"Состязание" - читать интересную книгу автора (Рейли Мэтью)Шаг первый 30 ноября, 13:27Солнце ярко светило над начальной школой «Норвуд». Было время обеденного перерыва, и школьники играли на просторном, покрытом зеленой травой стадионе. «Норвуд» была одной из лучших частных начальных школ Коннектикута. Благодаря отличному преподавательскому составу иодному из самых больших земельных фондов в Америке она превратилась в одну из самых престижных школ для детей преуспевающих родителей. В нижнем углу покрытого зеленой травой стадиона играла компания детей. В середине ее стояла Холли Свейн, лицом к лицу с Томасом Якобсом. — Неправда, Томми. — Нет, правда. Он убийца! Вокруг двух разгоряченных спорщиков собралась толпа детей. Холли попыталась успокоиться. Ей стало казаться, что белый воротничок школьной формы сдавливает шею, но она решила не показывать свою раздраженность. Холли с сожалением покачала годовой, подняла подбородок и сказала: — Какой же ты маленький, Томми. Совсем еще ребенок! Девочки, стоящие сзади Холли, одобрительно защебетали. — Да как ты можешь называть меня маленьким, когда сама только в третьем классе! — дал отпор Томми, и собравшаяся за ним кампания ребят загудела в знак согласия. — Не будь таким Томми опешил. — И все равно, он убийца, — повторил он. — Неправда! — Он же убил человека — что, разве не так? — Ну да, но... — Значит, он убийца! — Томми огляделся, ища поддержки в лице ребят. «Убийца, убийца, — подхватили они. — Убийца! Убийца! Убийца!» Холли сжала кулаки и снова почувствовала, как воротничок сдавливает шею. Ей вспомнились слова отца: Она резко развернулась; ее светлые волосы, собранные в хвост, описали в воздухе дугу. Девочки, стоящие около Холли, отвернулись в ответ на насмешки ребят. Холли тяжело вздохнула и улыбнулась друзьям: Наконец, Томми выкрикнул: — А если отец Холли Свейн окажется убийцей, то, наверно, она тоже вырастет убийцей! — Да, да, вырастет убийцей! — подхватила компания ребят. Улыбка медленно сползла с лица Холли. Очень медленно она повернулась к Томми. Толпа ребят замолчала. Холли шагнула к нему. Томми хихикнул и оглянулся на друзей, но все они молчали. — Теперь ты меня действительно расстроил, — сказала Холли ровным голосом. — Как насчет того, чтобы взять свои слова обратно? Томми ухмыльнулся и наклонился к Холли: — Не-а! И тогда Холли ударила его. Со всей силы. Клиника превратилась в поле битвы. Повсюду билось стекло, пробирки взрывались о стены. Медсестры бросились руками собирать все с пола, пытаясь скорее убрать дорогостоящее оборудование с линии огня. Доктор Стивен Свейн выскочил из соседней комнаты и тут же стал успокаивать источник волнения — 57-летнюю, весом 240 фунтов, с большим бюстом женщину по имени Розмари Педерман, пациентку больницы Св. Луки города Нью-Йорка, у которой в мозгу была обнаружена небольшая аномалия — аневризма. — Миссис Педерман! Миссис Педерман! — прокричал Свейн. — Все в порядке, все в порядке, успокойтесь! — ласково сказал он. — В чем, по-вашему, проблема? — В чем проблема? — возмутилась Роуз Педерман. — Проблема, молодой человек, в том, что я не стану совать свою голову в эту... в эту штуку, до тех пор пока кто-нибудь не объяснит, как она работает! Сказав это, она указала своим подбородком на огромный аппарат магнитно-резонансной интроскопии, который стоял посредине комнаты. — Не волнуйтесь, миссис Педерман, — сказал сдержанно Свейн, — мы уже не раз делали интроскопию мозга. Роуз Педерман по-детски надула губы. — Интроскопия в любом случае не причинит вам вреда. — Эх, молодой человек. Как этот аппарат работает? Свейн плотно сжал губы. В свои тридцать девять лет он был самым молодым сотрудником рентгенологической компании «Borman amp; White». Причина была в том, что Свейн был хорошим работником: на рентгене и сканограмме он мог увидеть то, чего не замечали остальные, и