"Философское" - читать интересную книгу автора (Джин Нодар)

3

Если и есть церковь, то она не может быть видна

тем, кто находится в ней.

Лев Толстой

Каким же образом не-сознание и творчество связаны с кардинальными вопросами человеческого бытия? Ответ – в той схеме, беглый абрис которой я и предлагаю ниже.

Известно, что мучительную "истину" о неминуемом конце открыло человеку сознание. Это трагическое открытие связано с яблоком на древе познания. Змий, или Сознание, заставил Адама с Евой по их собственному выбору покинуть Эдем, олицетворявший гармоническое единство-единственность человека и мироздания, Эдем, оберегавший человека от знания от смерти, и, стало быть, от "самой" смерти. Если бы не подсунутое Змием яблоко, если бы не сознание, то не было бы, в конечном счете, и вавилонской башни гомоцентризма, великого самообмана.

Удаленный и удалившийся из Эдема, человек осознал неминуемость смерти и начал постигать "тщетность и никчемность" трудов своих "под солнцем". Выйдя за ограду Рая, он начал рефлектировать, сознавать, философствовать, или, как выразился М. Монтень, "учиться умирать". Вооруженный знанием, человек столкнулся с проблемой значения и цели бытия, когито оказался в конечном счете символом удручения, индексом скептицизма и конца, безволия и безысходности. Но невзирая на предельную ясность этой исходной ситуации (осознания конечности бытия и тщетности всякой активности), человек с первой же минуты выказал нечто такое, что нельзя не назвать величайшим из всех парадоксов: парадокс продолжения жизни, парадокс витальности. (Самая удручающая из всех книг – Экклезиаст – книга, от стиха к стиху нагнетающая чувство тщетности бытия и безысходности мрака, заканчивается парадоксальным призывом следовать дальше дорогою жизни). Невзирая на парализующее содержание знания (когито, да'ата), человек продолжает жить и творить, подчиняясь чему-то пока неназванному, и живет он день за днем, т.е. приближается к могиле с неизбывным и необъяснимым зарядом оптимизма в .душе. (Шопенгауэр, человек, который наряду с Экклезиастом и буддистскими мудрецами остро переживал "реальность" пессимистического импульса, был. как известно, "жовиальнейшим" из людей). Так где движитель?

Ясно, что это – не сознание. Если можно допустить столь очевидную условность, это – нечто другое: не-сознание. Эта сила, разлитая во всем мироздании и заявленная посему и в человеке, есть сущностная сила последнего. Вопреки когито она заставляет человека творить, заставляет забыть то, что этому человеку заведомо известно, т.е. заставляет его даже в последнюю минуту жизни забыть, что она действительно есть последняя минута. Благодаря этой силе в человеке неосознанно утверждается ощущение своей неконечности, своей органической вписанности в неконечный мир, своей связи с тем, что для Разума всего лишь было или будет. Ощущение не над-временности, но вне-временности. (Отсюда, повторяю, начинается история идеи о загробной жизни, о переселении душ и пр., т.е. история идей, которые нельзя не назвать истинами-заблуждениями). Это ощущение, состояние утвержденности в мире, обеспечивает человеку не логика, не знание, а нечто более широкое.

Об этом "нечто" известно лишь что это – не сознание. Иное определение неправомерно до тех пор, пока мы пытаемся вогнать его в любую из возможных рационалистических категорий. Между тем история может рассказать нам о целом ряде попыток постижения этого "нечто", т.е. структуры сферы "не-сознания", предпринимавшихся прежде с мистических (Божественная воля), а теперь – с рационалистических позиций (например: бессознательное в школе психоанализа). Под "не-сознанием" рационалисты (Фрейд) подразумевали помимо прочего неосознаваемый опыт устойчивых индивидуальных и коллективных психических состояний, – комплекс инцеста, комплекс первородного греха и др. Поиски рационалистических отложений в сфере "не-сознание", попытки схематизировать в целом несхематизируемое – все это, быть может, не лишено какого-то основания, однако отнюдь не к этому сводится линия "не-сознание". Наличие рационалистически объяснимых элементов объясняется и обусловлен тут тем, что освещаемый отрезок линии начинается и продолжается в затемненном, или, точнее -в неподвластном глазу: именно этими, стыковыми, переходными, пограничными зонами и занимаются, как правило, исследователи бессознательного. И занимаются они именно тем, чем, собственно, и вправе заняться рассудок: постижением структуры сознания и его пограничных с не-сознанием зон, изучением правил и механизмов взаимопереходов и др. Так поступил Фрейд.

Однако проблема – как я ее понимаю – не позволяет остановиться на этом и требует дать ей следующее продолжение.