тебя? - ехидно поддел я её. Я забрал осциллограф и простился с Павлом. Он остался не один. Когда вышли из дома, Лариса с гордостью взглянула на Марину, потом на меня: - Видишь, я богиня. Тебе повезло. - А ещё и ведьмочка, - щёлкнул я её по носику, весьма обрадованный тем, что нашёл гулящую. - Но божественная, - подвигала она плечами. Что говорить, все млели от неё с первого раза, и у меня тоже не было ни сил, ни желания вырваться от её гипноза, пусть всё катится, как есть, лишь бы была рядом! XIX - Включи «Европу», - попросила Марина. Я включил. - А помнишь, Вадик, как мы пришли к тебе с Ларисой в первый раз? – спросила она, - как мы танцевали с тобой? Пойдём? Блондинка прижималась ко мне, мы болтали с ней всякую чушь, Лариса ревниво смотрела на нас. Создавалась полная иллюзия, что продолжается тот первый день, как будто никуда они и не уходили. Я думал, что сейчас закончится музыка, я сяду за стол, рядом с Ларисой, она пододвинет мне записку и там будет написано: «Я не шутила». - Где записка? – спросил я у неё в шутку, когда сел. - Вот. Она на самом деле написала что-то на клочке бумаги, когда я развернул его, там было: «Я тебя люблю. Я не шучу». Не сговариваясь, мы все трое устроили игру в дежавю. С того дня прошло только два месяца, а казалось, пролетела вечность. - Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, - изрёк я известную мудрость. - Лариса, вам с Вадиком надо пожениться, - зажглась Марина. - Но я не получила ещё такого предложения от него, - сказала девушка. - А ты хочешь этого? – спросил я, как-то напряжённо. - Это предложение? - Считай, да. - Я принимаю его. Она протянула мне руку через стол, и я взял её в свою. Мы смотрели, не мигая, друг на друга, глаза Ларисы излучали тёплую нежность, а мне казалось, что вот оно – твоё Откровение в жизни, вот она твоя мадонна, время остановилось. Марина радостно вскочила, сорвала со стенки копию картины Леонардо да Винчи и приказала: - Встаньте на колени! Мы глупо и счастливо улыбаясь, так и не выпустив рук друг друга, опустились перед ней. - Благословляю вас, дети мои, - приложила блондинка картину к нашим лбам. Обряд был шутовской, но я заметил слёзы в глазах Ларисы. После того, как ушла Марина, мы легли, и наше соитие на этот раз было нежным и даже робким, мы боялись, что какое-нибудь неловкое движение или громкое слово разрушит состояние полного слияния душ. Я проснулся посреди ночи, наверно потому, что выспался днём. Милая девушка спала рядом на спине, я долго смотрел на её красивое, спокойное лицо. «Значит, решили», - думал я. - «Отныне мы муж и жена». Я осторожно, чтобы не разбудить свою мадонну, обнял горячее тело и прижался к нему. Минут пять лежал я в состоянии полной прострации и блаженства. Моя душа обнимала и любила сейчас весь мир, всю Вселенную. Я почувствовал, что вселенский разум соединился со мной, что я растворился в мириадах частиц единого поля смысла. Тут я судорожно вздрогнул, из этого поля, вдруг, повеяло жуткой стужей, так что вмиг похолодела моя рука, обнимавшая тело девушки, а волосы встали дыбом. А в мозгу отчётливо отпечаталась весть из будущего: «Вы не будете с Ларисой вместе». Приговор был ясным и окончательным, без тени всякого сомнения. Ноосферное поле, содержащее в себе всю информацию о жизни прошлой, настоящей и будущей, довело её до меня. Нельзя передать словами, какой ужас сковал все мои члены, я не мог пошевелиться, и так, парализованный, незаметно забылся сном. Никогда не сообщил я Ларисе или кому-либо о роковом послании, было выше моих сил обсуждать откровение с небес. Прибежала зарёванная Светка. - Он, он … - Что случилось, Света? - строго спросила Лариса. - Фаукат… он пьяный… таскал меня за ноги, вот даже все ногти сорвала! – показала она на самом деле кровоточащие и сломанные ногти с остатками серебристого маникюра, наверно девушка цеплялась ими за пол. - Я еле сбежала, он грубо взял меня и отлучился в ванную! - Вот скотина! – возмутился я, зная необузданный нрав татарина, хотя у нас лично с ним никогда не было стычек, - за что он тебя? - Я шла с Сашкой, а тут он. Схватил и повёл к себе. - А Сашка? - Ничего. Застыл, как вкопанный. Я не удивился этому. Сашка имел тормозной темперамент, и никогда не привязывался к девицам, с которыми спал. - Ты спала с Сашкой? – спросила Лариса. - Только раз, когда купались все, - всхлипнула Света. - И, наверно, блядь, шла к нему в другой раз! - Не знаю! - Связалась, дура, сразу с двумя взрослыми мужиками, вот и получила! Светка зашлась рыданиями. - Да жалко мне тебя, жалко маленькую дурочку, - обняла её Лариса, садись, я тебе пальцы зелёнкой смажу. Моя подруга раскрашивала ногти девушки в зелёный цвет, а я смотрел на длинные стройные ноги блондинки с заметными синяками на щиколотках, и в голову лезли порочные, полукриминальные мысли: «Неплохо бы потаскать её за эти кегельные ножки, а потом»… Тут, я обругал себя в душе за извращённое воображение, которое, почему-то, всегда возникало у меня при рассказах о изнасиловании девушек. Но вспомнил изречение Монтеня из «Опытов»: «В мыслях своих мы гораздо более развратны, чем в поступках», - и успокоился. XX Позвонила Людмила: - Куда пропал? В гости в лабораторию не приходишь, а напрашивался. - Слушай, мы снова с Ларисой. - Да ну! Честно, поздравляю! - Заходи сама. - Ой, зайду! А можно не одна? - С кем? - С Герой. - Стали большими друзьями? - Замуж выхожу. - Вот видишь, говорил: ещё не вечер. - А если сразу сейчас? У нас с Герой сегодня удачный эксперимент, придём с коньяком, обмоем. - Конечно, какой вопрос! Пара прискочила радостно возбуждённая, и мы сели пить коньяк. Гера уставился на Ларису вожделенным взглядом, хоть раньше я знал его, как чокнутого работой и не обращавшего внимания на женщин. Я шёпотом поддразнил Людмилу: - Ненадёжный дружок у тебя! Она расхохоталась и сказала, чтоб слышали все: - Гера никуда от меня не денется! Я у него первая настоящая любовь! Герман зарделся и улыбнулся смущённо. Собственно, у Людмилы было достаточно достоинств, чтобы удержать мужчину, я даже взгрустнул, малость, о потерянной женщине. - Так с чем поздравить вас на работе? - Гера изобрёл новый детектор волн, пусть сам расскажет. - Ты знаешь, Вадим, чем мы занимаемся? - Знаю, Людмила рассказывала. Я только удивляюсь, как это с помощью кирлиана увидеть душу? Он же фиксирует излучение только первых двух полевых оболочек: физической и эмоциональной, а душа начинается с третьей ментальной оболочки и дальше. - А я знаю, что у ауры семь слоёв, как семь цветов радуги, - вступила в разговор Лариса, - у нас в колледже учат психологию по-современному. - Ой, какая ты умная! - откровенно восхитилась Людмила, она прямо ела девушку глазами. - Всё верно, - продолжил Герман, я мучился целый год, пока не сделал этот фазоаурометр, и сегодня, впервые, мы увидели такое, что дух захватывает! Вот, принёс фотографию. Все прильнули к большой цветной распечатке. Там были изображены две символических фигуры: мужская и женская, вокруг которых сияла разноцветная аура. Но гораздо объёмнее, чем привык я видеть на стандартных снимках. И ауры двух тел на внешних уровнях были замкнуты в один общий эллипсоид. - Слева я, справа Гера, - поясняла Людмила. - Вокруг каждого из тел красная аура физического поля, а вокруг обеих фигур замкнутое голубое кольцо пятой и шестой духовных оболочек. Это наша Любовь. - Здорово! – приблизил я снимок к глазам. – А где последний, седьмой слой? - Чего захотел! Последний слой связи с вселенским полем смысла, наверно, не увидеть никогда. И так, что здесь есть, раньше не видел никто! Людмила бережно вынула из моих рук листок и положила на стол на всеобщее обозрение. - Насмотреться не могу! - Никто не знает природу волн седьмого слоя, - развёл Герман руками, - они невидимы, по крайней мере на нынешнем уровне науки. - А что это за чёртики? – спросила Лариса, вглядевшись в снимок, - вот здесь, снаружи голубого поля. - А это и есть чёртики из виртуального мира, которых кругом пруд пруди, но они не могут пролезть сквозь замкнутую оболочку, - пояснила билогиня. - Ой, как интересно! Я тоже хочу, чтоб нас засняли с Вадиком. - Приходите завтра с утра. Суббота, никого не будет в институте, комната 316, я скажу вахтёрше, чтоб пропустила, - пригласил Герман. «Как хорошо им вместе, соединённым не только постелью, но общим увлекательным делом» - крутнулось в моей голове, когда пара распрощалась с нами. - Подумаешь, Склодовские-Кюри! – хмыкнула Лариса, как всегда прочитав мои мысли. - Ты феномен! – с испугом глянул я на неё, - с тобой опасно подумать о чём-нибудь. - Ты не понял ещё, что всё дело в моих проникающих хамелеонах? – ответила она и заиграла глазищами, меняя их цвет. Честное слово, стало жутковато! Потом я опять оказался во власти неотразимого тела. - Вас ждут, - сказала вахтёр на проходной, позвонив по телефону. Мы поднялись на третий этаж, Людмила стояла у своей комнаты и махнула нам рукой. Лаборатория расположилась в небольшой комнате, в которую еле втиснулся лежак хитрого фазоаурометра, как назвал его Герман. В изголовье, обнимая лежак, возвышалась рамка с круглым отверстием, напоминая томограф, соединённая проводами с компьютером. - Кто первый? – спросил Герман. - Я! – ответила бесстрашная Лариса и возлегла на зыбкое закачавшееся основание. Стройная фигура в короткой юбке и здесь, во время научного эксперимента, вызывала только одно желание: «трахнуть её немедленно»! Лежак медленно поехал сквозь сканирующую рамку. - Теперь ты, Вадим, - сказал Гера, взглянув на экран, на котором светилась непонятная группа символов. «Карета» приехала назад, и покатился я. - Минут пять будет обрабатывать, - сказал Герман. Людмила уставилась на экран, на котором последовательно проступали контуры результата съёмки. Вдруг, экран погас, а я заметил, как побледнела Людмила. - Что случилось? – кинулся к компьютеру Герман. - Всё нормально с компьютером, - сказала биолог, - наверно сгорел монитор. Кандидат наук понажимал на кнопки и огорчённо вздохнул: - Визит-эффект! Сейчас разберусь. - Да ну его, в выходной возиться. Не хочу! – остановила его подруга, - давай в понедельник, и так без выходных, пошли лучше купаться, лето кончается. - Пошли, - несколько ошарашено согласился Герман. - А когда я получу фотографию? – спросила Лариса. - Как только, так сразу! – обняла её за плечи Людмила. Мы выбрались на свежий воздух и перешли дорогу, за которой солнечными бликами манило озеро. Город расположился подковой вокруг него, так что до водоёма было недалеко от любого здания. К вечеру, часа через два, как мы расстались с парой, Людмила позвонила мне: - Ты можешь сейчас подъехать к институту? Один, без Ларисы. - Могу, она ушла на свою квартиру за платьем, но в чём дело? - Приедешь – увидишь. Только не говори ей. - Интригуешь? - Интригую. Я оставил записку для подруги, что поехал в гараж, и через десять минут мы с Людмилой, встретившей меня у подъезда, вошли в лабораторию. - А где Гера? – спросил я. - Ему тоже не надо это знать, - упрямо сжала спутница губы. Она подошла к компьютеру и включила его. - Я нажала тогда незаметно кнопку сброса и отвлекла всех. Смотри! Я вгляделся в экран. На нём, как и на принесённой вчера фотографии, развернулись две фигуры, мужская и женская, окутанные разноцветными полями ауры. Также тела замыкала общая полевая оболочка, но грозно фиолетового цвета. Тут я непроизвольно отпрянул от экрана. Между тел явственно проступила фигура женщины. Её лицо, холодной, хищной красоты было непропорционально велико по сравнению с миниатюрной обнажённой фигурой, на которой сидела голова. Больше всего поражали огромные глаза, которые переливались переменчивыми цветами. Становилось особенно страшно, когда они зажигались тёмным, рубиновым цветом, мерцающим, как затухающие уголья костра. Фигура располагала длинными руками, раскинутыми на всю ширину снимка, которыми обняла наши с Ларисой тела. За плечами проглядывались тёмные крылья, но не птичьи, а как у летучей мыши. На месте промежности находился источник света, который в замедленном темпе нарастал до ярко красного, расширяясь в большое пятно и потом резко затухал, превращаясь в маленькую розовую точку, после чего процесс повторялся вновь. Внизу, под пятном явственно узнавались две обнажённых головки раздвоенного мужского члена. - Что это? Кто это! – вскричал я. - Суккуб! – прошептала Людмила. - Что это за существо? - Это чудовище параллельного мира, перед которым блекнут все остальные демонические сущности. Смотри теперь сюда. Людмила нажала кнопку, на экране появилось изображение фигуры одной Ларисы. За её спиной расположился знакомый суккуб, но … с мужским лицом, узнаваемым как родной брат прежней твари. Он мерзопакостно улыбался. - Теперь посмотри на себя. На отдельном снимке моя яйцеобразная оболочка зияла с одной стороны огромной раной, сквозь которую протянулась жилистая рука, схватившая крючковатыми пальцами мой член. Потрясённый, я нервно закурил, и женщина не возразила, не смотря на то, что, конечно, в комнате с чуткими приборами курить было запрещено. - Ты понял? – спросила Людмила. - Сама объясни, чёрт те, что в голову лезет. - Суккуб вселился в Ларису задолго до твоего знакомства с ней, сама она этого не понимает, но полностью в его власти. - Его или её, не поймёшь, какой пол? - Это сама Меллюзина, королева суккубов, она двуполая и может принимать мужской или женский облик. Раз она вселилась в Ларису, то на самом деле - девушка редкой красоты. - Что за сказки рассказываешь ты Люда, мы живём в современном научном мире, а не в тёмном Средневековье? - Суккубы и инкубы вечны, как и человеческие души, только те улетают на небо, а эти гнездятся в земном эфире рядом с людьми. Герин прибор позволил видеть их. - Да-а-а, - только и протянул я. - За прибором большое будущее, - продолжила собеседница, - ведь виртуальные невидимые твари существовали всегда, а теперь их видно, значит