"Герцог и я" - читать интересную книгу автора (Куин Джулия)Глава 14У них не было свадебного путешествия. Не было ни намерения, ни времени его планировать. Вместо этого Саймон отдал распоряжение привести в порядок родовое поместье Клайвдон-Касл, и Дафна посчитала это прекрасной идеей: она с удовольствием проведет несколько недель вдали от светского Лондона, от его любопытных глаз и ушей. Помимо того, ей хотелось увидеть дом и места, где Саймон родился и провел годы детства. Дафне было интересно представить его мальчиком. Был ли он тогда таким же необузданным, как сейчас? Таким же ранимым и легко уязвимым? Или это был спокойный, послушный ребенок, копивший всю свою неуемность и неистовость, чтобы выплеснуть их с возрастом? Под доброжелательные возгласы и напутствия провожающих вскоре после возвращения из церкви они покинули дом Бриджертонов — Саймон поторопился усадить Дафну в лучшую из своих карет и захлопнуть дверцу, сразу отделив ее и себя от лондонского шума и суеты. Было начало лета, воздух оставался еще довольно прохладным, поэтому Саймон заботливо накрыл пледом колени Дафны и подоткнул его. — Не слишком ли вы меня кутаете? — спросила она. — Надеюсь, я не схвачу простуду на протяжении этой мили до вашего городского дома. Он испытующе посмотрел на нее. Она не догадалась? Ее мысли сейчас далеки от всего обыденного. О чем она думает? Об их неминуемой близости?.. — Мы едем в Клайвдон, — сказал он. — Прямо сейчас, под вечер? Я думала, не раньше чем завтра. Он ничего не ответил. Пусть привыкает принимать любые решения мужа как должное, без споров и возражений. Она и не думала спорить. Сегодня так сегодня. Клайвдон расположен вблизи от города Гастингса, на южном побережье. Интересно, когда они туда приедут? Наверняка не раньше чем в середине ночи… В середине ее первой брачной ночи… О которой так невнятно пыталась ей рассказать ее мать. А если доберутся только к утру? Как тогда? Выходит, их первая ночь не состоится?.. Или… Она слабо улыбнулась, откинувшись на спинку сиденья… Или у них будет первый брачный день! И все же к чему такая спешка? — Не разумнее ли остаться в Лондоне и выехать завтра с утра? — спросила она Саймона. А он-то вообразил, что она ничего кругом не видит, поглощенная только одной мыслью. — Я уже отдал все необходимые распоряжения, — сухо сказал он. — Мы едем. — Хорошо. Она отвернулась к окну, чтобы скрыть разочарование, и некоторое время молчала, слегка покачиваясь в такт движению кареты по булыжнику лондонской мостовой, прежде чем спросить: — А в гостинице мы остановимся по дороге? — Конечно. Мы там поужинаем. Не думаете же вы, что я собираюсь уморить вас голодом в первый же день нашей семейной жизни? — А ночь? — вырвался у нее против воли вопрос. — Тоже в придорожной гостинице? — Нет, мы… — Его губы сжались в узкую линию, потом он расслабил их и проговорил неожиданно мягким тоном: — Я веду себя, как неотесанный мужлан, не правда ли? Она смутилась. Она и раньше смущалась, когда он вдруг заговаривал с ней странно ласковым голосом и при этом так смотрел. — Нет… — проговорила она растерянно. — Просто я удивлена, что мы… — И вы совершенно правы, задавая все эти вопросы. Я знаю одно неплохое местечко на полпути к побережью, называется «Заяц и гончая». Там вкусная горячая еда, удобные чистые постели. — Он прикоснулся к ее подбородку. — Не думаете же вы, что я стану заставлять вас проделывать весь путь до Клайвдона за один день? — Я вовсе не так изнежена, чтобы не вынести поездку в экипаже, — сказала она, начиная краснеть по мере того, как выговаривала дальнейшие слова. — Но ведь мы только-только поженились, и если где-то не остановимся на ночь, то она застанет нас здесь, в карете, и тогда… я не знаю… — Не говорите ничего больше. Он с улыбкой приложил палец к ее губам, тронутый ее чистотой и естественностью. Дафна умолкла, испытывая чувство благодарности за его тактичность. Она вовсе не собиралась вступать в обсуждение вопроса об их первой брачной ночи, но это отнюдь не означало, что она об этом не думала. И снова Дафна с досадой отметила, что мать, кроме многозначительных