поэтому спас не одну жизнь. Однако на пожилых пациентов Свейн производил неоднозначное впечатление: с русыми волосами, гладковыбритый, хорошо сложенный и голубоглазый, он выглядел лет на десять моложе. Если бы не свежий вертикальный розовый шрам, проходящий по нижней губе, — деталь, которая, выдавала возраст, — он мог вполне сойти за тридцатилетнего. — Хотите узнать, как работает аппарат? — серьезно спросил Свейн и посмотрел на часы. Ему нужно было заехать в одно место. Роуз Педерман забраковала шестерых рентгенологов, и этому нужно было положить конец. — Да, хочу, — ответила она упрямо. — Ладно. Миссис Педерман, это обследование, которое вам собираются сделать, называется магнитно-резонансной интроскопией. Этот метод отличается от метода компьютерной томографии тем, что делает поперечный снимок черепа. Вместо того чтобы использовать фотовольтанические методы, мы используем магнитную энергию, которая равномерно распределяет поступающий электрический ток по голове, и дает нам возможность получить трехмерный снимок вашего черепа. — Что? — Магнит, установленный внутри аппарата, сообщает телу электроток, миссис Педерман, и благодаря этому мы получаем полную картину того, что происходит в вашей голове. — Ну, ладно, — суровое выражение лица миссис Педерман тут же сменилось лучистой материнской улыбкой. Тогда все в порядке. Это все, что я хотела знать, сынок. Час спустя Свейн влетел в раздевалку для хирургов. — Я опоздал? — спросил он. Джеймс Уилсон — рыжеволосый врач-педиатр, который десять лет назад был посаженным отцом на свадьбе Свейна, — быстрым шагом направлялся к нему. Он швырнул Свейну его портфель: — До игры «Джайантс»[3] осталось минут 14-13. Если поторопимся, то успеем на последние две четверти в бар «У Маккаферти». Давай, собирайся. Выйдем через приемное отделение. — Спасибо, что подождал, — Свейн старался не отставать от стремительного шага товарища. — Ваши играют, поболеем, — сказал Уилсон на ходу. «Джайантс» играли против команды «Редскинс»[4] и Уилсон знал, что Свейн уже давно ждал этой игры. Она была важна для Свейна, живущего в Нью-Йорке. Кроме того, его отец жил в округе Колумбия и тоже болел за «Джайантс». — Ну, — спросил Джеймс, — как заживает твоя губа? — Потихоньку, — Свейн ощупал вертикальный шрам на нижней губе, — почти зажила. На прошлой неделе наложили швы. Уилсон повернулся на ходу и улыбнулся Свейну: — Так ты выглядишь еще страшнее, чем на самом деле. — Спасибо. Уилсон подошел к двери приемного отделения, открыл ее и тут же столкнулся с симпатичной медсестрой Эммой Джонсон, работающей в больнице Св. Луки по гибкому графику. Свейн и Уилсон резко остановились. — Привет, Стив, как твои дела? — обратилась Эмма только к Свейну. — Да, ничего, — ответил он, — а у тебя? «Не смотри, что петушится, — на самом-то деле вон какой застенчивый!» — подумала про себя Эмма. — У меня все хорошо. — У меня тоже все замечательно, — вставил Уилсон, — только, похоже, это никого не интересует... Эмма снова обратилась к Свейну: — Ты хотел, чтобы я тебе напомнила о твоей встрече с детективом Диксоном по поводу... того случая. Не забудь, что ты договорился встретиться с ним в пять. — Ладно, — кивнул Свейн, рассеянно теребя шрам на нижней губе. — Без проблем. Я могу сделать это после матча. — Ой, чуть не забыла, — добавила Эмма, — для тебя есть еще одно сообщение. Десять минут назад звонили из школы «Норвуд». Они спрашивали, не мог бы ты приехать туда прямо сейчас. Холли опять дралась. Доктор вздохнул. — Не может быть. Неужели опять? — Да, опять. Свейн повернулся к Уилсону: — Ну почему именно сегодня? — А почему бы и нет? — огорченно усмехнулся Уилсон. — Сегодня вечером будет повторная трансляция матча? — Думаю, да, — ответил Уилсон. Свейн снова вздохнул: — Я тебе позвоню. Стивен Свейн согнулся над рулем своего «Рейнджровера», когда машина