легче бороться с ними. - А что делать мне? - Это твоё право. Мы можем пока зашивать с помощью направленного излучения на тело небольшие повреждения ауры. С суккубами пока бороться не в силах, хотя я обозначу теперь Гере эту проблему. Но эти снимки показывать не буду. Я вообще сейчас сотру их, а Ларисе объясни, что система сломалась и требует длительного ремонта. Потом она забудет. - Но что делать мне? – схватился я за голову. - А ты не сможешь жить без Ларисы, без её тела. Ничего, наверно, хуже не будет, чем есть. Суккуба удовлетворяет ваша связь. Людмила помолчала и хмыкнула: - Представляю, какие извращения вы творите. - Это так, - согласился я. - Только не рассказывай! – испугалась женщина, - всё это заразительно, как наркотик! Я покинул, изумлённый, лабораторию. Тайна переменчивой красавицы и её удивительных хамелеонов была раскрыта. XXI - Нас Надя в гости приглашает, - сказала Лариса поутру в воскресение. - Какая Надя? - Которой ты песню пел про двугривенный. - Да какие это друзья? - Они переехали за зону и устраивают новоселье. - Это на машине с ночевой, хочешь сделать мне тяжёлый понедельник? - Да нас Костя отвезёт, туда сюда сегодня. Смотри в окно! Я выглянул. Около своей «Волги» стоял Костя и нервно почёсывал щеку. Наташка сидела уже в машине. - Хоть бы вчера сказала, хотел видак настроить, сама просила. - Успеешь, Костя сегодня позвонил. Там шашлыки будут. «Ну что ж, маленькое приключение», - подумал я. - Поехали! – сказал вслух. Заимка представляла собой старое деревянное здание с двором, огороженным высоким забором. Оттуда уже доносился призывный запах шашлыков. Во дворе сидели Надя и Анатолий, а также какой-то красивый молодой мужчина кавказской национальности и яркая темноволосая девушка, тоже, похоже, не русская. - Мати, - представился он, подав руку, - можно просто Миша. - Миша, так Миша, - согласился я. Взгляд у чёрного горца был острый и пронизывающий. Но я привык к таким, когда ездил на месяц в командировку в институт нашего ведомства в Сухуми. Толя сразу развеселился, сходил в дом и вынес оттуда трёхлитровую банку браги. - Это для желающих, есть вино и коньяк. - Интересно, - хмыкнул я, - давно не пил. - Попробуй, - предложил Толя и налил стакан. Жидкость была пенистая и шипучая, цвет у напитка прозрачно жёлтый. По старой памяти я понял, что брага выдержанная. - Месяц стояла, - подтвердил Толя. - Начинать надо с дам, - плавным движением забрала Лариса у меня стакан. - Ядрёная! – крякнула она, приложившись к стакану, и выпила полстакана. Остальное допил я. - Тогда пустим по кругу кружку дружбы, - предложил Мати-Миша, - дай большую! – обратился он к Толе. К большой кружке по очереди приложились все, даже Костя нюхнул. День стоял тёплый, солнечный, на рябинах у забора весело чирикали воробьи. Поспели шашлыки, Толя сложил их с шампурами на поднос и зарядил новую партию на железный казан. Шашлыки оказались из молодого барашка, у нас в городе делали их только из свинины, эти были вкуснее. Миша разлил коньяк по стаканчикам. - Спасибо, Толя, - сказал он, - постарался для старого друга. Сейчас будет тост. Кавказец поднялся с толстого брёвнышка и обвёл всех взглядом. Мне показалось, что он задержал взгляд на Ларисе, что не удивило, её все рассматривали внимательно, видя в первый раз. - Высоко в горах жил орёл. Он не летал к людям, ему хватало пищи вокруг в ущельях, по которым скакали горные козлы, а на камнях грелись ленивые змеи. Но, однажды, он спустился из любопытства с гор в долину, где пастух пас стадо баранов. В стороне от стада паслась красивая кудрявая овца, которая забрела попробовать сочную зелёную траву в тени скалы, потому что на солнце трава посохла. «Вот её я и ухвачу», - решил орёл, - она вкуснее моих козликов». И круто спикировал с высоты на красивую ярочку. Он вцепился в её шкуру когтями и взлетел вверх. Ярка испуганно заблеяла. - Что ты блеешь? – сказал ей орёл, - без меня никогда бы ты не поднялась ввысь и не увидела, как прекрасен мир сверху. - Но ты съешь меня! – заревела ярочка. - Тебя всё равно съедят люди, но ты познаешь то, что не дано другим баранам. К тому же ты мне нравишься, у тебя такая мягкая шерсть, что, пожалуй, я оставлю тебя в живых, мне скучно жить одному. Однако тут пастух выстрелил из ружья в огромную птицу, и орёл выпустил овцу из когтей, а сам, обливаясь кровью, еле скрылся за ближайшим утёсом. А овца сломала о землю ноги и не могла подняться. - Зачем стрелял пастух, сейчас бы парила в воздухе и насыщалась красотой мира с высоты, кто знает, может быть, орёл пощадил бы меня, - подумала она. Давайте выпьем за то, чтобы бараны не боялись высоты, если уж взлетели к небу, а не превращались в руках людей в шашлыки, которые мы сейчас кушаем. Я пытался понять скрытый смысл притчи, но окружающие уловили только, что она связана как-то с вкусными шашлыками и с гиканьем подняли стаканчики. Лариса с улыбкой смотрела на кавказца. Я что-то скис. - Умеют говорить цветастые тосты жители гор, - наклонилась она ко мне. - Я тоже умею, пей! Все выпили коньяк. - Разрешите произнести продолжение тоста, - поднялся я с табуретки. - Пастух подбежал к разбившейся ярочке и сказал ей: «Сколько раз просил я тебя не отлучаться от стада. Но ты скрылась с моих глаз, я заметил только, как орёл уже поднял тебя высоко в воздух, ты упала и сломала ноги». Выпьем за то, чтобы овцы слушались своих пастухов, если не хотят попасть в когти орлов. Мати-Миша посмотрел на меня внимательно. - Какой у Вас умный муж Лариса. То, что он запросто присвоил мне титул мужа юной девушки не удивило и польстило. На Кавказе большая разница в возрасте между супругами в порядке вещей, тем более что акселератка смотрелась старше своих лет. Все выпили за бедную ярочку. Я закурил. Темноволосая девушка, которая так и не представилась, подсела ко мне, передвинувшись со своей табуреткой, и сказала: - У Вас хорошие сигареты - «данхил», угостите меня. Я подставил ей пачку с сигаретами, она внимательно посмотрела мне в глаза и достала одну. - У Вас красивая борода, даже лучше, чем носят наши мужчины. - А у Вас красивые, чёрные как смоль, длинные волосы, - подарил я южной девушке встречный комплимент и зажёг спичку. Миша встал и обнял одной рукой смуглянку, а другой меня. - Нравится тебе Зара, Вадим? - Красивая девушка. Наверно, с браги, я пошёл отлить в сарай за углом дома. Голова бутела от смешивания напитков. Только собрался выйти, в сарай заскочила Надя и зашептала: - Хватай Ларису, и быстро уезжайте с Костей! - А что? – пьяно осклабился я. - Надя, ты где? – раздался Толин голос, - когда вино принесёшь? Надя метнулась из сарая в дом. Возвращаясь на место, я увидел, как Мати тащит Ларису в дом. Она вырвала руку, подбежала ко мне и сказала: - Возвращайся домой, Костя отвезёт. - Ты что? Я вцепился в подругу, прижав её к себе обеими руками. Но тут почувствовал резкий удар сзади по голове и потерял сознание. Очнулся я в автомобиле, который остановился перед моим домом. Костя совал мне в карман пропуск через зону. «Предъявил на КП за меня», - догадался я, медленно приходя в себя. - Где Лариса? – прохрипел мой голос. - Ничего с ней не будет, приедет завтра, - проскрипел Костя ехидным фальцетом. - Это ты заманил нас! – схватил я его за грудки и вдарил калганом в ненавистную рожу. Из носа «друга» хлынула кровь. - Дурак! – выругался он, сморкаясь кровью, - Ларка сама захотела поехать к Рустаму, я только сказал ей вчера, что он приедет. - Какому Рустаму? - Мати это Рустам, бывший Ларкин друг, - лёг Костя спиной на капот своей машины. Наташка подбежала к нему и стала обтирать лицо носовым платком. Я понял, наконец, всё. Объявился Ларисин уголовник. Поверженного провокатора расхотелось бить, шатаясь, добрёл я до квартиры и рухнул на тахту. XXII Утром долго не мог подняться с постели. Кружилась голова, и спутано роились мысли: «Всё рухнуло в один день. Они все вели со мной подлую игру, а Зару хотели подсунуть для утешения. Грохнул меня точно Толяй, сзади стоял только он. Они соседи с этим чеченом по тюремной камере. А этот… говнюк Костя, наверно, Рустам заплатил ему, чтобы привёз меня с Ларисой. Да мог и бесплатно подставить, в отместку, что моя подруга отвергла его. Моя подруга? Нет у меня никакой подруги, есть ненасытная суккубка, жаждущая диких сексуальных наслаждений. О! Лучше не думать об этом»! Я собрал вещи Ларисы, которые были у меня дома, и отнёс в её квартиру, пока она не возвратилась в город. Она выпала из моей жизни. В понедельник, после работы, заскочил Фаукат с бутылкой хереса. - Поздравь меня, устроился инженером в Топэнерго. - Поздравляю. Фауката за пьянку выгоняли с работы отовсюду. В последнее время он числился в охране зоны прапорщиком, но кому нужен пьяный прапор с оружием? Он сидел без работы больше месяца и вот, наконец, устроился по старым милицейским связям. - Где ты пропадал вчера? Звонил, звонил тебе. Я рассказал ему унизительную для меня историю. - Много видел я разного бабла, - отреагировал бывший мент, - но твоя девка бьёт все рекорды по сволочности. Откуда такое в шестнадцать лет? Но я не стал раскрывать другу потрясающий секрет оторвы. Вновь испечённый «инженер» ни хрена не соображал в современной науке, а всё, что касается загадочных тайн эзотерики, характеризовал одним словом: «Шизо!» Взяли ещё две бутылки крепкого вина, мой организм требовал заглушить нанесённую психическую травму. Вышли вдрызг пьяные из дома. К подъезду подходила компания крепких ребят, пять-шесть человек. Фаукат уставился на приближающихся с бычьим видом исподлобья. Я знал эту его воинственную стойку и дёрнул за рукав: - Пойдём! Не тут-то было. В толпе бывший мент опознал знакомого «отморозка», которого раньше доставлял в участок. В нём в пьяном виде просыпался легавый азарт властной вседозволенности, он закрепляется на всю жизнь, хотя давно уже не подкрепляется звёздочками на погонах. - Эй, ты! – задрался он и схватил старого знакомого за рукав. Парни, то ли пьяные, то ли обкурившиеся: глаза горят, руки чешутся, сразу узнали бывшего притеснителя их вольной жизни, ныне бесправного. Здоровый дылда из команды крикнул: - Получай сраный мусор! – и сбил Фауката с ног ударом в голову сзади. Тот рухнул на асфальт, а вся команда начала пинать его ногами. Я избегал вступать в драку лишний раз, но тут избивали моего друга, а мне самому только вчера нанесли такой же удар по башке. Я подсёк громилу ударом ноги в колено, он с проклятием упал рядом с Фаукатом, и врезал кулаком в морду тому, за которого цеплялся татарин. Это было всё, что успел я совершить, озверевшие парни сбили с ног меня и тоже начали пинать ногами. Но, по крайней мере, я отвлёк их своим нападением от поверженного друга, которого вполне могли бы забить, не переключись на меня. Один из них ударил меня носком ботинка прямо в лоб и рассёк бровь. Мне удалось приподняться и тоже расквасить обидчику морду ударом снизу, с того слетела кепка, которая оказалась подо мной - тут же кто-то другой снова сбил меня. В это время, несомненно, к нашей пользе, ввиду превосходства противника по численности, завыла сирена. Милицейский газик, совершавший дежурный объезд, заскочил с асфальтового кольца прямо на арену сражения. Компания пустилась наутёк, и менты не изловили никого. Я был в силах подняться, вскочил на ноги, кровь заливала глаза, но увидел, что Фаукат лежит без чувств, и закричал истерично: - Убили!!! Прибывшие узнали бывшего сослуживца, подбежали к нему, и один стал делать ему искусственное дыхание рот в рот. Но тот не реагировал никак, вперив в небо открытые остекленевшие глаза. Меня затрясло. Капитан, начальник караула, внимательно смотрел за процедурой оживления пострадавшего и, вдруг, резко наклонился к его уху и гаркнул: - Милиция! Фаукат… моментально вскочил, как ошпаренный. Капитан довольно улыбнулся действию волшебного слова. Нам помогли забраться в газик и повезли сначала в скорую. Я видел, как один из ментов забрал кепку из-под меня в качестве вещественного доказательства. В скорой нам промыли раны на голове и сделали перевязку. Оба мы чувствовали себя совсем трезвыми, хотя выпили три больших бутылки мадеры. Видимо, резкие удары по голове выбили алкоголь из мозгов и не позволили ему внедряться дальше. Мы с Фаукатом подошли к большому зеркалу в приёмной скорой. Из него смотрели на нас помятые лица в синяках с белыми повязками на головах. Мы посмотрели друг на друга и расхохотались, а Фаукат произнёс: - Живём трудно, но интересно! Он, как бы, подытожил смысл нашего бытия. Газон отвёз нас в отдел милиции, где с пострадавших сняли показания. Я не знал никого из гладиаторов, а Фаукат, по каким-то причинам, тоже заявил, что видит их в первый раз. Майор, писавший бумаги, успокоил: - Ничего, Федя, найдём их! Вот она кепочка, - похлопал он по вещдоку. Корпоративная солидарность обязывала изыскать и наказать покушавшихся на жизнь сотрудника милиции, пусть и бывшего. Мне дали больничный по случаю сотрясения мозга. Фаукат не стал обращаться к врачам, правильно расценив, что не стоит начинать карьеру инженера с больничного листа. Лариса прискочила в мою квартиру, как ни в чём не бывало. - О, это тебя Толька врезал! – возмутилась она, увидев белую повязку на голове, - сволочь! Я не стал объясняться с ней, хотя взгляд её был искренне сострадательный. - Ты не должна больше появляться здесь! – твёрдо произнёс я и взялся за связку ключей, чтобы отцепить свои от квартиры и гаража. Оторва резко выхватила всю связку и попыталась сбежать. Я схватил её, чтобы восстановить имущественную справедливость. Мы стали бороться. Когда она поняла, что всё равно я справлюсь с ней и заберу свои ключи, то совершила акт, повергший меня в изумление. Она расставила ноги и, оттянув трусы, забросила связку в своё влагалище. Только и мелькнули перед моими глазами раскрывшиеся алые губы, которые тут же захлопнулись, поглотив металлоизделия. Пока я приходил в себя, суккубка