"А.М.Буровский. Вся правда о российских евреях" - читать интересную книгу авторацаризмом"25, а теперь он то становится православным монархистом26, то
жертвой масонов, то его вдруг принимаются "разоблачать", объ являя чуть ли не пособником сатаны27. В этом безобразии линия максимально взвешенного анализа представлена почти исключительно еврейскими именами. Лучшая из книг о Пушкине, которую мне доводи лось держать в руках, написана Л.М. Аринштейном28. Есть много частных исследований, в которых появление отдель ных стихов умело связывается с биографией поэта, с его жизненными встречами и впечатлениями, прочитанными книгами - на семантическом уровне. Но это - частные исследования узких специалистов. В книге же Леонида Матвеевича Аринштейна вся жизнь Пушкина и его личность становятся сплошным "семантическим полем", и результат обнадеживает - уже не литературно-художественное (как у Тынянова), а научное исследование показывает нам Пушкина - сложно устроенное, порой мятущееся, проблемное человеческое существо с его взлетами духа и походами по публичным домам, высокой дружбой и мелкой пакостливостью, силь ной любовью и вздорным снобизмом. Со страниц книги Аринштейна встает Пушкин-человек, ценный и интересный нам именно своей человеческой сущностью. Не говоря ни о чем другом, очень ценен как раз опыт преодоления быта, безденежья, личных проблем, способности увидеть в повседневной жизни источник высокого вдохновения, способность преодолевать пов седневное и низкое, чтобы подняться до стихов, до сих пор остающихся не взятой никем вершиной русской словесности. Осмелюсь утверждать - трактовка Л.М. Аринштейном Пушкина целиком лежит в русле еврейской культурной традиции. То самое пронзительное видение к личности и к ее динамике. Культурный парадокс - но особенности еврейского мировосприятия помогают нам поднять пушкиноведение на новый, действительно научный уровень. И позволяют увидеть биографию Александра Сергеевича Пушкина действительно "непричесанной" - то есть максимально приближенной к реальности. На евреев мало впечатления производят "житийные" описания любых великих людей. Для русских порой отказ принимать эту "житийность" означает неуважение к великому человеку. Но это не так. Евреи скорее готовы уважительно относиться к ре альной человеческой личности. Такой, какова она есть. И недоверчивы к попыткам идеализации или чрезмерно "возвышенным" описаниям. Это различие сказалось и в эпоху "перестройки". Для этнических русских часто казалось страшным неуваже нием к Сахарову или к лидерам белогвардейцев то, что для евреев представлялось скорее доброжелательным интересом. Полиглот поневоле Уже в Вавилонии еврей вынужден был знать два языка: бытовой арамейский и язык богослужения, иврит. Языки эти близкие, но разные: как русский и церковно славянский. В Персии Мордухай, Даниил и Эсфирь говорили с персами, уж конечно, не на иврите, а на персидском. Третий язык... Жизнь в государствах Птолемея и Селевка потре бовала знания как минимум арамейского и греческого (иврит тоже никуда не исчез). На мусульманском Востоке надо было знать арабский и иврит, персидский и иврит. Появляется |
|
|