взглядов и взволнованных вздохов, ничем не помогла ей понять, чего же можно ожидать от Саймона и что от нее самой зависит, и зависит ли вообще. Конечно, Саймон знает обо всем этом гораздо больше, но что, если… У нее перехватило дыхание от страшной мысли… Что, если он вообще не может делать то, что следует делать в эту ночь… Или не захочет… Нет, решила Дафна через мгновение, это не так. Все, что она видела до сих пор в его глазах, что произошло тогда в саду, — все говорит об обратном. Он желает быть с ней. Жаждет этого… И, значит, может это… Дафна перевела взгляд на окно, за которым улицы Лондона переходили уже в улочки предместья, готовые, в свою очередь, смениться проселком. Не нужно думать о таких вещах, надо выбросить их из головы раз и навсегда. Она сама хотела этого — и получила. И ведь она — с ним, а он — с ней. Что еще нужно? А что произойдет ночью… В ее первую брачную ночь… Скоро она узнает. От этой мысли ее снова охватила дрожь. Саймон смотрел на Дафну, сидевшую рядом с ним, — его жену с сегодняшнего дня. напоминал он себе, хотя в это нелегко было поверить. Он в самом деле никогда не думал жениться. Наоборот, не желал этого. Убеждал себя, что не испытывает такой потребности. Возможно, оттого, что совершенно не был знаком с жизнью в семье. Но вот сейчас он смотрит на Дафну Бриджертон… Нет, черт возьми, — на Дафну Клайвдон Бассет (тоже одна из его родовых фамилий), на Дафну Гастингс, в конце концов. Герцогиню Гастингс! Как странно звучит в его ушах этот титул, к которому он и сам еще не может, да и не хочет привыкнуть, потому что его носил отец — виновник ужасных, незабываемых горестей и унижений его детства и юности. О которых Саймон не в состоянии… не хочет забыть. Он глубоко вздохнул, не отводя глаз от профиля Дафны. Ему показалось, она вздрогнула. — Вам холодно? — спросил он. Уголки ее губ слегка раздвинулись — словно для того, чтобы произнести «нет», но потом снова сдвинулись, и он услышал: «Да, немного». К чему эта маленькая невинная ложь? Наверное, ей просто захотелось его внимания, заботы и чтобы он еще плотнее закутал ее в плед. Прикоснулся к ней. Он и сам желал того же. — Сегодня очень долгий день, не правда ли? — пробормотал он, не очень ловко стараясь подоткнуть плед под ее спину, под ноги. Ему хотелось сказать что-то совсем иное, куда более значительное, интересное, более соответствующее моменту… Нет, не моменту, а новой эпохе в их жизни. Новой эре. Да, он должен стать ей хорошим мужем, добрым хранителем ее благополучия. В том числе душевного. Она заслуживает этого. Хотя бы этого, если он не в состоянии дать ей истинное семейное счастье. Или то, что считается таковым. Ведь она действительно — просил он или не просил об этом — спасла его от почти неминуемой смерти, выбрала в мужья, зная, на что идет. И его долг ответить ей благодарной заботой и вниманием… — Я рада этому, — услышал он ее голос и вздрогнул: так глубоко погрузился в свои мысли. — Простите?.. — проговорил он вопросительно. Легкая улыбка тронула ее губы, когда она повернула к нему голову. — Вы говорили, что день очень долгий, — пояснила она. — А я сказала, мне это по душе. У него был такой озадаченный вид, что она чуть не рассмеялась, но сдержала себя и, подчеркивая слова, как, наверное, сделал бы учитель, втолковывая что-то рассеянному ученику, повторила: — День тянется очень долго. Вы так сказали. А я ответила, что рада этому. — Понял, — чуть раздраженно ответил он, раздосадованный ее менторским тоном. Несмотря на некоторую досаду, ему как никогда раньше хотелось сейчас поцеловать ее. Однако он не позволил себе этого. Всему свое время. Оно теперь у него будет, черт возьми! — К началу ночи мы доберемся до гостиницы, о которой я вам говорил, — произнес он деловым тоном. Дафна снова повернулась к окну. Наступило молчание. Саймон неотрывно смотрел на нее и думал, что поступил глупо, отдаляя на целые сутки первую брачную ночь. Зачем? Ведь он так жаждал ее, а теперь, когда его мечты сделались реальностью, сам отодвигает час их осуществления. Но, черт возьми, не станет же он воплощать свое давнее