"Сделка" - читать интересную книгу автора (Коллинз Макс Аллан)7Таун-Холл-стейшн – массивное здание из выгоревшего красного кирпича, построенное на рубеже веков, занимало весь угол улиц Аддисон и Холстед. Оно находилось всего в трех кварталах от «квартиры смерти» (как образно называли это место газетчики) Эстелл и в двух шагах от тренировочного лагеря Армии спасения – забаррикадированного, обнесенного колючей проволокой лагеря для спасения душ. Чего нельзя сказать о Таун-Холл-стейшн, по ступенькам которого я поднимался; войдя в главный вход на Аддисон, я поднялся в большой зал ожидания. Был вечер пятницы, дела шли медленно – лишь несколько юнцов неуклюже сидели на твердых деревянных стульях, привалившись к стене в ожидании своих родителей. Они флиртовали с утомленной одинокой проституткой, которая подпиливала ногти и, видимо, ждала, пока ее сутенер, или адвокат, или еще кто-нибудь заберет ее отсюда. Я подошел к вялому сержанту-ирландцу лет пятидесяти, который сидел за билетной кассой и читал сводки о бегах, и он отправил меня наверх. Меня ждали. Сержант Донахью с лицом, похожим на бассета, проводил меня в маленькую комнату для допросов, где Друри, стоя, допрашивал сидящего Сонни Голдстоуна, партнера Ники Дина по «Колони клаб». Полицейская стенографистка в голубой форме сидела рядом с Голдстоуном и все записывала. Местечко было хорошо освещено, но там было душновато. Жирная физиономия Голдстоуна казалась равнодушной, даже усталой. У него были мягкие, спокойные черты лица – глубоко посаженные глаза, прямой нос, дерзкий рот. Такие черты часто бывают у людей холодных. На нем были очки в тонкой черной оправе с коричневыми разводами. Он был одет в аккуратный костюм удачливого бизнесмена, каким он и был. Коричневый костюм с жилетом был сшит у портного, и к нему со вкусом был подобран коричневый галстук в полоску более темного оттенка. Друри был не так элегантен; как всегда, он снял пиджак и остался в одном жилете, закатал рукава, ослабил галстук и покрылся испариной. Он был в высшей степени хорош. С другой стороны, он пока что не мог использовать резиновую дубинку. Друри кивнул мне, когда я вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Голдстоун мельком взглянул на меня, а потом опять уставился в пустоту, не обращая внимания ни на меня, ни на Друри, что в данной ситуации было определенным выходом для него. Не знаю, узнал ли Голдстоун меня: ведь мы виделись лишь однажды ночью в тридцать девятом, когда Эстелл вела меня в номер «Колони клаб» на третьем этаже. – Вас видели, когда вы во вторник днем заходили в квартиру, Сонни, – сказал Друри безразличным тоном, уверенный, как Бог. – Вас узнала хозяйка дома Эстелл. Глядя в пустоту, Голдстоун произнес: – Она сумасшедшая. Она говорит ерунду. – Эта женщина опознала вас вчера на прогулке в нашей тюрьме. А сегодня из пяти мужчин она указала на вас. – Я помню. Я там был. – Я тоже там был, Сонни. Я видел, как она указала на вас: она ни секунды не сомневалась. Пожатие плечами. – Многие люди похожи на меня. – Ты был в этой квартире, Сонни. Пожатие плечами. – Я был там раньше. Не во вторник. Двадцать или тридцать человек видели меня в другом месте во время совершения преступления. – Назови хоть одного. – Я подожду суда. Который никогда не состоится. – Она заговорила, Сонни? Эстелл в конце концов сказала тебе, где был миллион? Самодовольная ухмылка. – Зачем тебе это, Друри? Ты хочешь взять взаймы часть этих денег, чтобы купить модных костюмов и вертеть в них задницей? В таких случаях и бывает нужна резиновая дубинка. К сожалению, Друри не был таким полицейским Вошел Донахью, похлопал Друри по спине и сказал: – Пришел посетитель. Тот кивнул на Голдстоуна и приказал Донахью: – Запри