захлопнула дверь с другой стороны. XXIII Вечером зашла Юля. Она не знала, что мы разошлись с Ларисой. Эта хрупкая черноволосая девушка, с тонкими чертами лица, удлинённой шеей, узкими плечиками, но с выдающимися выпуклостями, всегда привлекала меня. Она смотрелась живой Барби, которой для сексапильности приделали большие груди и ягодицы. Но, при наличии Ларисы, которая затмевала всех, я только лишь иногда бросал на куклу короткие похотливые взоры. Юля застала меня с белой повязкой на голове, я сидел и записывал кассеты, решил поправить финансовые дела. Я сообщил гостье без подробностей, что выгнал Ларису за хамство. Она и не стала уточнять: - Лариска наглая, мы все просто молчим, чтобы не связываться с ней. Очевидно, первое, что пришло в голову подружке: Лариса вдарила чем-то тяжёлым меня по башке, она была, однажды, свидетелем, как разбушевавшаяся фурия побила половину хрусталя, оставшегося от моей семейной жизни. - Делать нечего! Посижу с тобой, послушаю музыку? - Да, ради тебя, бросаю запись, будем наслаждаться музыкой в комфортных условиях. Садись к столу! Польщённая девушка села в кресло, а я принёс коньяк и закуску. Юля рассказала, что поссорилась с Игорем. Причиной тому было его поведение на дискотеке, которую он вёл вместе с Виктором. Диск-жокеи сами не танцуют, но Игорь изредка выходил только с Юлей на круг, вызывая зависть нимфеток. Все нимфетки фанатились привлекательными ведущими, хотя и старших их на десять-пятнадцать лет. Но тут Игорь в наглую пошёл танцевать с Фифой, эту кликуху дали юной фигуристой блондинке, поражающей публику ультрамодными шмотками, которые привозил ей папа из-за границы. Сегодня она вырядилась в фосфоресцирующие в полумраке дискотеки лосины, сверху которых накинула только полупрозрачный топик, условно прикрывающий верхнюю часть тела. Светящиеся в темноте высокие стройные ножки с блистающей аккуратной попкой, вдрызг разбили сердце увлекающегося диск-жокея. Юля не выдержала и сбежала с дискотеки, а на звонки Игоря потом бросала трубку. - Значит, друзья по несчастью, - чокнулся я с Юлей. Я поставил Модерн Токинг. Вся молодёжь западала на дискотечную музыку. Голоса Томаса и Дитера, с чётко выверенным влиянием на психику слушателя, отзывались печалью в наших опустошённых сердцах, которую хотелось заглушить. Танцуя с девушкой, я с удовольствием целовал губы её маленького ротика, что вызывало желание исследовать нижние губки на предмет соответствия их размеров верхним. Потом мы послушали Бэд Бойз Блю, а на Си-си-кетч завалились в постель. Мне было хорошо с милой, спокойной Юлей, совсем непохожей на бурную, энергичную Ларису. И страстно хотелось исследовать незнакомое молодое тело. Юля обнимала и целовала меня, позволила снять с неё бюстгальтер и заводилась от массажа маленьких сосков моими губами. Фаукат, как-то, сообщил мне свою статистику: именно маленькие соски грудей, а не ротик, безошибочно свидетельствуют о малом размере заветной щелки. Но Юля категорически препятствовала покушению на нижнюю часть тела. Она молча сопротивлялась, что вконец измучило моего изнывающего дружка. Наконец, удалось снять с неё трусики, ощутив пальцами небольшие аккуратные пухлые губки. Тут девушка взяла в руку мой рвущийся к удовлетворению снаряд и умелыми движениями быстро разрядила его на свой гладкий животик. - Юля, ты, что девушка? – спросил я. - А по-твоему, я мальчик? – отшутилась она. Мы провели с ней половину ночи в мучительной сладостной борьбе, но она всегда удовлетворяла восстающего нахала своим маленьким кулачком. - Возьми его в верхние губки! – попросил я. - Нет, тогда ты точно изнасилуешь меня в нижние, - не согласилась Юля. На утро, не выспавшимся, нам пришлось быстро-быстро собираться на работу. Подрёмывая в кресле, размышлял я о странностях поведения великолепной стервочки. Совершенно не было на неё зла, наоборот, примешивалось уважение за стойкость по охране волнующей тайны неприступной крепости. Слепки удивительных пальчиков словно отпечатались на кожице моего члена и продолжали возбуждать. XXIV Дома вечером зазвонил телефон. - Только не бросай трубку! – попросила Лариса. Я не бросил. - Ты не знаешь всей правды с Рустамом. Пусть я блядь в твоих глазах, но не согласись я, тебе бы не выбраться оттуда живым. - Ты сама тянула туда. - И это ты не понимаешь. Мне ещё Костя сказал, а потом чечен, что если я не приеду, то нас подстерегут где-нибудь на дороге за зоной, и тогда он изнасилует меня на твоих глазах. - Хочешь оправдаться? - Думай, как хочешь. Я молчал. Потом поймал себя на мысли, что только и жду повода оправдать Ларису. А она сказала заискивающим голосом: - Слушай, приходи ко мне. Я пельменей настряпала, вина с собой не бери, у меня есть «Абсолют». Кто хоть раз слышал мелодичный голос оторвы в трубке, ещё не зная её, уже очаровывался. - Тебе бы работать в сексе по телефону, - сказал я как-то ей. - Я, же, приглашаю только поговорить, - продолжила Лариса, уловив моё смятение, - ты продвинутый мэн, глупо прекращать всякие контакты! - Хорошо, – сдержанно согласился я. А ноги сами несли меня к дому соблазнительницы. Лучезарное сияние лица девушки, открывшей мне дверь, ослепило наповал. Она широко раскрыла руки, намереваясь заключить в материнские объятья. - Жить надо легче, а на вопросы смотреть ширше! – приготовила она неотразимый аргумент. - Пошла ты к чёрту с домашними заготовками! – увернулся я, - поговорить, так поговорить. - И с домашними пельменями тоже к чёрту? – продолжала улыбаться красавица. - Нет, пельмени и «Абсолют» - на стол! - Уже сварила, птенчик! И как в ней уживались сразу вместе нежность и насмешка? Выпили. - Сколько мы не виделись? – спросила Лариса. - Две недели. Учишься уже? - Учусь, а вечером дома одна. Не поверишь, за всё время ни с кем не виделась, кроме колледжа. - Ой, ли? Всё равно покоя не дают. - Ну, конечно, Марина звонила, потом бросила, послала её на три буквы. - А обожатели? - Вон один ходит, - кивнула она в сторону окна. Я выглянул, там, через дорогу, вдоль леса дефилировал Виктор в задумчивой позе байроновского Чайльд Гарольда. - Этот не только звонит, но пытался прорваться с букетом гладиолусов. - И как? – ревниво заиграло сердце. - Сам видишь - никак! Если бы в этот момент Лариса подошла ко мне, то, несомненно, мы опять слились бы вместе. Но она продолжила тему. - Знаешь, какой у меня характер? Могу месяц быть одна и всех отгонять. И не пить совсем. А потом напьюсь, иду на улицу и ловлю первого встречного мужика, чтобы отдаться ему. Никто ещё не отказался. - Ещё бы! – вырвалось у меня. - Но только на одну ночь! Потом он зря охаживает неделями, но отстаёт, в конце концов. - Ты как царица Тамара. Та только приказывала отрубать голову. - Но у меня нет придворного палача, - покрутила оторва плечами. - Так у Витьки девок – тьма! - Он сказал: «променяю всех на тебя одну». Я задумался. - Ты сегодня после «Абсолюта» свистнула бы его сюда? - Не знаю, я тебя хотела! - А со мной тоже только на одну ночь загадывала в первый день? - Так и было, только ты у колледжа уломал меня. - Дела. - Вадик, люблю я тебя! По щекам девушки потекли крупные слёзы. Через несколько минут Ларисин диван издавал упоительную скрипучую музыку под нашими телами. - А помнишь, мы решили, что будем мужем и женой? - Помню. - Не раздумал? - Тебе нельзя по закону замуж без разрешения родителей. - А оно у меня есть! Обнажённая Лариса выскочила из-под одеяла и нашла в серванте листок. - Вот! – улыбаясь довольно, протянула она его мне. Это была нотариально заверенная копия с подписями обоих родителей. - А мать как подписала? – удивился я. - Мать не дура, она сама и предложила. Она сказала, что иначе я пропаду с мужиками и пьянками, а разлюбитесь – разойдётесь. - А, что мы мало пьём? - Вадик, это было лето. Сейчас я учусь, пить будем только по выходным. Ну, зачем давать невыполнимые обещания – не пить совсем, - заглянула она в мои глаза, - только душу зря травить. - Да, нормально раз в неделю! – засмеялся я. - А я две недели без тебя ни капли в рот. Мы снова стали жить вместе в моей квартире. Лариса была такая мирная и домашняя, что мне подумалось: наверно суккуб, напитавшись до одурения её развратного секса с кавказским красавцем, улетела из её тела в чьё то другое. Как ни старался я, мысль об измене не выходила из головы. «Невеста» на самом деле решила выйти за меня замуж. Она позвонила к вечеру на работу: - Ты закругляйся и в загс. Я написала заявление, жду там. - Ладно, - ответил я. «А что «ладно», - подумал потом. Она самодурка, но я то взрослый человек. За плечами два неудачных брака, а с ней … С ней, вообще, с ума сойдёшь». В общем, я поехал не загс, а домой. «Вернётся, отболтаюсь как-нибудь». Посмотрел на часы, до закрытия загса – пять минут. Не тут то было. Упорству юной претендентки на семейную жизнь можно было позавидовать. - Что случилось? – раздался звонок, - ты не любишь меня? – голос сквозь слёзы, - я задержала заведующую коробкой конфет. Ну, приезжай скорее! Наверно никогда ещё в жизни не испытывал я столь сложного смешанного чувства сопротивления, растерянности, радости – всё вместе. Подъехал к загсу. Лариса мило болтала за столом с заведующей, как с близкой подружкой, хоть та и была старше втрое. «Ну, всё»! - покорился я. «Она уболтала её бесповоротно, а двое меня сомнут». Впрочем, никто и не дал сказать мне ни одного слова. - Расписывайся! – подсунула «невеста» заявление. Я взглянул. Там стоял минимально допустимый срок для регистрации брака – один месяц. - Давай запишем два? – только и нашёлся я. - Можно зачеркнуть «один» и сверху написать «два», - пропела заведующая. - Я согласная, - быстро проговорила Лариса. Мы вышли из загса. «Дурак, какой дурак!» - шептал мне аналайзер. «Как кружится от счастья голова!» - пело эмоциональное полушарие. Моя милая невеста целый месяц вела себя как шёлковая. Я купил списанный на работе компьютер, и она с увлечением воспринимала мои уроки программирования. На конкурсе колледжей отрасли, прошедшем в нашем городе, на самую удачную программку, она заняла первое место. Я тоже присутствовал на нём. Директор колледжа хотел наградить папу, то есть меня, почётной грамотой за помощь в обучении подрастающего поколения и был потрясён известием, что я не папа. XXV Теперь Лариса не тянулась к выпивке, мы любили друг друга со всё возрастающей нежностью без рискованных экспериментов, но самое интересное – её хамелеоны перестали играть всеми цветами радуги и излучали устойчивый тёплый свет. Я позвонил Людмиле. Сначала она пришла в ужас: - Ты решил жениться на Ларисе?! Я рассказал, как случилось. - Это бесперспективная связь, ты только опозоришь себя в городе! - Но ты сама говорила, что она лучшая девочка, что жить я без неё не смогу. Она стала совсем другой! И поделился деталями по поводу произошедших перемен в наших отношениях. Людмила задумалась: - Брак серьёзная вещь. Я вот попросила Геру отложить нашу регистрацию до весны, проверить отношения. - А мне Лариса с трудом дала только два месяца. - Слушай, а, может быть, злая эфирная сущность сбежала из неё? - Может быть! В глазах не видно дьявольской игры! - Тогда приходи с ней ещё раз на кирлиан, посмотрим. - Сам хотел попросить об этом, - вздохнул я, - нельзя безоглядно принимать серьёзное решение в жизни. - Она увлеклась программированием? - Да, ей это нравится. - Скажи, что хочешь показать ей возможности нашего большого компьютера, подготовь задачку. А потом протестируемся, как бы между делом. - Ну, ты умочка! - Ладно, ладно, приходите в субботу. На этот раз Людмила пришла без Германа. Позанимались задачкой. Потом Лариса сама спросила: - А кирлиан у вас заработал? - Гера еле исправил. - Ой, здорово! Хочу посмотреть душу. Людмила поступила на этот раз крайне предусмотрительно. Когда мы оба проехались на тележке, она усадила Ларису за столик в стороне и сунула ей распечатки с результатами программной задачки: - Изучай пока, компьютер долго будет обрабатывать, в тот раз мы загубили его в форсированном режиме. - А-а-а! – с пониманием засела Лариса за распечатки. А мы с Людой вперились в экран. - Чисто! – прошептала она, - чисто! На объединённом снимке над нашими с Ларисой телами светилась спокойная замкнутая аура, лимонного цвета. Ларису не проведёшь. - Уже готово? – подскочила она. - Ой, как красиво! Это что, наша общая с Вадиком душа? Почему она жёлто-зелёная? - Лимонный цвет говорит о гармонии двух биологических полей, - пояснила Людмила. - Это самый лучший цвет? - При таком цвете общей оболочки две души умиротворённо замкнуты друг на друга. Но нет прорыва в космическое поле смысла, тогда бы здесь присутствовал голубой спектр. - Прорвёмся Вадик! – обернулась Лариса ко мне и, подняв руки над головой, покрутила кистями, как на дискотечном танце. А Люда как-то встревожено всмотрелась в снимок и сказала: - Я не могу, к сожалению, дать Вам распечатку, у цветного лазерника кончилась краска, а в городе её не купишь. - Спасибо, Людочка! – пропела моя невеста, - и так понятно, что мы с Вадиком пара! Дома я улучил момент отсутствия Ларисы и сразу позвонил аналитику наших душ: - Что тебя встревожило? - На снимке неясно просматривается круговое завихрение из кокона ауры наружу. - Наверно остаточный след пути, по которому вылетел суккуб? - Чёрт его знает! - Чёрт-то знает, а ты? - Если бы след остался запечатанным оболочкой, то нормально. Но это же дыра, по которой чудище может влететь обратно! - Он что, специально сохранил путь к возвращению? - Ой, лучше не думай об этом! Я переговорю с Герой, может быть, удастся заклеить оболочку направленным излучением. - Вот бы! Как скоро? - Я ещё должна подумать, как это всё преподнести Гере. Таинства ауры - больший интим, чем половые отношения. - Да уж. Ну, ты придумаешь, я не сомневаюсь. Есть проверенное мнение, что виртуальные твари не распознают, к счастью, человеческих мыслей. Но не следует говорить о своих намерениях вслух. Твари