желание в какой-то жалкой придорожной гостинице, пускай даже не худшей из всех прочих заезжих дворов и таверн. Дафна заслуживает лучшего. Их самая первая ночь должна запомниться ей как нечто особенное — и по сути, и по атмосфере, по фону, на котором все произойдет… Опять она что-то говорит, а он не может вникнуть в смысл. — Это хорошо, — сказала она всего-навсего. Что именно «хорошо»? Черт возьми, он больше не будет ее переспрашивать! Хватит! Чтобы снова нарваться на учительский тон? Подождем, пока сама разъяснит. И она не замедлила это сделать: — Хорошо, что ночь мы проведем не в карете. На это уже можно ответить. — Дороги сейчас не вполне безопасны в темное время, — сказал он, забывая, что совсем еще недавно собирался ехать прямо в Клайвдон без ночевки в пути. — Неужели? — вежливо удивилась она. — Кроме того, мы ведь проголодаемся? — О, конечно, — ответила она с большим воодушевлением. А он, в который уже раз изменив свое намерение, решал сейчас дилемму: ждать остановки в гостинице или овладеть ею прямо здесь, в карете? В этом ведь тоже будет что-то необычное, запоминающееся. Разве нет?.. Но почти сразу пришел к выводу, что от последнего варианта следует отказаться, и, успокоившись, сказал: — У них вкусная пища. Она повернулась к нему всем телом. — Вы уже говорили об этом, Саймон. Кажется, она опять позволяет себе усмехаться? Он поерзал на сиденье и потом решительно заявил: — Пожалуй, вздремну немного. Ее темные глаза удивленно расширились: — Прямо сейчас? Он нетерпеливо кивнул: — Возможно, я опять повторюсь, но, если не ошибаюсь, мы с вами уже оба отметили, что сегодня весьма длинный день. Попробую его немного сократить. — О, конечно, — согласилась она. — И вы сможете уснуть в движущейся карете? Когда она так подпрыгивает? Он пожал плечами: — Я могу засыпать сразу и при любых обстоятельствах. Научился в своих путешествиях. — Как я вам завидую, — вздохнула она. — Для этого, наверное, требуется особый талант. — Вы правы. Очень большой, — едко заметил он. — Такие люди наперечет. И с этими словами закрыл глаза и не раскрывал их на протяжении последующих двух с лишним часов. Однако Дафна, время от времени наблюдавшая за ним, все больше утверждалась в мысли, что Саймон значительно преувеличил свои возможности. В смысле умения засыпать в любой обстановке. Во всяком случае, в данной обстановке, подозревала она, и в течение данного времени он ни на минуту не погружался в сон. Она была совершенно уверена в этом. Почему? Да потому, что замечала, как он реагирует на каждое ее чуть заметное движение, каждый вздох — как шевелится его подбородок, вздрагивают веки, пробегает легкая дрожь по телу. Ее удивляла, даже восхищала его стойкость: как мог он на протяжении нескольких часов играть роль спящего? Какой незаурядный артист! Она пробовала делать то же самое, но выдержала не больше пятнадцати или двадцати минут. Временами ей хотелось нарушить этот фальшивый сон, разоблачить притворщика, но восхищение перед его упорством и умением останавливало ее. В конце концов она, неподдельно зевнув, повернулась к окну кареты и уставилась в него. Оранжевое яркое солнце огромным апельсином висело на западе и довольно быстро теряло свою округлую форму, постепенно исчезая за линией горизонта. Если Саймон в очередной раз не передумал и они остановятся на ночлег в гостинице, то это, видимо, должно произойти уже совсем скоро: ведь он говорил — к концу дня. Значит, вот-вот они переступят порог придорожного постоялого двора «Заяц и гончая», где будут ужинать, а потом… Потом будет ее первая ночь с мужчиной, после которой она станет женщиной. Но что это означает, как происходит — она так и не знает. Мать не удосужилась… постеснялась объяснить. Быть может, мать была права и лучше не говорить на эту тему? У каждого Человека свои чувства, свой опыт… Господи, ну довольно же думать об этом, когда вокруг такая красота — так прекрасен солнечный закат, такие краски у неба, зелени, полей и холмов! Кроме того, она ведь не одна в карете: рядом ее муж, тот, о ком она так мечтала. Правда, он спит, вернее, делает вид, что спит, а