эту жирную сволочь. – Ты ничего не добился, – заявил Голдстоун. Друри указал на него. – У нас есть кровавые отпечатки пальцев в этой квартире. Подумай о тех, которые ты оставил в твоей камере, умник. Мы вышли в коридор. – У тебя правда есть кровавые отпечатки пальцев? – спросил я у Друри. – Да, с кухонного шкафа, – ответил он, направляясь своему офису. Я пошел следом. – Ты думаешь, Сонни – твой человек? – Возможно. Но он прав в одном: у него действительно стереотипная физиономия. Еще один партнер Ники Дина – Томас Степлтон, которого мы сейчас разыскиваем, мог быть братом Голдстоуна. Как и Джона Борджиа, который был связан с Даго Мангано еще одним партнером Дина. А отпечатки пальцев принадлежат женщине или маленькому мужчине – не Сонни Голдстоуну. Сейчас мы опрашиваем с дюжину мужчин – служащих «Колони клаба», которые работали вместе с Эстелл, – и еще ее бывших подружек, с которыми она жила в одной комнате. А есть еще этот любимец публики Эдди Мак-Граф, которого задержали по нашей просьбе в Нью-Йорке. И подозреваемый в краже мехов из Норт-Сайда, на след которого мы вышли. И все это кроме тех тридцати с лишним господ, чьи имена и телефоны записаны в маленькой черной записной книжке Эстелл. – Господи! Почему бы тебе не собрать всех этих подозреваемых на чикагском стадионе и не выключить свет? Друри остановился перед закрытой дверью своего кабинета. – Все станет еще хуже. Но я пригласил тебя сюда не только для того, чтобы ты послушал, как молчит Сонни Голдстоун. Здесь нас ждет один человек, который может кое-что доказать. Я вошел следом за ним в его кабинет, которого хватало лишь на то, чтобы с удобством разместить там письменный стол, картотеку и пару стульев; на одном из них сидела хрупкая женщина, которая уже приближалась к сорока. Она смотрела на пустой стол и ждала, когда Друри усядется за него. Он сел, кивнув ей и улыбнувшись. – Это миссис Цирцелла, – промолвил он. – Спасибо, что вы добровольно пришли повидать нас. – Почему бы и нет? – вежливо ответила жена Ники Дина с легким итальянским акцентом, – я же не преступница. Она была хорошо одета. Поверх синего костюма было надето черное пальто из персидской шерсти, а на голове была синяя фетровая шляпа с широкими полями. Темное платье придавало ей траурный вид. Ее овальное лицо было бледным, отчего ее чувственный рот, накрашенный красной губной помадой, казался удивленным. Рядом с пухлыми красными губами была очаровательная родинка, и можно было подумать, что, глядя на нее, Ники Дин сошел с ума или что-то в этом роде. Даже с такой конфеткой, какой была Эстелл Карей, не стоило забывать это очаровательное существо. Жадность, конечно. Это она объединила Эстелл и Ники. Я просто стоял и слушал, прислонившись к стене. Полицейская стенографистка проскользнула в комнату и заняла свое неприметное место в углу, когда Друри спросил: – Вы не возражаете против того, чтобы мы записывали за вами, миссис Цирцелла? – Конечно, нет. Я примерная гражданка. И всегда сотрудничаю с властями. Если в ее словах и был сарказм, я его не услышал. – Я пришла по вашей просьбе, – проговорила она, – хотя, признаться, не слишком-то хорошо понимаю, почему вы хотите допросить меня в связи с убийством. Тем более что оно было совершено, когда меня не было в городе. – А где вы были второго февраля? – спросил Друри. Цирцелла невинно моргнула длинными ресницами, ее глаза были большими, карими и прекрасными. – Конечно, я была в Нью-Йорке. Я остановилась в отеле «Аламак». Чтобы быть ближе к моему мужу в годину испытаний. Вы знаете, мы с Ники вместе узнали о ее смерти. – Нет, я этого не знал. Она нервно вертела в руках кружевной платок. – Мы сидели возле зала заседаний Большого жюри в здании суда Соединенных