тут же, услышав их, постараются испортить исполнение ваших желаний. Поэтому, если хотите обменяться заветными мыслями с партнёром, лучше напишите их на бумаге. Твари слышат, но безграмотны. Мы совершили с Людмилой страшную ошибку. Суккуб, услышав, что собираются вычистить из ауры пленницы все его следы, ворвалась снова в её тело бешеным вихрем. Не надо было ни какого кирлиана, чтобы понять это. XXVI - Как давно не устраивали мы вечеринку! – вздохнула Лариса. - И, правда, - согласился я, - а у меня 2 ноября день рождения. - Что молчал? Вот погудим! - Погудим! Мы закупили всякой снеди и напитков. Когда вся толпа в прежнем составе, как на дне рождения Ларисы, расселась торжественно за столом, расширенным по такому случаю раскрытием двух половинок, милая хозяйка под торжественные звуки «Европы» вынесла и поставила на стол жареного поросёнка. Толпа сначала ахнула от восторга, а потом раздался сотрясающий стены хохот. На верхней корочке поросёнка Лариса вывела зелёными яблоками надпись: «Вадик 42». Больше всех резвился Фаукат: - Вадик! Ты уже сорок два года, как поросёнок! Меня чуть покоробил неожиданный сюрприз, но ничего не оставалось, как смеяться вместе со всеми. - Какой изящный юмор у Вашей да-а-а-мы, - пропела Марина. А «дама» улыбалась на вершине блаженства от высокой оценки её творческих способностей. Кулинарные способности тоже получили высокую оценку. Компания под первый тост за меня любимого без слов уминала поросёнка. Особенно старался толстый Женька, поросячье мясо исчезало в его пасти вместе с жареными косточками. Ольга даже прекратила на миг собственное поглощение, услышав зубодробительный хруст, и уставилась на друга. - Ты что? – недовольно обратился он к предмету, препятствующему его вкусовой медитации. - Жду, когда захрюкаешь! – отпарировала Ольга. Все опять дружно захохотали. Мне надарили множество разных подарков. Одним из них был костяной рог для вина с чеканной серебряной окантовкой и цепочкой от основания до острого кончика. Массивный рог вмещал поллитру вина. Конечно, обновила его Лариса, а не именинник. Она с жадным удовольствием поглотила из полного рога больше половины аштарака и, наверно, бы всё, не верни я его себе по праву в момент передышки пития. Позвонили в дверь. Я пошёл открывать. Пришли поздравлять нежданные гости. На пороге с бутылками коньяка и шампанского стояли Олег и Владимир, господа офицеры из местного гарнизона. Это были дружки того хромого капитана, который совратил мою жену. После моего похода к нему, они нанесли визит мне и просили не разглашать перед правоорганами подробности из жизни войскового рассадника венерических болезней. Я обещал, что толку – Татьяна уже уехала навсегда. Но, хоть и выпил с ними, явно в гости больше не ожидал. Однако не гнать же их. Разлили шампанское. Олег – старший лейтенант, гренадёр с усиками, быстро завладел вниманием общества и дам, в первую очередь. Он произнёс в мой адрес витиеватый тост: - Мы познакомились с Вадимом при сложных обстоятельствах нашей противоречивой жизни. Но что есть жизнь? Жизнь есть игра! И все меня поддержат: Вадим – один из блистательных артистов на сцене жизни! Такое общество золотой молодёжи и прекрасных дам, может собраться только вокруг незаурядного человека. Вадим я пью за твой талант истиного ценителя жизни! Все дружно выпили, и пошла обычная вакханалия пьяного веселья. Дам у нас, благодаря приходу господ офицеров, сразу стал недобор, и они переходили в танцах из рук в руки к их шумливой радости. Олег танцевал с Ларисой, что-то шептал ей, но та отрицательно качала головой. Мне стало ясно, чем вызван визит велеречивого лейтенанта и его спутника, войскового фельдшера. До офицерского притона дошёл слух о роскошных акселератках в моём окружении и, в первую очередь, о неотразимой Ларисе. Пресыщенные искатели сексуальных приключений искали новый блядский контингент для удовлетворения похоти. Похоже, гренадёр втюрился в Ларису сразу, впрочем, как и все мужчины, но я понимал, что в данном случае так просто всё не обойдётся. Так и вышло. Они вдвоём незаметно исчезли из комнаты. Но это засёк Фаукат: - Посмотри, чем занимается твоя подруга в туалете! – сообщил мне друг. Дверь в туалетную комнату была незакрыта. Лариса, ввиду сильного опьянения, даже не задвинула штырёк, а блистательному ловеласу к наглости было не привыкать. Он не просто целовал девушку, а, облапив обольстительную задницу под приспущенными трусами, нагло залез ей в задний проход указательным пальцем. Рефлексивно затрепетали чувственные ягодицы. Я отшвырнул воздыхателя за шкирку в коридор, в котором через момент развернулся махач. Больше всех махался Фаукат. Менты, вообще, ненавидят военных, особенно, когда они нахальней их. Федя оседлал, в конце концов, лейтенанта на полу узкого коридора и методично долбил его морду кулаком. Фельдшер-капитана надёжно удерживали Сашка с Игорем, а Женька стал могучей преградой между воинами. Воспользовавшись суматохой, оторва выскочила из квартиры и убежала. XXVII - Так всё! – сказал я себе на следующее утро. – Хватит с меня. Три дня Лариса не подавала голоса. А я находился всё это время в состоянии полумёртвой прострации, как, вероятно, чувствует себя человек в последние дни жизни. Не хотелось ни есть, ни пить. На работе на обращения ко мне отвечал односложно без всяких эмоций. И выходить из депрессии не хотелось совсем. Звонили ребята, которые устраивали компании на праздник Октября, но я отказался от всего. В таком состоянии, лежащим на тахте – глаза в потолок, застала меня Лариса накануне праздника. Она зашла, как обычно, открыв дверь своим ключом, прошла, не снимая беличью шубку, было уже холодно, и села на кресло у стола. «Значит, проняло совесть»,- подумал я, – «если не раздеваешься блядь и не бросаешься в половую атаку, как обычно». - Что думаешь делать на праздник? – спросила она. - Ничего, - односложно ответил я. - У меня компания собирается завтра, приходи. - Нет. Отдай сама мои ключи. Девушка отстегнула два ключа и положила на стол. - Я пригласила специально для тебя Карину. - Для меня? - Ну, поняла, что мы с тобой не пара. А Карина точно для тебя, медсестра, тридцать пять, дочь уже взрослая, учится в Е-бурге. Она одна в квартире живёт. Такая обаятельная, умная, скромная - тебе понравится. - Спасибо за заботу. Ты не забудь забрать заявление из загса, я позориться не пойду, и так прогремел на весь город. - Заберу сразу после праздника. Так придёшь? - Нет! Уходи. - Ты зря, Вадик. Неспокойно у меня на душе, как будто … - Много текста Лариса, - оборвал я её, - пустое всё! Она вздохнула и ушла. Я лежал и питался своей самодостаточной хандрой, уставившись в стену. Седьмого ноября, вечером, сосед Женька заманил, всё-таки, к себе. Там, кроме Ольги, сидела Елена, та самая, выдающийся акт с которой довелось наблюдать мне, когда приходил к Виктору за Блэк Сабадом. Девушка работала в одной лаборатории с Женькой. Блядски привлекательное лицо Елены, как бы постоянно измученное сексом, всегда манило мужчин: ленивый обволакивающий взгляд из-под пушистых ресниц, чувственно расширенные ноздри, вспухшие губы. - Круг замкнулся, - подумал я. Елена чуть улыбнулась мне, как старому знакомому. Женька трепался во всю про охоту, он подстрелил ещё в октябре уток, которых сохранил до праздника, и теперь Ольга доставала из духовки обалденно пахнущие зарумянившиеся тушки. Выпили коньяку за поруганный Октябрь, в мать бы его. - Где Лариска у тебя? – спросила хозяйка. - Да пошла на х..! – выразился я, а у самого на сердце скребли кошки. - Всё бабло есть блядво! – поддержал Женька. - И я тоже?! – ощетинилась Ольга. - Ты тем более. От Мишки вчера еле увёл. Связалась, у него и хрен не стоит! - На меня встал! - Попробовала что ли? - Договоришься! - Ладно вам, - застенчиво зарделась Елена, - неудобно слушать! - Не вгоняйте скромную девушку в краску, - поддержал я её. Лена настороженно зыркнула на меня, а «семейная» пара заулыбалась. Выпили ещё, пошли танцевать. Я прижимал ленивое податливое тело «скромницы», положив левую руку на талию, а правую на подрагивающую ягодицу. Тут в памяти вспыхнуло, как «драл» Виктор голозадую смоковницу в оба отверстия, и одна волнующая деталь, на которую раньше, казалось, не обратил я внимания, впечатлённый общей поразительной картиной публичного акта. - Чё я вспомнил, - зашептал я жарко партнёрше в ухо. - Что? – опять зарделась Лена, интуитивно догадываясь, что речь пойдёт об интимном. - Какой чудный коврик чёрных волос вокруг маленького ануса у одной блондинки! - пошёл я нахрапом на сексуальное сближение. - Не надо! – испуганно оглянулась она на соседнюю танцующую пару. - Всю жизнь мечтал о тебе! – зашептал я, - ты удивительное создание. - Все вы так говорите! - Но не всем. Лена замолчала, только покраснела ещё больше. Она искренне стыдилась того, что привлекает всех мужчин, но это только распаляло желание. - Пошли ко мне! У меня тоже есть коньяк. - Нет, ты уйди один, я попозже. Сбывались мои воспалённые мечты во сне о обладании податливой мраморной задницей в то ещё время, когда не был я знаком с Ларисой. Знаете ли Вы, как лечит возвращение в мыслях к волнительным моментам прошлой жизни до встречи с субъектом, вызвавшим депрессию в настоящем времени? Сколько раз замечал я за собой непреходящее тяготение к предмету вспыхнувшей неутолённой страсти! Сославшись, что завтра рано вставать – ехать на рынок в соседний город, я покинул праздничную компанию. Входную дверь своей квартиры я оставил открытой. Разделся полностью, выключил свет и шмыгнул под одеяло в возбуждённом ожидании женского тела. Прошло, наверно, с полчаса, мой восставший орган безнадёжно вибрировал вздутыми кольцами. Наконец, хлопнула дверь. Слышно было, как в коридоре снимала и весила Елена шубу, потом шлёпнулись о пол сапоги и зашуршала снимаемая одежда. «О, умница! Сейчас она голенькая впрыгнет ко мне в постель», - сладко заныло тело. В следующий момент девушка, на самом деле вся обнажённая, уже сидела на мне. Но это была … Лариса! Метаморфоза превращения Елены в мою «невесту» поразила меня до паралича сознания, но только не мой независимый орган, который восторженно наслаждался долгожданным массажём. Лариса исступлённо кричала и царапала мне грудь. Я вцепился до судорог когтями в прыгающую задницу и кончал затяжным сумасшедшим оргазмом; было совершенно всё равно, кто так неистово торпедирует меня. Моя любовь тоже затряслась в ответном излиянии и упала мне на грудь, пережав мои дыхательные клапаны копной надушенных волос. - Ты откуда? – отодвинул я её за плечи. Она опять прижалась к моей груди, обхватила меня за шею и разрыдалась. - Что, что ты? Что случилось? - Они меня изнасиловали! – зашлась наездница рыданиями ещё больше. - Кто?! - Олег с Владимиром. - Господа офицеры? - Какие они офицеры? Сволочи! Я включил настенный светильник и рассмотрел Ларису. На лице никаких следов, только размазанная тушь, на бёдрах сбоку два больших синяка. - Ты же не пошёл ко мне, а они пришли раньше всех и споили меня. - Ты приглашала их? - Я всем сказала к семи, а они в пять нагрянули. Я их на себя не приглашала, должны были девки прийти! - Олега ты тоже не приглашала в туалет, - усмехнулся я. - Я пошла! Ты не любишь меня, некому пожалеть меня! - Как всё вышло? - Я ж говорю, споили, потом залезли …оба. Я представил, как можно залезть на женщину сразу двоим мужикам и содрогнулся. Нет, не от жалости. Захотелось до умопомрачения эту знойную самку, на которую тащатся кобели с изнывающими спермой яйцами. Я положил Ларису на спину, распахнул широко её бёдра и всмотрелся в ярко красную натруженную рану, в которой сегодня побывали уже три члена. Потом начал жадно впиваться в неё языком и хватать губами клитор. - О, я опять сейчас кончу, - задышала часто девушка, - ты не думай, с ними было только противно, всё болит! «Знаю я, как тебе противно, здоровенная кобылица!» - распалялся я всё больше языком, - ты прискакала ко мне, возбуждённая жеребцами, чтобы излить соки со мной»! Почувствовав, что Ларису стало забирать, я оторвался ртом от растревоженной плоти и засунул в неё всю ладонь, нащупывая пальцами матку. - О, всунь в неё кулак! – потребовала ненасытная нимфоманка. Я сжал ладонь в кулак, прямо там внутри, и начал им крутить туда сюда, вжимаясь в ребристые стенки. Восхитительно хлюпала слизь, заполнив всю полость и, наконец, плоть взорвалась горячим потоком, а влагалищные мышцы судорожно, до боли обжали моё запястье. Я сумел с трудом вытащить кулак из заглотнувшей его пасти только минут через десять, когда Лариса забылась сном, с сопением дыша открытым ртом. Как-то позже я повстречал на улице Елену. Она открыла маленький секрет. Лариса не дозвонилась по телефону ко мне после акта изнасилования и позвонила Сашке, когда я уже ушёл. Информированная о ситуации, она прискочила ко мне, а с Ленкой у нас всё «оборвалось у самой жопы». На утро проснулся с подавленным настроением. В трезвом виде вчерашние «праздничные» новости воспринимались, отнюдь, не возбуждающе. Лариса чутко уловила мою мрачность. Она спрыгнула с тахты, как обычно, голая и подскочила к компьютеру. Потом начала что-то нащёлкивать. - Что печатаешь? - Не мешай, потом покажу! Я вытащил из тумбочки рядом с постелью бутылку с коньяком и приложился. Девушка включила принтер и отобрала бутылку для себя, потом подала листок. Это было заявление в прокуратуру об изнасиловании. «Да надо посадить этих сволочей!» - согласился я, прочитав заявление, оно описывало события столь страдательно, что я искренне, на этот раз, пожалел несчастную и сказал: - Подавай! А прокурору я позвоню, он знает меня. Я позвонил суровому блюстителю порядка примерно через неделю. - Засудить их гандонов! – потребовал я. - А ты кто Ларисе? – спросил прокурор. - Друг. - Так вот, друг, я их допрашивал, они не отрицают, что полезли на девку, но говорят, что она напилась и разгуливала голой по квартире. Что