дернулась и остановилась на светофоре. Он посмотрел на соседнее пассажирское сиденье. Холли сидела, сложив руки на коленях и наклонив голову. Ее ноги свисали с сиденья, не доставая до пола. На этот раз она не болтала ногами, как это делала обычно. В машине было тихо. — С тобой все нормально? — мягко спросил Свейн. В ответ раздалось неопределенное мычание. Он наклонился к Холли и заглянул ей в лицо. — Ну, не надо, не плачь, — сказал он ласково, доставая платок. — Вот так, — он стал вытирать слезы, стекающие по щекам Холли. Свейн приехал в школу, как раз когда Холли выходила из кабинета замдиректора. Ее уши горели, и она плакала. Стивену показалось жестоким, что восьмилетней девочке устраивают такой выговор. — Эй, — сказал он, — все в порядке! Холли подняла голову. Ее глаза были мокрыми и красными. Она проглотила слезы, комком стоявшие в горле. — Прости, пап, я старалась. — Старалась? — Я старалась быть леди. Правда старалась. Изо всех сил. Свейн улыбнулся. — Неужели? Он достал еще один платок. — Миссис Тикнер не рассказала мне, почему ты это сделала. Все, что она сказала, это то, что дежурный учитель видел, как ты сидела верхом на каком-то мальчишке и со всей силы била его кулаками. — Миссис Тикнер меня даже не выслушала. Она только повторяла, что ее не интересует, из-за чего я это сделала, и что леди так себя не ведут. Загорелся зеленый свет. Свейн нажал на газ, и машина тронулась. — Так из-за чего ты это сделала? — Томми Якобс обзывал тебя убийцей, — нерешительно проговорила Холли. Свейн на мгновение закрыл глаза. — Убийцей? — Да, убийцей. — И за это ты насела на него с кулаками? — Нет, сначала я его просто ударила. — Но за что? За то, что он называл меня убийцей? — Уффф. Свейн повернул голову к Холли и кивнул. — Спасибо, — сказал он серьезно. Холли слабо улыбнулась. Свейн смотрел на дорогу. — Сколько раз уже я тебе говорил? — Сто раз. Что я не должна драться, потому что воспитанные девочки так не делают. — Ну, раз в этом есть и моя вина, то как насчет того, что половину домашнего задания сделаешь ты, а другую — я? Холли улыбнулась. — Было бы здорово, пап, — и ее глаза снова засияли. — Хорошо, — согласился Свейн, — Только в следующий раз постарайся не драться. Если можешь, лучше сдержись. Может, ты удивишься, но при помощи мозгов можно нанести гораздо более сильный удар, чем при помощи кулаков, и при этом оставаться леди. — Свейн затормозил машину и посмотрел на дочь. — Драка — это не выход. Дерись только тогда, когда тебе больше ничего не остается. — Как ты, пап? — Да, как я, — сказал Свейн. Холли вытянула шею и стала смотреть в окно. Местность, которую они проезжали, была ей незнакома. — Куда мы едем? — спросила она. — Мне нужно заехать в полицейский участок. — У тебя опять неприятности, пап? — Нет, милая, у меня все хорошо. — Чем могу вам помочь? — прокричал усталый служащий в приемной, где было невыносимо шумно. Свейн и Холли стояли в приемной четырнадцатого округа полицейского департамента Нью-Йорка. Всюду царило оживление: замученные полицейские разбирались с торговцами наркотиков, раздавались телефонные звонки и громкие голоса людей. Проститутка, стоявшая в углу, вызывающе подмигнула Свейну. — Меня зовут Стивен Свейн. Я пришел к детективу Диксону. Мы договорились с ним встретиться в пять, но у меня было свободное время, поэтому я... — Отлично, вы есть в списке. Он у себя в кабинете. Вы можете подняться к нему. Комната 209. Свейн направился к лестнице в конце помещения. Холли тут же подбежала к нему и схватила его за руку. Он посмотрел на ее светлые волосы, собранные в хвост, который подпрыгивал то вверх, то вниз. Широко раскрыв глаза, девочка наблюдала за суматохой, царящей в полицейском участке, с любопытством ученого. Она была неунывающей и по-настоящему жизнерадостной. Светловолосая, голубоглазая, с носом-пуговкой и живыми