"Энтони Берджесс. Заводной апельсин. {журнальный вариант}" - читать интересную книгу автора

почувствовал запах горелого человеческого мяса. Тут я не выдержал и заорал
благим матом:
-- Мне плохо! Меня тошнит, мать вашу... Дайте мне куда-нибудь
выблеваться!
-- Все нормально. Это тебе только кажется. Сейчас будет заключительная
серия,-- успокоили меня, и в зале раздался смех.
Если это был юмор, то я бы назвал его черным, так как на экране стали
показывать самые изощренные пытки, применявшиеся японцами во время второй
мировой войны. Я видел солдат, прибитых гвоздями к деревьям, под ногами
которых были разложены костры. Видел, как им отрезают гинеталии и отсекают
головы короткими самурайскими мечами, и они катятся, катятся, не переставая
издавать леденящие душу звуки. Из обезглавленных туловищ хлещет кровища, а
японцы с хохотом фотографируются на память...
-- Прекратите! Пожалуйста, прекратите! Я больше не могу этого вынести!
-- взмолился я, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.
-- Прекратить? Ну зачем же, Алекс-бой? Мы только начали,-- раздался
издевательский голос доктора Бродского, а остальные засмеялись, как те
японцы...
Наконец пленка кончилась, и Главный Садист произнес, удовлетворенно
потирая толстые ручонки:
-- Для первого раза достаточно. Как ты считаешь, Брэном?
Симпатяга Брэном лишь улыбнулся своей кроткой светлой улыбкой.
-- Ну вот и хорошо,-- сказал Бродский.-- Можете отвезти пациента в его
палату.-- Он подошел ко мне и отечески похлопал по плечу.-- Все идет
отлично, парень. Очень многообещающее начало.
Доктор Брэном одарил меня "я-тут-ни-при-чем" улыбкой, и я теперь не
знал, что о нем и думать. Меня отвязали, сняли железный обруч с
раскалывающейся головы и ужасные зажимы с воспаленных глаз. Пересадили в
коляску, и медмэн покатил меня по длинным коридорам, напевая какую-то
пошлятину про "красотку Мэри".
-- Заткнись, пока я тебе не дал в нюх! -- раздраженно гаркнул я. Он
только снисходительно похлопал меня по плечу и запел еще громче. Я
чувствовал себя препохабнейше, как изнасилованный, и заорал, выплескивая все
свое презрение к этой белохалатовой сволочи.
После этого мне полегчало. Меня обмыли, поменяли одежду и уложили в
постель. Принесли большую чашку крепкого чая со сливками и массой щугера.
Наверное, это был кошмарный сон, и все это было не со мной...
В палату робко вошел доктор Брэном. Лицо его излучало
доброжелательность.
-- Ну, как наши дела, друг мой? -- бодренько спросил он.-- По моим
расчетам, ты уже должен был прийти в норму.
-- Это по вашим...-- обиженно буркнул я. Сделав вид, что не замечает
моего враждебного тона, Брэном присел на край бэд и с энтузиазмом произнес:
-- Доктор Бродский очень доволен тобой. У тебя поразительная
положительная реакция, с очень высоким коэффициентом. На завтра
запланировано два сеанса: утром и вечером,-- обрадовал он меня.-- Конечно, к
концу дня тебе будет муторно. Но ничего не поделаешь. Придется потерпеть,
если хочешь вылечиться от синдрома насилия. Клин клином вышибают, знаешь
ли... Главное-- выработать иммунитет против агрессии.
-- Вы что, совсем с катушек слетели?! -- возмутился я.-- Неужели вы