"Бурный финиш" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)

Глава 8

Я узнал об этом только через неделю. Когда я появился в фирме на пристани, сразу отправился в кабинет Саймона. Там было пусто.

Юная секретарша в соседней комнате в ответ на мой вопрос, где мистер Серл, ответила, что его сегодня нет, а когда будет и будет ли вообще, не известно ни ей, ни кому-то еще.

– То есть как?

– А вот так. Его нет уже неделю, и мы понятия не имеем, куда он делся.

Расстроенный, я двинулся к Ярдману и постучал в его дверь.

– Входите.

Я вошел. Он стоял у открытого окна и смотрел, как буксиры тащат баржи вверх по Темзе. Финский сухогруз, появившийся во время прилива, совершал маневры, продвигаясь к кранам, напоминавшим самоделки из детского конструктора. В воздухе висели гудки пароходов, шум и грохот докерных работ. Прилив нес мусор от нижних доков к Вестминстерскому дворцу. Увидев меня, Ярдман закрыл окно и двинулся ко мне, раскинув руки в стороны.

– Мой мальчик, – сказал он, стиснув мне руку, – мои самые искренние соболезнования в связи с вашей утратой.

– Благодарю вас, – смущенно отозвался я. – Вы очень любезны. Вы не знаете, где Саймон Серл?

– Мистер Серл? – Ярдман так вскинул брови, что они показались над верхушками очков в черной оправе.

– Секретарша сказала, что его нет уже неделю.

– Это верно, – нахмурился Ярдман. – Мистер Серл по причинам, понятным одному ему, предпочел остаться в Италии. Скорее всего, он принял это решение в тот день, когда полетел в Милан вместо вас.

– Но почему? – удивился я.

– Понятия не имею. Это крайне неудобно для всех нас. Теперь мне приходится выполнять его работу. По крайней мере, пока я не получу от него известий. – Ярдман покачал головой. – Но, как я полагаю, наши беды вас более не тревожат. Я думаю, вы захотите забрать свои документы. – И с кривой иронической улыбкой он протянул руку к селектору.

– Вы меня увольняете? – спросил я.

Его рука повисла в воздухе.

– Мой мальчик, мне просто в голову не пришло, что вы можете захотеть остаться.

– Тем не менее это так.

Он поколебался, вздохнул и сказал:

– Ну что ж, не хотелось мне этого говорить, но без Серла и вас агентству пришлось отказаться от многих заказов, а мы не можем себе этого позволить. Никоим образом. А потому, если бы вы поработали, пока я не получу известий от Серла или не найду ему замену, я был бы вам признателен. Весьма признателен.

Если он говорил именно то, что думал, я решил воспользоваться моментом.

– В таком случае мог бы я взять отгул на три дня через две недели? В Челтенхеме разыгрывается Золотой кубок, и мне надо там выступать.

Он кивнул и сказал:

– Назовите точные даты, и я не буду назначать на них перевозки.

Я сразу же сообщил, в какие дни буду занят, и отправился в кабинет Саймона, размышляя на ходу, что с Ярдманом удивительно легко ладить, что бы мне ни подумалось о нем поначалу, особенно в первую встречу.

На стене кабинета Саймона висело расписание перелетов. Следующий был во вторник, в Нью-Йорк. Три доставки на прошлой и этой неделе были вычеркнуты, что, как сказал Ярдман, и стало ударом для фирмы. Фирма была слишком маленькой, чтобы выдержать потерю постоянных клиентов. Ярдман подтвердил по телефону, что поездка во вторник не отменяется, и в его голосе звучало такое удовлетворение, что я понял: он уже собирался отменить и ее, когда вдруг появился я. Я сказал, что получу все необходимые бумаги в понедельник и буду в Гатвике точно в назначенное время во вторник утром. Это означало длинный уик-энд и четкое осознание того, как я его проведу. С удовольствием я покинул мрачных родственников, послал телеграмму Габриэлле, взял билет на дневной рейс «Алиталии» и полетел в Милан.