глазами, с каждым днем она все больше и больше становилась похожей на свою мать. «Хватит, — сказал про себя Свейн, — не надо. Только не сейчас...» Он отбросил от себя эти мысли и стал подниматься по лестнице. Поднявшись на второй этаж, они подошли к двери с табличкой «209. Убийство». Свейн услышал знакомый голос, доносившийся из комнаты. — Мне нет дела до ваших проблем! Я хочу, чтобы здание закрыли, понятно? — Но, сэр... — Даже не возражайте мне, Джон. Просто послушайте минуту. Отлично, Теперь давайте взглянем на те факты, что у нас есть. Охранника нашли лежащим на полу, разорванного пополам, а вора-неудачника сидящим рядом с ним. Да, именно: он просто сидел, когда мы приехали. У этого вора все лицо было в крови — он весь был в крови, с головы до ног. Но это была не его кровь, это была кровь охранника. Я даже не знаю, что там произошло. Может, вы мне расскажете? Неужели вы думаете, что этот вор — один из тех сумасшедших сектантов, которые приходят, кромсают охранника, как кусок мяса, обмазываются его кровью и потом еще умудряются перевернуть пару стеллажей высотой десять футов? Голос на минуту замолчал, в то время как второй голос продолжал мямлить что-то невнятное. — Джон, мы же ничего не знаем, и пока не узнаем, я закрываю библиотеку. Понятно? — Понятно, сержант, — уступчиво ответил второй. — Вот и отлично, — спокойно ответил первый. — А теперь идите туда, установите ленточное ограждение на входах и выходах и отправьте туда дежурить этой ночью пару наших парней. Дверь распахнулась, и Свейн отошел в сторону, чтобы дать пройти офицеру полиции, который, выйдя из кабинета, вежливо улыбнулся Свейну и направился по коридору к лестнице. Свейн тихонько постучал в дверь и вошел в кабинет. В просторной комнате почти не было мебели, за исключением стола у окна. На вращающемся стуле спиной к двери сидел широкоплечий мужчина и смотрел в окно, потягивая из кружки кофе и наслаждаясь редким моментом тишины. Свейн постучал еще раз. — Да, войдите, — не оборачиваясь, произнес мужчина. — Э-э-э, детектив, — запинаясь, сказал Свейн. Капитан полиции Генри Диксон повернулся на стуле. — Простите, я думал, что пришел кто-то другой, — Он быстро поднялся, пересек комнату и протянул Свейну руку. — Как ваши дела сегодня, доктор Свейн? — Спасибо, потихоньку, — ответил Свейн. — У меня появилось свободное время, вот и решил зайти, чтобы со всем разобраться. Диксон подвел его к столу, выдвинул ящик и достал оттуда папку. — Конечно, нет проблем. — Диксон вытащил дело из папки. — Это не займет у вас много времени. Одну минуту. Свейн и Холли молча ждали. — Все в порядке, — сказал наконец Диксон, протягивая Свейну листок. — Вот заявление, которое вы принесли ночью, после того как произошел тот случай. Мы бы хотели включить ваше заявление в отчет департамента, но по закону не имеем права делать это без вашего письменного разрешения. Вы согласны подписать его? — Да, конечно. — Хорошо. Тогда я просто зачитаю его вам, чтобы убедиться, что все нормально, а потом вы можете подписать отчет, и мы разойдемся по своим делам. Диксон выпрямился на стуле. — Ладно, — сказал он и начал зачитывать заявление: «Около половины девятого вечера 2 октября 2000 года я работал в приемном отделении больницы Св. Луки города Нью-Йорка. Меня вызвали, чтобы сделать рентген пулевого ранения офицеру полиции. Я обследовал шейные позвонки, сделал компьютерную томографию и только собрался возвращаться со снимками в приемную, как пятеро молодых латиноамериканцев, одетых как грабители, вломились в дверь приемной и открыли огонь из автоматов. Все находившиеся в комнате легли на пол; все оборудование, компьютеры, мониторы были уничтожено. Потом бандиты бросились врассыпную, крича друг другу: „Найти его и убить!