по суду светиться будем? Я её сегодня вызову для показаний. - Ага, - ответил я и повесил трубку. - Ты что голая шаталась перед ними? – спросил я. - Ну и что! Я дома всегда хожу голая! - И перед мужиками? - Что мне теперь молчать в тряпочку? – расплакалась тут же она. А я не знал, что и сказать. Прокурор позвонил назавтра сам. - Ну что разобрался со своей подругой? - Разобрался. - Так и есть? - Может быть, - осторожно не возразил я. - Вот что, Олега разжалуют и выкинут за зону, он там зачинщик, а фельдшера уволят из части. И на этом крышка! - Крышка, так крышка, - согласился я. XXVIII Какие только мысли не терзали меня! Лариса совсем запила, а когда я сказал ей, что так не пойдёт, побила все остатки семейного хрусталя и убежала в свою квартиру. Встретившись случайно с Людмилой, я поделился с ней, с кем же ещё? Она запричитала: - Изведёт она тебя! Как её хамелеоны? - Опять сверкают всеми цветами! - Ну, точно, вернулась Меллюзина, ты с ней не справишься! - Но не могу я без Ларисы! - Давай познакомлю со своей подругой? Соня. - Кто она? - Преподаватель в техникуме. Красивая, порядочная, только у неё Танька. - Дочка? - Ну да. Тебе и надо с ребёнком, чтобы почувствовать ответственность за семью. - Не знаю. - Надумаешь, скажешь. Меня вызвали повесткой в кожный диспансер. Врач грубо прикрикнул: - Снимайте штаны! - Зачем? – искренне не понял я. - Исследоваться будем! - Зачем? - Вы как мальчик. Живёте с Ларисой Никишиной? - Это моя личная жизнь! - Личная. Пока заразу не разносите. Между прочим, она написала заявление, что Вы заразили её гонореей. - Знаете что?! - Я то знаю, - стал доктор грубым вновь, а Вы вот не знаете, что под статью попали. - Но если уж заразил кто кого, то тогда она меня! - Не наговаривайте на девушку шестнадцати лет! Не стыдно, совратить и развратить? Она сейчас на уколах в больнице лежит, по восемь штук в день. - Вы, доктор тоже купились на смазливую внешность, - взбеленился я. - Вы будете снимать штаны? Потрясённый последней новостью, я спустил джинсы, и врач глубоко залез мне катетером в головку. Через день он позвонил мне на дом: - Извините за грубость. Знаете, с кем она изменила Вам? - Я скажу Вам, если обещаете не притягивать к этому делу Ларису. - Обещаю, говорите. Я кратко рассказал врачу историю с господами офицерами. - Да это старые мои знакомые, - услышал я, - ладно, разберусь с ними. - А что со мной? - Вас судьба пощадила, триппер не успел перейти к Вам. Я сходил к подруге в больницу, мы тоскливо постояли в коридоре. - Не хотела рассказывать врачу про изнасилование, а с гонореей меня припёрло, мне Карина сразу всё объяснила. - Это медсестра, с которой хотела познакомить меня? - Да. Познакомить? - Не надо. Не надо нам никаких контактов. - Я понимаю. Не боишься, поцелую? Я молча потянулся навстречу. Уходил, слёзы катились из моих глаз. XXIX - Здравствуйте Вадим, это Соня, - раздался в трубке мягкий грудной голос. «Значит, всё-таки, Людмила сводит меня с ней, ну что ж, что в мире не делается, всё к лучшему». - Здравствуйте Соня. Очень рад, что Вы позвонили. - Знаете, мы живём в современном мире, ничего, что я первая знакомлюсь? - Нормально, значит Вы продвинутая. - Уже ёлку в парке поставили. Не хотите вместе посмотреть? - Хочу. А сколько Вам лет, ничего, что у женщины спрашиваю? - Ничего. Двадцать шесть. - Соня, а мне сорок два. Стар, для Вас. - Я знаю, Люда сказала. А у меня Танька. Три года. - Отлично! Давно не катал детей на плечах. Голос женщины потеплел: - Вот что, как лучше? Может быть, сначала заглянете ко мне? - Спасибо, прямо сейчас? - Да. Соня назвала свой адрес, и я направился к ней через магазин. Поразмыслив немного, прихватил пару бутылок сухого вина. «Уж очень легко всё получается, – размышлял я по дороге. - Что-то не так, наверно, не такая уж она красавица». И подготовился, на всякий случай, к скидке на «товарный вид». Но Соня в скидке не нуждалась. Дверь открыла высокая черноволосая девушка с выдержанными правильными чертами лица. - Сказка, какая то, – подумал я. Притягательная сексапильность Сони больше всего заключалась в редком сочетании удлинённой шеи, узких плеч и талии с пышными верхними и нижними формами. Я даже задохнулся от желания, давно не был с женщиной, но надо было пока играть джентльмена. Большое значение имеет первый взгляд женщины на мужчину – она всегда, не сознавая, примеривается: легла бы с ним в постель? Взгляд Сони был обнадёживающий. Видимо, она тоже приготовилась к скидке на мой возраст, но лет мне всегда давали меньше на целый десяток. - За знакомство с милой дамой! – протянул я бутылки с цинандали. - Хорошее вино, – оценила Соня. - Пойдёмте в кухню, Танька в комнате пока спит, – просто сказала она. Если женщина нравится – в ней нравится всё. Сонин голос звучал как песня. «Главное – не спугнуть чудо, не ускорять события», - испугался я и решил пока ничего у Сони не спрашивать. Но она сама с естественной простотой рассказала основное: от мужа ушла, вернее, переехала в наш город, сразу после рождения Таньки – в парне проявился алкоголик. Была у неё здесь в городе любовь с ровесником, но бросила его – не созрел для серьёзных отношений. Наконец, последний роман у неё был с мужчиной старше меня, женатым, по-видимому, из начальников в техникуме, она вспомнила о нём с добром, но сказала, что нечего разрушать семью. Мы незаметно перешли на «ты». - Ну, значит, я подходящий для тебя, холостой и созревший. - Дети у тебя есть? - Дочь от первого брака, учится в институте, в Москве, приедет к Новому Году. Через час мы с Соней и Танькой на моих плечах гуляли в парке, как добрая семейная пара. Я понял, что Соня решительная женщина и ищет подходящего супруга, но с ней, пока даже не целованной, мне было так хорошо, что я, впервые за долгое время, просто наслаждался синим вечером, хрустом снега под ногами, парковой музыкой из динамиков, и целиком погрузился в атмосферу близкого праздника. Она тоже улыбалась во всю, но тут, вдруг, над озером стали стрелять салют, проверяли ракетницы к Новому Году. Танька испугалась, заплакала, и мы поспешили домой. Там Соня уложила её в кроватке в комнате, а мы опять уселись на кухне и за разговорами поглощали цинандали мелкими глотками. С Соней можно было нескучно говорить на любую тему. - Я так люблю своих детишек, – рассказывала она – они на базе восьмилетки, такие любопытные. - Что ты им преподаёшь? - Математику, знаешь – это не скучная наука. - Знаю, особенно нелинейные уравнения, - пошутил я. - Ну, они до этого не дошли, а нелинейные уравнения на самом деле интересная вещь. - По серьёзному, да, - согласился я, - вся жизнь – сплошные нелинейные уравнения со многими неизвестными. - И в жизни приходится расставлять приоритеты, чтобы решать эту сложную науку. - И не дай бог, пропустить и не понять одно, казалось бы, незначительное неизвестное, - поддержал я. - И тогда вся жизнь сломается. - Мне это знакомо. - Люда рассказывала кое-что про тебя с Ларисой. - Ну, не буду плакаться. - Тогда расскажи про свою работу. - Работу свою люблю. Это вычислительный комплекс, который автоматизирует труд конструктора. - Интересно. Конструктор ведь рисует чертежи? - Чертежи рисует чертёжник. Конструктор их разрабатывает. - Наверно, скорее, составляет из известных элементов. У нас был курс конструктора. - Вот именно. Чертежи известных элементов – макро закладываются в память машины, а потом конструктор одним нажатием кнопки помещает их на поле и составляет из них новое устройство, а машина сама рисует чертёж. - Значит, чертёжников можно увольнять? - Можно, – вздохнул я, - но не нужно, им тоже хочется кушать. - Эта машина дорогая? - Пятьсот тысяч долларов. - Ого, должна же она окупаться! - Перевернуть мир, сложившиеся отношения в нашей системе трудно. - А ты можешь устроить экскурсию на машину моим ученикам? - Конечно! - Я думаю, что с твоей помощью притяну свою математику к твоей машине, и это понравится ученикам! - Ты такая расчётливая, мне страшно становится. Соня внимательно посмотрела на меня и сказала: - Не всегда. Я придвинулся близко к ней. Она неосознанно приоткрыла ротик. Я рассмотрел её мелкие жемчужные зубки и медленно приблизил к ним свой рот. Почему-то мне хотелось добраться языком именно до этих зубок. Она догадалась об этом, улыбнулась и сама поцеловала меня раскрытым ртом. Дождавшись от меня ответного, обжавшего её губы поцелуя, она пропустила внутрь мой язык к своим влажным перламутровым изделиям природы. Потом я сказал то, что не хотел: - Поздно уже, пойду. Тебе спать надо. - Иди раскрой в комнате диван, – спокойно ответила она, - Танька уже спит, не включай свет. Я раскрыл и застелил простынёй диван. Разделся и сел на него. В окно светил с улицы фонарь, мой напряжённый слух уловил слабый шум воды в ванной. Она появилась тихо и неожиданно в мохнатом халатике. Я сделал движение руками, чтобы проверить – что под ним, но она сама сбросила его. Она знала силу красоты своего тела и стояла неподвижно, чтобы я лучше рассмотрел её. Конечно, мой орган откликнулся стойкой реакцией на это чудо природы, а я сам застыл, как под гипнозом. Впечатляющие бёдра при узенькой талии и чуть обозначенном животе. Говорят – о вкусах не спорят. Но, не зависимо от вкуса, каждый мужчина предпочтёт ровные, полноватые женские бёдра, чтобы они сходились без щели, когда женщина их сомкнёт. Настоящая красавица должна иметь также чуть полноватые, не узкие икры и щиколотки и, при этом, небольшой размер ступней. При наличии всех этих условий женщина может именоваться ДАМОЙ. Дамы доставляют наслаждение мужчинам, вплоть до оргазма, одним только любованием их формами, даже без обладания телом. Передо мной стояла дама. Груди её чёткими полусферами расположились строго по горизонтальной линии симметрии. Многоопытный Фаукат как-то прочитал мне лекцию: - Говорят, чтобы узнать размер влагалища, надо смотреть на рот женщины. Или говорят, чем меньше ладони, тем меньше ОНА. Всё ерунда – так не всегда бывает. - А как бывает? - Знаешь, ни разу не подводило: маленькие соски на груди – маленькое отверстие внизу! У СОНИ БЫЛИ МАЛЕНЬКИЕ СОСКИ. Я перевёл взгляд на богатый чёрный треугольник под её животом, потом на объёмные полушария ягодиц, и дыхание моё перехватило. Я сделал то, что больше всего хотел – обхватил и плотно сжал в ладонях эти упругие сокровища. Потом медленно провёл пальцами рук по самой любимой мной черте в женщинах – черте, разделяющей попу на две половины. Насладившись этой роскошью, я перевёл руки на талию Сони и усадил её на диван. Также медленно, стараясь напоить свои глаза и ладони телом богини, я разжал её бёдра и раздвинул пальцами половые губы. Свет фонаря как раз падал на вожделенное отверстие и растянутый на пальцах ромбик переливался изнутри сочно красным влажным цветом. Я потёр его сначала кончиком носа, касаясь одновременно холмика клитора. Соня испустила сдавленное: «Ах»! Я просунул два пальца правой руки как можно глубже, примяв большим пальцем клитор и, наконец, ощутил кончиками пальцев раздвоенное устье матки. Соня крепко сжала ягодицы, выпячивая матку вверх, чтобы помочь моим проникновениям и застонала. Я вытащил пальцы и слизал с них приятно пахнущую сверкающую слизь. О, это были ферромоны высшей пробы! Этот запах привёл меня в исступление, и я залез во влагалище всем языком. Слизывая со стенок росу жизни, я глубоко сожалел о несоответствии своих лицевых органов размерам и форме великолепной вагины, не позволяющим им утонуть и раствориться в ней. За то пришло на ум, что уж член точно гармонично сочленится с облегающей пещеркой, в чём я и убедился, медленно введя в неё орган. Не только раздувшимися от возбуждения стенками пениса, но и всем сердцем я почувствовал спазматические волнообразные сокращения внутренних Сониных колец, и мы кончили с ней одновременно. Сосковая теория Фауката получила ещё одно убедительное подтверждение. Отношения с Соней приглушили моё стрессовое состояние, особенно обострённое из-за отсутствия женщины. В Соне мне нравилось всё: молодость, тело, острый ум в сочетании с естественной простотой в общении. Она подарила мне свой фотопортрет, который я выставил за стеклом серванта. Мы много гуляли с ней и Танькой вечерами после работы. Однажды мы зашли с ней во Дворец культуры, в котором Сашка вёл фото - киностудию. Мы занялись с ним в комнате рядом со сценой печатью фотографий, а Соня прошла к роялю, стоявшему на сцене. Когда я вышел из комнаты, она задумчиво исполняла на рояле серенаду Шуберта. Она вздрогнула, когда я незаметно подошёл к ней и поцеловал сзади в шею. Эти стихи я написал на работе на следующий день и подарил их Соне. Она поцеловала меня: - Ты просто Тютчев! Жили мы, то у неё, то у меня, и наши тела тянулись друг к другу при каждом удобном случае. Удобными были случаи, когда Танька засыпала, Соня не допускала, чтобы девочка увидела то, что детям видеть не положено. Как-то мы лежали в моей квартире на тахте, с краю Танька, которую надо было усыпить и потом перенести на раскладное кресло, в середине Соня, к стенке я. Соня, повернувшись на бок к Таньке, читала ей сказки, но та не хотела засыпать. В конце концов, мой друг, измученный соседством с пышной задницей, требовательно упёрся между упругих Сониных ягодиц, я осторожно снял с неё трусики, похоже, она не возражала, но продолжала читать: - Посадил дед репку. Выросла репка: «Ой!» … большая, пребольшая». Я расхохотался: - Нет, Соня в сказке слова «Ой!». - Но у деда не было и ойкающего возбудителя, - ответила она. - Позвал дед бабку, – продолжала читать насаженная дама дрожащим голосом. Я совершал своё мужское дело и кончил с превеликим удовольствием, познав новую приятность сношения с женщиной, занятой другим делом. После нам понравилось повторять «декамеронные» отношения, только Соня нагибалась, чтобы протереть пол или ванну, как я задирал ей юбку. Наши двухнедельные отношения кончились для меня неожиданно. Приехала дочь, и