"Тайны черных джунглей" - читать интересную книгу автора (Сальгари Эмилио)

Глава 6 ПРИНАДЛЕЖАЩАЯ СМЕРТИ

Покинув пагоду, Ада, все еще взволнованная, с лицом, залитым слезами, но с глазами, сверкающими гордой решимостью, вошла в небольшую комнату, расписанную и украшенную фигурками богов, похожими на тех, что находились в пагоде. Тут была и змея с головой женщины, и четырехрукая статуя со страшным ликом и ожерельем из черепов, и чаша из белого мрамора с золотой рыбкой.

Какой-то человек, по-видимому ожидавший ее там, прохаживался взад и вперед с явным нетерпением. Это был индиец высокого роста, худой, как палка, с энергичным лицом и прямым жестоким взглядом, со впалыми щеками и подбородком, обросшим короткой взъерошенной бородой. Он носил обернутое вокруг тела богатое «дооте» — вроде накидки из желтого шелка, с какой-то таинственной эмблемой посередине. Его голые руки были покрыты тонкими белесыми шрамами и какими-то причудливыми знаками, которые невозможно было расшифровать.

Заметив Аду, этот человек остановился и пристально посмотрел на нее взглядом, в котором точно сверкали черные искры, а губы его сложились в ухмылку, которая внушала страх.

— Привет тебе, Дева пагоды, — сказал он, становясь на колени перед девушкой, точно перед какой-то святыней.

— Приветствую тебя, великий жрец, возлюбленный богиней, — ответила Ада дрожащим голосом.

Оба замолчали, пристально глядя друг на друга. Казалось, каждый пытался прочесть мысли другого.

— Дева священной пагоды, — сказал индиец через некоторое время, — тебе грозит большая опасность.

Ада задрожала. Тон индийца был мрачным и угрожающим.

— Где ты была этой ночью? Мне сказали, что ты входила в пагоду.

— Это правда. Ты дал мне благовония, и я возлила их у ног твоего божества.

— Говори «нашего».

— Да, нашего, — повторила Ада сквозь зубы.

— Ты что-нибудь видела в пагоде?

— Ничего.

— Дева пагоды, тебе грозит большая опасность, — повторил он еще более мрачно. — Я знаю все!

Ада отпрянула назад, издав крик ужаса.

— Да, — продолжал индиец с возрастающей яростью. — Я узнал все! Твоего сердца, осужденного никогда не любить на этой земле, коснулась любовь к смертному человеку. Он высадился прошлой ночью в наших владениях, он поднял руку на нас, он, совершив страшное преступление, исчез, но я выследил его. Этот человек вошел в пагоду.

— О нет, это неправда! — вскричала несчастная девушка.

— Дева пагоды, любя этого человека, ты нарушаешь свой долг. Твое счастье, что он не осмелился возложить свои руки на тебя. Но этот человек не уйдет отсюда живым, — продолжал индиец с жестокой радостью. — Змея вползла в логово льва, но лев разорвет ее.

— Не делай этого! — воскликнула Ада.

Индиец ухмыльнулся.

— Кто же это сможет противостоять воле нашей богини?

— Я!

— Ты?

— Я, негодяй. Смотри!

Она быстрым движением сбросила на землю сари, выхватила кинжал со змеевидным лезвием и приставила его к своему горлу. Индиец из бронзового стал серым, так бледность преобразила его.

— Что ты хочешь сделать? — спросил он испуганно.

— Если ты коснешься хоть одного волоса на голове этого человека, Суйод-хан, — сказала девушка тоном, который не оставлял сомнений в ее решимости, — клянусь, богиня в тот же час лишится своей Девы.

— Брось этот кинжал!

— Поклянись своей богиней, что Тремаль-Найк выйдет отсюда живым.

— Это невозможно. Этот человек осужден: его кровь уже предназначена богине.

— Клянись! — угрожающе повторила Ада.

Суйод-хан весь подобрался, точно хотел броситься к ней, однако страх опоздать остановил его.

— Послушай, Дева пагоды, — сказал он, стараясь казаться спокойным, — этот человек останется в живых, но ты должна поклясться, что никогда не будешь любить его.

