"Часть той силы" - читать интересную книгу автора (Герасимов Сергей Владимирович)

79. Водопад миров…

– Водопад миров, – сказал Ложкин. – Еще одно высокопарное слово. То есть два слова, что не меняет дела. Это все, как бы это сказать, только представляется большим; на самом деле, это рассчитано на воображение подростка. Это все красивый туман, ничего конкретного, бесполезная игра. Я прав?

Было десять утра. Только что он сжевал предпоследний лист, и его голова окончательно прояснилась. Последний, самый маленький из всех, он оставил на крайний случай. Лист свернулся в клубок, прыгал у него на ладони и жалобно пищал.

– Всего лишь большая детская комната, – сказал Ложкин, глядя на листок. – Ничего, кроме игрушек. Конечно, отличный подарок, но только для детей. Почему они не принесли на землю что-нибудь серьезное? Что-нибудь такое, что могло бы заинтересовать взрослых?

– Они принесли, – ответила Ауайоо, не переставая красить ресницы.

– Но я не вижу здесь ничего серьезного, кроме ужасов и баловства.

– Это путь.

– Путь? – удивился Ложкин. – Куда?

Сейчас он сидел на краю железнодорожной насыпи и жевал травинку. Невдалеке поднималась в небо сизая стена тумана.

– Туда, – ответила Ауайоо. – За той стеной тумана этот мир заканчивается. Пространство просто обрывается, как бумажный лист. Раньше там был прямой переход в другие миры. Там была тропинка; если ты шел по ней, то за час пути пешком мог переместиться на миллиарды световых лет и попасть в чужие галактики, невидимые отсюда в самые мощные из ваших телескопов. Ты мог бы посетить любой из миров, доступных для человека. Это был путь среди звезд. Сейчас этот путь закрыт. Ты сам понимаешь почему.

– А железная дорога?

– Железная дорога позволяла перевозить грузы; теперь она обрывается в никуда.

– Ничего нельзя сделать?

– Двери закрыли с той стороны, и закрыли на такой замок, который вам не отпереть и за много тысячелетий. Сейчас мы подойдем к этим дверям.

– Они выглядят как настоящие двери?

– Они выглядят, как водопад миров. Ты увидишь.

Ложкин спустился с насыпи и пошел вдоль стены тумана. Земля под его ногами была влажной и совершенно мертвой.

– Здесь ничего не растет, – сказал он.

– Само собой. Здесь искажено пространство и время, смещены мировые константы, существование жизни здесь просто невозможно. Здесь даже число «пи» не имеет точного значения, а постоянная Планка представляет собой вектор. А ковариантные компоненты гравитационного тензора, ты только представь себе, почти…

– Я в этом не разбираюсь, – сказал Ложкин, – не пугай меня такими словами. Нам еще далеко идти? Мне здесь как-то не по себе. Если существование жизни здесь невозможно, то почему я до сих пор жив?

– Ты умрешь, если пробудешь здесь достаточно долго. Твое тело уже чувствует это.

– Нам обязательно идти сюда?

– Мы уже почти пришли. У того камня свернешь вправо.

– Что там?

– Ты увидишь.

Ложкин дошел до камня и остановился.

– Иди, – сказала Ауайоо, – просто иди.

– Я боюсь, – сказал Ложкин. – Все происходит не так, не правильно. Что изменится, что зависит от моих усилий? Если я останусь жив, то отдам спору человеку, возжелавшему власти над миром. Он начнет войну и добьется этой власти. Возможно, я останусь жив, но тысячи или миллионы людей погибнут. А если я умру сегодня, что тогда? Тогда умрет и он, его планы умрут вместе с ним. Если быть честным до конца, то мне нужно выбрать смерть. Я должен просто лечь здесь, у этого камня. Просто лечь и подождать своей смерти. Но я не знаю, смогу ли я это сделать. Это очень тяжело. Помоги мне. Хотя бы скажи нужное слово. Ты видишь, что я стою на грани. Подтолкни меня.

– Нет, – сказала Ауайоо.

– Я понимаю. Я должен сделать этот шаг сам.