Три недели и три дня разлуки ничего не изменили. Может, я и позабыл какие-то черточки ее лица, может, ее нос казался чуточку длиннее, чем я думал, а выражение лица более серьезным, но при виде Габриэллы мое сердце снова учащенно забилось. Сначала в ее взгляде мелькнула тревога – а вдруг я изменил к ней отношение? Но когда она убедилась, что это не так, то засияла.

– Я получила телеграмму, – сказала она, – и поменялась с одной из наших девочек. Мне не придется работать в магазине ни в субботу, ни в воскресенье. – Она помялась и, покраснев, добавила: – Я упаковала сумку и сказала сестре, что проведу пару дней у подруги под Генуей.

– Габриэлла! – воскликнул я.

– Я поступила неправильно? – тревожно спросила Габриэлла.

– Ты поступила великолепно, – отозвался я, полагая, что нас ожидают отдельные мелкие неудобства днем и необходимость спать по разные стороны стены ночью. – Это так прекрасно, что просто даже не верится.

Затем мы отправились на станцию, сели в поезд и, следуя принципу лгать не больше, чем того требует необходимость, отправились в Геную. Мы заказали себе по номеру в большом безликом отеле, полном занятых своими делами бизнесменов. Оказалось, что наши номера на одном этаже – через четыре двери.

Когда мы сели за столик уютного ресторанчика, Габриэлла сказала:

– Все это очень грустно, Генри... Я про твоего отца.

– Да... – Ее искреннее сочувствие заставило меня ощутить себя обманщиком.

Я и раньше пытался прочувствовать утрату, но пришел к выводу, что наиболее сильные эмоции, связанные с отцом, – резкая неприязнь к его титулу. Я предпочитал, чтобы ко мне относились не как к лорду Грею, а как к самостоятельной личности. Но родственники и семейные адвокаты явно решили, что я, конечно же, успел перебеситься и теперь стану вести подобающий аристократу образ жизни. Его смерть, так сказать, предвещала мой крах.

– Я так обрадовалась твоему письму, – между тем говорила Габриэлла. – Я ведь страшно испугалась, когда ты не прилетел с лошадьми. Я решила, что ты передумал насчет меня.

– Разве Саймон ничего тебе не объяснил?

– Кто такой Саймон?

– Большой, полный, лысеющий человек. Он полетел вместо меня. Обещал все тебе передать и еще отдать флакон, – тут я улыбнулся, – флакон с пилюлями.

– Так они, значит, от тебя?

– Тебе передал их Саймон. Похоже, он просто ничего не смог тебе объяснить, потому что не говорит по-итальянски. Я забыл предупредить его, чтобы он говорил по-французски.

Но Габриэлла покачала головой и сказала:

– Флакон мне передал кто-то из летчиков. Сказал, что обнаружил его в туалете и решил передать мне – вдруг это я его оставила. Высокий человек в форме. Я его до этого уже встречала, но никакого полного, лысого Саймона не было.

– Значит, Саймон и не пытался с тобой объясниться?

– Нет, – покачала головой Габриэлла. – Я видела много высоких, полных и лысых пассажиров, но они ко мне не подходили.

– Ну как же, такой добродушный человек с мягким взглядом, – подсказал я. – Он ходит в жутком и старом зеленом вельветовом пиджаке, и в лацкан у него понатыканы булавки. У него привычка их всюду подбирать.

Но Габриэлла снова покачала головой:

– Такого не видела.

Саймон обещал передать флакон и мое послание Габриэлле, но не выполнил обещания и бесследно исчез. Мне не хотелось особенно приставать к Ярдману, чтобы выяснить, куда все-таки делся Саймон, – слишком активные поиски могли бы привести к обнаружению аферы с премией за импорт, а я смутно подозревал, что именно из-за этого Саймон и решил не возвращаться. Но даже если он принял такое решение под влиянием эмоций, он все равно выполнил бы данное мне обещание и увидел Габриэллу. Но, может, искусственно оживленная дружба не простирается так далеко?

– Что с тобой? – тревожно спросила меня Габриэлла. Я пояснил причину моих мрачных дум.

