"Сплетающий души" - читать интересную книгу автора (Берг Кэрол)

Глава 8

Перила моста еще хранили тепло от фонаря королевы. Я уселась на парапет боком, подтянув под платьем колени к груди; глаза постепенно привыкали к сгустившейся темноте. Хоть я и хотела вернуться к Герику и выбраться из этого населенного призраками места, мне нужно было убедиться, что никто не притаился поблизости и не проследит за мной, когда я пойду обратно. Мартин всегда говорил, что любовь и честь королей подобна их же хлебу: название то же, да вот мука — совсем не та, что у простых людей. Кроме того, мне многое нужно было обдумать. Каким-то образом я должна убедить своего мужа помочь человеку, приговорившему его к сожжению. Благородство даже его духа вряд ли простиралось так далеко.

Все казалось безопасным. Ни одной неуместной тени не мелькнуло среди сумрачных силуэтов одичавших растений. Ни единого странного звука не прибавилось к шелесту ветра и раздававшемуся изредка уханью совы. Прошло где-то около четверти часа, прежде чем я спрыгнула на землю. Но едва я спустилась с моста и двинулась по дороге, ведущей к сторожке, как услышала шорох шагов по каменистой тропке. Чары покалывали мою кожу, словно дождь ледяных осколков.

— Где он, Сейри? — спросил тихий голос из-за моего плеча.

Я обернулась, взволнованная и обрадованная, уверенная, что мое страстное желание привело его через Мост Д'Арната, чтобы он помог мне разгадать великую тайну Лейрана. Но новости и приветствия застыли у меня на губах, когда я увидела его лицо, а его пальцы сжали мою руку.

— Кейрон, что случилось?

— Где мальчик? — уточнил он, и его пальцы едва не раздробили мне кости. — Скажи, где скрывается обманщик, в какой паутине он висит, накапливая яд. О, это был прекрасный спектакль. Ни один актер не смог бы придраться к нему. Ныне маски сорваны… но какой ценой…

— Небо и земля, Кейрон, что случилось? Ты про Герика?

— Это не Герик! — Его губы скривились от отвращения. — Зови его именем, которое он выбрал сам, — четвертым лордом Диете, Разрушителем. Ни одно имя еще настолько никому не подходило.

Ночь потемнела от гнева Кейрона. Его рука дрожала, а глаза сверкали золотом и синевой, словно кузнечный горн.

— Скажи мне, где он.

Я высвободила руку и отпрянула, встав между ним и сторожкой.

— Почему ты говоришь такие вещи?

— Сейри, этот мальчик вовсе не тот, за кого ты его принимаешь. Не тот, кем я его считал. Мое целительство, твоя забота, наше беспокойство, надежды, любовь — все было напрасно. Он остался тем же, кем был в Зев'На. Но этой ночью он приблизится на длину моего клинка, и я уничтожу его, как велит мне долг, прежде чем он причинит новое зло.

— Кейрон, скажи, о чем ты говоришь? — Мой голос дрожал от ужаса, внутри разливалась пустота. — Все эти четыре года я почти не спускала с него глаз. В нем нет обмана. Что же, по-твоему, он натворил?

— Убийство, Сейри. Пытки и предательства, совершенные по его слову, — столь же достоверно, как если бы кровь все еще пятнала его руки. Только шестеро знали, над чем работала Джарета. Теперь она лежит мертвой. Она, ее будущее, ее талант сгинули в столь ужасных муках, что я не могу даже думать о них. Только шестеро знали о Маркусе, Немире и Т'Серо, об их поручении в Зев'На, но через два дня после убийства Джареты их трупы вернулись в Авонар… оскверненными. — Его голос дрогнул. — И Круг — благороднейшие, искуснейшие мужчины и женщины Авонара, оставившие дом, супругов, детей ради того, чтобы ждать моего сигнала на границах Пустынь, — всех их атаковали в тот же день. Из двух сотен человек выжило не больше пятнадцати. Все наши приготовления… после четырех долгих лет, когда мы готовы уже были выступить, все пошло прахом, и у нас нет времени, чтобы начинать сначала. Нужно ли мне продолжать? Ты спросишь, как я могу быть уверен? Должен ли я показать тебе его кровавые дела такими, какими они навсегда останутся выжжены в моей душе?

