"Мексиканская невеста" - читать интересную книгу автора (Буссенар Луи Анри)ГЛАВА 7Ошарашенный столь быстрым развитием событий, дон Блас, однако, быстро овладел собой. Он восхищенно посмотрел на стоявшего перед ним невозмутимого гиганта, затем с присущим людям своей национальности темпераментом широко раскрыл объятия и бросился к молодому человеку. В соответствии с мексиканской традицией[67] крепко обнял его, несколько раз приподнял, ласково потрепал рукой по спине. Потом дрожащим от волнения голосом проговорил: — Мистер Джонс! Мы обязаны вам жизнью! До сих пор я вздрагиваю… Нас ждала смерть… если б не вы, не ваши мужественные люди и не наш храбрец Железный Жан. Молодой человек ответил на правильном испанском, но с характерным для американцев носовым акцентом: — Вы правы, сеньор. Но все-таки самой большей похвалы заслуживает Железный Жан. Это он нашел нас и очень вовремя привел сюда. Но прошу вас, не будем больше об этом. Соседи должны помогать друг другу. — Вы проживаете недалеко отсюда? — Да, сэр. У нас тут лагерь. Я руковожу экспедицией по изучению возможности строительства в Мапими железной дороги. Вы ведь знаете об этом? Мы находились в пятидесяти милях от вашего дома, когда примчался Железный Жан и рассказал о случившемся. Счастлив, что оказались здесь вовремя. Бледные, уставшие, еще не пришедшие в себя от пережитого, донна Лаура и Хуана протянули молодому человеку руки и еле слышно прошептали слова благодарности. Почтительно склонив голову, Гарри Джонс с учтивой сдержанностью сказал: — Дорогие дамы, примите уверения в моем искреннем к вам уважении. Темперамент — возбудимость и восприимчивость человека к впечатлениям внешнего мира. И, крепко пожав женщинам руки, энергично продолжил с видом человека, знающего цену времени: — Здесь царит невероятный беспорядок, а вам необходимо хоть немного отдохнуть… — Прежде всего, — прервал американца дон Блас, — мы умираем от голода и жажды. — Бог мой! Конечно, вы правы. Поспешим! — Мы с вами, Гарри! — неутомимый Железный Жан. Только сейчас американец заметил рядом с собой метиса, протянул ему руку и, громко рассмеявшись, произнес: — И Джо здесь! Джо по прозвищу Стрелок! Учтите, я на вас не обижаюсь, хотя вы слишком рано оставили нас. — Рад вас видеть, Гарри, — ответил метис. — Можете рассчитывать на меня. — Ловлю на слове, дорогой! Ковбой еще раз поклонился дамам, быстро повернулся и направился в сторону веранды к поджидавшим его там людям. — Друзья! Это не входит в круг ваших обязанностей, но тем не менее я попрошу вас помочь мне навести порядок в доме этих леди и джентльмена. — В чем дело, Гарри? С удовольствием поможем! — сразу отозвалось несколько доброжелательных и энергичных голосов. Несмотря на весь трагизм ситуации, дон Блас оставался доном Бласом, то есть поборником строгой иерархии в отношениях с подчиненными. Тем более его, сторонника классовых различий, гордящегося своей принадлежностью к высшей расе[68], поразили простота и естественность в обращении этих людей, среди которых было много цветных, со своим вожаком, белым американцем. Ковбои спрыгнули с лошадей и последовали за Гарри. А тот, показывая пример, первым рьяно взялся за работу. Молодые люди быстро очистили двор от мертвых повстанцев, поставили на место опрокинутую мебель, все тщательно подмели, вымыли. В это время Джо и Жан с несколькими добровольцами принесли воду и пищу для жаждущих и изголодавшихся. Они перевязали раненых, уложили их поудобнее. Наступил рассвет. Уставшая, разбитая Хуана вздремнула. Внезапно душераздирающие крики, перекрываемые грубыми проклятиями, разбудили заснувшую девушку. Под верандой обнаружили двух раненых индейцев. Два гиганта из Техаса[69] легко извлекли краснокожих из подполья и небрежно, словно имели дело с металлоломом, волоком потащили прочь. Несчастные поняли, что им пришел конец. Один из них — постарше и покрепче — стал осыпать всех бледнокожих проклятиями, несколько раз презрительно сплюнул в их сторону, а затем запел предсмертную песню. Другой индеец, подросток, отличался незаурядной красотой — прекрасные черные глаза, белые жемчужные зубы, коралловые[70] губы, великолепный бронзовый цвет лица, слегка побледневшего от боли и страха. Одна его рука, видимо задетая пулей, безвольно висела вдоль туловища. Другой он пытался намертво вцепиться в своего товарища! Внезапно индеец начал истошно кричать. Эти отчаянные вопли и разбудили Хуану. Пленник был облачен в длинное, ниже колен, и затянутое на поясе платье из оленьей кожи, шаровары из того же материала с роскошной бахромой по