– Ты за него переживаешь?

– Он достаточно взрослый человек и сам понимает, что к чему, – отозвался я, но тут на меня нахлынуло воспоминание о том, что Питерс и Баллард тоже не вернулись – именно из Милана.

– Завтра утром ты поедешь назад в Милан и отыщешь его, – сказала Габриэлла.

– Но я же не говорю по-итальянски.

– Тебе, разумеется, не обойтись без переводчика. А переводчиком у тебя буду я.

– Лучшего переводчика и быть не может, – рассмеялся я.

Беззаботно болтая, мы дошли до отеля.

– Ну как таблетки? – спросил я.

– Отлично. Я дала их жене булочника. Обычно она работает нормально, но стоит ей забеременеть, и ее начинает тошнить от одного вида теста. Булочник очень сердится, потому что ему приходится нанимать помощника. Он плохой католик, – рассмеялась Габриэлла. – Он выпекает для меня огромный кремовый торт, когда я приношу таблетки.

В отеле никто не проявлял к нам ни малейшего интереса. Я прошел прямо в халате к ее номеру и постучал. Она открыла мне тоже в халате и, впустив, заперла за мной дверь.

– Если бы моя сестра увидела нас, с ней случился бы припадок.

– Если хочешь, я могу уйти.

– Неужели сможешь? – спросила Габриэлла, обнимая меня.

– Мне это будет нелегко...

– Я не требую твоего ухода.

Я поцеловал ее и сказал:

– Боюсь, теперь это и вовсе невозможно.

– Я согласна, – сказала Габриэлла и радостно вздохнула. – Раз так, давай получать от общения удовольствие.

За этим дело не стало.

Утром мы поехали обратно в Милан. Мы сидели в вагоне и украдкой держались за руки, словно этот контакт мог удержать воспоминания ночи.

Я и не представлял, как приятно держать за руку девушку. Я словно включился в электрическую цепь – теплую, приятную и все же находящуюся под высоким напряжением.

Мы были вместе, и это радовало. В остальном нас ожидали разочарования. Мы так и не напали на след Саймона.

– Не мог же он раствориться, – сердито буркнул я, когда мы вышли на холод из очередной больницы. И здесь нас тоже ожидала неудача, хотя местный персонал потратил немало времени, чтобы проверить, не поступал ли к ним кто-то соответствующий нашим описаниям за последние десять дней.

– Где же еще нам его искать? – грустно спросила меня Габриэлла. В ее голосе и осанке чувствовалась усталость. Она весь день держалась молодцом – постоянно переводила мои вопросы и полученные на них отрицательные ответы. Она держалась спокойно и по-деловому, и не ее вина, что мы так ничего и не узнали. Мы побывали в полиции, в государственных учреждениях, в похоронных бюро. Мы обзвонили все миланские отели – он не останавливался ни в одном.

– Может, порасспросить таксистов в аэропорту? – наконец предложил я Габриэлле.

– Но их так много. Кто запомнит человека, прилетевшего уже много дней назад?

– У него не было багажа, – в очередной раз повторил я стандартную фразу. – Он и сам не подозревал, что отправится в Милан. Он не мог спланировать это заранее. У него нет итальянских денег, он не говорит по-итальянски. Куда он направился? Что предпринял?

Габриэлла удрученно покачала головой. Ответа не было.

Мы сели на трамвай и поехали на вокзал. До поезда было еще полчаса, и мы стали расспрашивать тамошних служащих о Саймоне. Безрезультатно.

Уже в полночь мы пришли во вчерашний ресторанчик поужинать и только там сумели позабыть усталость и горечь неудач. Мы не нашли Саймона, но эти совместные поиски лишь укрепили наши с Габриэллой отношения.

Когда мы возвращались в отель, она тяжело опиралась на мою руку. У нее совсем не было сил.

– Как я тебя утомил, – тревожно заметил я, но Габриэлла только улыбнулась.

– Ты и не подозреваешь, какая от тебя исходит энергия.

– Энергия? – удивленно переспросил я.