Ада издала глухой стон, и воздела руки в отчаянии.

— Ты убиваешь меня! — рыдая, воскликнула она.

— Ты избрана нашей богиней.

— Зачем разбивать счастье, едва рожденное? Зачем гасить луч солнца, который согрел это бедное сердце, закрытое для всякой радости? Нет, я не могу погасить эту страсть, которая пылает во мне.

— Клянись, и этот человек будет спасен.

— Значит, ты непреклонен и нет никакой надежды? Но я отказываюсь от вашей страшной богини, которая внушает мне ужас, которую я проклинаю с первого дня, как судьба бросила меня в ваши руки.

— Мы неумолимы, — настаивал индиец.

— Значит, сам ты никогда не любил? — воскликнула она, плача от ярости. — Ты не знаешь, что такое неодолимая страсть?

— Я не знаю, что такое любовь, — с мрачным лицом сказал жрец. — Клянись, Дева пагоды, или я убью этого человека.

— Ах проклятые!..

— Клянись!

— Хорошо!.. — воскликнула несчастная угасающим голосом. — Я… я клянусь… что не буду любить… больше этого человека.

Она издала отчаянный, душераздирающий крик и, прижав руки к сердцу, упала без чувств.

Суйод-хан разразился зловещим смехом.

— Ты поклялась, что не будешь любить его, — сказал он, подбирая кинжал, который девушка выронила, падая, — но я не поклялся, что этот человек выйдет отсюда живым. Радуйся, великая богиня: сегодня ночью мы предложим тебе новую жертву.

Он приложил к губам золотой свисток и издал громкий свист. Индиец с арканом вокруг бедер и кинжалом в руке вошел и склонился перед Суйод-ханом.

— Сын священных вод Ганга, я здесь, — сказал он.

— Карна, — сказал Суйод-хан, — унеси Деву пагоды и сторожи ее.

— Положись на меня, Сын священных вод Ганга.

— Эта Дева, возможно, попытается убить себя, но ты не допустишь этого. У нашей богини нет никого, кроме нее. Если она умрет, ты умрешь тоже.

— Я помешаю ей.

— Ты отберешь пятьдесят самых преданных нам людей и расположишь их вокруг пагоды. Этот человек не должен уйти от нас.

— В пагоде есть человек?

— Да, Тремаль-Найк, охотник на змей из Черных джунглей. Иди и в полночь будь здесь.

Индиец поднял бесчувственную Деву пагоды и вышел с ней на руках. Суйод-хан, или, как его называли здесь, Сын священных вод Ганга, подождал, пока затих звук его шагов, потом встал на колени перед мраморной чашей, в которой плавала золотая рыбка.

— О вестница богини! — воззвал он.

Рыбка, которая плавала на дне чаши, при этих словах всплыла на поверхность.

— О вестница богини, — продолжал жрец, — смертный человек, наш враг, устремил свой взор на Деву пагоды. Этот человек в наших руках: ты хочешь, чтобы он остался жив, или чтобы умер?

Рыбка помедлила и нырнула на дно. Суйод-хан резко встал, зловещая молния блеснула в его взгляде.

— Богиня осудила его, — сказал он мрачно. — Этот человек умрет!

Оставшись один, Тремаль-Найк опустился у подножия статуи, прижимая руки к сердцу, которое яростно билось, как будто стремясь выскочить из груди. Никогда еще подобное волнение не потрясало его; никогда не испытывал он такой радости в своей одинокой и дикой жизни среди джунглей и болот.

— Прекрасная моя!.. — восклицал он, забыв обо всем. — Ты будешь моей женой! Да, прекрасный цветок джунглей, я вырву тебя отсюда. Я предам огню и железу здесь все; я вступлю в схватку с этими извергами, которые заточили тебя здесь. Я вернусь к моим храбрым товарищам, и вместе мы похитим, спасем тебя. Твои стражи сильны и страшны, но я стану сильнее их и страшнее. Я заставлю их дорого заплатить за те слезы, которые ты проливала здесь передо мной. Любовь даст мне силы для этого.

Он встал и принялся ходить, взволнованный, судорожно сжав кулаки, не в силах оставаться в такую минуту неподвижным.