“ Двое из них стали размахивать автоматами, а остальные достали полуавтоматические пистолеты...» Свейн прислушался к тишине, когда Диксон на секунду прервался. Он вспомнил, как ему потом рассказали, что раненый полицейский работал в полиции нравов. Очевидно, он работал под прикрытием в отряде «Квинс» по разоблачению наркоторговцев, когда в результате неудачного ограбления его рассекретили. Полицейского ранили в руку во время перестрелки, и теперь члены шайки, разозленные тем, что один из них вел двойную игру, пришли расправиться с ним. Диксон продолжал зачитывать: "Я уже подходил к двери, за которой находился раненый полицейский; бандиты шли мне навстречу. Было очень шумно: повсюду раздавались крики людей и выстрелы, и я спрятался за ближайшим углом. И тогда я вдруг увидел, как один бандит рванул в сторону палаты, в которой лежал полицейский. Не знаю, что со мной произошло, но когда я увидел, как бандит подошел к двери, взглянул внутрь и улыбнулся больному, я набросился на этого парня сзади. Мы ввалились в палату, но он резко ударил меня локтем в лицо и рассек мне губу. Я отцепился от бандита, и, прежде чем я понял, что случилось, он уже целился в меня. Только я схватил парня за запястье, пытаясь отвести от себя пистолет, как перед нами появился еще один. Этот второй бандит, помоложе, заметил, что мы дрались, и решил помочь своему. Он навел на меня пистолет, но я, продолжая держать первого, повернулся и свободной рукой ударил второго по запястью руки, которой тот сжимал оружие, так, что его пальцы рефлекторно разжались и пистолет упал на пол. Перевернувшись еще раз, я ударил парня кулаком в челюсть, и тогда он отключился. В этот момент первый бандит пытался нажать на курок, хотя я все еще сжимал его запястье. Раздались выстрелы, и пули изрешетили стены. Нужно было что-то предпринимать. Я оттолкнулся от дверного косяка ногой и повалил нас обоих на пол. Мы упали: наши движения были неуклюжими, мы вцепились друг в друга мертвой хваткой. В какой-то момент оружие этого бандита оказалось у его головы, а потом... пистолет выстрелил, и голова парня просто взорвалась..." Свейну не хотел слушать, как Диксон дочитает заявление до конца. Эти события до сих пор стояли у него перед глазами, как будто он все еще был в палате. Он помнил даже растекшееся по двери огромное пятно крови в форме звезды и обмякшее тело молодого парня, лежащее на полу. Диксон продолжил читать заявление: «Как только другие члены шайки увидели своих товарищей мертвыми, они сбежали. Думаю, это было приблизительно тогда, когда я потерял сознание. Заявление датировано 3 октября 2000, 1:55 ночи, подписано доктором Стивеном Свейном». Диксон отвел глаза от заявления и посмотрел на врача. Свейн зевнул: — Вот. Это все мои показания. — Хорошо, — Диксон протянул Свейну напечатанное заявление. — Вам необходимо лишь подписать эту бумагу, больше мы от вас ничего требовать не будем, доктор Свейн. Да, я бы хотел еще раз поблагодарить вас от лица нью-йоркской полиции. Спасибо. — До встречи, — ответил лейтенант, закрывая дверь перед носом Хокинса. Хокинс отошел в сторону и кивнул на дверь своей напарнице Паркер, направлявшейся прямо к нему с большой связкой ключей. Пока Паркер запирала прозрачную дверь на замок, Хокинс смотрел через стекло на расплывчатые очертания желтого ленточного ограждения, которое лейтенант устанавливал на входах. Лента плотно прилегала к внешней стороне стеклянной двери, так что Хокинс мог разобрать на ней знакомые слова: зона работы полиции — не входить. Пол Хокинс посмотрел на часы. 17:15. «Неплохо» — подумал он. Им потребовалось двадцать минут, чтобы протянуть ленту и запереть все входы и выходы. Паркер закрыла на ключ последний замок и повернулась к нему. — Вот и все, — сказала она. Хокинс вспомнил, что рассказывали другие полицейские о Кристин Паркер. Вот уже три года Кристин была напарницей Хокинса, и ее при всем желании трудно было назвать привлекательной. Большерукая, смуглая, с