"Прелюдия: Империя" - читать интересную книгу автора (Ижевчанин Юрий)Глава 10. Жесткая проверкаИтак, Великий Мастер Тор Кристрорс был оправдан весьма суровым и жестоким Имперским Судом, а его клеветники казнены практически все. Но он имел слабость вступиться за одну из приговоренных женщин, которая однажды спровоцировала его на соитие, а теперь бросилась к нему в отчаянии за защитой. Ее помиловали, но сделали рабыней Мастера. Мастер должен был высидеть значительное время на церемонии казни, от которой его тошнило. После ухода высоких персон его заставили просидеть еще полчаса, чтобы полностью осознать, какая участь ждет богомерзких выродков. Сразу после ухода высшей знати кляпы изо рта казнимых были вынуты, и площадь, заполненная отвратительными запахами горелого мяса и немытой толпы плебеев, собравшихся посмотреть на зрелище жестокой казни, огласилась еще и воплями казнимых. Наконец, Мастеру разрешили встать с кресла и идти домой (после того, как его вырвало). Официалы сообщили ему, что ему снята за счет Имперского Суда комната в таверне и его сейчас туда отведут. Тор шел, почти ничего не видя вокруг, а за ним с опахалом плелась совершенно нагая его новая рабыня Ангтун, которую он не имел права ни продать, ни даже наказать самостоятельно и обязан был по приговору суда сделать своей наложницей. Рабыня, которая еще пару часов назад была благородной дамой, тоже была в шоке от казни, неожиданного спасения, позора и полной смены своего положения. И народ, и знать воспринимали Мастера практически как триумфатора. Ведь мало кому удавалось выйти очищенным из стен Имперского Суда. Да и его поступок, когда он вступился за одну из осужденных, тоже добавил ему славы и престижа. А вот бывшую даму почему-то совершенно не жалели. Оклеветала из ревности и злобы своего любовника, на которого сама же и повесилась в свое время, так пусть теперь расплачивается за свои дела. И мужчины, и женщины по разным причинам, но одинаково безжалостно третировали ее и насмехались над ней, одновременно поздравляя Мастера. Конечно, будь здесь его жена, она отнюдь не была бы довольна таким поворотом событий, и это заранее портило настроение Мастеру, искренне любившему свою супругу и практически не обращавшему внимания на других женщин. Тем более что вид рабыни вызывал сейчас скорее жалость и презрение, чем желание, несмотря на то, что она была до этого симпатичной женщиной даже без "боевой раскраски". Но в пыли и в грязи, с обритой головой, без всяких украшений, косметики и одежды, нелепо держащаяся за опахало, чтобы хоть чем-то себя занять, и с заплаканными глазами, рабыня совершенно не выглядела привлекательной. А вокруг издевалась над ней толпа. Люди не осмеливались вмешаться в правосудие Высокого Суда и не трогали ее руками, однако она шла вся оплеванная. Мастера же поздравляли, женщины поджидали его с цветами, надеясь сорвать затем за них поцелуй, а может, и что-то побольше, мужчины из простонародья надеялись на подачку, а знатные персоны — на то, что герой нынешнего дня Мастер выпьет и погуляет с ними, чтобы снять с себя напряжение процесса и впечатление от казни. А Мастер практически не смотрел по сторонам, он автоматически двигался вслед за официалами к своей комнате в таверне. Вдруг толпу буквально прорезала исключительно эффектная женщина. Она благоухала самыми дорогими благовониями, дорогу ей прокладывали два мощных раба-телохранителя, одежда ее отличалась безупречным вкусом, лицо было правильное, с властными чертами. Это была неофициальная королева всех гетер Империи валлинка Толтисса Риткос. Звание Высокородной гетеры не всегда означало высокое происхождение особы, хотя часто сочеталось с ним. Это была почесть, подобная титулу Великого Мастера среди цеховых мастеров. Толтиссе сейчас было тридцать лет, она была в полном расцвете своей красоты и славы. Конечно же, другие гетеры пытались подойти к Мастеру, но он никого не замечал и не видел их настойчивых ухаживаний. Толтисса оценила ситуацию, приказала своим телохранителям заступить дорогу Мастеру и сказала ему властным голосом: — Вижу, что ты, Мастер, нормальный человек. Казнь тебе не доставила удовольствия, хоть и мучились там твои клеветники, которые тебя хотели обречь на такую же участь. Слышала я, что ты — незаурядный человек, и сейчас в этом убедилась еще раз, когда ты заступился за это ничтожество, что за тобой плетется с опахалом. Рабыня попыталась было гордо вскинуть голову, как благородная дама, которую нельзя так оскорблять даже в момент ее наказания, но сразу же еще ниже опустила ее, поняв, что теперь ведь она рабыня самого позорного пошиба. Тор же ошарашенно остановился и наконец-то посмотрел по сторонам. — Ты заслужил награду за свои муки, за свою смелость и за свою честь. И не такую жалкую, как эта женщина. Посмотри, что тебя ждет сегодня ночью. И если мы подойдем друг другу, я не отпущу тебя к другим женщинам до самого твоего отъезда. Тор изумленно поглядел на гетеру. Это была действительно эффектнейшая женщина, да еще и глаза у нее так смотрели, что он почувствовал себя кроликом, ползущим в пасть удаву. Теперь вся толпа замерла. Герой мог получить достойную награду или же оказаться жалким трусом. Эта гетера очень редко кому-то предлагала сама себя. Все затаили дыхание: как проявит себя этот мощный Мастер, которого не портил даже шрам на пол-лица. Друг против друга стояли воплощение эффектной красоты и столь же эффектной силы. Оба в роскошных одеждах, но женщина здесь явно повелевала. Тор почувствовал, что честь его и репутация во всем обществе будет полностью потеряна и он из героя станет посмешищем, если откажется сейчас. Он собрал все силы и гордо выпрямился. — Если не ошибаюсь, ты — великая гетера Толтисса? Я видел тебя на картинах и гравюрах, а сейчас вижу в лицо. — Ну тогда посмотри на меня как следует, — сказала Толтисса и сбросила с себя платье. Она вдруг взяла за руку рабыню и поставила рядом с собой. Ее эффектная нагота зрелого мощного тела особенно сильно выигрывала в контрасте с жалкой наготой рабыни. — Этот жалкий приз дали тебе чернильные души из суда. Сейчас иди спасай ее от казни, а вечером я тебя жду у себя для того, чтобы вознаградить героя так, как он этого заслуживает, и сразиться с ним на равных. Вызываю тебя на поединок любви. — Ты тоже благородная душа, Толтисса, — выдавил Тор. — Ты не желаешь гибели даже ничтожества. Я сражусь с тобой на поединке любви. Тор и гетера разговаривали на разных диалектах. Тор на старкском, Толтисса на валлинском. Хоть на слух эти диалекты были совершенно разными, но образованные люди понимали их оба. Народ зааплодировал, и Толтисса величаво удалилась, так и не надевая платья. Ведь для полноправной гетеры нагота была в некотором смысле одним из парадных одеяний. Гетеры обнажались публично редко, но каждый раз по достаточно важному либо эффектному поводу. Один раз в год на празднике все гетеры выступали нагими перед народом, но этот танец длился всего минут двадцать. А тут можно было посмотреть на знаменитость вблизи. Вся эта сцена произошла буквально в нескольких шагах от таверны, где должен был жить Тор. Судя по всему, уверенная в себе Толтисса поджидала его в конце пути. Тор поднялся к себе в комнату и послал слугу за тазом для умывания. Но слуга предложил ему вместе с рабыней пройти в баньку при таверне. Там героя ждало угощение, были расставлены мужские и женские благовонные растворы. Рабыня помылась как следует, умастилась, поела, выпила и несколько повеселела. Тор, которому было привычно, что рабыни прислуживают (в обычаях было именно прислуживать; для соития имелись другие места и другое время) в бане, с удовольствием воспринял ее услуги по мытью и умащению. Хозяин таверны зашел в баньку отметить оправдание его прославившегося гостя. Он уже знал, что Тор вечером приглашен на пир к одной из знаменитейших особ Империи, считал это вполне заслуженным, и выпили мужчины лишь по паре бокалов вина. Ангтун, закутавшись в простыню, прислуживала