"Такова любовь" - читать интересную книгу автора (Макбейн Эд)

Глава 9

В полицейской работе под «обычной проверкой» очень часто имеют в виду что-то совсем необычное. Пара полицейских будет колотить ночью в дверь какой-нибудь квартиры, услышит вместо приветствия истеричные крики хозяйки, которая встретит их полуодетая и захочет узнать, какого черта они так врываются в дом, а они ответят: «Всего лишь обычная проверка, мадам». Патрульный пройдет мимо подъезда многоквартирного дома и внезапно выстроит в ряд всех, ни в чем не повинных подростков, стоящих там, заставит их обернуться к стене и опереться о нее ладонями, обыщет и, когда они пожалуются на нарушение их прав, ответит: «Заткнитесь, панки! Это обычная проверка». Полицейский, занимающийся наркоманией, будет настаивать на том, чтобы осмотрели бедра проституток в поисках следов от уколов, даже если прекрасно знает, что она не может быть наркоманкой, – и все это тоже проводится обычная проверка.

Иногда «обычная проверка» служит оправданием всему, что полицейскому может взбрести в голову во время расследования и даже безотносительно к нему. Но есть честные, настоящие проверки, особенно, когда речь идет об убийстве или самоубийстве, и Карелла как раз добросовестно занимался такой проверкой и обнаружил, что Мэри Томлинсон – лгунья.

Карелла никогда не читал детективных романов, потому что считал их скучными; кроме того, он уже слишком долго служил полицейским и знал, что Орудие, Мотив и Случай были основными словами при расследовании и что они могли значить, когда на вас снизу вверх или сверху вниз смотрит невидящим взглядом труп. Он уже много расследовал дел, в которых мотив преступления на первый взгляд совсем не выглядел таковым. Муж может столкнуть свою жену в речку просто для того, чтобы научить ее плавать, и вы можете допрашивать его до посинения, а он будет настаивать на том, что любил ее еще с детского сада, куда они вместе ходили и что у него не было вообще никакого повода убивать ее. Орудия убийства всегда были более или менее очевидны, и он никак не мог понять, почему, если только это не кинокартина о поимке преступника, в которой речь идет об экзотических и таинственных происшествиях, связанных с редкими ядами, приобретенными у племен пигмеев. Их невозможно выявить, но кто-то должен быть сверх меры озабочен, чем совершено убийство: ведь обычно, если вы находили парня с простреленной головой, вам сразу же становилось ясно, что орудие убийства – пистолет. Иногда причина смерти была совершенно противоположной той, на которую указывали поверхностные факты – девушка найдена с ножом в груди, вы высказываете предположение, что ее зарезали, а лабораторные исследования показывают, что ее сначала утопили в ванной. Но большей частью, если кажется, что мужчину застрелили, – так оно и есть на самом деле. Если женщина выглядит так, будто ее задушили, – ее действительно задушили. Для работающего полицейского Орудие убийства и Мотив преступления что кость в горле. Причем Случай – самая большая кость, ибо, будь то в Америке. России, на Мадагаскаре, в Японии, Тасманском море или на Сицилии, в Гренландии или на острове Уайт, каждому может представиться случай совершить убийство в любую минуту его жизни, когда он не спит. Принимать во внимание Случай очень важно, когда защищаешь невиновного.

Человек, который взбирался на Фудзияму в тот момент когда в Неаполе совершалось убийство, вряд ли мог иметь возможность совершить это преступление. Дело в том, как считал Карелла, что в таком случае один миллион двести семьдесят четыре тысячи девятьсот девяносто девять других неаполитанцев действительно имели возможность в тот день где-то кого-то убить и тот, кто это сделал, уж во всяком случае не собирался признаться, что случайно был с убитым, когда это произошло.

– Орудие, Мотив и Случай! Все это чепуха, – думал Карелла, но тем не менее обзванивал каждую страховую компанию в городе, пытаясь выяснить, не застраховали ли Томми Барлоу и Ирэн Тейер свою жизнь.

В то утро он разговаривал с двенадцатью страховыми компаниями. Сделал перерыв на обед, когда голос совсем осел и онемел палец, которым он набирал номер за номером. После возвращения на участок в час дня, он обзвонил еще шесть компаний. Он уже набрал номер девятнадцатой, когда Мейер спросил:

– Что это ты там целый день делаешь на телефоне?

– Звоню в страховые компании, – ответил он.

– Ты полицейский. Забудь о страховке. Проценты очень высокие.

– Да я и не для себя. Я пытаюсь... – Карелла отмахнулся от Мейера рукой и сказал в трубку: – Алло, вас беспокоит детектив Карелла из 87-го участка. Мне нужна кое-какая информация.

– Какая информация, сэр?

– Относительно держателей страхового полиса.

– Подождите минутку, я вас соединю...

– Спасибо, – Карелла закрыл рукой трубку и сказал Мейеру: – Я пытаюсь выяснить, не были ли Барлоу или девушка застрахованы.

Мейер кивнул, не высказав особого интереса, и снова стал что-то печатать на машинке. Карелла ждал. Через несколько минут ему ответил мужской голос:

– Я – Кэпистан. Чем могу быть вам полезен?

– Мистер Кэпистан, с вами разговаривает детектив Карелла из 87-го участка. Мы расследуем дело о самоубийстве и делаем обычную проверку страховых компаний города.

– Да, сэр?

– Будьте любезны, скажите, нет ли у вашей фирмы страховки кого-либо из пострадавших?

– Их фамилии, сэр?

Карелла сразу же почувствовал расположение к Кэпистану. По его голосу он понял, что это человек серьезный. Он ясно представил его себе: Кэпистан понимает все с полуслова: карандаш замер над блокнотом в ожидании фамилий.

– Ирэн Тейер и Томас Барлоу, – назвал Карелла.

– Мисс Ирэн Тейер? – уточнил Кэпистан.

– Нет, миссис. Но вы можете посмотреть и под девичьей фамилией. Она недолго была замужем.

– Ее девичья фамилия, сэр?

– Ирэн Томлинсон.

– Не кладите трубку, пожалуйста, инспектор Карелла.

– Конечно, – сказал Карелла, проникаясь все большим уважением к Кэпистану. Он встречал многих людей, которые, столкнувшись с фамилией, оканчивающейся на гласную, механически спотыкались в произношении. Он был уверен, что психологически в такой фамилии было что-то непреодолимое. Сама фамилия может быть очень простой, как, например, Бруно или Ди Лука, но присутствие конечной гласной всегда вносило смятение, граничащее с паникой. Иногда люди приходили в полицейский участок и в отчаянии оттого, что не могут произнести фамилию точно, говорили: «Разрешите поговорить с полицейским – итальянцем». А Кэпистан всего лишь раз услышал его фамилию, к тому же по телефону, и точно повторил, даже с каким-то флорентийским акцентом. Хороший человек, этот Кэпистан. Карелла ждал.

– Мистер Карелла? – услышал он голос Кэпистана.

– Слушаю.

– Я проверил обе фамилии. У нас нет ничего на Томми Барлоу или Ирэн Тейер и миссис Тейер.

– А Ирэн Томлинсон?

– А это точное имя? У нас есть полис миссис Чарльз Томлинсон для ее дочери Маргарет Ирэн Томлинсон, но...

– Да, да, именно то, что нужно. Маргарет Ирэн. Как вы сказали, чей это полис?

– Миссис Чарльз Томлинсон.

– А у вас записано ее первое имя?

– Минуточку! – Кэпистан проверил свои списки. – Да, вот оно. Мэри Томлинсон.

– И какая это страховка?

– Вклад на двадцать лет, – уточнил Кэпистан.

– На имя Маргарет Томлинсон?

– Совершенно верно. Мэри Томлинсон – вкладчик и владелец полиса.

– Какая же это сумма? – поинтересовался Карелла.

– Не очень большая! Видите ли, это стоимость страховки. Помимо этого будет еще полторы тысячи долларов накопления дивидендов. Минутку!

Наступила пауза, и, когда его голос снова раздался в телефонной трубке, Карелла услышал:

– Точная сумма – полторы тысячи пятьдесят долларов.

– Это означает, что с наступлением срока выплаты застрахованный получит от компании одиннадцать тысяч пятьсот пятьдесят долларов?

– Совершенно верно.

– А если человек умер до истечения срока платежа, деньги вернутся к вкладчику, верно?

– Да, но только не все: страховая сумма – десять тысяч.

– Кому?

– Вкладчик – Мэри Томлинсон. Вы знаете, наверное, когда ребенок достигает пятнадцатилетнего возраста, ему можно передать право владения вкладом. Но в данном случае это не было сделано. Никто об этом не просил. Да так оно и лучше. Некоторые дети так себя ведут в наше время... – Кэпистан оставил фразу незаконченной.

– Мистер Кэпистан, если я правильно вас понял, Маргарет Ирэн Томлинсон, то есть миссис Тейер, – была застрахована на десять тысяч долларов, которые могли бы быть ей выплачены с дивидендами в сумме одиннадцать тысяч пятьсот пятьдесят пять долларов, когда наступит срок выплаты, и которые теперь, поскольку она мертва, будут выплачены ее матери как вкладчику в размере десяти тысяч долларов.

– Совершенно верно, сэр, – Кэпистан помолчал. – Инспектор Карелла, я, конечно, не хочу вмешиваться, но...

– Продолжайте, мистер Кэпистан!