это уж совсем никуда не годится! Она не хочет… не может быть сейчас одна! — Саймон! — позвала она негромко. Он не ответил. Даже не пошевелился. — Саймон! — На этот раз громче. Уголок его рта дрогнул. На лбу образовалась легкая морщинка. Все равно Дафна готова была спорить на что угодно: он не спит и все слышит. Просто раздумывает, продолжать ли играть выбранную роль или уже хватит. — Саймон! На этот раз она не ограничилась словами, а позволила себе слегка толкнуть его в плечо. Пожалуй, даже не слегка, а так, что, даже если он и в самом деле спал, то неминуемо должен был проснуться. Он открыл глаза. И сделал это опять же как настоящий артист — сначала издав протяжный сдавленный вздох, затем бросив недоуменный взгляд, который тут же превратился в осмысленный, и, наконец, зевнув (для полного уже правдоподобия). При всем при том он был необыкновенно мил и приятен ей в эти минуты. — Дафф? — Наверное, мы скоро приедем? — спросила она. — Что? — переспросил он, не торопясь выйти из роли. — Мы, видимо, подъезжаем к гостинице? — терпеливо повторила она. Он вздохнул и посмотрел в окно. С его стороны, на востоке, небо было значительно темнее, чем со стороны Дафны. — О, — сказал он, изображая крайнее удивление, — мы совсем недалеко от цели. Спустя короткое время карета остановилась, Саймон сразу же вышел и поговорил о чем-то с кучером. Видимо, давал указания о том, что его намерения изменились и они здесь остановятся на ночлег. После этого он подал руку Дафне и помог ей выйти из кареты. — Ну как? — спросил он, кивая в сторону приземистого строения. — Не правда ли, неплохой домик, вполне заслуживающий вашего одобрения? Что ей оставалось ответить на такую светскую фразу, как только согласно кивнуть головой. Саймон провел ее внутрь здания, а сам пошел к хозяину, который почему-то не соизволил выбежать им навстречу. Вскоре тот, правда, появился с извинениями, и между ними начался довольно громкий разговор, из которого Дафна стала постепенно понимать, что хозяин в отчаянии и. не знает, куда деваться от стыда, поскольку не может поселить его светлость с супругой в достойный их светлости номер, так как не был заранее предупрежден и все просторные номера заняты семейными парами, да еще с детьми, так что он просто не знает, как быть, и умоляет его светлость не возмущаться, а он, в свою очередь, готов сделать все, что в его силах, чтобы его светлости и супруге его светлости… И вот что, пожалуй, сделает… Только недавно последний двухкомнатный номер заняла некая миссис Уэзерби со своей семьей, и он тотчас же предложит ей… Дафна краем уха слушала его взволнованную речь, одновременно с интересом наблюдая за людьми, находившимися в большом гостиничном холле. Здесь была молодая пара, несомненно, принадлежавшая к местному джентри [7], несколько мужчин, по всей видимости, торговцев, а также не очень молодая женщина с четырьмя детьми. Беседа Саймона с хозяином затянулась. Дафна подумала, не пора ли ей вмешаться и помочь Саймону, у которого был весьма недовольный вид. Она приблизилась к ним, как раз когда хозяин говорил о своем решении переселить какую-то миссис Уэзерби. — Что-нибудь не так? — спросила она. — Быть может, я сумела бы… Саймон бросил на нее негодующий взгляд. — По-моему, — не слишком любезно сказал он, — вы стояли там, у двери? — Да, но сейчас я подошла сюда, — объяснила она с вежливой улыбкой. Саймон дернул плечом и снова повернулся к хозяину. Это не обескуражило Дафну, она привыкла, что в их семье почти все проблемы, во всяком случае бытовые, решались совместно. — Саймон, — повторила она, дернув его за рукав. — Что вас так беспокоит? За него осмелился ответить хозяин, страдальческим голосом повторивший, что в его гостинице остались только однокомнатные номера, потому что он не знал, что его светлость прибудет, да еще с супругой, а если бы знал, то несомненно… Однако он сейчас же переселит одну даму… — Вы говорите о женщине, — прервала его Дафна, — у которой дети? Видимо, это она только что уселась вон там? Хозяин кивнул: — Да. Я бы никогда не поселил ее в двух комнатах, если бы не этот выводок… Он