им. — Да возьми ты ее прямо сейчас, — с присущим содержателю таверны бесстыдством сказал хозяин. — Тем более что и имечко у этой рабыни подходящее: "Развратница". Рабыня с обреченным видом сбросила простыню. — Не привык я такими делами заниматься публично, — ответил Тор. — Надевай простыню, и пошли ко мне в комнату, — сказал он рабыне, вспомнив, что теперь он обязан ее взять, чтобы спасти от казни. — Плохо знаешь обычаи, — сказал хозяин. — Показываться одетой она будет иметь право лишь через три дня, когда ее кол будет убран. А до этого она должна быть готова в любой момент сесть на кол. Рабыня вздрогнула и бросилась на колени: — Хозяин, не выдавай меня на лютую казнь! Я на все готова и буду верно служить тебе, как ты прикажешь! — Не бойся, ты ведь не названа шлюхой, — вдруг ответил Тор. — Ты не будешь отдана на позорище всем. Идем в комнату, займемся исполнением приговора. — Спасибо, что я буду только твоей! — радостно воскликнула рабыня. Как и полагалось, после объятий Тор с рабыней вышли к официалам. Они убедились, что рабыня действительно только что с ложа любви, и спросили Тора, доволен ли он ею? Тор, конечно же, собирался в любом случае ответить, что доволен, но вдруг почувствовал, что он действительно доволен. Страшное впечатление от казни несколько утихло, а объятия рабыни были удивительно нежными и ласковыми. Когда они вернулись в комнату, рабыня вдруг бросилась перед ним на колени, обняла его ноги и заговорила: — Хозяин, разрешишь ли ты презренной рабе рассказать кое-что? — Говори, — ответил односложно Тор, сидя на кровати и прикрыв глаза, чувствуя, как отступают кошмары. — Когда ты меня в прошлой моей жизни взял, я была глупой холодной женщиной. Я вела себя так, как вели себя другие светские дамы, иногда заводя любовников, но на самом деле я никого не любила, и искала лишь престижа и подарков. Увидев, что ты смотришь на меня с желанием в глазах, я вознамерилась первой из дам превратить тебя в своего любовника и тем прославиться. Поэтому я начала соблазнять тебя и отвела в беседку. Когда ты так мощно и грубо взял меня, разорвав все мои одежды, мне показалось в первый момент, что разорвалось и мое тело. Я чувствовала сильную боль и страшный стыд. А затем к боли и стыду вдруг добавилось острое удовольствие, и мне стало еще более стыдно. Сейчас я понимаю, что тогда просто была не готова тебя принять в силу своей холодности. Ну а в те дни я была возмущена и стала рассказывать всем, как ты безжалостно со мной обошелся, тем более, что у меня несколько дней все действительно болело. На самом деле я влюбилась в тебя, но ты был неприступен и недоступен, даже не смотрел на меня. Подойти к тебе было позором, и я все больше и больше рассказывала гадостей про тебя, выдумав даже, что мне пришлось зашивать разорванный тобою живот. Сейчас я с опаской ждала нашего соития, поскольку видела, что эти законники из суда, услышав мои искренние вопли о том, как мне было больно, втихомолку заменили быстрое посажение на кол растянутым на три года. Но я вместо боли получила чистую радость, потому что была готова к тебе, мечтала о тебе и искренне хотела тебя. Но что я говорю как дама? Я же теперь твоя бесправная раба. — Не люблю я намеренно причинять боль. Тогда я был обозлен на тебя и на других, что меня соблазняли. Я решил показать всем дамам, что не стоит охотиться за мной. — выдал длинную для себя тираду Тор. — Значит ты, хозяин, тогда наказывал в моем лице всех увивающихся за тобой дам? — воскликнула рабыня. — А сейчас ты спасал меня и был так добр ко мне! — Да и ты хотела именно меня, а не гордость свою потешить, — ответил Тор. — Но мне надо собираться, теперь уже знаменитость хочет себя мною потешить, — уныло добавил Мастер, почувствовав, что "светские обычаи" все-таки настигли его и разрушили его такой уютный мир. — Ты будешь моей наложницей и моей служанкой. Я со своими людьми обращаюсь хорошо. И ты служи мне хорошо. — Ну почему же, чтобы сбылась мечта, нужно было потерять все? — вдруг зарыдала рабыня. Но Тор уже не слушал. Он одевался, умащался и готовился идти в гости к знаменитости, воспринимая этот поход как вызов на бой. Хозяин чуть-чуть просветил Тора об обычаях, что, раз гетера сама его публично и откровенно позвала к себе, он ни в коем случае не должен ничего платить, ибо тогда потеряет лицо, и лишь при расставании должен подарить скромное кольцо. А гетера, наоборот, будет сейчас считать делом чести одарить его одеждами, благовониями, а то и рабыней, и отказываться от этих подарков тоже нельзя. "Только этого мне не хватало, привезти с собой еще один подарочек, на сей раз от гетеры," — подумал Тор. Вспоминая "экспертизу" в тюрьме, Тор думал, что его сразу потащат в постель. Но вместо этого он попал на вечер с музыкой, танцами, несколько вольными, но приличными разговорами, выступлениями поэтов. Тор вспомнил наставления своего учителя: "Наверняка придется бывать тебе в высоком светском обществе дам. Ты умеешь кратко и остроумно ответить, тебе не нужно пытаться красиво и долго говорить, как светским хлыщам или политикам. Ты говори редко, но метко, и тебя оценят, а может, какая-нибудь знаменитая красавица и соблазнится тобою." Последние слова Тор тогда воспринял как издевательство, будучи уверен, что он урод и никогда ни одна свободная женщина, кроме шлюх, его не полюбит. Сейчас он уже так не думал. Тор внутренне собрался, и светский разговор потек. — Наш герой какой-то мрачноватый. Наверно, он страдает ханжеством и лицемерием, и боится, что такое вольное общество разрушит все его моральные устои. — озорно сказала одна из красивых женщин. — А ты лучше погляди, Мастер, на цветы и радость жизни. Не все ведь любоваться огнем и металлом, слушать стук кузнечного молота. Можно послушать и песни, и поэтов. — Я знаю, что металл тоже поет в руках мастера, — ответил Тор. — В руках мастера все поет. И даже песня. Общество расхохоталось. — Получается, что песня в устах не мастера — не песня, — одобрительно сказала Толтисса. — Здесь я с тобой согласна, мощный Тор. А вот что же тогда получается, если продолжить: любовь в объятиях той, кто не является Мастером, — тоже не любовь? Значит, любви между мужем и женой не может быть, если он не женился по любви на Высокородной гетере? — Любовь — это к жене. К тебе, прелестница, страсть. — отрезал Мастер. — Так что же, выходит, ты, Мастер, все-таки лицемер? Я вижу по тебе, что ты вовсю готов отдаться тому, что называешь страстью, а любовью это признать не готов? Любовь — это только сидеть с женой, пить ароматный чай и обсуждать семейные и хозяйственные вопросы? Ну, может быть, вдобавок ухаживать за невинной невестой, но это пока не женился на ней, как обычно и описывается в романах? — Лицемерие — это дань, которую порок платит добродетели. Не будет порок считаться пороком, не будет и лицемерия. — резко ответил Тор. — Тогда здесь, в этом обществе, тебе, Мастер, не стоит лицемерить. Порок — это низкие шлюхи. Порок — это развратные светские дамы. Мы тоже мастера, не зря общение с нами считается честью, и Высокородные гетеры упоминаются в имперских рескриптах наряду с Великими Мастерами. Мы — мастера радости жизни. Ты — мастер радости металла. Значит, я с тобой образую достойную пару, и любовь между нами возможна. Тор вздрогнул. Конечно, много писалось о любви между выдающимися гетерами и выдающимися личностями: королями, полководцами, Высокородными поэтами и художниками. Кажется, она хочет, чтобы написали еще один роман — о любви между мастерами любви и металла. Это — коварная ловушка. И как выйти из нее, соблюдая все правила чести и морали? Ведь он — муж своей Эссы, он любит свою жену и сына! В голове у Тора летели одна за другой мысли. Он вспоминал, какое чувство гадливости было, когда он в первый раз познал женщину, соблазнившись вместе с другими подмастерьями пойти по шлюхам. Он вспоминал, как его учитель прислал ему одну из своих рабынь с приказом снимать в постели напряжение, когда Тор уже стал его