швам, а на ногах — мокасины[71]. Вся одежда была украшена красивой замысловатой вышивкой. Вдруг от головы индейца отделилась длинная иссиня-черная коса, до сих пор закрепленная на затылке выпавшей костяной заколкой. — Слушай! — один из янки. — Провалиться мне на месте, если это не индианка. — Ты не ошибся! — ответил другой. — Что будем делать? — И думать нечего! Обоих пристрелим, и точка! Это как гремучую змею — всегда убиваешь с удовольствием. — Ну вот и отлично! В соответствии с жестоким и неумолимым законом пустыни ковбои вытащили револьверы и приставили стволы к головам пленников. Индеец выругался в последний раз. Индианочка громко закричала. Вот-вот прогремят выстрелы. Хуана бросилась вперед. Порывистым движением она отстранила в сторону револьверы и, задыхаясь, произнесла: — Пощадите их, джентльмены! Прошу вас! Ковбои учтиво склонили головы и засунули кольты за пояс. — Как скажете, сеньорита. Ваша просьба — для нас закон! — Спасибо! Благодарю вас от всего сердца! Попытка героически встретить смерть, кажется, вконец обессилила индейца. Он побледнел, глаза часто-часто замигали. Бросив последний, преисполненный невыразимой нежности взгляд на девчушку, краснокожий тяжело рухнул на землю. Железный Жан и Джо подошли к Хуане. Они поняли ее великодушный и благородный замысел: спасти этих несчастных, перевязать и — кто знает? — вылечить их жестокие души. — Индейцев надо отнести в дом, не так ли, сеньорита? — спросил Железный Жан. — Да, мой друг, спасибо вам! — признательно улыбнулась Хуана. Железный Жан легко, словно ребенка, поднял краснокожего и играючи понес. В свою очередь, Джо деликатно взял на руки индианочку, которая весила не больше раненой пташки. Они положили раненых на пол в большом зале, переоборудованном под лазарет. Опытный Джо оказал индейцам первую помощь. Вскоре старший краснокожий пришел в себя. Пуля задела ему плечо. Серьезная, но не смертельная рана. Для ее обработки Джо, как ранее в случае с Жаном, щедро использовал спирт. Он также предложил индейцу выпить целый стакан крепкого напитка. Такой метод лечения не принят среди аборигенов. Впрочем, краснокожий не выказал ни малейшего неудовольствия. Наоборот! Он с большой охотой принял порцию спиртного, с удивлением взирая на этих бледнолицых, проявляющих столь не свойственную им, по крайней мере до сих пор, широту души по отношению к поверженному индейцу. Наконец перевязка была сделана. Джо на индейском языке обратился к раненому, чувствовавшему себя несравненно лучше: — Мой краснокожий брат доволен? Ему легче? — О! Мой юный брат такой хороший доктор. Быстрый Лось благодарит его. — Быстрый Лось — храбрый воин и славный вождь. Он скоро выздоровеет. Ему вернут оружие, коня, и он сможет вернуться к своим. Индеец искренне полагал, что его хотят вылечить и затем подвергнуть изощренным пыткам. Подобные вещи нередко практиковались краснокожими. Поэтому, не веря своим ушам, он недоверчиво переспросил: — Мой брат говорит правду? Его язык не раздвоен, словно у змеи?.. Быстрый Лось вернется домой… свободный?.. — Конечно! Клянусь, что так и будет! — О! Как добр мой брат! Показав на маленькую индианку, раненый добавил: — Мой юный брат, великий доктор также перевяжет мою дочь — Солнечный Цветок? — Обязательно, вождь! Сейчас же! И я постараюсь! — Цветок тоже будет свободна? — Она никогда не расстанется со своим отцом, храбрым воином Быстрым Лосем, ставшим нашим другом. Услышав на родном языке столь добрые слова, девочка немного успокоилась. А когда она увидела склонившуюся над ней с ласковой улыбкой Хуану, страхи рассеялись окончательно. Молодая женщина обратилась к Джо: — Поторопитесь, пожалуйста, дорогой Джо, я помогу вам. А ты, малышка, ничего не бойся. Все будет хорошо. Та с достоинством, присущим индейцам, ответила на довольно правильном испанском: — Солнечный Цветок — дочь воина. Она столь же бесстрашна, как и ее отец — Быстрый Лось. Кость на руке девочки оказалась раздроблена пулей. Джо ловко соединил твердые осколки, положил на рану смоченную спиртом вату. Хуана приставила две палочки, и метис тщательно перебинтовал руку. Бедная девочка, которой, кажется, не было и шестнадцати, не проронила ни звука. Лишь огромные капли»»слез беззвучно скатывалась по щекам из красивых темных глаз. В какой-то момент ее взгляд остановился, словно загипнотизированный, на коралловом колье Хуаны. Инстинктивно девочка потянулась к нему и потрогала украшение. Она слабо улыбнулась и прошептала: — О! Как это красиво… Цветок никогда не видела ничего подобного. Хуана быстро сняла колье[72] и закрепила