"Энтони Берджесс. Заводной апельсин. {журнальный вариант}" - читать интересную книгу автора

что бы такое отмочить, чтобы этот прекрасный морозный вечер не пропал даром.
"Коровяка" -- место обычной нашей тусовки -- плейс как плейс, не хуже и не
лучше любого другого. Как и везде, здесь серв обалденное синтетическое
молоко, насыщенное незаметным белым порошком, который менты и разные там
умники из контрольно-инспекционных комиссий никогда не распознают как дурик,
если только сами не попробуют. Но они предпочитают вискарь-водяру под
одеялом...
Фирменный коровий напиток поистине хорош. После каждой дозы минут
пятнадцать видишь небо в алмазах, на котором трахается Бог со своими
ангелами, а святые дерутся, решая, кто из них сегодня будет девой Марией...
Я и мои фрэнды как раз заканчиваем по четвертой поршн. Покеты у нас
полны мани, так что отпадает наш обычный эмьюзмент трахнуть по хэду или
подрезать какого-нибудь папика и уотч, как он будет свимать в луже
собственной блад и юрин, пока мы чистим его карманы. Не надо также пэй визит
какой-нибудь старухе еврейке в ее шопе и сажать ее верхом на кассу, выгребая
у нее на глазах дневную выручку.
Но! Как говорится, мани не главное. Хочется чего-нибудь для души.
Весь мой кодляк дресст по последней фэшн -- в черных, облегающих, как
вторая кожа, багги-уош. Приталенные куртецы без сливзов, но с огромными
накладными шоулдерами почти вдвое увеличивают размах наших далеко не хилых
плеч. А маховики у нас что надо, особенно у Кира -- так природа
компенсировала недостаток ума у этого сучьего потроха. У всех на ногах
тяжелые армейские кованые бутсы -- незаменимая вещь в файтинге.
-- Скучна-а-а! -- зевает Джоша, обводя глазами завсегдатаев "Коровяки".
Около стойки на вращающихся стульчаках сидят три герлы, но нас четверо,
а закон стаи суров: ван фор ол, и все за одного. Так что этот вариант
отпадает. Хотя жаль пропускать такой товарняк. Все герлы в потрясных
прикидах, в розово-зелено-оранжевых париках, для покупки которых им
наверняка пришлось горбатиться две-три недели. Их фейсы ярко накрашены. Рот,
щеки, радуги вокруг глаз с длиннющими наклеенными ресницами. На них черные
блестящие прямые платья, едва прикрывающие пуковые отверстия.
Стерео истерично орет. Педерастический голос певца шарахается из угла в
угол, отскакивая от стен, как вырвавшаяся из ствола пуля. Осточертевший вой
рок-стара Берти Ласки плюет в зал слова последнего хита "Падший ангел". Одна
из очаровах у стойки -- в клевом зеленом парике-- выпячивает и втягивает
живот в такт музыке.
Я чувствую, как скрытые в молоке иголки начинают покалывать где-то
внизу в штанах. Вскакиваю и ору: "Камон, камон, камон!" Потом, сам не знаю
зачем, двигаю в ухо выпавшему в осадок мэну рядом, но он этого даже не
замечает, продолжая бормотать. Ничего, он почувствует сломанную барабанную
перепонку, когда вернется из дальних странствий.
-- Куда камон? -- очнулся Джоша.
-- Все равно куда. На воздух. Лишь бы не видеть эти омерзительные рожи.
Прошвырнемся, фрэнды. Проветримся и поглядим, кто там, с кем и почем.
Мы высыпаем из бара в огромную зимнюю ночь и плывем по бульвару
Марганита, где очень скоро находим то, что может развеять скуку. Навстречу
нам порхает какой-то олд мэн, похожий на больного попугая, только в очках и
со стопкой книг под мышкой. В другой руке у него старый черный зонт.
По-видимому, он возвращается из публичной библиотеки, в которую в наше тайм
ходят только такие придурки, как учителя. В моем славном тауне немногие