"Энтони Берджесс. Убийство под музыку" - читать интересную книгу автора

к членораздельной речи. Он заговорил как музыкант, и более того, как
музыкант, которому ведома экзотическая нотная грамота. Отец, грозивший
лишить его наследства, увы, как оказалось, напрасно, был некогда на
дипломатической службе в Гонконге. В письме, как я припоминаю, говорилось
что-то об образовании, давшем сыну некоторое представление о незыблемости
монархического порядка в Китае, России и боготворимой ими Испании".
"И что же бедняга сын сказал?" После трех бокалов несравненного
эликсира я был уже достаточно задобрен и умиротворен.
"Сперва, Ватсон, он извлек ноту ре. Я не претендую на абсолютный слух и
сумел угадать ее только потому, что заключительный опус программы Сарасате
был в тональности ре мажор. Финальный аккорд еще звучал в моих ушах, когда
клавиши приняли на себя предсмертный натиск юного аккомпаниатора. Так вот,
Ватсон, то, что мы зовем ре, по-итальянски значит "король" и достаточно
близко к кастильскому rey,имеющему то же значение. Какой же я был болван,
что не понял предупреждения об угрозе, нависшей над гостящим монархом.
Следующие ноты содержали сжатую информацию. Я терялся в догадках по поводу
их истолкования, но ваше давешнее замечание о китайской системе нотных
знаков, точнее, нотных чисел дало мне ответ, могу добавить, вовремя.
Сыгранные в любой тональности ноты обнаруживают цифровую комбинацию
один-один-один-пять, то есть до-до-до-соль или ре-ре-ре-ля, важен именно
интервал. Целиком сообщение было таким: один-один-один-пять-один-один-семь.
Оно образует мелодию, не представляющую музыкального интереса, нечто вроде
воинской побудки, но смысл его понятен теперь, когда мы знаем шифр: королю
грозит опасность в одиннадцать пятнадцать утра одиннадцатого июля. Это я был
дураком, Ватсон, ибо не понял того, что могло показаться предсмертным
бредом, но в действительности было жизненно важным посланием тому, у кого
хватило бы ума его разгадать".
"Что заставило вас подозревать Сарасате?" - спросил я, подливая себе в
бокал восхитительный напиток.
"Обратите, Ватсон, внимание на происхождение Сарасате. Его полное имя
Пабло Мартин Мелитон Сарасате-и-Наваскуэс, и еще он уроженец Барселоны.
Стало быть, каталонец и отпрыск непреклонного семейства с антимонархическим
прошлым. Все это я выяснил, наведя справки в испанском посольстве. В то же
время я обнаружил китайские связи молодого Гонзалеса, которые тогда мне еще
ничего не говорили. Республиканские симпатии семьи Сарасате должны были
бросить тень подозрения на него, но великого артиста невольно ставишь над
гнусными интригами политиков. Как теперь представляется, было нечто
дьявольски хладнокровное в том, что убийство аккомпаниатора произошло лишь
по выполнении им своей художественной задачи - таков был холодный приказ,
отданный Сарасате наемному убийце. Не сомневаюсь, что юный Гонзалес
признался Сарасате, которому доверял как своему коллеге и великому
музыканту. Он поделился с маэстро своим намерением выдать планы
заговорщиков. Мы не можем знать мотивы его решения: внезапная человеческая
слабость или душевное потрясение вследствие получения отцовского письма.
Убийца выполнил приказ Сарасате с точностью оркестранта. Голова идет кругом
при мысли о санкционировании такой убийственной концовки столь блестящего
концерта".
"Для меня этот блеск подтверждался скорее аплодисментами других, чем
собственным восхищением. Не сомневаюсь, что записка секретаря его высочества
и необычное начертание семерки - тоже дело рук Сарасате, правда не такое