Соня хотела прийти познакомится с ней. Но перед самым Новым Годом, утром, в день, в который мы условились о встрече, она позвонила и сказала, вдруг, что никак не может прийти, она должна сопроводить своих учеников на какую-то экскурсию. Я тут же приехал к ней на «разборку». - Неудобно перед дочерью, - сказал ей. - Директор сообщил про экскурсию только вчера. - Что нельзя было кому-то другому? - Это группа, которую я веду. - Ну, хоть бы позвонила вчера, дочь уже наготовила всего. - Я хотела, но … - Что, но? - Не думаю, что я должна встречаться с твоей дочерью. - Почему? Возникла длительная пауза. - Мы не созрели для серьёзных отношений. - Что у нас не так? - А что изменилось за эти две недели? Ты живёшь по своим привычкам, как раньше, я просто, бесплатное, сексуальное приложение. - Я считал, что у нас любовь. - Что я не знаю, что такое любовь? У нас не любовь, а секс. - Любовь без секса – не любовь. А серьёзные отношения развиваются постепенно. Соня помолчала и вздохнула: - Я долго думала. Всё пойдёт по инерции, как пошло. Человек не меняется. - Не смею навязываться, – вспыхнул я и покинул Соню, тем более, что она смотрела на часы, опаздывая на экскурсию. Я шёл домой и кипел благородным негодованием от женского непостоянства: «Всего один день не виделись, встречал в аэропорту дочь, и вот вся любовь! По инерции! По инерции я жил с Татьяной восемь лет и не изменял, если уж ты считаешь себя такой серьёзной». Придя домой, я сел напротив портрета Сони. «А может быть она права? «Ничего не изменилось» … Может быть, надо было отдать ей получку? Или сделать ценный подарок? Действительно, кроме коробки шоколада и один раз цветов, я ничего ей не подарил. Зато бутылочка неплохого вина «от Вадима», стала постоянным атрибутом наших встреч. А ведь с мужем она развелась из–за вина. Может быть, стоило хотя бы иногда забирать Таньку из яслей? Или устроить ремонт в её квартире? Или помечтать, какую квартиру и в каком районе мы получим в обмен на наши две? Даже про обещанную экскурсию на мой вычислительный центр я забыл. Порхал радостно две недели, как шмель по первым весенним цветочкам, а дама, оказывается, присматривалась»… - Что ж, как случилось, так случилось, – сказал я себе и убрал Сонин портрет в альбом с фотографиями. Сам я не хотел переступить через гордость и пойти к женщине. Но если бы она позвонила сама, то вернулся бы. Я не прошёл тест на семейную жизнь. XXX На душе было муторно. Завтра Новый год, дочь сказала, что уйдёт встречать со школьными подругами. Я выпил коньяку и пошёл по городу. Фауката не было дома; Санька, он жил в отдельной комнате общежития, трахался с новой подружкой. Я принял с ними ещё фужер бюракана и … храбро отправился на квартиру к Ларисе. За её дверью неразборчиво слышались взволнованные женские голоса. Один принадлежал Ларисе, а второй, очень знакомый второй! Да это же Людмила! Я хотел постучаться, но что-то остановило меня, вспомнил про ключ от квартиры бывшей любовницы и осторожно открыл дверь. Тут я понял, что побудило совершить меня неприличный поступок. Так и есть, не ошибся! Дамы занимались на раскинутом диване лесбийской любовью. Людмила оторвала рот от промежности Ларисы и со страхом вперилась в меня. - Ты… ты… с ней? – запинаясь, протянул я. Моя любовь, как ни в чём не бывало, соскочила голая с кровати и бросилась мне на шею. - Вадик! Я знала, что ты придёшь! Людмила, напротив, лихорадочно натянула платье и сидела на диване вся красная. - Ладно тебе! – щёлкнула её Лариса по носу, - у нас сегодня праздник, Вадик явился! - Налевай! – толкнула она меня на диван рядом со столиком, на котором стояла початая бутылка коньяка. Я разлил стаканы. - С наступающим на нас Новым Годом! – бодро подняла нимфетка стакан, - и пусть наступает на нас помягче! Людмила немного отошла, а после стакана даже ожила. - А где Соня? – спросила она. - Соня заснула, - неловко поиграл я словами. - Да ты что? Только вчера видела её, сказала, что всё хорошо у вас. - Что было вчера, то – неправда, сказал Эпикур. - Вадик, я всё знаю, - живо воскликнула Лариса, - так, блин, хотелось ворваться к вам и испортить злачную компанию! - Я еле её удерживала! – реабилитировала Людмила свой контакт с девушкой. - Мне уже ничто не кажется странным в этом мире, - махнул я рукой, - с этой оторвой и со всеми вами я продвинулся за полгода больше, чем за всю предыдущую жизнь. - Тогда, может будешь третьим в нашей компании? – бесстыдно спросила Лариса. - Только групповухи не хватает для полного счастья! - Нет, Лариса, я так не могу! У меня есть принципы и … Гера, - испугалась Людмила. - Ладно, девки! Будем с принципами просто пить вино. Людмила к вечеру ушла к Гере на встречу Нового Года, а мы с Ларисой, безнадёжно бухие, завалились в постель. Честное слово, не помню, была ли у нас близость той ночью, но Новый год мы проспали точно. Непрерывно звонил телефон сквозь сон, но подняться не было сил. Наши отношения стали какими-то пресными. Длинная цепь расставаний и примирений приучила к наплевательскому отношению друг к другу и ко всему на свете. - Ты разлюбил меня, - сказала как-то Лариса. А я сидел и держался за живот, что-то не то съел и мучился от боли. - Да какая на хрен любовь в этом сумасшедшем мире! Пора мне плюнуть на «лубовь» и заняться серьёзным бизнесом. - Ой, интересно! А чем? - Буду компьютерами торговать. Мне МММ договор предлагает. - Здорово! Станем богатенькими. - Только не с тобой! Ты всё угробишь! - Подумаешь! Мне, между прочим, предлагает замуж Бережной, он начальник отдела. Моложе тебя и с положением. - А слышала, что его прежняя жена повесилась? Говорят, он довёл. - Это меня и смущает. - Да не бойся! – расхохотался я, - ты сама, кого угодно загонишь в петлю! - Ну и гад, же ты! Обижаешь скромную девушку. В животе кольнула резкая боль. - Катись ты к своему начальнику! – скривился я. Лариса сверкнула хамелеонами и ушла. Вечером скорая увезла меня в хирургию. Слава богу, попался чуткий хирург. Вызванный из дома, он не потащил меня сразу на операционный стол, а остался до утра, ожидая моих анализов, и раз десять подходил, даже ночью, щупал мой живот. Всё обошлось без операции, меня хотели перевести на долечивание в терапию, но тут появился заведующий отделением, который знал меня, как электронщика и сказал: - Будешь лежать у меня, пока не восстановишь мне радиосвязь с палатами! - Что ж сделаю, – согласился я, - мне хотелось отлежаться от Ларисы и пьяного образа жизни. - Чудненько! – пропел врач, - я тебя посажу на спецдиету для бугров. XXXI Эта задержка в хирургическом подарила мне встречу с Даной, всю историю с которой я до сих пор воспринимаю, как фантастическую. Дана - высокая девушка с каштановыми волосами и с вечно приклеенной улыбкой. Она повредила мениск, одно колено было подбинтовано, что совершенно не портило её великолепных длинных загорелых ног под коротким халатом. Дана была молода – лет шестнадцати, семнадцати, и вокруг неё постоянно кружился хоровод её юношей-сверстников, истекающих от поллюций, таких же временных инвалидов, как она. Конечно, я облизывал на неё губы, но не более того. Однако Данина непосредственность не знала границ. - А где у тебя бинт? Покажи! Наверно на животе. - Да нет у меня бинта! Она задрала мне халат и майку и, не обнаружив бинта, не успокоилась: - Всё понятно, у тебя забинтован член. Бессовестность молодого поколения не знала границ. - Что ты Дана, бог с тобой, не полезешь же в штаны! - А почему ты тогда в хирургическом? - Заведующий меня любит. - Попроси у него для меня справку на свободный выход. - Зачем? - Домой буду бегать. - И добегаешься, второе колено перешибёшь. - А плевать, у меня ноги крепкие. - Ноги у тебя просто … сладкие. Она взглянула на меня, на миг погасив улыбку, а я стушевался и больше на подобные темы не распространялся. Зато много болтал с ней о другом, занимал её от больничного безделья. Дане нравились мои рассказы, про работу с иностранцами, которую большое начальство доверило мне для освоения импортного вычислительного комплекса; про суровый, но красивый Север, где я был в командировках на ядерных испытаниях; про смысл жизни и прочее – она была любопытна и с удовольствием поддерживала любую тему. - Знаешь, когда мы приехали в Москву для работы с англичанами, нас поселили в шикарную гостиницу для академиков. - Так ты академик? - Что ты – у нас всего два академика на город, а я даже не кандидат. - За что же такая честь? - У нас же режимное предприятие – работа с иностранцами большая редкость. - Мне папа говорил, что он давал подписку: вообще не встречаться с иностранцами. - И я давал. Только у них самая лучшая техника, надо же её осваивать, чтобы совсем не отстать от Америки. - А ты знаешь английский? - Представь, что нет. Изучал немецкий. - А почему тебя выбрали? - Выбрали то сначала не меня, другого - с английским, да это не помешало ему запороть контракт. - Как запороть? - Да набрал за тыщи долларов не то, что надо в комплекс. - А ты? - А мне пришлось выкручиваться, заменять. - Выкрутился? - Выкрутился. Мне даже генерал, директор предприятия, предоставил доверенность на подпись от его имени, – похвастался я. - Ого! – восторженно воскликнула Дана, – ты герой в моих глазах! - Тогда позвольте поцеловать Вашу ручку, мадемуазель. - Лучше я поцелую тебя в щёчку. Она перегнулась через боковинку соседнего кресла и азартно чмокнула меня. Я схватил её запястье и приложился к нежной загорелой коже тыльной части ладони. - И где ты только загораешь зимой? - Нигде. Это с лета. Видел бы меня в августе – как негритянка. Лариса явилась ко мне в больницу. Но раньше посетил меня Фаукат и сообщил, что видел мою подругу, входящей в свой дом с начальником отдела. «Конечно, пришли не чаи гонять»! - усмехнулся я про себя. Я сделал вид, что лежачий больной и наврал что-то про операцию. Она повздыхала и ушла. Наконец, я настроил в отделении радиосвязь и выписался. Дана попросила у меня телефон, её выписывали завтра. - Зачем тебе? - А я у всех беру, люблю болтать по телефону. Через день, в субботу утром телефон зазвонил. - Я приду к тебе? – спросила Дана. - Что делать нечего? - Нет у меня серьёзный повод. - Какой? - Приду – скажу. - Ну, приходи, – и я сказал адрес. - Да знаю я твой адрес на бойком месте! - Откуда? - Общие знакомые сказали. В это утро солнце в моей квартире, без окон на восток, взошло раньше – в проёме двери появилась ослепительная Данина улыбка. В руках у солнышка была бутылка с шампанским. - В честь чего? - У меня день рождения! - И в такой день ко мне? - К тебе. - Чем заслужил? У тебя же куча молодых друзей. - А! мне с ними неинтересно. - А со мной? - С тобой интересно – ты много знаешь. - Ну, ладно, только я даже цветами не запасся, не знал. Я достал из серванта неизменный коньяк, на этот раз это был светлый молдавский «Белый аист» и коробку шоколадных конфет, которую вручил Дане. - Поздравляю! - Ого, ассорти! Она тут же открыла коробку на пробу. - Ну, закусывать есть чем! Я начал отмыкать шампанское; рука, вдруг, сорвалась, пробка выстрелила в потолок, напиток зашипел бурным потоком и окатил Дану, она вскрикнула, а в фужеры я разлил остатки. Мокрая, с головы до ног, богиня заливисто смеялась и взъерошивала волосы; я, вначале, проклинавший себя за неловкость, рассмеялся тоже. Мы быстро схватили с Даной шипящие через верх бокалы и, стоя, присосались к ним ртом – я только успел вскрикнуть: - С днём рожденья! Дана, отпив бокал наполовину, сказала: - Меня всегда целуют, когда поздравляют. Я скромно поцеловал её в цветущую щёчку. - Ты только так умеешь? Не в силах противостоять провокации девушки, я взял её за мокрые плечи обеими руками и впился в призывно полуоткрытый бутончик губ. Она обхватила меня за шею и ответила прожигающим насквозь поцелуем. - Ты думаешь, что делаешь со мной? – задрожал я. Дана сбросила платье: - Б-р-р, мокрое! - и заявила: - Хочу коньяка! А я смотрел на топорщившиеся кверху обнажённые грудки, выделявшиеся белыми шариками на загорелом теле, на стройные ножки в серых тёплых колготках в рифлёную полоску, и … проклинал судьбу, что она свела меня опять с нимфеткой. Мы выпили с ней по рюмке, она села ко мне на колени боком, и я обеими руками сжал её округлые бёдра, о чём безнадёжно только мечтал в больнице. Дана соскочила с колен и вновь появилась на них, теперь оседлав мои ноги. Я наклонился и поцеловал обе её коленки сквозь колготки, правильные округлые женские коленки всегда возбуждают меня. Дана в ответ расстегнула замок на моих джинсах и, наклонившись, припала губами к моему восставшему органу. С закрытыми от умопомрачения глазами я снял, на ощупь, с неё колготки и еле оторвал её голову от предмета, более сладкого для неё, чем шоколад. Потом натянул на себя, взявшись за бёдра, девичью промежность. Дана тоже закрыла глаза и застонала. Через несколько, протыкающих её насквозь кинжальных фрикций – я чувствовал свой член пальцами в её заднем проходе, она вдруг резко сорвалась с качающего поршня и сказала: - Одень презерватив, у меня есть в сумочке! - Одень сама, – попросил я. Дана, стоя на коленях на полу, с трудом натянула на разбухший пенис презерватив, прищемив пару раз нежную кожу органа. Я поднял её с пола за талию и посадил на стол. - Хочу насладиться видом твоего тела, пока стоит дублон, - это так сексуально. - Только не спусти на пол! – засмеялась Дана и тут же спросила: - Это ты придумал – дублон? - А что? - Нормально! Я знаю, дублон золотая монета, которая хорошо звенит. У тебя точно звенит! – и она ударила по моему органу кистью, как по гитарной струне. Для девушки «дублон» был игрушкой, заменившей куклы из детства. Мой малиновый от фрикций «дублон» действительно был напряжён, как толстенная натянутая струна, головка члена едва не лопалась от возбуждения, я раздвинул пальцами, сидящей на столе девушке половые губы, и бурно кончил от созерцания её разгорячённой, светящейся изнутри трепещущей