"Рэй Дуглас Брэдбери. Где она, милая девушка Салли?" - читать интересную книгу автора

другим, просто чтобы произвести на нее впечатление. Теперь мне стало неловко
за себя, тогдашнего. Еще вспомнилось, как у нее горели глаза и вспыхивали
румянцем щеки от этих россказней, как будто мои слова действительно стоили
ее времени, юности и жизненных сил. Однако за все время, по-моему, я так ни
разу и не сказал, что люблю ее. А стоило бы. Я никогда к ней не прикасался,
разве что когда мы ходили за руку, никогда ее не целовал, и сейчас об этом
пожалел. Но тогда я боялся, что если совершу хоть одну ошибку, например
начну приставать с поцелуями, то она растает, как снег в летнюю ночь, и
исчезнет навсегда. Так мы гуляли и разговаривали около года, вернее, говорил
все больше я; а как мы расстались - не помню. Просто в какой-то момент, безо
всякой причины, она взяла и ушла, примерно тогда же, когда мы окончили
колледж. Я зажмурился и тряхнул головой.
- Помнишь, она когда-то хотела стать певицей, у нее был шикарный
голос, - сказал Том. - Ей даже...
- Верно, - прервал я его. - Так оно и было. Ну, пока.
- Подожди секунду, - успел произнести его голос, но моя рука уже
опустила трубку на рычаг.
Я отправился в тот район, где мы жили раньше, и начал поиски; заходил в
продуктовые магазины, расспрашивал, встретил пару знакомых, которые меня так
и не вспомнили, и в конце концов сумел кое-что выведать. Да, она замужем.
Нет, точного адреса они не знают. Да, его фамилия - Маретти. Вроде бы на
этой улице, в той стороне, через несколько кварталов, а может, совсем в
другой стороне.
Я поискал имя Маретти в телефонной книге. Результат должен был бы меня
насторожить. Телефона не было. Потом, обойдя еще три-четыре гастронома в
указанном направлении, наконец-то узнал адрес. Дом номер три, четвертый
этаж, вход со двора, квартира 407.
- Зачем тебе это нужно? - спрашивал я себя, поднимаясь по тускло
освещенной лестнице, сквозь въевшийся запах пыли и несвежей еды. - Хочешь
показать ей, как многого ты достиг, да?
- Нет, - ответил я самому себе. - Просто хочу видеть Салли, старую
знакомую, и сказать ей то, что должен был бы сказать много лет назад: что
по- своему очень ее любил. Я никогда ей этого не говорил - боялся. А теперь
не боюсь: ведь все равно это ничего не изменит.
- Делаешь глупости, - сказал я себе и себе же ответил:
- А кто их не делает?
На площадке третьего этажа я остановился передохнуть. Меня обволакивал
густой, неистребимый дух стряпни, полумрак гудел от рева телевизоров и
детского плача, и тут у меня возникло чувство, что надо бы спуститься и уйти
из этого дома, пока не поздно.
- Но ты уже почти на месте, - сказал я себе. - Давай-ка дальше, остался
всего-то один этаж.
Медленно одолев последний пролет, я остановился перед некрашеной
дверью. Из-за нее доносились шаги и детские голоса. Меня охватила
нерешительность. Что я ей скажу? Привет, Салли, помнишь, мы катались на
лодке в парке, кругом зеленые деревья, а ты стройная, как тростинка.
Помнишь, как... ладно, замнем.
Я поднял руку.
Постучал.
Дверь открыла какая-то женщина, по виду лет на десять-пятнадцать старше