"Энтони Берджесс. Заводной апельсин. {журнальный вариант}" - читать интересную книгу автораредких, насмерть перепуганных жителей. Вот они уже голые стоят на краю рва и
падают в него, скошенные пулеметной очередью,-- женщины, дети, старики. Озверевшие солдаты добивают раненых и крючьями стаскивают их в ров... Ходячие скелеты... дымящиеся печи крематориев жадно заглатывают все новые и новые жертвы... кучи человеческих костей... улыбающиеся немецкие бюргеры, удобряющие поля человеческим пеплом... сувениры из черепов и натуральной человеческой кожи... Я мечусь, задыхаюсь, как будто расстреливают меня, сжигают меня, сдирают мою кожу... Все эти варварские сцены сопровождаются громкой музыкой моего любимого Людвига Ивана Бетховена, кажется, его "Пятой симфонией". И это ужасно вдвойне. Богохульники! Я негодую и гневно кричу: -- Сейчас же прекратите, вы, исчадия ада! Фашисты! Для вас нет ничего святого. Это же грех, грех, грех! Еще минута-две. На экране снова свастика и крупно: "КОНЕЦ". Загорелся свет, ко мне подошли д-р Бродский и д-р Брэном. Бродский был чем-то озадачен. -- Что это ты там верещал насчет греха, парень? -- А то, что вы не вправе использовать божественную музыку Бетховена в ваших гнусных фильмах,-- злобно отвечаю я, проглатывая противную горькую слюну.-- Он никому не причинял вреда. Просто писал потрясающую музыку. Тут мне стало совсем худо, и мне живо принесли судно в форме почки. -- Музыка, говоришь...-- задумчиво произнес Бродский.-- Я и не знал, что ты у нас меломан. То-то я поражаюсь твоему необычайно высокому коэффициенту реагирования. Значит, музыка может быть полезным и очень эффективным эмоциональным возбудителем. Как мы с тобой выпустили это из -- Ничего не поделаешь, малыш,-- сказал Брэном.-- Каждый человек убивает то, что любит, как сказал философ. Может быть, поэтому мы так жестоки и бессердечны по отношению к своим близким. Вероятно, в этом есть элемент наказания. Божьей кары, если хотите... -- Хватит философствовать! Ради Бога, дайте мне чего-нибудь попить. -- Развяжите его,-- распорядился д-р Бродский,-- и принесите холодного лайм-джуса. Меня освободили, и я долго пил ледяной джус с водой и никак не мог напиться. С интересом наблюдая за мной, д-р Бродский заметил: -- А ты довольно интеллигентный молодой человек, Алекс. И не лишен вкуса. И как только в тебе уживаются две такие противоречивые вещи: насилие и музыка? Хотя самые отъявленные из фашистских преступников тоже считали себя интеллигентными людьми и обожали классическую музыку... Да, насилие и разбой: второе как один из аспектов первого... Я молчал, постепенно приходя в себя. -- Кстати, как ты относишься к нашему курсу лечения? Что, по твоему мнению, мы с тобой делаем? -- Заставляете меня страдать, показывая эти садистские фильмы,-- выпалил я.-- Подозреваю, что в этом повинны не одни только фильмы. Однако уверен, что перестану болеть, как только вы перестанете мне их показывать. И тут меня осенило! Как я раньше до этого не дотумкал? Ну, конечно же! Во всем виноваты эти "витаминчики", которые они мне упорно засаживали после каждого фуда. -- Теперь я понял, грязные обманщики! -- вскричал я.-- Как это подло с |
|
|