— Бедная Ада! — продолжал он с глубокой нежностью. — Какой рок тяготеет над тобой? Ты сказала, что смерть прервет твою жизнь в тот день, когда ты должна будешь стать моей женой; но я остановлю саму смерть. О я раскрою эту страшную тайну, и пусть тогда дрожат эти негодяи, которые похитили и заточили тебя здесь! Я сумею…

Он остановился, услышав резкие звуки рамсинги.

— Проклятая труба! Она возвещает несчастье! — воскликнул он с гневом. — Неужели они обнаружили меня? Или, может быть, Каммамури?

Он задержал дыхание и прислушался. Снаружи доносился смутный гул голосов.

— Что бы это значило? Перед пагодой люди. Неужели они сейчас ворвутся сюда?

Он огляделся вокруг с невольной растерянностью: он был совершенно один. Взглянул вверх — отверстие было открыто.

— Что-то должно случиться, я чувствую, — прошептал он. — Но я покажу им, на что способен.

Он осмотрел заряды в пистолетах и карабине, проверил лезвие своего верного кинжала, которое не раз окрашивалось в джунглях кровью змей и тигров, и спрятался за чудовищной статуей, сжавшись, как только возможно.

День тянулся страшно медленно для него, обреченного на почти полную неподвижность и усиливавшийся голод. Но понемногу вечерние сумерки заполняли самые темные углы пагоды. Постепенно они поднимались к куполу, а в девять тьма сделалась такой глубокой, что ничего не было видно и в двух шагах. На темном небе сверкала луна, отражаясь от большого золоченого шара и медной змеи с головой женщины.

Рамсинга прервала свои скорбные завывания, и гул голосов уже не был слышен. Везде царило таинственное молчание. Тем не менее Тремаль-Найк не осмеливался двинуться. Единственное движение, которое он сделал — это приложил ухо к холодным камням пагоды и прислушался.

Тайный голос приказывал ему бодрствовать и остерегаться, и очень скоро он понял, что этот голос не лгал. Ближе к одиннадцати, когда тьма совсем сгустилась, до его ушей донесся странный, пока еще не определенный шум. Казалось, кто-то спускается по веревке, на которой висела лампа. Из предосторожности он вытащил пистолет и тихо поднялся, опершись на одно колено.

В темноте раздалось металлическое позвякивание: его издавала лампа, которая колебалась. Без сомнения, кто-то спускался с высоты.

Тремаль-Найк не выдержал больше.

— Кто здесь? — крикнул он.

Никто не ответил на вопрос, но звяканье прекратилось.

«Может, мне показалось?» — спросил он сам себя.

Он встал и посмотрел вверх. Там, на куполе, луна продолжала отражаться в золоченом шаре, и виднелась часть витого каната, но человека он не увидел.

«Странно!» — сказал Тремаль-Найк, начиная беспокоиться.

Он снова забился в угол, продолжая прислушиваться и осматриваться вокруг.

Прошло минут двадцать, и лампа снова начала позвякивать.

— Кто здесь? — крикнул он, выходя из себя. — Откликнись — кто здесь?

Ответом ему было молчание. Тогда он схватился за ноги гигантской статуи, вскарабкался по рукам ее и, наконец, поставив ноги на ее голову, ухватился за лампу, сотрясая канат.

Взрыв смеха разнесся в темной пагоде.

— А! — вскричал Тремаль-Найк, чувствуя, что им овладевает бешеная ярость. — Там наверху кто-то смеется надо мной? Погоди же!

Он собрал все свои силы и отчаянным рывком оборвал канат.

Лампа рухнула на пол с неописуемым грохотом, который эхо храма повторило несколько раз.

Раздался второй взрыв смеха, но не сверху, а снизу, у входа в пагоду. Тремаль-Найк бросился вниз — и вовремя. Дверь распахнулась, и высокий худой индиец, богато одетый, с кинжалом в одной руке и смоляным факелом в другой, появился на пороге.

Это был сам Суйод-хан. Адская радость освещала его смуглое лицо, в глазах сверкали зловещие молнии.

