"Ромео и Джульетта" - читать интересную книгу автора (Шекспир Уильям)

Сцена четвертая

Бедный Ромео! Он и так уже мертв от черного глаза белой лиходейки. Уши у него прострелены серенадами, сердце – любовною стрелою. И такому-то тягаться с Тибальтом!

А что такое Тибальт?

Нечто посущественней кота Тибальта из сказки, можешь мне поверить. В делах чести – настоящий дьявол. Фехтует, как по нотам – раз, два, а три уже сидит по рукоятку у тебя в брюхе. Такой дуэлист, что мое почтенье! А его бессмертные passado, его punto reverso, его hai![11]

Его что?

Это из их дурацкой тарабарщины, чтоб их черт побрал. Только и слышишь: «Готов божиться, вот это клинок! Бьюсь об заклад, вот это мужчина! Провалиться, вот это девка!» И откуда их столько берется, этих мух заморских, с их модными pardonnez-moi[12] и bon, bon.[13] А их широченные штаны, от которых не стало места на старых лавках!

Гляди-ка, никак Ромео.

Моща мощой, как высохшая селедка! О бедная плоть человеческая, до чего же ты уподобилась рыбьей! Вот кому теперь растекаться стихами вроде Петрарки,[14] благо перед его милой Лаура[15] не больше чем кухонная замарашка. Бонжур, синьор Ромео! Французский поклон вашим французским штанам. Здорово вы нас вчера надули!

Здравствуйте оба. Надул? Каким образом?

А как же! Уговор был идти вместе, а вы улизнули.

Прости, милый Меркуцио. Я теперь так занят. В делах, как мои, не до условностей.

Еще бы. В делах, как твои, приходится ползать на коленях.

Весьма вежливое соображенье.

Еще бы. Я цвет вежливости.

Гвоздика, наверное.

Совершенно верно.

Вроде гвоздики на моих башмачных застежках.

Ах, как остроумно! Развивай эту сапожную остроту, пока не сотрешь на ней подошвы. О единственное в мире остроумье, долговечное, как стелька! Твои вымученные шутки не шире дюйма, и только натяжки растягивают их до фута.

Зато ты – сама естественность. Ты воображаешь, что от натянутости тебя спасает твоя распущенность.

Ну что, разве это не лучше твоих охов и ахов? Теперь с тобой можно разговаривать, ты – Ромео, ты – то, что ты есть и чем должен казаться. А эта чертова твоя любовь, как слюнявая юродивая, которая ходит из угла в угол, укачивая деревянную чурку, и кутает ее в тряпки.

Довольно, довольно.

Ты боишься, что это будет против шерстки?

Я боюсь, что этому не будет конца.

Ошибаешься. Я добрался до сущности и кончаю.

Обратите внимание, вот так зрелище!

На горизонте парус!

Целых два: юбка и штаны.

Петр!

Чего изволите?

Мой веер, Петр.

Дай ей веер, чтобы прикрыться. Он исправит ей внешность.

С добрым утром, добрые государи!

С добрым вечером, добрая государыня!

Разве уж вечер?

По-видимому. Бесстыдная часовая стрелка средь бела дня легла поперек всего циферблата.

А ну вас, право, что вы за человек?

Природою, сударыня, он создан себе на посмеянье.

Любопытно. Себе, говорите, на посмеянье? Но дело не в этом. Кто мне скажет, где найти молодого Ромео?

Извольте. Только молодой Ромео будет немного старше, когда вы его найдете, чем во время поисков. Из людей с этим именем я самый младший, за неимением худшего.

Если вы Ромео, мне надо вам сказать кое-что доверительное.

Увидишь, она зазовет его куда-нибудь на ужин.

Ай да сводня! Ату ее, ату ее!

Кого ты выследил?

К сожаленью, не зайца. Или такого, который за старостью не может считаться мясом. (Поет.)

Ромео, собираешься ли ты домой? Мы идем к вашим обедать.

Сейчас я подоспею.

Прощайте, сударыня, прощайте.

Прощайте, скатертью дорога.

Объясните мне, сударь, кто этот нахал. Бог знает что о себе возомнивший?

Это молодой человек, который любит послушать себя и в час наговорит столько, что будет жалеть об этом целый месяц.

Если это он на мой счет, ему не поздоровится, будь он вдесятеро вострей. Я покажу ему, как смеяться над старостью, а если не покажу, все равно найдутся, которые покажут. Подлый хвастун! Ты это со своими сударками так разговаривай или с кем-нибудь из твоих поганых забулдыг! (Обращаясь к Петру.) А этот тоже хорош! Стоит, как пень, и смотрит, как каждый негодяй делает с его госпожой что хочет.

Я не замечал, чтобы с вами что-нибудь делали. Я бы таких вещей не потерпел и на месте вынул бы оружие. Я пускаю в дело шпагу ничуть не хуже всякого, едва вижу к этому повод и когда знаю, что закон на моей стороне.

Боже правый, я до сих пор не могу прийти в себя, и всю меня так и трясет! Подлый хвастун! Ах, сэр, ведь я-то пришла совсем по другому делу. Моя барышня, как говорится, просила меня узнать. Что она просила, это, конечно, моя тайна, но, если вы, сударь, собираетесь ее одурачить, это я уж просто слова не найду, как нехорошо. Потому что моя барышня совсем еще молоденькая, и, если вы ее обманете, хорошие люди так не поступают. И вам так не годится, ей-богу, не годится.

Погоди, нянюшка. Во-первых, передай от меня барышне поклон. Уверяю тебя…

Я передам ей это, добрая вы душа. То-то она обрадуется!

Что передать ты хочешь? Я и рта

Ведь не успел еще открыть порядком

Передам, что вы уверяете. Это, как я полагаю, изъявление немаловажное.

Ну хорошо, сэр. Моя барышня… Господи, Господи!.. Когда она была маленькая… Слушайте, здесь в городе есть молодой человек, некто Парис. Моя-то, знаете, кусочек прямо словно для него. Но для нее он все равно что лягушка, ей-богу, все равно что лягушка. Она терпеть не может, когда я говорю, что этот Парис более подходящая партия, чем вы, и при этих словах белеет как полотно. Что, слова розмарин и Ромео не на одну букву?

На одну, нянюшка. Что же из этого? Оба начинаются на «эр».

Какие вы насмешники! Это собачья буква.[16] «Эр» совсем другое дело. Ваше имя начинается не так. Я знаю, она придумывает всякие словечки на вас и розмарин. Вам бы страшно понравилось.

Поклон барышне.

Да, тысяча поклонов.

Петр!

Чего изволите?

Возьми мой веер и ступай вперед проворней.