первым подмастерьем и учился на Великого Мастера. Тогда учитель еще говорил ему: "При такой тяжелой работе и при таком страшном умственном напряжении, которое испытывает Великий Мастер, необходимо не быть аскетом. Иначе тебя взорвет изнутри и ты начнешь крушить все вокруг." Поэтому учитель и подобрал Тору при его отъезде одну из красивейших воспитанниц школы рабынь Имир, прекрасно обученную квалифицированно снимать напряжение у мужчины. Мастер не понимал мужиков, рассказывающих о якобы страшном наслаждении, испытываемом мужчиной с женщиной. Сам он от такой страсти не дергался. Если все было нормально, в процессе этом не было ничего неприятного. Но, конечно, лишь если женщина была симпатична именно ему, если он чувствовал, что она искренне относится к нему, и, очень желательно, она была бы своей. Всего один раз в жизни он ощущал счастье от соития. Это было с женой в ночь после победы, когда они взяли друг друга одновременно со всей любовью, нежностью и страстью. Видимо, здесь сказалось еще страшное напряжение битвы (как ведь наверняка боялась и волновалась за него ненаглядная Эсса!) и радость победы… Несколько отвлекшись за мыслями от темы разговора, Тор вдруг сказал: — Так что же, выходит, вы, гетеры, монополизировали любовь? — А это соответствует самой идее цеха, — рассмеялась Толтисса. — Вы, оружейники, имеете монополию на оружие, шелкомодельеры — на роскошные платья, и так далее. А мы, гетеры, чем хуже вас? Так что, если ты принимаешь правила своего цеха, то тебе придется признать, что понятие любви принадлежит лишь гетерам. — Это все равно, если бы цех поваров монополизировал еду, а цех парфюмеров — обоняние, — взвился Тор. — Естественное явление нельзя монополизировать. Можно лишь то, что ты сам делаешь. — Естественное явление — соитие. Мы его и не монополизируем. Любая женщина может этим заниматься. А вот любовь мы делаем. Так почему же нам не иметь монополию на любовь? — Разве вы ее делаете? — съехидничал Тор. — А чем же мы еще занимаемся? Приходит человек сюда за соитием со знаменитой красавицей, а уходит с любовью в сердце. Сильной, красивой, но, правда, часто несчастной. — Да, но любовь односторонней не бывает. Я не знаю несчастной любви. Есть лишь несчастная страсть — неожиданно для себя возразил Тор. Примечание. Определение любви в старкской цивилизации: "Четыре единства: единство тела, единство души, единство ценностей, единство жизненного пути". Поэтому в ней невозможен был бы суд Маргариты Наваррской, объявившей, что любви между мужем и женой быть не может. Поэтому же классические любовные романы кончались не свадьбой, а смертью любящих или их расставанием. И поэтому же четко различалась любовь и влюбленность. — Тор, ты прелесть! — вдруг сказала Толтисса, обвила его руками и страстно поцеловала. Тор не мог сдержаться, и столь же страстно обнял ее и ответил ей тремя поцелуями. После чего чувство меры подсказало обоим, что стоит прервать объятия и вернуться в общество. Все вокруг зааплодировали, многие парочки тоже стали целоваться. — Ну а на что же мог бы держать монополию цех гетер? — продолжила подковырки Толтисса. — Даже на несчастную любовь не может, поскольку такой просто нет. Да, поистине мы — несчастный цех. — Ну. мог бы на какое-то вновь изобретенное извращение, — дерзко съехидничал Тор. — Но, по-моему, на такое открытие больше бы пристало иметь монополию цеху шлюх. — Но ведь нет такого цеха, — ответила Толтисса. — Так что твой пример неправилен. — Почему же? Я поправлюсь. Публичный дом мог бы. И ему бы пристало. — Нет, Мастер, ты неправ. Есть кое-что, на что наш цех держит монополию. Хотя назвать это неестественным или извращением нельзя. Погляди-ка в мои глаза, — неожиданно посерьезнела Толтисса. Тор глянул и увидел в них какую-то бездонную, но манящую и красивую, бездну. — Готов бы ты был со мной нырнуть в такую бездну? — прошептала Толтисса. — Готов, — неожиданно для себя ответил Тор. Толтисса опять перешла на полный голос. — А насчет любви ты, Мастер, прав. На нее монополии быть не может. — Ну тогда и я имею право на нее, — улыбнулся Тор. — Мы совсем заговорили общество. Давай сделаем перерыв, — поставила точку Толтисса. Общество с удивлением взирало на такой поворот событий. Этот внешне диковатый Мастер, оказывается, достаточно умный человек и по-своему остроумный. А Толтисса, что же, собралась заканчивать карьеру и выходить замуж? И присмотрела себе Тора как будущего мужа? Конечно, законом допускалось брать в качестве второй жены полноправную гетеру хорошей репутации. Но кто думал, что Толтисса может выйти замуж за кого-то ниже короля? А впрочем, если бы она положила глаз на знаменитого художника или поэта, никто бы не удивился. Правда, здесь обычно браков не было, было лишь узаконивание совместных детей. Ну а такой знаменитый Мастер — чем же он хуже? Разве что шрамом? Но это как шрам воина, лишь добавляющий ему прелести и чести. Толтисса подождала, когда все успокоились и выпили, провозгласив очередной тост за гостя. После этого выступил поэт, продекламировавший вирши, прославляющие Мастера, который является героем и на поле битвы, и в женских объятиях, и даже в подземельях страшного суда, который безжалостен в бою, но милостив к падшим врагам, которого украшают шрамы от битв и от огня, который и создает одушевленное оружие, и бьется им доблестно и честно. Много еще лести было в этих виршах, а под конец было еще славословие по поводу самой прелестной в мире возлюбленной Мастера. — Ну, эти стихи не поют, — тихо сказал Мастер гетере, но отсыпал поэту золотых монет. Толтисса улыбнулась и вновь сладко поцеловала его. — Беда, Мастер, в том, что люди одним словом "любовь" называют самое разное. Низкий народ, из тех, что считает себя культурным, даже называет этим словом простое соитие. Но есть несколько совершенно разных типов любви. Есть любовь-единство, любовь-покровительство, любовь-поглощение, любовь-уважение, любовь-страсть, любовь-песня, любовь-рок, любовь священная, как в священном браке, который величайшее благословение, если он сопряжен с настоящей любовью, и величайшее проклятие иначе. Я уже сейчас чувствую, что любовь-песня у нас с тобой точно получится: слишком много струн в наших душах играют гармонично. А вот насчет чего-то другого я пока не уверена. И самое главное в любви-песне — кончить ее вовремя, на последнем красивейшем аккорде. Тут Толтисса вдруг осеклась, поняв, что она сболтнула в этом кругу кое-что из сокровенного знания Великих гетер. Она заметила, что ее ученицы и клиентки внимательно слушают, забросив своих кавалеров и затихнув. — Ну ладно, нечего нам говорить о слишком серьезных вещах. Сегодня я и Мастер справляем свой праздник любви! Сейчас мы вместе споем балладу о нашем короле-основателе и прекрасной Габриэли из Линьи. Эту балладу все знали, пелась она на Среднем языке, который произносили все одинаково, и хор спел балладу о счастливой любви, которую нашел будущий король во враждебном городе и которую похитил, покидая город, чтобы поднять восстание. Прекрасная пленница сначала была в отчаянии, а потом тоже полюбила своего почитателя, который стал затем королем и не расставался с Габриэлью до самой ее смерти. Я в городе враждебном по улицам брожу, В дворцах его, в трущобах врагов лишь нахожу. Над мертвою страною я много слез пролил. И вдруг волшебной тенью проплыла мимо ты, Земное воплощенье небесной красоты. Припев 1: Стране и Габриэли я верен навсегда, Друзья мне изменили и пали города, Но сохранил я душу, жизнь не щадил свою, Стремлюсь к великой цели и до смерти люблю. В том городе коварном, среди интриг, измен, Где жизнь моя тянулась как бесконечный плен, Я вдруг дыханье жизни, надежду ощутил. Твоя душа сверкнула вдруг чистою звездой, Отныне и навеки пленен я лишь тобой. Припев 1 Но люди мне сказали, что ждет меня страна, Бурлит в ней чаша гнева, уж до краев полна. Бежать в нее, сражаться, услышав, я решил. Я должен отправляться на страшную войну, Пусть жизнь я потеряю, тебя