"Агата" - читать интересную книгу автора (Тинан Кэтлин)Taken: , 1Глава 8Уолли Стентон сидел в маленьком фойе гостиницы «Валенсия». Было семь часов промозглого утра, и он никак не мог решить, не то ему тут же отправить в печать все, что он узнал, не то, наоборот, молчать как рыба, пока не удастся узнать побольше. Уолли отдавал себе отчет, что самого его подвигли на это расследование весьма противоречивые соображения. В какой-то степени это был честолюбивый азарт, хотелось первым раздобыть информацию и выдать сюжет ради разнообразия «прямо и честно» – как его когда-то учили. Отчасти его привлекала соблазнительная возможность расквитаться и с Динтуортом, и с Арчи Кристи, и со всей этой сплоченной и заносчивой камарильей, словом, с людьми власти, из-за которых когда-то его родителям, обнищавшим рабочим, пришлось уехать за океан. Вернувшись в Англию, Уолли обнаружил, что Динтуорт и компания уже не только контролируют экономику, но и влияют на политическую жизнь. Система, сломившая его родителей, теперь показала зубы ему самому. Размышления Уолли были прерваны администратором отеля «Валенсия», пихнувшего его локтем: – Это она, сэр. Уолли увидел, как смазливая темноволосая девица в сопровождении какой-то старушки проходит через вестибюль, направляясь к выходу. Щедро наградив администратора, он последовал за Нэнси Нил. Швейцар вызвал такси и велел таксисту доставить обеих леди в Королевский бювет. Уолли двинулся туда же. В этот утренний час улицы, прилегавшие к Королевскому бювету, обычно перекрывались для удобства утренних посетителей, приходивших принять пинту-другую серной воды и совершить полагающийся вслед за этим моцион. Поэтому Уолли не смог подъехать к бювету на такси, а к тому времени, как он добрался туда пешком, Нэнси Нил уже не было видно. Он собрался было войти внутрь здания, когда заметил стоящую чуть в стороне Агату. Она опустила на лицо поля шляпки-»колокола» и подняла воротник шубки. – Доброе утро, миссис Нил. Надеюсь, вам получше. – Спасибо, мне гораздо лучше. – Ну вы и закутались сегодня! Я и узнал-то вас только по вашим ножкам. А то бы прошел мимо, честное слово. Но я помню ножки всех, с кем танцевал хотя бы раз. Она едва улыбнулась. Он заметил, как ее взгляд то и дело беспокойно устремляется ко входу в бювет. – Миссис Нил, не угодно ли разделить со мной утреннюю дозу этой отравы? – Думаю, сегодня я воздержусь от воды. – Очень полезно для зрения! Она покачала головой. – Смелее, я вижу, у вас духу не хватает зайти в сие смрадное заведение! – задирал ее Уолли. – Я правда не выношу ее вкуса! – Знаете, – сказал Уолли, – я дал слово своему врачу, что буду принимать эту гадость, и мне нужна ваша поддержка. Иначе мне одна дорога – назад к фляжке мисс Кроули. Он бережно взял ее под руку, и они вошли в обширный зал, в котором пол покато спускался к подземному источнику. Его спутница не на шутку разволновалась. Шагах в пятидесяти от них, попивая воду из чашечек, стояла Нэнси Нил со своей престарелой тетушкой. Уолли видел, что Агата не может оторвать от них глаз. Купив у входа путеводитель, он стал читать вслух: – «Постройка свода относится к ранневикторианскому периоду. Подойдем поближе. В тысяча пятьсот семидесятом году некий человек по имени Уильям Слингзби обнаружил здесь сернистые воды…» – Вы не возражаете, если мы тут немножко посидим? – перебила его Агата. – У меня какая-то слабость после вчерашнего. – Конечно, давайте присядем. Знаете, как называют Харрогет? «Смердящие воды». Прошлым летом за одно утро к этому вонючему пойлу приложилось около пятнадцати тысяч простофиль. Что вас еще интересует? Агата во все глаза глядела на Нэнси Нил. – Давайте, смелее. Его спутница окаменела. – А вот посмотрите на барышню в темно-синем пальто. Видите – она улыбается, миссис Нил? Значит, вода не очень-то и гадкая! – Эта девушка.., она правда красивая? – Красивая? Не сказал бы. Довольно стандартная внешность. Невыразительная. С моей стороны это, конечно, нахальство, но я все-таки скажу: вот вы по-настоящему красивы, а она – так, посмотрел и забыл. – А по-моему, она очень привлекательна! – О’кей, миссис Нил. Я вам докажу, что вы ошибаетесь. Если мы подойдем и послушаем… Агата взглянула на свои часики. – Вы простите меня, но мне пора. – Она вскочила и чуть не бегом ринулась к выходу. Уолли пошел за ней. Он видел, как она свернула на Кресчент-роуд, и последовал туда же. Ему приходилось почти бежать, чтобы не отстать. На полпути к Кингз-роуд она зашла в скобяную лавку. В ее действиях просматривалась некая цель, и Уолли решил не мешать. Он остался ждать снаружи лавки, глядя внутрь сквозь выступающую фонарем витрину. Агата подала продавцу листок бумаги и что-то ему сказала, покуда тот внимательно рассматривал листок. Потом он взял кусок проволоки, отвертку и реостат и принялся что-то соединять, все время сверяясь с листком. Потом завернул все это в бумагу и подал Агате, она расплатилась и вышла. Уолли подстерег ее у входа. – Миссис Нил, а я вас потерял! – И я вас, мистер Бэринг, – холодно ответила она. Он отметил эту натянутость – похоже, она совсем не рада снова с ним увидеться. – Я дико извиняюсь, но я правда следил за вами. Я не следил за такими женщинами с тех пор, как… Глупо, конечно. – Конечно, – отозвалась она. – Наверное, все оттого, что Харрогет – скучнейшее место, мистер Бэринг. – Вы полагаете? – Уверена, что Эвелин Кроули с удовольствием составила бы вам компанию. Она такая общительная! А я – нет. – Разрешите не согласиться. Дело не только в том, что вы очаровательны. – Уолли шел с Агатой рядом, стараясь не отставать. – Но и в том, что с вами интересно. Есть что-то интригующее – взять и с ходу подружиться с незнакомым человеком. – Боюсь, мне так не кажется. Крыть было нечем. Приподняв шляпу, Уолли широко улыбнулся: – В таком случае всего вам хорошего – придется оставить вас в покое. Он развернулся и пошел прочь и, дойдя до телефонной кабинке, набрал номер «Глоб инкуайерер» и, дождавшись соединения, позвал к телефону Полли. – Ну, что узнала? – Ты еще в Харро..? – Да, только не надо его называть, могут подслушать. Что ты узнала, Полли? – Я поговорила с двумя врачами, сказала, что моя подруга страдает амнезией и называет себя чужим именем. Оба дали один и тот же ответ – что в случае настоящей амнезии человек слишком боится забыть свое собственное имя, чтобы еще брать чужое. Уолли тихонько присвистнул. – Может быть, все очень просто: она сама хочет быть этой любовницей. – Возможно, – согласился Уолли. Наступила пауза. – Уолли, ты меня слышишь? – Слышу. – Я сочинила за тебя статью для колонки. Сказала им, что ты болен и надиктовал мне из постели… – Ты ангел, Полли. Знаешь, со мной когда-то случилась точно такая штука. Я был начинающим корреспондентом «Денвер пост». Один из наших маститых куда-то подевался, и я написал материал вместо него. Знаешь, чем дело кончилось? Они взяли меня на его место, а его уволили, как только он обнаружился! Полли засмеялась. – Но материалы-то были твои. Я только орфографию поправила. Кстати, тебе названивает какая-то дама. Судя по голосу, нервничает. Имени своего не говорит, просит спросить, нашел ли ты объявление. – Угу. Когда снова позвонит, скажи ей, чтобы не волновалась. А Бриггсу передай, что ни в какой я не в постели, а здоров как бык и нашел миссис Кристи, но скажи, что не знаешь, где я. Скажи ему, чтобы потолковал с Динтуортом. Я хочу заручиться обещанием, что меня напечатают. Иначе… – Иначе что? – Даже не знаю. Я пока не понял, рехнулась она или нет, но похоже, она что-то задумала. Со времени исчезновения жены прошла неделя, и Арчибальд Кристи уже выказывал признаки крайнего раздражения. Происшествие крепко било по его самолюбию. В этой скандальной ситуации он не знал, как себя вести, и двусмысленность собственного положения обескураживала его. При всем том он отчаянно боялся огласки своих отношений с Нэнси и уже засомневался в собственной версии исчезновения Агаты. Нэнси Нил и предстоящее счастье с ней казались далекими, почти недостижимыми. Ранним вечером в субботу он мерил шагами спальню, покуда Шарлотта Фишер рылась в шкафу. – У Агаты никогда не было зеленого платья, – процедил он. – Но та женщина в Кенсингтоне, говорят, была очень похожа на нее, – объясняла мисс Фишер. – И я обещала, что мы все тщательно просмотрим и удостоверимся, что ничего не пропало. – Что за женщина в Кенсингтоне, Шарлотта? По всей стране тысячи женщин кинулись наряжаться, как моя жена, – одна в Торки, несколько десятков в Лондоне и половина всего этого паршивого Санингдейла. – Он шагал из угла в угол и хмурил брови. – Уже никаких сил нет. Шарлотта Фишер достала платье из шкафа и, предъявив Арчи, невозмутимо произнесла: – Вот зеленое. Арчи рухнул в кресло. – Такой позор! Знаете, если бы не этот публичный скандал… Она должна понимать, что это не для меня. – Она боялась публики еще больше, чем вы. – Боялась! Что вы хотите этим сказать? Вы так говорите, словно она умерла! А сами прекрасно знаете, что это не так! – Как я могу это знать, полковник? – Полные щеки Шарлотты пылали от гнева. – Если вы довели человека, то кто знает, на что он может решиться? Агата прошла низким коридором мимо нескольких физиотерапевтических кабинетов. Открыв дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и увидев, что за ней никого нет, вошла и оказалась в раздевалке для персонала: на крючках висело несколько белых халатов. Тут же имелись раковины, зеркала, шезлонг и пара кресел. К стене был прикреплен большой лист – расписание процедур на месяц. Агата тщательнейшим образом изучила расписание, запомнила она и указанный там же домашний телефон миссис Брейтуэйт. Ведя пальцем по списку больных, она нашла процедуры, назначенные ей и Нэнси Нил. Был мертвый сезон, в расписании оставалось много окон, и Агата отметила для себя, какие кабинеты окажутся свободны сегодня после обеда. Тут открылась дверь, и вошла женщина в белом халате. Агата смущенно отступила в сторону. – Боюсь, я не туда попала. – Да, мэм, это комната персонала. Я могу вам помочь? Агата извинилась и, выйдя, пошла обратно по коридору к кабинету номер три. Глянула на часы, удостоверилась, что никто ее не видел, и дальше спокойно вошла через дверь для посетителей. Она внимательно осмотрела кабинет. Оборудование тут почти в точности повторяло то, что она видела в кабинете миссис Брейтуэйт, и точно так же все провода сходились к общей панели управления на стене. Она снова взглянула на часы и удостоверилась, что смежные с кабинетом раздевалка и процедурная тоже пусты. Потом открыла принесенный с собой саквояж и принялась за работу: сверяясь со схемой, отвинтила реостат, отсоединила провода и подключила их наоборот, потом включила ток, подвинула регулятор и проверила показания на шкале амперметра. После этого она сделала все как было, убрала остатки проволоки и отвертку в саквояж и вышла. Войдя в кабинет номер четыре, тоже пустой – Агата проверила и две примыкающие комнаты, – она положила на стол миссис Брейтуэйт записку печатными буквами: МИСС НИЛ ПРОСИЛА ОТМЕНИТЬ ПРОЦЕДУРЫ НА 14.00. Уолли пока везло. Он сразу заметил Нэнси Нил, она сидела в плетеном креслице в обширном вестибюле Королевских бань. Рядом за тем же столиком сидела старушка с микрофоном слухового аппарата в одной руке и тростью в другой. За соседними столиками тоже собрались в основном старики, а в углу пианист негромко наигрывал «Когда б эти губы могли говорить». Уолли напевал эту песенку себе под нос, проходя через вестибюль и немилосердно хромая. Приблизившись к столику Нэнси Нил, он отчаянно сморщился и оперся о спинку незанятого кресла. – Можно я минуточку тут посижу? – Конечно можно, – кивнула Нэнси. – Нога, знаете ли. Ноют старые раны. Нэнси ответила вежливой, участливой улыбкой. – Добрый день, – обратился он к старушке, но ответа не последовало. – Она глухая, – шепнула Нэнси. – Возможно, и немая тоже. – Так вот почему он играет «Когда б эти губы могли говорить»! Нэнси засмеялась. – Я надеюсь, вам тут вылечат ногу. Девушка держалась сдержанно-любезно, без намека на игривость. Уолли заметил темные круги у нее под глазами и подумал, что, должно быть, она уже слишком долго, затаив дыхание, ждет ответа на главный вопрос своей жизни. Кожа ее посерела, глаза потухли. – Вы часто бываете в Харрогете? – спросил он. – Нет, – ответила она. – Я тут в первый раз. – Ей явно не хотелось продолжать разговор. Помолчав какое-то время, Уолли наклонился и серьезно произнес: – Я знаю, в вашей стране не принято выражать свои чувства, но