"Энтони Берджесс. Заводной апельсин. {журнальный вариант}" - читать интересную книгу автора

станками, машинами, компьютерами. Конечно, местные "художники" внесли свою
лепту в эти замечательные шедевры постиндустриального искусства, пририсовав
им добротные, волосатые приви парте в стоячем состоянии и снабдив их
ядреными надписями на надсаде, которые я не осмеливаюсь здесь приводить,
дабы не оскорблять утонченный слух моих читателей.
Одного взгляда на расписанный в такой же манере лифт было достаточно,
чтобы понять, что он не пашет. Какой-то ужасно сильный гай (сколь сильный,
столь и дурной) так саданул, ногой (лучше б головой) по двери, что ее
заклинило намертво. Пришлось топать на десятый этаж он фут. Ох, найти бы
этого подонка!
Я открыл дверь квартиры 10-8 своим ключом. В квартире было тихо. Предки
пребывали в сонном царстве. На кухне мом оставила для меня ужин---,
несколько сдайсов консервированного пористого копченого мяса, хлеб, масло и
стакан молока. Старого доброго молока без притаившихся в нем иголок,
син-тезметика и дренкрома. Все же каким злым может быть невинное белое
молоко! Я поел, сначала нехотя, потом с жадностью, Еще достал из брэдницы
фруктовый пай и заглотил его весь без остатка. Набив брюхо, направился в
свою комнату, сбрасывая на ходу дресс.
Моя берлога стоила того, чтобы на нее посмотреть. В углу рядом с лежкой
стояла современнейшая стереосистема -- предмет моей особой гордости и
источник неземного наслаждения. На навесных полках помещались тщательно
подобранные диски, на стенах были развешаны флаги и вымпелы всевозможных
калибров и портреты любимых певцов и героев видеофильмов в откровенных позах
и позициях. В специальном шкафчике стояли сувениры моей жизни в разных
исправительных колониях (впервые я попал туда, когда мне не было
одиннадцати).
По всем углам моей рум были развешаны динамики. Они были также на
стенах, на потолке, на полу. Когда я ложился на свою бед и слушал потрясный
музон, то как бы оказывался посередине оркестра. Музыка обволакивала меня
словно паутиной, проникая в каждую клетку моего существа; Сейчас мне
захотелось послушать скрипичный концерт, исполняемый божественным Одиссеем
Коэрилосом в сопровождении филармонического оркестра Мейкона, штат Джорджия.
Благоговейно я взял пластинку с полки, поставил на аппарат и погрузился в
чудесный мир музыки.
Постепенно на меня снизошла благодать. Музыка подхватила и понесла
меня, нагого, через потолок, крышу убогого жилища в бездну мироздания. Я --
осязаемо чувствовал каждый звук, мог потрогать его рукой, поиграть с ним,
как с бабочкой. Под кроватью звучала сочная медь тромбонов, золото труб
лилось с потолка, переворачивая все мое нутро. И, о чудо из чудес, на
воздушном корабле приплыли волшебные звуки солирующей скрипки. Казалось, что
смычок пронзает мое сердце, путешествует по моим обнаженным нервам, извлекая
целительный бальзам, который умиротворяет, обволакивает, подобно материнской
плаценте, мое лишенное кожи тело...
Приученные предки не осмеливались стучать в стену моей рум. Пусть
примут снотворное, если я им мешаю. Поистине, я всегда тащился от подобной
музыки получше, чем от любого синтезметика. Я чувствовал себя как в раю, и
мне чудилось, будто я разговариваю с самим Господом Богом. В такие мгновения
меня окружали фантасмагорические картинки. Кругом были мужчины и женщины в
белых одеждах, молодые и старые, здоровые и немощные. Они падали ниц, моля о
пощаде. Я смеялся и крушил их лица армейскими бутсами. И еще были