"Биржевой дьявол" - читать интересную книгу автора (Ридпат Майкл)

13

– Я ушел с факультета.

На моей вилке висел кусок пережаренной свинины. Я сунул его в рот и принялся жевать. И жевать. И жевать. Моя мать никогда не умела готовить.

– Ты это серьезно, дорогой? – спросила она, удивленно подняв брови.

– Бог мой! Когда это случилось? – громогласно вопросил отец.

– С месяц назад.

При нормальных отношениях было бы естественным спросить: "Что ж ты раньше не сказал?" Но у нас нормальных отношений не было. Я давно прекратил попытки обсуждать с родителями любые серьезные вопросы, да и сами они к этому не стремились.

Мы сидели в небольшой квадратной столовой в коттедже, который мои родители купили в Норфолке после того, как отец вышел на пенсию. Хотя апрель уже кончался, было довольно холодно. Когда ветер дул с севера или востока, здесь всегда было холодно – между Северным полюсом и коттеджем практически не было естественных преград. Мы с матерью надели теплые свитера, отец – старый твидовый пиджак.

Мое заявление прозвучало во время небольшой паузы, возникшей в разговоре. Вернее, в монологе. Отец сел на любимого конька: Европа, старые приятели из Сити, леди Тэтчер (титул пристегивался всегда) и крикет. Этот набор не менялся годами, разве что Европа потеснила профсоюзы в качестве основной мишени его ненависти. Он ел и говорил одновременно. Лицо его при этом краснело, на скулах ходили желваки. От нас не требовалось участия, только присутствие. Я не раз думал, а говорят ли они между собой, оставаясь вдвоем. Вывод был неутешительным. Дни, месяцы и годы, проведенные в молчании за столом.

– И что ты собираешься делать? – хмуро поинтересовался отец.

Я ждал этого вопроса, но в этот момент как раз с трудом проглотил не поддающийся пережевыванию кусок мяса и прислушивался, как он с трудом, но все-таки протискивается в мой организм.

– Буду работать в Dekker Ward, – наконец сказал я.

– Dekker Ward! Но это же биржевые маклеры? – Отец отложил вилку и расплылся в широкой улыбке: – Молодец, сынок! Молодец! – Он потянулся через стол и пожал мне руку, немало меня смутив. – Я их прекрасно знаю. Мы приятельствовали со старым лордом Кертоном. Сейчас, он, наверное, на пенсии. Кажется, они занимались плантациями. А в этом деле можно заработать кучу денег, если поймать нужный момент. Кучу денег.

– По-моему, старый лорд Кертон умер, отец. – Мой родитель любил, когда я называл его отцом. – Председатель правления теперь его сын, Эндрю.

Отец с удвоенной силой набросился на свинину. Сегодня у него был праздник.

– Сына не помню. Наверное, еще ходил в школу. Жаль, что старины Джеральда больше нет. – Он отхлебнул воды. – Рассказывай, дружище, что тебя заставило на это решиться?

– Деньги, отец. Мне нужны деньги.

– Деньги ты заработаешь, и сколько захочешь. Сити нынче купается в деньгах. Башковитый молодой человек вроде тебя может сколотить состояние. Я принесу вина. Это надо отметить. – Он встал из-за стола.

Мать, нахмурившись, не сводила с меня глаз.

– Но почему? – еле слышно прошептала она.

– Я на нуле, – так же шепотом ответил я.

Мать кивнула. Для нее это было понятно. Когда мы жили в графстве Суррей, нас бросало от весьма обеспеченной жизни к необходимости экономить каждый пенни. Какое-то время я думал, что это все из-за меня. Я ходил в местную школу, которая довольно скоро стала частной. Мне там очень нравилось. Учителя были превосходными, наша команда регбистов была одной из лучших, я обзавелся хорошими друзьями, а знания, полученные в школе, позволили поступить в Оксфорд. Но все равно меня не покидало чувство вины. Дело было в деньгах. Приходившие из школы счета всегда вызывали у отца раздражение. Я не мог понять почему. Он был биржевым маклером, как и отцы многих моих соучеников, и оплата этих счетов не составляла для него труда. Теперь я почти уверен, что недовольство отца было вызвано его неудачной игрой на бирже, но тогда мне казалось, что во всех финансовых бедах нашей семьи виноват я.