крупными чертами лица, Кристин Паркер хорошо владела оружием. Ее сухие, сжатые отчеты только усиливали впечатление от внешнего вида. В полицейском департаменте она была известна своей жесткостью. Хокинс не обращал на это внимания: если уж она была такой по своей природе, то все остальное для него было неважно. — Вот и хорошо, — Хокинс повернулся лицом к просторному атриуму библиотеки. — Ты в курсе, что здесь случилось? Мне сообщили только сегодня днем. — Кто-то вломился библиотеку и замочил охранника. Все очень запутанно, — небрежно ответила Паркер. — Вломился? — нахмурился Хокинс. — Я не заметил следов взлома ни на одной из дверей, которые мы заперли. Паркер положила ключи в карман и пожала плечами. — Не спрашивай меня. Все, что мне известно, так это то, что они еще не нашли лазейку, через которую преступник проник в помещение. Завтра утром они пришлют человека, чтобы все выяснить. Возможно, убийца снял замок с одной из дверей книгохранилища. Такого не происходило уже лет сорок, — она равнодушно подняла голову вверх — Ларри из отдела убийств сказал мне, что они потратили почти целый день, чтобы убрать всю кровь. Паркер подошла к справочному столику и села на стул. — Как бы там ни было, — сказала она, положив ноги на стол, — все не так плохо, если мне заплатят вдвое больше за смену, когда я просижу всю ночь в библиотеке. — Скорей, пап, — нетерпеливо сказала Холли, — я опаздываю на «Покемонов»! — Хорошо, хорошо, — сказал Свейн и толкнул входную дверь. Холли, стоявшая за ним, тороплива вбежала в дом. Свейн вытащил из двери ключ и крикнул ей вслед: — Не кроши на ковер! Он зашел в дом, как раз когда Холли пулей вылетела из кухни, держа в одной руке коробку с бисквитным печеньем, а в другой банку кока-колы. Свейн застыл на месте, когда Холли пронеслась мимо него, направляясь к телевизору. Он посмотрел на нее, поставил на пол свой портфель и облокотился об уступ, разделявший кухню и гостиную. Свейн без удивления наблюдал, как Холли на бегу бухнулась на пол и грациозно вытянулась на ковре, притормозив в нескольких дюймах от телевизора. — Эй! Холли небрежно улыбнулась в ответ: — Извини-и-и. Она включила телевизор. Войдя в кухню, Свейн покачал головой. Он постоянно говорил дочери, чтобы та не крошила на ковер, но Холли все равно продолжала это делать. Это стало уже своего рода ритуалом. К тому же, думал он, Хелен тоже всегда напоминала об этом девочке, а та все равно ее не слушала. Для Свейна это был еще одно напоминание о его Хелен. Прошло два года с тех пор как жену Свейна сбил пьяный водитель, несшийся на красный свет на скорости пятьдесят миль в час. Это произошло поздним вечером в августе, около половины двенадцатого. У них закончилось молоко, и Хелен решила прогуляться до магазина «7-Eleven», который находился в нескольких кварталах. Домой она так и не вернулась. Поздно ночью Свейн опознал ее тело в морге. Ему было достаточно одного взгляда на изувеченное окровавленное тело жены, чтобы в нем что-то сломалось. Вся жизнь, ее смысл и полнота ощущений — все, что было неотъемлемой частью Хелен, теперь оказалось стерто этим моментом. Глаза Хелен были широко раскрыты и, безжизненные, тупо смотрели в пустоту. Смерть исподтишка нанесла свой удар — неожиданно, жестоко. Она вышла за молоком и почему-то не вернулась. Просто не вернулась. И теперь они остались с Холли одни и продолжали жить без нее. Даже теперь, по прошествии двух лет, когда Свейн смотрел в окно и думал о своей жене, ему на глаза наворачивались слезы. Свейн открыл холодильник и достал себе банку кока-колы. Зазвонил телефон. Это был Джеймс Уилсон. — Ты пропустил потрясающую игру. — Я знаю, — вздохнул Свейн. — Слушай, это нужно было видеть! Он полетел прямо... — Все, хватит! Не рассказывай мне! На другом конце провода раздался громкий смех Уилсона. — Может, рассказать? — Нет, не