"Безрассудная леди" - читать интересную книгу автора (Хингстон Сэнди)

Глава 3

Два часа спустя Лукас стоял в коридоре возле комнаты матери, стараясь побороть непреодолимое желание прижаться ухом к двери. К великому сожалению, Сомерли-Хаус был построен на совесть: с тех пор как он привел упирающуюся девчонку сюда и закрыл за ней дверь, ни единого звука не проникло изнутри сквозь хорошо подогнанные планки дубовых дверей.

Наконец он начал всерьез беспокоиться: кто знает, что способна выкинуть Татьяна, которая считала его виновником гибели своей семьи? Вдруг ей взбредет в голову заставить Далси расплатиться за их гибель своей жизнью? Лукас уже начал представлять себе мать лежащей без движения на залитом кровью кресле, но неожиданно услышал у себя за спиной вежливый голос: «Прошу прощения, милорд». Вздрогнув, он круто повернулся и увидел Смитерса с чайным подносом в руках. Дворецкий постучал и вошел в комнату, а Лукас тем временем пытался, вытянув шею, заглянуть внутрь, да так, чтобы никто не застукал его за этим занятием. По крайней мере в одном он убедился: Далси еще была жива, иначе как бы она смогла позвонить лакею, чтобы им принесли чай?

Лукас снова взглянул на циферблат карманных часов. Чем, черт возьми, они там занимаются? Он хорошо знал, что мать не понимала ни слова по-русски, и с трудом представлял себе Татьяну, в течение нескольких часов разыгрывающую бесполезную пантомиму.

Как только Смитерс показался в дверях, Лукас нетерпеливо поинтересовался:

— Что, черт возьми, там происходит?

— Графиня угощает девушку чаем, — невозмутимо сообщил дворецкий и, чопорно выпрямившись, удалился по коридору.

Прошло еще три четверти часа. К этому времени Лукас, совершенно сбитый с толку, продолжал стоять на своем посту, в изнеможении прислонившись спиной к дверному косяку, как вдруг дверь распахнулась, и он, едва удержавшись на ногах, влетел в комнату матери. После этого Татьяна, вздернув подбородок и расправив плечи, прошла мимо него с таким гордым и независимым видом, что Лукас с удивлением подумал, как ему могло прийти в голову, будто из нее можно сделать служанку. Он некоторое время озадаченно смотрел ей вслед, потом, наконец придя в себя, торопливо сделал шаг вперед и закрыл за собой дверь.

Графиня не торопясь складывала салфетку, и по ее голубым глазам решительно ничего нельзя было прочесть.

— Хочешь чаю, дорогой? — спросила она. — Надеюсь, он еще не остыл. Или приказать заварить новый?

— К чертям чай! — прорычал Лукас. — Что, скажи на милость, здесь происходило?

— Не надо говорить со мной таким тоном, Лукас Кимбалл Стратмир! — Далси с демонстративной неторопливостью налила себе еще чашку чаю и лишь потом ответила на его вопрос: — Мы с ней приятно поболтали.

— Поболтали? Как, черт возьми, вы могли болтать? Девчонка не говорит по-английски!

— Ошибаешься, говорит, и вполне прилично. К сожалению, она то и дело сбивается на лексику, принятую на конюшне. Надеюсь, что эту привычку девочка приобрела от общения с Костнером, а не с тобой.

Лукас от удивления даже рот раскрыл.

— Говорит по-английски? Но… каким образом?

— Она сказала, что у нее «ушки на макушке». Насколько я понимаю, это означает, что она воспринимала язык на слух. Это очень смышленая девушка. Не вздумай недооценивать этого.

Наблюдать и слушать в течение семи месяцев?

Пожалуй, для особы с силой воли, которая позволила ей так долго не разговаривать, это было более чем возможно.

— Но как тебе удалось заставить ее заговорить?

Губы Далси дрогнули в улыбке.

— Я всего лишь спросила, что она предпочитает: выйти замуж за Костнера или за великого князя? Девушка сказала, что, конечно, за великого князя, потому что он больше похож на Петра.

Лукас с облегчением рассмеялся:

— Великий князь, похожий на Петра? Она просто ничего не понимает.

— Ничего, скоро поймет, — с уверенностью сказала графиня. — У этой малышки сильный интеллект. Ты, наверное, не заметил, что, если ее отчистить и отшлифовать как следует, она на редкость красива — правда, довольно своеобразной красотой. Я думаю, когда ты ее представишь, она произведет фурор.

— Представлю ее? — рассеянно переспросил Лукас.