– Ну да.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Внешне ты не производишь впечатление энергичного человека. Ты спокойный и действуешь плавно, словно хорошо отлаженная машина. Без лишних усилий. Без судорожных рывков. Без сбоев. А внутри что-то вроде генератора. Он постоянно рождает энергию. Я весь день от тебя заряжалась.

– Это тебе кажется, – рассмеялся я.

– Нет, нет, я говорю правду.

Я покачал головой. Во мне никаких генераторов не было. Я был самый обычный, не совсем удачливый человек, и то, что ей казалось хорошо функционирующей машиной, было лишь аккуратностью.

Габриэлла уже засыпала, когда я пришел к ней в номер. Я запер за собой дверь и забрался к ней в постель. Она сделала усилие, чтобы стряхнуть сон.

– Спи спокойно, – сказал я, легонько целуя ее. – Утро вечера мудренее.

Она довольно улыбнулась и свернулась калачиком в моих объятиях. Я лежал, баюкал ее, гладил ее теплое, мягкое тело. Голова Габриэллы покоилась у меня на груди, волосы лезли в рот, и меня вдруг охватило острое до боли желание защитить ее от всего плохого и разделить с ней все, что у меня было. Да, Генри Грей, с удивлением думал я, оказывается, ты всерьез двинулся неизведанными путями любви.

В воскресенье утром мы отправились бродить по Генуе – беседовали о пустяках, смотрели по сторонам, взирая на груды кожаных изделий в магазинах под сводами галерей. Днем мы самым невероятным образом попали на футбол: Габриэлла оказалась заядлой болельщицей.

В воскресенье вечером мы легли спать рано, потому что как сказала Габриэлла, нам придется вставать в шесть, чтобы ей не опоздать на работу. Но в ту ночь она так крепко прижималась ко мне, словно это было последнее наше свидание, а когда я поцеловал ее, щека Габриэллы оказалась мокрой от слез.

– Ну что ты плачешь? – сказал я, вытирая их пальцем. – Не надо.

– Я сама не знаю, в чем дело, – усмехнулась Габриэлла. – Наш мир – грустное место. Да и красота как динамит. Что-то внутри тебя взрывается. А наружу выходит слезами.

Я был безмерно тронут. Я не заслужил этих слез. Я стал пристыженно вытирать их и понял, почему люди говорят, что любовь причиняет боль, почему Купидона изображали с луком и стрелами. Любовь и впрямь пронзает сердца.

Лишь когда на следующий день мы сели в ранний поезд на Милан, Габриэлла впервые заговорила о деньгах. По ее смущению я понимал, что она боится меня обидеть.

– Я скоро верну тебе деньги за отель, – сказала она, пытаясь говорить спокойно, хотя это и стоило ей некоторых усилий. Когда мы спускались вниз, я сунул ей в руку банкноты. Она не хотела, чтобы я платил за нее при всех, а у самой Габриэллы таких денег не было.

– Ни в коем случае, – сказал я.

– Просто отель оказался куда дороже, чем я думала...

– В больших отелях на тебя обращают меньше внимания, – рассмеялся я.

– И все же...

– Нет.

– Но ты же не много зарабатываешь. Ты не можешь позволить платить за все – за отель, за поезд, за обеды...

– Я заработал деньги, когда выиграл скачку.

– И тебе этого хватило на все?

– Я выиграю еще одну скачку, и будет порядок.

– Джулио не нравится, что ты возишь лошадей, – сказала Габриэлла со вздохом. – Он говорит, что если бы ты был хорошим жокеем, то занимался бы этим все время.

– А что делает Джулио?

– Работает в налоговом управлении.

– А! – улыбнулся я. – Ну, может, ему станет легче, если он узнает, что мой отец оставил мне достаточно денег, чтобы я мог тебя навещать, – по крайней мере, когда я их получу.

– Я не буду ему этого говорить. Он судит людей по тому, сколько у них денег.

– Ты хочешь выйти за богатого человека?

– Но не для того, чтобы доставить удовольствие Джулио.

– А кому же? Себе?