Планы Кейрона по исцелению ран обоих наших миров, его надежды на спасение дар'нети из рабства — все это было связано с Джаретой, Кругом и теми тремя бывшими зидами. Но почему он винит Герика?

— Должно быть другое объяснение. Шпион. Подкуп одного из твоих советников… Думай! Герик добровольно покинул Зев'На. Он спас наши жизни. Защити нас меч Аннадиса, Кейрон, ты столько раз касался его разума. Как он мог тебя обмануть?

Кейрон схватился за торчащий ольховый сук, словно унимая ярость.

— Я тоже не хотел верить в это, — ответил он, и теперь его гнев был холоден и сдержан. — Конечно, не хотел. Я бы скорее поверил, что виной тому я сам, а не мой сын. Но когда я последний раз прибыл в Вердильон, я говорил с мальчиком наедине. Он был пятым, с кем я разговаривал в тот день. С каждым я поделился секретом, о котором не знал никто, кроме меня, такой приманкой для лордов, на какую они не смогли бы не клюнуть. Фальшивки, разумеется, но такие, что я непременно узнал бы о совершившемся предательстве.

Я вспомнила, как внимательно слушал его Герик в саду Вердильона. Скрестив руки. С невозмутимым лицом… как это часто бывало.

«Нет, я в это не верю».

— Четыре ловушки не сработали, наживка осталась нетронутой. Пятая была довольно хитроумной, как я полагаю. — Его безрадостный смех пугал больше, чем гнев. — Я рассказал ему, что Джарета спрятала записи о своей работе в заброшенной купальне в долине Лиррат, что секрет уничтожения мордемара не погиб вместе с ней, но останется спрятанным до тех пор, пока я не назначу ее преемника. Я объяснил, что говорю ему это на тот случай, если со мной что-нибудь случится. И затем я устроил засаду в купальне. Я мечтал о том, чтобы тайник остался нетронут. Я молился о том, чтобы остаться один на один с неразгаданной тайной, но не с невообразимым предательством, и возносил хвалу за каждый прошедший день. Но вчера я представил совету Наставников Алхимика Мем'Тару, объявив, что она продолжит работу Джареты. И прошлой ночью пятая ловушка сработала.

— Но Герик был со мной здесь, в Монтевиале. Это невозможно!

— Лорды никогда не марают собственные руки. Они используют других. Иногда тех, кто творит зло по своей воле, иногда измененных, таких как зиды, а иногда… — Он буквально выхаркнул это слово: — Вселяются. Они покидают свое тело, вторгаются в человека и вытесняют его душу, делая ее дрожащим, молчаливым свидетелем творимого ими зла. Они пользуются жизнью другого, как собственной: пожиная урожай его чувств, смакуя страхи и радости, подчиняя движения и поступки своим нуждам. Ты думала, что мальчик просто спит. Но когда наш сын овладел чужим телом и пришел в купальню Равьена, собираясь уничтожить труд Джареты, прежде чем им воспользуются, я ждал его там — и я узнал его.

Он одновременно зачаровывал и пугал меня. Эта история не могла иметь отношения к мальчику, которому я помогала с учебой и которого успокаивала после ночных кошмаров, — серьезному, замкнутому, сомневающемуся, только начинающему осознавать свое место в этом мире. Вспыльчивому, не спорю, но я и сама была такой в шестнадцать лет. Но все же прошлой ночью он уснул впервые за прошедшие дни, нет, недели… Холодный гнев Кейрона обрушился на меня, словно порыв бури, сметая мои слабые возражения, заставляя задохнуться от ужаса и понимания.