собрался вновь рассыпаться в извинениях, но Дафна перебила его, сказав: — Надеюсь, вы не намерены выкинуть ее на улицу вместе с детьми? Что касается нас, мы вполне обойдемся одной комнатой, не правда ли, Саймон? Она заметила, как при этих словах он стиснул зубы, ей даже показалось, что она слышит их скрежет. Во всяком случае, было ясно: он крайне недоволен ее вмешательством. Означает ли это, что он вообще не желает находиться в одной комнате со своей женой? Тем более ночью? Хозяин гостиницы смотрел на Саймона, ожидая era решения. Тот мрачно кивнул, и хозяин с радостным облегчением (не хватало ему еще разгневанного герцога в его скромной гостинице!) хлопнул в ладоши и поспешил к своей конторке, где хранились ключи. — Прошу, ваша светлость, следовать за мной, — торжественно провозгласил он. С тем же недовольным видом Саймон кивком головы предложил Дафне идти первой, и та последовала за хозяином по лестнице на невысокий второй этаж. После нескольких поворотов в узком темноватом коридоре хозяин отомкнул дверь, и их глазам предстала довольно большая прилично обставленная комната, из окна которой, насколько можно было увидеть в сгущающейся темноте, открывался вид на деревню. — Что ж, — веселым голосом произнесла Дафна, — по-моему, очень мило. Ответом Саймона было глухое ворчание. — Как выразительно вы ответили, — заметила она, как только хозяин скрылся за дверью. И затем сама скрылась за ширмой, стоящей в комнате. Саймон с недоумением некоторое время искал ее глазами и, не найдя, с беспокойством — возможно, так проявлялось у него чувство некоторой вины за свое дурное настроение — окликнул ее: — Дафна! Вы где?.. Решили переодеться? Она высунула голову из-за ширмы. — Нет. Просто даю вам время прийти в себя. — Хорошо, — пробормотал он. — Вскоре нас позовут на ужин. — Надеюсь. На ее лице он увидел улыбку, показавшуюся ему победоносной, торжествующей. Хотя с чего бы это? — Вы голодны? — спросил он. — Ужасно. — Я тоже. — Но, боюсь, почти не смогу есть, — сказала она. — Они хорошо кормят, — успокоил он ее. — Последний раз, когда я останавливался здесь, еда была отличной. — Дело не в этом, — доверительно сообщила она, чем сразу пробудила в нем новый прилив нежности. — Дело в моих нервах. Они… как бы это выразить… — Расшалились, — подсказал он. — Но почему? Мы так спокойно путешествуем. Она внимательно посмотрела на него: — Саймон, вы не забыли, что сегодня утром мы стали мужем и женой? Действительно, какой черствый, нечуткий болван! Для нее ведь это… — Дафна, — произнес он насколько мог нежно, — вам не надо беспокоиться. — Не надо? — переспросила она, избегая его взгляда. В самом деле, надо или не надо?.. Он набрал побольше воздуха, словно это могло облегчить ответ. Как он мог забыть о том, что должно тревожить ее весь сегодняшний день?.. Разумеется, он сделает все, чтобы… Но как объяснить на словах? — Мы подождем с этим… — наконец проговорил он. — С тем, что скрепляет брак, пока не приедем в Клайвдон. — Подождем? Саймон в удивлении расширил глаза. Не ослышался ли он? В ее голосе звучало явное разочарование! — Конечно, — ответил он ласково, как говорят с неразумным ребенком. — Не могу же я… Не можем мы в какой-то придорожной гостинице… Я слишком уважаю вас, чтобы… Боже, что он несет?.. Видимо, она думала так же, потому что снова переспросила: — Не можем? — Нет. Саймон все-таки до конца так и не понял, что ее сейчас возмущает — если то, что он уловил в ее тоне, было возмущением. Что тревожит больше всего? — Но почему? — спросила она. Да, теперь уж точно возмущение звучало в голосе. Он не ошибается. Он уставился на нее в полном изумлении. Дафна вышла из-за ширмы и теперь стояла посреди комнаты. Темные глаза казались огромными на побледневшем лице, она нервно облизала губы, и на это движение его тело ответило вспышкой желания. С дрожащей улыбкой, опустив глаза, она сказала: — По-моему… мне кажется… место не должно иметь значения. О, как эти слова были связаны с тем, что он чувствовал сейчас в душе! Как хотелось ему бросить ее на постель, накрыть своим телом! Он даже протянул к ней руки, едва