я американец и хотел бы сказать вам то, что думаю. – Да? – Вы очень хорошенькая. Я хотел бы тут же добавить, что очень люблю свою жену, так что флиртовать с вами не имею возможности. Нэнси явно смутилась. – Вы специально приехали сюда из Америки лечить ногу? – Ага. Единственное приличное место! – Надо же! – А что – нет, что ли? Вот и жена моя его терпеть не может. – Видите ли, тут не слишком весело. – А вы-то тут зачем, я просто ума не приложу? Она чуть покраснела: – Если честно, я хочу похудеть. Уолли нахмурился. – Во-первых, на мой взгляд, это вам совершенно ни к чему. А во-вторых, почему это вы тут одна? Нэнси было все-таки приятно, что нашлось с кем поболтать. – Мой жених собирался подъехать, но его задержали дела. – А когда свадьба? – Завтра – будь на то моя воля! – Держу пари, он мечтает о том же! – О да! – улыбка ее поблекла. – Да, представьте себе, Уолли сделал участливое лицо: – Надеюсь, ничего серьезного? – Нет, что вы! – Знаете, вы бы оказали мне огромную честь, если бы согласились как-нибудь выпить со мной чаю – самое подходящее угощение в наших обстоятельствах. Имею честь – Джон Бэринг. Он скорчил страдальческую гримасу, поднимаясь со стула, и тут заметил Эвелин Кроули, идущую к их столику в сопровождении регистратора. Тот обратился к мисс Нил: – Эта леди желает с вами поговорить. Уолли подвинул к столу еще одно кресло. От него не укрылось, что Эвелин так же извелась от волнения, как он сам – от любопытства. Кивнув Уолли, она повернулась к Нэнси: – Вы меня простите, мы незнакомы, меня зовут Эвелин Кроули, и у меня тут приятельница, некая миссис Тереза Нил из Южной Африки. – Она замолчала, потом, набравшись духу, продолжила, несмотря на присутствие Уолли: – Она также и приятельница мистера Бэринга. У вас с ней одинаковая фамилия. – Да? – Она вернулась в Англию и пытается выйти на своих родственников. Услышав, как в регистратуре назвали ваше имя, она выяснила, что сегодня вы придете на процедуры и… – А почему Тереза сама не пришла? – перебил ее Уолли. – Она с утра поехала в Лидс, – объяснила Эвелин. – Разбираться насчет багажа. И попросила меня встретиться с вами и… Знаете, мне самой очень неловко… – Вам понравится наша миссис Нил, – как мог помогал ей Уолли. – О, я не сомневаюсь! – ответила Нэнси без особой уверенности. – Она вас видела в турецких банях, – продолжала Эвелин, – и уверена, что вы – ее кузина из Рикмензуорта. – Я в самом деле из Рикмензуорта, – уклончиво отвечала девушка, – но я что-то не припомню никаких родственников в Южной Африке. – Очень странно, – вставил Уолли. – Моя приятельница страшно стеснительная, – не сдавалась Эвелин, – и она попросила меня установить с вами контакт, если так можно выразиться… – Тереза стеснительная? Да ни капельки! – перебил Уолли. Нэнси встала. – Боюсь, мне пора, у меня сейчас процедуры. Спасибо вам за хлопоты, но передайте вашей приятельнице, что вряд ли мы с ней родственники. – Она пожала руку Уолли. – Надеюсь, ваша нога скоро заживет. – И, попрощавшись со всеми, она удалилась. – А я не знала, что у вас болит нога, – улыбнулась Эвелин. – И мисс Нил не знала, что у нее обнаружилась кузина. – Я все не пойму, с чего Тереза так зациклилась на этих своих родственниках? – Может, ей просто одиноко? – Да, у нее недавно умер муж. И.., она такая красивая, но… – Нервная, да? – Пожалуй. – Эвелин поднялась, чтобы уйти, ее мучил стыд, что она невольно злоупотребила доверием своей подруги. Агата, глянув на часы, заперлась в физиокабинете номер три и стала торопливо переодеваться: поверх своего шерстяного платья накинула белый халат, заправила волосы под черную сеточку, а на лицо нацепила хирургическую стерильную маску. Потом сунула саквояж и пальто под стол и вышла в коридор. Мимо нее прошло двое посетителей. Агата стояла в нише коридора, вполоборота к ним, уткнувшись в какие-то бумаги. Десять минут спустя мимо нее в сторону раздевалки для персонала прошла миссис Брейтуэйт, потом открыла кабинет номер четыре, где у нее был назначен первый на сегодня прием. Минутой позже в другом конце коридора появилась Нэнси Нил. Агата предположила, что миссис Брейтуэйт, обнаружив записку, обязательно пойдет в регистратуру выяснять, в чем дело. Теперь самое важное – сколько она пробудет у себя в кабинете. Когда Нэнси Нил уже приближалась к четвертому кабинету, Агата ее остановила. – Мисс Нил? – Да. Агата понизила голос и Старалась подражать северному выговору Эвелин. – Сюда, дорогуша. – Но у меня назначен прием у миссис Брейтуэйт. – Я знаю, мисс Нил. Но бедняжка Джессика заболела гриппом, так что мне пришлось взять ее пациентов. Сюда, прошу вас. Нэнси последовала за ней в третий кабинет. Агата уселась за стол и открыла какую-то папку. – Ну-ка, посмотрим. Вам было назначено… – Лечение в парной. – Да-да. Сколько вы уже потеряли? – Пять фунтов. – Превосходно. Сегодня попробуем гальваническую ванну. Вид у Нэнси сделался несчастный. – Я не заразна, вам незачем носить эту маску. – К сожалению, приходится, мисс Нил. Я и сама подхватила этот злополучный грипп. Но я помаленьку выздоравливаю. А миссис Брейтуэйт надо отлежаться, поберечь себя, а то, знаете, она вечно так торопится. – Агата закрыла папку. – Теперь пойдите переоденьтесь. Нэнси Нил вышла в смежную комнату, а Агата включила теплую воду и проверила панель трясущимися руками. Когда Нэнси вернулась в купальной сорочке, новоиспеченная докторша продемонстрировала ей приборную панель: – Все очень просто. Я ставлю вот этот рычажок на требуемый уровень. Потом включаю ток. Вот так. Нэнси растерянно смотрела из-за ее плеча на немыслимое переплетение проводов и трубок. – Вы только, ради бога, не волнуйтесь. Это совсем не больно. Вы почувствуете приятное такое покалывание и дрожь – легкое напряжение в мышцах. Нэнси снова глянула на панель. – Все, что я делаю, – это включаю ток, – сказала Агата. – Ну-ка, давайте ложитесь в ванну. Начнем с самого слабенького. – Она повернула выключатель. – А вы надолго, мисс Нил? – Думаю, на пару недель. – С подружкой или с другом? – Вообще-то я с тетушкой. – Такая хорошенькая девушка – и не замужем? Нэнси немного расслабилась, лежа в теплой воде. – Я вообще-то помолвлена – простите, не знаю вашего имени. – Мисс Хортон, – проговорила Агата, ни на шаг не отходя