надо, если хочешь остаться живым. Может, заскочишь ко мне, и посмотришь матч еще разок? — Конечно, почему нет? Я буду у тебя в десять — сказал Уилсон и повесил трубку. Свейн посмотрел на микроволновую печь — на ней зеленым цветом высвечивалось время: 17:45. Он взглянул на Холли, которая удобно расположилась на ковре у телевизора. На экране танцевали какие-то разноцветные маленькие существа. Свейн взял свой напиток и вошел в гостиную. — Что ты смотришь? — "Покемонов", — не отрывая глаз от экрана, ответила Холли. Она запустила руку в коробку и достала оттуда печенье. — Нравится? Она быстро обернулась и сморщила нос: — Не-а. Мяута сегодня нет. Посмотрю, что по другим каналам. — Стой, подожди, — сказал Свейн, нагнувшись вперед и потянувшись за пультом, — там будет спортивная передача... Канал переключился, и на экране появился диктор программы новостей: «... что касается футбола, то болельщики столичной команды „Джайантс“ не должны сильно огорчаться из-за победы команды „Редскинс“, выигравшей у „Джайантс“ со счетом 24:21 в дополнительное время. В это время в Далласе...» Свейн закрыл глаза и откинулся в кресле. — Ну, вот... — Ты слышал, пап? Вашингтон выиграл. Дедушка обрадуется — ведь он живет в Вашингтоне. Свейн тихонько засмеялся: — Да, дочка, слышал, слышал. Пол Хокинс лениво бродил по холлу библиотеки. Каждый его шаг гулким эхом отдавался в пустоте атриума. Он остановился и огляделся. Атриум представлял собой достаточно простое, но очень просторное помещение. Вместе с балконом в форме подковы, располагавшимся над нижним этажом, потолок был высотой в два яруса. В вечерних сумерках атриум выглядел почти как пещера. В задумчивом полумраке виднелись очертания десятифутовых стеллажей. Действительно, с наступлением ночи, не считая резкой белой полоски света, идущей от справочного столика, за которым читала Паркер, огромную комнату освещали только косые голубые отблески уличных фонарей. Хокинс взглянул на Паркер. Она все так же сидела за столиком, положив ноги на его край и держа в руках какую-то книгу на латыни, которую, по ее словам, она читала когда-то в школе. «Господи, какая же зловещая тут тишина», — подумал Хокинс. Телефон снова зазвонил. Холли вскочила с пола и схватила трубку. — Алло, Холли Свейн слушает. Да, он дома. Она прижала к себе трубку и прокричала изо всех сил: — Папа-а-а-а! Тебя к телефону! Свейн выскочил из спальни и сбежал по лестнице вниз в коридор, на ходу застегивая рубашку. Ремень на брюках не был застегнут и болтался на талии, а волосы были еще влажными после душа. Он криво улыбнулся Холли и взял у нее трубку: — Ты что, хочешь, чтобы все соседи услышали, что мне звонят? Холли пожала плечами и, пританцовывая, направилась к холодильнику. — Здравствуйте, — произнес Свейн в трубку. — Это опять я, — ответил Уилсон. Свейн взглянул на часы. — Эй, где ты пропадаешь? Уже почти шесть. Ты где? — Я все еще дома. — Машина опять не заводится, — невозмутимым голосом сказал Уилсон. Свейн засмеялся. Хокинс умирал от скуки. Он лениво поднял голову, посмотрел в сторону лестничного пролета и включил свой тяжелый полицейский фонарик. Белые мраморные лестницы с массивными дубовыми перилами поднимались по спирали вверх и уходили в темноту. Хокинс покачал головой: если раньше что-то строили, то на века. Паркер поднялась со стула и лениво осмотрелась вокруг: было темно. — Чем ты там занимаешься? — крикнула она. — Да вот, осматриваюсь. Паркер подошла к Хокинсу. Он стоял в дверях, ведущих к лестнице, с включенным фонариком и вглядывался в темноту. Она остановилась рядом с ним. — Неплохое здание, — сказал Хокинс. — Да, — согласилась Паркер, — тут ничего, мило. В тот момент когда Хокинс и Паркер подошли к лестнице, голубые вспышки озарили главный вход библиотеки. Сноп голубого электрического света просочился между широкими стеклянными