"Три дороги" - читать интересную книгу автора (Макдональд Росс)

Глава 6

Он проснулся в обычное для себя время. Увиденное во сне еще живо стояло перед ним, а с языка готово было сорваться имя. Сон быстро потускнел, когда Брет открыл глаза, но он запомнил множество баров в ужасном дешевом пассаже, пропитанном запахом виски. В одну из азартных игр он выиграл мягкую куклу с блестящими голубыми глазами. Она сидела у него на плече, как заморский попугай. Ему не хотелось, чтобы у него на плече находилась кукла, но он выиграл ее и теперь нес за нее ответственность. Полицейский с лицом, похожим на Мэтью Арнольда, произнес роковые слова:

— Вы соединяетесь узами брака, пока смерть не разлучит вас. — Лицо Мэтью Арнольда высохло, превратившись в череп, а мягкая кукла плясала на его могиле в Эльзас-Лотарингии.

— Лотарингия, Лоррейн, — повторили его высохшие губы. Он женился на девушке по имени Лоррейн. Но только вчера Паула сказала ему, что он не женат.

Он набросил халат, надел тапочки и быстро пошел по залу к спальне Райта. На его стук никто не ответил. Он дернул за ручку двери, но дверь была закрыта на, замок. Он постучал еще раз.

Охранник вышел из-за угла, где находился стол дежурного.

— Заведующего здесь нет, мистер Тейлор. Вам что-нибудь нужно?

— А где он?

— Вчера вечером уехал в Лос-Анджелес. На дежурстве лейтенант Вайсинг.

Вайсинг не годился. Он был слишком молод, и Брет не мог открыто разговаривать с ним.

— Я хочу поговорить с заведующим Райтом.

— Он сказал, что вернется утром. Может ваше дело потерпеть?

— Что ж, придется потерпеть.

Но его мысли не могли ждать. После завтрака, к которому он не притронулся, Брет вернулся к себе в комнату, чтобы продолжить попытку восстановить прошедшее. Вернуться ко сну о мягкой кукле и к имени, которое вдруг восстановилось в памяти, вызвав большое беспокойство. Но у него появился нужный ключ, нить Ариадны в лабиринте Сан-Франциско.

Эта нить привела его в комнату, которую он очень хорошо запомнил. В память врезалась каждая деталь: потрескавшиеся стены, порванные занавески, запыленное зеркало, ненадежно висевшее над комодом. Он снял эту комнату в дешевой гостинице после того, как ушел от Паулы, и плохо спал в ту ночь. К утру ему все-таки удалось задремать на пару часов, не больше. Еще до полудня он вышел на улицу и купил бутылку виски. Выпил несколько рюмок в своей комнате, но алкоголь подействовал на него угнетающе, его охватило чувство одиночества. Ему нужно было общение, любая компания. Он спрятал бутылку в шкаф и отправился на поиски какого-нибудь бара.

Ему встретился бар, где официанты с пушистыми усами подавали пенящееся пиво. Был и следующий, с зеркальными стенами и потолком, где отражался мертвенный свет ламп дневного освещения и выжидающие лица женщин. Был и такой бар, на стенах которого изображены обнаженные розовые дамы с большими и красными, как крупные вишни, сосками на грудях. Был также бар вроде бревенчатой избы с подвальным помещением, находившимся как бы под водой. Там ему показалось неуютно, и он продолжил обход баров. Зашел в заведение в китайской части города, где девушка в кимоно подала жареных креветок, и Брету стало плохо в кабинке. Никогда раньше он не продолжал пить после первого опьянения и тошноты, но в тот день не остановился. Он прошел через длинную череду баров, которые почти не отличались друг от друга: электропроигрыватель с одной стороны и китайский бильярд — с другой. И в каждом из них бармен в белом пиджаке разливал в полумраке спиртное со скучающим и всезнающим выражением лица подозрительным парочкам и одиноким мужчинам и женщинам, устроившимся на высоких кожаных вращающихся стульчиках. В одном из них за завесой дыма и шума от электропроигрывателя и начался кошмар с Лоррейн.