я умыкну. Припев 1 Своим печальным взором мне душу ранишь ты, Все то же воплощенье красы и чистоты. Ты дерзость похищенья, мой ангел, не простил. Моя надежда, радость, я пал к ногам твоим, Скажи мне, что мне сделать, чтоб стал тобой любим? Припев 2: Прекрасной Габриэлью вся жизнь озарена, Пьяней с тобою рядом, чем раньше от вина. Пусть боги сохранят нам все, что уже сбылось, И чтоб великой цели достичь мне удалось. И ты мне улыбнулась, оттаяла душой, Отныне и навеки мы связаны с тобой. Тобою окрыленный, врагов я победил, Врагов рассеял орды, тобою вдохновлен, Отец твой, старый консул, был в битве мной пленен. Припев 2 Благословенье наше, прощенье твоих вин Я взял с него как выкуп, и он ушел один. И даже, обернувшись, нас вновь благословил. Тебя завоевал я, освободил страну, И жизнь воспринимал я как вечную весну. Припев 2 Три сына с нами рядом стоят богатыря, Налились урожаем цветущие поля. С тобою вместе, радость, земной круг завершил. Глядим мы вместе с башни на наши города, Народ наш процветает теперь, как никогда. Заключительный припев Прекрасной Габриэли последнее прости, Достиг великой цели, достиг конца пути, Пришла пора с тобою из жизни уходить, Всем показав, как верить, как жить и как любить. — Я думала омыть твою душу, когда ты только что пришел. Но она уже была кем-то омыта раньше. Мерзость и грязь зрелища публичной казни тем не менее была тебе необходима, чтобы ты четко понял, к чему может привести пренебрежение правилами общества. Ведь общество возненавидело тебя не столько за то, что ты выделялся, сколько за то, что ты в грош не ставил их правила и условности. Ценить их действительно можно на ломаный грош, но нарушать стоит лишь когда в этом есть необходимость. Помни, что лучше быть дураком по моде, чем дураком против моды, — возобновила разговор Толтисса, нежно держа Мастера за руку. Мастер в свою очередь чувствовал как будто токи, текущие между их руками, и нежно взял ее руку второй своей рукой. — Я не ожидал, что ты столь мудра, — коротко ответил он. — В школе гетер дур не держат, им место в притонах и в качестве наложниц, — жестко ответила Толтисса. — А Великим Мастером ты сам знаешь, как трудно стать, сколько нужно знать, уметь и понимать. — Да, ты настоящий Великий Мастер, — ответил Тор. Толтисса рассмеялась. — Ну, нашел способ польстить! Это все и так знают! Да ты еще не можешь пока полностью подтвердить то, что сказал, поскольку любовь у нас даже еще не началась! А чтобы ты еще раз подумал, прежде чем говорить неподтвержденные вещи, я расскажу тебе еще кое-что. Это разговор между нами, а не общий, так что я сейчас скажу еще один тост и объявлю танцевальные номера, — завершила Толтисса и вернулась к обязанностям хозяйки. Все выпили еще раз, и, потанцевав один раз, гетера вернулась к своему нынешнему избраннику. — Ну так вот, Мастер и воин. Ты уже был в битве, выигрывал ее и знаешь, что для победы нужно не только и часто не столько умение, сколько везение и твердость духа. Ничтожный человечишко не сможет ничего сделать, даже если ему повезет. Мастер согласно кивнул. — В процессе тебе нужна была твердость духа, но необходимо было и везение. По правилам Высокого Суда, заведомо облыжное обвинение карается той же карой, которой каралось бы преступление, в котором обвиняют. Но уж очень редко к ответственности привлекали клеветников, почему-то все время оказывались виновны обвиняемые, и хотя иногда их виновность устанавливалась не в полной мере, те, кто преувеличивали степень их вины, отделывались самое худшее строгим покаянием. А тут был такой прекрасный случай продемонстрировать объективность Имперского Суда и его беспощадность к клеветникам. Конечно же, ты их не подвел, поскольку твердо выдержал все испытания и не начал лгать и выкручиваться. Но с самого начала ты уже был в выигрышной позиции, и мог испортить ее лишь сам. Деятели Имперского Суда внутренне ведь понимали: обвинения настолько страшные, что явно не соответствуют истине, но ведь дыма без огня не бывает… А тут им показали другим отношением, где же горит этот сатанинский огонь. — Я это уже понял. И, как теперь понял, и принц понимал, когда меня сюда посылал, — ответил Мастер. — Но ты понял не все. Почему появились такие дикие обвинения? Возьмем хотя бы твою рабыню "Развратницу". Я по слухам, которые доходили до нас, и по тем, что ходили во время процесса, да и по словам ее обвинительного приговора, поняла, что ты как-то, причем жестоко и импульсивно и, даже так скажем, неприлично, отомстил на ней всему обществу порочных светских дам, которые сбивали тебя с пути истинного и отвращали от верности твоей добродетельнейшей супруге. А может быть, именно твоя мудрая жена подтолкнула тебя на такую месть, считая наглядный урок лучшей гарантией твоей добродетели. В последних словах гетеры прозвучала некоторая ирония, и Тор вспыхнул: — Прошу не упоминать здесь мою жену! Она чистая и благородная! И очень добрая со всеми! — Ну, на это требование я не соглашусь, — спокойно продолжала гетера. — Ведь о тебе и твоей жене столько рассказов и легенд ходило. Да еще и принц Клингор в них все время присутствует. Все почему-то уверены, что сын твой от его крови. Хотя я-то понимаю, что ты этим не расстроен. У вас, Великих Мастеров, почти никогда не передается мастерство по наследству. Вырастить своего сына Великим Мастером можно, лишь если он — плод любви твоей жены с выдающимся человеком. А что принц Клингор — нечто незаурядное, это уже все знают. Прорицатели прочат ему даже императорскую корону, если он сам пожелает ее. У нас, Великих гетер, положение получше. Впрочем, и у Великих Художников тоже. Частенько наши дети наследуют дар матерей и отцов. Вот сейчас, чтобы прервать тяжелый разговор, я объявлю танец своей дочери. Очень надеюсь, что она в свое время превзойдет меня славой. Вышла нагая (за исключением газового шарфа, свободно развевавшегося вокруг ее тела) прелестная десятилетняя девочка и станцевала виртуозный танец, после чего с озорным видом подбежала к Тору и поцеловала его со словами: — Это твоя новая любовь, мама? Какой же он мощный и приятный на вид! Тор порадовался, что все-таки прихватил с собой драгоценностей, и подарил девочке ожерелье из редкого северного янтаря. Девочка обняла его, прижалась к нему и так его поцеловала, что Тор совсем потерял голову. — Ну-ну, не играй с ним! — строго, но шутливо, сказала мать. — А то сведешь его с ума недостижимым призраком, бросит он все мирское и будет он шесть лет в келье отшельника ждать дня, когда можно будет упасть к твоим ногам и овладеть тобою. А за это время очистится его душа от грешных мыслей, и вместо Великого Мастера наш несчастный мир получит еще одного средненького монаха. Продолжение этого маленького эпизода поразило Тора так, как он давно уже не удивлялся. Девочка, расшалившись, продолжала обольщать Тора, прекрасно понимая, что это игра. Гетера становилась таковой с шестнадцати лет, а в школе и обучение, и правила поведения были исключительно строгие и жестокие. Провинившихся немедленно продавали в рабство. Но было так интересно проверить власть над людьми, которой этих девочек обучали. А вдобавок внутри девочка уже размечталась: "Сейчас он упадет к моим ногам. Я мило улыбнусь и обещаю ему быть его в шестнадцать лет, когда стану полноправной. Он уйдет в монастырь или в отшельники, и о нас сложат песни и стихи. А после выпуска из школы я, чтобы эти песни и стихи получили достойное завершение, приду к нему и одарю его своей любовью, выведя из отшельничества и вернув в мир." И тут раздался укоризненный, и на сей раз очень серьезный, голос матери: — Ну я понимаю, что ты одна из лучших учениц в школе и уже сейчас можешь заставить мужчину потерять голову и упасть к твоим ногам. Но ведь тебя и думать, и чувствовать учат, а не только действовать. Пойми, что будет дальше, если так случится. — О нас сложат песни и стихи, мы прославимся. Он уйдет от мира, потому что иначе будет опозорен, да и меня он забыть не