"Юрий Буйда. Кенигсберг" - читать интересную книгу автора

Я любил приходить сюда дождливыми осенними вечерами. Садился на лавочку
и подолгу курил, глядя на Кафедральный собор и стоявшую на другом берегу
ганзейскую Биржу, что встречала гостей Дома культуры моряков широким
лестничным маршем и двумя львами, державшими в лапах рыцарские щиты, с
которых по приказу властей были аккуратно сбиты гербы Ганзы и Кенигсберга. Я
не был историком и знал о семисотлетней предыстории Калининграда немногим
больше, чем другие, да и если бы даже меня допустили в старые архивы, вряд
ли я долго выдержал: меня мало интересовал реальный Кенигсберг, где сходили
с ума Гофман и Клейст, а во время русско-японской войны некий
университетский доктор Шаудинн поразил мир открытием бледной спирохеты. Меня
притягивал скорее образ утонувшего в вечности города королей, и в эти минуты
жизнь моя представлялась мне путешествием в прошлое, в миф, и зыбкость
существования между реальностью и этим иллюзорным прошлым вовсе не пугала,
но вызывала озноб и даже что-то похожее на радость, на счастье самое
безотчетное, а нередко и самое беспричинное из чувств, ощущений, состояний
человеческих. Я это остро чувствовал, оказываясь вдруг в этом историческом
зазоре, в этой экзистенциально напряженной метафизической неопределенности
бытия, - воображение мое сливало образы чудес и чудовищ в некое целое, das
Ganze, в мир превыше всякого ума, в котором я ощущал себя центром и
средоточием необозримой и невообразимой сферы космоса. Я находился во власти
двух равносильных инстинктов - инстинкта выживания и инстинкта поиска
смысла, и ценность смыслу моей жизни, как казалось мне тогда, придавала
именно зыбкость состояния мыслей и чувств путешественника в ирреальный
Кенигсберг, открывавшийся в створе между Домом профсоюзов и строившейся
гостиницей, - утонувшие, исчезнувшие панельные пятиэтажки, черепичные крыши,
оголенные кроны деревьев, блеск булыжных мостовых, звяканье и лязг
корабельных цепей, доносившиеся сюда из порта, перезвон узких трамвайчиков,
словно переламывающихся на горбатых мостах за Кафедральным собором, по ту
сторону острова, где когда-то и зачинался город королей...
Жить этим было, конечно, нельзя, но и прожить без этого - невозможно.
- Перед смертью мой отец попросил книгу, - вдруг сказал я. - Он лежал в
своей комнате и замерзал под двумя пуховыми одеялами, но никто не думал, что
на следующий день он умрет. Я принес ему первую же попавшуюся под руку
книгу - я забыл ее название и историю ее появления в нашей библиотеке. Он
раскрыл ее на середине, и в этот миг на страницу села бабочка. Яркая, с
красно-коричневыми и светло-карминными разводами на крылышках. Я склонился
над отцом, чтобы прогнать бабочку, но он вдруг резко захлопнул книгу. Она и
до сих пор хранится у нас дома, перевязанная красной шерстяной ниткой, но я
боюсь открывать ее, мне страшно, Гена. Увидеть раздавленную иссохшую
бабочку, безобразным пятном расплывшуюся на страницах, - ей-богу, пока мне
это не под силу. Но прежде чем отец захлопнул книгу, я успел выхватить
взглядом первую строчку какого-то стихотворения и дату его создания. Только
пепел знает, что значит сгореть дотла. Дата же - 1986 год. Я даже не
удивился...
- Кто знает, что будет с нами через десять лет, - уклончиво проговорил
Конь. - Книга из будущего? Почему бы и нет. Может быть, она уже написана,
просто мы об этом не знаем, да ведь и ты узнал о ней лишь благодаря смерти.
Ты же сам говорил не раз и, прости меня, даже не два: единственное будущее,
которым мы владеем, - это наше прошлое.
- Поэтому я так странно и замедленно вспоминаю все, что случилось в