от панели. – Значит, вы тоже не замужем? – дружелюбным тоном спросила Нэнси. – Не могу сказать, чтобы это меня шибко огорчало, – был ответ. – Не люблю, когда мной помыкают, – добавила Агата, припомнив выражение Эвелин. – Что-то я ничего не чувствую, мисс Хортон. – Тогда капельку прибавим. Но в этот момент в дверь кабинета просунулась голова, и какая-то женщина смущенно пробормотала: – Извините, я ищу мисс Аллен. – А вы уверены, что у вас назначено именно на сегодня? – Вообще-то да, – ответила женщина. Агата выключила ток и протянула Нэнси полотенце. – Одевайтесь, и, пожалуйста, побыстрее. Мы выбились из графика. Агата вышла в смотровую, забрала саквояж и пальто и вышла в коридор. Юркнув в туалет, она сняла халат, сетку и маску и сунула все это в саквояж. Вернувшись из Королевских бань к себе в отель, Уолли попросил администратора взять список пароходных компаний и выяснить, какие есть рейсы из Кейптауна. – Вы ведь знаете, у миссис Нил пропал багаж, так вот, я хотел бы помочь ей, – объяснил он. – Честно говоря, сомневаюсь, что ей самой что-то удастся. Ей нужна помощь. Только прошу вас – все это строго между нами, – добавил он. – А то она может обидеться, решит, что я вмешиваюсь не в свое дело. Администратор кивнул с пониманием. – Дальше – если вам удастся узнать, на каком пароходе прибыла миссис Тереза Нил, тогда свяжитесь с соответствующим подразделением в Лидсе – она считает, что багаж должны доставить туда. – Я все узнаю, сэр, – кивнул администратор, пряча чаевые, как обычно, неумеренно щедрые. Уолли поднялся к себе на третий этаж и плеснул в стакан виски. Вообще-то он не имел такого обыкновения – пить среди дня, но сегодня его словно что-то угнетало, настолько, что мешало нормально работать. На это рискованное расследование его подвигнул порыв минутного гнева на ее мужа и собственного босса. И вот он нашел женщину, которую ищет вся страна, – чем не удача? – но теперь никак не может понять, что затевает эта женщина, хотя она точно что-то затевает, в ее поведении явственно сквозит какой-то мрачный умысел… А до выхода очередной воскресной колонки остается меньше недели. Уолли потягивал виски и прикидывал, что лучше – пустить в печать все как есть или подождать и попытаться понять замысел миссис Кристи. Но точно ли он есть у нее, этот замысел? А к тому же постоянный риск, что ее опознает кто-нибудь еще. Уолли снова и снова прокручивал в голове одно и то же: Агата Кристи последовала в Харрогет за любовницей мужа и назвалась ее фамилией. Самое очевидное, лежащее на поверхности объяснение, – это желание отождествить себя с той, кого любит Арчи Кристи. Однако Уолли не был вполне уверен, что яркие наряды и косметика – это всего лишь стремление стать похожей на моложавую Нэнси Нил или искусная маскировка. Миссис Кристи держится так, словно почему-то ничуть не боится разоблачения. Быть может, ей кажется, что перемена облика и уединенность маленького курортного городка гарантируют ей полную безопасность? Или она чересчур глубоко ушла в свои собственные переживания и просто не обращает внимания на внешний мир? Уолли припомнил, как невозмутимо она вела себя с Оскаром Джонсом, – и глазом не моргнула, когда парень обмолвился, что она похожа на пропавшую писательницу. И более того – преспокойно защищала от него свою собственную книгу, как бы упиваясь этой тайной шуткой, этим утонченным озорством… Подобная реакция, как и добытые Полли сведения насчет амнезии, полностью перечеркивает версию потери памяти. И все-таки… Уолли налил еще виски и уселся на узкую гостиничную кровать. И все-таки при всем этом своем изощренном хулиганстве она страдает. Она из той породы женщин, кто буквально притягивает к себе страдание, – он это уловил сразу, едва ее увидел. Лишь при такой полнейшей неискушенности и самонадеянности человек способен ждать от жизни непрерывного праздника с раздачей подарков. Он взглянул под этим углом на собственную жизнь. Он работал как вол, а удовольствие получал оттого, что никому ничем не обязан. Свое собственное мнение он высказывал крайне редко и оттого мог позволить себе роскошь не воспринимать всерьез собственные творения. Читатели видели в этом шик; а сам он знал, что это просто малодушие. В частной жизни Уолли никогда ни в кого не влюблялся настолько, чтобы это угрожало ему страданием. И в погоню за пропавшей писательницей погнало его не столько желание уесть правящий класс Британии и жажда острых ощущений, сколько стремление понять женщину, способную на неведомые ему самому чувства… Он вскочил, набрал полную ванну, поставил стакан с виски на стул, так, чтобы можно было дотянуться, и, лежа в теплой воде, принялся рассуждать. – Все не так просто, – произнес он вслух. Агату Кристи никак не назовешь романтическим мотыльком. Личность автора, сквозящая во всех ее книгах, представляется вполне земной – практичной, наблюдательной и веселой. А главное, она дьявольски изобретательна: заворачивает такие фабулы, что твои алгебраические уравнения. И в нынешнем своем состоянии она то и дело ставит его в тупик: Уолли убедился в ее феноменальной способности радоваться жизни, одновременно страдая от лютой, до обморока, душевной боли. Он переоделся к ужину и теперь тщательно расчесывал свои густые каштановые волосы. Что это за угрозы, о которых говорила Шарлотта Фишер, угрозы, которые Арчи Кристи не воспринял всерьез? Он не спеша наполнил свой серебряный портсигар, проверил, на месте ли зажигалка. Постучалась горничная и спросила, может ли она приготовить ему постель и прибраться в номере. Он уже собрался попросить ее зайти позже, но тут у него появилось одно соображение. Улыбнувшись юной уроженке Йоркшира, он спросил, как ее зовут. – Мэри, сэр, – ответила она, удивившись: обычно джентльмены как-то не интересуются именем прислуги. – Послушай, Мэри, не могла бы ты мне помочь? Тут в отеле живет одна очаровательная леди, миссис Нил. Ты знаешь, о ком я говорю? – Та, что без багажа? – Именно. – Знаю, да. Но она не на моем этаже. – А кто у нее на этаже? – Флора, сэр. Флора считает, эта леди тут поселилась ради какого-то джентльмена. А я говорю, что нет тут таких, ради кого бы стоило… – Взглянув на Уолли, Мэри замялась и покраснела. Уолли догадался, о чем подумала девушка, и, разыграв