– Пусть он будет не богатый, но и не бедный тоже. Я не хочу ломать голову, как купить детям башмаки.

Я погладил ее пальцы и сказал:

– Пожалуй, мне придется выучить итальянский.

– А что, английский – трудный язык? – блеснула она улыбкой. – Можешь попрактиковаться со мной. Если ты будешь меня часто навещать. Если не станешь откладывать деньги отца на черный день.

– Думаю, нам хватит, – сказал я, с улыбкой глядя в ее темные глаза. – По крайней мере, на башмаки детям.

* * *

На следующий день я отправился с лошадьми в Нью-Йорк, несмотря на неистовые протесты семьи. В доме по-прежнему жили мои родственники, в том числе три старших злоязычных сестры, и они не стеснялись открыто выражать свою точку зрения. Я выдерживал осаду во время ленча. Общее мнение сводилось к тому, что мое отсутствие на уик-энде – это плохо, но желание продолжать работу в фирме Ярдмана выглядит просто скандально. Мама была в истерике и в слезах, Алиса – в гневе.

– Обдумай свое поведение, – чуть не хором вещали они.

Я обдумал – и через три часа после возвращения из Милана отправился к Ярдману, а потом в Гатвик.

Мама снова затронула тему моей женитьбы на богатой наследнице. Я не стал сообщать ей, что, по сути дела, помолвлен с бедной итальянской девицей, которая работает в магазинчике сувениров в аэропорту Милана, занимается контрабандой противозачаточных таблеток и не говорит по-английски. Я решил, что сейчас это будет несколько неуместно.

Полет в общем-то прошел нормально. Мне помогали Тимми и Конкер, а также пара конюхов, сопровождавших четырех чистокровных лошадей из «Старой Англии».

Работа у нас шла споро. Но в Нью-Йорке мы задержались на тридцать шесть часов из-за неполадок в двигателе, и когда мы наконец приземлились в Гатвике и я позвонил Ярдману, он попросил меня подождать там новой партии маток, которая должна была прибыть днем.

– Куда на сей раз? – осведомился я.

– Снова в Нью-Йорк, – быстро ответил он. – Можете отпустить Тимми и Конкера. Я сам приеду с бумагами и привезу Билли и еще двоих вам в помощь.

– Мистер Ярдман, – сказал я. – Если Билли попытается устроить драку или каким-то образом попробует меня задеть, мои отношения с вашей фирмой заканчиваются по приземлении самолета в Нью-Йорке. Я не стану разгружать лошадей и снимаю с себя всякую ответственность за них.

Ответом мне было короткое удивленное молчание. Ярдман не мог позволить себе расстаться со мной в нынешних неопределенных обстоятельствах.

– Мой мальчик, – наконец отозвался он со вздохом, – я вовсе не хочу, чтобы у вас были осложнения. Я поговорю с Билли. Он порой не очень соображает, что делает. Я напомню ему, что его шуточки нравятся далеко не всем.

– Буду вам очень признателен, – отозвался я не без иронии, услышав, как он трактует поведение Билли.

Что бы там Ярдман ни сказал Билли, это сработало. Билли был угрюм, ни в чем не шел навстречу и при случае давал понять, как он ко мне относится, но впервые я закончил наш совместный полет без единого синяка или царапины.

В самолете я присел рядом с Альфом и стал расспрашивать его о последней командировке Саймона в Милан. Это было непросто, ибо бедняга был глух как пробка.

– Мистер Серл не сказал, куда он собирается? – кричал я.

– А?

После десяти выстрелов мне удалось пробить брешь, и Альф кивнул:

– Он летел в Милан с нами.

– Понятно, а куда он собирался потом?

– А?

– Куда потом собирался?

– Не знаю, он не вернулся.

– А он не говорил, куда собирается?

Молчание. Я снова прокричал вопрос.

– Нет. Мне не говорил. Может, Билли знает. Он с ним о чем-то переговаривался, понимаете?