— В обществе, — уточнила Далси.

У Лукаса от неожиданности дрогнула рука, бренди выплеснулось из бокала на пушистый ковер.

— Что ты сказала?

Далси встретилась взглядом с такими же, как у нее, выразительными глазами сына и продолжила самым невозмутимым тоном:

— Мы с ней договорились, что это будет компенсацией за ту трагедию, которая произошла по твоей вине.

— По моей вине? Черт возьми, что ты имеешь в виду? Да я спас ей жизнь!

Далси погрозила ему пальцем.

— Она считает, что ее жизнь была вне всякой опасности, пока ты не появился в Мишакове.

— Предполагается, что тебе не следует знать, откуда она… — начал было Лукас, однако то, что предлагала Далси, заставило его на сей раз забыть об интересах государственной безопасности. — Ты не имеешь ни малейшего права предлагать подобные сделки!

— Раз уж ты испортил ей жизнь, — невозмутимо продолжала Далси, — то, видит Бог, было бы справедливо заново ее устроить, тем более что у нее есть для этого все данные.

— Невероятно! — воскликнул Лукас. — Девчонка неотесанная и крайне своенравная, спроси у миссис Смитерс. А что она натворила в ее шкафах! Ты хочешь представить ее светскому обществу, но из нее даже обычная служанка не получится. — Он вздрогнул, представив себе последствия.

— Не вижу ничего общего между служанкой и супругой великого князя, — заметила Далси и, отхлебнув чаю, добавила: — Кстати, представлять ее будешь ты, а не я.

Только тут Лукас понял, что она затевает, и инстинктивно попятился.

— Ну нет, мама, и не надейся. Думаешь, что, воспользовавшись этим предлогом, ты заставишь меня вновь вернуться в свет? Забудь об этом. У тебя, черт возьми, нет ни малейшего шанса.

Далси спокойно поставила чашку на стол.

— Татьяна плакала, когда говорила о Петре. Это было так трогательно! Она называла его своей единственной любовью. — Графиня промокнула глаза кончиком салфетки. — А сколько слез она пролила из-за кошки!

— Что еще за кошка?

— Та самая, которую ты не позволил ей взять с собой.

Лукас начал терять терпение.

— Весь этот вздор граничит с безумием! Боюсь, мама, шампанское и растертый жемчуг отразились на твоих умственных способностях!

Далси и бровью не повела.

— Нам, конечно, придется поторопиться — она скоро достигнет брачного возраста. К счастью, я в данный момент свободна и приму бедняжку под свое крылышко. Чтобы должным образом приодеть ее и обучить всему понемногу, нам потребуется, скажем, два года.

Лукас даже застонал, однако в плане, изложенном вдовствующей графиней, он уловил и проблеск надежды. Далсибелла, леди Стратмир, не сможет заниматься чем-то одним целых два года — ей это надоест.

— Тебе придется придумать для нее правдоподобную биографию. Возможно, нам не удастся до конца избавиться от ее акцента, так что пусть она будет, скажем, какой-нибудь кузиной с континента.

Хотя в семействе Стратмиров около полувека не было ни одного брака с иностранцами, Лукасу вес же удалось взять себя в руки. Это всего лишь очередное увлечение его матушки, нечто вроде новой карточной игры или нового покроя рукава. Пусть она делает с Татьяной что угодно, но заставить его поехать в Лондон ей не удастся.

— Позволь полюбопытствовать, мама, где ты намерена сотворить это чудо?

— Успокойся, не здесь: мне и в голову не пришло бы злоупотреблять твоим гостеприимством так долго, особенно когда ты так занят со своими розовыми кустами. Я думаю, нам подойдет коттедж в Котсуолде.

Лукас, не сдержавшись, расхохотался.

— Котсуолд? Да ты за неделю сойдешь там с ума от скуки!

— Такой роскоши я не могу себе позволить, — холодно заявила графиня. — У меня хорошо развито чувство долга.

Лукас поднял бокал.

— Ну что ж, мама, желаю тебе успехов.

— Надеюсь, мой милый, ты тоже выполнишь свою часть работы. Не забудь, кто втянул нас в эту историю. Я не хотела бы, чтобы ты стал первым из графов Сомерли, который уклонился от ответственности.

Лукас отвесил матери изящный поклон, напомнив ей в этот момент веселого молодого лондонского франта, каким он некогда был.

— Разумеется, я выполню свои обязательства перед этой леди — как только ты укротишь ее…

Леди Стратмир удовлетворенно кивнула:

— Спасибо, сынок, я знала, что ты все поймешь правильно.