Отец вернулся с бутылкой красного аргентинского. Аргентинское. В десятку. Теперь он без умолку тараторил о старых колониальных акциях, которыми в его время занимался Dekker Ward.

Спустя несколько минут я решился мягко поправить его.

– Сейчас, отец, они в основном работают с Латинской Америкой. И подумывают о том, чтобы развернуть бизнес в России. Поэтому меня и пригласили.

– Что ж, это превосходно.

Отец принялся распространяться о сделках, которые он проворачивал, и о людях, с которыми был знаком, перемежая свою речь афоризмами вроде "в мае продать – горя не знать" и "никогда не доверяй человеку, чей галстук светлее, чем его кожа". Я изучал поверхность обеденного стола, испещренную следами моих школьных занятий. Вмятины от шариковой ручки. Самыми заметными были "окт 197" и "5х + 3".

После кофе я попросил маму показать мне ее последние работы. Она счастливо улыбнулась и повела меня в студию. Отец остался на кухне мыть посуду.

Еще пять лет назад ее картины представляли собой просторные ландшафты Норфолка, сделанные в слегка импрессионистской манере. С тех пор они стали гораздо более темными, дикими, с вихрями туч, окружавших одинокие фигуры на берегу, конца которому не было видно. Каждая картина в отдельности настораживала. Но когда вокруг тебя их были десятки, это пугало всерьез. Подобное ощущение я, пожалуй, испытал только в Национальной галерее на выставке Эдварда Мунка несколько лет назад.

Эти картины меня всерьез беспокоили. Ее работы почти наверняка были очень талантливы, но они словно высасывали из нее жизнь.

– Ты пробовала еще какие-нибудь галереи, мама? – спросил я.

– Дорогой мой, я тебе уже говорила: ни одна из здешних галерей их и видеть не хочет.

– А лондонские?

– Не смеши меня. Кому они там нужны.

Я не был в этом уверен. Мне казалось, что должны найтись люди, которых эти полотна привели бы в восторг. Но она всегда рисовала для себя. Не для других.

Мы остановились у одной особенно мрачной работы с почерневшим остовом разбившегося корабля, наполовину проглоченного прибрежными песками.

– Мне жаль, что тебе пришлось оставить литературу, сынок.

– Ничего я не оставил. Читаю по-прежнему. А когда заработаю денег, то так иди иначе вернусь к ней. Я уверен.

– Что ж... Только пообещай мне...

– Что?

– Не жениться на женщине, работающей в финансах.

Что я мог на это ответить? Меня охватила печаль. Я взглянул на мать. Широкоскулое, умное лицо под волосами, едва тронутыми сединой. Она все еще была привлекательной, а на свадебной фотографии, висевшей в гостиной, выглядела просто красавицей. Наверное, они любили друг друга до женитьбы, хотя из детства мне помнились только короткие обмены колкостями, которые позже переросли в ссоры. С тех пор как я уехал отсюда, в доме воцарилось молчание.

Отец подбросил меня до Кингз Линн. Когда я выходил из машины, он внезапно окликнул меня.

– Ник?

– Да?

– Если что-то услышишь о хороших акциях, дай знать старику, хорошо?

Он подмигнул.

Я вымученно улыбнулся и захлопнул дверцу автомобиля. В поезде, уносившем меня прочь, я почувствовал огромное облегчение.

Безлюдные вересковые пустоши пролетали за грязными окнами поезда. Я думал о том Сити, каким видел его мой отец. Ланчи, выпивки, разговоры, взаимовыручка, попытки выловить хорошую сделку. Это было так непохоже на безупречно отлаженную работу машины под названием Dekker, крутящейся в сверкающей гигантской башне и перегоняющей миллиарды долларов с одного конца планеты в другой. Но были и общие постулаты. И в его мире, и в моем сделка была всем. Ты помогал друзьям, давил врагов и добывал самый лучший контракт. А потом казался себе очень опытным и очень умным.

Из нависших мрачных туч на пустоши хлынул дождь, тяжелыми сердитыми каплями забарабанивший по окнам. Я откинулся на спинку сиденья. Сейчас я не казался себе таким уж умным.