"Карантин" - читать интересную книгу автора (Иган Грег)

Глава 9

Лу говорит:

– Мы можем извлечь из этого пользу.

– Пользу? Я не собираюсь извлекать из этого пользу, я хочу положить этому конец. Я прошу согласия Канона на то, чтобы рассказать По Квай, что происходит. Я хочу, чтобы все встало на свои места.

Он хмурится:

– Это прекрасно, но ты не можешь рассказывать По Квай о Лауре. Представь, что об этом узнает Чен – что тогда будет с нами? В настоящее время, как мне кажется, никто не подозревает о существовании Канона. Они слишком полагаются на мод верности – или сильно недооценивают его. Они, по-видимому, не понимают, какой мощной может быть комбинация интеллекта и его противоположности. Знаешь, в формальной логике с помощью несовместной системы аксиом можно обосновать все что угодно. Имея единственное противоречие типа «А не есть А», ты можешь вывести из него любые следствия, какие пожелаешь. Мне кажется, это хорошая метафора нашей своеобразной свободы. Забудь о гегелевском синтезе, вместо него мы имеем оруэлловское двоемыслие в чистом виде.

Я раздраженно смотрю по сторонам, на запруженные людьми газоны парка Коулун, на сверкающие под солнцем цветочные клумбы. Он меня явно не понимает, а больше апеллировать мне не к кому.

Я говорю:

– По Квай заслуживает того, чтобы знать правду.

– Что значит заслуживает? Речь не об этом, а о том, каковы могут быть последствия. Поверь мне, я ее очень уважаю, я восхищаюсь ею. Но неужели ты хочешь пожертвовать Каноном только ради того, чтобы По Квай узнала, что ее обманули? Если это случится, фальшивый Ансамбль не будет ставить нам более жесткие моды – нас просто спишут в расход. Убьют. А как ты думаешь, что сделают с ней, если она захочет выйти из игры?

– Значит, мы должны защитить ее и себя. Мы должны разрушить фальшивый Ансамбль.

Говоря это, я осознаю всю смехотворность такого предложения, но Лу серьезно отвечает:

– В конечном счете – да. Но по щучьему велению это не произойдет. Нам необходимо действовать с позиции силы. Нам следует использовать все имеющиеся возможности. – Он делает паузу, ровно настолько, чтобы мое нерешительное молчание можно было считать знаком согласия, и добавляет:

– Такие, как эта.

– Какая же тут «возможность», если По Квай теряет управление модом, а я схожу с ума?

Он качает головой:

– Ты отнюдь не «сходишь с ума». Отказывают некоторые из твоих модов, вот и все. Тебя интересует, почему это происходит? «Н3» представляет собой барьер, рассчитанный на то, чтобы удерживать тебя в определенных, целесообразных состояниях сознания. Тем не менее ты каким-то образом проникаешь сквозь этот барьер, попадаешь в практически недостижимые состояния вроде скуки, рассеянности, эмоционального возбуждения. Это событие имеет крайне малую вероятность, но тем не менее происходит именно оно. Диагностика сообщает, что мод физически невредим. Однако изменилось распределение вероятностей в системе. Это тебе что-нибудь напоминает?

У меня мороз подирает по коже:

– Ты хочешь сказать, что По Квай манипулирует мной, как ионами? Но разве это возможно? Допустим, она умеет менять распределение вероятностей в размазанной системе, такой как ион серебра, когда его спин еще представляет собой смесь из «вверх» и «вниз». Но я-то ведь не нахожусь в размазанном состоянии, я же, наоборот, схлопываю волну!

– Конечно, охлопываешь. Но как часто?

– Все время.

– Что значит «все время»? Думаешь, ты постоянно находишься в схлопнутом состоянии? Ведь схлопывание – это процесс – процесс, который происходит с размазанной системой. По-твоему, размазывание – это нечто необычное, что бывает только в лаборатории?

– Разве нет?

– Конечно, нет. Ведь твое тело состоит из атомов. Атомы – это квантово-механические системы. Предположим, что типичный атом твоего тела, не схлопнутый в течение миллисекунды, может сделать одну из десяти разных вещей (это очень заниженная оценка). Значит, в течение миллисекунды он размажется в смесь десяти чистых состояний. Некоторые из них более вероятны, чем другие, но пока система не схлопнута, они все сосуществуют.

Через две миллисекунды будет уже сто возможных вариантов того, что мог бы сделать этот атом, что означает размазывание в смесь ста состояний, через три миллисекунды – в смесь тысячи состояний, и так далее.

Возьми другой атом. Каждое состояние первого атома может комбинироваться с одним из возможных состояний второго. Значит, надо перемножить два числа. Если один атом размазывается на тысячу состояний, то два – на миллион. Система из трех атомов – на миллиард. Если так считать, пока не дойдешь до размеров, скажем, песчинки, числа станут астрономическими. И будут возрастать со временем.

Я тупо мотаю головой:

– И как же это остановить?

– Я к этому перехожу. Когда одна размазанная система взаимодействует с другой, они превращаются в единое целое. Квантовая механика говорит, что ты не можешь дотронуться до одной части такой системы, не повлияв на все вместе. Когда По Квай наблюдает размазанный ион серебра, образуется новая система – По Квай плюс ион серебра, у которой вдвое больше состояний, чем у самой По Квай. Когда ты наблюдаешь травинку, возникает система, у которой столько состоянии, сколько было у тебя, да еще умножить на число состоянии травинки.

Но система, которая содержит тебя в качестве своей части, содержит и охлопывающий аппарат в твоем мозгу. И этот аппарат тоже размазан по бесчисленным состояниям, отвечающим остальной части твоего мозга, остальной части твоего тела, травинке и всему остальному, что ты наблюдаешь. Когда этот аппарат схлопывает себя самого, при этом делая реальной только одну из своих версий, он автоматически схлопывает и всю систему в целом – остальную часть твоего мозга, остальную часть твоего тела, травинку и так далее. И все это охлопывается в единственное состояние, которое выбрано из несчетных миллиардов возможностей. После этого, разумеется, опять начинается размазывание...

Я говорю:

– Ладно, я понял: чтобы схлопнуться, люди должны сначала размазаться. Чтобы можно было выбрать одну возможность, надо в каком-то смысле иметь их все. Схлопывание напоминает подстригание дерева, которому сначала дают немного подрасти во всех направлениях, а потом срезают все ветки, кроме одной. Но мы должны схлопываться очень часто, чтобы не сознавать того, что в промежутках мы находимся в размазанном состоянии. Не меньше, чем раз сто в секунду, я думаю.