сможет. А в шестнадцать лет я приду к нему, как небесная фея, и верну его в мир. После этого о нас напишут еще и романы. — Как прекрасно! Это если все было бы как ты задумала. Но ведь мир не тобой придуман и живет по своим законам. Ощути, что будет, когда ты станешь приближаться к шестнадцати годам. Девочка вдруг посерьезнела. Хотя она еще сидела на коленях у Тора, она уже не очаровывала его, а думала, или, скорее, чувствовала, что же может быть. — Ну, на него будут охотиться те, кто проходит испытание на Высокородных. И может быть, охота одной из них завершится успешно. Тогда роман будет с печальным концом. — Это не самое страшное. Почувствуй и подумай еще. И тут девочку перекосило от ужаса и отвращения. — Йогини со всей Империи, а то и со всей Земли стянутся к его келье. И какая-нибудь из них ведь его высосет. — Наконец-то ты пришла в здравый ум и здравые чувства. Теперь можешь идти. Все расхохотались, и девочка убежала. А Тор был в удивлении. Почему это на него стали бы охотиться? Кто такие йогини? И как, однако, учат этих гетер! Маленькая девочка разбирается в отношениях людей, наверно, получше его самого. А думать умеет уже лучше большинства мужчин. Но отвлекаться сейчас было нельзя. Гетера продолжала разговор. — А уж какие слухи ходили о тебе и твоей жене, можешь судить по тому, что сейчас в Высокий Суд привезли моего знакомого поэта Ука Тарролита, который сочинил целую балладу про тебя и твою жену. Петь ее мы не будем, поскольку она уже признана сатанинской и клеветнической, а вот о чем в ней говорится, я вкратце перескажу. Там ты обвиняешься в том, что закаляешь свое оружие в крови девственниц-рабынь, после чего в диком сатанинском порыве берешь их прямо на наковальне и вырываешь у них внутренности. А жена твоя перед этим дает жертвам такие снадобья, что они даже в момент, когда у них внутренности вырывают, стонут от страсти и умирают в любовном экстазе. После чего жена берет на ложе тебя, окровавленного, и наслаждается с тобой грешными ласками. — Какая мерзость! — с отвращением сказал Тор. — Да, мерзость! Но вся Валлина ее распевала. Теперь народ, конечно же, склонился в другую сторону, все тебя превозносят, как единственного за многие годы вырвавшегося очищенным из застенков Высокого Суда. Но от любви народной до ненависти народной один шаг. Впрочем, и обратно тоже, — со вздохом добавила гетера. — Так что и поэта сожгут? — Скорее всего, нет, — ответила Толтисса. — Если он сам не запутается и не изолжется от страха, то его, вероятней всего, присудят к покаянию и лишат гражданских прав за доверие пустым слухам. Самый максимум — продадут в рабство, но такой сладкогласый и полностью бесстыдный тип в рабстве не пропадет. Вот тут Тору стал страшно. Он вдруг понял, какая пропасть уже зияла и перед ним, и перед всеми его близкими. До сих пор ведь он все равно считал эти слухи разговорчиками ничтожной группки завистников, да слухи эти и не осмеливались передавать ему в полной мере. А теперь видно было, что был почти что "глас народа — глас Божий". Почувствовав, что Мастеру нужна ее помощь, весьма удовлетворенная всем разговором и ходом праздника, гетера попросила всех продолжать веселье, а сама ушла с Тором на ложе любви. Тор, проснувшись, обнаружил, что Толтисса уже занимается гимнастикой поз. В теле была какая-то легкость, и как будто никаких последствий от вчерашнего страшного дня. Да и воспоминания о ночи были самые лучшие: любовники очень быстро нашли гармонию. Тор тоже сделал несколько энергичных боевых упражнений, но его все время невольно отвлекал вид изгибающегося, как змея, тела гетеры. "Как ты красива!" — выдохнул, любуясь, Тор. А Толтисса лишь чуть-чуть улыбнулась поощрительно. Когда в одной из поз наверху оказалось весьма соблазнительно открытое женское место, Тор не выдержал. Ему хотелось погладить эту прелесть, но губами — извращение, рукой как-то неприлично. И он неожиданно для себя провел по женским губам достоинством. Толтисса вздрогнула и даже застонала. Когда она кончила гимнастику, она обняла Тора, и, не сливаясь с ним, сказала: — Ночью я почувствовала, что ты не только сильный, но и чистый мужчина. А тут ты нашел такой остроумный выход. Ведь эти два места самой природой предназначены друг для друга. Извини, что я специально провоцировала тебя: хотелось посмотреть, как ты вывернешься из ситуации, где почти каждое действие пошлое или глупое. — Могла бы и не объяснять. И так понял, — улыбнулся Тор. Толтисса еще раз поцеловала Тора и сразу же выскользнула из его железных объятий. — Теперь возвращайся к себе и спасай эту дуру. Чернь так хотела бы через день-два после ее спасения все-таки увидеть ее на колу. Не стоит им доставлять такого удовольствия. Но подожди. Выпей вот это. Со мной тебе это не понадобилось совершенно, а вот с ней ты можешь просто оказаться вынужден насиловать себя, чего она не стоит ни капли. И вот еще пузырек для нее. Нечего тебе плодить рабов от ничтожества и твоего семени. А ведь она вполне может забеременеть. Сегодня я должна была пить это снадобье, оно — самое лучшее снадобье от зачатия. Пусть выпьет рабыня в чаше воды. Ну а я хочу от тебя родить богатыря или красавицу. — Когда увидимся? — спросил Тор, одеваясь и поцеловав гетеру. Одежда была свежая, не пахла вчерашним ужасным днем. За ночь прислужницы ее полностью привели в порядок. Мастеру очень хотелось вернуться сюда. Он уже чувствовал, что влюбился и что вся душа у него поет. — Не позже того, как солнце пройдет полпути к закату — ответила гетера. — Вернусь, — ответил Тор. — Да, по положению твоему тебе положено приезжать или верхом, или в паланкине. Так что найми что-нибудь. И нужно тебе нанять слугу и двух охранников. Я их тебе подберу и пришлю до полудня. Тор прекрасно понимал, что положение и слава обязывают, хотя услугами слуги не очень привык пользоваться, да и был уверен, что в случае чего сам отобьется не хуже двух охранников, тем более теперь, когда на поясе опять висит боевой молот. Конечно, проблемы на будущее все росли — следующим логичным шагом после рождения ребенка было то, что Толтисса пожелает стать второй женой. А как посмотрит на все это Эсса? Жену спас от участи гетеры, а теперь сам в гетеру втюрился, как желторотый юнец или жидкокостый аристократишка… Но втайне Тор признавался, что эта женщина — вторая в его жизни, которую он уважает прежде всего как личность и с которой можно посоветоваться. У дома гетеры его поджидала дюжина лиц. Несколько из них были знакомы: это были именитые и родовитые карлинорцы. — Слава герою Карлинора! — согласно закричали они и бросились обнимать Тора. — Наконец-то мы до тебя добрались! У нас множество новостей, ведь в застенки Высокого Суда никакая информация не доходит. — сказал городской голова Карлинора Кайс Айястринг. — Ну пойдемте вместе к дому, — сказал Тор, который так и не сбросил мужское напряжение, а теперь оно все больше и больше нарастало. — И говорите кратко, мне нужно как можно быстрее домой попасть. — Главных новостей четыре. Теперь вождей у восстания целых девять. Практически все взрослые принцы на нашей стороне. Мы освободили четыре провинции целиком и еще в четырех воюем. Это первая. Принц велел, когда нас посылал на Сейм, поздравить тебя (он уже предвидел твою победу), и передать кошель с золотом на расходы, а то ведь слава заставляет сорить деньгами. Это вторая и вот кошель. Тор принял увесистый кошель. — Твоя крепость в Колинстринне освобождена от осады, практически все твои вассалы целы и имущество тоже. Баронский замок тоже нам сдался. Это третья новость. Эсса беременна, и ей предсказывают сына. Это четвертая. — Каналья, и ты самое главное сказал последним! — шутливо выругался Тор и обнял Кайса. Но в голове у него все сильнее бились мысли: какой же он на самом деле циничный тип, не хуже принца! Жена ждет сына, а он развлекается с прославленной гетерой и с рабыней! Но нет, надо делать то, что должен, и пусть будет то, что будет. Тор распрощался с земляками и вошел