некоторое смущение, попросил: – Послушай, не могла бы ты уговорить Флору оставить в комнате миссис Нил маленький подарок… – Он перешел на драматический шепот. – Я не могу передать его через портье. Пойдут всякие.., кривотолки. Это очень секретное поручение. Девушка кивнула. – А можно спросить тебя, Мэри, – ты когда-нибудь была влюблена? – Да, сэр. Была, сэр. – В таком случае ты должна меня понять. – Уолли сделал серьезное лицо. – Ты не могла бы найти Флору? Мне нужно поговорить с ней по секрету. – Нет проблем, сэр. Но только она очень… Я хочу сказать, она не такая, чтобы держать язык за зубами, сэр. – Это я понимаю. Но она может мне помочь. А пока что ты меня не выдашь? – Нет, сэр, – заверила его девушка. Несколько минут спустя горничная уже летела по коридору в комнату Уолли с Флорой на поводу. Уолли заговорщически подмигнул Мэри – мол, потом потолкуем. Затем притворил дверь перед носом разочарованной девушки и повернулся к Флоре. Красавицей она не была, но Уолли понравилось ее остренькое бойкое личико, а аккуратная фигурка излучала неуемную энергию, не находящую выхода в рутинной работе горничной. Уолли сразу понял, что от девушки будет толк. Посмотрел на нее и вздохнул. – Да, сэр? – девушке не терпелось. – Я не уверен, что имею право просить о помощи. Понимаете, это очень щекотливое дело, мисс… – Флора, сэр. – Но с другой стороны, никто, кроме тебя, Флора, не может мне помочь. – А что такое? – Даже Мэри ничего не должна знать. – О, ни одна душа не узнает. Это насчет миссис Нил, да? Уолли кивнул. – Так это вы? – Кто – я, Флора? – Ну, тот джентльмен. Не перестараться бы, подумал Уолли. – Дело очень деликатное, – ответил он туманно. – Строжайший секрет, понимаешь? Эта леди ни в коем случае не должна ничего знать. – Ясно, сэр, – кивнула ретивая Флора. – А почему? Уолли развел руками. – На самом деле я не могу открыть тебе всего. Скажу только, что я очень влюблен. И страшно ревную. – Он замолчал. – К мужу, сэр? Уолли вздохнул. – Скажем так, к другому мужчине. Мне нужна помощь, – продолжал он. – А то я… Письма, Флора. Все, что ты сможешь найти. Мне необходимо знать правду. Уолли почувствовал, что исчерпал под завязку все свои мелодраматические способности. Но цели достиг – девушка была его. – Если понадобится вознаграждение… – Да что вы, сэр! – Честно говоря, я с первого же взгляда на тебя так и понял – ты не таковская. А что там у нас на данный момент, а? – Миссис Нил приехала только с одним саквояжем. Но он у нее все время заперт. Уолли приподнял бровь. – Так, значит, кое-какие сведения уже собраны? – Да не сказала бы. – Лучше, чтобы все осталось между нами. Если всплывет, что ты шпионишь, есть риск потерять работу. Флора как-то скисла. – Да не расстраивайся раньше времени. Ведь моя жизнь – в твоих руках, так что я тебя не выдам. – Хорошо, сэр. Значит, так. Миссис Нил все время сидит за письменным столом. Но я-то знаю, что с самого своего приезда она не получила ни единого письма. Накупила кучу всякого разного. Наряды, старинные столики, лампы, много книжек. Одна называется «Палец-призрак». А еще, сэр, она привезла с собой большой пузырек с надписью «яд». Может, она и мужа.., того? – Господи, нет, конечно! А скажи-ка, Флора, есть у тебя какие-нибудь соображения – что это за яд? – Нет, сэр, но я могу посмотреть. Уолли покачал головой. – Думаю, какое-то лекарство. Теперь никому ни слова. Постарайся там все обыскать как можно тщательнее, но будь осторожна. Если она догадается, что я за ней слежу, то перестанет со мной разговаривать. Через полчаса Уолли спустился к стойке администратора. – Мы обзвонили все пароходные компании, мистер Бэринг. Никаких чемоданов миссис Нил нигде нет. Так что в Лидсе их искать бесполезно. Уолли покачал головой. – Тогда, значит, они в Манчестере. Но все равно спасибо. Коридором он прошел в зимний сад. В тусклом зеленоватом свете виднелось всего несколько групп за столиками. Уолли заметил выражение тягостного ожидания ужина на лицах пожилых обитателей отеля. Терезы Нил не было, зато он увидел Эвелин Кроули в обществе Оскара Джонса и его дядюшки и был тут же приглашен к ним присоединиться. – А миссис Нил уже вернулась из Лидса? – спросил он. – Вряд ли, – ответила Эвелин. – Надеюсь, она не останется там ночевать, – вклинился Оскар. – Завтра мы идем к источнику матушки Шиптон, и миссис Нил обещала пойти с нами. Уолли угостил Оскара сигаретой. – Что, очередные вонючие воды? – Что вы, мистер Бэринг. Волшебные! – Оскар закатил глаза, – Матушка Шиптон была ясновидящей. Жила в пятнадцатом веке и все очень точно провидела. Автомобили, паровую машину. Гадала соседям о будущем. А теперь народ ходит туда все больше загадывать желания. Вот мисс Кроули пойдет. И миссис Нил туда очень хотела. Может, и вы с нами сходите, мистер Бэринг? – С удовольствием, – ответил Уолли. – Источник матушки Шиптон! – буркнул дядюшка Джонс. – Грязь одна! – Я не сомневаюсь, что это не самая умная затея, – Эвелин погладила руку старика, – но зато это будет забавно. Мы сходим туда, вернемся и все вам расскажем – то-то вы посмеетесь! – Смеяться – не наше амплуа, – проговорил Оскар на вдохе. – Нам бы лучше поглумиться! – Громче, громче, парень, – сказал дядюшка. – С какой, интересно, стати? – дерзко осведомился Джонс-младший, за чем, естественно, последовала свара. Уолли наклонился к Эвелин. – Миссис Нил ни в какой Лидс не ездила, – шепнул он, – То есть? – Я решил попробовать ей помочь. И попросил администратора обзвонить все пароходные компании, обслуживающие рейсы из Южной Африки. Ни в одном из агентств о ней даже не слыхали. Вопрос: зачем ей понадобился этот обман? – Вы, наверное, ошиблись. Уолли замотал головой. – Возможно, она не вполне адекватна – вы знаете,.