Лу хмурится:

– Что ты такое говоришь? Как мы можем «сознавать, что мы размазаны»? Сознание кажется плавным потоком, но это лишь результат того, как мозг организует наше восприятие, а действительность развивается толчками, спазмами. Опыт неизбежно создается лишь в ретроспективе. Настоящего как такового не существует, настоящее – это то прошлое, которое мы смогли сделать единственным. Единственный вопрос – на каком масштабе времени все это происходит. Ты говоришь, что, если бы размазанное состояние продолжалось дольше нескольких миллисекунд, мы бы не могли не замечать его – но это просто неверно. Речь идет о нашем субъективном времени, о том, как будущее превращается в прошлое с нашей точки зрения. Мы не в состоянии заметить, как или когда это происходит.

Вне всякого сомнения, в экспериментах с По Квай было установлено, что без использования той части мода, которая блокирует схлопывание, она не может влиять на вероятности состояний – но это не доказывает решительно ничего. Даже если она не могла этого делать потому, что схлопывала систему «По Квай-Плюс-Ион» прежде, чем успевала изменить вероятности – а это далеко не единственно возможное объяснение, – нельзя переносить этот вывод с отдельного человека в лабораторных условиях на все человечество в целом. В зависимости от того, находятся люди в группе или в одиночестве, в зависимости от состояния их сознания промежуток между схлопываниями может достигать секунд и даже минут. Выяснить, происходит ли это в действительности, невозможно.

Мне хочется схватить его за шиворот и вытрясти всю эту метафизическую труху. Вместо этого я говорю ровным голосом:

– Я обращаюсь к тебе за помощью. Меня не интересует, как создается опыт. Мне безразлично, является время иллюзией или нет. Пусть ничто не реально, если оно существует меньше пяти минут. Все это совершенно нормально – по крайней мере так было всегда и так должно быть всегда. А что касается того, что каждый размазывается по сто раз на дню, так ведь не каждый же страдает от галлюцинаций, от неполадок модов...

– Возможно, каждый. Возможно, эти «страдания» – и многое другое – есть часть того опыта, который не остается в памяти. А он и не может оставаться – мозги людей, их тела, окружающий их мир не несут и намека на то, что подобное когда-либо происходило. Эти события так и не становятся реальностью для человека, ибо каждый раз, когда этот человек охлопывается, его уникальное прошлое хранит нечто куда более вероятное.

– Но если никто не помнит, почему же помню я?

– Ты сам знаешь почему. Здесь дело в По Квай и ее способности воздействовать на вероятности.

– Но зачем ей снимать с меня настройку? Зачем она стала бы вызывать «Карен»? Она даже не знает о существовании «Карен»!

Лу пожимает плечами:

– Я сказал «дело в По Квай», а точнее было бы сказать – «дело в нейронном моде, который есть у По Квай».

Я издевательски смеюсь:

– Значит, наш мод уже стал самостоятельным? У него свои интересы в жизни, он зачем-то решил снять с меня настройку...

– Нет, конечно, нет. – Он терпеливо ждет, пока молодая влюбленная парочка, то смеясь, то целуясь, проходит мимо нас. Забавная предосторожность – если бы Ансамбль хотел выяснить, о чем мы говорим, он бы не стал подсылать мнимых любовников слоняться рядом с нами. Меня охватывает смятение – я считал, что меня не посвящают в меры конспирации, к которым прибегает Канон, но теперь я начинаю думать, что никакой конспирации просто нет.

Лу продолжает:

– Если кто и совершает осознанный выбор, так это ты. Строго говоря, не ты, а система, состоящая из По Квай и тебя, но так как По Квай в это время преимущественно спит, мотивы надо искать у тебя.

– Преимущественно спит?

– Да.

Я останавливаюсь и ошеломленно говорю:

– Мод у нее, но использую его я?

– Грубо говоря, да. Когда ты и По Квай размазываетесь, вы размазываетесь по всем возможным состояниям, в которых любой из вас мог бы находиться, сколь бы невероятными они ни были. Почему бы среди них не оказаться таким, где модом чистых состояний управляешь ты?

У меня просто нет сил спорить с этим абсурдным утверждением. Опереться не на что – простой здравый смысл объявлен наивным, не относящимся к делу и ничем не обоснованным. Меня хватает только на то, чтобы умоляюще воскликнуть:

– Но ведь я же не хочу, чтобы все эти вещи происходили!

Лу хмурится немного озадаченно и вдруг улыбается, что бывает с ним редко:

– Конечно, не хочешь. Но вполне мог бы хотеть. Твои версии, которые этого хотят, могли быть изначально крайне маловероятными, но когда они получили доступ к моду чистых состояний, понятие о вероятности приобрело совсем другой смысл.

Я хочу сказать ему: «Вот именно с этим я и хочу покончить», но тут он добавляет:

– Если ты считаешь, что с тобой происходят поразительные вещи, имей в виду – ты легко мог бы сделать нечто куда более значительное. Во имя истинного Ансамбля.

Канон не пытается давить на меня. То, что мне говорят, всего лишь рекомендация, окончательное решение остается за мной. Оно, как известно, не может быть неправильным. Но ведь и мнением других обладателей мода верности не следует пренебрегать, не так ли?

Ясно, что абсурдна сама идея голосования по поводу истинных интересов Ансамбля. В то же время перспектива определять эти интересы в одиночку приводит меня в ужас. Как ни странно, с этим противоречием я примиряюсь без особого труда и, кажется, начинаю понимать, что имел в виду Лу, говоря о нашей своеобразной свободе. Тот узел, который мод верности завязал в моем сознании, невозможно развязать, но его можно растягивать до бесконечности.

Целую неделю в свое свободное время я встречаюсь с теми членами Канона, которые в это время не на службе, причем у каждого нового делегата график работы все ближе к моему собственному. По Квай отдыхает после своих очередных успехов, и поэтому ее мод пока что дает передышку и мне.

В девять утра трудно почувствовать себя заговорщиком. Квартиру для встречи предоставил нам некто, не имеющий, по словам Лу, ни малейшего отношения ни к Ансамблю, ни к Канону. Все настолько обыденно и невинно, что нас можно принять за собрание жильцов-активистов или участников какого-нибудь общественно-политического движения низкооплачиваемых служащих. Сидя вшестером в крошечной гостиной, забитой всевозможным китчем с претензией на буддистский стиль, мы мирно пьем чай и обсуждаем, как взять под свой контроль международный альянс, который считает нас своими рабами, Ли Сю Вай – техник по обработке медицинских снимков. Она часто встречала меня, когда работала в ночную смену, мы много раз обменивались с ней любезностями, не догадываясь, разумеется, о том, что нас объединяет.

Чан Куок Хун – физик из МБР и работает в такой же группе, как Лу, но экспериментирует не со спином ионов серебра, а со спектроскопией отдельных атомов. Их группа еще не добилась успеха, и поэтому они не знают, кто из их добровольцев имеет настоящий мод. Вспомнив, как По Квай говорила когда-то, что она не оказалась контрольным экземпляром потому, что иначе бы просто ужас как разозлилась, я с беспокойством замечаю, что теперь мог бы принять это и всерьез.