в таверну. Вокруг уже собралась толпа зевак, поглазеть на очередные деяния героя, а, может быть, и дождаться, как он эту сучку вышвырнет из дома и ее потащат на кол. Тор кивнул хозяину и быстро поднялся к себе. Два официала стояли на страже и поклонились Тору. Дверь была не заперта. В комнате был беспорядок, стоял смешанный дух благовоний и нужника. Рабыня красилась и умащалась, а в углу торчал полный ночной горшок. — Откуда косметика? — Госпожа Толтисса прислала женскую косметику и передала, что ты разрешил пользоваться. Вот я и пытаюсь привести себя в порядок, господин мой, — сказала рабыня, умильно улыбнувшись ему. Действительно, она уже была в боевой раскраске. Накрашены брови и ресницы, подведены глаза, рот, кружочки вокруг сосков, пупок и даже половые губы. — А дверь почему не заперта? — Ты не приказал, хозяин. Да и официалы ее охраняют. — А почему не выполняешь обязанностей рабыни? Почему беспорядок в комнате? Ну ладно, с этим подождем. А вот почему ночной горшок не почищен? — Господин, я боялась выйти. Эта чернь меня заплюет. — жалостливо заныла рабыня. Тор, все более раздражаясь и от непорядка, и от нарастающего напряжения, закричал: — Немедленно займись горшком! Принеси кувшин питьевой воды, а то он пуст! Смени воду в тазе для мытья! А убирать будешь, ладно уж, потом! И чернью граждан не называй! Они несравненно выше тебя! Ангтун подхватила горшок и бросилась наружу, спросив у официалов: "Где же отхожее место"? Официалы со смехом указали ей направление. Тор видел в окошко, как та бежала, спотыкаясь, потому что не привыкла ходить босой, забрызгивая себя нечистотами, как улюлюкали ей вслед собравшиеся на внутреннем дворике слуги и служанки, как кто-то подставил ей ногу, она упала, разлила горшок и вымазалась окончательно. Ей пришлось под свистки людей доставать воду из колодца, все смывать и самой обмываться холодной водой. Правда, когда в нее стали плевать, Тор из окошка грозно сказал: "Кто смеет плевать на мою собственность?" Все расхохотались и ограничивались насмешками, шлепками и щипками. Против этого Тор не возражал. Рабыне надо было понять свое место и положение в обществе раз и навсегда, а то ведь сядет на шею… Ишь, накрасилась (раньше бы он сказал: как гетера, но, повращавшись в высшем обществе, говорил теперь по-другому) как шлюха или развратная дама. Затем рабыня принесла кувшин холодной воды из колодца и таз горячей, неловко забрызгав себя горячей водой. После чего Тор, которому было уже невмоготу, заорал: "Быстрее мойся и на постель!" Рабыня с трепетом бросилась исполнять приказание. А Тор с бешеной силой вошел в нее. Рабыня истошно закричала. Тут Тору стало неловко (ведь мучить ее он не хотел, чтобы эти свиньи действительно радовались, что медленно посадили ее на кол: не будет этого!) — Тебе больно? — тихо спросил он. — Нет, господин! — так же тихо ответила она, не смея его целовать. — Мне очень-очень хорошо, так что я не смогла удержаться. Ты такой властный и такой сильный. Так приятно подчиняться тебе. — Ну и не удерживайся, — сказал Тор и обнял рабыню еще сильнее. Она опять закричала, народ вокруг зашушукался. Наконец Тор оторвался от рабыни и мысленно выругал гетеру за бокал возбудителя, который она ему преподнесла утром. — Что там у вас? — спросили из-за двери официалы. — Ты что, в нарушение приговора наказывал рабыню? Предъяви ее нам. Тор обвязал вокруг бедер полотенце, взял за руку рабыню и вывел ее. — Тебе было очень больно? — елейно-участливо спросил официал. — Помни, это часть твоего искупления грехов и не ропщи, а покоряйся. Ты же сама хотела этого. Рабыня посмотрела исподлобья и вдруг резко ответила: — Мне было очень хорошо! Я всей душой восприняла приказ обслуживать хозяина, и Любвеобильная меня за это вознаградила тем, что я совершенно раскрылась, целиком и полностью отдалась господину, и господин сумел на мне проявить всю свою мощь. — Доволен ли ты, Мастер, службой Ангтун? — задали официалы дежурный вопрос. — Очень доволен! — искренне ответил Мастер. Он не всем был доволен, но общий поворот событий его веселил. — И у тебя хватило мужской силы, чтобы после знаменитой гетеры взять женщину так сильно? — недоверчиво спросил официал. — У меня хватило бы силы еще на пару здешних прислужниц, — хвастливо, но уверенно, сказал Тор. Услышав такое заявление, сразу несколько служаночек стали расстегивать платья, демонстрируя груди, и умильно улыбаться. А толпа просто завизжала от восторга и зааплодировала. Сам Тор понял, что он сглупил. — Надо будет теперь это использовать для наставления народа, — тихо сказал один официал другому. — Я пойду в Суд посоветуюсь, и заодно вызову нам смену. Тор отметил эти слова, но не уловил в них скрытого подвоха. Тем более что ему страшно захотелось есть и пить. — Ангтун, иди закажи мясо с овощами и зеленью, да побольше блюдо! А к нему хороший ломоть хлеба и кувшин крепкого вина. И для себя возьми тарелочку, будешь есть то, что от меня останется. Слова Мастера слышали все, но заказ формально надо было передать именно рабыне. Она робко пошла вниз, умильно оглядываясь на такого властного и сильного хозяина, но толпа уже встречала ее значительно лучше. Щипки и шлепки были, но добродушные, подбадривающие. А заодно куча неприличных шуточек, на которые рабыня теперь только смущенно улыбалась, понимая, что возмущаться ей нельзя и что это уже намного лучше ненависти. Большущее дымящееся блюдо мяса принесла разбитная служаночка в расстегнутом платье, сразу же прижалась к Тору грудью и стала целовать его, не стесняясь рабыни. Тор подумал: "Еще сильнее влип!" но вдруг почувствовал неискренность поцелуев и понял, что он должен сделать. Он схватил служанку за платье, отчего то совсем разорвалось и слетело с девки почти полностью, и поцеловал ее. Ответ был порочным, неглубоким и неискренним. Тогда Тор поднял практически нагую служанку на руки, вынес ее наружу и выбросил на улицу, крича: — Ты хочешь не любви и даже не меня! Ты хочешь для себя наслаждения и славы! Ты меня не выдержишь! Толпа еще больше восхитилась, засмеялась и зааплодировала, а устыженная служанка уползла в свою каморку зашивать платье. Формально рабыня должна была есть объедки, но заметив, что она смотрит голодными глазами и вспомнив, что при уходе вчера вечером он не позаботился о еде для наложницы, Тор милостиво разрешил ей положить мясо в свою тарелку и есть вместе с ним. Рабыня ела и радостно болтала глупости типа: — Ой, мой хозяин, как приятно иметь в себе твое теплое семя! Оно так глубоко вошло, и я так сильно раскрылась, что уже чувствую, что вот-вот понесу от тебя прекрасного ребеночка. Я так буду счастлива носить в себе твою кровь и твое потомство! Тор вдруг помрачнел. Он вспомнил предупреждение гетеры: "Не плоди рабов от этого ничтожества", достал из сумки флакончик, вылил его в чашу воды и приказал: "Выпей!" Рабыня покорно выпила и спросила: — А это что? Я снадобий такого вкуса не помню. — Это лучшее противозачаточное зелье от Толтиссы. Я не хочу плодить рабов. Рабыня чуть-чуть всплакнула, только сейчас вспомнив, что ведь дети ее будут рабами без права отпуска на волю. Но очень быстро утешилась, потому что Тор обнял ее и даже разрешил целовать себя в грудь. Ангтун через некоторое время умоляюще попросила: — А в губы тебя можно разок поцеловать, хозяин? — Да, ответил Тор. — И даже не разок. Рабыня сразу же впилась ему в губы и продолжала бешено его целовать до самого конца объятий с выражением полного счастья. Потом Ангтун обтерла влажной тряпочкой с благовониями тело хозяина от пота, сама тоже обмылась и примостилась около Тора, уткнувшись мордочкой в подмышку. Но долго отдыхать Тору не пришлось. В дверь постучали официалы и сказали: — Через час тебе и рабыне надо быть у Патриарха. Он решил лично подробнее исследовать данный случай. А с улицы доносился голос глашатая: — Решением Императора и Патриарха, да благословят их Победители и да продлят их дни, объявлен двухдневный праздник Торжества Справедливости! Завтра