недавняя смерть мужа… – Уолли осторожно прощупывал почву. – Она такая милая леди и так вам доверяет. – Да, я знаю. – По-моему, мисс Кроули, ей нужна помощь, и куда более серьезная, чем нам казалось. Вы – женщина сообразительная. Я понимаю, что с моей стороны это некоторое – нахальство, но, по-моему, вам бы следовало постараться узнать о ней побольше. – Я смотрю, вы дока в таких делах, – усмехнулась Эвелин. – О нет. Просто миссис Нил мне показалась очень привлекательной. – Он посмотрел прямо в глаза своей миловидной собеседнице. – А меня всегда тянуло к несчастным и обиженным – особенно когда они хороши собой, как Тереза Нил. К сожалению, обо мне она не самого лучшего мнения. – Он обезоруживающе улыбнулся. – Беда в том, мисс Кроули, что вы настолько уравновешенны, что просто страшно; вы один из самых трезвомыслящих людей, каких мне приходилось встречать. – Очень самоуверенное утверждение, – парировала она, – особенно для человека, едва меня знающего. Оба не подозревали, что за их беседой внимательно следит Оскар Джонс. Уолли поднялся. – Время ужина – судя по тому, как наши старички встали, что твой Лазарь lt;Уолли намекает на известный евангельский эпизод, когда Христос воскресил умершего четыре дня назад и уже лежавшего в склепе Лазаря, сказав ему «Лазарь! Иди вон!» (Ин., 11,43).gt;, и чуть не бегом рванули вон из зимнего сада. – Увы, не все, – заметил на это Оскар, возведя глаза к потолку и разворачивая дядюшкино кресло в направлении дверей. Уолли и Эвелин последовали за ними сквозь пальмовые джунгли. Агата так и не сняла пальто, хотя с ее возвращения из Королевских бань миновало уже несколько часов. Она лежала на кровати совершенно измученная. Не было сил даже повернуться на бок, чтоб дотянуться до стакана с водой. А сон отгоняла ноющая, ставшая уже привычной тревога. Впервые после своего отъезда из «Стайлз» ей захотелось вдруг отказаться от принятого решения, сломать собственный план и поискать путь полегче. Шарлотта Фишер назвала Арчи ее противником, но что с того? Сильнее физического влечения к нему, сильнее, чем боль от потери когда-то верного друга, сильнее даже, чем страх, как скажется развод на их дочери, был ужас от самой этой вечной разлуки. То, что они с Арчи соединены навеки, на всю жизнь, было фактом таким же абсолютным и неоспоримым, как узы, что связывали ее с родителями. Когда-то давно она написала Арчи письмо, начинавшееся словами: «Я не знаю лучшей доли и большего счастья, чем любить и быть любимой тем, кого любишь». В ответном письме он заметил, что незачем забивать себе голову заумью и что лучше просто весело жить, чем витийствовать. Жили они, несомненно, очень весело. Агата по возможности держала в узде свои чувства, стараясь играть роль, которая ей исключительно удавалась: роль товарища по играм. Но бизнес и гольф занимали Арчи все больше и больше, а общих игр у товарищей оставалось все меньше. Агата писала, читала, занималась садом и дочкой. Она еще не осознавала, что обижена, и потихоньку растила в себе ощущение самодостаточности, продолжая истово верить в свою такую милую сердцу зависимость. Оглушенная самообманом, она пропустила первые тревожные сигналы, и когда ее муж признался, что любит другую женщину и просит развода, она вмиг утратила и здравый смысл, и здоровье. Теперь, месяцы спустя, она, как механик-самоучка снова собирает себя по частям – мозг, тело, сердце. В восьмом часу вечера дверь в номер 182 приоткрылась, зажегся свет – это Флора пришла перестелить постель на ночь. Агата с виноватым видом села на кровати. – Прошу прощения, мэм. Я не знала, что вы отдыхаете. .флора недоумевала – почему миссис Нил даже не Сняла пальто и шляпы. В ярком верхнем свете она заметила, что лицо постоялицы бело как мел. – Вам нехорошо? – Голова разболелась, Флора. – Может быть, вам чаю принести или горячего бульона? – Нет, спасибо, Флора. Я попрошу вас написать записку для мисс Кроули и оставить у нее на столе. Скажете, что я задержалась и не смогу прийти на ужин. – Конечно, миссис Нил. Может, вам лучше обратиться к врачу? – Не стоит, – ответила Агата. Как только Флора вышла, Агата разделась и легла в постель. Тревога отпустила наконец свою страшную хватку, и она уснула. Ей приснился песчаный пляж, как она лежит на морском берегу рядышком с Арчи. Она проснулась, улыбаясь от счастья, и потом долго лежала без сна в холодном сумраке раннего утра, – дивный сон сменился привычным страхом. Но снова накатила дрема, и вот она уже лежит рядом с мужем, только теперь на каком-то перроне, тянется к нему – и падает вниз, на рельсы. И видит, как везут на каталке мертвое тело по каким-то коридорам мимо дверей, ведущих в пустые комнаты. Когда ледяной свет из окна разбудил ее, она мучительно старалась припомнить, был ли то ее собственный труп на каталке, или она все это видела как бы со стороны. В восемь утра в ресторане было еще более пустынно, чем обычно. Несколько отступников улизнули от ежедневной епитимьи – серной воды и моциона – и теперь тайком предавались греховным радостям сытного завтрака. Мисс Кроули сидела вместе с Оскаром Джонсом и ждала Терезу Нил. Эвелин написала подруге записку, что выход в девять. Уолли присоединился к ним, заказал кофе и тосты с джемом. С собой он прихватил поношенное твидовое пальто и кепку. – Чего еще не хватает? Бинокля? Карты? Огнестрельного оружия? Эвелин улыбнулась. – Миссис Нил тоже идет? – спросил Уолли. – Обещала. – Наверное, ей не понравилось, что я с вами увязался. – Она хорошо воспитана, – откликнулась Эвелин. Уолли ей нравился больше, чем она смела себе в этом признаться, ей нравилась его простота обращения. Он сказал, что занимается текстилем, и было заметно, что он богат, но в его богатстве она не чувствовала для себя угрозы. Он был американец – без роду, без племени, неведомо откуда. Но Эвелин это как раз вполне устраивало. Она не пользовалась секретными кодами хорошего тона, которым американская незатейливость угрожала бы взломом. Рядом с ним девушка из простонародья могла наконец отдохнуть от постоянной настороженности, не опасаясь высокомерного взгляда и ледяной вежливости. Эвелин понимала, конечно, что новый знакомый оказывает явное предпочтение Терезе Нил, но была слишком великодушна, чтобы на это обижаться. Оскар давно уже покончил с завтраком и теперь изучал карту. – Оскар у нас руководитель экспедиции, – веселилась Эвелин. Парень кивнул. – Сперва на вересковые пустоши. Красивейшая местность во всей Англии. Потом в обход возвращаемся к источнику матушки Шиптон. – Оскар, вооружившись карандашом, наносил маршрут на карту. Уолли добавил себе кофе. – Миссис Нил, наверное, вернулась вчера довольно поздно. – Наверное, – согласилась Эвелин. – И сразу легла спать, так что она все-таки съездила в Лидс. – Я так не думаю, – промурлыкал