Юэн Тинь Фу и Юэн Ло Чинь – брат и сестра, оба математики (точнее, топологи, хотя, как я понимаю, и это название еще слишком общо), университетские преподаватели, которые необдуманно отклонили выгодное предложение добровольно поработать на фальшивый Ансамбль.

Начинает Лу:

– У меня уже достаточно данных, чтобы построить мод, подавляющий схлопывание волны на неопределенное время. Сам по себе он, конечно, бесполезен. Нам необходимо добраться до второй половины – селектора чистых состояний. Его описание хранится в МБР, в сейфе. Никакое хакерство здесь не поможет – описанием уже никто не пользуется, тем более на компьютерах, подключенных к сети. Но Ник мог бы...

Я говорю:

– Минутку. Предположим, что описание мы получили – пока не важно, каким путем. Предположим, ты уже изготовил весь мод целиком. Что дальше?

– В первую очередь мы постараемся как можно быстрее научиться использовать мод с максимальной эффективностью. Научные команды ПСИ действуют очень осторожно, они будут заниматься только микроскопическими системами до тех пор, пока не выработают прочную основу квантовой онтологии. С точки зрения научной строгости это весьма похвально, но для практических целей нужен совсем другой подход. Если Чунь По Квай во сне проходит сквозь запертые двери, то можете себе представить, чего способен добиться опытный пользователь, овладевший всем потенциалом мода.

Чан Куок Хун спрашивает:

– А в более далекой перспективе?

Лу пожимает плечами:

– Преждевременно говорить о долговременной стратегии овладения фальшивым Ансамблем, пока у нас нет мода и мы не знаем всех его возможностей и недостатков.

Ли Сю Вай тихо, но твердо говорит:

– Зачем пытаться реформировать фальшивый Ансамбль? По-моему, нам лучше действовать независимо.

Юэн Ло Чинь возмущена:

– Эта жалкая пародия не имеет права на существование! Фальшивый Ансамбль надо вырвать с корнем, стереть с лица земли!

Ее брат добавляет:

– Вы что же, думаете, они позволят нам спокойно делать свое дело после того, как мы завладеем их тайной?

Ли Сю Вай говорит:

– Нет, но я думаю, что с помощью мода мы сможем оградить себя...

– Будет лучше, если этого не потребуется.

Чан Куок Хун качает головой:

– Фальшивый Ансамбль плох, но в какой-то степени он может быть прототипом истинного, к которому мы стремимся. Мы должны не разрушать его, а настойчиво работать над реформированием, шаг за шагом, год за годом. В конечном счете эта задача неразрешима, но мы должны взять ее на себя, ради мира в наших сердцах.

Лу мягко говорит:

– В свое время мы обсудим все эти альтернативы. Но ни одна из них не достижима, пока у нас нет мода чистых состояний. И здесь все зависит от Ника.

Он смотрит на меня. Остальные тоже.

Я неуверенно начинаю:

– Вы, видимо, в курсе того, что предлагает Лу Кью Чунь. Насколько я понимаю, его план обсуждался и с другими членами Канона. Мы все согласны, что необходимо добыть описание мода, вопрос в том, как это лучше сделать. Хочу знать ваше мнение о плане Лу. Не могут ли на этом пути возникнуть непредвиденные препятствия, опасности? Есть ли вообще уверенность, что этот способ можно реализовать?

Лу прерывает меня:

– В этом сомнении нет. Вспомни, что сделала Лаура Эндрюс, при ее-то тяжелейшей умственной отсталости. Вспомни, что сделала По Квай – во сне! Если Ник «одолжит» мод у По Квай, пока та будет спать, ему ничто не помешает выйти из здания ПСИ, добраться до МБР, незамеченным проникнуть в здание, открыть сейф и вернуться обратно – каким бы невероятным ни был такой ход событий.

Слушая эти слова, я чувствую, как в моей душе закипает смятение. Лаура Эндрюс за тридцать лет научилась лишь тому, как обмануть охрану Института Хильгеманна, да и то прошла не более двух километров, прежде чем ее волновая функция вновь стянулась. Мне же надо будет пересечь многолюдный город и похитить ценнейшее достояние Ансамбля – и при этом мод чистых состояний даже не: будет находиться в моей собственной голове!

Чан Куок Хун говорит:

– Вы уверены в том, что Ник сможет все время оставаться в размазанном состоянии?

Лу отвечает:

– Мод, блокирующий схлопывание, будет готов через считанные дни.

– А как вы объясняете странные явления, происходившие с Ником? – спрашивает Юэн Ло Чинь.

Лу пожимает плечами:

– Возможно, что в этих случаях схлопывание не происходило по каким-то естественным причинам. Или же дело было в «Н3», под действием которой Ник в то время находился.

Настройка стремится поддерживать оптимальное состояние сознания, и размазывание она должна считать чем-то совершенно противоположным – но забавно, что она же могла блокировать и попытку схлопывания, рассматривая ее как «отвлекающий фактор». Все это не имело бы никаких видимых последствий, если бы в дело не вступил мод чистых состояний.

Эту его теорию я слышу впервые. Выходит, «Н3» вроде как сама себя отключила? Странно.., хотя, когда все кончилось, мне ведь казалось, что я не выходил из сторожевого режима ни на секунду. А может быть, после схлопывания в моей памяти остались следы и того прошлого, где я был под настройкой, и того, где не был? При нормальных условиях у меня может остаться память только одной из моих версий. Но на меня тогда воздействовал мод По Квай, он комбинировал «взаимоисключающие возможности», и две памяти перемешались. Ведь я же помню, как «Карен» заполнила собой всю прихожую! Что это было? Безумная галлюцинация, вызванная испорченным модом? Или воспоминание о тысячах одновременных и независимых воплощений?

Сама по себе перспектива провести несколько часов в размазанном состоянии достаточно неприятна, даже если Лу прав и это происходит со всеми и постоянно. Даже если я могу не сомневаться, что после схлопывания в одном-единственном чистом состоянии воспоминания об остальных исчезнут. Но если все-таки есть риск, что несколько различных состояний оставят неразделимую память о себе, то размазывание станет для меня совсем не отвлеченным понятием – и кто знает, какие физические последствия, какие несовместимости возникнут в этом случае? Если я попытаюсь похитить описание мода, а потом окажется, что я помню и успех, и неудачу, какой же странный гибрид этих двух исходов увидит весь остальной мир?

Лу говорит:

– Следует действовать как можно быстрее. Никто не знает, как скоро По Квай начнет понимать, что происходит. Чем быстрее Ник приступит к тренировкам в управлении модом чистых состояний, тем больше наши шансы держать По Квай в неведении столько времени, сколько нам потребуется, чтобы максимально использовать эту выгодную ситуацию, – для моего успокоения он добавляет:

– Это не только для нашей, но и для ее пользы. Если она обнаружит, что ее обманывают, то вполне может оказаться в опасности. Если же Ник возьмет мод полностью под свой контроль, у нее исчезнет даже этот неприятный «сомнамбулизм» – ведь он может выбрать их совместное состояние так, что она будет просто спокойно спать в своей постели, пока он путешествует по городу.