– Но вы, наверное, знаете, что во всех штатах Америки ни одна страховая компания не заплатит ни цента, если застрахованный был убит вкладчиком.

– Да, я, конечно, знаю об этом.

– Я считал своим долгом напомнить об этом. Пожалуйста, извините меня.

– Все в порядке! А не могли бы вы сказать, когда полис мог быть выплачен?

– Минуточку, пожалуйста.

Наступила еще она пауза. И в трубке снова раздался голос.

– Вы меня слушаете, мистер Карелла?

– Да, мистер Кэпистан.

– Ребенок был застрахован, когда ему исполнился год, после двадцати лет страховка должна быть выплачена, тогда, когда ему исполнится двадцать один.

– Где-то в следующем месяце? Верно?

– Совершенно верно, сэр.

– Не могли бы вы мне сказать, когда именно?

– Тринадцатого мая.

Карелла открыл свой бумажник и вынул свой целлулоидный календарик.

– Это суббота, – сверился он.

– Да, сэр.

– М-да, – Карелла подумал, помолчал и спросил: – Как обычно человек получает свой полис, когда наступает время?

– Обычно пишет заявление в компанию, вкладывает страховой документ и какое-либо удостоверение личности. Обычно заверенное у нотариуса свидетельство о рождении с фотографией.

– И сколько вся эта процедура занимает времени?

– Обычно неделю, десять дней. Здесь все дело в оформлении бумаг. Если, конечно, все в порядке с установлением личности.

– Ну, а если человек спешит, можно все это оформить быстрее?

– Думаю, что можно.

– А как?

– Полагаю, что ему просто необходимо самому явиться к нам с удостоверением личности и страховым документом. Тогда все будет значительно быстрее.

– Тогда компания сможет выдать чек в тот же самый день?

– Вероятно, да. Если все документы в порядке.

– А вы работаете по субботам, мистер Кэпистан?

– Нет, сэр.

– Таким образом, если срок выплаты наступает в субботу, нужно ждать, по крайней мере, до понедельника. Так и в данном случае: ей нужно было бы ждать понедельника, чтобы прийти к вам за чеком?

– Да, сэр.

– Теперь понятно, что она имела в виду, когда говорила о том, что нельзя было сделать в конце недели, – произнес как бы про себя Карелла.

– Сэр, что вы сказали?

– Да я просто размышлял вслух. Огромное вам спасибо, мистер Кэпистан. Вы мне очень помогли.

– Всегда к вашим услугам, – ответил Кэпистан. – С вами было очень приятно разговаривать. До свидания!

– До свидания, – попрощался Карелла и повесил трубку.

Какое-то время он все еще сидел за столом, кивал головой, улыбаясь, а затем обратился к Мейеру:

– Не хочешь прокатиться за город?

– Куда именно?

– В Санд Спит.

– Зачем?

– Поговорить с Мэри Томлинсон.

– О чем?

– Я хочу сказать ей, что она скоро разбогатеет на десять тысяч долларов. Хочу посмотреть, как она будет на это реагировать.

Как вы можете реагировать, когда два грубияна заваливаются к вам в гостиную и спрашивают, что им известно все о страховке вашей покойной дочери, и хотят знать, почему вы об этом им сразу же не сообщили? Какой может быть ваша реакция, если эти самые господа высказывают подозрение, что ваша дочь не уезжала в Рено до шестнадцатого мая только потому, что могла получить страховку, самое раннее, пятнадцатого мая? Как вы можете реагировать? Разве что заплакать.

Мэри Томлинсон так и прореагировала – она разрыдалась. Мейер и Карелла стояли в середине миниатюрной гостиной и наблюдали, как дрожало и дергалось ее огромное тело, когда ее сотрясали рыдания.

– Успокойтесь, миссис Томлинсон, – попытался утешить ее Карелла.

– Я не хотела лгать, – рыдала она.

– Успокойтесь же, миссис Томлинсон, вытрите слезы, хорошо? У нас к вам много вопросов. Не хотелось бы...

– Я совсем не собиралась вам лгать...

– Может быть, и так, но вы не сказали нам правду.

– Я знаю.

– Но почему, миссис Томлинсон?

– Потому что я знала, что вы могли подумать.

– Ну и что именно?

– Что это сделала я.

– Сделали что?

– Убила собственную дочь. Неужели вы думаете, я способна на такое?

– Не знаю, миссис Томлинсон. Может быть, вы нам все расскажете?

– Я не убивала.

– Она была застрахована на десять тысяч долларов?

– Была! Неужели вы думаете, что я смогла бы убить собственную дочь из-за десяти тысяч долларов?

– Есть люди, способные убить своего ребенка из-за десяти центов, миссис Томлинсон.

– Нет... Нет... – она затрясла головой, по щекам ее ручьем потекли слезы. – Я очень хотела, чтобы у нее были эти деньги.