Уолли. – Скорее в Манчестер. – Он посмотрел на часы. – А не послать ли нам портье за миссис Нил? Не хочется, чтобы экспедиция мистера Джонса выбилась из графика! – Я сама схожу. – Эвелин встала из-за стола. Уолли пошел за ней. – Она ко мне настолько равнодушна, мисс Кроули… – А вам она, стало быть, нравится? – Вот именно. Я хочу попросить вас об одолжении. Вы не могли бы оставить нас с ней наедине? Эвелин, помедлив, угловато кивнула, потом поднялась по лестнице на второй этаж и постучала в дверь номера 182. Ее подруга была уже одета и готова к выходу. – Прошу прощения, я опоздала! – Ты что-то бледненькая, Тереза. – Женщины шли по коридору к лестнице. – Безнадежная любовь! – Это ты о чем? – Да о твоей брошке с желтым тюльпаном. Можешь подарить ее мистеру Бэрингу – он в тебя влюбился без памяти! – Что-то не верится. – Агата поспешила переменить разговор. – Вчера был ужасный день! – Слушай, ты ездила в Лидс или в Манчестер? – В Лидс. – И как успехи? – Никак. Они словно в первый раз слышат и обо мне, и о моем багаже. – Что ж, тогда понятно. Бедненькая Тереза! – А что понятно? – Что ты такая бледная. Мистер Бэринг тоже с нами пойдет. Это ничего? – Как тебе сказать… По-моему, он несколько.., настырный. – Но он прямо на тебя молится – кроме шуток! Агата удивленно посмотрела на подругу: – Ты уверена? Мне показалось, он просто любит совать нос в чужие дела. Американцы все такие. Мне этого совершенно не нужно, чтобы на меня молились. – Может, тебе и не нужно, – усмехнулась Эвелин, – но ты – лакомый кусочек! Уолли с Оскаром уже ждали их в холле. Все четверо вышли на улицу и уселись в ожидавшее такси. Эвелин устроилась на заднем сиденье между Уолли и Агатой, а руководитель экспедиции сел рядом с шофером и оказался отделен от остальной компании стеклянной перегородкой, которую не удалось раздвинуть и на дюйм. – Интересно, там будет пирог с дичью и слуги в белых перчатках, как это положено на настоящих вересковых пустошах? – спросил Уолли. – Как по-вашему, мы можем доверять Оскару? – Если мы доберемся до грота этой матушки, – ответила Агата, – то загадаем желание и получим и пирог, и все что захотим. – И меня в белых перчатках, – вставила Эвелин. Агата засмеялась: – Из тебя получилась бы прелестная служанка! – И у мена безупречные рекомендации. – От кого это, интересно? – спросил Уолли. – От мамы с папой – белоперчаточников с пожизненным стажем. А наша Тереза привыкла к пирогу с дичью и всему такому прочему. – Это в Южной Африке? – поднял бровь Уолли. – Раньше я жила в Англии, – сказала Агата. – Ну? Так вы не настоящая южноафриканка? – Нет, – непринужденным тоном ответила она. То ли погожее утро, то ли предвкушение путешествия было тому причиной, но ее отчаяние сменилось душевным подъемом. – А вы у нас, стало быть, охотник и стрелок, миссис Нил? – не отставал Уолли. – Да нет, просто люблю есть пироги на пикниках. Причем по возможности с комфортом. А Оскар забыл наши меховые коврики. Все трое принялись стучать в перегородку. Руководитель экспедиции снова безуспешно попытался ее открыть и отчаянно гримасничал из-за стекла, показывая рукой на попадавшиеся по пути достопримечательности. – А вы – шикарный американец? – спросила Агата. – Еще какой, – ухмыльнулся Уолли. – Знаете, какой бы я устроил для вас пикник? Форель, заколотая острогой из гикори и запеченная на костре. Банка пива, остуженная в ледяном ручье. И чтобы все были босиком, но в соломенных шляпах – знаете, мы, американцы, такие! – Такие и становятся президентами. – Агата втянулась в игру. – Представьте себе. – Текстильных компаний. – Ну, не совсем президентами. – Он смотрел ей прямо в глаза. – Как называется ваша фирма? – поинтересовалась Эвелин. – «Бэринг, Бэринг и Бэринг». – Правда? – Да нет, конечно. Просто я хочу произвести на вас впечатление, мисс Кроули. – Импорт? – Ага. Покупаю тут, везу туда и продаю втридешево. Они уже отъехали довольно далеко от Харрогета и катили на запад по расстилавшимся перед ними медным полянам вереска. – Изумительно красиво, – сказала Агата. Другие кивали и смеялись над ужимками Оскара – тот тыкал рукой в сторону огромного озера, словно всерьез опасался, что спутники его не заметят. – Можно подумать, что все это его собственное, – съязвила Эвелин. – В то время как на самом деле все это принадлежит «Братьям Бэринг», – добавила Агата. Уолли понял, что пора ввести Агатино озорство в более целесообразное русло. – Если бы вы были такими же богатыми, каким я притворяюсь, – сказал он, – что бы вы сделали? – Я бы покупала повсюду дома, – сказала Агата. – И чтобы внутри все удобства, а снаружи – прелестный садик. И чтобы все содержалось в идеальном порядке, а я бы только ездила из домика в домик, и чтобы в каждом все было готово к моему приезду. – Вы прямо как Дж.П.Морган, – сказал Уолли. – У него был особняк в Лондоне. Так вот, он требовал, чтобы каждый вечер слуги стелили ему постель и ставили на тумбочку стакан горячего молока, притом что сам он в это время жил в другом своем доме, а было их у него штук двадцать с лишком. Обе его собеседницы рассмеялись. – Хочу скупать дома, выращивать призовые георгины и найти моих родственников, – продолжала Агата. – А Эвелин мечтает покататься на верблюде. Ну а вы как распорядились своим богатством? – Будь я правда богат, я ушел бы от «Братьев Бэринг», Поехал бы в Париж, сидел бы там за столиком в кафе и писал бы. – Как же, как же, – вставила Эвелин. – Рассказы! – А может быть, даже романы. Детективные. – Он посмотрел на Эвелин. – Вы любите детективы? – Да как-то не очень. Вот Тереза любит, правда? – Да, очень, – ответила та. – Про Шерлока Холмса? – Ну, это вообще шедевры. – А Дороти Сойерс? – Тоже неплохо. Но между прочим, я и другие книги читаю. Одолела даже Томаса Элиота lt;Элиот Томас Стернз (1888 – 1965) – англо-американский поэт, лауреат Нобелевской премии Его поэзию отличает усложненность образов, нагромождение культурно-исторических аллюзии и трагизм интонации.gt;. – Она улыбнулась, – А я на детективах прямо-таки помешан, – признался Уолли. – Подозреваю, во мне дремлют какие-то подавленные уголовные наклонности. Не верите? Лица спутниц выражали скепсис. – Значит, я не кажусь вам опасным? А ведь именно тихих и покладистых и надо опасаться! – Вот из Оскара