Ну правильно! Чудом больше, чудом меньше – это уже мелочи.

Ли Сю Вай говорит:

– А если что-то случится с Ником на полпути?..

– Если схлопывание произойдет, когда Ник будет идти по улицам, то он потеряет связь с По Квай и модом чистых состояний. Неприятно, но не смертельно. Собственно, единственное, что от него потребуется в этом случае – выдумать какое-нибудь объяснение для охраны, почему он не на посту. В худшем случае получит служебное взыскание. Кстати, ему будет не так трудно замять это дело – ведь если начнется расследование, другим охранникам придется объяснять, как Ник незамеченным вышел из здания...

Этот сценарий не очень меня воодушевляет. На людей, у которых установлен «Страж», подобный шантаж не подействует.

– Если схлопывание случится в МБР, это уже гораздо хуже, – продолжает Лу. – В этом случае мы все, разумеется, сразу попадем под подозрение. Каждый, у кого есть мод верности, будет подвергнут самой тщательной проверке. Канон придется закрыть как минимум на несколько лет, а возможно – и навсегда. В худшем случае, – он пожимает плечами, – мы рискуем.., всем. Но ведь то же самое будет, если мы воспользуемся другими средствами для того, чтобы добыть описание. Так что решать надо сейчас. Или мы продолжаем вести привычную трусливую жизнь, что равносильно служению фальшивому Ансамблю, или делаем наконец первый шаг к тому, что является Ансамблем в нашем, истинном понимании этого слова.

Это уже полный сюр. Ведь у каждого из собравшихся здесь «истинное понимание» свое, не такое, как у других. Но, по-видимому, такие пустяки их не беспокоят. Фальшивый Ансамбль плох тем, что может состоять из враждующих фракций – забавно, что это был главный аргумент Лу, когда он убеждал меня примкнуть к Канону. Но Канон в этом отношении еще хуже, ибо он совершенно открыто и бесстыдно делится на куда большее число фракций. На что же надеются эти люди? Неужели каждый из них верит, что его точка зрения в конце концов чудесным образом восторжествует?

Не знаю. Да и как в этом разобраться, если я не могу четко сформулировать свое собственное «истинное понимание» Ансамбля? Я пробую вообразить себя свободным от ПСИ и МБР, но, по-прежнему верным.., чему?

Чан Куок Хун что-то говорит, но я не могу сосредоточиться на его словах. Мне вдруг становится ясно, что главный вопрос надо решить для себя немедленно. Так что же такое Ансамбль для меня лично? Необходимо срочно найти – или выдумать – четкий ответ. Что включает в себя это понятие? До каких пределов можно распускать тот узел, что сплетен в моем сознании?

И меня осеняет, что существует одна вещь, без которой я не могу представить себе Ансамбль: чем бы он ни был, он обязан заниматься изучением и использованием необычных способностей Лауры. Комната с двойными стенами в подвале. Опыты По Квай с ионами. Мои непонятные приключения с модом чистых состояний. Значит, единственный доступный мне путь служения истинному Ансамблю – посвятить все свои силы изучению талантов Лауры.

Это звучит так недвусмысленно, что я испытываю некоторое замешательство. Но логика неумолима, отступать поздно. То, что одна мысль о переходе в размазанное состояние внушает мне ужас, только укрепляет мою уверенность в том, что я нашел единственно верный ответ. Ведь если бы бояться было нечего, чего стоила бы моя верность?

Я обвожу взглядом лица собравшихся, одно за другим. Теперь ясно, что не нужно заставлять себя поверить в донкихотские планы этих людей – они и сами не стараются понять мотивы друг друга. Я украду для них описание мода чистых состояний. Не потому, что это нужно им, а потому, что я считаю, что так надо.

Чан Куок Хун заканчивает:

– ..так что, по-моему, риск оправдан. Мое мнение – пора действовать.

Лу кивает Юэн Ло Чинь. Ее глаза оживают, она принимается за обоснование вывода, который ей давно ясен. Затем то же самое по очереди проделывают Юэн Тинь Фу и Ли Сю Вай. Я внимательно слушаю, пытаясь понять, каким образом глубоко личное понимание Ансамбля, откровенно несовместимое со взглядами всех остальных, приводит к одному и тому же заключению: «необходимо действовать».

Кажется, один только Лу находится в полном согласии с самим собой. Он говорит просто:

– Моя позиция вам известна. Дело за тобой, Ник. Решай.

Я подробно излагаю свои соображения. Члены Канона с каменными лицами выслушивают еще одно подтверждение того, что их точки зрения невозможно примирить друг с другом. Я ни в малейшей степени не затрагиваю ничьих взглядов, не оспариваю никаких аргументов, но тем не менее ясно даю понять, что все они несостоятельны. Я объявляю, что истинный Ансамбль и есть не что иное, как тайна таланта Лауры, а все остальное имеет второстепенное значение.

– Стало быть, несмотря на любой риск, мы не имеем права упустить такую возможность завладеть модом чистых состояний – но отнюдь не ради того, чтобы добиться тактических преимуществ в никому не нужной борьбе за власть. Мод нужен нам потому, что он воплощает самую суть Ансамбля. И не может быть более правильного пути к этой цели, чем использование именно того процесса, который лежит в основе Ансамбля. Я сделаю все, чтобы достичь этой цели – с вашей помощью или без нее.

Когда все расходятся, мы с Лу остаемся вдвоем. Некоторое время я сижу молча, усталый и немного растерянный. Не могу понять, способен ли все-таки Канон действовать как единое целое или наше согласие не более чем иллюзия? Согласие без компромисса – отличный оксюморон в духе Оруэлла.

По крайней мере теперь я знаю, что означает для меня заложенное в мой мозг понятие Ансамбля. Впрочем, остается неприятное ощущение, что через неделю, месяц или год это понятие может наполниться совсем другим смыслом.

Я говорю:

– Скажи мне честно: допустим, я утащу описание; допустим, ты построишь мод чистых состояний. – Показав рукой на ряд пустых стульев, я спрашиваю:

– Сколько еще времени после этого мы будем вместе?

Лу пожимает плечами:

– Достаточно долго.

– Достаточно – для чего?

– Чтобы каждый получил то, чего он хочет.

Я смеюсь:

– Наверное, ты прав, так может продолжаться бесконечно – все будут поддерживать одни и те же решения, хотя и по совершенно разным причинам. Есть только две вещи, по которым мы никогда не согласимся – теория и долгосрочная перспектива. – Удивляясь, почему я никогда не спрашивал его об этом раньше, я говорю:

– Послушай, все держится на тебе одном, но ради чего ты этим занимаешься?