– Тогда почему же вы сразу не переписали на нее страховой полис?

– Я бы это сделала. Если бы она попросила. Но она не открывала мне своих планов до последнего времени, и мы считали, что проще подождать до тринадцатого мая, когда наступит срок выплаты страховки, я хотела, чтобы у нее были деньги. Неужели вы этому не верите? Ведь я сама подарила ей этот полис, когда ей исполнился лишь год. Мой муж, пусть земля ему будет пухом, не имел к нему никакого отношения. Я полагала, что она сможет воспользоваться этими деньгами, чтобы получить образование, или сделать, что ей захочется, когда достигнет зрелого возраста. И вы теперь думаете, что я не хотела отдавать ей эту страховку? Ежегодно она мне стоила четыреста шестьдесят два доллара и семьдесят центов. Вы полагаете, мне было легко накопить за год такую сумму денег, особенно после смерти бедняги мужа?

– Ну вам, кажется, это удалось, миссис Томлинсон.

– Это не всегда было легко. Но я делала это для нее, для Маргарет, а теперь вы полагаете, что я убила ее, чтобы вернуть деньги? Да нет, нет, нет и нет. Поверьте! Нет, нет, нет и нет...

– Не волнуйтесь так, миссис Томлинсон, – утешал ее Карелла. – Вам просто надо было сказать нам правду с самого начала.

– А вы бы все равно плохо подумали обо мне, сочли бы, что это я убила собственную дочь.

– Ну не волнуйтесь, же, миссис Томлинсон. Так вот почему она откладывала поездку в Рено! Ждала выплаты страховки?

– Да, – миссис Томлинсон шмыгнула носом и кивнула головой.

– А могла она не получить этих денег?

– Что вы имеете в виду?

– Миссис Томлинсон, возможно, ваша дочь и совершила самоубийство, мы не знаем. А если она так поступила, значит, у нее на то были причины. В записке, которую мы нашли, было сказано, что другого выхода нет. Но вполне вероятно, она видела другой выход, надеясь получить те десять тысяч, которые давали ей возможность воспользоваться ими. Мне хочется знать, не произошло ли между вами какой-нибудь ссоры, не сказали ли вы ей или не дали понять, что она не получит этих денег?

– Нет.

– Вы знаете, на что я намекаю?

– Да. Если бы она подумала, что денег не будет, она могла бы почувствовать, что нет другого выхода. Нет, она знала, что это – ее деньги. Я сказала ей об этом уже тогда, когда она была способна что-либо понять.

– Миссис Томлинсон, – вдруг попросил Карелла. – Мне бы хотелось взглянуть на ваш шкафчик для лекарств.

– Зачем?

– Наш лаборант упоминал о том, что вашей дочери и Томми Барлоу могли подмешать какую-нибудь отраву. Я помню, вы говорили, что каждый вечер принимаете снотворное. Мне хотелось бы посмотреть, какие именно таблетки есть в вашей аптечке.

– Я ничего не делала. Клянусь памятью покойного мужа, покойной дочери. Пусть я ослепну! Господь свидетель, я ничего не делала! Я клянусь! Клянусь.

– Прекрасно, миссис Томлинсон. Тем не менее нам бы хотелось осмотреть ваш шкафчик.

Он был в ванной комнате, в центральной части дома. Мейер опустил сиденье и крышку стульчика, сел, скрестив ноги, открыл блокнот и приготовился записывать, а Карелла открыл шкафчик:

– Бог ты мой, – воскликнул он.

– Что такое?

– Битком набит!

– Я готов, – произнес Мейер. – Валяй!

quot;Содержимое аптечки миссис Чарльз Томлинсон, Федерико Драйв, 1635, Санд Спит:

Верхняя полка: флакон аспирина, бутылка мертиолата, пузырек либриума[1], упаковка лейкопластыря, пакетик шпилек, пузырек смеси поваренной соли с глюкозой, тюбик гидрокортизона, один ножичек для бумагиquot;.

– Записал?

– Да, – подтвердил Мейер. – Валяй дальше!

quot;Вторая полка: пузырек Эзидрекса[2], тюбик вазелина, флакон репелента от насекомых, коробка спичек, лосьон для загара, пузырек секонала, зубная щетка, мужская бритва, шесть новых лезвий для бритья, два – старых, черный блокнот для записи адресов с золотым тиснением на обложке, пузырек димедролаquot;...

– Знаешь, о чем я подумал? – прервал Кареллу Мейер.

– Да... О чем же?

– Будь я писателем, как Селинджер, список всей этой чертовщины в аптечке сочли бы литературным достижением высшего класса.

– Просто безобразие, что ты всего лишь Мейер Мейер, – сострил Карелла.

«Третья полка: пузырек нитола, три стержня для механического карандаша, флакон фиоринала...»