"Энтони Берджесс. Заводной апельсин. {журнальный вариант}" - читать интересную книгу автора

редких, насмерть перепуганных жителей. Вот они уже голые стоят на краю рва и
падают в него, скошенные пулеметной очередью,-- женщины, дети, старики.
Озверевшие солдаты добивают раненых и крючьями стаскивают их в ров...
Ходячие скелеты... дымящиеся печи крематориев жадно заглатывают все новые и
новые жертвы... кучи человеческих костей... улыбающиеся немецкие бюргеры,
удобряющие поля человеческим пеплом... сувениры из черепов и натуральной
человеческой кожи...
Я мечусь, задыхаюсь, как будто расстреливают меня, сжигают меня,
сдирают мою кожу... Все эти варварские сцены сопровождаются громкой музыкой
моего любимого Людвига Ивана Бетховена, кажется, его "Пятой симфонией". И
это ужасно вдвойне. Богохульники! Я негодую и гневно кричу:
-- Сейчас же прекратите, вы, исчадия ада! Фашисты! Для вас нет ничего
святого. Это же грех, грех, грех!
Еще минута-две. На экране снова свастика и крупно: "КОНЕЦ".
Загорелся свет, ко мне подошли д-р Бродский и д-р Брэном. Бродский был
чем-то озадачен.
-- Что это ты там верещал насчет греха, парень?
-- А то, что вы не вправе использовать божественную музыку Бетховена в
ваших гнусных фильмах,-- злобно отвечаю я, проглатывая противную горькую
слюну.-- Он никому не причинял вреда. Просто писал потрясающую музыку.
Тут мне стало совсем худо, и мне живо принесли судно в форме почки.
-- Музыка, говоришь...-- задумчиво произнес Бродский.-- Я и не знал,
что ты у нас меломан. То-то я поражаюсь твоему необычайно высокому
коэффициенту реагирования. Значит, музыка может быть полезным и очень
эффективным эмоциональным возбудителем. Как мы с тобой выпустили это из
виду, Брэном?
-- Ничего не поделаешь, малыш,-- сказал Брэном.-- Каждый человек
убивает то, что любит, как сказал философ. Может быть, поэтому мы так
жестоки и бессердечны по отношению к своим близким. Вероятно, в этом есть
элемент наказания. Божьей кары, если хотите...
-- Хватит философствовать! Ради Бога, дайте мне чего-нибудь попить.
-- Развяжите его,-- распорядился д-р Бродский,-- и принесите холодного
лайм-джуса.
Меня освободили, и я долго пил ледяной джус с водой и никак не мог
напиться. С интересом наблюдая за мной, д-р Бродский заметил:
-- А ты довольно интеллигентный молодой человек, Алекс. И не лишен
вкуса. И как только в тебе уживаются две такие противоречивые вещи: насилие
и музыка? Хотя самые отъявленные из фашистских преступников тоже считали
себя интеллигентными людьми и обожали классическую музыку... Да, насилие и
разбой: второе как один из аспектов первого...
Я молчал, постепенно приходя в себя.
-- Кстати, как ты относишься к нашему курсу лечения? Что, по твоему
мнению, мы с тобой делаем?
-- Заставляете меня страдать, показывая эти садистские фильмы,--
выпалил я.-- Подозреваю, что в этом повинны не одни только фильмы. Однако
уверен, что перестану болеть, как только вы перестанете мне их показывать.
И тут меня осенило! Как я раньше до этого не дотумкал? Ну, конечно же!
Во всем виноваты эти "витаминчики", которые они мне упорно засаживали после
каждого фуда.
-- Теперь я понял, грязные обманщики! -- вскричал я.-- Как это подло с