"Ирина Боур, Александр Пересвет. Слезы Рублевки " - читать интересную книгу автора

В зеркальном потолке отражается ее лицо. Как отражалось всегда, когда
она валялась вот так в ванне, бездумно и беззаботно нежась в тягучих
объятьях услужливой воды.
Ничего! Не изменилось ничего!
И - все! Все изменилось...
Но сама она пока что находилась на некой границе между 'все' и
'ничего'. Сегодня ей не надо ни о чем заботиться.
И она не будет ни о чем заботиться.
Я не хочу сегодня ни о чем заботиться!
Пусть все будет завтра.
Завтра нужно будет что-то решать. Завтра это изменившееся 'сегодня'
надо будет принимать. И как-то действовать в соответствии...
Но это - завтра.
А сейчас она чувствовала себя в некой нейтральной зоне. В пограничье.
На территории вечного вечера, сумерек. Которые отделяют бурный и страшный
день от неизбежного будущего... но пока обещают лишь покой и скорое ночное
забытье.
Вспомнился любимый Ремарк. Солдат, который под конец боя упал в
воронку, и теперь лежит на нейтральной полосе, и знает, что следующий бой
будет непременно, и будет кровав... но пока что солдат лежит в тихой
воронке, и прошлые и будущие смерти проносятся над ним.
Вот только бы еще не вставать...
Настя поднялась из ванной и, как была, голой, прошлепала до бара, роняя
на пол капли воды и быстро съеживающиеся хлопья пены. Захотелось вдруг
выпить. Ремарк, что ли, навеял...
В последние месяцы она пила очень мало, только пригубливала. Берегла
Максимку, не хотела, чтобы молоко отдавало алкоголем. А тут вдруг нестерпимо
захотелось махнуть на все рукой и напиться. И забыться...
Бутылки пузато и плотоядно блестели в лимонном свете ламп, зажигавшихся
при открытии бара. Анастасия когда-то давно, еще до родов, любила 'Бейлиз'.
И сейчас она взяла всю бутылку - неполную, впрочем, - подхватила хрустальный
стакан и отправилась обратно в ванную.
По пути снова оглядела себя в зеркале. По-новому, не отчужденно,
испытав даже легкий эротичный укол в животе. Вспомнилось, как Витька давно,
еще когда они были студентами, в первый раз потащил ее в ванную. Долго,
смешно намыливал, щекоча и заводя, -
- а потом не выдержал сам, выхватил ее из воды - Боже, какими сильными
казались его руки! - и понес в спальню... а она отбивалась, понарошку,
впрочем... визжала... и он бросил ее, мокрую, мыльную, на постель... и она,
она... Она готова была раствориться в нем! А его растворить в себе...
Настя опрокинула в горло ликер. Черт, не надо бы так. И напиток не того
пошиба, и манеры - что за манеры? Словно мужичок какой...
Пена розово мерцала в свете напольных ламп. Анастасия обычно не любила
их - свет снизу набрасывал всегда уродливые тени на тело и лица. Но сегодня
сама не захотела включать верхний свет.
Сегодня он резал глаза.
Мерцание пены отражалось на потолке, отчего вся атмосфера становилась
тягуче-волнующей и завораживающей. Когда они купили этот дом, Витя самолично
диктовал, как обустроить ванную. 'Мы что тут с тобой, мыться собираемся? -
делая большие глаза, отвечал он на ее сомнения, не будет ли во всем этом