и послезавтра всем гражданам, слугам и рабам повелевают веселиться! Голос удалился на следующую улицу. Тор вернулся к разговору с официалом. — Как одеваться? В одежду кающегося или в лучшее платье? — спросил Тор. — Одежда рабыни предопределена приговором. А тебе лучше явиться в одной набедренной повязке. Но не обязательно из дерюги, — улыбнувшись, прибавил официал. — И драгоценности надень. Тор достал набедренную повязку из самой лучшей ткани, надел серьгу, кольца и мужское ожерелье цеха оружейников. И тут постучался слуга, представившись: "Иньс, буду тебе, Мастер, служить, если пожелаешь. Меня прислала великолепная Толтисса." — Иди к хозяину таверны и возьми для меня коня. — кратко приказал Тор. Через пять минут небольшая процессия из двух официалов, Тора, рабыни и слуги двинулась к Храму. Перед входом на территорию Храма рабыня остановилась, поскольку опозоренная не имела права входить в Храм. Но официалы сказали ей: — Ты вызвана Патриархом и поэтому имеешь право войти, — и подали ей серую накидку из грубой ткани, в которую Ангтун с облегчением закуталась. Исследование началось с того, что Тора провели в задние покои, где его обступили несколько монахов-лекарей и монахов-эмпатов, проверявших его тело, ауру и эмоции. После получасового осмотра ему, как есть нагому, велели пройти в келью Патриарха. Патриарх еще до этого получил доклады о результатах обследования, но начал с того, что лично перепроверил выводы. В частности, Тору предложили большой лист, на котором были изображены треугольники из латуни и схема их сборки, и попросили представить, что получится, если разрешается изменять размеры кусков, но не схему их сборки. Сосредоточившись, Тор выдал: — Собрать без дыр не удастся. Бутылка Клейна с ручкой. Тут появился еще один монах и предложил Тору показать, где бы он сделал дырки и как бы укрепил изделие. Разговор был труден еще и потому, что многое говорилось намеками на цитаты из классических и священных книг, и приходилось расшифровывать эти намеки. — Да, физическое развитие отличное, мастерство прекрасное, разум развит тоже великолепно. Но как твои наставники упустили духовное развитие? — подытожил Патриарх. Тор был шокирован. Ведь духовными тренировками с ним занимались по канонам Великих Мастеров. Он считал, что занятия были жесткими и почти жестокими… А теперь оказывается, что их было мало! Но ведь он и так еле выдерживал такое интенсивное развитие… — Вроде бы мною занимались в Храме Двенадцати Победителей Линьи, а там наставники не из худших, — робко заметил Тор. — Смелее, сын мой! Если захочешь возразить, возражай! — подбодрил Патриарх. — Я не виню твоих наставников, но, кажется, они занимались с тобой не по твоему уровню… Или же твой уровень вырос. Ты сам уделял время духовной тренировке? — Почти нет, — признался Тор. — Тогда помолись, сын мой. И Тор истово начал молиться Торгиту Творящему, которого избрал своим покровителем. — Ты всегда так молишься, сын мой? — Не всегда, — вздохнул Тор. — Порою суета или усталость берут верх, и произношу молитву формально. — Вот это неплохо, сын мой, что ты часто молишься всей душой. Поэтому пока что последствия твоей недостаточной духовной тренировки не очень тебе вредили. Правда, я чувствую, что сегодня ты уже несколько раз допустил серьезные ошибки. — Знаю, Пресветлый Отец! И похвастался совсем не вовремя, и гневу поддался, и еще где-то сглупил. — Это неизбежно, сын мой, когда уровень духовного развития ниже духовного потенциала. Да что тебе говорить! Ты же сам знаешь истории о мастерах-недоучках с колоссальным талантом, какие глупости они делали и какие страшные вещи порою у них получались. Такие "страшилки" входили в программу обучения Великих Мастеров, да и обычных тоже, хотя и поменьше. — А теперь, сын мой, самое важное. Я проверю твою душу и попытаюсь установить наш духовный контакт. Тор лег на разостланный коврик около кресла Патриарха и стал внимательно смотреть ему в глаза. Когда первоначальный контакт установился. Патриарх начал испытания души. — Сын мой, представь Бога Единого. Тору представился яркий свет и нечто, не описуемое ни словами, ни геометрическими образами. Патриарх легким духовным воздействием вывел его обратно из транса, в который начал входить Тор. А Тор удивился, что так легко достиг сущностей, которые появлялись буквально на несколько секунд в момент самых тяжелых поисков и сразу же вновь ускользали, оставляя лишь смутную идею возможного решения. — Это Мировой Разум, сын мой. Не путай его с абсолютной сущностью, одним из проявлений которой он является. А теперь представь себе Кришну, да простят меня Победители за упоминание этого имени. Тор представил себе Дьявола, как его малюют на фресках в храмах и на картинах в обычных изданиях священных книг. В подсознании раздался легкий смешок Пресветлого Отца. — Слава Судьбе, ты с ним незнаком. А теперь представь себе своего покровителя из Победителей. Тор представил себе Творящего, как порой видел его в состоянии творческого экстаза: красавца, легкими движениями рук создающего нечто прекрасное из камня и металла без всяких инструментов, и проявляющуюся рядом с его изделием созданную творящим разумом Победителя сложнейшую структуру, которую тот воплощает в жизнь. — Ну этого ты представляешь более адекватно. А теперь представь себе красоту. Тор представил себе горы, как они видны из Колинстринны ясным осенним вечером, затем море возле Линьи, затем степь с рекой в весеннем цветении, затем лес в разгар лета, лес в осеннем наряде, лес, укрытый чистейшим покрывалом снега. — Удивительно! Никаких женщин и ничего рукотворного! Сын мой, представь себе радость. Тор сразу же представил себе своего сына, а потом это сменилось уникальным мечом, который он создал для принца Клингора на пике мучительного вдохновения и вопреки всем канонам. — Сын мой, ты упустил открытие. Но теперь ты его не повторишь, потому что все было сделано почти без разума, на чувствах и интуиции, словом, на мощных страстях. Во второй раз не упускай, сын мой. А теперь представь себе горе. Тор представил себе Эссу на колу и сына, растерзанного злодеями. — Стой, стой, сын мой! Такие картины слишком легко провоцируют неправильный ход линий Судьбы! Представь себе друга. Тор сначала попытался представить принца Клингора, но его образ никак не складывался. Затем он представлял покойного кузнеца Исса, затем своего Учителя, но опять чувствовалось, что все не то. И вдруг он ясно увидел Эссу, а из-за ее спины на секундочку выглянула Ангтун. Тор был просто шокирован таким видением. — Прекрасно, сын мой! А теперь представь себе любовь. И как Тор ни хотел представить жену, в глазах стояла Толтисса. — Все понятно. А теперь представь уродство. Тор представил себе ведьму на колу. — Достаточно. Представь себе врага. И тут Тор понял, что он себе представить его не может. Он представлял себе чиновника, но сразу же это вытеснялось картиной корчащегося в муках человечка у столба; он представил себе ведьму, но и за нее хотелось молиться, поскольку и она мучилась смертной мукой. Тогда он представил себе барона, но и по отношению к нему он никакой злобы не чувствовал, а лишь сочувствие к человеку, которому придется пройти тяжкий путь покаяния. И вдруг раздался голос Патриарха. — Отлично, сын мой! Я доволен. Можешь идти. Ты измучен, тебе помогут прийти в себя. Тор вышел, и сразу же к Патриарху ввели Ангтун. Тор сел за маленький столик, на котором было немного постной закуски, но самое главное — маленькая бутылочка прекрасного ликера, который делали монахи, и к ней чаша кристальной, холодной ключевой воды. Рабыню исследовали недолго, и они отправились домой. К огорчению рабыни, на выходе из храма полотнище отобрали. Когда Тор ушел, Патриарх бессильно откинулся на спинку кресла. Вошел с чашкой шоколада брат Сит, советник Партиарха по обществу и истории. — Кажется, диагноз подтверждается, брат. Общество Империи исключительно сильно расслоилось. Большинство теряет жизненную силу