– Нет.

– Нет? Тогда в чем же дело?

– Дело в том, что время уже упущено. Твой сумасшедший дед уже не главная фигура в этой игре.

– Что?

– Он до сих пор считает себя хозяином этого мира, – сказала Ауайоо, – единственным хозяином. – Он всю жизнь боролся за это и устранял возможных конкурентов. Он страшный человек, ты даже не знаешь, насколько страшный. На его совести уже шестнадцать жизней. Твоя должна стать семнадцатой. Но, как говорится в одной из ваших басен, "страшнее кошки зверя нет". Твой дед как раз и есть эта кошка, а ты мышка, которая ее боится. Но, кроме кошки, в мире существуют и тигры.

– Я не пойму, о чем ты говоришь.

– Этот город, Еламово, уже давно привлекал внимание людей. Проблема в том, что существование параллельного мира, такого, как этот, не может остаться незамеченным. Дверь ведь открыта, дверь всегда открыта. Это приводит к небольшим искажениям вашего мира, которые могут быть замечены и измерены. Например, в Еламово нестандартное соотношение рождающихся мальчиков и девочек. Здесь ненормально малый процент самоубийств. Если в этом городе тысячу раз подбросить монетку, то орел выпадет 512 раз, а не пятьсот, как того требует статистика. Плюс многое другое.

Вначале этим интересовались только кабинетные ученые. В специальных журналах уже был не один десяток статей о феномене этого города. Но пришло время, и город привлек внимание серьезных людей. Люди поняли, что здесь можно заработать. Они вложили деньги и получили результат.

– Какой результат?

– Они разработали технологию и начали бурение. Шесть месяцев назад произошел локальный прорыв защитной оболочки. Короче говоря, совершенно посторонние люди получили доступ к этому миру. Пока что они имеют отверстие диаметром в тридцать семь сантиметров.

– Они его расширят?

– Нет. У них пока нет технологии. Скорее всего, и не будет. Но они уже вытащили отсюда сотни опасных вещей. В том числе глину.

– Они имеют глину?

– Да, – ответила Ауайоо, – но они пока не знают, как ее использовать. И они не могут сами войти в прорыв. Зато они могут многое другое.

– Что?

– Они пытались опускать в прорыв животных и детей. Животные погибли, дети тоже. Множество животных и трое детей. После этого они занялись поисками существ, которые наверняка останутся живы.

– Что это за существа?

– Они нашли девочку, необычную девочку, которая выглядит пятилетней, а по документам является взрослой шизофреничкой. Твой дед в свое время проводил с нею опыты. Он много работал с ней и много платил ее родителям. Родители ее продали. Когда родители обнаглели и стали требовать еще больше, он их уничтожил. Вот уже десять лет как девочка живет с чужими людьми, но называет их мамой и папой. Ее мозг изуродован так же, как и ее тело.

– Девочка-станкозавод? – спросил Ложкин. – Та, которую похитили?

– Да. Именно она. Она смогла войти в прорыв, вернуться и остаться живой. В самое ближайшее время она вытащит из этого мира в тысячи раз больше опасных вещей, и процесс станет необратим. Она уже вытащила двух сморвов и одного вертикального скорпиона. А кроме того…

– Что кроме того?

– Кроме того, она уже вывела тех людей на след твоего деда и на твой след. Ваш дом держат под прицелом. Даю тебе честное слово, что эти люди не станут церемониться. Поэтому…

– Что поэтому?

– Поэтому не имеет значения, умрешь ты сегодня или нет. И в общем-то неважно, получит ли спору твой дед. Если ты умрешь, это ничего не остановит. Жертва будет напрасной. Лавина уже несется вниз.

– А если я выберу жизнь?

– Тебя все рано убьют в ближайшие дни. Но всегда ведь существует случайность, которая вмешивается в самые лучшие человеческие планы. Поэтому я советую тебе снять спору и отдать ее деду. Что будет потом, мы посмотрим. Будущего не знает никто.