не потеряв при этом равновесия, и должен был опуститься на постель, чтобы не упасть. — Дафна! — пробормотал он в пространство. Она по-своему истолковала его жест, интонацию, с которой он произнес ее имя. — Боже, я должна была знать, — прошептала она со стоном. — Простите… О, простите меня! Простить ее? Но за что? Он поднялся с постели, на которую так неловко опустился. Проклятие! О чем она толкует? И почему этот стон? Она продолжала смотреть на него с испуганным сожалением. Даже состраданием. В чем дело? Возможно, она подумала, когда он по-дурацки оступился, испытывая страстное желание, что у него начинается какой-то припадок? Следствие болезни, о которой она не знала? Или она так напугана тем, что должно между ними произойти, что просто не в состоянии контролировать свои эмоции и слова? — Дафна, — мягко произнес он, — что с вами? Она стремительно приблизилась к нему, ласково провела рукой по его щеке. — Я так бесчувственна, — сказала она. — Мне стыдно, поверьте… Я должна была понять гораздо раньше. — Что понять? О чем вы? Ее рука оторвалась от его лица и бессильно повисла. — Понять, что вам… что вы не можете… это… — Что «это», черт возьми? Она снова опустила глаза, сцепила пальцы рук, чтобы не дрожали. — Пожалуйста… — прошептала она с мукой. — Пожалуйста, не заставляйте меня произносить вслух. Саймон почувствовал, что гнев его переливается через край. — Вот из-за подобных ш-штучек, — проговорил он, заикаясь, — из-за эт-тих д-дурацких п-причуд многие мужчины не хотят жениться! И я их п-понимаю! Его слова были в большей степени обращены к самому себе, но Дафна не могла не слышать их и застонала еще сильнее, закрыв лицо. Саймон отвел ее руки от лица и крикнул: — Какого черта! О чем вы стонете и сокрушаетесь? — О том, что вы не можете… — чуть слышным шепотом произнесла она. — Не можете сделать то, что нужно в браке… между женой и мужем… Пожалуй, это немного странно, однако именно в эти минуты его желание овладеть ею возросло до такой степени, что он посчитал нужным снова опуститься на постель. — Кто вам это сказал? — спросил он грозно. Поняв его слова буквально, она откровенно ответила: — Никто, клянусь вам! Я ни от кого… — Еще больше поникнув головой, она с трогательной заботой проговорила: — Но все равно я обещаю вам быть хорошей женой и никогда… никому… Наверное, в самые тяжелые годы своего детства, когда язык, казалось, заполнял весь его рот, а слова застревали в горле, не испытывал он такой беспомощности. Она решила, что у него половое бессилие? Что он импотент? — Но п… п… — начал он и замолчал. Не хватает, чтобы к нему вернулось прежнее, почти забытое!.. Он постарался выровнять дыхание, спокойно пошевелить языком. Дафна по-другому истолковала его затрудненную речь, молчание и решила, что ее долг по возможности утешить Несчастного. — Мужчины слишком серьезно относятся к таким вещам, — сказала она. — Но прошу вас, не надо… — Да, не надо, потому что это полная чушь! — отчетливо выкрикнул он. — Вздор! Она вздрогнула. — Что? — То, что вы слышите! — Его глаза сузились, в них мелькнула злость. — Интересно, от кого вы узнали, какие веши волнуют мужчин? От вашего братца? — Нет, от мамы. — От вашей матери? — Саймон вскочил с постели, полный негодования. — Она объявила вам, что я импотент? Это называется таким словом? Мать не упоминала его. — Что же она говорила? Чем забивала вашу голову? — Не сердитесь так. Она ни словом не упоминала о вас, а говорила только вообще. — И что именно? — Не так уж много, — честно призналась Дафна. — Я хотела бы услышать намного больше. — Вот как? О чем же? Он спрашивал так настойчиво, что Дафне поневоле пришлось отвечать: — Ну, она объяснила мне, что матримониальный акт… — Ваша мать назвала это актом? — Разве его называют по-другому? А как? Саймон отмахнулся рукой от ее вопроса и повторил свой: — И что же вам было сказано об этом акте? — Она сказала мне, что он… как бы вы его ни называли… Саймон не мог не оценить ее чувства иронии, тем более при данных обстоятельствах, и с трудом подавил удовлетворенную усмешку. — …что он, — продолжала Дафна, — предназначен