на глазах. Меньшинство уносится куда-то в недоступные другим дали… Я боюсь, что скоро появятся один или несколько детей на уровне Сверхлюдей, — произнес Патриарх, отхлебывая горький напиток. Для высших иерархов обоих религий такое событие, как появление новых Сверхлюдей, было ожидаемым потрясением. Они прекрасно помнили, что большинство Сверхлюдей не дотянули до Победителей, оставшись Обесчещенными или Убоявшимися. (Убоявшимися обе главные религии называли тех, кто не осмелился принять Великий Вызов и отправиться очищать небо. Проклятые Древние Ненасильники, наоборот, считали их своими духовными учителями, не поддавшимися гордыне.) В истории пять раз были зафиксированы новые Сверхлюди. Правда, некоторый оптимизм внушало то, что лишь один из них сумел существенно подействовать на общество. Двое были в молодости убиты при странных обстоятельствах. Обычные люди считали, что Победители уничтожили тех, кто не мог пополнить их число и тем самым вошел бы в число лучших из слуг Князя Мира Сего Кришны. Но в Храмах и Монастырях колебались. Может быть, наоборот, Кришна уничтожил руками своих якобы избранных тех, кто был опасен для него? Двое исчезли. Считалось, что они покинули общество людей, столь же смешных и жалких для них, как обезьяны для человека. А оставшийся, которого обычные люди не воспринимали как Сверхчеловека — Рмлункутру Проклятый. — Нам остается только поспособствовать этому, пока мы держим общество под контролем. — помыслил вслух советник. — Ну да. Прямая борьба против нежелательного всегда приводит к еще более нежелательному. — Отец, я понял, что ты только что обследовал возможных отца и мать такого ребенка? — Возможного отца — да. А вот мать — точно нет. С женщиной произошло нечто очень любопытное. Полная перестройка духовного стереотипа. Новый образ еще не сформировался, однако способности у нее тоже неординарные, хотя и не были видимы. Например, она может без вреда для себя удалять отрицательные духовные потоки другого человека. Но лишь при исключительно тесном контакте. — Духовная банщица? — Хороший термин изобрел… Рядом с таким опасным ребенком, да и рядом с целой гроздью мощных, хотя и необработанных, личностей такой человек ценен. Кажется, мы перехитрили сами себя, но в хорошем смысле. — А насчет жизненной силы большинства все понятно. Уже с трудом выносят процветание. Население на грани перенаселения. Пара эпидемий или войн была бы сейчас благом. — произнес, как скучный и тривиальный факт, брат Сит. — Ну что ж поделаешь. Законов природы и духа не изменишь, попытки противостоять им приводят к катастрофам. — высказал еще одну тривиальную истину Патриарх. — Завтра на восходе солнца устроим большой молебен и проповедь. Самое лучшее сейчас — благословить Тора и снабдить его духовной поддержкой. — Пожалуй, правильно, отец, — подвел итог брат Сит. — Тем более что надо озвучить также итоги операции, которую нам удалось проделать с Имперским Судом. Ситуация с Имперским Судом волновала Патриарха и его ближайших советников уже несколько лет. Как им было известно, и Единобожники тоже были встревожены этим. Опасная тенденция не оправдывать, даже в случае, если большинство обвинений оказывалось неверными, привела к тому, что увеличился поток доносов. Все это грозило полным извращением роли Имперского Суда и аналогичных судов в других областях. — Теперь сатанисты призадумаются, прежде чем писать донос, — помыслил вслух брат Сит. — Принц Клингор очень помог со вторым отношением. С юридической точки зрения все стало абсолютно чисто: либо одни, либо другие — клеветники. — А ведьма очень помогла с сатанинскими корнями первого отношения. — А заблуждающиеся братья-единобожники не могли пройти мимо соблазна абсолютно честно и объективно вставить нам шпильку с сатанистами, использующими Имперский Суд. — А наши правоверные братья прекрасно понимали, что Мастер такой редкой специальности и такой силы намного ценнее даже графа… И друзья сдержанно рассмеялись. — Но вот я не понимаю одного, отец, — перевел разговор на другую тему брат Сит. — Так прекрасно обходятся с землей Древние. Почему же не открыть им путь к ассимиляции и не использовать их агротехнику? Ведь она намного производительнее и продукты намного качественнее. Да и ущерба окружающей природе нет. — Ничего себе нет! Модифицированные животные и растения расселяются вокруг их деревень. А без ауры хозяина они становятся бешеными. Растения превращаются в ядовитые, а животные начинают атаковать других людей. — Но ведь это не распространяется далеко. — Но вот еще одно. Посмотри, брат, что происходит, если почему-либо участок крестьянина оказывается на некоторое время заброшенным. — Через некоторое время его берет другая семья. Лишь земля становится чуть хуже. — А что происходит, если семья Древних вымирает или покидает участок? — Ааа, проклятые земли! — Да. Все у них настроено на ауру и гены хозяев. Передать другому может лишь хозяин и не меньше, чем за дюжину лет. А тут все люди становятся врагами и чужаками для тех животных и растений, кто жил под крылом хозяев, и благодатный участок становится проклятым. — Теперь понимаю. Надежность обычного производства выше. — Именно так. Если бы Древние нашли способ менее болезненно передавать свои бесценные навыки, я бы сам выступил за значительное смягчение проклятия для них и за разрешение вступать с ними в брак. Когда Тор вернулся в таверну, время уже близилось к вечеру. Пора было отправляться к гетере. У таверны поджидали два молодых парня с дубинками у пояса, в легких кожаных панцирях и в шлемах. — Тук и Линг, — представились они. Тор заранее спросил Толтиссу, сколько принято платить в столице охранникам, и с внутренним вздохом выложил по десять золотых аванса за месяц. А при входе в таверну Тора встретил визг уже знакомой ему служанки: — Это он! Обесчестить меня хотел, а когда я засопротивлялась, порвал платье и почти голую на улицу выбросил! Из-за спины служанки выступил гориллообразный тип. — Ты что это к моей девушке приставал? Ишь какой, с охранниками ходишь, так думаешь, на тебя управы не найдется? Волна гнева и гадливости захватила Тора. У него сработали инстинкты боевого обучения. Он одним ударом отбросил шантажиста, охранники даже не успели вмешаться. — Стража! — заорал тот. — Тут дебош устраивают! Как чертики из коробочки, появились два стражника. — Ну что, господин, предпочтете помириться на месте? Или дело в суд будем передавать? — Я ни в чем не виноват и мириться не буду, — резко ответил Тор. — Ну, твое дело, господин. У себя на периферии ты привык быть царем и богом, а здесь и не таких укрощали, — нагло сказал старший из стражников. С тяжелым чувством Тор подошел к своей комнате, и тут появились два официала, наблюдавшие всю эту сцену немножко издали. Они с каким-то ехидством посмотрели на Тора, и почему-то это Тора чуть успокоило. А рабыня вся дрожала от волнения и опасений за свою судьбу. Тор заказал легкий ужин, но не притронулся к нему, и он весь остался рабыне. Он быстро переоделся в лучшее платье и отправился к Толтиссе. Второй вечер был похож на первый. То же общество красавиц и их кавалеров, песни, танцы и неспешные разговоры с хозяйкой. В середине вечера пришел монах и объявил, что на восходе солнца Тор и Толтисса должны быть на торжественном молебне и проповеди по поводу Торжества Справедливости, причем пройти на назначенные им места прямо перед кафедрой Патриарха, и что им надо захватить с собой рабыню Ангтун. Так что вечер пришлось закончить раньше, чем было в обычаях дома Толтиссы. Дочь Толтиссы опять показалась на минутку в скромном белом платье, поцеловала мать и Тора и убежала. — Всего несколько дней она дома, — с грустью сказала мать. — А потом опять в школу… Ну что же, Тор знал, что все мастера высшего класса проходят жестокое и длительное обучение. Конечно, гетеры исключением не были, как он уже убедился. Словом: Жиром заплывший Будет разбужен народ. Судьба готовит Через достойных Рождение демона в дар. |
|
|