Ложкин шагнул в сторону стены тумана. Несколько минут он шел, не видя ничего вокруг себя, но затем туман начал рассеиваться и впереди показалось нечто белое и движущееся. Слышался шум, напоминающий шум ливня над озером или над лесом. Пахло озоном, как после грозы.

– Что это? – выдохнул Ложкин.

Прямо перед ним поднималась в небо могучая стена водопада. У него закружилась голова и он чуть было не упал, затем сел и уперся обеими руками о землю. Голова продолжала кружиться, потому что водопад падал не вниз, а под небольшим наклоном, вверх и назад, взлетая в небо, и там, вверху, изгибался многокилометровым хоботом, делал петлю и исчезал.

– Водопад миров, – ответила Ауайоо.

– Почему он падает вверх?

– Для него не существует ни верха, ни низа, – вашего верха и вашего низа.

Ложкин осмотрелся. Казалось, что водопад простирается бесконечно, как влево, так и вправо.

– Откуда берется столько воды? – спросил он.

– Здесь нет воды, – ответила Ауайоо.

– Тогда что же это?

– Время, – ответила Ауайоо. – Это вытекает прошедшее время вашего мира. Ваше прошлое, со всеми его ужасами и неиспользованными возможностями. Конечно же, не прошлое всего мира, а всего лишь прошлое этого небольшого города. Можешь смотреть, как оно уходит. Не каждому выпадает такая возможность.

– Зачем это? – спросил Ложкин.

– Вы, люди, склонны обращаться со временем так, будто оно не имеет никакой ценности. Вы раса ленивых и злых, но осторожных существ. Это шоу было задумано как напоминание каждому из вас. Если ты будешь долго смотреть на этот поток, ты увидишь свое прошлое, но не все прошлое, а лишь то, что больше никогда не повторится. Эта простая вещь заставить тебя больше ценить свою жизнь, каждую минуту своей жизни, а в последствии – и чужой жизни. Ощущение неповторимости придает жизни тот самый отголосок вечности, который заставляет нас смотреть на звезды, высокие горы или ночное море. Между прочим, уголовные преступники очень редко смотрят на звезды, и звезды могли бы им помочь, но думаю, что до этого факта ваша психология еще не дошла. Ты видишь что-нибудь?

– Да, – ответил Ложкин. – Я вижу, как я целую женщину, которая сейчас меня ненавидит. Ее губы упругие и жадные, как чашечка хищного цветка. Это было совсем недавно. Это действительно никогда не повторится?

– Никогда, раз ты это увидел. Ты жалеешь?

– Не только об этом. Я всегда чувствую особенное звучание слова "никогда". Это слово звенит, как похоронный колокол… Что мне делать сейчас?

– Погрузи руку в поток и набери пригоршню жидкости. Потом смочи споры на руке и на спине.

– Я не дотянусь до спины, – сказал Ложкин.

– Тогда просто окуни в эту жидкость рубашку, а потом надень ее на голое тело. Через несколько минут споры можно будет снять. Оставь себе одну, остальные брось в водопад. Пусть они исчезнут навсегда.

– Ты говорила о многих мирах, – сказал Ложкин. – Сколько их известно на сегодняшний день? Сто? Тысяча или миллион? Пусть не на сегодняшний день, сколько миров было разведано сто лет назад?

– Бесконечность, – ответила Ауайоо.

– Это невозможно.

– Почему?

– Хотя бы потому, что Вселенная расширяется, а значит, она имеет границы.

– Существует бесконечное количество других вселенных.

– Я этого не понимаю.

– Ты многого не понимаешь, – вздохнула Ауайоо. – Ты, конечно, знаком с идеей о множественности вселенных. Эта идея существует и в вашей культуре. Если ты подбросишь монету, и она выпадет орлом, это значит, что существует и вселенная, где эта монета выпала решкой. Если здесь тебе сказали "да", то существует вселенная, где тебе сказали «нет» или "может быть". Все возможности реализуются, но в других мирах, которые ничуть не хуже твоего. Каждое мгновение жизни твоей вселенной порождает мириады других вселенных, живущих параллельно, но в других измерениях. Это своего рода пена вселенных, пена миров, состоящая из бесконечности пузырьков, и каждый пузырек – это отдельный мир. Если в этом мире есть четыре измерения, включая время, то пена миров – четырежды бесконечномерна. Для тебя это трудно представить, но не для меня.