С минуту он молча созерцал чудовищную статую, за которой стоял Тремаль-Найк, с кинжалом в зубах и пистолетами в руках, потом сделал несколько шагов вперед. За ним вбежали двадцать четыре индийца, двенадцать справа и двенадцать слева. Все были вооружены кинжалами и шелковыми шнурами с свинцовым шаром на конце.

— Дети мои! — сказал Суйод-хан устрашающим голосом. — Наступила полночь!

Индийцы воткнули факелы в углубления, сделанные в камнях, и быстро размотали шнуры.

— Мы готовы!

— Этот нечестивец осквернил пагоду нашей богини. Что заслуживает он?

— Смерти! — ответили индийцы.

— Тремаль-Найк, — воскликнул угрожающе Суйод-хан, — выходи!

Громкий смех был ему ответом. Одним прыжком охотник на змей выскочил из своей засады. Казалось, это тигр выскочил из джунглей. Яростная улыбка играла на его губах, лицо было жестоким, зубы оскалены. Дикий сын джунглей проснулся в нем, готовый рычать и кусаться.

— Ах так! — взревел он страшным голосом. — Вы хотите убить меня? Ну что ж, а я вас — и я начинаю.

Он разрядил сразу оба своих пистолета, и двое из нападавших упали. Потом выстрелил из карабина и, схватив его за ствол, размахнулся им, как дубиной.

— Ну, — сказал он, — кто из вас такой смелый, чтобы напасть на Тремаль-Найка, пусть выступит вперед. Я сражаюсь за женщину, которую вы, проклятые, захватили!

Один из тугов, самый смелый и фанатичный, выступил из рядов размахивая в воздухе арканом. Но не успел он сделать и двух шагов, как страшная дубина поднялась и опустилась с молниеносной быстротой, разбив ему череп.

— Вперед! Вперед! — повторил Тремаль-Найк. — Я сражаюсь за мою Аду!

Двадцать человек разом бросились на него с двух сторон. Еще один туг упал, но карабин не выдержал этого второго удара и разломился пополам.

— Смерть ему, смерть! — вопили индийцы неистово.

Шелковый аркан упал сверху на Тремаль-Найка, захлестнув ему шею, но рывком тот выдернул его из рук душителя. Выхватив из-за пояса нож, он бросился к бронзовой статуе и быстро взобрался на ее плечи.

— Дорогу! Дорогу! — закричал он, бросая вокруг яростные взгляды.

В следующее мгновение он подобрался, как тигр, и длинным прыжком над головами тугов, попытался добраться до двери. Но не успел: две веревки обвили ему руки и ноги, больно ударив свинцовыми шарами, и повалили его.

В то же мгновение туги бросились на него, как стая собак на дикого кабана, и несмотря на отчаянное сопротивление крепко связали.

— Смерть ему, смерть! — кричали они.

Отчаянным усилием Тремаль-Найк порвал две веревки, но это было все, что он мог сделать. Новые арканы так сжали его, что дыхание пресеклось и руки онемели.

Суйод-хан, который бестрепетно взирал на эту отчаянную борьбу одного человека с двадцатью, приблизился к нему и несколько мгновений с сатанинской радостью смотрел на поверженного врага. Беспомощный Тремаль-Найк яростно плюнул в него.

— Нечестивец! — воскликнул Сын священных вод Ганга.

Он выхватил свой кинжал и поднял его над пленником, который презрительно смотрел на него.

— Дети мои, — сказал жрец, — какого наказания заслуживает этот человек?

— Смерти! — ответили туги.

— Так пусть придет смерть.

— Ада! Бедная Ада! — видя занесенный над собой кинжал, воскликнул Тремаль-Найк.

Но лезвие убийцы, вонзившись в его грудь, оборвало этот крик. Он сомкнул глаза, и предсмертная дрожь пронизала все его тело. Поток алой крови хлынул из раны, заливая одежду и растекаясь по камням.

— Кали! — воззвал Суйод-хан, повернувшись к бронзовой статуе. — Прими от меня эту новую жертву!

По его знаку два туга подняли несчастного Тремаль-Найка.

— Бросьте его в джунгли на съедение тиграм, — проговорил этот ужасный человек. — Так погибнут все нечестивцы!..