"Юрий Буйда. Кенигсберг" - читать интересную книгу автора

"разбойного нападения" в "злостное хулиганство". У меня болели уши, и иногда
приходилось напрягаться, чтобы разобрать их слова - тоскливо-необязательные,
тусклые и будто отдающие вчерашними щами или прогорклым мылом. Судья -
женщина дородная и вся в бородавках - казалось, дремала. Мужчина в
долгополом плаще с длинными рукавами (явно с чужого плеча) - в зале все
сидели в верхней одежде, включая судью, - бесшумно встал со своего места в
темном углу, неторопливо проплыл между рядами и медленно, словно преодолевая
сопротивление мутной стоячей воды, приблизился к подсудимому, рядом с
которым дремал со склоненной к плечу головой милиционер, - только тогда я
узнал в нем Андрея Сороку, - передернулся, словно от внезапного приступа
озноба, и ударил человека с льняной бородкой ножом в горло. Удар был такой
силы, что кровь брызнула на дремавшего милиционера. Сорока изогнулся,
проворачивая лезвие что-то хрустнуло на весь зал - в горле подсудимого, и
отшатнулся. Замер на мгновение. Потянулся рукой к милиционеру - тот
отшатнулся, ударился боком в поручень ограждения и стал сползать в обмороке
на пол.
- У вас же кровь на лице, - проговорил Андрей укоризненно.
Судья закричала.
Вера Давыдовна встала, прижав к груди что-то белое (кажется, носовой
платок).
Милиционер у окна прижался к стене, и даже с моего места было видно,
как его бьет крупная дрожь.
Я замер, вцепившись в деревянную спинку кресла, стоявшего передо мной.
Сорока в три прыжка оказался у двери - хлоп - и исчез.
- Да поймайте же его! - крикнула судья.
Сержант у окна вдруг очнулся и трусцой побежал к выходу. На лице его
истерически билась жалкая улыбка. Одной рукой он вцепился в кобуру, а другой
размахивал перед собой, словно разгоняя дым.
Когда он выбежал из зала, я встал и подошел к Вере Давыдовне. Мы
поздоровались, но, кажется, она не узнала меня. Катя испуганно улыбнулась и
протянула узкую руку, с интересом разглядывая меня.
- Здравствуйте, Борис. Ну и макабр, а? Спасибо, что пришли. Не
ожидала... Мама...
Судья вдруг с грохотом опустилась в кресло и захохотала басом.
- Я поймаю такси, - предложил я, стараясь не смотреть на сжавшуюся и
утратившую дар речи Веру Давыдовну.
- Да нам идти-то... - начала было Катя, но я уже торопливо шагал к
выходу.
В коридоре без энтузиазма матерились строители в грязных своих
балахонах. Их коллега с заляпанным краской ведром спускался со второго
этажа. В глаза мне бросились его ботинки. И плащ с чужого плеча с тусклым
якорьком, вышитым в углу воротника.
- Проходи, проходи, глазастый, - проворчал рабочий голосом, похожим на
голос... - Давай-давай! - оборвал он меня на полумысли. Но на прощание
подмигнул: - Мы живы, пока бессмертны.
Я сделал рожу.
Он ухмыльнулся.
Похоже, он был здорово пьян, но водкой от него не разило.
И, помахивая ведром, скрылся в серой полумгле за поворотом коридора.
Я вышел из здания, возле которого бестолково суетились милиционеры,