"Картер Браун. Жестокая Саломея" - читать интересную книгу автора

из-за своих мощнейших линз.
- Не обращайте внимания на Донну Альберту, мистер Бойд, - сказала она с
придыханием. - Не надо забывать, что она великая певица, а этот Касплин -
чудовище! - настоял, чтобы она участвовала во всем этом ужасе!
- Что касается меня, то я нахожу театр на Второй авеню чудесным, -
заверил я ее. - Я также не имею ничего против постановок на Бродвее. И
вообще - я демократ. Я даже живу на Сентрал Парк Вест.
- Она сейчас не в себе, - настойчиво продолжала Хелен Милз. - Вы не
должны винить бедняжку. Я имею в виду, что Ники вернули в... пакете! Потом
эта премьера так скоро... Да еще этот ужасный танец...
- Танец?
- Конечно. Ей придется исполнять танец. Знаете? Сбрасывать с себя
одежды. Этот Эрл Харви - маньяк, помешанный на эротических сценах. Он
настаивает на том, чтобы она сбросила все семь одеяний.
Глаза мои плотно закрылись, и я вдруг почувствовал симпатию к Касплину.
- Что-нибудь случилось, мистер Бойд? - с волнением спросила она.
- Все семь? - тихо переспросил я.
- О! - в ее голосе зазвенело презрение. - Разве вы не знаете, что это
"Саломея"?
- Оскара Уайльда?
- Рихарда Штрауса, - с каждым словом ее голос становился холоднее. - Он
написал оперу по пьесе Оскара Уайльда.
- И Донна Альберта будет петь "Саломею"? И к тому же танцевать,
сбрасывая с себя одежды? - Мои глаза широко раскрылись и, должно быть, так
вспыхнули, что Хелен Милз отпрянула назад. - Где можно достать билеты? -
возбужденно спросил я.
- Мистер Бойд! - ее ноздри раздувались от возмущения. - Вы
отвратительны!
Она устремилась по коридору к номеру, и даже в этом ее ужасном костюме
ей удалось всем своим видом выразить вопиющее презрение.


* * *

Уединившись в баре на Медисон-авеню, я выпил пару мартини и задумался.
Стоило мне закрыть глаза, как я отчетливо видел самого себя, расследующего
смерть пекинеса. Я стоял на четвереньках где-то на Второй авеню и гавкал
вопросы датскому догу-суке:
- Когда в последний раз вы видели Ника де Пекинеса?
И всякий раз, когда я уже готов был кинуться к ближайшему телефону и
сказать Донне Альберте, что черта с два, пусть она найдет кого-нибудь
другого, в голове у меня возникала картина: последнее покрывало медленно
падает с великолепного тела... Я понял, что попался на крючок.
Я пришел в контору к Касплину ровно через два часа после того, как
покинул номер и гостинице. Секретарь в приемной была слишком велика, чтобы
справляться с двумя делами одновременно. Похожая на изваяние, рыжеволосая,
почти шести футов ростом. Если моя теория была правильной, то, судя потому,
какую грудь облегал ее полувер, у нее должен был быть неплохой голос певицы.
- Мистер Касплин назначил мне встречу, - сказал я. - Мое имя Бойд.
Она заглянула в блокнот и покачала головой.