Штатов в Нью-Йорке, когда кто-то принес нам копию чикагской газеты. Кажется, это была «Геральд-Американ». На первой странице был снимок Эстелл, но сначала я не узнала ее. Но я узнала ее имя. Повернувшись к Ники, я спросила: «Эта девушка работала у тебя?». Он посмотрел на фотографию ответил: «Да». А потом сказал: «Дай мне почитать эту газету». – А что он должен был сказать? Она опустила глаза. – Он сказал: «Бедная девушка». – Ясно. Давайте начнем с начала. Вы знали об Эстелл Карей? Цирцелла отрицательно покачала головой. – Нет, я не была с ней знакома. Я знала, кем она была, но мы никогда не разговаривали. Я бы даже не узнала ее голоса, услышь его сейчас. Конечно, время от времени я ее видела за игорными столами в клубе «Сто один» и в «Колони клаб», которые принадлежали Ники. Друри улыбнулся, но нахмурил брови. Эта женщина была или очень наивной, или очень хитрой. В любом случае, это его раздражало. – Миссис Цирцелла, я не спрашиваю у вас, были ли вы знакомы с Эстелл. Я спросил, знали ли вы о ней. Под этим я подразумеваю... Она облизнула пухлые губы. – До меня доходили слухи о том, что у них с Ники были какие-то отношения. Но я никогда не верила этим сплетням. – А вы пытались что-то выяснить? Надменная улыбка мелькнула на ее лице. – Нет. Никогда не пыталась. Я католичка, капитан Друри. Выходя замуж, я заключила контракт с Богом. Мы все не без греха. И я не судья моему мужу. А Ники был мне хорошим мужем в течение девятнадцати лет. – Вас не беспокоила мысль о том, как он зарабатывает деньги на жизнь все это время? – Да. Эти ночные клубы... Но они стали частью и моей жизни. Я проводила время дома с нашими детьми. Не буду притворяться, что мне нравилось это дело. Эти клубы были единственной темой наших споров. Но когда я просила его оставить это занятие, у него всегда был один ответ: ему надо что-то делать чтобы зарабатывать на жизнь. Друри постучал пальцами по столу. – А вас беспокоило, что Ники был связан с профсоюзом работников сцены? – Да, – согласно кивнула она. – Я знаю мистера Брауна и Вилли. Но Ники ушел из профсоюза еще до всех неприятностей. – Так, значит, вы ничего не знаете о фонде для подкупа влиятельных лиц в миллион долларов? Она вновь улыбнулась. – ФБР и налоговую инспекцию интересует то же самое. Я уверена, что если бы у нас был миллион долларов, я бы об этом знала. – А вы не знаете? – Конечно, нет. Друри вздохнул. – Вы же сами раньше, кажется, участвовали в шоу-бизнесе, миссис Цирцелла? Она выпрямилась, и мне показалось, что она не такая уж хрупкая. – Я встретила Ники, когда выступала в шоу в театре «Корт». Он каждый вечер приходил, чтобы послушать мое пение. Потом он посылал розы. В конце концов мы встретились с помощью нашего общего друга. Это было в двадцать третьем году; в том же году мы поженились. – Ее воодушевление, вызванное воспоминаниями о былой славе, прошло. Она откинулась на спинку стула и вновь стала хрупкой. – А теперь, после дифтерии, я даже не могу спеть ребенку колыбельную. У меня пострадали голосовые связки, но это неважно. Выйдя замуж за Ники, я порвала с шоу-бизнесом. Ники говорит, что жена должна быть дома и заниматься детьми. – Возвращаясь к Эстелл Карей... – Это была моя ошибка. Друри наклонился к ней. – Не понял? Цирцелла махнула кружевным платком. – Я была слишком болезненной – долгое время. И Ники нельзя обвинить в том, что он искал себе в партнеры какое-то яркое существо, а Эстелл была именно ярким существом. Цирцелла говорила о ней в прошедшем времени. Она гордо продолжала: – Никто из нас не знает, что нам готовит жизнь. Мы все в руках Господа. Особенно Эстелл. Цирцелла вызывающе улыбнулась. – Я испытываю лишь жалость по поводу Эстелл Карей. У нее не было ничего, что красит