Запомнившаяся ему сцена походила на дурной сон. В длинном зале находилось несколько человек, но все они молчали. Его собственный голос, соперничавший без усилий с шумом электропроигрывателя, доносился из его глотки, хотя губы не шевелились. Его ноги и рука, которая оплачивала выпивку и подносила бокал ко рту, казались ему такими же далекими, как острова Тихого океана. Но он чувствовал себя беззаботным и сильным, как самолет, взмывший ввысь и унесшийся вдаль за счет жужжания в голове.

Конечно, все это произошло не во сне. Лоррейн была настоящей девушкой, которая сидела не в какой-то пещере подсознания, а в реальном баре. Она пила совершенно реальное виски. Для девушки ее возраста у нее, казалось, была удивительная способность поглощать спиртное. Если бы стал известен ее настоящий возраст, то, возможно, она вообще не имела бы права пить в баре. В Калифорнии очень строго соблюдают правила относительно малолеток, а она не выглядела на двадцать один год. У нее было удивительно невинное выражение лица, подумал он, и необыкновенно приятное. Белизну ее невысокого широкого лба прорезали голубые жилки вен и обрамляли черные волосы. Широкие брови, которые не были выщипаны, как у Паулы, придавали голубым глазам простое и твердое выражение. Короткая верхняя губа, повторявшая вздернутость носа, придавала лицу проказливую веселость, что подчеркивали ее сочные, чувственные губы. Она выглядела невинным ребенком из провинции, который по ошибке забрел в этот подвальчик и которого окружающее не затрагивало.

Он чувствовал свою ответственность за нее, как и за всех слабых, невинных или беспомощных людей.

— Мне все равно, — заметила она. — Две полоски означают «лейтенант», не так ли?

— Да, — ответил он. — Мне нравится ваше лицо. У вас славное, чистое лицо.

Она хихикала и вся извивалась.

— Вы — ребята с военных кораблей — шустрые парни. Давно не были на берегу?

— Почти год. — Он наклонился вперед, к благоуханию ее волос, которые тяжелой волной рассыпались по ее плечам. Когда он наклонил голову, мысли закружились вокруг ее тела, как гирлянды. Он выговорил задыхающимся шепотом: — Мне нравится, как пахнут ваши волосы.

Она засмеялась от удовольствия и быстрым движением головы пустила свои волосы по кругу, так что они коснулись его лица.

— Неудивительно. Косметика очень дорогая. Как вас зовут, морячок?

— Брет.

— Симпатичное имя. Необычное. А меня — Лоррейн.

— Думаю, что Лоррейн — прекрасное имя, — сказал он.

— Вы мне льстите.

Он схватил ее руку и поцеловал влажную ладонь. Бармен бросил на него быстрый, циничный взгляд.

— Будьте осторожны, Брет. Вы разобьете наши бокалы.

— Черт с ними! У меня в номере бутылка виски «Харвуд». А эта жидкость только сушит мне горло.

— Мне нравится «Харвуд», — произнесла она с девичьей откровенностью.

— Тогда пойдем ко мне.

— Если хотите, дорогой Брет.

Она соскользнула со своего стульчика и застегнула пальто. Она была удивительно маленького роста, но фигурка — само совершенство. Когда она шла впереди него, направляясь к двери, он заметил, как раскачивались бедра под плотно облегавшим пальто при каждом стуке ее быстрых каблучков и какой узкой была ее талия. Его голова закачалась вместе с ее телом, а глаза раздели ее.

Через двадцать минут он раздевал ее уже руками. Поездка в такси к нему в гостиницу превратилась в непрерывный поцелуй, он задыхался, у него кружилась голова. Она перевела дыхание, чтобы помочь ему разделаться с последним трудным крючком и петелькой, и легла, улыбаясь, на спину. Его поразили строение и роскошь ее тела. Под великолепными грудями прощупывались хрупкие ребрышка. Он мог обхватить ее талию двумя ладонями. Но изгиб бедер был потрясающим. Так же, как нежность ее живота, ног и чернота волос между ними.

Когда он выключил свет, то вся ночь превратилась в темноту, такую же черную, как пантера, такую же потрясающую и сладострастную. Ее поцелуи были воплощением ожиданий, невероятно сладострастными, как порыв весны в середине зимы. Где-то внутри его лед растопился и хлынул бурной волной. Черная ночь протекла, как река наслаждения, через узкое отчаянное ущелье в теплую долину, где он в конце концов уснул.