плоти. Презерватив от удара выстрелившей спермы с хлопком соскочил и смачно шмякнулся на пол. - Я говорила - кончишь! – восторженно закричала Дана, – вот это салют! Но мой орган, испустив финальный салют, не опал. Дана, соскочив со стола, влезла на кресло коленками и заправила стойкий предмет под розовые, от сиденья на столе, ягодицы. - Только не спускай в меня! – крикнула она. Уже разрядившийся ранее снаряд, долго и сладострастно вонзался без устали в её, ещё неразработанное лоно, в то время как мой передок крепко массировал её сдобные полушария с каждым качком. - Всё! Больше не могу! – прокричала она, задыхаясь. Но мои руки крепко ухватили её задницу, а, казалось, дымящийся от трения орган, безжалостно, со свистом драл её молодую письку. Наконец, я почувствовал, что сперма с болью продирает узкий перешеек семенного канатика, и резко выхватил труженика из горячей щели. С криками оросил я роскошную розовую возвышенность с восхитительным руслом посредине, переполнившимся обильной молочной влагой. - Ну, ты загнал меня до корчи, – запыхалась Дана. - Но ты же так и не кончила? - Я не умею это, но хочу. «Опять загадки нимфеток», - подумал я, - «какие начнутся фокусы для стимуляции оргазма на этот раз». - Удовольствие через боль – лучшее наслаждение, - начал я воспитание на всякий случай. - Уж я поняла это, милый, – сказала Дана язвительным тоном. - Да я серьёзно. От этого возник садомазохизм. - Я не знакома пока с этими извращениями. - Не извращениями, а ухищрениями. Молодая, ещё узнаешь. Кстати, а сколько твоих лет мы сегодня отмечаем? - Четырнадцать. - Шутишь, что ли? - Серьёзно. Я вскочил как ужаленный, чёрт бы побрал этих акселераток! - Что ты сразу не сказала? - А ты не спрашивал. Да ты бы не полез на меня, если бы узнал! - Наверно, - неуверенно вымолвил я. - Да ты не бойся! Я же не девочка больше года. - Это я понял. - Что девочек ломал? - Всего пару раз по молодости, одна - первая жена была. - Ну и как? - Уж точно не удовольствие. - Знаю, – вздохнула она. - Однако, мне не по себе, прелестная акселератка. - Да что ты заладил? На то и писька, чтобы трахаться! - Как я завидую нынешнему молодому поколению, которое понимает это … со дня рождения. - А моя мама костерит меня, почём зря! Блядь! – орёт, - задорно развеселилась всегда жизнерадостная нимфетка. Тут раздался звонок в дверь. На пороге появился Фаукат и не один, а с двумя поддатыми хохотушками из своего гарема и тремя бутылками вина. - Ба, да ты не один! И с такой девушкой, - просверлил Фаукат Дану глазами. - А я Вас знаю! – отозвалась та, - Вы папа моей подружки. - Ну ладно, ладно, какой я тебе папа – дядя старше, - указал на меня, сразу молодясь, татарин. - Да я и не зову тебя папой, а я Дана! – сразу перешла тоже на «ты» и подала руку девушка. - Ну, опять у Вадика оторва! – восхитился Фаукат, – девочки проходите – это мой друг Вадик с подругой Даной. - Уж лучше мы дедушек поищем, что нам остаётся, – хихикнула одна из дам, в которой я признал, наконец, блондинку – подарок Феди в трудные дни, когда уехала от меня Татьяна. - Так Люся, не выступай, – сказала вторая дама. - Ну, Люся здесь родная, – сказал Фаукат, - Вадик – наливай! - Поехали! – опомнился я, подымая бокал. - Вадька, как я соскучился по тебе! – заобнимался Фаукат, - будешь на гитаре играть? - Снимай с серванта! Вообще-то, я знал на гитаре только четыре аккорда, что не мешало исполнять под них любые песни. Пропели «Очи чёрные», «Я встретил Вас», есенинский «Клён – ты мой опавший», дальше пошла всякая муть, как всегда по пьянке. - Давай весёлую! – закричали дамы. - Вадька, Вадька давай свою песню про презерватив! – закричал Фаукат. - Так слов никто не знает, – замялся я для виду. - Вон там у тебя слова, – вытащил Федя из серванта листки с текстом и раздал дамам. - Песенка о розе! – провозгласил я. Слова в песне были простые, мелодия лёгкая, последние две строчки пропевались два раза, поэтому компания дружно стала подпевать: Последние слова прозвучали с ударением, под усиленные аккорды, все захохотали от неожиданной концовки, а Данка больше всех. Я включил магнитолу, и толпа принялась танцевать. - Как тебя не любить, мой поэт?! – обнимала меня Дана в танце, и я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Впрочем, как и положено хозяину, я перетанцевал со всеми дамами. Разошлись поздно, вдрызг пьяные, я проводил Дану до дома родителей. Утром, однако, я проснулся не в своей тарелке, и твёрдо решил не продолжать отношений с нимфеткой, мне по горло хватило этих прелестей с Ларисой. И начинались они не менее увлекательно. XXXII Впрочем, Лариса не позволила бы никаких отношений с соперницей, даже при моём желании. Она бурей ворвалась в воскресенье, захватив полами своей раскрытой шубы массу холодного воздуха с улицы. - Что не позвонил? Мне сказали в больнице, что тебя в четверг выписали. - Болит у меня, – притворно поморщился я, а сам подумал: «Узнала ты раньше, только протрахалась с начальником отдела». - Сейчас вылечу! Она сбросила свою шубу прямо на пол и утянула меня на неё. Сопротивляться бешеному натиску было невозможно. А я и не сопротивлялся. Половой эксперимент на шубе очень удовлетворил меня, даже после незабываемой вчерашней истории. Я только отметил, чтоб суккуб надёжно схватил меня когтистой лапой жажды непреходящих наслаждений, без всякой связи с эмоциональными привязанностями, похоже, я подарил душу Дьяволу. Лариса, тем более, пошла в разнос. Мы перепробовали с ней массу сексуальных приёмов, из тех, что в обычной жизни называют половыми извращениями, но оторва хотела забить пресыщение, изобретая новые способы. Я обнаружил, что она уже не может кончить при обычном половом акте. Когда, однажды, я настойчиво трудился всеми испытанными средствами, она закричала: - Принеси бутылку! Я принёс поллитровую бутылку из-под коньяка. Мы, как обычно, были слишком пьяны, чтобы отдавать трезвый отчёт в своих действиях. Я принёс пустой снаряд, точно предполагая, что ей хочется засунуть его во влагалище, но ошибся только в одном. Когда горлышко бутылки уже скрылось внутри девичьей плоти, она закричала: - Дурак! Суй тупым концом! Я вынул бутылку назад и со страхом взглянул на диаметр. - Не бойся, - успокоила Лариса, - когда рожают, ребёнок всё равно больше. Я, всё-таки, не решался. - Ты же не рожала… Она выхватила бутылку из моих рук и вставила к себе наполовину. - Ох! – простонала она, - суй дальше, я не смогу руководить своими действиями. Суй, суй! – закатила она глаза. Я подтолкнул бутылку. Странным образом, она, к моему изумлению, вошла почти вся. «Что значит мой хилый орган размером 18 х 4 по сравнению с вторгшимся в плоть чудовищем?!» - пронеслось в голове. А Лариса, между тем, кончала с пронзительными криками. - Моя милая, - сказал я ей, - после такого мне придётся ходить к тебе в гости только в другое маленькое отверстие. - Да и то после сильного возбуждения, - согласилась девушка, - давай я подсосу тебе насос. Она долго обрабатывала языком мою крайнюю плоть, пока грибок не вздулся угрожающей шляпкой. Раньше я всегда входил в её анус медленно, расслабившись и смазав головку, чтобы не причинить боль. Теперь она сама требовала боли и вырвала из моих рук баночку с кремом для смазки. Она встала на тахте на четвереньки и заорала: - Суй сразу весь до конца! Я приладился к влекущему завитку и резко всадил в него весь орган. Оторва зашлась диким хрипящим воплем, я порвал отверстие, не приспособленное к детородному растяжению. Она явно, в экстазе достижения неизведанных удовольствий, переоценила свои возможности. Лариса соскочила с тахты и с леденящим воем начала кружить по комнате. В стенку застучали со стороны соседа Женьки. Они давно привыкли к сексуальным воплям в нашей квартире, да и мы, иной раз, подслушивали их оргазмические крики, но, видимо, звериный вой экспериментаторши слишком походил на предсмертный. - Не ори! – зашипел я, - соседи милицию вызовут! - Тащи из ванной одеколон, - прохрипела Лариса сквозь стоны. - Брызгай туда! – встала она на коленки на ковёр. - Сожжём слизистую! – воспротивился я. - Брызгай, мать твою! Я нажал кнопку пульверизатора. Девушка заскрипела зубами от боли, спирт разъедал трещины, потом промычала уже более спокойно: - Плесни коньяка! Через пару дней она привела Карину. «Чёрт побери, а, ведь ей не дашь тридцать пять», - была моя первая мысленная реакция. Карина выглядела на двадцать пять: ухоженная гладкая кожа на статичном лице, видимо, она не морщилась и не улыбалась лишний раз, большие глаза, чуть остренький прямой носик, делавший похожей её на любопытную лисичку, каштановые волосы. - Как тебе мой Вадик? – спросила Лариса. - Прилично моложе, чем я представляла. Мужчине тоже приятно слышать такой комплимент, и я сразу расположился к гостье. Выпили аштарака, бюракан куда-то исчез из магазинов, я включил Си си кетч и хотел, первым делом, пригласить Ларису. - Нет, пригласи Карину, - мягко оттолкнула она. Всё ясно, женщину привели для видов на совместную жизнь, а Лариса собралась замуж за своего начальника. Я пошёл с Кариной, сильно покоробленный Ларисиной сдачей. Волосы каштановой лисички издавали чуть уловимый запах дорогих французских духов, рассчитанный на то, чтобы партнёр пытался вдохнуть его всеми лёгкими, надеясь насытиться будоражущим ароматом, но насыщение не наступало и влекло ещё больше. «Так искусно создаётся тайна женщины, - думал я. – Вот уже, было, поймал тонкий аромат, но, нет – улетел опять, и ты магнитом следуешь за ним расширенными ноздрями». - Она привела тебя для меня? – напрямик спросил я шёпотом Карину. - Ой, Вадим, она просто заворожила меня описанием твоих достоинств, - также тихо ответила женщина. - Что вы там шепчетесь? – недовольно вскочила Лариса и расцепила наши руки, - я тоже хочу потанцевать. Женщина никогда не отдаст так просто своего мужчину другой, даже если он ей не нужен. Карина с усмешкой, присела к столу и стала поглощать вино мелкими порциями. - Ну, знаешь! – сказал я во весь голос, - будь уж последовательной до конца! - Да, да! – нервно согласилась моя подруга, - я ухожу. - Не надо Лариса! – вскочила теперь Карина, - давай посидим просто, зачем форсировать события? Мне понравилось, что медсестра не хочет «навязываться сразу», но она не знала бурный темперамент этой девчонки, та даже не удостоила гостью взглядом и уже захлопнула дверь с той стороны. - Я тоже пойду, - сказала Карина. - А мужика оставите обе с носом! – ехидно произнёс я. - Нет, если хочешь, посижу немного, - опустилась она на стул. Может быть, Карина и была доброй женщиной, а я сыграл на её жалости, но, вернее всего, осталась она, потому что я выдержал в её глазах ожидаемые смотрины. Женщина никогда не задержится, если есть повод избавиться от мужчины, который, по её разумению, не подходит ей. С другой стороны, если мужчина не испортит игру, то пьяная женщина, оставшаяся с ним – его. Так и случилось. Через полчаса, я протискивался с трудом в узкое устье лисички. С трудом по двум причинам. Во-первых, не смотря на моё тяготение к миловидной даме, Ларисин демарш ослабил мою потенцию, мне казалось, что я совершаю что-то недостойное наших с ней отношений. Во-вторых, я впервые встретился с интересным строением влагалищной трубки. Она была слишком изогнута, но в другую сторону по отношению к моему члену, нестандартно загнутому вниз. При обычно почти прямой трубке, это не создавало дополнительных неудобств, но при такой конституции, член просто застревал на средине пути. Однако стремление протиснуться в загадочную пещерку сыграло свою роль, мой стержень поднатужился и с наслаждение перегнулся в противоположную сторону, добравшись сразу до устья матки. Этот момент стал решительным, вызвавшим у Карины быстрые подмахивающие движения, пока она не кончила со сдержанным стоном. В это время раздался телефонный звонок. - Ну что, пи..юк уговорил Карину? – раздался ядовитый голос суккубки. - Что ты, уже проводил до дома, она сразу ушла вслед за тобой, - соврал я. - Вадик, я люблю тебя, я хочу тебя! Дуй ко мне! - Уже двенадцать, мне завтра на работу, встретимся завтра, - сказал я, никуда не хотелось идти, тем более что на дворе были холод и метель. - Так ладно, я иду к тебе сама! Я затравленно взглянул на Карину. - Я ухожу, - быстро поняла она всё. – Твоя подружка способна на всё, я сидела с ней в ресторане, она пырнула вилкой пристававшего кавалера. - Слушай Лариса! – закричал я в трубку, - давай встретимся на нейтральной полосе посредине, у магазина и потолкуем. - Хорошо! Я выхожу. Делать было нечего, мы вышли в метель вместе с Кариной, я поцеловал её: - Я только поговорю с ней, рвать, так рвать. Я хочу быть с тобой, ты веришь мне? - Иди, завтра позвонишь, - и она назвала свой телефон. Ч. 4. КАТАРСИС ОРГАСТИЧЕСКОЙ ПОТЕНЦИИ XXXIII У магазина в крытом переходе, защищающем от метели, стояла, кутаясь в воротник, до боли знакомая фигура. Она увидела меня издали и стала кричать: - Е..ться хочу! - Ты что! Не ори, бесстыдная! - Е..ться хочу! - Перестань! - взял я её под руку и поволок, не зная куда, лишь бы прекратила кричать. Всё-таки, мой аналайзер что-то соображал на автомате, так как остановились мы, перейдя автобан, в глухом месте среди запорошённых сосен. - Ну вот, ори теперь, сколько угодно, - сказал я, - никто сквозь лес не услышит. Лариса повесилась мне руками на шею, перед глазами сияло красивое жаркое лицо, на котором вмиг таяли падающие снежинки. Слёзы катились из её глаз: - Ты хотел мне изменить! - Ты сама привела для меня Карину! - У тебя было с ней, было! - Я же сказал, что сразу проводил её домой, - опять соврал я и подумал, «ври, не ври – она читает мои мысли, только мне на это наплевать». - Я прощаю тебя, - начала целовать она меня в губы, глаза, в лоб, - я люблю тебя! - Мы же должны расстаться! – шептал я, а сам тоже целовал милое лицо. - Должны! Но мы даже не простились! Пошли ко мне! - Долгие проводы – лишние слёзы. Пойдём, провожу тебя до подъезда. - Пойдём! У подъезда я остановился и крепко поцеловал её: - Прощай Лариса! Ты моя незабываемая любовь, ты дала мне столько, что я не могу унести! - Нет, нет! Пошли ко мне, так не прощаются! - Уже двенадцать, а у меня завтра на работе комиссия по приёмке. - Вадик, ты бросаешь незабываемую любовь ради какой-то комиссии? - Пошли! – решился я. Я хотел, я дико хотел её, я лишь боролся с собой. Она раздела меня в своей комнате, побросав всё тут же на пол: пальто, костюм, нижнее бельё. Также молниеносно сбросила всё с себя, выключила люстру и увлекла меня на постель. Сквозь окно призрачно пробивался свет от уличного фонаря, в котором таинственно играли причудливыми тенями контуры её обнажённого тела. Она захватила своими полными губами мой член, я подумал ещё, что вот, только недавно побывал он в другой п..