Он, как обычно, немного удивленно хмурится:

– Я же тебе только что сказал.

– Когда?

– Пять секунд назад.

– Я, наверное, прослушал.

– Лично я хочу только одного, – говорит он. – Я хочу, чтобы все были довольны. Вот и все. Очень просто.

Спустя три дня после собрания, идя от метро домой, я делаю небольшой крюк. Я захожу в лавку, торгующую всякими сомнительными препаратами и нанотехникой: здесь есть интеллектуальная косметика, активные татуировки, естественные половые стимуляторы (те, что воздействуют на нервные окончания в половых органах, а не в мозгу), корректоры мускулатуры (быстро и безболезненно наращивают мышцы, но не увеличивают силу), а также нейромоды из тех, что иногда бесплатно прилагаются к пакетам с кукурузными хлопьями. Уж не знаю, какому кустарю-одиночке заказал Лу изготовление мода, блокирующего схлопывание, раз его приходится покупать в таком ненадежном месте.

Лу сообщил мне номер заказа. Я называю его хозяину и получаю маленький пластиковый флакон.

Перед сном я впрыскиваю содержимое флакона в правую ноздрю, и генетически перестроенные Еndamoeba histolytica – одноклеточные, в своем естественном состоянии вызывающие, среди прочих прелестей, амебный менингит – отправляются в путь к моему мозгу с грузом наномашин. Некоторое время я лежу и думаю о том, какие подвиги навигации и строительства предстоит совершить этим роботам величиной с вирус. Наверное, все-таки стоило предварительно поинтересоваться, много ли модов сконструировал Лу в своей жизни. Если в конструкции есть ошибки, то даже самые лучшие наномашины могут изрубить в лапшу жизненно важные центры мозга.

Но постепенно беспокойство проходит. Я делаю все, что могу, чтобы послужить истинному Ансамблю, а остальное мне безразлично...

Я наблюдаю за тем, как на потолке, пробившись сквозь жалюзи, появляется тонкая полоска утреннего света.

Я включаю сон.

«Босс», как я и заказывал, будит меня на три часа раньше, чем обычно. Итак, я жив, не парализован, не глух, не нем и не слеп. Пока. Запускаю тесты на исправность своих модов. Повреждений нет. Впрочем, такая ошибка наименее вероятна. Нейроны, являющиеся частью мода, помечены поверхностными белками, которых не может не заметить ни одна исправная наномашина. Кроме этого, у них есть и другие уровни защиты.

Лу не сообщил имени мода, и я вызываю «Мыслемеханизмы» («Аксон», 249 долларов), чтобы составить список всех модов в моей голове. Конечно, просканировать весь мой мозг эта система не может, но она посылает запрос «НАЗОВИ СЕБЯ» на общую для всех модов шину и показывает мне список полученных ответов. Из всех модов только мод верности хранит молчание, отказываясь себя назвать и вообще никак не обнаруживая своего присутствия.

Оказывается, блокировщик схлопывания замаскирован внутри дешевенького игрового мода по имени «Гипернова» («Виртуальная Аркада», 99 долларов). Когда я был маленьким, существовали игровые приставки к персональным компьютерам. «Гипернова» играет ту же роль по отношению к «Фон Нейману». Я пробегаю ее меню и справочные файлы. Чтобы загрузить в нее игровые программы, можно использовать инфракрасный мод, вроде моей «Красной Сети», или грубый старинный способ – модулированный видимый свет.

Так или иначе, маскировке надо придать правдоподобие – никто не хранит у себя в голове игровой мод без единой игры. Я звоню в библиотеку «Виртуальной Аркады». Их главный бестселлер на сегодня – историческая военная игра для отмороженных фанатиков всяческого оружия. Она называется «Басра 91» и знаменита тем, что демонстрирует картины массового уничтожения в подлинной записи с датчиков наведения ракет. Это не для меня. Я останавливаюсь на хите прошлой недели – «Меташахматах», где «каждое расположение фигур порождает уникальный набор правил».

Некоторое время я играю, катастрофически проигрывая даже на уровне для новичков. При этом я по очереди пробую все команды, но той, которая ведет в потайную дверь – к вызову мода блокировки схлопывания, – среди них нет. Я уже начинаю думать, что придется угадывать не просто команду, а целую серию, но вдруг вспоминаю еще об одной функции. Я вхожу в меню загрузки и вызываю архаическую опцию «ЗАГРУЗКА ЧЕРЕЗ МОДУЛИРОВАННЫЙ СВЕТ». Вместо ожидаемого сообщения о том, что я смотрю на неподходящий источник информации, появляется новое меню, в котором всего два раздела – «ВКЛЮЧИТЬ» и «ВЫКЛЮЧИТЬ». Маленькая стрелка показывает на «ВЫКЛЮЧИТЬ».

Сразу решиться трудно. С другой стороны, рано или поздно испытать эту чертову машину придется. И если она пойдет вразнос, лучше узнать об этом здесь, чем в прихожей квартиры По Квай.

Различие между воображаемой и истинной командой, отдаваемой моду, примерно такое же, как между воображаемым и реальным движением собственного тела.. Выдачу истинной команды трудно описать словами, но овладеть этой операцией несложно, и она очень скоро начинает выполняться бессознательно. Однако в стрессовом состоянии все меняется. Воображая, как стрелка перескакивает на слово «ВКЛЮЧИТЬ», я остро ощущаю, что тот мысленный образ, которым я манипулирую, и есть само меню.

Ничего не происходит, ничто не меняется – но ничто и не должно меняться. Я поднимаю руку к глазам, но она упрямо не, расплывается в облако бесчисленных состояний. Комната тоже остается, как всегда, отчетливой. Насколько я могу судить, состояние моего сознания не изменилось, если не считать вполне объяснимой радости, что я не ослеп, не парализован и вроде бы не сошел с ума. Есть надежда, что Лу не так уж сильно напутал. Нельзя даже исключить, что мод работает.

Но если так, то я в данный момент размазан, хотя видимых последствий не заметно. Единственность, четкость, совершенная нормальность всего вокруг есть следствие того факта, что когда-нибудь в будущем я схлопнусь. Только на этот раз мод По Квай не будет перемешивать альтернативы.

Что значит «я схлопнусь»? Может быть, разумнее считать, что я «уже схлопываюсь», и это происходит в момент времени, который лишь кажется будущим, а все, что я сейчас испытываю, «ретроспективно» порождается этим процессом? По Квай уверяла меня, что спин иона становится определенным лишь в сам момент измерения, и никак не раньше.