— Я хотел убить его там, — продолжил мой супруг, каменея лицом. — Так нас учат в Авонаре: убей одержимого — и убьешь захватчика, если он не успеет вернуться в свое тело. Он умрет в любом случае, когда враг покинет его. Но лорд Диете удачно выбрал себе пристанище, и я замешкался. Видишь ли, в купальню Равьена пришел Гар'Дена. Кроме Герика, ни одна живая душа не знала о тайнике. Но он пришел и произнес пароль, который, как предполагалось, должен был открыть тайник Джареты, тот самый, что я назвал Герику. Прежде чем я решился убить тело Гар'Дены, Разрушитель оставил его бездыханным. Наш дорогой друг, добрый и великодушный человек, который помогал сохранить наши жизни, вонзил себе кинжал в сердце.

Гар'Дена… нет…

Голос его едва не надломился, но вместо этого Кейрон взревел, переломил ольховый сук и швырнул в заросли, где тот обрушился на землю, обрывая по пути листья и ветки. Потом мой муж вновь обернулся ко мне, едва владея собой.

— На этот раз Разрушитель не скроется от меня. Неважно, что за личину он носит сейчас. Я закрою глаза и увижу страдания Джареты и безумного, проливающего собственную кровь Гар'Дену, и мой меч найдет свою цель. Ты понимаешь, Сейри? Он способен протягивать руку через Пропасть. Силы ночи, я рассказал ему о том, как защищен Авонар.

Я не могла это принять.

— Герик отверг извращенное воспитание Зев'На. Он отказался от бессмертия, потому что не хотел нам повредить. Поговори с ним, Кейрон. Это невозможно. Ты ошибаешься. Возможно, в конце концов, это был сам Гар'Дена… превращенный в зида… злобная уловка лордов. А что насчет шестого? Ты сказал, было шестеро тех, кто знал о тайне? Может, этот шестой…

— Шестой была ты.

Последняя надежда канула, словно свинец в воду. Кейрон сгреб меня за плечи и вперился взглядом, пока голова у меня не начала раскалываться.

— Сейри, я еще раз спрашиваю, где он?

Конечно, Кейрон узнал бы сына, какую бы внешность тот ни принял. Он часами пребывал в разуме Герика, пока исцелял его. И он был прав. Ничто не в силах удержать лорда, кроме самой смерти. И все же сердце мое разрывалось, истекало кровью и слезами при мысли о Герике, свернувшемся калачиком в своем полудетском сне, в облюбованном уголке… и Кейрона, вонзающего меч…

И как будто этот самый меч раскроил мне череп, удушающая ярость на миг захлестнула мой разум. Рот распахнулся в вопле гнева, не принадлежавшего мне самой. А затем это схлынуло, оставив меня опустошенной, выжатой и беспомощной.

— Так он в сторожке! О, силы ночи, мы в Виндаме…

Кейрон украл мои мысли. Его плечи поникли, словно ярость оставила его. Он покачал головой, прикрыл глаза и тихо произнес:

— Ох, Сейри. Мне так жаль.

Но тут же он оттолкнул меня в сторону и бросился по тропинке, выхватив меч. В каждом его шаге слышалась смерть. Смерть нашего сына.

— Кейрон, стой!

Этого не могло случиться, только не после такой боли и таких надежд.

Желтый обрезок луны висел низко на востоке. Я бросилась к сторожке не по тропе, срезая путь через густые заросли виндамского сада, спотыкаясь о корни и валуны, спеша добраться до Герика прежде его отца. Но я была слишком измотана и неповоротлива, и мои мысли рассыпались, словно солома под серпом. Вдалеке я расслышала гневный рев.

— Кейрон, нет! — закричала я, не замедляя бега, уворачиваясь от веток, которые, казалось, с каждым моим шагом нависали все ниже и сплетались все гуще. — Герик, беги!