На этот раз Райт был у себя в кабинете и крикнул ему через открытую дверь, чтобы он заходил.

— Ничего, если подождешь минутку, Тейлор? Мне надо еще покончить с этими бумагами. — Он правил красным карандашом отпечатанный доклад, нажимая так, что карандаш мог того и гляди сломаться в его толстых пальцах.

Брет сел на стул и стал ждать. Он был в беспокойном напряжении. Если только он опять не ошибался, то он совершил такой поступок, который совершенно испортил всю его жизнь. Он вспомнил, как проснулся утром и увидел в кровати девушку. Голова его гудела, как треснувший колокол, но глоток из бутылки «Харвуда» смягчил этот гул. Он подошел к спящей девушке и опять был зачарован ее полуоткрытым телом, которое сияло в неопрятной комнате. Он разбудил ее своим прикосновением, и она повернулась к нему, мягкая и чувственная, как котенок. Все это было довольно скверно для человека с его моральными установками (в тот самый день, когда Паула пролетела пятьсот миль, чтобы встретить его), но не в этом была главная причина того, что теперь беспокоило его. Он, кажется, вспомнил, что, когда у них кончилось виски и они вышли купить еще, он заодно купил и брачное свидетельство.

— Чертова бюрократия на флоте, — проворчал Райт. Он поднял взгляд от бумаг и взял из пепельницы потухшую трубку. — Полагаю, вы зашли, чтобы осведомиться насчет доктора Клифтера? Ну что ж, он уже здесь. Приехал в одной машине со мной.

— Не понимаю, сэр.

— Разве мисс Вест не сказала вам, что он собирается приехать?

— Нет, сэр.

— Он ее знакомый, известный психоаналитик. Один из первых членов Венского общества, работал с Фрейдом, пока не порвал с ним. Открыл свою собственную клинику в Праге еще до войны. Последние несколько лет работает в Лос-Анджелесе.

— Очень интересно, — заметил Брет. — Но какое я имею ко всему этому отношение?

— Он приехал сюда, чтобы побеседовать с вами. Я думал, что вы об этом знаете. Сейчас он просматривает досье у Вайсинга. Если сочтет, что ваш случай поддается психоаналитическому лечению, то мы устроим...

— А кто за это заплатит? Я не могу позволить себе роскошь пригласить психоаналитика из средней Европы.

— Этим занимается мисс Вест.

— Понятно.

— Вы вроде бы не очень довольны. Если он возьмется за ваше дело, то время с ним не будет засчитываться в ваш курс лечения у нас. Особенно на это не рассчитывайте, но по правилам это так.

— Я давно перестал на что-либо рассчитывать. — При других обстоятельствах перспектива получения дополнительного отпуска окрылила бы его. Но в данный момент он ни о чем другом не мог думать, кроме незнакомки, с которой переспал и на которой женился. Если он на ней женился, это означало конец одной вещи, которая была для него дорога. Когда Паула об этом узнает, если она уже не узнала... но она должна знать. Почему же она не сказала ему об этом?

Райт посмотрел на него более пристально.

— Тейлор, вас что-то беспокоит?

— Да. Женат ли я? Я знаю, насколько безответственно звучит мой вопрос...

Райт, выпустил две струйки дыма из ноздрей, как сказочный дракон.

— Пожалуйста, закройте дверь. Спасибо. Теперь присядьте.

— Есть ли у вас что-нибудь относительно девушки по имени Лоррейн? Для меня важно узнать об этом...

— Да. Вы собираетесь жениться на мисс Вест, правда?

— Ответьте на мой вопрос, — резко произнес Брет. — Не вижу никаких причин хранить это в тайне.

— Я не делаю из этого тайны, Тейлор. Так поступило ваше собственное сознание.

— Ладно, хорошо. Но женат ли я?

Райт выбил свою трубку, как бы гася импульс и снижая напряжение у пациента.

— Вы не должны постоянно полагаться на мою память. Особенно теперь, когда вы становитесь вполне нормальным человеком.

— Еще бы, сэр! — воскликнул Брет с явной враждебностью.

— Давайте разберемся. Вы встретили эту Лоррейн Беркер в Сан-Франциско осенью 1944 года. Можете ли что-нибудь рассказать мне о ней? Как она выглядела?

