"Мэри Элизабет Брэддон. Любимый враг " - читать интересную книгу автора

бело-золотой, с изысканными серебристо-голубыми пятнами, чтобы позолота не
очень бросалась в глаза. Искусный декоратор, большой знаток гармонии тонов,
выбрал для комнаты серо-голубой обюссоновский ковер и серебристый шелк для
штор и обивки диванов. Все это было бледно, утонченно и дышало неимоверным
холодом.
- А мои письма? - сказала она вслед уходившим. Прошлую ночь Грейс
провела в Дувре и в Лондон приехала утренним поездом. Даже дуврская
гостиница ей нравилась больше, чем огромный дом на Гровенор-сквер. Там, по
крайней мере, можно было видеть море из окна и не было роскошного
бело-золотого безмолвия. "Да, - подумала она, протяжно вздыхая, - опять надо
с головой бросаться в этот омут, опять карусель ланчей и обедов, театров и
танцев, гуляний в парке и светских раутов, все то же самое, снова и опять,
опять и снова. Но в конце концов, когда поживешь этой абсурдной жизнью, она
снова начинает нравиться, хотя все мы марионетки в кукольном театре: "левую
руку вперед, теперь правую, пожалуйста, и улыбайтесь, улыбайтесь..." И мы
испытываем удовлетворение и только притворяемся, что нам скучно".
Маленькая гостиная - всего-то двадцать на пятнадцать шагов - выглядела
почти уютно. За низкой решеткой в камине горел яркий огонь, отражаясь
бликами в бирюзовой обивке стен. Старомодно закругленные вверху окна были
увиты растениями, закрывающими вид на трубы и стеклянную крышу конюшни. Леди
Перивейл опустилась на любимый стул и налила себе чаю: "И навсегда лазурный
цвет банальный", вспомнила она, глядя на бледно-голубой фарфор, строчку из
Коппе.* "Бедный Гектор выбрал эту бирюзу, полагая, что она идет моему цвету
лица, но как страшно я буду выглядеть на этом фоне, когда постарею, ведь он
подходит только кокетливой красоте молодости".
______________
* Французский поэт XIX века.

Вошел дворецкий с письмами. На большом серебряном блюде сиротливо
белели три конверта.
- Не может быть, чтобы это было все, Джонсон, - сказала она, -
наверное, остальные у миссис Барнс.
- Но миссис Барнс говорит, что больше ничего нет.
- Нет? Но это недоразумение. Спросите у других слуг. В Италию она брала
только дворецкого и горничную.
Дворецкий, пожилой человек, выросший в доме Перивейлов, был ей
совершенно предан. Горничная, девушка из отцовского прихода, тоже, ведь
Грейс, когда была еще почти ребенком, учила ее в воскресной школе. Горничная
не подошла бы модной красавице, но вполне удовлетворяла запросы бывшей
дочери пастора, у которой были свои - не накладные - волосы и брови.
Впрочем, оказалось, что у девушки очень ловкие пальцы, и она умело
справляется со сложными застежками современных туалетов, меняющихся с каждым
сезоном.
Письма, полученные леди Перивейл, ждали ее уже две недели. О ее
предстоящем возвращении в Лондон сообщили "Таймс" и дюжина других газет, и
она думала увидеть целую груду писем и приглашений, как всегда, когда
возвращалась в лоно цивилизации.
Среди полученных два были - проспекты от модисток. Третье - от старой
подруги и учительницы пения Сьюзен Родни:
"Так рада, что ты приезжаешь, дорогая Грейс. Буду на Гровенор-сквер в