Заброшенный погреб разверзся у меня под ногами. Вместо пола — ковер прелой листвы, голые корни крошат стены, деревянные двери прогнили насквозь. Я пошатнулась на краю, попятилась и стала продираться в обход сквозь колючие заросли ежевики, безжалостно обдиравшей мне платье и руки.

Странный, визгливый смех донесся откуда-то справа от меня.

— Кто здесь?

Чему здесь смеяться? От неуместности звука я даже замерла. Или это сон, мой собственный кошмар, в котором смешались видения принцев и королев, домов и садов, историй, не имеющих смысла, жестокого предательства Герика и кровавой ярости Кейрона, моего нежного Целителя? Это могло быть только сном.

Я продралась сквозь упругую стену кустов сирени. В кольце ольховых деревьев стояли четыре человека. Я назвала их людьми, поскольку более подходящего слова мне на ум не пришло. Один из них был невероятно тощим, его нагое, жилистое тело было эбеново-черным. Волосы казались серебряными, а огромные глаза пылали янтарным огнем, словно светлячки в летнем саду. Он был в полтора раза выше самого высокого из виденных мной людей. Второй был широк, словно три кузнеца сразу. У него была коричневая грубая кожа, пучки рыжих волос свисали с шарообразного черепа. Он был невероятно скрючен, руки едва не волочились по заросшей сорняками земле. Третий был бородачом ростом мне по пояс, прекрасно сложенным, если не считать того, что одна его глазница заросла складкой кожи. Все трое были именно такими, какими их описала мне королева, какими их описывали Мацерону перепуганные жители Четырех королевств. Все они смеялись, как мне показалось в зеленоватом свете фонаря, который держал коричневый. Четвертый человек стоял ко мне спиной.

— Кто вы? — спросила я. — Что вы здесь делаете? Меч Аннадиса! Скажите мне, что это сон.

Странное трио приветствовало меня новым всплеском веселья. Затем они исчезли во вспышке зеленого света, оставив лишь смех и своего четвертого товарища. Он обернулся, щурясь и вглядываясь в темноту. Герик.

Я хотела дотронуться до него, убедиться, что это все еще мой сын, чью боль я могла облегчить. Я хотела сказать ему, что все еще верю в него и знаю: эти обвинения ошибочны. Но он отшатнулся, его настороженный взгляд задержался на моих руках, и я поняла, что в страхе и замешательстве успела обнажить кинжал.

Я уронила оружие в траву, словно его только что вынули из горна.

— Герик! Твой отец… Герик, скажи мне, кто ты?

— Матушка? С тобой все в порядке?

Он подошел ближе. Я едва различала его в густой тени спутанных зарослей.

Но я уже знала, что я не сплю и со мной далеко не все в порядке. Боль в моей груди была слишком резкой. Теплый поток хлынул по моему платью, а кольцо деревьев начало вращаться. Окровавленный нож… Герик, бережно опускающий меня на траву… Его узкое лицо маячит надо мной, встревоженное, смятенное… его губы шевелятся, но я не могу расслышать его из-за шума в ушах…

Потом Герик исчезает, и спокойное лицо Раделя нависает надо мной, смутное и расплывчатое, словно солнечный диск, едва различимый за туманом. Кто-то присоединяется к нему, слишком размытые фигуры, чтобы их узнать.

— О, государь мой, он убил ее!

Я хотела сказать, что вовсе не мертва, но слова застряли где-то в груди, прежде чем выплеснуться вместе с кровью. Я хотела сказать, что Герик не делал этого, но не знала, кто это сделал. Если б я только могла вспомнить, что он сказал мне…

Откуда-то донесся горестный вопль, но слишком издалека, чтобы иметь ко мне отношение — а я слишком устала, чтобы беспокоиться о том, с кем и что случилось. Поэтому я сдалась и рухнула в объятия холодной тьмы.