Я вслух смеюсь. Несмотря на эскейперские чудеса Лауры, манипуляции По Квай с ионами и необъяснимые отказы моих собственных модов, в глубине души я воспринимаю все эти теории периодического размазывания и схлопывания как претенциозный и не очень связный бред какого-нибудь философа-недоучки. Но в то же время я не сомневаюсь – именно здесь скрыта сущность истинного Ансамбля, а я, возможно, установил себе эдакий «новый мод Императора»!2 Я снова вызываю меню, перевожу стрелку на «ВЫКЛЮЧИТЬ» – и задумываюсь: а что же будет с теми виртуальными «я», которые этого не сделали? Уничтожены ли они охлопывающими нейронными сетями в моем мозгу – несмотря на то, что половина из них могла быть уже на другом конце города?

Несомненно, они уничтожены – мной или каким-либо другим наблюдателем.

Но все ли?

Положим, мод – блокировщик схлопывания тут ничего принципиально не меняет, он может только задержать схлопывание или ускорить его. Главное, что обычный ход событий должен привести все в норму. Часто ли, редко ли мозг производит схлопывание, но этого должно хватать, чтобы добраться и до самых невероятных состояний, которые «отлетели» дальше всех. Потому что иначе эти невероятные состояния продолжали бы существовать неопределенно долго. Причем другие наблюдатели тоже не все и не всегда могли бы вычистить до конца. Если бы само схлопывание не поглощало абсолютно все версии, то наша единственная и четкая реальность совсем не была бы единственной. Она росла бы, словно одинокое дерево посреди громадной пустыни исчерпанных альтернатив, но эту пустыню окружали бы бесконечные заросли тонких побегов – призраки версий, слишком далеких от реальности, чтобы быть ею уничтоженными.

А это, разумеется, не так.

Я приступаю к своим собственным опытам, не дожидаясь начала следующей серии экспериментов По Квай. Неизвестно, есть ли в этом смысл – ведь до сих пор самые яркие эффекты наблюдались именно в те дни, когда она успешно работала с модом чистых состоянии. Но попробовать не мешает. Если я не научусь подключаться к ее моду без ее участия, то у меня уйдут годы на освоение даже простейших фокусов, не говоря уж о дерзких взломах сейфов на другом конце города.

По Квай тренировалась на простейшей системе: смесь ионов серебра была тщательно подготовлена, чтобы сделать два возможных состояния равновероятными. Я буду работать совсем в других условиях, но по тому же принципу: взяв систему, которая обычно охлопывается в соответствии с хорошо известными вероятностями, попытаться повлиять на эти вероятности. «Гипернова» и «Фон Нейман» оснащены генераторами случайных чисел – действительно случайных, а не алгоритмических псевдослучайных. Это группы нейронов, балансирующих на фрактальном лезвии между срабатыванием и не-срабатыванием, беспорядочно замыкающихся, подчиняясь одним лишь межклеточным химическим флуктуациям, то есть, в конечном счете тепловому шуму. Если мне удастся нарушить равномерность распределения, внести в него любой сдвиг, перекос, это будет означать такой же успех, как в опыте По Квай с ионами.

Три ночи подряд я провожу, пытаясь воздействовать на случайные числа «Фон Неймана». Тщетно. Но этого и следовало ожидать, ведь кроме благих пожеланий, никаких средств управления модом у меня нет. Первая попытка победить физику оканчивается неудачей. От Лу помощи ждать не приходится, он и в глаза не видел описания интерфейса мода чистых состояний. Я принимаюсь усердно переводить разговоры с По Квай на интересующий меня предмет. Боюсь, что мой тон при этом подозрительно неестествен – не лучше ли было спросить напрямик? Она говорит:

– Ты же знаешь, что я не помню, как управляю этой частью мода. Я включаю блокировку схлопывания, а потом просто сижу и смотрю на ионы. Блокировка и выбор состояний работают независимо друг от друга, это две совершенно разные функции, хотя и реализованные в одном моде. Мод чистых состояний работает, только когда он размазан. А когда я тоже размазана, я, видимо, могу управлять этим размазанным модом. Но после схлопывания я забываю все.

– Но.., как же ты училась им управлять, если ничего не помнишь?

– Не все умения основаны на ситуативной памяти. Ты помнишь, как учился ходить? Конечно, мое умение воплотилось в какую-то нейронную структуру, но скорее всего в такой форме, которая недоступна сознанию в схлопнутом состоянии. Понимаешь, мод чистых состояний может работать только после размазывания, поэтому и нейронные структуры, образовавшиеся в ходе экспериментов, тоже, я думаю, в схлопнутом виде не работают.

– То есть когда ты размазана, ты знаешь, как управлять модом, но это знание недоступно тебе после схлопывания?

– Именно. Если знание записано в мозг в размазанном состоянии, то логично предположить, что и прочитать его можно только в таком же состоянии.

– Но как же информация о том, что происходит в размазанном состоянии, может сохраняться после схлопывания, если схлопывание уничтожает малейшие следы всех состояний, кроме одного-единственного?

– Не уничтожает! Это было бы так, если бы реализованные при размазывании состояния не взаимодействовали между собой – но мод как раз и позволяет им взаимодействовать. В этом нет ничего нового, половина решающих экспериментов на заре квантовой механики основывалась на том, что размазанная система сохраняет следы того, что она была размазана. Уже сто лет назад были известны неопровержимые свидетельства сосуществования множества различных состояний – дифракция электронов, голограммы. Вообще – любые эффекты интерференции. Например, старые фотографические голограммы получали так: луч лазера расщеплялся на два луча, один из них отражался от объекта, и картина интерференции фотографировалась.

– А какое отношение это имеет к размазыванию?

– Ты знаешь, как расщепляют один луч на два? Его направляют на лист стекла, покрытый тонким слоем серебра, под углом в сорок пять градусов. Половина света отражается вбок, а половина проходит насквозь. Но это не значит, что каждый второй фотон отражается – это значит, что каждый фотон размазывается в смесь двух состояний; в одном из них он проходит, в другом – отражается, и вероятности этих состояний одинаковы.

И если ты пытаешься проследить траекторию отдельного фотона, ты охлопываешь систему в одно из состояний и разрушаешь картину интерференции, то есть портишь голограмму. Но если дать лучам спокойно рекомбинировать, позволяя двум состояниям взаимодействовать, то получается голограмма – как ощутимое доказательство того, что оба состояния существовали одновременно.

Вот так же и взаимодействие между разными версиями моего мозга может оставлять какие-то записи о том, что происходило в период их сосуществования. Лазерная голограмма, если посмотреть на нее невооруженным глазом, выглядит как бессмысленная мешанина, никак не связанная с объектом, который она изображает. Такое изображение надо восстанавливать специальным образом. Точно так же и записи в моем мозгу непонятны мне, но размазанная По Квай способна их использовать.

Переварив это, я говорю:

– Хорошо. Но если «размазанная По Квай» может учиться чему-то, о чем ты и не подозреваешь, как тебе удается побудить ее узнавать именно то, что нужно тебе?

