"Тарас Бурмистров. Ироническая Хроника" - читать интересную книгу автора

сменой власти. Конец всякой данной власти они воспринимают как конец власти
вообще" - а мы все хорошо знаем, что означает в России "конец власти
вообще". Пока все это еще не очень чувствуется, но ближе к концу ельцинского
правления, когда всем станет ясно, что он уходит, как бы не начались, как в
старину, народные истерики если не Девичьем поле, то на Красной площади:

Ах, смилуйся, отец наш! властвуй нами!
Будь наш отец, наш царь!

Потом "народ еще повоет да поплачет", "Борис еще поморщится немного,
что пьяница пред чаркою вина" - как он морщился уже однажды в незабвенном
1996 году -

И наконец по милости своей
Принять венец смиренно согласится;
А там - а там он будет нами править
По-прежнему.

7 Ноября 1999 года

Случилась 82 годовщина Октябрьской революции.


В последние годы, каждый раз, когда время подходит к этому странному
празднику, у нашего населения наблюдается по этому поводу легкое смятение в
умах. Большая часть его жила и воспитывалась еще в то время, когда день 7
ноября (он же 25 октября) 1917 года официально и неофициально считался днем,
имевшим грандиозное значение для судеб России и мира, днем, расколовшим
всемирную историю на две части, завершившим одну эпоху в жизни человечества
и начавшим новую, совершенно иную, переродившую его нравственно и физически.
Теперь же те, уже довольно давние, события рассматриваются как что-то
совершенно несущественное и как бы даже не бывшее вовсе. Мы снова, уже в
который раз, попытались начать нашу историю с чистого листа. Наше прошлое
опять объявлено чем-то скверным и постыдным, вспоминать о нем стало почти
неприлично, и уж совсем никому не приходит в голову им гордиться. "Отречемся
от старого мира" - это излюбленный наш лозунг и главная парадигма русской
истории. Так было и в 1917 году, и 1861, когда упразднялось крепостничество,
и в 1812, когда мы впервые попытались отказаться от робкого ученичества
перед Западной Европой, и еще столетием раньше, когда мы пошли к ней на
выучку, с демонстративным омерзением отказавшись от родной и затхлой
старины. "Россия еще молода и только что собирается жить", говорит
Достоевский. "У нас все переворотилось и еще только укладывается", вторит
ему Толстой. "У России нет прошедшего; она вся в настоящем и будущем",
замечает Лермонтов. "Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без
прошедшего и без будущего", уточняет Чаадаев. Как ни углубляйся в
тысячелетнюю русскую историю, услышишь каждый раз одно и то же: "у нас все
только начинается", "мы ведь совсем недавно появились на свет". "Предания,
будущее и прошедшее - все нипочем!", восклицает по этому поводу Ключевский.
"Мне жаль тебя, русская мысль, и тебя, русский народ! Ты являешься каким-то
голым существом и после тысячелетней жизни, без имени, без наследия, без