Я понимал. В первую очередь я понимал, что нет смысла больше расспрашивать Альфа. Билли тоже можно было не беспокоить. Если он что-то и знал про Саймона, то наверняка уже рассказал Ярдману. Если, конечно, Саймон не попросил его держать язык за зубами. Но Саймон, кажется, недолюбливал Билли и вряд ли доверил бы ему свою тайну.

– Куда отправился мистер Серл, когда самолет приземлился?

Я совершенно охрип, когда Альф наконец ответил:

– Он был с Билли и остальными. Я пошел вперед выпить пива. Билли сказал, что они подойдут. Но так и не подошли.

– Никто не подошел?

Кроме Билли и Саймона, в Милан летели еще двое конюхов с конезавода.

Наконец Альф покачал головой:

– Нет, я выпил пиво и вернулся к самолету. Там уже никого не было. И я тогда сел перекусить.

Я оставил расспросы, потому что мои голосовые связки могли вот-вот сорваться.

На обратном пути у нас появился помощник в лице очень бледного и очень толстого типа, который не знал, что делать с руками, и все время потирал их о галифе для верховой езды, словно надеясь отыскать в них карманы. Формально он сопровождал лошадь-двухлетку, но я сделал вывод, что, скорее всего, это какой-то родственник тренера или владельца, который просто таким образом экономит на билете. Я не стал выяснять, кто он такой на самом деле, потому что поездка выдалась трудной и обратную дорогу я в основном проспал. Альфу даже пришлось расталкивать меня, когда мы подлетели к Гатвику. Зевая, я взялся за разгрузку. Было уже воскресное утро, и, чувствуя необычайную усталость, я поехал прямо домой, мечтая завалиться в кровать.

Дома меня ждало письмо от Габриэллы. Я стал подниматься к себе, читая его на ходу.

Она писала, что расспросила всех таксистов и водителей автобусов в аэропорту, не случилось ли им везти высокого полного толстяка, у которого не было вещей и который не знал ни слова по-итальянски. Никто не мог припомнить ничего подобного. Кроме того, она навела справки во всех агентствах по найму машин с отделениями в аэропорту Мальпенса, но и они не имели дела с Саймоном. Она проверила списки пассажиров всех авиалиний в день, когда Саймон прибыл в Милан, и за несколько последующих дней, но он нигде не значился. Я лежал в горячей ванне и думал, надо ли мне продолжать его искать. Если призвать на помощь профессионалов, даже частных детективов, то они начнут раскапывать причины его исчезновения в Англии и скоро их отыщут. Ордер на арест Саймона вовсе не входил в мои планы. Это послужит для него лишней причиной оставаться в бегах. Возможно, он и не хотел, чтобы его могли отыскать, – иначе он бы не исчез так внезапно и уже давно дал бы о себе знать. А вдруг с ним что-то случилось? Хотя я не мог взять в толк, что именно. Собственно, я вообще не подумал бы об этом, если бы не исчезновения Питерса и Балларда.

У Саймона были партнеры в его афере. Его двоюродный брат и человек во Франции. Возможно, следует спросить у них, не давал ли о себе знать Саймон. Но это невозможно, размышлял я, ведь мне неизвестны их имена. У Саймона была старая тетка где-то здесь, в Англии, но я и фамилии ее не знал. Все это оказалось для меня слишком сложным – я уже засыпал в ванне.

На следующий день в девять тридцать я появился в конторе на причале. Я пришел забрать свое жалованье за прошлую неделю и посмотреть расписание на следующую. Ярдман сдержал обещание. В дни скачек в Челтенхеме командировок не было. Сегодняшняя доставка шести цирковых лошадей в Испанию была помечена большим знаком вопроса. К счастью, поездка в Милан, запланированная на пятницу, – надо было везти маток – никаких вопросительных знаков не имела.

Когда я зашел к Ярдману, тот сообщил, что доставка цирковых лошадей откладывается на следующую неделю, поскольку дрессировщик обнаружил, что по гороскопу эта неделя у него неблагоприятна для путешествий. Ярдман не скрывал своего отвращения к астрологии, которая только мешает работе.