дверями, и лазерные лучи осветили контур дверного проема. Все окна в библиотеке задрожали, когда крошечные пучки голубого света проникли сквозь стекла. Желтое ленточное ограждение, установленное на боковых входах в библиотеку, стало медленно плавиться под действием горячего электрического света, проникавшего в щель между дверей. Потом все внезапно прекратилось. Свет, озарявший окна и двери библиотеки, погас так же неожиданно, как и появился. Наступила тишина. Здание государственной библиотеки, старое и мрачное, уныло погрузилось в темноту. Массивные стеклянные двери в лунном сиянии казались серыми. Обычному человеку, стоящему в нескольких шагах, они показались бы величественными и суровыми — такими, как они выглядели день назад. Но если бы он подошел поближе, то разглядел бы пульсирующие вспышки крошечных голубых лучей, которые появлялись в щели между огромными дверями с периодичностью в несколько секунд. То же самое происходило и с другими входами в библиотеку. Холли вцепилась в ногу своего отца. Свейн говорил по телефону и, играя с дочерью, попытался освободить ногу. — Для меня это не новость. Я уже слышал, кто выиграл. — Слышал? Свейн строго посмотрел на Холли, когда та полезла в карман его брюк. — Да, к сожалению, слышал. Холли вытащила руку из кармана и, нахмурившись, посмотрела на предмет, лежащий на ее ладони. — Папа, что это? Свейн посмотрел на нее и в недоумении покачал головой. — Можно взглянуть? Холли протянула ему небольшой серебряный предмет. — Что там у вас происходит? — спросил Уилсон. Свейн повертел предмет в руке. — Ну, доктор Уилсон, может, вы мне расскажете? Ты случайно не знаешь, как у моей дочери оказалась зажигалка «Зиппо»? Она достала ее из моих джинсов, которые ты одолжил у меня, чтобы пощеголять в выходные на твоем мини-родео. Уилсон замешкался. — Понятия не имею, как она там оказалась. — Как думаешь, почему я тебе не верю? — Ладно, ладно, не продолжай, — сказал Уилсон, — какие у меня шансы получить обратно мою зажигалку? Свейн положил зажигалку обратно в карман. — Не знаю, шестьдесят на сорок. — Шестьдесят на сорок?! Холли достала из холодильника еще одну банку напитка. Свейн прижал трубку к уху и взял Холли на руки, согнувшись от тяжести. — Господи, какая же ты тяжелая? — Паи, да ладно, мне же уже восемь... — Слишком большая, чтобы тебя брать на руки, а? Хор... В этот момент помещение, где находились отец с дочкой, стало наполняться светом. Загадочное белое мерцание разлилось по кухне. — Папа... — Холли вцепилась Свейну в плечо. Свейн медленно повернулся и, словно загипнотизированный, уставился на белое сияние, переливающееся искрами и разрастающееся вокруг него. Свет озарял кухню все ярче и ярче, набирая силу. Свейн обернулся: мягкое белое мерцание превратилось в ослепительный блеск, и куда бы он ни поворачивался, отовсюду в глаза бил поток яркого света, который шел со всех сторон. Он прикрыл глаза рукой, потому что больше не мог терпеть. — Папа, что происходит? Свейн прижал Холли к себе, пытаясь уберечь ее от ослепляющего света. Он прищурился: свет окружил их белой стеной, но Свейн никак не мог понять, где находится источник сияния. Подскочив на месте, он взглянул под ноги и увидел, что стоит в круге света. Источником света был сам Свейн! Вихрь влетел в кухню. Пыль и клочья бумаги закружились над головой Свейна, крепко прижимавшего к груди Холли. Он закрыл глаза и чувствовал лишь порывы ветра. И вдруг он услышал странный голос — мягкий, спокойный, уверенный голос, который произнес: — Стив, Стивен Свейн, ты все еще там? Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что голос раздавался из телефонной трубки. Уилсон был все еще на линии. Свейн совсем забыл, что он до сих пор не положил трубку. — Стивен, что происходит? Сте... Телефон замолчал. Раздался оглушительный грохот, и Свейна окутала темнота. |
||
|