нашу жизнь: ни дома, ни семьи, ни почета и уважения окружающих, на которые каждая женщина имеет право. – Словом, вы не испытываете горечи? Она отрицательно покачала головой. – Мне от всего сердца жаль ее. Когда это случилось, я пошла в церковь и поставила свечу в память о ней. Ее убийство – это ужасная вещь, ужасная вещь. Друри вежливо улыбнулся, встал и протянул ей руку. – Спасибо вам, миссис Цирцелла. Вы можете идти. Спасибо, что зашли. Она поднялась и вежливо улыбнулась ему в ответ. Ее ресницы задрожали. Красивые у нее глаза. – Конечно, капитан Друри, – проговорила она. – Сержант Донахью ожидает в коридоре. Он проводит вас. Она прошла мимо меня, натягивая синие перчатки, оставляя за собой аромат хороших духов. Я закрыл за ней дверь. Друри снова сел. – Что скажешь? Я продолжал стоять. – Классная штучка. – Я имею в виду, говорила ли она правду? – Да. По-своему. – Как это, по-своему? Я пожал плечами. – Она лжет себе, а не тебе. Она женщина, и ненавидела Эстелл, как ненавидела бы ее любая хорошая жена. Но она предпочитает представляться хорошей женой, доброй католичкой, сжав зубы и делая вид, что смотрит на это свысока. Она всегда так себя ведет. – Иными словами, ее замужество – это своеобразный договор? – Я бы сказал. – Если бы она была в городе во вторник, у нас бы появилась подозреваемая. – Нет. Не думаю. Я не могу представить себе эту крошку с ножом для колки льда в руке. – Иногда женщины удивляют нас, Нат. – Черт, да они всегда удивляют меня. Лично я не отказался бы от такой жены – красивой, преданной ожидающей тебя, пока ты гуляешь на стороне. Я не думаю, что убийцы бывают такими. – Ты хочешь такую же девушку, которая вышла замуж за старину Ники. – Может быть. Во всяком случае, я не думаю, что она – убийца. Я даже не думаю, что она наняла убийцу. – Она понравится газетчикам, – цинично заметил Друри. – Они бы были в восторге от этой речи о «праве каждой женщины». – Ты прав. Ты еще чем-то хочешь поделиться со мной? Или мне отпустить тебя к парочке из сотни подозреваемых? Его лицо скривилось от гнева, или, может, мне показалось. Он погрозил мне пальцем. – Их именно столько. Почему ты мне сразу не сказал имя д'Анджело? – Ах. Так значит, дядюшка Сэм привел тебя к нему? – Да, и этим утром мы отправились к нему. И выяснили, что ты был у него в среду вечером. Зачем? Я протянул ему руки ладонями вверх. – Мы вместе с ним были на Гуадалканале, Билл. Он был в одном окопе со мной и Барни. Нас чуть не убили вместе. Я просто предупредил его о том, что его ждет – копы, репортеры. Он столько всего пережил. – Вы вместе были на войне, но это не оправдывает того, что ты разгласил информацию. – Совершенно верно. Друри покачал головой. – Продолжай, заставь меня чувствовать себя подонком. Ты был на войне, а я – нет. Заставь чувствовать себя трусом. – Он ткнул в меня пальцем. – Но если ты собираешься вынюхивать что-то вокруг да около, даже не пытайся, черт побери, скрыть от меня информацию или свидетелей. Никакая наша дружба тебе не поможет, Нат. – Ясно. – А теперь сделай мне одолжение и убирайся отсюда к черту. Я убрался. Уходя, я остановился у стола сержанта Донахью. – Ты достал это? Он кивнул, огляделся украдкой, выдвинул ящик стола и вытащил сверток. – За пару тысяч, – подтвердил я шепотом. – Я пришлю тебе деньги. Получишь их завтра. – Так даже лучше, – произнес он со своим обычным собачьим выражением и вручил мне сверток. Я взял его, спустился по ступенькам, вышел из Таун-Холл-стейшн, перед которым очаровательная, маленькая миссис Цирцелла беседовала с Хэлом Дэвисом и другими репортерами, нерешительно прикрывая лицо рукой в перчатке, когда мелькали вспышки фотографов. Я сунул дневник Эстелл Карей под руку и прошел мимо них. |
||
|