получился бы хороший убийца, – сказала Эвелин. – Но он бы тут же все нам рассказал, верно? – Уолли повернулся к Эвелин. – Большинство убийц хвастуны! – Но вы бы ему не поверили! – сказала Агата. – Что меня страшно занимает, – продолжал Уолли, – так это потребность быть уличенным, пойманным. Не так ли? Когда люди делают.., неположенные вещи, они прямо-таки требуют: «Поймай меня». Взять хотя бы дело Леопольда и Лоеба. Два парня с успехом совершили громкое преступление. – А что они сделали? – полюбопытствовала Эвелин. – Эти два подростка, оба из богатых семей, они похитили и убили маленького мальчика по имени Бобби Фрэнке. – Они хотели совершить идеальное преступление, – сказала Агата. – Именно так. Но один из них, Леопольд, оставил на месте преступления очки – свои собственные, а очки были необычные, изготовленные по специальному рецепту, так что выследить его ничего не стоило. Поэтому я и думаю, что ему самому хотелось, чтобы их поймали, – и их таки поймали. Вообще-то мне их даже жалко. – Чепуха, – сказала Агата. – Они заслужили смерть. Неистовая сила, с которой были произнесены эти слова, как-то омрачила общую непринужденность, и в машине повисла тишина. Наконец Уолли решился ее нарушить: – Я вот думаю, не развить ли как-нибудь этот сюжет. Собственный-то я вряд ли сочиню. – Все можно объяснить иначе, – проговорила Агата, – глупостью того же Леопольда или случайностью. А может быть и совсем простое объяснение, только оно вам в голову не пришло. Машина остановилась на гребне холма, и Оскар, выскочив, принялся размахивать руками – в том смысле, что следует полюбоваться восхитительным видом. Все четверо стояли теперь у обочины, обдуваемые сильным, сладко пахнущим ветром. Внизу под ними чернел глубокий овраг, за которым до самого горизонта тянулись необозримые вересняки. – Ни домика, – кричал Оскар против ветра. – И ни души, только тысячи овец – это притом что отсюда рукой подать до крупнейших промышленных центров страны. – Красотища! – с восторгом откликнулась Эвелин. Агата переглянулась с Уолли и улыбнулась. Он заметил, как от свежего ветра посвежело ее лицо, и каким-то непостижимым образом почувствовал – она счастлива. – Будь вы поэтом, мистер Бэринг… – Увы! – Но вы говорили, что где-то печатались? – спросила Агата. – Да так, парочка рассказов вышла. – Оба бодро шагали вдоль обочины. – В книге? – Что вы! В «Стэнфордской сове». – Уолли, не моргнув глазом, тут же выдумал название. – Студенческий журнал. А потом один мой нью-йоркский приятель затеял издавать свой собственный, и тоже взял кое-что из моих вещиц. Рассчитывал, видно, что моя семейка станет его субсидировать. Дело давнее, – его понесло, – я тогда много пил, мало писал и злоупотреблял выделенным мне содержанием. Когда дела пошли совсем скверно, меня быстренько стреножили и вернули заблудшего барашка в стадо. – Ты скажи, барашек наш, сколько шерсти ты нам дашь? – развеселилась Эвелин. – Мой босс ее купит с удовольствием! Уолли поднес ко рту сложенные коробочкой ладони и заблеял, и тысячи пасущихся овец заблеяли в ответ. Остальные захохотали. – Такой мне дан талант от Бога, – пояснил Уолли. – Я могу свести овец с ума. Могу устроить среди них массовую истерию. Оскар вынул часы из кармана. – Все, пора. Садясь в машину, он достал карту и ткнул пальцем в дорогу на Нарсборо. Старик-таксист, коренной йоркширец, невозмутимо заметил: – Я знаю дорогу, сэр. Это моя работа – возить иностранцев по окрестностям. Он развернулся и теперь ехал на восток. Теперь Уолли сидел между двумя спутницами. Кажется, Агата теперь доверяла ему чуточку больше. Они снова вышли из машины. К источнику матушки Шиптон вела буковая аллея. Уолли купил билеты, вся компания ступила в промозглый мрак пещеры, где по стенам поблескивала вода. Они были там одни. – Положите руку на стену, – гулким шепотом, словно в церкви, произнес Оскар. – И загадайте желание. И не рассказывайте о нем ни единой живой душе, а не то волшебство не подействует. Возьмите руку вашей дамы, – обратился он к Уолли, взяв в это время за руку Эвелин, и погрузите ее в воду. – Пожалуй, я сначала сниму перчатку, – усмехнулась Эвелин. Уолли очень осторожно коснулся руки Агаты. Она отшатнулась. Даже в сумраке пещеры он увидел муку на ее лице. – Сами загадывайте, – сказала она. – А я таких вещей не люблю. – Да и я, – ответил он. – А что дальше? – И, словно не заметив, что с ней творится, Уолли бодро повернулся к Оскару. – Теперь идем к источнику Окаменелостей, – объявил тот. Выйдя из пещеры, они последовали за ним в другую, где, развешанные посреди водяного каскада на невидимой проволоке, болтались детские башмачки, птичьи чучела, куклы, перья, перчатки, – все покрытое сверкающими иглами известковых кристаллов, выпавших из перенасыщенной кальцием воды. Уолли стоял рядом с Агатой и смотрел, как Оскар прикрепляет к проволоке перчатку Эвелин. – А вам, миссис Нил, ничего не нужно превратить в камень? Она покачала головой. – Это так печально, – сказала она, а тем временем Оскар, смеясь, подбивал Эвелин опустить в воду его галстук. – А ему, по-моему, все время весело, – тихонько шепнул Уолли. – Вот бы кому окаменеть, хоть ненадолго! Она кивнула. – Можно идти? Уолли и Агата шли впереди, возвращаясь по буковой аллее к машине. – Спасибо, что вытащили меня на прогулку. – Это был ужас какой-то, – отозвался Уолли. – В харрогетском морге, думаю, было бы веселее. Оба шли молча. – Наверное, вы на самом деле лучше, чем вам кажется, – наконец произнесла она. – Не понял. – Я имею в виду – как писатель, мистер Бэринг. – Она вдруг заговорила совсем по-другому, увлеченно жестикулируя: тема была ей явно небезразлична. – Нужно просто писать и писать – если вам правда этого хочется. Уолли взглянул на нее: – А вы знаете, что размахиваете руками, когда вам не нужно маскироваться? Она смутилась: – А вы знаете, что вы бесцеремонны? – Я американец, а с нас взятки гладки. Прошу прощения. Я очень тронут, – он улыбнулся, – что моя судьба вызывает у вас такое горячее участие! – Но это действительно важно. – О да. – Он кивнул. – Уметь делать что-то хорошо, по-настоящему хорошо – это важно. – Для мужчины – важно, – уточнила она. Он посмотрел на нее. – Большей глупости мне от вас слышать не приходилось. Taken: , 1 |
|
|