де, а теперь она старательно отсасывает его своей волшебной глоткой. Но усмешка тут же пропала от налетевшего дикого наслаждения. Нет! Так могла зажечь только она – королева секса. Старый диван заскрипел под натиском наших тел, трудно было что-то разобрать в этом мятущемся клубке. Нельзя было понять: кто сверху, кто снизу, где у кого голова и ноги. То она устраивала мне бешеную скачку, оседлав сверху, то я сбрасывал её на спину и вонзался в её плоть. То она переворачивалась задницей к моему лицу, и я сосал под вздрагивающими ягодицами её мокрую, истекающую слизистую внутренность, то она бросалась на колени, упёршись руками в постель, а я входил в неё сзади, меняя отверстия. То она вскакивала промежностью на моё лицо и насаживала свою мохнатую плоть мне на нос, а я подымал кверху руки и сжимал, крутил её груди и соски. В одном из таких прыжков затрещал и рухнул диван, мы кубарем слетели на пол и продолжали также неистово иметь друг друга. Такого протяжённого оргазма я никогда не имел раньше, даже с ней, но странное дело, мой мученик не опал даже на секунду, а, наоборот, вздулся ещё больше. Что касается Ларисы, то она текла и текла, залила своим секретом всё моё тело и, убедившись ладонью в работоспособности моего инструмента, вновь вставила его в вагину. Мне не надо было шевелить им, она непрерывно вздрагивала в импульсах повторяющегося оргазма, но уже перестала стонать, вся энергия переместилась внутрь сексуального центра, я чувствовал полыхающий жар её плоти. Наконец она прекратила изливаться, но тут же сказала: - Мне этого мало! Хочешь попробовать одну штучку? - Знаю тебя, будет больно! - Нет, больно не почувствуешь, просто улетишь! - Куда? - Не бойся, слетаешь на момент в другое измерение и вернёшься назад. Она, соскочила и, не включая свет, достала из ящика серванта кожаный собачий поводок с кольцом на одном конце и карабином на другом. Протянула карабин в кольцо, получилась петля, а на другом конце соорудила другую петлю, расцепив на момент замочек карабина. - Готов? – прошептала она. - Что ты выдумала оторва? Она обжала не опадающий член кулачком и сказала: - Какой молодец! Он всё хочет и хочет. Потом приблизила лицо к лицу, так что я видел на нём только одни большие фосфоресцирующие хамелеоны и, мягко касаясь кончиками пальцев моей шеи, надела на неё петлю. Другую петлю с карабином она нацепила на свою шею. - Хочешь задушить меня вместе с собой? – прошептал я. - Не подвешенный человек не может задушить себя, как только теряется сила в руках, - она показала жестом, что затягивать будет рукой, - петля ослабнет. Я читал книжку Уилсона «Жизнь после смерти» и знал, что наивысший бесподобный оргазм человек получает на границе жизни и смерти, когда прерывается дыхание, и в обеднённом кровью мозге начинаются эйфорические процессы, а освобождённая от головы кровь вся приливает к половому органу, раздувая его до неимоверных размеров. - Знать судьба моя - испытать с оторвой все возможные виды изуверских сексуальных наслаждений, - подумал я. Мы легли на бок, лицом друг к другу, обнялись и начали совершать медленные встречные фрикции в этой экономной позе, не отвлекающей необходимостью поддержания веса тел. Длинный поводок свернулся рядом на полу и не мешал нашим движениям. В полумраке комнаты витало что-то нереальное, как сон, казалось всё моё тело, а не только его воспалённый отросток проникает в жаркую магму пульсирующего жерла вулкана. Я страстно желал, чтобы меня втянуло всего в эту огненную лаву и сожгло без остатка. Я почувствовал нарастание оцепенения всего тела от медленно наплывающего оргазма и увидел краем глаза, как оторва натянула рукой поводок. Последнее, что запечатлел мой мозг: неземная ангельская красота юного, словно детского лица, преображённого улётом в таинственную сферу абсолютного блаженства. Огромные открытые, но ничего не видящие вокруг глаза, устремлённые внутрь себя. Они не излучают, как обычно, самоцветных гамм переменчивых цветов, а, наоборот, втягивают в зрачки искристые нити света от фонаря. Моё сознание отключилось. - Это ты Валентинка? – с изумлением произнёс мой голос. Перед глазами светилось детское личико моей школьной подружки, с которой мы неловко целовались за кустами после уроков. - Я Вадик. Как хорошо чувствовать твоё тело! - Нет, нет! С тобой нельзя делать это, ты же совсем маленькая девочка! - Это в твоей памяти осталась я маленькой, когда уехала в другой город с родителями. Я теперь большая. - Нет, ты маленькая и хрупкая, я могу разорвать тебя! - Милый, я хочу тебя, - услышал я, вдруг, горячий шёпот Оксаны и увидел, как лицо подруги детства преобразилось в зардевшееся желанием родное изображение крымской девчонки, решившейся подарить мне свою невинность. - Нет, Оксана, нет! Я не свободен, у меня жена и маленькая дочка, ты пожалеешь об этом. - Я не жалею ни о чём. В моей душе сиреневый туман! – крепко обвила она руками мою шею. - Ты познаешь сладость моего тумана! – исчезла Оксана, а на её месте появилась, иступлёно прыгающая на мне фигура Полины. - Ты колдунья, ты соблазнила меня! – задохнулся я от желания излить в неё скопившуюся жидкость из переполненных хранилищ. - А меня ты забыл, помнишь наше расставание у дуба? – услышал я печальный мягкий голос Лены. - Нет, не забыл моя желанная богиня! – прошептал я, плотно вжимаясь в тело прекрасной блондинки, звезды черноморской Ривьеры, в которую превратился зыбкий облик Полины. - Я вернулась к тебе, - шептала волоокая красавица. - Уйди! Он будет только со мной! - смахнула с меня Лену сочинская искательница изощрённых наслаждений, - мы испытаем с ним все прелести запретной садистской любви! - Нет, Земфира, нет! – закричал я, - я хочу познать это с Ларисой, а не с тобой, - Ну, жди тогда, когда я выпущу Мелазинну в её тело! – дико захохотала ведьма и с воем улетела вверх. - Я предупреждала тебя об опасности суккуба, - смотрели теперь на меня спокойные, мудрые глаза Людмилы. - Но ты сама превратилась с ним в лесбиянку! - О, я не могла превозмочь его порочного притяжения! Прости меня! Ты, ведь, не скажешь Гере? - Объясни мне, почему Любовь превращается во Зло! - У человека два начала: секс и агрессия. Все действия пронизаны сублимацией этих двух начал: любовь, порок, творчество, спорт, поедание пищи – вся жизнь. Ты тянешься всей душой к предмету своего обожания и тут же с яростной агрессией насилуешь милое тело в недостижимом стремлении слиться с ним воедино. Это потому, что оба начала произошли из единой субстанции сверхсознания и всегда обречены влечься к первозданному цельному состоянию. - Понял теперь, почему тебя так тянет ко мне? – заполонила весь мой биологический экран округлая розовая задница Елены, с мохнатым волосатым обрамлением вокруг ануса. - Ты порочна и развратна! – крикнул я. - Это тебя и привлекает, милый! - Да, да, наконец, я дождался твоего тела! - Нет, не входи в меня, - возразила Юля, заместившая Елену, - ты сладко кончишь от моей волшебной ручки. - Давай же быстрей, быстрей! Я готов проглотить твоё кукольное личико! - Ты ещё спрашиваешь меня, почему мы не подходим друг другу? – возникла на экране Сонина голова со светящимся нимбом вокруг неё. - Ты эротоман и пьяница, а мне нужна прочная семья. - Мне тоже, я пропаду так! - Я не спасательный круг, ты утопишь и меня. - Зачем ты обзываешь его? Он умный, с ним так интересно! – наплыло сбоку Данино лицо. - Интересно девочкам, не изведавшим пока жизни. - Уйди! Он научит меня улетать в небо, я так хочу улететь! - Слушай нимфетка, у тебя всё впереди, оставь его, завтра он позвонит мне, и мы начнём с ним новую жизнь, у меня хватит терпения вернуть его к самому себе, - возникло изображение Карины, и она плавно, но решительно отодвинула Дану из поля видения. - Я же ушёл только поговорить с Ларисой, - стал оправдываться я. - Ты, ведь, не пожалел об этом? – услышал я слабый голос моей самой яркой любви откуда-то из недостижимого далёка. Тут перед глазами мелькнула ослепительная вспышка, экран резко увеличился в размерах, и перед глазами предстал яркий облик Меллазины, испепеляющей меня сверкающими хамелеонами, непрерывно меняющими цвет: - Я предоставила тебе возможность быть сразу со всеми женщинами, которых ты любил или которых хотел. Теперь мы будем с тобой любить друг друга, и все они померкнут в твоей душе, ты забудешь их всех, и будешь рваться к растворению только в моём теле! Посмотри на меня, как я прекрасна! Ни одна земная женщина не имеет такой красоты! - И такой бездушной и холодной! - Нет, ты говоришь так, пока не попробовал меня. Ты узнаешь, насколько горяча моя любовь! - Прочь исчадие дьявольского ада! - Бога и дьявола придумали сами люди из-за страха. Из-за непонимания деятельности своих мозгов, которые кишат миллионами хаотических нейронов, продуцирующих гормоны с разным химическим составом, постоянно изменяющих настроение человека. Потому он так неустойчив и противоречив: то любит, то ненавидит; то готов отдать всё за минуты сексуального наслаждения, то осуждает его, как недопустимую похоть; то стремится обнять весь мир, то взорвать его на мелкие осколки, будь его власть. Только мы, полевые, истинно свободные сущности эфирного мира, не привязанные к материальным телам, отдаём себе правильный отчёт о законах жизни Вселенной. Потому что мы сразу везде: и во всех телах на Земле средь живущих, и в корнях и цветах растений, и в таинственном блеске драгоценных камней, и в постоянной связи с плазменными шариками душ умерших людей, вращающихся вокруг Земли в ноосфере. Нити наших эфирных тел пронизывают и Солнце, и звёзды, достигают крайних уголков Вселенной, мы видим и знаем сразу всё! Ты слишком стремился познать непознаваемое для человека абсолютное блаженство в сексуальных связях, устранив все ограничения. Что ж, я помогу тебе в этом. - Я не стремился к этому! Это ты вовлёкла в безумство меня и Ларису, подлая суккубка! - Я всего лишь воплощение ваших желаний. Сокровенная мысль материализуется, знай это. - Ты просветила меня. Я огромным усилием воли собрал энергию всех нейронов в единый сконцентрированный лазерный пучок и направил его в ненавистное зыбкое изображение. - Ты хочешь меня сжечь? Не выйдет! Суккуб протянула ко мне свои когтистые лапы и сжала ими моё горло. - Господи! – пронеслось в моём мозгу, - Господи! - эта тварь не разуверила меня в твоём существовании. Она вернула мне веру в тебя Всемогущий. Спаси и сохрани! Жилистая хватка суккуба ослабла от молитвы, но только лишь. - Скажи мне слово! – прохрипела она. - Я обращаю своё слово к Господу, а не к тебе уродина! – воскликнул я. - Господь услышал тебя, и теперь мне трудно, - тяжело задышала нечисть. - Девиз Бога: «Свобода и Любовь». И он всем нам: и тебе человеку, и мне твари всегда предоставляет выбор. Я могу задушить тебя и улететь в своё пространство, но тогда, совершенно обессиленная, останусь полностью во власти Всевышнего. Тогда я потеряю всю свою независимую энергию и вынуждена буду тускло существовать, питаясь, время от времени, короткими подачками энергии от Бога нам, низвергнутым демонам. Всемогущий не любит нас и лишь иногда посылает минимальные глотки энергии, чтобы только, только поддержать слабые флюктуации жизненных сил наших душ. Но если ты скажешь слово – код, я отпущу тебя, а сама сохраню свою независимую энергию. Я молчал, я понял лишь, что сражение суккуба со мной – вопрос жизни или смерти. - Скажи слово! – опять прохрипела мне разинутой пастью прямо в лицо демоническая сущность, испепеляя полыхающими протуберанцами из огромных глаз. - Чудовище, почему ты выведываешь у меня это слово-код, если ты вездесущая во времени и пространстве, почему сама не знаешь его? - Этот код даётся индивидуально каждому человеку, и я не в силах считать его с твоего мозга, пока ты сам не произнесёшь его. Мы ограничены Богом – не читать мысли, а слышать только слова. - А ты уверена, что я сам знаю этот код? - Он хранится в подсознании каждого человека и просыпается при угрозе его жизни. Решай же, ничтожество! – снова угрожающе сжала моё горло суккубка. Откуда-то из глубин интуиции открылись цифры, которые тут же стал я шептать: 8…2…4…3…7…1…4…8… 6…1… - А, ты дал, наконец, мне выбор! – взвизгнула нечисть противным голосом и отпустила моё горло. - Через твой код я получила допуск к душе Ларисы, Ваши энергетические поля давно объединены. Мне нужна она, а не ты! «Так вот зачем она пытала мой код!» – с леденящим ужасом осознал я коварство подлой сущности. Что есть сил, я опять направил на суккуба прожигающее излучение своих нейронов и, спасаясь от него, она с проклятием и ужасным воем взмыла вверх. «Почему так холодно стало моему телу? Наверно, вся энергия ушла в пучок, отбросивший гадкое существо». Я очнулся. Мы так и лежали, обнявшись и слившись друг с другом. Не знаю, сколько времени продолжалось моё беспамятство, говорят в критические минуты, оно может растянуться до бесконечности, и перед мысленным взором успевают пробежать картины всей твоей жизни. Но тело Ларисы стало уже холодеть. Суккуб забрал с собой её неуёмную душу. |
|
|