его на бронзовой шее маленькой индианки. — Тебе нравится, получи от меня подарок! Обрадованная девочка мгновенно забыла про боль, широко улыбнулась и воскликнула: — Солнечный Цветок счастлива! Как никогда! Она всем сердцем полюбила красивую бледнолицую, такую добрую и великодушную. — Солнечный Цветок! Какое красивое имя! И как оно тебе идет, дорогая малышка! Измученная усталостью, волнением и большой потерей крови, девочка слабо улыбнулась Хуане. Она бросила нежный взгляд на Джо, взяла руку молодой женщины и тихо уснула. В это время Гарри Джонс подошел к дону Бласу. В доме был наведен относительный порядок, люди попили, поели, и теперь мужчины могли спокойно побеседовать. С любопытством посмотрев на молодого гиганта, плантатор произнес: — Я хорошо знаю одного джентльмена, вашего соотечественника. Вы с ним — как две капли воды. Удивительно! Речь идет о достопочтенном Майкле Джонсе… знаменитом полковнике Джонсе… известном миллиардере. Хлопковом короле. Вы случайно ему не родственник? — Я его единственный сын! К вашим услугам, дон Блас! — Тысяча чертей! Хлопковый король! — оттенком невольного почтения к более богатому воскликнул плантатор. — Повторяю: к вашим услугам! — Тысячу раз спасибо, сэр! — Впрочем, и вы известны мне: как не знать одного из наших самых солидных и уважаемых поставщиков сырья. Когда Железный Жан рассказал, что тут случилось, я тотчас помчался спасать основного партнера[73] фирмы. Надеюсь, вы сможете быстро восстановить производство. И построите новый дом. — Я бы очень этого хотел, но увы!.. — Наша компания с удовольствием поможет. — Дело в том, что я разорен… — Значит, вам не остается ничего другого, как согласиться на мое предложение. — Мы обязаны вам жизнью. — Сие не имеет никакого отношения к бизнесу. Вам достаточно будет одного миллиона долларов? — Но это же огромная сумма! — воскликнул дон Блас, потрясенный непринужденностью, с которой молодой человек назвал цифру. — Да, сэр… огромная. Ну, так вы согласны? — У меня нет никаких гарантий. — Почему же? А ваше честное слово? — А если я умру? — Возьмите меня в долю… двадцать процентов меня устроят. Я люблю работать и ненавижу безделье. Это дело с железной дорогой меня не увлекает. Соглашайтесь, дон Блас. Уверяю вас, через десять лет мы станем вице-королями хлопка! Склонив голову и нахмурив брови, плантатор задумался. Ведь он терял свободу! — Согласен! — с усилием произнес дон Блас. — Но с условием: вы будете моим равноправным компаньоном. — Отлично! Договорились. В лагере у меня сто тысяч. Это для начала. Пошлите за ними. Они нам срочно понадобятся. — Послушайте, это интригует[74]! Такое бескорыстие с вашей стороны… после нашего спасения… — Не стоит об этом, прошу вас! Я просто счастлив оказаться полезным. Оставьте за мной право на радость, которую я испытываю, оказывая вам эту услугу. Гарри Джонс явно чего-то недоговаривал. Впрочем, он даже сам себе не смог бы этого объяснить. Да и то сказать, события в последние несколько часов развивались стремительно и непредсказуемо. Но главное было очевидно — один только вид Хуаны произвел на гиганта неизгладимое впечатление. В этой драматической ситуации, посреди полыхающего огня, в кольце кровожадных краснокожих она показалась ему живым воплощением человеческой красоты. Увидев ее, он испытал глубочайшее потрясение, а затем неодолимую потребность посвятить себя ей, умереть ради нее. Даже после победы, когда опасность миновала, американец все еще не мог опомниться — красота порой потрясает больше, чем смерть. В это время Хуана и Железный Жан совсем случайно оказались рядом у изголовья раненой индианки. Молодые люди испытали бесконечное счастье, пребывая наедине, рядом друг с другом. Жан, внутренне радуясь чувству выполненного долга, был удивительно робок. Настолько, что даже не осмеливался обратиться к той, которую спас. Рана его больше не беспокоила. Он забыл о том, что последние двое суток только и делал, что дрался, мчался на лошади, затем опять дрался, презирая смерть. И эту минутную близость Жан посчитал небесным подарком за все перенесенные испытания. А она, прислонившись к этому огромному, великодушному, бесстрашному и преданному воину, чистому душой, как ребенок, вздрогнула от ужаса, вновь мысленно представив свою короткую и ужасную эпопею[75]. Затем про себя сказала: «Я ему обязана самым дорогим — жизнью!» Девушке показалось, что она знает его давно. Очень давно! Всегда! Что именно он воплощает в себе героический идеал ее девичьих грез и никто не отнимет у нее такого доброго и сильного защитника. |
||
|