– Значит, в пятницу Милан, – сказал он, вертя в руке карандаш. – Я и сам бы слетал, если бы удалось вырваться. Очень не вовремя Серл нас оставил. Я дал объявление о вакансии. Не знаю... В общем, если получится, я обязательно слетаю в Милан пообщаться с нашими контрагентами. Такие поездки только идут на пользу делу. Я всегда посещаю страны, в которые мы экспортируем товар. Хотя бы раз в год.

Я кивнул. Конечно, делу от этого только польза.

– Вы не спросите у наших контрагентов, не видели ли они Саймона после того, как он доставил в Милан лошадей?

Ярдмана это удивило, кожа натянулась на его худом лице.

– Спросить, конечно, спрошу. Но сильно сомневаюсь, что он посвятил их в свои планы, раз уж не счел необходимым проинформировать меня.

– Спросите на всякий случай, – сказал я.

– Спрошу, конечно, – отозвался Ярдман. – Почему бы не спросить.

Я поднялся на второй этаж, вошел в кабинет Саймона, сел в его кресло, выглянул из его окна. Кабинет располагался точно над ярдмановским, и из него открывался почти такой же вид на реку, только чуть сверху. Вот бы жить здесь, вдруг подумалось мне. Я любил вид кораблей, шум доков, запахи реки, вечную суету. Все просто – мне нравился процесс движения.

Финский сухогруз уже отошел от причала напротив, и на его место стало пристраиваться судно поменьше. На мачте обвис флаг – красные и белые горизонтальные полосы, голубой треугольник с белой звездой. Я поглядел на карту флагов на стене. Пуэрто-Рико. Н-да, век живи – век учись. Мне стало интересно, что означали три флага пониже. Я взял книгу – морской международный код – и стал перелистывать страницы. «Иду на разгрузку». Я закрыл книгу, покрутил пальцами, посмотрел на полицейский катер, шедший со скоростью двадцать узлов против течения, и решил, что Темза – скоростная магистраль.

Затем я позвонил по телефону в Фенланд, чтобы заказать себе самолет на воскресенье.

– Два часа устраивает? – услышал я в трубке.

– Вполне, – отозвался я. – Большое спасибо.

– Погодите, Гарри. Мистер Уэллс сказал, что, если вы позвоните, он хотел бы вам что-то сказать.

– Хорошо, – ответил я и после нескольких щелчков услышал голос Тома:

– Гарри, послушай, что там у тебя за работа?

– Я... я работаю в транспортном агентстве.

– Да брось ты его, переходи ко мне, я буду тебе платить больше!

Он был взволнован и даже обеспокоен, не то что раньше, когда приглашал меня спокойно, чуть ли не равнодушно.

– Что у тебя в воздухе? – спросил я.

– Все, кроме моих самолетов. Я подписал отличный контракт с автомобильной фирмой в Ковентри. Они хотят, чтобы я возил их инженеров, служащих, техников, коммерсантов... У них завод в Ланкашире, а филиалы по всей Европе. Их не устраивает прежний авиаперевозчик. Они прислали мне три самолета, и я должен ухаживать за ними и держать в боевой готовности, а когда возникнет необходимость, поднять их в воздух. Пилоты мои.

– Неплохо, – сказал я. – В чем же дело?

– В том, что я не хочу потерять клиента, не успев его обслужить. Мало того, что я не могу найти свободных пилотов высокого класса, так еще один из моих летчиков на прошлой неделе поехал в отпуск кататься на лыжах и сломал ногу, осел безмозглый. Ну, что ты на это скажешь?

– Все не так просто, – промямлил я.

– Что мешает?

– Если мы увидимся в воскресенье, то все обговорим.

– Самолеты прибудут в конце месяца, – сердито сказал Том, – то есть через две недели.

– Если сможешь, найми кого-то еще.

– Если смогу... А если не смогу? – Том был удручен.

– Даже не знаю. Ну, один день в неделю я могу летать... но и тогда...

– Что «но и тогда»?

– Но и тогда будут проблемы.

– Все это ерунда по сравнению с моими проблемами, Гарри. Ну ничего, в воскресенье я тебя уломаю.