Существуют миры, в которых Колумб не открывал Америку, есть миры, где человек вообще не возникал на Земле, есть миры, в которых вообще нет никакой планеты Земля. Но на самом деле миров гораздо меньше, чем должно быть. Это как мыльная пена: ближайшие пузырьки лопаются и объединяются. Миры, которые мало отличаются друг от друга, живут лишь квантовые доли секунды, а потом соединяются вновь. Вся эта пена миров течет как единая река вдоль того, что заменяет ей время. Пузырьки рождаются и умирают, но течение неостановимо.

Эта река течет между двух берегов: между берегом рождения и берегом смерти. Все рождается и все умирает, даже то, что кажется нам бессмертным. Когда-нибудь умрет и твой мир, и мой мир, и все остальные миры. Но река все равно будет течь.

Но в этом течении возникают водовороты. Они появляются у самых берегов, там, где поток соприкасается с неподвижностью предсуществования и неподвижностью несуществования, с рождением и смертью. Водовороты это особые миры: они живут уже не доли секунды, а доли вечности. Есть два берега, поэтому миры-водовороты бывают двух видов: миры любви и миры вины. Все, что рождается, имеет причиной любовь. Все, что умирает, имеет причиной вину.

Некоторое представление об этих мирах есть и у вас, впрочем, очень приближенное. Вы верите в рай, как мир любви, и в ад, как в мир вины и наказания за вину. Многие ваши поступки связаны с любовью или виной, и, проходя по жизни, вы сбрасываете все новые и новые водовороты, которые не исчезают, а тянутся за вами громадной невидимой цепочкой, вращаясь, двигаясь, теснясь спереди, сзади, слева и справа, то и дело цепляя вашу жизнь, ваш мир, который кажется вам стабильным и нерушимым. Изменяя его. Отражая его. Наполняя его звучанием нематериальных голосов радости и плача.

Вы чувствуете это, хотя и не можете объяснить. Отсюда возникла ваша идея о справедливости. Справедливости ведь нет в природе вашей единой материальной вселенной, совершенно нет, законы физики, биологии и математики предельно несправедливы, откуда же взялась в ваших умах эта идея? Вы на самом деле ощущаете, что ваша вина никогда не остается безнаказанной, что ваша любовь никогда не остается безответной, она всегда имеет трансцендентальное эхо, которое отражает нечто значительное в вашу жизнь. И без этого жизнь теряет всякий смысл, и только ради этого уже стоит любить. Вы ощущаете свою жизнь, как судьбу, но что такое судьба, как не извилистый пучок сплетенных отражений ваших же поступков? Поступков, которые поначалу могут показаться незначительными, как улыбка или необдуманно брошенное слово, но потом оказывается, что за ними тянутся особые вихри, вихри вины или любви, живущие независимо от вас, и напоминающие о себе – хотите вы этого или нет.

Поэтому любая жизнь имеет смысл. Миры, рожденные вашей жизнью, остаются после вас. Они сохраняют практически навечно все, что вы когда-то любили, и все, что вы сделали неправильно. Ничто не умирает, кроме вас. Для этих миров вы боги, создатели, которым не дано увидеть свои творения. Разве что во сне. Во сне вы всякий раз попадаете туда, где бесконечный вихрь вины или любви продолжает свое кружение, уже забыв о вас. А наяву вы всякий раз задаете себе вопросы о том, почему же такой простой мир, состоящий из вещества и формул, на самом деле так страшен, великолепен и глубок. Я понятно изложила вопрос?

– Мне нужно это обдумать, – ответил Ложкин. – Для меня это так же сложно, как, скажем, древнеегипетский язык.

– Это гораздо сложнее. Это намного сложнее того, что вы умеете понимать. Я ведь ничего не объясняла. Я лишь наметила контур. Непонятно, да? Тогда забудь об этом. Я ничего не говорила.

– Ну, нет уж. Я обдумаю это по дороге домой.