"Энтони Берджесс. Заводной апельсин. {журнальный вариант}" - читать интересную книгу автораглаза и прикрыл их ладонью, пока не привык к яркому свету. Посмотрел вниз и
увидел на полу нашу вчерашнюю подсадку, скорчившуюся в неестественной позе. Вокруг его головы запеклась лужа крови. Вспомнив, что произошло ночью, я спрыгнул с нар и пошевелил ногой окоченевшее тело. Порядком струхнув, я принялся тормошить Доктора, который очень тяжело просыпался по утрам. На этот раз он подскочил удивительно быстро. За ним проснулись и остальные. -- Какая жалость,-- произнес Доктор, нащупав пульс покойного.-- Должно быть, сердечный приступ.-- Он осмотрел сокамерников и укоризненно добавил: -- Тебе было вовсе не обязательно молотить его ногами по хэду. -- О чем ты болтаешь? -- вступился Джожон.-- Ты и сам не отставал, метеля его. Большой Жид тяжело посмотрел на меня и сказал: -- Сдается мне, что он отбросил копыта от твоих ударов, Алекс. Такая постановка вопроса мне очень не понравилась, и я сердито сказал: -- Только не пытайтесь слить на меня воду. Кто все это начал? Я, что ли? Я присоединился к вам в самый последний момент... -- И выдал заключительный аккорд,-- ехидно вставил Джожон. -- На твоем месте я бы помолчал,-- огрызнулся я.-- Чья была идея преподать ему урок? Моя, что ли? Один Уолл продолжал храпеть, отвернувшись к стене. -- Да разбудите вы эту музыкальную шкатулку,-- сказал я со злостью.-- Ведь это он вколотил ему зубы в глотку, когда Большой Жид прижал его к решетке. -- Никто не отрицает, что все мы слегка подкинули ему, чтобы впредь он вел себя подобающим образом,-- менторским тоном произнес Доктор.-- Однако мы нанес смертельный удар. Очень сожалею, малыш, но отвечать придется тебе. -- Предатели! -- взвился я.-- Все вы подлые предатели и лживые вонючие хорьки! Я понял, что повторяется история двухлетней давности, когда меня подставили, предали и передали в лапы копов мои друганы. Нет, в этом мире никому нельзя верить! Джожон разбудил Уолла, и тот, смекнув что к чему, с готовностью подтвердил, что Лаудспикер сдох именно от моих ударов. Один за другим в камере начали появляться надзиратели, потом старший надзиратель, потом сам Губернатор -- начальник тюрьмы. Мои соучастники наперебой расписывали, как я убивал этого извращенца-испражненца, который теперь падлом лежал на полу. На следующий день, часов в одиннадцать, испуганную тишину тюрьмы нарушили возбужденные голоса старшего надзирателя. Губернатора и еще одного очень важного с виду Чифа. Они несколько раз прошлись по коридору из конца в конец, продолжая начатую в кабинете начальника дискуссию. При этом наш всемогущий Губернатор почтительно повторял: "Но, сэр... Извините, но... 0'кей! Но что нам прикажете делать?". Наконец, вся эта компания остановилась перед нашей камерой, и старший надзиратель открыл ее. Нетрудно было угадать, кто среди них главный. Это был высокий подтянутый мэн, возвышавшийся над толстеньким кругленьким Губернатором на целую голову. У него были пронзительные серо-голубые безжалостные глаза и такого же цвета великолепно сшитый сьют. В его манерах сквозила властность и уверенность в себе. Глядя как бы сквозь нас, он произнес хорошо поставленным войсом: |
|
|