— Голубоглазая брюнетка, очень красивая девушка. — Он говорил о ней в прошлом времени, как и доктор, подсознательно чувствуя, что так и надо делать. — Для брюнетки у нее была удивительно белая кожа.

— Вы запомнили ее такой, когда видели в последний раз?

— Не знаю. Я думаю об этом. — Он уловил в памяти проблеск лица Лоррейн, заспанного, со слезами на глазах в то утро, когда уезжал от нее. Корабль должен был сняться с якоря в восемь часов, а ему надо было выехать из гостиницы в пять, чтобы успеть добраться до Аламеды. Он поцеловал ее последний раз в губы, поцеловал глаза и грудь и оставил, видимо, в свадебной кровати. — Я на ней женился, не так ли? Перед тем как ушел на корабле? Это где-то зафиксировано?

Райт позволил себе подтвердить это.

— Где же она теперь?

— Вспоминайте сами, приятель.

Другое лицо в иной кровати (старая железная кровать с катушками, которую отец купил в Бостоне?) появилось на горизонте сознания, где-то в середине его памяти. Но это было лицо не Лоррейн. Правда, он не был в этом уверен. Смерть творит странные вещи с лицами людей.

— Она умерла? — прошептал он.

— Вы меня спрашиваете об этом? — Хищные глаза Райта испытующе смотрели на него из-под густых бровей.

— Я помню умершую женщину. На ней было черное шелковое платье.

— Это была ваша мать, — произнес Райт с раздражением. — Она умерла, когда вы были еще ребенком.

— Мое ощущение хронологии, кажется, несколько сдвинулось. — Этот толстомордый доктор, высокомерный и самодовольный, как всякий другой с золотыми нашивками командира на рукаве, не собирался ему помогать. Он сидел за своим письменным столом неподвижно, как Будда, и все важные секреты хранил в своей башке.

Вместо того чтобы дать правдивый ответ, Райт заставил его выслушивать свои рассуждения об элементарной метапсихологии.

— Время — относительное понятие, — говорил он. — Разум похож на часы с разными стрелками, каждая из которых ведет свой отсчет времени. Одна для минут и часов, другая — для времен года и лет, еще одна — для индивидуального биологического развития, следующая — для умственной жизни и так далее. Но на уровне мотиваций и эмоциональных реакций разум практически не имеет временных рамок. Последователи Фрейда вроде Клифтера утверждают, что часы заводятся всего один раз, в детстве, и их ход никогда не прерывается, если только человек не возвращается в прошлое и не переводит их сам. Думаю, что это — чрезмерно упрощенный взгляд, но в нем есть доля правды. По дороге сюда Клифтер сказал, что вы, возможно, отождествляете жену со своей матерью, хотя они умерли с разрывом в двадцать лет.

— Значит, Лоррейн умерла?

— Вы знаете об этом, не так ли?

— Как она умерла?

— Вам следует самому вспомнить. Может быть, у Клифтера другой подход, но, пока это дело веду я, будет по-моему. В этом наша единственная гарантия против рецидива. Я мог бы сообщить это для вашего разумного сознания, но не ваше разумное сознание стерло все из памяти. Бессознательные уровни должны примириться с фактами. Единственный для вас способ доказать, что это произошло, заключается в том, чтобы самому восстановить память.

— Не вижу смысла углубляться в такую мистику.

Райт с усилием пожал плечами, как человек, который поправляет груз на спине.

— Мне было бы легко и приятно оказать вам помощь, но я этого не стану делать. Вы должны стоять на собственных ногах, без подпорок, понятно? — Он поднялся со стула, как бы подтверждая свою мысль примером:

Брет встал вместе с ним, но Райт сделал ему знак оставаться пока на месте. Этот жест в сочетании с темно-синей формой усилил сходство Райта с дородным полицейским.

— Вы можете подождать здесь. Пойду узнаю, готов ли Клифтер встретиться с вами.

Брет опять сел и стал ждать. Его раздражение пропало сразу, как только за Райтом закрылась дверь. Опять наступила депрессия. В течение нескольких часов он оказался женатым на неизвестной девушке и овдовел неизвестно как. Ему казалось, что время является смыслом жизни, а он потерял это время. Его будущее все еще находилось в прошлом. Он попал в замкнутый круг, бессмысленный, как колесо для белки в клетке, и лишенный времени, как преисподняя.