для деторождения и… — Только для деторождения? — прервал он ее. Дафна нахмурилась, припоминая. — Кажется, да. Но, по-моему, мама сама не была в этом до конца уверена. — Значит, не до конца? Предмет разговора был так смутен для нее, что она не уловила насмешки. Сейчас она хотела одного: защитить свою мать. — Мама старалась объяснить, но, видно, ей было трудно говорить со мной на такую тему. — Это после восьмерых детей, — не сдержался он. — Или она уже забыла… Он осекся, поняв, что зашел слишком далеко, но Дафна снова не поняла его сарказма. — Я так не думаю, — ответила она серьезно. — Потому что когда я спросила про всех ее детей и не значит ли, что она совершала это… этот акт, — твердо выговорила она, — только восемь раз… После этих слов Дафна умолкла в смущении. — Продолжайте, — поощрил ее Саймон сдавленным голосом. Сдавленным не от гнева — от сдерживаемого смеха. Дафна взглянула на него с беспокойством: — Что с вами? Опять нехорошо? — Со мной все в порядке. — Но голос какой-то странный… — Просто поперхнулся. Я с интересом слушаю вас. — Так вот, — продолжала она, — когда я спросила про эти восемь раз, мама как-то забеспокоилась… — Значит, вы все-таки спросили? На этот раз модуляции его голоса не обманули ее. Она с негодованием взглянула на Саймона. — Вы смеетесь? Он с трудом сжал губы. — Нет, с чего вы взяли? — Для большей убедительности он затряс головой. — По-моему, — сказала она возмущенно, — я задала ей не такой уж дурацкий вопрос. Ведь у нее восемь детей. И она все-таки ответила мне… Да что с вами? Он уже не мог сдерживаться — кивал головой, махал рукой, было непонятно, смеется он или плачет. — Ох, не надо… не надо больше… — выговорил он наконец. — Прошу вас. — Я молчу. Дафна уселась с оскорбленным видом, сложив руки на коленях и предоставляя Саймону возможность вдоволь насмеяться. Нужно отдать ему должное — он постарался как можно скорее овладеть собой и не затягивать приступ неудержимого смеха. Успокоившись, он сказал: — Я, конечно, догадывался, что не следует пускаться с вами в обсуждение подобных вещей и что я пожалею, если начну. И я действительно жалею и прошу простить меня. Но ответьте хотя бы, почему вы решили, что я… — он содрогнулся, — что я не могу выполнять свои супружеские обязанности? — Но вы же сами говорили, что не можете иметь детей! Ни капли веселости не осталось в его лице. — Дафна, существует много причин, по которым супругам не следует иметь потомство. — Он разъединил ее руки, сложенные на коленях, начал гладить пальцы. — А вообще, — спросил он ласково и серьезно, — вы имеете хоть какое-нибудь представление о том, что происходит между мужчиной и женщиной в интимной жизни? — Пожалуй, нет, — откровенно призналась она после некоторого раздумья. — Вас это может удивить, потому что у меня три взрослых брата и мама. Она пыталась мне вчера что-то… — Ни слова, прошу вас, об уроках, преподанных вашей матерью, — произнес он сдавленным голосом, который довольно явно свидетельствовал о новом приступе смеха. — Иначе я… — Вы опять смеетесь надо мной, Саймон? — надменно спросила она, и ее тон рассмешил его еще больше. — Нет, нет, — попытался он уверить ее между новыми взрывами хохота. — Тогда почему же? — Ох, Дафна, — выговорил он наконец, — вам еще многому нужно учиться в этой жизни. — Но разве я против? — возразила она тоном прилежной ученицы, что не убавило его веселости. И все же в эти минуты его не покидала трезвая мысль о том, что вполне можно было бы избежать этой нелепо-веселой сцены, если бы юных девиц в их домашнем кругу не ограждали в такой степени от реальностей жизни. В том числе и семейной. Он наклонился ближе, заглянул в серьезные глаза Дафны. — Я научу вас, — прошептал он. Она почувствовала, как что-то екнуло у нее в груди и тепло разлилось по всему телу. Не сводя с нее глаз, он поднес ее руку к губам и поцеловал. — Я сделаю все, — повторил он, — чтобы вы многое поняли и многое полюбили. Ей стало трудно дышать. Отчего в комнате так жарко?.. — Я… я, право, не знаю, о чем вы говорите, — пробормотала она. Саймон сжал ее в объятиях. — Ты узнаешь… |
||
|