– Может быть, дело в том, что я вслух говорю, куда отклонился ион. Но скорее всего главное – просто очень сильно, отчаянно захотеть, чтобы опыт удался. Чем сильнее я этого хочу, тем больше версий По Квай в размазанном состоянии тоже будут этого хотеть – и в конце концов все они этого захотят. Иначе где же демократия? – Она говорит это шутливо, но лишь отчасти.

Я говорю:

– Наконец-то найден научный способ проверки серьезности намерений. Просто надо сосчитать, сколько твоих версий разделяют данную цель и сколько от нее отказываются.

По Квай смеется:

– Правильно. Так можно все свести к числам. «Я вас люблю так сильно, что.., минутку, сейчас подсчитаю чистые состояния...»

Дома, сняв настройку, я задумываюсь, насколько серьезны мои собственные намерения. Я категорически не желал ничего, что со мной происходило во время тех двух памятных переходов в размазанное состояние. А что сейчас? Лично я только о том и мечтаю, чтобы, украв описание мода, послужить истинному Ансамблю. Но как распределяются голоса после размазывания?

Я не занимаюсь самообманом; я сознаю, что мод верности сделал меня другим человеком. Но из слов По Квай следует, что вероятность тех квантовых состояний, где мод верности продолжает работать, велика». Размазывание может порождать десяток-другой виртуальных «я», у которых мод верности отказал, но у многих миллиардов он в полном порядке.

С другой стороны, я терял настройку при включенном «Н3», и мне являлась «Карен», хотя я ее не вызывал. В обоих случаях большинство должно было быть за поддержание статус-кво – тем не менее статус-кво был нарушен.

Что же все-таки происходит, когда я сижу в прихожей, размазываюсь и пытаюсь – или думаю, что пытаюсь – подчинить себе поток случайных чисел, которые выдает «Фон Нейман»? Ничего не происходит? А может, вспыхивает невидимая война между миллиардами возможных версий того, кем я мог бы стать? Генеральные сражения за мод чистых состояний – за супероружие, дающее власть над действительностью? После схлопывания я вижу одну и ту же ситуацию – патовую, но баланс сил может меняться незаметно, и «голограммы» в моей голове записывают все новые ходы...

Мысль о том, что я вызываю к жизни такие варианты себя самого, которые действуют вопреки моему желанию и ненавидят то, ради чего живу я, невыносима. Я стараюсь прогнать эту мысль, высмеять, счесть абсурдной. Но даже если она справедлива – что из того? Как я могу повлиять на исход этих битв? Как мне поддержать те отряды, которые остаются в тисках мода верности – то есть остаются верными мне?

Понятия не имею.

Я бросаю возиться с «Фон Нейманом». Есть что-то в высшей степени двусмысленное в том, чтобы воздействовать на нейроны в собственной голове. На барахолке рядом с моим домом я отыскиваю электронный имитатор игральных костей. Вся машинка размером с небольшую игральную карту, ее сердце – крошечный резервуар с несколькими микрограммами изотопа, излучающего позитроны, окруженный двумя слоями детекторов. Все это заключено в герметическую коробочку и абсолютно нечувствительно, как уверяет меня говорливый голографический информатор, к природным и искусственным помехам – дело в том, что ни одно внешнее явление не может быть спутано с характерной парой гамма-лучей, возникающей, когда позитрон аннигилирует внутри устройства. «Но если джентльмен предпочитает модель, более восприимчивую к разумным аргументам...»

Я покупаю модель, защищенную от всяческих аргументов. Кости можно запрограммировать в форме любых многогранников. Я выбираю традиционную пару кубиков и трачу целый час на испытание машины. Ни малейшего отклонения от случайности нет.

На дежурстве, в прихожей, когда По Квай спит, я то размазываюсь, то схлопываюсь, стараясь заставить моих виртуальных двойников проникнуться общей целью, способной выдержать безжалостное расщепление на миллиарды версий. Настройку я снимаю, несмотря на мучительное ощущение вины перед По Квай. Слишком велик риск – неизвестно, какие осложнения может давать «Н3» при схлопывании. Пытаюсь утешить себя тем, что если Дети когда-нибудь разузнают о кощунственных исследованиях ПСИ, они просто взорвут здание, и никакая настройка тут не поможет.

Однако кости остаются скрупулезно честными.

По Квай начинает третью стадию эксперимента, новые измерения корреляций в ее мозгу. Понятно, почему Лу так раздражают все эти интроспекции, но, по-моему, ПСИ действует совершенно правильно. Я знаю, каких фантастических результатов могу – в принципе – достичь, но тем не менее бесплодно блуждаю в потемках, да еще подвергаюсь огромной опасности. А ПСИ перейдет к таким задачам, лишь полностью поняв устройство мода. Пусть это займет хоть десять лет, зато они будут действовать наверняка.

Мелькает мысль: может быть, именно такие люди и призваны разгадывать тайны истинного Ансамбля. Те, кто работает медленно, тщательно, строго, уважительно...

По Квай добивается успеха уже на второй день. Она довольна, но принимает это почти как должное. Она все увереннее обращается с модом, хотя механизм его работы по-прежнему неясен. Скоро ли это растущее чувство уверенности, чувство власти проникнет в ее сны – и отсечет все мои притязания?..

Я сижу в прихожей, глядя на взлетающие и падающие кости. Час за часом, десять раз в минуту. Перед моим мысленным взором постоянно находятся два меню – «Гиперновы» и программы анализа результатов, которую передал мне Лу через «Красную Сеть» при мимолетном рукопожатии. Это модификация той программы, которая использовалась в экспериментах с ионами.

Размазывание ВКЛЮЧИТЬ.

Кости брошены.

Размазывание ВЫКЛЮЧИТЬ.

Записать результаты испытания.

Под настройкой я мог бы без малейшего волнения повторять этот цикл до бесконечности. Но сейчас мое настроение скачет от взрывов энтузиазма к унынию, переходящему в отчаянную тоску, а после редких периодов блаженного автоматизма меня, охватывает особенно сильная ярость. Впрочем, может это и на пользу – как бы ни разнились между собой взгляды виртуальных «я», они должны быть единодушны в стремлении положить конец самоистязанию. А выход один – добиться успеха.

Впрочем, один ли? Чтобы принудить свои виртуальные «я» к повиновению, управление после каждого схлопывания должно переходить ко мне – такому, как я есть в данный момент. Но мод может с равным успехом воздействовать как на кости, так и на мое сознание. Как знать, не будет ли при очередном схлопывании выбрана та версия меня, которая просто махнула рукой на эксперимент. Или на истинный Ансамбль... При каждом размазывании, вместе с костями в воздух подбрасываются и правила игры. Надежда только на то, что с костями справиться легче.

