"Поппи З.Брайт. Вкус полыни" - читать интересную книгу автора

свободной любви по выходным, и чёрная месса, усердно, но весьма
некомпетентно исполненная, с полным набором из девственницы-весталки и
фаллических свечей.
Именно там мы решили устроить наш музей. В конце концов я согласился с
Луисом, что только разграбление могил способно извлечь нас из того
бесконечно спёртого пространства скуки, в котором мы оказались. Я не мог
больше выносить его ночных метаний во сне, бледности его впалых щёк,
набрякших синяков под его мерцающими глазами. Кроме того, сама идея
надругательства над могилами стала всё больше занимать меня; не блеснёт ли,
думал я, в глубинах абсолютного порока путь к абсолютному спасению?
Нашей первой ужасной добычей стала голова матери Луиса, прогнившая,
словно забытая на огороде тыква, полураздробленная двумя выстрелами из
старинного револьвера времён гражданской войны. Мы вытащили её из семейного
склепа при свете полной луны. Блуждающие огоньки мерцали во мраке, словно
умирающие маяки на недоступном берегу, провожая нас к дому. Я волочил за
собой кирку и лопату, Луис нёс наш разлагающийся трофей, прижав его локтем.
Спустившись в музей, я зажёг три свечи, пропитанных благоуханиями осени,
времени года и времени смерти родителей Луиса. Луис поместил голову в
приготовленную для неё нишу; в выражении его лица, казалось, промелькнуло
что-то хрупкое и непрочное.
- Да благословит она дела наши, - прошептал он, рассеянно вытирая о
лацканы пиджака приставшие к пальцам кусочки рыхлой плоти.
С неподдельным удовольствием мы обустраивали наш музей, полируя золотую
и серебряную мозаику полочек и креплений, смахивая пыль с бархатистой
поверхности отделки стен, то воскуряя фимиам, то сжигая лоскуты ткани,
пропитанные нашей кровью, добиваясь того неповторимого аромата склепа,
который один способен будет довести нас до исступления. Мы предпринимали
дальние путешествия, всегда возвращаясь домой с полными ящиками вещей, не
предназначенных для обладания человеком. Мы прознали о девушке с глазами
фиалкового цвета, что умерла в дальнем городе, в глуши; не прошло и недели,
как эти глаза уже стояли на полочке в нашем музее, заключённые в банку
резного стекла, наполненную формальдегидом. Мы соскребали селитру и прах со
дна древних гробов; мы выкапывали из свежих могил чуть сморщенные головки и
ручки детей, их мягкие пальчики и губки были раскрыты, словно лепестки
цветов. Нам доставались дешёвые безделушки и драгоценные камни, изъеденные
червями молитвенники и покрытые плесенью саваны. Я не принял всерьёз слова
Луиса о любви в склепе - но я и представить себе не мог, какое наслаждение
он способен был мне доставить с помощью бедренной кости, благоухающей
розовым маслом.
Той ночью, о которой я хочу рассказать - тем вечером, когда мы подняли
свои бокалы за могилу и скрытые в ней богатства - мы завладели нашим самым
ценным трофеем, и собирались отметить это событие знатной пирушкой в одном
из ночных клубов города. Мы вернулись из нашей последней поездки налегке,
без обычных мешков и тяжёлых ящиков; добычу нашу составляла лишь небольшая
коробочка, тщательно завёрнутая и надёжно спрятанная в кармане у Луиса. В
коробочке находился предмет, само существование которого до недавнего
времени было лишь предметом наших догадок. Старый слепой, которого мы
напоили дешёвым спиртным в одном из баров Французского Квартала, бормотал
что-то об амулете или фетише, спрятанном на негритянском кладбище в южной
стороне дельты. Фетиш этот, по слухам, обладал сверхъестественной красотой,