У всех проблемы, даже у тех, кто преуспевает. Чем выше берешь, тем сложнее проблемы. Я набрал номер авиакомпании, где работал Патрик. Мне ответил их офис в Гатвике. Я спросил, как мне найти Патрика.

– Вам повезло. Он сейчас как раз в офисе. Кто спрашивает?

– Генри Грей из транспортной фирмы Ярдмана.

После недолгого ожидания в трубке раздался голос Патрика:

– Привет! Как дела? Как Габриэлла?

– Она в порядке. Все остальное куда сложнее. Ты не можешь оказать мне услугу?

– Говори, что там у тебя.

– Ты не мог бы узнать, кто водил самолет с нашими лошадьми в Милан две недели назад? А также кто был вторым пилотом и бортинженером? И еще узнай, не могу ли я с ними переговорить.

– Неприятности? – спросил Патрик.

– Не для вашей фирмы. Просто один из наших не вернулся из командировки. Вот я и хотел бы навести справки: может, члены экипажа что-либо знают. Вдруг он с кем-то поделился своими планами. Его работа у нас остается несделанной, и нам бы хотелось понять, как быть дальше.

– Ясно. Не вешай трубку. Значит, две недели назад?

– Так точно.

Он отсутствовал несколько минут. Краны на противоположном берегу занялись пароходом из Пуэрто-Рико. Я зевнул.

– Генри, я все выяснил. Командир корабля – Джон Кайл, второй пилот – Дж. Л. Ролингс, бортинженер – В. Н. Брид. Сейчас, правда, их нет, они полетели в Аравию, повезли горы багажа после визита одного из тамошних эмиров. Он привез в Лондон шесть жен, и все они прошлись по магазинам.

– Святое дело, – отозвался я. – А когда они вернутся?

Патрик проконсультировался с кем-то и ответил:

– Вроде бы в среду. В четверг у них выходной, а в пятницу они снова летят в Аравию.

– Опять повезут обновки, – буркнул я. – Ни в среду, ни в четверг я до них не доберусь. Я выступаю на скачках в Челтенхеме. Но если ты скажешь мне их телефоны, я бы мог позвонить им в среду вечером.

– Джон Кайл, – проговорил Патрик, – любит поиграть на скачках.

– Думаешь, он может поехать в Челтенхем?

– Вполне возможно, если он не занят чем-то другим.

– Я могу дать ему пропуск и провести как члена клуба, и других тоже, если они захотят.

– Это будет неплохо. Значит, так. Завтра у меня два полета в Голландию. Скорее всего, я увижу их в среду, если все пойдет по расписанию. Я объясню им, что тебя интересует, и перезвоню. Если они смогут, ты встретишься с ними в Челтенхеме, если нет – позвонишь вечером. Ну как?

– Отлично. В Челтенхеме я остановлюсь в отеле «Квинз».

– Понятно. Кстати, в пятницу я везу лошадей в Милан. Это твоя контора, насколько я понимаю?

– Моя, моя. Вернее, то, что от нее осталось.

Я положил трубку и, откинувшись в кресле Саймона, стал обозревать предметы на его письменном столе, задумчиво грызя ноготь.

Телефон, подносик с карандашами, блокнот, плошка со скрепками и булавками. Никаких ниточек, никаких следов. Затем медленно и методично я обшарил его ящики. В основном они были заполнены бланками на экспорт лошадей. Никаких личных вещей там не оказалось. Отвертка, желудочные таблетки, пара зеленых носков и пластмассовая коробка с этикеткой: «Запасные ключи». Вот и все. Ни писем, ни счетов, никаких личных бумаг.

Я открыл коробку с ключами. Там их было десятка два. Наследство многих лет. Ключики от чемоданов, тяжелый железный ключ, ключи от машины. Я пошевелил груду пальцем. Ключ от английского замка. Это был дубликат без номера. Ключ потемнел от времени, но не стерся от употребления. Я задумчиво постучал им по столу, решив, что попытка, в конце концов, не пытка.