Я прячу игральную машинку в карман за несколько секунд до того, как Ли Хинь Чунь приходит меня сменить. Пока я еду домой на метро, тестовые программы прочесывают данные, накопленные в моей голове, в поисках хоть каких-то намеков на отклонение от случайности. Под управлением «Фон Неймана» это занимает массу времени, и лишь когда я выхожу на своей станции, заключение готово:

ОТКЛОНЕНИЕ ОТ СЛУЧАЙНОСТИ: НОЛЬ

Как всегда.

Вопреки моим ожиданиям, на следующий день По Квай снова работает, и я должен дежурить в комнате 619. Ли объясняет:

– Она говорит, что теперь это ее не утомляет. Так что опыты можно не прерывать.

Стоя на часах, я предельно собран, будто пытаюсь загладить свои ночные грехи. Разговоры ученых выведены за рамки восприятия, я равнодушен и к успехам, и к промахам. «Н3» затаилась, готовая в любой момент отсечь непредвиденные отвлекающие факторы. Мое сознание отфильтровано до чистейшей созерцательности.

Через час По Квай выходит из ионной комнаты. Оказывается, вся сегодняшняя программа выполнена. В лифте я спрашиваю ее:

– Ну как дела?

– Хорошо. Сразу пошла полезная информация.

– Так быстро?

Она кивает с довольным видом:

– Мне кажется, я преодолела какой-то барьер. Теперь с каждым разом все легче и легче. Собственно, я-то ничего не делаю, как и раньше. Но впечатление такое, что размазанная По Квай освоила-таки «Ансамбль».

Освоила... Переспросить?! Незачем. Я прекрасно слышал, что она сказала, ошибки быть не может. Почему название мода никогда не упоминалось раньше? Наверняка запретила Люнь, причем так жестко, что это действительно запало в сознание.

Не вижу смысла отчитывать По Квай за ее промах.

За обедом она говорит только о том, какой однообразной стала еда. Я вежливо киваю в ответ. Мое терпение бесконечно.

Я сижу в прихожей. Слышно, как за стенкой ходит По Квай. Я раздумываю о том, что узнал, и о том, меняет ли что-нибудь это знание.

В час ночи я снимаю настройку, и моя радость вырывается на свободу. Истинный Ансамбль есть мод под названием «Ансамбль»! Это уравнение идеально, его восхитительная симметрия служит последним и окончательным обоснованием того, во что я верую. На первый взгляд мне открылось нечто сокровенное, но, если вдуматься, иначе и быть не могло. И главное, ничто не могло бы сильнее вдохновить меня на сплочение виртуальных двойников, стремящихся к одной, заветной цели!

Я вынимаю игральную машинку, включаю моды и начинаю. Кости по-прежнему падают без всякой системы, но меня это не обескураживает. Мое размазанное «я» не может творить чудеса, как бы сильно ни было его стремление к победе. К тому же я, схлопываясь, разрушаю его каждые шесть секунд, и ему приходится начинать все сначала, наугад отыскивая «голографические» следы своего прежнего опыта, сохранившиеся в моем мозгу.

А надо ли мне схлопываться после каждого бросания костей? Да, По Квай делала так, и она добилась успеха, но у нас с ней разные задачи. Ей надо было усилить одно из всего лишь двух возможных состояний. И «Ансамбль» находится в ее голове, а не в моей. Может быть, чтобы породить виртуальные «я», способные воздействовать на мод, я должен дольше оставаться размазанным? Как долго я был размазан к тому времени, когда, незваная, явилась «Карен»? Не знаю и никогда не узнаю – все происходило тогда помимо моей воли.

Тогда – но не сейчас.

Я нажимаю кнопку «ВКЛЮЧИТЬ».

На столе передо мной генератор игральных костей раз за разом подбрасывает изображения кубиков в воздух. Все выглядит очень реалистично, моделируются даже блики света на гранях и легкий стук падающих на стол костей.

Выпадают змеиные глаза. Одно очко на каждом кубике. То, чего я хотел.

Сделав над собой усилие, я вместо привычного до автоматизма «ВЫКЛЮЧИТЬ» сразу выполняю четвертый шаг своей программы – «Записать результаты испытания». Каждый раз, когда я буду повторять эту операцию, «Фон Нейман» будет размазываться на бесчисленное множество своих копий, в которые записаны все возможные комбинации результатов. И мне не надо думать о бросании костей; все что от меня требуется – выбрать то состояние, в котором программа анализа в конечном счете объявляет успешный исход. Вот как просто! (Еще бы, ведь мне помогает истинный «Ансамбль».) Опять змеиные глаза.

И в третий раз тоже.

Что, если я схлопнусь прямо сейчас, пока программа еще не дала окончательного ответа? Как тогда будет истолковано это совпадение – как случайный успех, не влияющий на общую картину? Или же я как раз и наблюдаю доказательство того, что я не схлопнусь прямо сейчас?

В четвертый раз змеиные глаза. Любое сочетание выпадает с вероятностью одна тридцать шестая. Четырехкратное повторение – при тридцати тысячах бросаний, которые я успел сделать за прошедшие десять ночей – имеет вероятность всего 1,7 процента.

Пятый раз. Это уже 0,048 процента. Преодолен наугад назначенный однопроцентный барьер, и программа начинает посылать сообщения об успехе.

Шесть. 0,0013%.

Семь. 0,000037%.

Восемь. 0,0000010%.

Я больше не ввожу данные в программу анализа. Просто сижу и смотрю, как вновь и вновь выпадает одна и та же комбинация. Это похоже на дешевую, бесконечно повторяющуюся рекламку. Может, генератор испортился, вот и все. Но как он мог испортиться? И почему он вдруг испортился? Значит, я своей волей вмешался в работу электронных схем – старый добрый телекинез? Но я ведь даже не стараюсь воздействовать на игрушку – просто сижу и смотрю. По Квай была права – размытое «я» делает все за меня.

И мне никуда не деться от того факта, что я проживаю сейчас ту последовательность событий, которая будет (или была) выхвачена из нескольких квадриллионов таких последовательностей общими усилиями нескольких квадриллионов моих версий, а я сейчас убью (если уже не убил) их все. Кроме одной.

Я нажимаю «ВЫКЛЮЧИТЬ.

Кости продолжают падать. Три и четыре. Два и один. Две шестерки.

Я утираю пот с лица. Я весь дрожу, голова кружится от счастья и ужаса.

Опустив руки, я сжимаю металлический каркас стула. Холодное, прочное железо. Все как всегда. Это ощущение помогает быстро успокоиться. Выходит, я добился успеха, и со мной ничего не случилось. А теперь уже нечего бояться – не будет больше ни галлюцинаций, ни испорченных модов. Все подвластно мне.

И несмотря на хитрые метафизические выверты, с которыми еще предстоит разобраться, ясно главное – когда я отключаю рубильник (жму на «ВЫКЛЮЧИТЬ», схлопываю волну...), все сразу приходит в норму.